bannerbannerbanner
полная версияКонъюгаты: Три

Люминис Сантори
Конъюгаты: Три

– Ну так ничего вроде.

Лицо Кирсанова выглядело осунувшимся в лунных бликах и расстроенным. Ни капли того довольства, сытости, вальяжности и беззаботности, что были час назад. Или когда?

– Бедный мой ребёнок.

– Что с ним случилось?

– Случилось предначертанное. Преднаписанное. Предзапрограммированное. Если хочешь, наша гребаная кровь имела место случится.

– Аа. То есть теперь он, как ты?

– Пока не совсем. Но станет почти уже наверняка. Как мне теперь показаться Далиле? Ужасно.

– Да ладно, Птерыч. Калитка говорит, ты проецируешь свою неприязнь к своей природе ко всему. Может, это не так уж и стрёмно, как ты считаешь.

Агний посмотрел на парня взглядом, говорящим: как ты такое можешь утверждать после того, что они с тобой сделали?

Хрисанф осмотрел след на шее от цепи, и немного прошёлся там пальцами, чтобы в будущем не осталось шрама и заодно устранить лёгкие повреждения. Надо сказать, он хорошо лечил наложением рук, но прибегал к этому нечасто. Думал, что в современном мире это со стороны похоже на шарлатанство и глупо, а он терпеть не хотел, чтобы его считали каким-нибудь экстрасенсом. Но глубже, конечно, не так, чтобы был слишком привязан к людям, поэтому применял эту свою способность только по крайней необходимости.

– Прости меня, сынок. За то что был таким безглазым. За мою неосторожность и эгоизм.

Боль прошла. Арсен присел и посмотрел на время: час ночи.

– Но это же неправда.

– Что?

– То, о чём сказал Айнар.

– Конечно, чушь собачья.

– Хрисанфыч, не ври. Выкладывай как есть.

Босс вперился в Иванова взором, полным снисходительного презрения, вызванного тотальным невежеством человечества. Однако также в его глазах светилось что-то, смутившее вопрошателя. Что-то похожее на прощение любовью.

– Почему вся молодёжь такая. Наверное, чтобы разрывать сердца старикам. Показывать это забвение, что происходит с нами. То, что мы стали совсем другими. Или ещё хуже: что никогда и не были молодыми.

– О чём ты?

– О том, что как бы не кичился, уже не могу быть таким крутым и максималистично не терпящим возражения ко всему.

– Ой, ты описал себя походу.

– Знаешь, я знаю твою генеалогию лучше тебя. Лучше чем свою, о которой знаю практически ничего. И думаю, вам такие неинтересности и рассказывать не стоит. Мутотень. В конце концов, мы все произошли от Адама и Евы. И все братья и сёстры, как говорит Далила. Или все вышли из морской пены. Что, в принципе, одно и то же.

Арсен в этот момент переворачивал в башке тот факт, что в детстве в какой-то период занимался подозрениями, что он приёмный. Поэтому и единственный ребёнок. И мать такая маленькая, сухопарая. И на двоюродных, троюродных не похож. Ни телом, ни умом, ни поведением.

– Да не спал я с твоей матерью никогда, успокойся. Ещё бы я к ней сунулся при таком альфе, как твой папка – невозможно. И ничего ты не сирота. Истинный сын своих родителей. Я бы и хотел тебе соврать, что моё семя взяли на воспитание. Я бы и хотел в тебе видеть родную кровь. Но ты – это ты. Ивановы вы.

– Уфф.

– Да-да. Ещё б такой ангелок был бы моим отпрыском. Айнар – вот мои гены. А теперь и Айталик пробудился.

Вздох. Отвернулся.

– Что делать будете?

– Ничего. Это их жизнь. Они будут. Вы будете. Я уже не в том возрасте, чтобы спешить в будущее.

– А без сантиментов.

– Без сантиментов хочу обнять свою жену и рыдать, как маленькая девчонка, три дня подряд.

– Господи.

– Без шуток.

– Ладно, прости.

