Дмитрий Соколов
Гранатовый сок
Снова хмыкнув, я закрыл папку с проектом и так и подписал на обложке красной ручкой – «Гранатовый сок».
Теперь мой план был ещё более жестокий, ещё более изощрённый и коварный. Неважно, когда мне представится шанс осуществить его – хоть через год, хоть через десять лет. Я не провалюсь. Не сдамся. Не проиграю. Цепеш с Вернером за всё поплатятся. За всё ответят.
Безусловно, такой гадкий сценарий мог прийти только на ум человеку, сгорающему от жажды мести. Втереться в доверие к Константину и его близкому кругу – привлечь их к штурму московской базы и всех предать в финале. Использовать легкомысленного и излишне дружелюбного Штефана как пешку, такую ценную для Константина. Он, без сомнения, очень суров и опасен, но если дёрнуть за нужную ниточку, то можно манипулировать этим менталом покруче, чем он манипулирует другими с помощью своего гипноза. Попутно охмурить жену Вернера – если получится, конечно. Сделать так, чтобы она его забыла и больше не ждала с «того света». Тут у меня тоже была фора – её дневник, на каждой странице которого так много личного и уязвимого. Если задумка мне удастся и если эта паучиха хоть что-то для него значит, то можно изрядно потрепать алхимику нервишки. Вдобавок, я планировал рассорить Вернера с Константином, но это, как раз, представлялось самым лёгким – стоило только рассказать Цепешу о том, что Эмиль сразу сдал его с потрохами московским охотникам – все его адреса, паспортные данные, место работы – и регулярно помогает им планировать на него рейды.
В общем-то, после полутора лет обдумывания деталей операции, в её успехе я уже практически не сомневался. Казалось, я просчитал всё до мельчайших подробностей. Даже написал самому себе в будущее несколько разных вариантов писем. Эти письма должны были меня направлять в нужное русло, а следить за ходом операции и решать, какое именно письмо и когда отправить, выпало на плечи моего секретаря – Олега.
А потом случилась эта жуткая история с другом моего детства, Гришей, и я решил, что это ещё один знак – пора. Второго такого случая может и не представиться. Пока ещё человек, но в будущем – потенциальный вампир, носящий в груди осколок кристалла самого Влада младшего. Как всё удачно сложилось!
Я почти не дал себе времени на жалость. Около одиннадцати вечера я привёз тело Гришки на нашу базу, а в полночь уже сам лежал на операционном столе в реанимации, и меня готовили к погружению в кому. В четыре утра я снова был на том роковом месте, в лесу. В его теле. Запуганный до полусмерти, я ничего не помнил и ничего не понимал. И только Линкольн, узнав во мне хозяина, привычной дорогой вёл меня к дому…
Глава 48. Нехорошее предчувствие
– В общем, – добавил я, заканчивая свой рассказ перед Стеллой, – мне стыдно. Каюсь. Я был плохим мальчиком. Все эти переселения заставили меня почувствовать себя практически всемогущим, и я совсем заигрался. Но Вернер… Вернер-то тоже хорош. Ничего дурного я ему не сделал, а он забрал у меня сначала Лину, потом власть над московским СКОКом, и в конце концов – контроль над опытами с адренохромом. Вирус, вакцина и прочая чушь – это полностью его идея, которую он спонсировал. Не знаю, правда, зачем. Когда мы его пытали, он сказал, что ему «просто стало скучно». Я не оправдываю себя, но и он тоже тот ещё идиот.
– Не хочу ничего больше слышать! – воскликнула Стелла отчаянно. – Идите вы оба к чёрту! Не желаю знать вас обоих!
– Что ж, справедливо, – я опустил голову. – Не переживай, осталось недолго. Сегодня наши пути разойдутся. Но я хочу, чтобы ты знала: в отношении тебя это был не просто холодный расчёт. Сначала, когда я ещё не познакомился с тобой – да, но после того, как мы встретились, всё, что я делал, я делал искренне. И мне… мне правда понравилось тогда… ну, ты понимаешь…
Я покраснел. К счастью, в темноте этого не видно.
– Ненавижу тебя! – зарычала она. – Выйди вон!
