Люминис Сантори
Конъюгаты: Три
– Ах ты, гадкий потаскун! Ты пялился, всё-таки!
– Но сама же сказала, что у меня отличное зрение. Вот эти пучешары и глазели.
– Агний!
Он – конъюгат. Выбрав его, я приняла, что он – активист и деятель. Он – создатель впечатлений, каждая секунда его жизни должна быть преисполнена событиями и движением вперёд.
Она – созерцатель. Моё наслаждение, растянутое в бесконечности, единственный смысл моего существования. Космос, в котором я живу. Любовь, которая наполняет счастьем каждый мой вдох, каждый шаг, каждое мгновение.
Глава 44
Туяра доливала себе горячей воды в чашку, чтобы размешать крепкий кофе этим ранним утром. Она стояла одна в коридоре, когда скрипнул боковой служебный вход и показался длинный кусок атласа и часть большого цветного веера: Далила встала спозаранку, раньше мужа, чтобы смотаться в этот дальний для неё офис. Он стоял почти в самом центре города и камуфлировался (хотя камуфлировался ли) под вывеску, ненавязчиво приглашающую стать дистрибьютором или клиентом замечательной косметической фирмы, где в самой начальной витрине представлена небольшая коллекция банок с кремами и маслами и вроде всё на этом и заканчивается. Кирсанов с Калитой производили и влаживали в аналогичную продукцию в гораздо внушительных масштабах, но здесь подобная обстановка лишь играла роль для отвода глаз, так как внутри просто-напросто находилась контора. Надо также сказать, что Хрисанф практически не сотрудничал с официальными сетями аптек и фармацевтики. Он считал, что закупщики слишком завышают цены на всё, что они выпускали для широкого потребления. Свою корпорацию в этом смысле было держать накладно, так как было связано с оборотом специфических веществ, что усиляло контакт с государством и определённый контроль. Поэтому тандем действовал, как и многие другие, через подрядчиков, третьи лица, чтобы поставка необходимого шла без закорючок и, можно сказать, по пустячной стоимости. Чтобы то не выглядело странно в любых глазах, "шарашек" у них было понаставлено на конвейер так идеально, что на ум приходила только здоровая конкуренция среди предпринимателей. Всеми этими мелочами, в суть которых Далила и кончиком носа влезать не желала, занимались, например, в этой высотке с милой надписью у входа "Миндаль ДК".
– Кхм!
– О! Здравствуйте, Далила! Не ожидала увидеть вас здесь в такую рань.
Кирсанова подумала, что разоденется в пух и прах, но еле влезла запотевшим липким телом в одно из тех прекрасных платьев, сшитых для неё, что чувствовала себя колбасой, сдавленной пеньковыми верёвками.
Блин, кажется, смеётся надо мной. Ведь она выглядит празднично даже в старье из дешевого рынка. Стопроцентна даже на картошке, даже за грибами.
– Короче. Не будем тянуть резину.
– В чём дело? Чем я могу помочь?
Беспечное невозмутимое лицо женщины ещё больше заставило Далилу затянуться шёлком в жирный отрез бекона.
Блин, я делаю из этой дорогой ткани просто сортир.
– Давай не притворяйся, что тебе ничего непонятно.
Туя отлично поняла, что жена босса в курсе, что он приходил сюда и что кто-то очень недоволен этим обстоятельством.
– О чём вы, Птеровна? Можете побыстрей, у меня ещё куча дел.
– Подождёт твоя куча. Восьми ещё нет, а у ней куча. Попридержи-ка лошадок (помедлила, но потом решилась: всё-таки, я его жена или как), сучка.
– Я не ослышалась? Как вы меня назвали?
Ту не без угрозы сделала шаг навстречу нахамившей. Что-что, а бочки со стороны сверстниц она не потерпит.
– Ты, блять, сучка, знай своё место. Так понятно? Кто тебе разрешил разевать роток на чужой пирожок?
Ах, что же я делаю? Я похожа на падичную тварь. Но я же и есть Сарданка из района. Но когда тебе не двадцать, это выглядит стрёмно.
Туя развернулась на каблуках и с вызовом подошла к кулеру: дабы проверить его рабочее состояние.
– Простите, но я не понимаю.