– Я проверил твоё состояние, пока ты спал. Это очень опасно: быть в контакте с таким, как мой старший. Слава богу, Айтал подоспел вовремя. Если б ты умер, я не знаю, чтобы со мной стало. Даже думать об этом не могу. Вообще. Впредь тебе должно быть известно, на какой странный путь ты попал. Я виноват, да. Мы все виноваты. И ты всегда можешь уйти. Я сотру тебе часть воспоминаний. Теперь я могу делать это весьма непроблематично для мозга, благодаря Далиле.

– Я так и думал, что подох, тогда.

– Айнар слаб. Но у него очень злость. Злой да злой. Не знаю, откуда столько. Одна это злость двигает его конъюгацию.

– Мне показалось, что его брат, как бы, толковее?

– Да, меня это тоже поразило. Я ничего не хотел видеть. Я хотел видеть только моего славного доброго мальчика. Нежного доброго мальчика, который хочет заботиться о животных и родных. И я так радовался.

Хрисанф слегка склонил голову и нервно коснулся руками своих колен. Арс даже немного струхнул.

А вдруг заплачет.

– Ну ничего, Птер. Они же большие. Справятся.

– Господи, Айтал поедет к Аранию. Неужели старик подозревал?! Неужели он уповал сменить наследника? Ах, как жестоко! Нет-нет. Хватит. Быть такого не может. Какое бремя! Бедный мой мальчик!

– Что плохого в том, чтобы продолжить дела своего рода?

– Представь себе на собственном примере.

Арсен заткнулся, поняв, что он и до пяток своего отца не дотягивает.

– Ссорич.

– Это проблемы нашей семьи. Ты тут ни при чём. Во всяком случае, отныне держи ухо востро с ними, и как-нибудь научись уже контролировать свои гребаные активаторские техники.

– А?

– Разве ты не понимаешь. Это ты активировал Золотареву. Это ты меня к себе притянул и привязал. Хотя считаешь наоборот. Ты влияешь на мою жену и Калиту. И ты, может, также неосознанно, подтолкнул моего сына к той черте, которая до этого была неприкосновенна. Ах, для конъюгата по рождению хода назад нет. Тем более, с такой насыщенной родословной.

– Про меня всё – выдумки. Кажется, это называется найти козла отпущения. Да и про его родовитость – промашка выходит. Ведь мы ничего не знаем о тебе.

– Кроме того, что я всем конъюгатам конъюгат. Эти честолюбивые Аичи… Ладно. У меня своя семья. Аичи – значит, Аичи. Я не могу так. У меня же Далила и наши с ней дети. Калита. Ты.

– Ну.

– Прости-прости. Это всё наши предписанные узы. Однако, это их выбор. А ты держись подальше от моих старших, ты их заинтересовал.

– Но я ведь…

– Ревность у конъюгатов, как ваш инстинкт стада, вшито, прошнуровано, врождено. Они тебя запомнили.

Глава 27

Хрисанф, побаиваясь реакции Далилы, направился домой. До этого он, для спокойствия души, проводил Арсена до его квартиры, так что когда вернулся к себе, было уже довольно поздно: жена почивала. Света в домике для гостей не было, Калита ушёл, дети тоже давно спали. Одна Виктория задержалась, чтобы отстирать пятна с праздничного платья Милы, да и та уже клевала носом. Она сообщила, что Айтал уехал один, а его брат остался. Это известие вызвало некоторое недовольство Кирсанова, однако он наскоро принял душ и присоединился к своей супруге.

Далила изволила проснуться ближе к обеду, уставши после вчерашнего торжества, и долго потягивалась в постели в ожидании обнимашек от мужа. Тот, конечно, не заставил себя ждать (потому что потягушки длились на самом деле пару минут). Она поняла, что что-то случилось: Калита намекнул. Вообще-то, Никита сообщил ей прямым текстом, что младший из близнецов походу принял своё конъюгатство, но Кирсанова подумала, что это не совсем возможно и была больше обеспокоена самочувствием Иванова.

– Ты ночью сильно опоздал.

– Куда? (переиначил в себе её вопрос, переместив к произошедшему).

– Я ждала-ждала и сама разобралась с этим треклятым кимоно. Не Калиту же надо было упрашивать.

Агний усмехнулся (наконец).

– Ах! Я совсем забыл об этом твоём неудобстве! Простишки!

Далила встала, подошла к шкафу, достала оттуда многострадальный наряд и стала натягивать его, пытаясь приподнять полы и изящно пустить складки.