– А ещё… – не останавливался я. – Даже сейчас, когда ко мне вернулась память, я… по-прежнему… несмотря ни на что… люблю тебя.
Выдавив из себя эти слова, я поспешно убежал, хлопнув дверью.
Однако, глядите-ка, прогресс! На этот раз, прежде, чем попрощаться, я успел признаться в своих чувствах. Теперь-то я усвоил этот урок: если собираешься расставаться, пусть даже ненадолго, обязательно признайся. Минутой спустя может быть уже поздно. Кто знает, что ждёт всех нас за поворотом…
В тот же день я уехал в Смоленск. Заперся там в своём кабинете и сначала долго крутил в руках красную машинку, катая пальцами колёсики. Потом подошёл к шахматной доске, стоящей на письменном столе. У меня тут, оказывается, пылилась огромная шахматная доска из красного дерева с увесистыми фигурами – практически размером с ладонь – покрытыми лаком.
Партия была в самом разгаре. Несколько пешек, вражеский конь и обе ладьи уже пали жертвами бессердечного гроссмейстера.
Под одной из съеденных фигур лежала сложенная вдвое записка:
«Если всё прошло удачно, и твоя память полностью вернулась, то тебе не составит никакого труда поставить мат».
Я завис над столом, некоторое время изучая ситуацию на доске. Потёр подбородок. Позиция чёрных незавидная: королевский фланг разрушен, оставшиеся пешки сдвоены, один офицер заперт, а второй – белопольный – сейчас бесполезен, потому что все мои фигуры стоят на чёрных полях. Конь, как кажется на первый взгляд, ещё жив, но на самом деле он «связан» и не может убежать. Можно было бы его взять, но, думаю, обойдётся без этого. Моя рука сама потянулась к белому королю. Сначала нужно сделать рокировку. Вместо короля здесь теперь будет ладья. И она же поставит мат в два хода. Раз. Два. Три. Ничего сложного.
– Москва, приветствую. Каспер на связи. Напомните, в какой камере у нас Штефан?
– Б-18.
– Окей. Прямо сейчас привести все посты в боевую готовность. Мобилизовать седьмой и четвёртый отделы, вызвать всех на суточное дежурство. Уровень обороны максимальный, – я стукнул пальцем по чёрному коню так, что он зашатался. – Второе. До вечера перевести паучиху в смоленский зелёный сектор. Да, в наручниках и с конвоем, как положено. И третье. В полночь ликвидировать объект в камере Б-18. Нет, кристалл не копировать. Сразу ликвидировать. Если сможете, конечно.
– Понял, посты в боевую готовность, Б-03 перевести в Смоленск, в полночь ликвидировать Б-18, – раздалось хриплое мне в ответ от дежурного службы безопасности.
Шах. Кто-то расчётливый и холодный улыбнулся внутри меня, и от его улыбки я тоже словно оледенел. Давай, Константин, убегай. Далеко не убежишь. Следующим ходом будет мат.
* * *
Этим вечером мне пришлось конкретно отругать своих подопечных по видеосвязи. Видеосвязь, разумеется, была односторонней – я их видел, а у них на мониторах горела только белая буква «К» на чёрном фоне, и всё. Но зато на линии раздавался сначала мой хохот, а потом серьёзные укоры. Впрочем, укорял я их чисто для приличия, а вот хохотал искренне. Вообразите: Стеллу сопровождала в смоленский СКОК колонна из целых пяти охотничьих автомобилей, но она всё равно каким-то образом умудрилась сбежать!
Оправдываясь, эти ребята рассказывали мне такую странную историю. Интересно, они сами-то в это всё поверили бы?! Оказывается, уже на подъезде к Смоленску на дорогу, якобы, высыпала целая толпа диких животных: стая волков, несколько бурых медведей, лисиц, летучих мышей, кабан, лось, росомаха, два ежа и бобёр! Слушая это, я беспардонно ржал. Даже ежей с бобром не забыли приплести. Куда без них, они же особенно опасны!
Окружив машины, звери начали вести себя крайне агрессивно: скалились, рычали, шерсть на холках у них встала дыбом. Один медведь сел сверху на крышу ехавшего первым «уазика» и промял её под собой, второй свернул боковые зеркала, третий – разбил лобовое стекло. Тут меня так и подмывало спросить, чем в это время занимались ежи, уж не стреляли ли иголками? Но я сдержался.