– Если ты ещё что-нибудь сообразишь там у себя, я тебя предупреждаю!
– О чём? Предупреждаете?
– Он – мой!!!
Туяра, будучи значительно выше Далилы, обошла её со своей горячей кружкой, как бы, нечаянно размахивая ею над плечами этой незваной гостьи, и готовая облить ту коричневой жидкостью.
– Во-первых, вы странно себя ведёте и я совершенно не нахожу ваши речи хоть сколь-нибудь адекватными. Во-вторых, вы обзываете меня словами, унижающими мою личность, и хотя вы состоите в известных отношениях с моим непосредственным начальством, это не является допущением, чтобы проявлять такое грубиянство. В-третьих, то, в чём вы меня возможно подозреваете, также вызвано уровнем вашей культуры и воспитания. И в-четвёртых, как вы знаете, Александр не любит распиздяйства, коим вы, надо так полагать, имеете честь заниматься, а мне недосуг.
С этим Ту с высокомерным негодующим шуршанием новенького костюмчика скрылась в своём кабинете.
Далила бы рухнула под землю, но пришлось ей опять проглотить свою несуразность и, помешкав, она решила вернуться домой.
Но её приход не остался незамеченным для ещё одной ранней пташки, и тот, как только Кирсанова скрылась с виду, вошёл к коллеге.
– Охоносьевна, как поживаете-с!
– Привет, Никита! Ничего, не жалуюсь.
Туяра с раздражением допивала свой напиток и резко листала бумаги с сегодняшним рабочим планом.
Что за неформальная особа! Как так можно вообще с оборота к малознакомому человеку.
Она бы объяснила Кирсановой, что между ней и её дражайшим ничего не было и не будет. И что у ней у самой есть дражайший уже, почитай, с семнадцати лет.
Что за курва и бестолочь!
Ту не могла проигрывать женщинам.
Ни за что. Итак мне, спасибо природе, всю жизнь надо мириться с тем, что, дескать, хорошенько наградили, не по заслугам.
Красавице надо было работать локтями, чтобы больше не плакать в грязном деревянном туалете, когда её избили девчонки из старших классов за то, что якобы строила глазки их тупым пацанам.
Вечно они цепляются за это! Глаза и глаза! Всё! Вечно нужно доказывать, что я ничего не имела ввиду, что я чиста! Господи, дожить до такого возраста, чтоб наполучить от какой-то толстой богатой селёдки! Ненавижу!
Не такая эта была тётя, чтобы сказать: простите, я больше не буду так делать. Так сказала бы Далила. Но не Туяра.
Далила в этот момент думала, что гребаная сучка всё поняла и пустила ей незавуалированный намёк, что будет поступать в будущем, как хочет (это же Ту) и плевала с высокой колокольни на её просьбы.
– Туйчик, я с вами уже долго работаю, так сказать, не чужие-с уже.
– Всем чего-то надо от меня с утра.
– Помилуйте-с! Нет-с! О, нет-с! Мне, кроме недельного отчёта-с, от вас ничего не надобно!
Она протянула ему готовую папку и обратилась к монитору с выражением "тогда, вы свободны".
Калита прикоснулся к дужке очков.
Вот гордячка. Но хватит нам и одной королевы-матки.
– Эмм.
– Что-то ещё?
– По секрету хотел сказать вам одну вещь.
– Какую?
Всё-таки, она – женщина.
– Кхм. Ну. Вы, разумеется, заметили, конечно.
– Что?
– Александр и Далила.
– Если вы слышали, я не намерена со спокойствием пропускать оскорбления в свой адрес.
– Я не об этом-с.
– А о чём?
– Вы, конечно, заметили неравенство.
Ничего она не замечала. Как всякий любящий человек, видела норму во всех парах.
– Птерович?
– Не Птерович, а Птеровна. Вы с ней полегче того-с. Кхм. Ням-ням. Ясно же, что у них по расчёту да?
– Неужели?! (попалась).
– Ну, сами подумайтесь-с. Он! И она.
– Аа…
– Да.
– Но я…
– Весь наш бизнес принадлежит ей. Потому мы и вертимся целый день, как белки на колёсах.
– Ах!
– А Кирсанова? Ничего не делает. Рабы-то есть.
– Но как?