– Не так.

Хрисанф спрыгнул с кровати (он уже с семи тихонько поджидал её пробуждения (до одиннадцати, получилось), и сном её любовался, и не желал нарушать её спокойствие: его траблы её не касаются), и весьма технично упаковал жену в зелёный шёлк.

– Вот так должно быть.

– Ты слишком долго жил на востоке да.

– Да.

Целуются.

– А что ты сделала вчера с этим беднягой? Я же нормально собрал?

– Сходила в туалет. Там где-то потянула и распустилось.

– Вя-вяу. Всегда у тебя так. Я решил, что ты нарочно так в гейшу захотела сыграть и перед Арсом покрасоваться.

– До той самой минуты, пока я чуть не упала, когда погналась за Верон?

– Ага. Тогда только достукало, что здесь что-то не так.

– А сам взял да постригся. Я что ли такая дура, что не замечу под шляпой?

– Это для обороны.

– Акаары быьылах.

– Уродски да?

– Нет. Модельно даже.

Она провела рукой по коротко стриженому пятнистому леопардовому полю. Его волосы всегда были мягкими и послушными под её пальцами.

– Ничего. Если хочешь, быстро отращу.

Целует.

Тут надо оговориться, что это чисто художественное восприятие текста. В жизни так не бывает, ребята. Особенно, маленькие ребятки (сколько бы вам ни было), к вам обращаюсь. Можно посчитать, что у дражайшей четы какие-то неправильные отношения, попахивающие токсинами, абьюзом (это слово наверняка выйдет из моды уже через год, так что объяснения ниже) и прочее.

Так оно и есть. То есть так и этак. То есть вы, в вашей реальности никогда такое не примеряйте и не принимайте за одну из возможных форм, опираясь только на классификацию и теорию. Разумеется, всё само по себе у вас там сложится. Я хочу сказать, не сотворяйте из этого какой-то существующий пример. Такого просто не может быть. Характер Далилы довольно рафинирован и направлен временами на удовлетворение потребностей её супруга, местами даже на смягчение его текущего состояния и настроения. Такое вы могли наблюдать и в собственной семье, но надо пустить ремарку: Далила – отнюдь не ваша мамка. О нет. Рассматривайте сие из угла так, что это представление о том, как могло бы быть. А не как есть. То есть, опять же как творчество и фантазию. Это натуральная любовная фантазия. В жизни вы нигде не найдёте такого мужчину. Мужчины – говорят, тоже люди.

 

– Нет, ничего так. Всё равно, красиво.

Только ей, пусть силком себе, он верил. Не считал лебезничанием и откровенной ложью.

Но так и должно быть. Кому, если не ей.

– Хорошо.

– Как Арсен? Ему понравилось у нас?

– Вроде, да. Ты знаешь?

– Что?

– Об его встрече с моими старшими?

– Айтал вчера заходил попрощаться со мной. Так внезапно. Он сказал, что ему ну очень срочно нужно уехать. Что какие-то там дела с дедом.

Справедливости ради, парень был по-прежнему с ней мил и вежлив, но она заметила холодок между братьями. Было такое ощущение, что Айнар хочет перехватить брата на пару слов, но тот как будто игнорировал (чего с ним не бывало никогда по отношению к своей любимой половинке) и почти что отстранённо сбежал на родину. Может быть, из-за такого неестественного поведения младшего Айнар не последовал за ним, а остался в усадьбе отца. Калита отметил, что, вне зависимости от количества выпитого, он где-то потерял большое количество энергии, отчего с обреченностью и покорством поплелся к флигелю.

– Да. Теперь ему о многом надо посоветоваться с Аранием. Без отлагательств.

– Айтал подверг себя конъюгации? Неужели с Арсеном?

– Он хотел защитить Арса.

Хрисанф вкратце поведал ей о ночных событиях.

– Дорогой, мне очень жаль.

– Мне тоже. Но значит так теперь всё обстоит. Вот почему он так быстро отбыл. Слава богу, с Арсушкой относительно всё в порядке.

Конечно, Агний не мог себе позволить рыдать, как маленькой девчонке, как признавался давеча подопечному. Она обозвала бы его тряпкой. И так обзывала. В принципе, он и был с ней в этом согласен (даже если это не соответствовало истине).

