Дмитрий Соколов
Гранатовый сок
Отвлекая себя от тревожных мыслей, я вытащил мобильник, который не брал в руки весь рабочий день. Вообще мне, как и отцу Арсению, вдруг захотелось закурить, но и телефон, на крайний случай, тоже подойдёт.
Глядите-ка, неотвеченный вызов от Стеллы. Оказывается, она звонила ещё утром, в 8:57. Не сдержавшись, я улыбнулся. Вот так раз. В это время я ехал в СКОК, и звук у меня был включён, поэтому не услышать вызов я мог только в одном случае – если она, как и я позавчера, повесила бы трубку через пару гудков. Лучше бы она этого не делала, если бы хотела прикинуться безразличной к моим василькам. А теперь-то, набрав мой номер и вдруг резко передумав со мной говорить, уж точно выдала себя.
«Привет. Звонила?» – написал я ей, уже догадываясь, какой ответ получу.
«Извини, ошиблась номером».
Прочитав сообщение, я хмыкнул.
«Нет, ты как раз не ошиблась»,
«Понравились цветы?»,
«Надеюсь, твой муж не сильно разозлится», – я несколько раз писал новый текст и тут же стирал его, не отправив. Так и не найдя уместных слов, убрал телефон обратно в карман.
С Вернер так играть нельзя, иначе мне уж точно не избежать преждевременной мучительной смерти. А смолчав, я ещё смогу надеяться на то, что она меня всё же помилует – если не во сне, то хотя бы наяву.
Глава 22. Когда вампирам скучно
«Этот металлический привкус во рту не даёт уснуть. Раньше я перевязывала раны солдатам, а теперь я их убиваю. Из медсестры, спасавшей жизни, я превратилась в кровожадного монстра. Боже праведный, лучше бы я в ту ночь умерла!
А хотя… нет, неправда. Так и было. Я умерла, а та, кто пришла на моё место – это уже не я. Я совсем её не знаю. А для меня… для меня больше нет здесь места. На этой войне мне нечего делать. Ни русским, ни фашистам я больше ничем не смогу помочь.
17 ноября 1942 г.
Ростов».
«Я иду пешком. Одна. Заснеженные поля, леса, сугробы, деревни, города… Люди, которые встречают меня, предлагают помощь, еду и ночлег, но я сторонюсь их. Помощь мне не нужна. Еда и сон тоже. Вот только сапоги совсем стёрлись и ноги промокли. Но какая мне разница. Я больше не заболею…
15 декабря 1942 г.
Курск».
«Рождество. Первое Рождество, которое я праздную одна. Лес. Холодно и темно. Но в темноте мне уютно. Только есть хочется. Почти месяц ничего не ела.
Спать тоже хочется, но я не буду. Мне теперь снятся только кошмары. Каждую ночь я кого-то убиваю. Ужасно. Не хочу это видеть.
7 января 1943 г.
Брянск».
«Я вернулась в Смоленск. В нашу деревеньку. Мой дом такой же, как и раньше. Его не разрушили, не сожгли. Какое счастье видеть его, хотя бы издалека!
Я видела маму. Ещё одна радость – она жива и здорова! Я видела её нового друга. Мужчина средних лет, с виду даже помладше папы. Он помогал ей расчищать снег во дворе, и она казалась вполне счастливой, несмотря на то, что потеряла мужа и дочь на войне. Только морщинок у глаз стало больше.
Как же мне хотелось подойти… нет, подбежать! И обнять её. Расцеловать в эти морщинки! Но я не стала. Мне больше нет там места. Ей сказали, что дочь умерла на войне, в плену, и пусть будет так. Я для неё мертва, у неё новая жизнь. Дай бог, чтобы она была счастливой.
20 февраля 1943 г.
Смоленск».
«Война с фашистами давно закончилась, но война внутри меня продолжается. Моя война, наверное, теперь будет вечной.
Зачем ты снишься мне, мой убийца?.. Зачем приходишь каждую ночь?
Недостаточно моей крови ты выпил? Хочешь ещё? Зачем целуешь мои руки? Почему не пытаешься со мной говорить?..