Туя представить себе не могла, что на локации могут быть такие влиятельные дамы.
– Да просто ездит на нас-с. Умеет-с. Мы, конечно, увеличили всё в разы. Но стартовые её были. Потому Саша зависит от неё. И сами видите, популярная штучка. Отхватила же нашего! Александр трясётся чуть что. Другого посмазливее и ловче найти не стоит труда. Так, за тростинку держимся.
– Ах!
– Да-да, уволить-с вас-с могут-с в любую минуту. Знают, что вы – ценный работник. Потому и промолчали-с. Шибко хитры-с.
Такого поворота бедная Туя не ожидала. Остаток дня она между бесчисленными подсчётами подсчитывала, куда ей податься, если она так обидела саму мадам.
Далила поехала наверх в кабинет мужа, ключи от которого взяла с собой. Там посидела, позлилась на саму себя и всех, пыталась придумать пакость для соперницы, далее чуток поплакала от собственного бессилия и, возвращаясь через тот же этаж, в надежде реванша, стала свидетелем беседы Калиты с Туей.
Хрисанф, проснувшись и не обнаружив по привычке рядом жену, спросил у рано вставших домашних, куда запропастилась его любимая. Ему ответили и он также срочно поехал в злосчастный офис и у входа нос к носу столкнулся с Далилой. Он увёл её обратно на вышку и дал задание, раз она здесь, поставить гербовую печать на трёхстах листах, пока он составит договор с одной организацией. Когда она нехотя корпела над бумагами, Агний пересмотрел запись видео случившихся событий.
– И подпиши всё от моего имени. То есть вот этого имени (показывает образец). Ты отлично копируешь. Давай-давай.
– Не командуй. Я тебе не подчинённый.
– Быстро-быстро. Даю тридцать минут. Я арбуз купил по пути по скидке. Здоровенный! Зарежем его. Чего тут тупить.
– Я не умею, как ты.
Она размазала чернила на двадцать четвёртой странице.
– Дрянь! Почему бы не использовать электронную.
– Требования другие. Ай-яй-яй! Далила Птеровна! Испортила очередной контракт на миллион, ха! В прошлый раз, помнишь, приходила? Так тот экземпляр вернули из-за опечаток!
– Я использовала редактор.
– Нет. Это я! Отвлёкся на тебя, не знаю, что мы делали. Видимо, прошёлся по клавиатуре попкой.
– Ха-ха! Похоже на тебя.
– Ты что, плакала, девочка моя?
– Так, пару крокодайловых пустила (от слова крокодил – крокодайл).
– Выгоню эту бабу-ягу сейчас же!
– Если ты это сделаешь, я выйду плохишом.
– Тогда пусть забудет о поездке Лёньки в Сингапур – черта с два.
– Почему это её муж должен в Сингапур?
– Туя вчера плакалась, что Леонид – дальнобойщик перешёл на такую вахту, что доходы их семьи уменьшились вдвое за полгода. Я знаю его, хороший малый, не пьёт, за баранкой сто лет. И новым машинам обучаем. Хотел взять его к нам. И отправить работать на юг. Там у нас одна проклёвка, нужен мастер-подземщик. Справился бы.
– Тогда бери, если уж такой талант пропадает. Иначе выйдешь плохишом.
– Чтобы они вкупе мою крошку тиранили?
– Ладно, всё не так было.
Как умная женщина, я не должна буду рассказывать ему такие нелепости. Ведь я сама всё устроила, сама всё заварила. На голом месте. И не ему я не доверяла. А ей, к примеру. По себе знаю, на что способны люди, стоит только отключить лампочку или прикрыть глаза. Всё, что угодно, может пролезть в праздную голову. А сейчас и в особенности пролезет, получив оскорбление, получив подпитку. Она же – типичная конкурентка, из чувства мести соблазнит моего дурака.
Так оно и было б. Но Туяра говорила на два шага вперёд, верила, что Кирсанова действительно умна, как о ней вещают и с полуслова раскусит, что, когда она намекала, что ничего не понимает, потому что "всё может быть", то по-настоящему сие означало: "если ты не дура, то могла бы и догнать, что ничего такого и представить нельзя".
Далила, конечно, доперла только до первой части и огорчалась, что нажила себе неприятельницу. Она поведала половину истории, половину замяла.