Пусть хоть как обзывает.

Просто он боялся всегда одного по этому поводу: не того, что он тряпка и зовут его никак, а того, что бросит, потому что он тряпка и никто.

– Что делать будешь?

– Ничего (горько усмехается). Что я могу сделать с этими дядями? Самостоятельные мужики.

В его голосе слышалась задушенная нотка грусти оттого, что его сын не может повторить его судьбу и жить капризно и свободно, как он. И что он, вольный и великий, не может устроить так, чтобы его отпрыск жил, как ему хочется. Что он не владел (в хорошем смысле этого слова) своими сыновьями ни в их детстве, ни в отрочестве. Что теперь для них не больше учителя и наставника, и просто биологический родитель. И что, если бы не существовало в мире женщины, что стоит перед ним, не столько расстроенная, сколь слегка удрученная мелкими неприятностями, сравнимыми с горошиной под дюжиной матрасов, он бы, возможно, и никогда бы не сблизился с детьми от первого брака, и ему не было бы сейчас так плохо.

– Он плакал.

– Плакал???

– Да. Как всегда был сентиментален. Весь в сам знаешь в кого.

– От злости плакал???

– Нет. Мы недолго разговаривали. И он ничего такого мне не говорил. Просто, что дед его очень ждёт. Что не хочет расставаться со мной. Что очень любит меня. И всё такое итальянское. Ну, ты знаешь их тамошние манеры.

– Ох, это правда, Далила?!

– Ну да. Не веришь, посмотри в моей голове. И разве это не похоже на Айтала? Он всегда такой. Слишком мягкий, нежный и идеальный.

– Ох, неужели?!

– Не накручивай, любимый. Лично я вижу, что этот мальчик не умеет скрывать своих чувств. Его ось не изменилась. Он вырос в любви и заботе. И принял, впитал это на сто процентов. Как цветок, взлелеянный солнцем и водой. Как волосы, которые гладят гребешком. Бывают такие люди. Солнечные и добрые. Может, ты не веришь. Но в жизни всякие рождаются.

– Ох, Далила! Значит это так? Ты меня так утешила! Прости, что тебе приходится крутиться во всех этих проблемах, что тебя не касательны.

Обнимает, прячет своё лицо и глаза.

– Господи, Арс прав, у вас всё под копирку.

Глава 28

То, что Айнар остался у Кирсановых, а не убрался восвояси с проклятиями после своего громкого заявления биологическому предку, выбило всех немножко из колеи. Видимо, он сам сам запутался, либо стыдился Айтала за то, что позволил случиться тому, чего всеми силами старался избегать младший.

Агний, Далила не могла не заметить и даже внутри слегка испустить иронию, при виде сына весь вытягивался в прямую непроницаемую струнку. Он, наверняка, не желал ничего подобного, тем более зная, что она может это наблюдать, и похоже сам не был в курсе того, как выглядит со стороны. Далила, даже если б захотела, не смогла бы сделать такое: напустить гордое аристократическое высокомерие, которое иногда встречается чаще у некоторых женщин, нежели мужчин. С возрастом такая способность обычно незаметно пропадает, и вообще бывает присуща индивидам не столь самовлюбленным и самодурственным, сколь таким, но в, скажем так, другой проекции. Их нельзя в этом винить или осуждать. Может, это тоже разновидность общения, или даже самовыражения. Хотя работает это скорее против них, чем сближает с остальными. Но и на таких находятся "едоки" и любители. Далила не так чтобы по этой части, но когда впервые увидела такое телодвижение со стороны мужа, это ей показалось забавным, и даже милым.

Чопорно и в то же время так, как будто Айнара не существует на белом свете, Хрисанф прошёл мимо него, столкнувшись с ним в коридоре, ведущем на западную веранду. С Далилой и с домашними Кирсанов не особо церемонился и поскольку всегда пребывал в какой-то своей будничной суете, походка его была немного хаотичная, местами неожиданно энтропийная, мягкая, гибкая, прыгучая, как у зверя в природе. Конечно, в институте, например, он замедлялся и порой в одном из своих невообразимых парадных костюмов шествовал как по подиуму, но в повседневности был довольно энергично простоватым.