Я не хочу видеть тебя. Или хочу. Я не знаю. Я запуталась. Встретимся ли мы ещё, или сны с тобой – всё, что мне остаётся?..
10 августа 1949 г.
Минск».
«Столько лет прошло, но он не забывает про меня. Он зовёт меня к себе. Кажется, он единственный, кому я теперь нужна. Всем остальным я приношу только несчастья и смерть… Но как мне найти его?..
28 апреля 1955 г.
Варшава».
«Не думала, что когда-нибудь скажу это, но, кажется, жизнь наладилась. Я больше не опасаюсь людей, а всего-то для этого мне нужны были перчатки и чеснок. Я выучилась на врача. Работаю, продолжаю учиться. Как много можно успеть узнать и сделать, когда в запасе вечность…
Эмиль говорит, что мы должны встретиться. Что время пришло. Во сне он кинул мне красную нить и сказал, что по ней я найду его. Но я и так знаю, где он. Я тут, совсем рядом. Просто нужно решиться…
28 марта 1978 г.
Тирасполь».
«Почему? Почему же мы не сделали этого раньше?!..
Наша вторая встреча, подобно первой, была похожа на ураган. Так же, как он впервые ворвался в мою жизнь и перевернул в ней всё с ног на голову, он изменил меня и сейчас. Он снова сделал меня живой!..
Ещё издалека я увидела его силуэт в свете ночных фонарей. Тридцать восемь лет как один день! Вот он, мой убийца и спаситель!
Я сорвалась с места и побежала к нему, а он побежал ко мне. С жаром схватил меня за плечи и заглянул в моё лицо. Придержал его ладонями, всматриваясь в знакомые черты. Потом пальцами легонько потянул уголки моего рта вверх, заставляя улыбнуться. Показались кончики двух заострённых белоснежных клыков, и только тогда он, успокоившись, кивнул и прижал меня к своей груди:
– Всё хорошо. Ты всё-таки жива!..
Его шёпот… До боли узнаваемый румынский акцент. Такой осязаемый, терпкий, обволакивающий:
– А помнишь… А помнишь войну?
– Помню… – едва дыша, шепнула я в ответ.
– Как давно это было… как будто не по-настоящему.
– Будто кошмарный сон или жестокая игра.
– И в самой гуще этого сумасшествия – мы… – прижав мою голову к своей груди, он гладил мои волосы. Уже не то испачканное короткое каре, как тогда, в сорок втором, а блестящий в лунном свете шелковистый водопад длинных прядей.
Он ещё долго обнимал меня и целовал. А потом сказал, что теперь всё будет по-другому. Что теперь он никуда меня не отпустит.
Неужели, мои скитания окончены, и я, наконец-то, дома?..
23 мая 1981 г.
Бухарест».
Уф. Дочитал всё-таки. Едва решился, весь вечер ходил вокруг оставшихся записей из дневника, прежде, чем отважился прочесть их до конца. Осторожно сложив листы, я отправил их на книжную полку – к остальным.
Ну и тугодум этот Эмиль, почти сорок лет где-то шлялся, прежде, чем сделать то, что он должен был бы по-хорошему сделать сразу. Хотя, ладно, признаю, в военные годы его и самого могли расстрелять за связь с русской, но после войны-то что ему мешало? Где он отсиживался? Чем занимался всё это время? Что-то не верю, что он все эти годы был один…
Короче, не понравился он мне. Совсем. Эгоист и самодур. И, возможно, ещё и бабник. А у Светы, похоже, просто «стокгольмский синдром», а не любовь. Надеюсь, она скоро всё это поймёт и пошлёт его.
Хм, или я просто ревную?
Я побарабанил пальцами по столу. Вот уж не думал, что со мной снова когда-нибудь это произойдёт. Особенно если учитывать, что у меня теперь больше нет сердца.
Пытаясь прогнать от себя провокационные мысли, я решил позвонить маме. Хотел сделать это ещё утром, сразу после кошмарного сна, но сначала было слишком рано, даже для такого «жаворонка» как она, а потом меня поглотила уборка и работа.