– Ох!
– А?
– Две элитные тёлки дрались из-за меня что ли?! Жизнь удалась!
– Да, теперь ты фабричный петух (ворчит).
– Кажется, сегодня вечером смогу кое-кого оплодотворить!
– Да пошёл ты.
– Да и не одну! Чувствую такой потенциал!
Далила думает, что под другой считается Туяра.
– Ещё!
– Ты не так поняла, солнышко! (свистит) Две фешенебельные кобылицы! Да я оказывается зачётный типок!
– Агний!
Стряхивает со стола всякие ценные бумажки и прочую канцелярию.
– Ну что ж, если я такой востребованный, что за меня борются, вы не должны упускать удобного случая, миледи.
В молодости она бы зарделась от таких словес, но сейчас лишь посмотрела, как из под очков, и велела убрать устроенный беспорядок.
– Для этого существуют специально отведённые приличные места.
– Приличные?
– Не придирайся.
– Так вот почему нынче ночью была такая разгорячённая. Я её умоляю прекратить, а она мучает меня без остановки.
– Что-то я не видела особого страдания на твоём лице. Я устала, эта ручка слишком тяжёлая, поедем домой.
– Ах, ручка слишком тяжёлая. Ночью кое-что тебе не казалось тяжёлым.
– Твои дурацкие пошлые шуточки навевают скукоту.
Она подошла к его креслу и села на подлокотник. Там она увидела стоп-кадр на мониторе и нахмурилась. Хрисанф повторил показ и Далила сжала губы.
– Почему Калита соврал Туе?
– Он любит тебя.
– Нет.
– Любит-любит. Я ему дважды обязан: за то, что подарил мне встречу с тобой, и за то, что освободил мне дорогу любить тебя. Я с ним тягаться не могу, ты же знаешь.
– Это не так.
– Он всегда защищает тебя. Даже от меня. Он тебя хорошо чувствует.
На этом о Никите говорить перестали.
Далила не верила Хрисанфу в этом, ни ему, ни Аэлите, которая предполагала то же самое. В их конъюгатском устойчивом треугольнике, она, скорее, принимала Калиту как нечто должное, как часть её мужа. Оттого относилась к старику даже с некоторым подозрением и прохладой. Ну и куда же без ревности. Хоть Агний и восклицал, что лежал бы у её ног вечность, пятьдесят процентов своего времени он точно проводил либо в тандеме, либо в какой-либо деятельности без её присутствия. Когда она не добивались, чего хотела у Хрисанфа, то скрепя сердце, бежала к Калите и выпрашивала того. Убедить, расколоть Кузьму было гораздо легче, чем её любимого мужчину.
Если по чесноку. То Калита действительно любит Далилу. Но первичнее – он всей душой любит Агния. Как брата. Как сына. Как ребёнка, которого у него никогда не было. По крайней мере, признанного и взрощенного в семье. Сказать об этом своему закадычному другу он не мог. И не хотел. Зачем. Хрисанф не помнит своего прошлого и не знает, что такое родительская любовь. Он сам относится к Никите, как к старшему брату, неосознанно, но не сможет это объяснить, побоится признаться. Что есть у него такой близкий человек. Может, не по крови. Но по духу. Калита, в отличие от Далилы, умеет держать язык за зубами. И зачем говорить лишнее. Если итак всё понятно. Жена Хрисанфа стала для него, как приёмная дочь. Её отец умер давно, и он видел, что любого взрослого она старается делать своим папой. В большинстве это, разумеется, не получалось. И Никиту поначалу раздражало, что эта уже большая тётя становится такой жалкой и беспомощный в определённые отрезки жизни. Что она требует, чтобы за неё всё делали и любили как есть. А потом. Потом он смирился, или на него снизошло. Что не все люди могут быть такими убеждёнными самостоятельными холостяками-одиночками. Он видел, что Хрисанф ей папиком не станет никогда. Что он также требователен и капризен, как она, в отношениях и в любви.
Места не пустуют. Жизнь расползается во все щели, занимает все ниши. Значит, на роду мне написано было присматривать за этими детками и детками этих деток. А, может, и дальше. Такой вот анахронизм, ирония и парадокс: у убеждённых одиночек и прожжённых эгоистов иногда бывает очень много семейных дел. Такие дела.