Первое впечатление о нём могло быть прохладно-уважительным. Как в случае с Аэлитой. Или даже прохладно-отталкивающим. Потому что можно было не признаваться в себе, не разобрав, что чувак тебе не неприятен, а попросту вызывает инстинктивное опасение. Но в этом был виноват сам Хрисанф, хотя и старался и так и эдак быть приветливым рубахой-парнем, и наоборот испускал свою отстраненность и непробиваемость.

Он частенько ныл об этом жене и, ужас, втихаря, тренировался перед зеркалом улыбаться так, чтобы к тебе полезли, а не отбежали куда подальше.

– Агний, сделай лицо попроще.

– Проще этот засранец не заслуживает.

– Этот засранец из твоих же кишок вылез.

Далила смеётся.

– Ненавидь его вместе со мной, женщина.

– Айка, ты же знаешь, что моя энергия сердитости скорострельна и увядающа во времени, что рожок мороженого.

– Знаю, крошка. Поэтому и люблю.

– Но я его терпеть не могу. Так что учитывай это и не забывай, что я злая мачеха.

Хрисанф вздыхает.

– Ах, для Айтала ты – самая лучшая мачеха в мире.

– Потому что он ангеловатый. Для него все и всё в этом мире – самое лучшее.

– Ничего он не ангел. Сейчас с дедом скооперируются и займут двойное место в ордене. Старик знает все формы объединения.

– Но это же неплохо? Ты сам о таком мечтаешь.

– Неплохо. Но Айтал пойдёт плясать под дудку системы конъюгатов. Это тебе не бегать вместе с бизонами или купаться с дельфинами.

Далила погрузилась в думу, нюхая один из тех цветов, что шикарно зацвели в саду.

– О чём думаешь?

– Ни о чём.

– Но ты так выглядишь, как будто переворачиваешь Гималаи мыслей.

– Я всегда так выгляжу. Все мне это пеняют с детства, но, может, я состарилась, может, это обманка, – ничего такого суперважного и сильного в моей голове на момент не наблюдается. Ты же сам жалуешься, что тебя не так понимают.

– Созерцание.

– Наверное. Почему бы летом людям просто не посозерцать.

– Иди сюда, солнышко.

Сам же умиляется, сам же подсаживается рядышком на скамью и целует.

– Так тепло.

– Пожарим наши косточки. Отвлекись от сыновей и подумай обо мне.

– Как хочешь. Не было и секунды, чтобы я о тебе не думал. Я сержусь, когда меня отвлекают от думания о тебе, от любви к тебе.

– Скажешь тоже.

Она так ворчит только потому что ворчание свойственно ей. На самом деле хочет поощрять эти его словесные потуги, так как он считает, что может хоть как-то объяснить ей свои чувства только физически. Как животное. В смысле, человек и есть животное. И ничто природное ему не чуждо. Но у него комплекс, что речью он никак не дотягивает до того, чтобы донести то, что у него на сердце. Оттого все эти брутальные шуточки, косноязычие и наоборот понос златоуста.

– Так значит у Арсена какие-то собственные особенности?

– Не думай о нём. Посмотри на меня. Кроме всех этих детей у тебя ведь есть я.

– Ладно.

– Кстати, я должен был тебе кое-что сказать. Совсем забыл со всей этой кутерьмой.

– Не говори. Потом. Когда-нибудь потом. Дай мне полюбоваться на тебя.

– Ну Далила. Не говори так.

Сидят. Свет пятнышками пробивается через маленькие листочки прекрасно зацветшей ивы, из-за чего кожа Хрисанфа приобретает удивительный золотисто-красный оттенок. Он перебирает в пальцах тонкие кончики её волос и опускает глаза от смущения.

– Хочешь, принесу сок?

– Нет же. Так красиво. Посидим ещё здесь.

Ему неловко от её созерцательного акта, поэтому запускает руки и закрывает двери беседки, чтоб никто случайно не зашёл.

– Не говори так. Но вот так гораздо красивее. Когда мы вместе.

Расслабляется, отпускает свои давишние проблемы.