Короче, охотникам пришлось в итоге выйти из автомобилей. Они надеялись несколькими выстрелами в воздух распугать животных, но у них ничего не получилось. Звери словно оглохли и продолжали нападать на людей и служебный транспорт. В конце концов, командир, разнервничавшись, отдал приказ стрелять на поражение.
Пока отряд был занят ликвидацией бандитской группировки, состоящей из лесных жителей, один неприметный серый волк через открытую переднюю дверь по-тихому залез в «уазик», в котором со связанными руками сидела Стелла. Проломил перегородку, отделяющую задний ряд от переднего и просунул голову между спинками сидений. Увидев его, паучиха сначала растерялась, потом начала кричать на него и посылать далеко и надолго – наверное, ей на его месте примерещился кто-то знакомый. Она продолжала рассерженно шуметь, пока он вдруг не оскалился и не зарычал так громко, что у неё кровь застыла в жилах. Испуганно зажмурившись, Стелла отвернулась, вжавшись в угол. Тогда волк резко кинулся на неё. Лязгнул клыками. Потом ещё раз. И ещё. Остервенелый, осатанелый, с горящими красными глазами и с пеной, капающей с клыков – будто бешенный.
Нет, он её не тронул. Клацая огромными зубищами, он разорвал мягкий металл наручников, а потом и верёвку, которая её связывала. Когда она открыла глаза, его уже не было. Убежал. Только мелькнул в проёме передней двери его пушистый серый хвост.
В общем, как-то так, видимо, она и удрала. Вторую часть истории охотники мне, конечно, не рассказали, так как своими глазами этого не видели. Они в то время отчаянно отбивались от взбесившихся зверей, но сам-то я прекрасно знаю, чем закончилось дело.
Сканер московских охотников не соврал – мой аватар всё-таки вампир третьего типа, а не четвёртого. По крайней мере, может, если захочет…
Отдав приказ оштрафовать всех виновных в побеге паучихи – ну, или почти всех – я в изнеможении упал на стол и, не глядя, щёлкнул по кнопке громкоговорителя:
– Олег, у нас есть кровь?
– Конечно. Сколько вам принести?
– Всё, что есть. Я дико голодный.
* * *
В полночь между Константином и Штефаном развернулась похожая сцена. Во всяком случае, я, к огромному своему стыду, узнал в Цепеше самого себя. Он тоже, не жалея сил, вышел один против огромной толпы охотников, чтобы спасти и освободить то самое дорогое, что у него было.
Он был пунктуален как никогда. Приехал даже на пять минут раньше двенадцати. Бесчисленные отряды бойцов СКОКа выбежали на улицу, чтобы его удержать, но он, всего лишь подняв руку, отодвинул их и без затруднений миновал ворота, войдя на территорию. Дула пистолетов и автоматов двигались следом за ним, а он, казалось бы, их не замечал.
Маленькая певчая птичка, сидящая на ветке раскидистого дерева, свесила голову вниз, чтобы получше разглядеть, что будет происходить дальше.
А дальше, дождавшись, пока все охотники выбегут на улицу и окружат его, он молвил им всего лишь одно короткое жаркое слово:
– Усните, – и все многочисленные крепкие бойцы, будто малые дети, слегли на землю, сонно закатив глаза. Только на меня одного гипноз не подействовал – я ведь и так уже спал.
Ну надо же! А я и не думал, что он может одновременно ввести в транс всю базу! И не только тех, что снаружи, но и всех, кто поджидал его внутри! Во всём московском штабе не осталось ни одного бодрствующего сотрудника. И даже дежурная уборщица, прислонившись лбом к швабре, уснула прямо сидя.
Очнувшись ненадолго, я попытался связаться со смоленским отрядом, который должен был притаиться в засаде неподалёку. Хотел приказать зажечь прожектора и перейти в наступление, но, увы, мне никто не ответил. Всё вокруг будто бы вымерло…
Тем временем, медленно, но уверенно идя мимо мирно спавших воинов, Константин тихо напевал себе под нос какую-то колыбельную. Как у него получается совсем ничего не бояться и в такой ответственный момент иронизировать? Даже мне – соловью – сейчас было не до песенок.