– Сара.
– Не зови меня так. Я чувствую себя оранжево-красно-коричневой.
– Буду твоим синим и зелёным. Это вместе так хорошо смотрится.
– Ты правда не подпустишь её к себе?
– Конечно. Разве только для работы.
– И ты её не уволишь? Мне было сердито, что я, жена самого Птеровича, и такая никчёмная. Это так стыдно. Я сама бы уволила её. Так я зла на неё.
– Но тогда ты будешь плохишом. А я не позволю, чтобы сердцевинка моего сердца была такой. Не буду скрывать, моё честолюбие ликовало оттого, что ты меня ревнуешь. Но разве того стоит.
– Тогда выдай ей премию, как жалкое извинение от моего имени. И устрой Леонида на добротную должность.
– Туя чуть не облила мою ненаглядную кофе. Что за замашки! Что за гетто. Откуда вы, девчонки? Но я в курсе, как ярый кофеман, что она не пьёт обжигающий. Не провоцируй женщин, хорошо? О, это страшные существа, оказывается. Просто, будь со мной. В самом ангельском ангельчике живёт столько контрастов. Эх, я не могу винить вас за это. Но и не так, чтобы конфетно оттого, что кто-то может заставить тебя плакать.
– Я сама выдавила, Агний. От жалости к себе и трусости. И я обозвала её сучкой. Разве это красиво.
– Ну что ещё следовало ожидать от моей стервы. Подавление, которое поставил я и кое-кто другой, всегда будет не абсолютным. Я не могу винить тебя в твоей природе.
– Ты – только мой.
– Хотел бы и я так сказать о тебе.
– Ну и говори.
– Я могу так только, когда мы вот так близко, тет-а-тет. А в целом – невозможно. Но мне приятно.
– Когда Мой?
– Да, я всю свою жизнь мечтал об этом: принадлежать кому-то. Быть чьим-то. Глупо да? Многие не хотят так. Ты не хочешь. А я, когда ты мне сказала Мой, так требовательно, чтобы без возражений, почувствовал себя таким счастливым. Моя свобода заключается в том, чтобы быть с тобой. В этом моё счастье. Так хорошо.
– Агний – ты глупышонок. Мой глупышонок.
– Но, то что две зачотки устроили из-за меня драку – это надо записать в хрониках! Чтоб потомки потом прочитали!
– Ты невыносим!
Целует.
– Не знаю, не знаю. Кто-то давеча просил Ещё и ещё. Кто-то…
Приближает к её лбу своё лицо с бездонными томными глазами, сегодня с радужкой фиолетового цвета с изумрудными радиальными прожилками. Островки со светлыми волосами быстро пошли в рост, чёрные упрямо и коротко топорщились среди белых колосьев. Это также было причиной его страданий, но он упорно ничего не подрезал, не выравнивал, не подкрашивал. Она успокоила его тем, что потом всё смешается и перейдёт, скорее всего, в медовый каштан, по крайней мере, до конца лета.
Далила могла теперь, как самодостаточная персона, не реагировать на его неуместные пошлые шутки, но безоговорочно капитулировала и сдавалась без единого выстрела, когда он вот так приступал к ней. Даже взглянуть на него не могла без прилива красноты, приступа пота, дрожи во всём теле и волнения, от которого задыхаешься, как и в первый раз.
Глава 45
Хрисанф ждал звонка от Арсена. Он должен был приехать к Кирсановым, чтобы опробовать новенькие, с иголочки, лакуны, чтобы выйти на связь с Аэлитой, или хотя бы просто посмотреть, что это такое. Агний до этого переговорил со Стефаном: погружение лучше было делать под присмотром, а у стинки имелся не такой уж малый опыт. Однако были сомнения на счёт безопасности: все стинки проходили через подробную регистрацию, как носители ценной информации. Хрисанф удалил данные Стафа с системы, но утверждать тут что-то на сто процентов было бы недальновидно. Сам парень был непротив эксплуатации оборудования, ему и прежде нравилась его профессия, он имел отношение к подобной деятельности. Скорее, его не удовлетворяли условия труда и текущий жизненный статус. Поэтому Агний слегка остерегался, что его нового садовника и няньку по совместительству могут засечь. Тем более, он украл этого пусть захудалого, но системного работника. Далила была в курсе, что бытие некоторых конъюгатов сопряжено с постоянным присутствием риска. Это не было по её части, но, когда она шла с ним к алтарю, пришлось внутри себя пришпилить, что её муж не будет жить без этой проблемной составляющей. Если риска всегда много, то обдумывать надо крепко, но недолго, ибо каждый день у Кирсанова бывала какая-нибудь задача, требующая собранности и в то же время уверенности.