У Хрисанфа довольно обманчивый рост (албын уцуох). Он хорошо сложен, и сложен так пропорционально и непропорционально, что у Далилы случилась проруха. Она изменила своему вкусу не влюбляться в высоких мужчин. Потому что внешне её муж абсолютно не выглядит долговязым или длинноногим (хотя у него длинные ноги и длинные руки). Нигде у него не торчит и не выпирает. Всё очень комплексно, слаженно, гармонично. Ну да, бывает так, что вдруг слишком тяжёлый, или наоборот быстро теряет вес (например, после стресса) и другие интересности. Но в целом, допустим, в обществе, какой бы Далила себя не считала и пыталась скрывать их отношения, люди внутренне и наружно вполне нормально принимали их за обыкновенную пару. Как и должно. И не видели в этом ничего сверхъестественного. Как и любая другая парочка, они смотрелись стабильно, привязанно и дополняюще друг друга.

Она обнаруживала его рост, когда он стоял рядом с ней и тянулся за поцелуем, а ей приходилось поднимать голову и смотреть на него снизу вверх. Вот почему то, что он называл её малышкой, деткой и так далее, не было для него таким уж и бессмысленным (также учитывая разницу в возрасте), так как он тоже уступил своим каким-то взглядам и влюбился, по сравнению с ним, в натурального колобка.

Глава 29

С началом летнего сезона у Кирсанова, разумеется, нашлось сто тысяч неотложных дел. Они с Калитой опять (каждый год) перевернули свой план по сельскому хозяйству, накупили ещё видимо-невидимо разных пород домашней живности и потом сами же сетовали, что не хватает рабочих рук, из-за чего устроили кастинг на целые сутки, заполненные микропрепаратной щепетильностью не столь в целях безопасности семьи, сколь из-за их невыносимого педантизма. Даже привлекли Далилу и заставили вести протокол учёта и событий, но по прошествии третьего часа на жаре (хоть и под навесом) среди мычания, ржания, блеяния, кудахтанья, чириканья и громких споров о заработной плате (которые и яйца выеденного не стоили на самом деле: платили прилично, а сыр-бор устраивали лишь потому, как высказывались, что того требовал регламент), она кинула их, сославшись на то, что они держат её здесь лишь для галочки и что справятся без её присутствия в тысячу раз лучше. И это попахивало правдой, так как Хрисанф в своём старом линялом хабэ комбинезоне, стянул и выкинул прочь свою белую мокрую от пота футболку, и то и дело наведывался в шатёр к жене, заставляя ту отвлекаться на сверкающие загоревшие плечи, оформившиеся тугие мышцы, туда-сюда мелькавший крепкий торс с пресильно привлекательным пупком и так далее. Агний пришёл в норму после так расстроившего его вечера, округлился (по собственному выражению) и от его громкости сейчас создавалось ощущение, что здесь происходит грандиозная ярмарка всех времен и народов.

– Дорогой, всё, я пошла.

– Но если ты уйдёшь, мне будет не так интересно!

– Ой ли. Вы с Никитой умеете наслаждаться от всякого трудового процесса, так что счастливо оставаться.

– Вот барыня. Вообще-то, ты должна была тут урезать нам всем бюджет и показать кузькину мать, а то мы тут совсем от рук отобьемся. Я лично желаю вот ту бригаду девчонок отправить на те сенокосные угодья, купленные в прошлом году, плюс обязать доить коров в аласе по соседству, где уже всё обустроил.

 

– Ля-ля. Скажи прямым текстом, что хочешь потискать их хорошенько вон под теми берёзами.

– То и намекаю! И после этого оставишь меня одного?

– Одного, ага. Одна я ухожу, а вы остаётесь. Покеда!

Хрисанф поймал её, притянув к себе, и её большая соломенная шляпа упала на траву.

– Почему такая бесхозная вообще. Бессердечная такая.

– Я могу остаться только плененная твоими великолепными руками и этим манящим телом.

– Прочь, материалистка! Пока не затащил в те кусты.

Он чмокнул супругу, сконфуженный, и что ещё хуже (для него), довольный её словами, но, всё же, решивший не сдаваться.

– Всё-таки, заканчивайте побыстрее. Ты же сказал, что приготовишь холодную лапшу.

– Держи карман шире! Воон там мяса наварим, Калита наловил карасей и надо проверить, поспел ли кымыс.

– Пропагандист какой-то.

Далила шлепнула мужа по попе и изволила удалиться, еле увернувшись от его внезапных обнимашек.