А сейчас, вечером, я всё же набрал её номер, и мы проговорили целых два часа – неожиданно много для двух взрослых людей с разными графиками, характерами и взглядами на жизнь. До этого я не созванивался с ней полгода, если не больше и, признаться по правде, не испытывал такого желания. Я всегда чувствовал себя своего рода обузой для неё – как, наверное, и любой ребёнок-инвалид. Поэтому, как только я вырос и стал самостоятельным, я отдалился, предоставив её самой себе. Она, в общем-то, не возражала. Но сегодня я понял, что нам нужно пообщаться. Что моя детская травма, за которую зацепилась во сне Стелла, требует как минимум пристального изучения, а ещё лучше – проработки.
И, знаете, что было? Я сказал ей, что я её люблю. Что благодарен ей за мою жизнь, за моё детство, за всё, что она для меня сделала, и вдвойне благодарен – за всё, чего не сделала. Что я родился такой, какой родился, и, значит, на это был какой-то особый божественный замысел. Что если бы мне вновь дали возможность выбрать, в какой семье и у каких родителей родиться, я бы выбрал их с папой. А на отчима и сестрёнку я больше не злюсь. Ещё я сказал ей, что в последнее время чувствую себя лучше, и мне больше не нужен инсулин. Правда, она, кажется, в это не поверила, как и во всё остальное. Но самому мне стало гораздо легче, когда я высказался.
После того, как я повесил трубку, я некоторое время задумчиво сидел с телефоном в руках, потом открыл мессенджер и написал Стелле короткое сообщение:
«Кажется, твои кошмары меня исцеляют. Спасибо».
* * *
Этой ночью мне снился прекрасный сон. Должны же мне когда-нибудь сниться и хорошие сны. Едва я закрыл глаза, какая-то сила нежно вытянула меня через макушку из тела, и мне стало так легко, уютно и тепло.
Все заботы я бросил позади. Все проблемы и даже память о них остались где-то далеко-далеко внизу, на земле, в этом пыльном, безжизненном городе. Я разом всё забыл, и токи горячей энергии побежали по моему до этого зажатому, словно окаменевшему телу. Какие же всё-таки люди негативные и ограниченные. Выдумывают себе проблемы и не видят за ними настоящей жизни. Не видят этой чудесной ночи. Этой луны, этого тёмно-синего бездонного неба, этих звёзд. Этих еловых лесов, пахнущих хвоей и терпкими дикими травами.
Я открыл свои чёрные бусинки-глаза – маленькие, но выразительные и зоркие. Поводил в разные стороны носом, улавливая воздух, полный притягательных ароматов. И вот уже какая-то неведомая сила изнутри моего нового тела подбросила меня вверх словно камень. Я сделал взмах перепончатыми крыльями – и взмыл в ночное небо, будто магнитом притягиваясь к лимонно-жёлтой полной луне.
Я чувствовал себя не крохотной летучей мышью, а как минимум цепным псом, который после долгих лет заточения в будке, наконец, сорвался с привязи на волю. И если бы кто-то в этот момент сказал мне, что утром я по собственной воле войду в своё человеческое тело – я бы ему не поверил.
Впрочем, какая разница. Утро будет так нескоро, что и думать о нём не хочется. Сейчас ночь – моё время, моя стихия.
Маленький моторчик в моей груди, быстро-быстро стуча, нёс меня над лесами и полями со скоростью ветра. Я не знал, куда именно лечу, но моё тело как будто бы знало. Чувствовало кожей, костями.
Вдалеке показались жёлтые огни домов, и лес сменился деревнями и посёлками. Запахло дымом, поднимающимся из труб, жжёными поленьями. Наверное, ночь сегодня холодная, но я-то не мёрзну, а вот люди топят печь, чтобы согреться. Спустившись ниже, я вдохнул поглубже этот запах, и тут же снова взмыл в небо, продолжая свой извилистый путь. Прощай, маленькая деревенька, пожелай своим жителям сладких снов, а мне нужно дальше.