– Милый.
– Что, солнышко?
– Иди сюда.
Он привык к тому, что не будет оставлять её одну до тех пор, пока она сама его не прогонит, или хотя бы не скажет, что ему пора заниматься своими делами.
Между ними не было заключено брачного контракта, как то было в его первом браке. Потому вопросы наследования и так далее, даже в случае многодетности Далилы висели, как говорится, в воздухе. С Аичи было не так. Айнар считался его старшим сыном от Аракелы и имел все права прямого наследника. Далила не копалась, но в ту пору Агний был не столь богат, по крайней мере, об этом мало чего было известно. Но сейчас его доходы росли не только в настоящем, но и в будущем. Хрисанф, будучи в живых, мог отказать этим сыновьям и вообще отказаться от родства с ними, но существование Арания, разумеется, не позволяло ему хоть капельку бесчинства. Аичи, в буквальном смысле, тряслись над любыми пунктами семейных ценностей. И хотя неудачный союз распался, Агний был внесён в их родовую книгу, как один из ближайших родственников, отец драгоценных близнецов, и например, если что, являлся первым донором и т.п. И то был вовсе не пустяк, так как Аичи издревле принадлежали к династии военных, защиты и охраны, следовательно за каждой кровиночкой там стояла целая полка документов в архиве, страхующая все вехи их жизни.
Возвращаясь, Хрисанф не требовал от неё подписания договора, потому что сама их встреча с самого начала ткалась так, как будто где-то там всё уже было предопределено. И он, также с самого первого взгляда, понял, что это именно она, записанная за ним без никаких жалких земных бумажек.
Далила, конечно, не так торчала оттого, что её от него дети не столь защищены в глазах закона, но потом успокаивалась тем, что если они пойдут в отца, то с голоду не помрут.
Но у Агния в память были вколочены несколько постулатов, когда-либо оброненных ею, нарушение которых он почел за неприемлемость, и всегда старался блюсти эти её маленькие требования. Она ни на чём таком не настаивала, кое-что и не помнила наверное, но он принял то, как важное для неё, раз единожды хоть проронила.
Так, он знал, что она не любит оставаться одна при всей своей оставьте-меня-в-покое-дебилы-гребаные. Это был очень тонкий момент, поскольку он мог её просто раздражать излишним присутствием, но, всё-таки, Хрисанф редко когда мог уйти из дома, не получив её благословения, пусть в выражении "убирайся". Она могла бы и вовсе не любить его ни единой минуты, если бы он проявлял обычное для многих равнодушие.
Поэтому и сегодня, пускай у него были срочные дела, он прогуливался по саду с супругой как ни в чём не бывало. Как будто только что они прибыли на море, в первый отпускной день.
– Ух ты, это рододендрон, что мы привезли из леса весной со Стефаном!
Правда, этот кустарник вместо фуксиевых цветов расцвёл нежно-розовыми и голубыми цветками, и не в начале лета, а в июле. Никто не мог понять, почему, но Далила была озабочена вовсе другим. Она просто спряталась за густыми зарослями от посторонних глаз.
– Я видела.
– Что?
– Дай сюда руку.
Агний схватил её ладони и притянул к себе.
– Дару.
– Нет. Это не так делается.
– Что? О чём ты говоришь?
Он совсем не спешил. Рядом с ней и крошечный муравьишко был интересен, самый маленький завиток пушистого облака был полон очарования.
– Я видела в городе. Это сейчас модно.
Она взяла его за руку.
– Вот так. И идём. Корпус смотрит вперёд. Не прижимайся ко мне всем телом. Спокойно. Спина ровная, грудь дышит. Только голову чуток поверни ко мне. И я к тебе.