Сняв с одного из охотников жетон, Цепеш спокойно прошёл мимо всех магнитных замков и постов со спящей охраной в зелёный сектор. Ненадолго задержался у камеры Б-03, в которой сейчас уже никого не было. Принюхался. Покачал головой и фыркнул издевательски. Неужели прознал про мою недавнюю выходку?
Потом двинулся дальше. Дошёл до двери с табличкой Б-18, вытащил из-за пазухи револьвер и, не церемонясь, выстрелил в замок. Проник внутрь, отключил от вены Штефана капельницу, ничуть не пугаясь громко завывшей в этот момент сирены. Похлопал юношу по щекам, приводя в чувство. Потом взял на руки и понёс к выходу.
На улице, то ли от свежего воздуха, то ли просто потому что серебряный раствор уже успел выветриться, Штефану полегчало. Он смог встать на ноги, и некоторое время они с Константином просто смотрели друг на друга. Потом Цепеш прижал его к себе, похлопал по плечу и шепнул на ухо:
– Ничего не бойся. Всё позади. Больше никто не заставит тебя делать то, чего ты не хочешь.
Тот сначала взглянул на него непонимающе. Но вот уже он взволнованно замотал головой и отстранился:
– Что ты такое говоришь, Стэн?! Ты меня пугаешь. Возьми меня за руку и пойдём скорее!
– Нет, – брюнет был непреклонен. – Ты уходишь, а я остаюсь.
В глазах Штефана задрожали слёзы:
– Если у тебя ещё есть тут дела, то я подожду тебя, и потом мы уйдём вместе.
– Не надо. Беги, – приказал ему Константин своим обжигающим голосом, и в следующую секунду закричал так громогласно, что, казалось, зазвенело небо над нашими головами. – Беги, чёрт возьми!!! Сейчас же!!!
Хрупкая фигурка Штефана вся затряслась. Он закрыл лицо руками и сорвался с места, не глядя на дорогу. Миновал ворота штаба, побежал по тропинке, залитой лунным светом, и юркнул в лес. Подождав, пока он отдалится на безопасное расстояние, Константин, уже мягче, своим обычным гипнотическим голосом, проговорил:
– Проснитесь. Пора, – и вся многочисленная армия СКОКа, один за другим, снова поднялась на ноги, поправляя оружие. Взгляды у них у всех были по меньшей мере, недоумевающие.
– Ну, что же вы? – поторопил их, крутя рукой в воздухе, Цепеш. – Эй, ребята, вы где?.. Вас алхимик превратил в золотые статуи что ли? А?
Для пущего эффекта он деловито пощёлкал пальцами перед глазами вояк. Но никто не решался ему ответить. И даже комендант базы стоял открыв рот от растерянности и не в силах был отдать приказа.
Тогда Константин, вздохнув недовольно, подошёл к нему сам и протянул вперёд руки, подставляя запястья для наручников:
– Командир, я вас поздравляю, – сказал он своим обыденным, бархатным голосом. – Вам выпала честь поймать самого внука графа Дракулы, Константина Цепеша. Ну же. Не бойтесь. Я не кусаюсь.
Он опустил голову, ядовито хмыкнув.
С опозданием щёлкнули замки наручников. Тут же в вену Цепешу поставили укол, его взгляд потух, и он едва удержался на ногах.
– Что же он творит… – пробормотал я, просыпаясь. Проснулся я не по собственной воле, а потому что мне перезванивал смоленский отряд. Сбросив вызов – зачем мне обсуждать с ними то, что я и сам уже видел – я, покачиваясь в своём кресле, удивлённо тёр подбородок.
Не ожидал от Кости такого шага. Вот совсем. Всё же он достойный оппонент. Я бы даже хотел сыграть с ним в настоящие шахматы.
Зачем он так поступил? Ведь он мог просто убежать, и ему за это ничего не было бы. А он… решил таким образом положить конец их нездоровым, зависимым отношениям со Штефаном? Боялся быть отвергнутым и разлюбленным? Настолько боялся, что лучше плен и самоизоляция? Или же дело вовсе не в его личных переживаниях, просто он решил пойти по стопам Эмиля и растлить СКОК изнутри?