Тёмно-серый каменный коттедж-замок, увитый плющом, я увидел ещё издалека. Сюда часто слетаются мои друзья, и я тоже люблю это место. Я спикировал под крышу и повис на ней вниз головой, рядом с ещё одной такой же летучей мышью.
«Привет», – сказала она мне без слов. Я не услышал её, а скорее почувствовал телом.
«Привет», – ответил я так же, на беззвучном языке.
Напротив нас, за стеклом, украшенным витражом, был чей-то рабочий кабинет. Обтянутый тёмно-зелёной тканью стол, лампа, какие-то ещё предметы на нём. А вдоль стен – шкафы с книгами в старых, тёмно-бордовых переплётах.
– Поздно уже. Почему не спишь? – я ощутил тонкую вибрацию человеческого голоса и узнал в говорящем Штефана. Говорил он на человеческом языке и, наверное, не на русском – потому что самих слов я не понимал, но то, что они означали, каким-то образом чувствовал.
Голубоглазый подошёл к окну и, подняв голову, смотрел сначала прямо на нас – двух мышей – а потом на ночное небо.
– Я читал, – ответил ему с опозданием вкрадчивый баритон. Тоже до дрожи мне знакомый.
– Но книга закрыта, – подметил Штефан мягко. – Стэн, тебе пора отдыхать.
Константин встал из-за стола, и пространство вокруг него как-то неприятно, мелко-мелко задрожало, искривляясь волнами – будто вода, в которую кинули камень. Летучая мышь рядом со мной, почувствовав это, встрепенулась, резко раскинула в стороны крылья и взмыла ввысь. Моему маленькому тельцу инстинктивно захотелось сделать то же самое, но я удержал его силой воли.
Штефан пытается указывать гипнотизёру Константину, что делать – довольно дерзко с его стороны. Я просто обязан увидеть, чем это закончится!
– Спасибо, – ответил Константин спокойно. – Наверное, ты прав. Пора.
Удивлённый, я ещё долго шпионил за ними, но они больше ничего не говорили. Штефан продолжал смотреть в окно, любуясь звёздами, а Константин стоял у стола за его спиной, не сводя с него своих чёрных глаз. Потом он беззвучно подошёл к юноше сзади и, положив руки ему на плечи, вдруг жадно припал губами к его шее. Тот вздрогнул от неожиданности, но ничего не возразил. Только закрыл глаза и легонько прикусил губу.
Интересно, зачем он это с ним сделал? Может быть, когда вампирам скучно, они иногда вот так развлекаются, попивая кровь друг друга?..
Странные они, всё-таки. Наверное, у них и правда какие-то свои, звериные повадки, но и зверю, в теле которого я сейчас находился, не удавалось их понять.
Размяв косточки, я потянулся, расправил крылья и сорвался с крыши. Камнем полетел вниз, а у самой земли сделал взмах и взметнулся к небу. Я поднялся над их домом, над елями и соснами, над посёлком. И полетел куда-то на запад. Туда, куда меня звала звенящая тишина тёмной, дикой ночи.
Глава 23. Младше на 200 лет
Всю оставшуюся рабочую неделю я упражнялся в астральных переселениях и даже нашёл в них определённое спасение – если ночью я выходил из тела, то мне не снились кошмары. Правда, я во время таких переселений и не отдыхал тоже. Моё тело не спало, а находилось в какой-то неестественной отключке, будто бы под наркозом. Потом оно довольно тяжело «раскачивалось», руки и ноги были как ватные и совсем меня не слушались. И только спустя, может быть, полчаса или час после пробуждения я возвращался в себя окончательно.
Наверное, пройдёт ещё какое-то время, прежде чем я научусь так же хорошо контролировать себя в телах животных, как в своём собственном. Входить в них оказалось легче, чем сохранять при этом свои сознание и память. Особенно с последней были проблемы – едва попав в шкуру другого существа, я тут же напрочь забывал, какую цель ставил для себя перед переселением и нёсся куда-то, опьянённый чувством беззаботности и свободы. Так что ничего интересного мне больше увидеть не удалось.