С тех пор, как Далила была публично "опозорена" в институте, Хрисанф проявил нешуточное упрямство. Он прямо заявил, что больше не намерен играть её родственника или чужака какого-нибудь. И как бы она ни просила, чуть ли ни каждому встречному-поперечному желал сообщить, что это его женщина. Ей пришлось очень долго привыкать к аналогичному положению. Теперь нередко чета отправлялась в какие-нибудь места народного гуляния по вечерам, и ей запрещалось идти за ним, как обычно, гуськом, да и впереди него ходить Далиле категорически не нравилось (он бы пошёл для разнообразия). И тут выходило смешновато. Агний, несмотря на все свои аристократические изучения, шёл с женой, рот до ушей хоть завязочки пришей, в обнимку, ну натурально как какой-нибудь дембель на районе, или тот же чувак с квартала. Обычно он боялся, что её продует, накидывал кусок своей куртки, или всю куртку, обхватывал её сначала одной рукой, потом двумя, а далее вовсе норовил понести на руках. Это было так неловко! Но Хрисанф более и слышать не желал ни о каких социальных ролках. Просто упёрся как баран.
– Ха! Что за школота! Господи, так нелепо. Мы же взрослые.
– Ничего ты не смыслишь!
Далила обиделась и с силой отбросила его пятерню от себя.
Агний хотел обнять её, но она оттолкнула его.
– ЛуЛу!
Ответа нет.
– Ну, Риру!
Ответа нет.
Кирсанов завидел вдали возле рощицы ив Стефана, который собирал там особую тонкую траву для кур. Хрисанф поманил стинки и вручил ему камеру.
– Сними нас.
Они оба с женой были по летнему времени в белых футболках. Он в светлых тонких джинсах. Она просто в полуспортивных трениках, потому что не очень отдавала должное любой джинсовке. Агний мягко сделал постановку позы для неё и для себя, и подбежав к Стафу, проверил, правильно ли смотрится. Глазомер у него что надо, включая премелочные мелочи.
– Смотри, чётко щёлкни! В Далила катс отправлю.
– Агний!
– Такие короткие руки у тебя, вот так согни, хорошо. А я вот так сделаю.
Он естественно сжал её ладонь и слегка, но очень симпатично, повернул голову в её сторону. Она чуть приподнялась на цыпочки, чтобы лицо не слишком запрокидывалось вверх.
– Так мой двойной подбородок ушёл?
– Ушёл-ушёл. Лучше улыбнись, как будто ты – студентка первого курса, а я пятого, и собираюсь заманить девчонку после баночки пива в свою комнату, провонявшую носками четырёх сожителей.
– Агний, ты неромантичный!
Стефан побыстрее отснял с десяток кадров, пока хозяйка не замахнулась на хозяина.
В качестве бонуса, чтобы утешить свою благоверную, Хрисанф попросил стинки ещё поработать фотографом и устроил древний сет, где она видна со спины и её рука, тянущая с собой его.
– Дэли, что за пятачок! Ну ничего, рассчитал помаленьку, норм будет смотреться.
– Я видела, когда шла по одному мосту. Там шла парочка.
– Молодые.
– Ну да. Но это куда приличнее и кавайнее, чем когда мы занимаем всю дорогу, толкая друг друга то вправо, то влево. И никто не будет считать тебя в стельку пьяным, или сумасшедшим, а меня – шалавой. И ещё они так быстро шли. Девушка чуть-чуть, на три сантиметра выше меня, парень чуточку ниже тебя.
– Ну да.
– Правда, они были ужасно стройные.
– Говорил же, что что-то с ними не так.
– А я тогда… Стрёмно что ли со мной? С нами?
Агний умилился и привлёк жену к себе.
– Что ты! Так и будем отныне по большой площади ходить. Я подберю специально принты со стрелками: май бойфренд, май герлфренд. Я не шучу.
– Не гони! Подумают, что придурки сбежали с жёлтого дома.
– Кто считает других дураками, тот сам дурак.
Целует.
– Милый. Тебе пора. Арсен скоро приедет.
– Может, отменить все планы мира? Отменить этот бесконечный поток? Дела – для дураков. Любовь – для…
– Тоже дураков?
– Да. Но для хороших.
– Тогда, когда вы там разберётесь со своей мужской бодягой, ты пойдёшь со мной гулять?