В любом случае, зря он это. Ему теперь придётся ох как несладко, хотя Штефану, определённо, так будет лучше. Возможно, он даже сможет теперь начать жить. Отыщет ту девушку или найдёт себе новую. И хорошо, что всё это будет происходить где-то вдали от глаз Константина.
Экран моего ноутбука снова зажёгся. На этот раз звонили московские. Ну, давайте, товарищи, хвалитесь мне. Хмыкнув, я нажал на зелёную иконку.
– Доброй ночи, Каспер! Константин Цепеш у нас. В красном секторе. Полностью обезврежен, под большой дозой серебра.
– Поздравляю, – проговорил я, но голос мой звучал серо, без какого-либо ликования. А чему тут радоваться-то? Это ведь не я поставил мат, а мой противник мне унизительно поддался.
– Какие будут дальнейшие инструкции?
– Пока оставьте всё как есть. И дозу снизьте, а то ещё убьёте его.
– Принято.
– Доложите, как там поживает алхимик?
– Простите, со всей этой суматохой мы про него забыли, – мой собеседник сконфузился, но тут же добавил быстро. – Сейчас проверим и свяжемся с вами.
Я немного занервничал. Надеюсь, он под шумок не сбежал. Уж кого-кого, а этого типа я не планировал отпускать на волю. Следующие полчаса от Москвы не было никаких вестей, я им даже перезвонил, но они не ответили. Тогда я набрал свой отряд. Командир принялся докладывать мне о поимке Цепеша, но я сразу его перебил:
– Идите на базу и узнайте, что там с алхимиком. Будьте осторожны. У меня нехорошее предчувствие.
Снова полчаса тишины. Теперь и мой отряд куда-то пропал. Я успел уже надеть кобуру, проверить свой пистолет, достать из ящика стола упаковку серебряных патронов и вызвонить Олега. Приказал ему готовить вертолёт в Москву, а заодно и готовиться самому – морально. Да простит меня его жена за то, что опять выдёргиваю его посреди ночи из постели. И тут вдруг мне, наконец-то, перезвонили. Звонил Артём, самый младший из смоленского отряда. Практически новобранец. Так-так. Уж не потому ли именно его заставили позвонить Касперу, что он должен сообщить мне дурную весть?.. Ведь гонца с плохими новостями, как известно, убивают.
– Каспер, простите, – заикаясь, мямлил Артём, пряча глаза, – но у нас тут и правда случилось кое-что нехорошее. Даже не знаем, как такое произошло…
– Ближе к делу, – поторопил я.
– Понимаете, Вернер, он…
– Убежал? – я закончил фразу за него.
– Нет, не совсем…
Уф! Ну, хотя бы он не сбежал. Но что же тогда?
– Кажется… – запинаясь на каждой букве, лепетал новичок. – Мы, конечно, не уверены, и вам следовало бы приехать и посмотреть на это своими собственными глазами…
– Артём, если ты сейчас же не скажешь, в чём дело, без всей этой воды, то я тебя уволю! – теряя терпение, выпалил я.
– Алхимик… кажется, он покончил с собой!
Глава 49. На восток
Выпалив это, парень со страху начал икать, попросил воды, а потом и вовсе убежал куда-то от компьютера, по которому звонил. Мне, брошенному в одиночестве, осталось только самому закончить вызов.
Вообще, постановка вопроса, конечно, странная. Что значит «кажется» покончил с собой?..
Заинтригованный, я снова набрал Олега:
– Хотел бы я сказать, что задание отменяется, но нет. Придётся нам всё же туда вернуться и посмотреть, что там у них происходит.
– Я уже еду, – ответил он прилежно. – Минут через пятнадцать буду у вас.
Ранним утром мы прибыли на место. У вертолётной площадки нас встречала целая делегация из охотников – московских и смоленских – все какие-то притихшие, сконфуженные и нервные. Видимо, предвкушали серьёзную взбучку.
– Простите, виноваты, – сказал мне тот самый комендант, который вчера «поймал» Цепеша. – Не досмотрели.
– Показывайте уже, что стряслось.
– Вот, полюбуйтесь, – с этими словами охотник открыл передо мной дверь в камеру Р-11 и пропустил вперёд.