Я пытался ночью слетать в теле летучей мыши в СКОК, но у меня пока ничего не вышло. Не долетел, отвлёкся на другие, как мне тогда казалось, более важные занятия – охотился и кормил своих мышат. А волком я туда попасть не смог по другой причине – мешал высокий забор. Но вообще, прогресс, конечно есть. До этого, с утра – по дороге на работу – я отключился, сделав вид, что уснул, а сам сел на прожектор автомобиля маленькой незаметной синичкой. Так я и проехался на крыше с ветерком все два часа, запоминая дорогу до московского штаба. Жаль, что потом пришлось экстренно просыпаться – Михаил по прибытии так сильно тряс меня за плечо, что у синички чуть было не отказало от страха маленькое сердечко. Я поспешно вышел из неё и пошпионить не успел.
Что касается моего нового спецзадания, то с утра в среду меня на работе ждал очередной сюрприз. Михаил заглянул ко мне перед началом рабочего дня и, пыхтя, притащил с собой что-то не очень большое, но, судя по всему, довольно тяжёлое. Кряхтя, он издал такой звук, какой слетает с уст тяжелоатлетов, когда они вскидывают штангу кило на двести, и с массивным стуком взвалил мне на стол нечто золотистое и прямоугольное, похожее по форме на кирпич.
– Что это? – я моргнул, проверяя, не сплю ли.
– Это, Гришенька, аванс тебе. Чтобы, так сказать, работалось веселее. Чистое золото, между прочим! Тяжеленное, ух!..
Несколько шокированный масштабом задатка, я некоторое время просидел неподвижно – даже «спасибо» забыл сказать. Но потом всё же очнулся и взялся за дело, причём со всем возможным энтузиазмом. Уж очень любопытно стало узнать, что такое сверхценное содержится в смоленской базе, если СКОК легко раскошелился на настолько странный, но, безусловно, внушительный, аванс.
Однако, несмотря на все приложенные усилия, орешек оставался весьма и весьма крепким. По всему выходило, что защиту на той стороне настраивали весьма серьёзные ребята, знавшие толк в своём деле, и взломать её будет всё же не так просто, как я думал изначально. Что же, дорогу осилит идущий. Я запустил несколько программ, перебиравших возможные уязвимости и активно искавших бреши в смоленской защите, и всё, что мне теперь оставалось – это набраться терпения.
Тем не менее, у меня было, чем заняться во время ожидания. Данные, которые я мог теперь с помощью виртуального ключа извлечь из московской базы СКОКа, интриговали меня ничуть не меньше, чем таинственные секреты их смоленских коллег. Объём информации был настолько огромным, что, как говорится, глаза разбегались – прямо не знаешь, с чего начать и за что хвататься. Вот, например, досье на многочисленных вампиров, находящихся в розыске. Я спешно пролистал неизвестные мне имена и фамилии и вдруг аж подпрыгнул на месте. Ух ты, какие люди! Это же сам Константин Цепеш! Описание сходится – ментал-гипнотизёр и экстрасенс первого типа. И фотка его – с тех пор он, совсем не изменился. Между прочим, обещают премию в тридцать три миллиона долларов тому, кто его поймает. Я аж глаза протёр: это же сколько нужно золотых кирпичей?! Интересно, откуда у СКОКа такие бешеные деньги?.. Впрочем, наверное, это блеф. Всё равно они понимают, что шансы поймать Константина стремятся к нулю. Из его досье я ещё вычитал, что он заседает в думе под мирским псевдонимом Святослав Царёв – это его имя и фамилия по последнему паспорту. И хотя его, так сказать, место работы уже давно вычислили, никто из охотников, похоже, не решается вступить с ним в схватку. Или решаются? Я раскрыл список операций с его участием и ахнул. Нет же, решаются, да ещё сколько! Но каждый рейд заканчивается одним и тем же – вся группа охотников после встречи с ним пропадает без вести.
Я хмыкнул. Что тут скажешь. Похоже, Константин – достойный противник Касперу. Такой же неуловимый.