Ввалившись в прохладу дома, она упала животом на мягкий диван, и только тогда краешком бокового зрения ощутила, что в гостиной есть кто-то ещё.

Айнар сидел на софе чуть поодаль, почти спиной к входу и читал книжку из её библиотеки.

Гребаный выродок, рылся в моём кабинете!

Она намерилась как следует повыдергать ему височные волосы (чанчык), но невольно остановилась, обнаружив удивившие её в нём моменты. Солнечный свет падал с больших окон на парня сбоку, но с этой стороны хорошо была видна часть его лица, довольно щедро усыпанная веснушками. Далила точно знала, что у Айтала такого не было.

Ха! Он что, замазывал их!

Аичи повернулся к хозяйке, поспешившей прийти в сидячее положение и поправлявшей светлую рубашку с свежими пятнами от кетчупа (ела шашлык, будучи делопроизводителем).

– Как поживаете, сеньора.

Он был в лёгких светлых летних штанах и темно-зеленой майке, которая открывала миру внушительные бицухи. Похоже, на руках было когда-то много татуировок, часть была выведена, остались следы на светлой коже. Волосы убраны в хвост, обнажая неожиданную простоту линий и черт.

Кто бы мог подумать, что они всё-таки похожи на отца. На первый взгляд, все знающие считают, что близнецы – копия матери, ну или хотя бы в Арания.

Наверное, из-за того, что он был блондином, его веснушки были цвета родинок: тёмные, коричневые. Однако, совсем не портили вид парня, и даже шли ему, что ли. По крайней мере, так показалось Далиле.

– Что это вы меня рассматриваете, как экспонат динозавра в музее?

– Э…

– Да, я их замазываю. Я же всегда с братом. Если бы вы только знали, что это такое, когда вас постоянно сравнивают.

– Ты взял мою книжку.

– Разве вас зовут И.А. Гончаров?

Показывает ей обложку.

– В смысле, она принадлежит мне. Из моей библиотечки. Кто разрешил тебе копаться в моих комнатах?

– Та страшила что-то кричала, да. Но я не знал, что это ваша комната. Просто, увидел книги через открытую дверь.

Она смягчилась. И в последствии даже удумала, что когда-то он приспособил её полотенце только по крайней необходимости: он же не знал о её пунктиках. И после уразумела, что старший довольно аккуратен, и может быть, любезно б постирал её вещь тогда, или отдал бы взамен новое.

– Виктория?

– Не знаю. Но есть же в этом доме такой ходячий скелет. Вечно с метлой и с детьми. Натуральная ведьма.

Далила рассмеялась. Больше по той причине, что братья, видимо, инстинктивно чуяли родную кровь. Айтал ещё с девушками кое-как уживался, благодаря своему мягкому характеру. Но с самого начала эта молодёжь приняла друг друга в штыки. Горничные в первые же дни категорически отказались обслуживать их в гостевом домике. Вот почему они часто ели в городе, либо готовил младший для обоих на кухне Кирсановых, либо заказывали доставку. Причём Айнар объявил, что эти уродины совершенно не умеют стряпать, и что зачем вообще держать такую прислугу. Это взбесило Веронику, которая никак себя таковой не считала, и в свою очередь выдвинула ультиматум, чтобы "эти придурки" сами собирали и относили в стирку "свои вонючие носки и трусы". Больше всех досталось Ванессе, потому что её невысокий рост и корявость движений вызывали в старшем насмешливое раздражение, и он обзывал бедняжку то лепреконкой, то домовой, то уродским чертёнком. Далила знала, что Вани не из тех, кто даёт себя в обиду и что любого мужика может осадить в два счёта. Но тут вышла промашка: однажды они до того проорались, и Айнар так сильно задразнил девчонку, что та ещё днём убежала вон из дома, вызвав подозрение у Кирсановой, что её просто довели до слёз.

– Вики что ли?

– Она – служанка или как? Высокомерия и снобизма хватит на всю планету. Я когда-нибудь отщемлю ей задиристый нос. Жирной хамке.

– Жирной???

– Это вы заставили Хрисанфа принять их на работу? Они же – неумехи и грубиянки, сеньора.

– Ой.

Далила даже осеклась.

Понятно.