Внутри было темно. Свет погашен, и включать его я пока не торопился, осматриваясь постепенно. Первое, что бросилось в глаза – отключённая капельница валялась на полу поперёк комнаты. Мне пришлось перешагнуть через неё, чтобы ступить за порог. Широкая колба с раствором серебра разбилась от падения, и содержимое всё растеклось по полу. Я брезгливо сморщился, стараясь не наступить на лужу.
– А сирена при отключении капельницы срабатывала?
– Да. Но мы решили, что сигнал шёл из зелёного сектора, там ведь… – говоривший вдруг прервался, и я понял почему. Про побег Штефана-то они тоже мне пока не сообщили.
– Ну, смелее.
– Этот целитель из Б-18, которого мы должны были ликвидировать, тоже отсоединил капельницу и сбежал.
– Вас нельзя и на сутки отставить, – пожурил охотников я. – Пока меня тут не было, один убежал, а второй покончил с собой…
Впрочем, с последним ещё предстоит разобраться. Я, наконец, решился щёлкнуть выключателем, и всё вокруг залилось ярким светом.
Эмиль был здесь. Стоял посреди своей камеры, выпрямив спину и гордо расправив плечи. Подбородок приподнят. Взгляд устремлён куда-то вдаль. Левую руку он прижал к груди – в том месте, где у него раньше был кристалл, а правую вытянул перед собой в недвусмысленном жесте. Все пальцы, кроме одного, были сжаты в кулак, и только средний – оттопырен.
Мне бы хотелось попросить его выбрать жест поприличнее, но едва ли это теперь подействовало бы. Вряд ли его вообще сейчас получится сдвинуть с места. Всё тело алхимика переливалось в свете ламп желтоватыми бликами – оно было отлито из чистого золота. Этот тип превратил сам себя в металлическую статую.
Охотники, переминавшиеся с ноги на ногу за моей спиной, не знали, смеяться им или плакать. Я, честно говоря, тоже не знал. Вот так дела!..
В следующую секунду меня стали мучить подозрения. А что если он не умер? Вдруг прикидывается? Подождёт, пока все оставят его в покое, а потом оживёт. Кто их там разберёт, этих алхимиков – умеют ли они превращаться обратно…
– Давно он так стоит?
– С ночи.
– Не шевелится, не дышит? Не моргает?
– Нет. Следим за ним непрерывно. Не двигается.
– Палату осматривали?
В ответ ребята только развели руками. Ну да, им было не до этого, они же до утра всё думали, как преподнести Касперу свежие новости вместо того, чтобы включить логику и разобраться с происходящим.
Подойдя к кровати, я перетряхнул подушку и одеяло. На пол упало золотое кольцо с гранатом и, прокатившись вдоль комнаты, остановилось и шлёпнулось на бок прямо в центре серебряной лужи. Потом я приблизился к столу. Стол был чист, в выдвижном ящике пусто. Разве что, несколько едва заметных маленьких пятен крови как будто капнули откуда-то сверху на край столешницы. Я перевёл взгляд на стену над столом, и замер.
– Он не просил ручку и бумагу?
– Просил. Несколько раз.
– Не дали, конечно же?
– Нет. В красном секторе не положено.
– Однако он нашёл выход, – я указал рукой на облупившуюся стену. Охотники, наконец, решились войти в камеру следом за мной и столпились вокруг.
Судя по всему, он порезал себя серебряной иглой от капельницы и ей же, макая кончик в кровь как перо, написал свою предсмертную записку. Буро-коричневые буквы расплылись на потрескавшейся, местами отвалившейся серой краске стены, тонкие струйки то тут, то там стекали вниз, но текст всё же угадывался. Я почти без труда прочёл:
«Тысячелетиями люди винили Бога в том, что с ними происходило. В трудный час они поднимали лица к небу и с негодованием кричали, глядя в его голубые глаза. Они хотели знать, за что он дал им тело, подвластное печалям и болезням, и почему обрёк на смерть в тяжких муках. И спустя много веков молчания Бог, наконец, ответил. Он молвил, что грусть, боль и смерть – это самые ценные его подарки человеку. А чтобы наглядно подтвердить свои слова, создал нас, вампиров. Тварей, недостойных вечного покоя и обречённых на нескончаемые страдания.