Прижимает к себе.
– Конечно. Теперь только об этом и буду думать. Смелая моя.
И там ещё много маленьких таких домашних неловкостей, может, потом расскажу.
Глава 46
Арсен озирал большие сплошные двери и чересчур высокий забор, стеной встававших в южной части владения. Это было довольно далеко, пришлось ехать на машине примерно полчаса.
– Мне казалось, что ваша усадьба чуть меньше.
– Да, тут изнутри растягиваю как могу. Хозяйство же держим. Также на стыке с домом Калиты у нас всякие мастерские и ангары, так что свободное пространство всегда надобно. Не буду же я мельтешить перед Далилой с разной чепухой. Всему – своё место.
Они въехали на базу и обнаружилось, что там стоит только одно внушительное строение, ничем непримечательное, почти квадратное. Углозуба Арс оставил у входа в гнездо Кирсановых, авто было Хрисанфа, и с собой взяли Стефана. Хоть стинки и был принят в качестве водителя, за рулём сидел Агний.
– Стаф слишком тихо водит, а я туда-сюда, одна нога здесь, другая там – у меня ещё с женой планы на вечер.
Он улыбнулся, вспомнив их недавнюю прогулку, и провёл парней внутрь здания. Включился свет и Иванов увидел только три скромных двери напротив.
– Это лакунариум?
– Да, мы оборудовали с Никитой и Стефаном три штуки. Этого нам вполне хватит.
Арсен ожидал комплексное гудение тяжёлой аппаратуры, кучу проводов, электроники и прочей новейшей техники, коими тандем вполне успешно занимался, но здесь было как-то затхло тихо, несмотря на то что отстроили этим летом.
– Птерыч, как это работает?
Хрисанф потянулся за ручкой первой двери.
– Просто заходишь и наслаждаешься! Шутка. Просто заходишь и подключаешься. Получится – получится. Нет – нет.
Стинки с привычной сноровкой исчез в средней лакуне.
– Уже начинаем? Бро, ты как всегда с ходу.
– Твоя же идея была.
Агний подошёл к третьей дверце и постучал по ней. Нельзя было понять, из чего она сделана: ни металл, ни дерево, ни пластик. Вроде что-то негромоздко-тяжеловесное, гладко, но, видимо, изоляция нехилая.
– Что я должен буду делать?
– Стефан будет тебя сопровождать. У него есть ключи. Он там, как рыба в воде. Я даю вам два часа. Не больше. Не очень хочу, чтобы Стаф перенагружался, ведь мало-помалу восстанавливаемся. Он, в принципе, неплохой стинки, но в отличие от тебя, например, у него слабая физика. Физика очень важна для активного конъюгата. Поэтому мы много едим, следим за сном и биоритмами. Помнишь, эффект дуршлага? В лакуне тебя может как следует пустить через фильтр. На самом деле, это несложно. Ты ведь уже был в слое библиотеки и со мной ходил по некоторым каналам. А как же твой легендарный проход на маяк!
– Для тебя всё пустячно.
– Принимай это, как мою особую методику и индивидуальный подход, гражданин учитель. Таким улиточным долго раскачиваться – так, жизнь тратить.
Хрисанф засмеялся и потрепал патлы друга. В это время послышался рёв другой подъезжающей машины: кто-то очень спешил. Кирсанов в недовольстве сжал губы и выпрямился в непроницаемый столб.
– Я с вами!
Айнар вбежал внутрь и резко остановился перед отцом.
Арсен, честно, наоборот, как-то вдавился в литосферу: струхнул, как говорится, не по-детски. Однако краешком обзора заметил, что босс совершенно не в восторге от прибытия большого чада. Не чада, а детины.
Они не удостоили друг друга приветствием. Аичи смотрел немного вниз, Агний в сторону.
Арс для приличия кивнул прибывшему, но тот, как будто игнорировал его.
Что ж, я букашка, конечно, для этого наследника престола.
Перед ним стоял его обидчик, потому он потупился и совершенно забыл, для чего сюда пришёл. Страх перемешивался с желанием бежать отсюда без оглядки. Несколько секунд тишины пробивали вечностью. Арсен украдкой взглянул на Хрисанфа и подивился перемене его лица и настроения.