Сама видела, как он лапает женщин за интересные места, хоть где, хоть на улице, хоть на приёме у важного лица. Хотя многие, как бы, и не возражали: не каждый день к тебе пристаёт такой загадочный иностранный красавчик.

К тому же, Айнар неровно дышал именно по отношению к тем, кто особо не противился, и как и их отец, очень не брезговал девицами лёгкого поведения или соответствующей профессии.

– Что "ой"?

– Э, ну вообще-то это твой папа привёл их сюда.

– Чего???

– То есть, Хрисанф.

– Зачем?!

– Ну… Может, потому что они – красивые. По крайней мере, я так думала раньше.

– Красивые??? У вас кажись глаза набекрень вывернулись.

– А как ты полагаешь, по какой причине тогда муж их выбрал?

Выжидает версию.

– Да этот старик из ума выжил. В чём я всегда мало сомневался.

Далила прыснула.

– Ну да. Есть немного. Но если честно, девочки довольно милые. Ты не считаешь их милыми?

– Милые??? У Айтала такое спрашивайте. Он рассказывал, что вы любите водить психологию. Но эти чушки ничуть не милые. Это просто маленькие гадкие атомные бомбы! Та свинья (о Веронике) утром добавила в мой чай соду! Нарочно! И лыбилась, что это сахар!

– Ха-ха! Похоже на неё! Просто Верон немного простовата, но она же чудо! Где ещё найдёшь такую славную хохотушку.

– Уу, я её!

Айнар погрозил кулачищем по воздуху, но Далиле стало ясно, как на ладони, что как бы ни скрывал Агний правду о происхождении некоторых своих детей, это его потомство, даже будучи взрощенное в совершенно разных местах и совершенно у разных людей, чувствует сестру/брата наверное по атомам и молекулам, витающим вокруг.

– Не обижай их. Это тебе не слуги. Если хочешь, они мне, как подружки, или даже старшие дочки, так что попрошу уважения. Кстати, как книга?

Аичи мгновенно отвлёкся от недавнего негодования и с удовольствием погладил серебристый корешок увесистого тома.

– То, что надо. Неужели вы, и такое читаете?

– А ты думал, я старая толстая дура?

– По правде, вы не вызываете определённого впечатления. Классная вещь же?!

– Эх, я читаю её наверное лет тридцать уже. Никак не могу докончить.

– Так я и думал. Что это не ваше.

– Хрисанф сто раз перечитывал. У него даже есть копия фрегата "Паллада".

– Серьёзно?

– Да, сдаёт в аренду в Атлантике.

– Круто.

– У вас вообще крутой отец, если ты не знал.

– Я не об этом маразматике, а о судне.

Далила разглядывала парусник, набитый на его левом плече.

Хм, так плебейски романтично.

– Ты любишь море?

– Моё имя. Я изучал разные толкования.

– И?

– Больше по душе, что сокращённое от Айаннаар – путешествуй. Айтал – сын Айталайа. Я не такой. Я знаю, вы ненавидите меня и я тоже не то, чтобы в восторге от вас.

– Честно.

– Честно то, что, когда я решил отказаться от престола деда, то потерял всё: и брата, и деньги, и карьеру. Но почему-то сейчас мне всё по фигу, но и лучше, чем когда бы то не было. Да я – плохой человек. Айталик всегда был сильнее меня. Просто он младше. Вы знаете, что такое младший ребёнок?

– Немного.

– У вас вон сколько пупсов. У нас с этим напряжёнка. Араний трясётся над нами, как повернутый.

– Хрисанф говорил, что дед очень вас любит.

– Это бремя. Вы знаете, что такое бремя любви?

– Чуточку. Просто ты слишком молодой. Мне кажется, ты правильно сделал. Но только не с Арсеном. Подумай, отдохни.

– Мне пока особо некуда идти. Дедушка сильно разочарован во мне. Этот гребаный старпер думает, что мой старик специально подстроил всё таким образом: послал нас сюда, чтобы пробудить Айтала. Но это идиотское заблуждение. Араний относится к брату также, как и я. Это я посадил его в дикую калошу.

– Почему ты так ненавидишь своего отца?

Айнар цокнул языком и отвернулся от Кирсановой. Агний не рассказал ей о том, что прочитал в дневнике сына.

Рейтинг@Mail.ru