Вы можете завидовать нам, а можете ненавидеть нас, что в сущности одно и то же. Но не пытайтесь стать такими же. Вы не готовы. И не будете готовы никогда».
А ниже:
«P.S. В моём рождении и моей смерти прошу винить мою матушку, от которой я унаследовал этот проклятый дар».
Достав телефон, я сделал фотографию стены. Потом запечатлел самого Эмиля, замершего в столь вызывающей позе. Почти что памятник Маяковскому – только пошёл чуть дальше поэта и открыто показал миру «фак». Сразу видно, тут приложила руку креативная личность.
Фотографии я отправил в вампирский чат, из которого меня, почему-то, до сих пор не исключили. И следом дописал: «Как думаете, он правда умер или притворяется?»
«Рыжик, ты мерзавец», – пришёл мне чуть погодя ответ от Илоны, а следом за ней Ян выругался в мой адрес крепким матом.
«Туда ему и дорога, – добавила матушка Эмиля. – Что за неудачник! Ничего по-нормальному сделать не может, даже умереть!»
Как безжалостно с её стороны.
«Каспер, – написал кто-то ещё, – не думай, что ты сам выйдешь сухим из воды. Ты взял на себя непосильную ношу и жить дальше не сможешь».
И следом меня всё-таки удалили из чата. Что ж, возможно, этот последний оратор и не далёк от истины. Моя ноша тяготила меня с каждой минутой всё сильнее и сильнее. Кило душевной боли, центнер угрызений совести и тонна чувства вины. Интересно, где сейчас Стелла? Что с ней? Её мобильный выключен, и в мессенджере она со дня штурма больше не появлялась. На работу, конечно же, она тоже больше не приедет. Опять будет скитаться по миру, прячась, как тогда, в военные годы?.. Так страшно за неё и так стыдно…
Вздохнув, я убрал телефон и обратился к охотникам:
– Отфотографируйте тут всё подробнее. Снимите отпечатки пальцев на всякий случай, хотя не думаю, что кто-то ещё в этом мог быть замешан.
– А со статуей что делать прикажете?
– Спрячьте в сейф, – хмыкнул я. – На чёрный день.
– Не влезет. Как-то он… некомпактно застыл.
– Ну, не стоять же этому изваянию у нас в СКОК. Отпилите ему руку. Или вообще расчлените, – бросил я холодно и, не оборачиваясь, покинул палату.
Нечего мне здесь больше делать. Ещё один слабак. Устроили детский сад какой-то. Константин играет в поддавки, Вернер сдался. Неинтересно. Я столько сил потратил, но не получил никакого удовольствия от партии.
* * *
Ну, ладно. С вампирами всё ясно. А что же теперь буду делать я?..
Сейчас, когда почти всё само собой разрешилось, и от меня больше не требовалось никаких срочных мероприятий, я тревожился, оставшись в этой пустоте. Жажда мести ушла, и её место заняло какое-то неприятное тянущее и ноющее чувство. Я не знал, куда себя девать. Будто я в чёрной комнате – ничего не вижу и не могу нащупать стен. Полнейшая дезориентация.
Днём мы собрались в московском зале для совещаний, чтобы обсудить план последующих действий. А в особенности Москву интересовала дальнейшая судьба проекта с вакциной. Да, воскресил этот проект Вернер – проделал, между прочим, огромную работу, чтобы сдвинуть дело с мёртвой точки. Но теперь-то, когда всё организовано до мелочей и даже дорогостоящий вирус уже готов и ждёт отправки из Китая, грех сворачивать такой масштабный проект. Столько денег будет тогда потеряно впустую! Такой, если вкратце, была точка зрения всего СКОКа.
С моей точкой зрения она, увы, не совпадала. Я несколько раз пытался объяснить, что мы можем потерять гораздо больше, если будем продолжать дело алхимика, но к общему знаменателю мы с ними так и не пришли. Я попросил время на подумать и заперся в своём кабинете.
Долго сидел, облокотившись на спинку кресла и закрыв глаза. А перед моим внутренним взором мелькали, как ожившее кино, кадры из дневника девочки Светы. Сколько крови было пролито и сколько ещё может пролиться, если сейчас всё это не остановить…
Где-то там далеко, в Смоленске, бездыханно лежит человек, без которого СКОК не сможет принять решение. В черепной коробке этого парня покоится мозг, способный остановить или развязать Третью мировую. Как же он поступит?
В случае, если я сейчас прикажу остановить начатый проект, то подпишу СКОКу смертный приговор. НИИ тогда станет окончательно бесполезным. Он будет слабеть, медленно догнивать, терять сотрудников и, в конце концов, зачахнет. Если же я дам им добро, и проект будет внедрён на государственном уровне, то СКОК поднимется и расцветёт уже даже без помощи покинувшего нас алхимика. Останется только наделать новых нечистокровок да подточить тему с вакциной – провести масштабные испытания, минимизировать побочные эффекты и, наконец, привить большую часть населения, а в первую очередь, конечно, всю нашу армию. Выиграет ли Россия в этой войне? С вампирами в вооружённых силах у неё будут все шансы для победы. И даже если война не развяжется сразу, то при первом же подходящем случае искусственные нечистокровки будут выпущены, что приведёт мир к катастрофе более опасной, чем атомная.
Не буду кривить душой, судьба всего человечества меня мало волновала. А вот чувства Стеллы – очень. Как бы я хотел защитить её. Сделать так, чтобы ей не пришлось ещё раз сталкиваться со всеми этими ужасами войны, которые легли на страницы её дневника.
А знаете, что самое интересное? Я просчитал до мелочей обе эти ветки развития событий, каждую из них – в десятках разных вариаций. Но не нашёл ни одну, в который я сам остался бы жив. Как неожиданно. Ещё только недавно я, предвкушая победу, готов был поставить жестокий мат, и вот уже у моего собственного короля не осталось путей к спасению.
Если остановить и уничтожить проект, то меня, скорее всего, убьют в СКОК, когда до них дойдёт, к чему это приведёт. Уволят и уберут как свидетеля: из секретного шестого отдела живыми не уходят. Но, возможно, убивать и не будут, просто разжалуют и выгонят. Куда я тогда пойду – инвалид, да ещё и официально мёртвый? А в случае, если вдруг меня помилуют и оставят в штабе – что со мной будет, когда СКОК окончательно разорится и закроется? И долго ли протянет НИИ, если за рулём не будет меня?..
Ладно, понятно. Хватит. А теперь допустим, что я буду достаточно расчётлив, чтобы пойти против голоса собственной совести и продолжить, вслед за Эмилем, развивать проект. Смогу ли я простить себе это? Смогу ли я существовать, зная, что где-то в этом большом мире моя любимая женщина с утра открывает глаза, и первое чувство, которое к ней приходит – ненависть ко мне, за предательство и бездушие?
Если всё так, если выхода у меня нет, то не лучше ли мне самому сделать с собой то, что рано или поздно при любых обстоятельствах произойдёт? Уж не так ли думал Вернер, прежде чем превратил себя в золотой монумент?..
– Олег, а водка у нас есть? – щёлкнув дрогнувшим пальцем по громкоговорителю, выпалил я.
– Сейчас поспрашиваю у ребят, – ответил он спокойно. – Думаю, найдём.
– Давайте выпьем?
– Простите, не могу. Я при исполнении.
– Считайте, что это срочное рабочее поручение от Каспера.
– Ну… – протянул секретарь, смягчив голос. – Если так, то я, конечно, не имею права отказаться.
Спустя пару часов мы, оба уже «хорошие», прикончили вторую бутылку спиртного. И тут меня понесло. Я всё говорил, говорил, говорил. Вываливал всё это на Олега. Выворачивал перед ним душу наизнанку. Рассказывал про её фронтовой дневник, про то, как мы познакомились, как я встречал её с работы, как мы вместе ездили в Смоленск – и дальше про все наши отношения в мельчайших подробностях. Олег молчал, но слушал очень внимательно или, как минимум, делал такой вид. Завтра, уж разумеется, мне станет жутко стыдно перед ним, и я тысячу раз пожалею. Но сейчас что-то так нестерпимо холодеет внутри, и даже горячительное не помогает отогреться.