Помимо отчётов о многочисленных провальных операциях, в базе хранились и данные об успешной охоте на вампиров. И вместе с ними – подробные описания того, какие боевые тактики применялись и какое оружие использовалось. Кстати, а нельзя ли почитать поподробнее, чем можно пронять нашего брата?
Как выяснилось, очень даже можно. В одном из разделов были собраны и тщательно систематизированы материалы на тему того, что вообще известно СКОКу о вампирах, их способностях, уязвимостях, возможностях, эффективности применения против них различных видов боевых отравляющих веществ и иных способов воздействия: огня, кислоты, электрического тока и многочисленных видов огнестрельного и холодного оружия. Часть информации поступала с полей, но в основном база содержала отчёты о результатах бесчисленных опытов, проведённых в лабораториях московского штаба. Мне всё больше и больше становилось не по себе по мере того, как я осознавал, чем изо дня в день занимаются в застенках нашей организации. Выходило так, что моих собратьев поневоле – вампиров, которым не посчастливилось попасть в цепкие лапы рыцарей креста и кола – с утра до вечера накачивали разной наркотической дрянью, облучали радиацией, травили ядами, пропускали через них электрический ток и просто резали на части. Чтобы потом, хладнокровно засекая время по таймеру, раз за разом заносить в свои протоколы скрупулёзные записи о том, как и за какое количество времени кристалл смог восстановить повреждённое тело. Само собой разумеется, весь спектр чувств вампира при этом никого не интересовал.
Меня невольно передёрнуло при мысли о том, что могло бы быть, если бы «коллеги» раскрыли мой маленький секрет. Я представил, как Рэмбо всаживает в меня пулю за пулей, Лариса отрезает своим ножичком по кусочку, а Козлиная борода, сменив рясу на белый халат, сидит за столом с секундомером и с задумчивым видом заносит ровные ряды записей в потрёпанный журнал… брр! При всём уважении, такие кошмары не под силу придумать даже Стелле.
Как выяснилось, большинство перечисленных выше способов показали свою неэффективность: кристаллы легко регенерировали тело после огнестрельных ранений и ожогов, очищали от ядов и радиации, сопротивлялись отравляющим газам и ультразвуку. Всего лишь несколько средств были отмечены как действенные – и всё используемое в настоящий момент бойцами СКОКа вооружение так или иначе базировалось на них. Первое – это старое-доброе серебро. Оказывается, оно способно не только ослаблять кристалл, но и воздействовать на парообразную кровь вампира. Регенерация в местах порезов и пулевых ран, сделанных серебром, замедлялась, а если контакт с серебром продолжался, то и вовсе останавливалась. Кровь сжижалась и начинала течь, как у обычного человека, раны не затягивались, отрубленные конечности не приживались назад. Ножами и пулями дело не ограничивалось, серебро пробовали применять всеми возможными способами – например, вводя жидкий раствор аргентума в кровь подопытных, экспериментаторы ослабляли их паранормальные способности, лишали физической силы и ловкости.
Мне вспомнился тот странный вампир, на которого я случайно наткнулся, когда заблудился в хитросплетении местных коридоров. Уж не капельницу ли с серебром ставили тому парню?..
Ладно, посмотрим дальше, что там ещё? Яркий свет, чеснок и, кто бы мог подумать, осина. Свет экспериментаторам особенно полюбился. Несмотря на то, что никакой разрушительной силы он не имел, возможность во время боевых действий ослепить и даже на время парализовать противника была достаточно заманчива, и исследований на эту тему проводилось много. Выяснилось, что наиболее эффективен с этой точки зрения ультрафиолет: его направленный луч слепит вампира быстро и эффективно, дезориентирует и вызывает болевой шок. В СКОК было разработано множество опасных «игрушек» с его использованием – от наплечных фонарей и фонарей-дубинок для оперативников и охранников, до сверхмощных моделей, которые устанавливались на автомобили и даже на бронетехнику. Последние могли работать по большой площади и предназначались к использованию во время штурмов и других крупномасштабных операций.
Про чеснок я, похоже, уже всё знаю. В общем-то, тоже не опасная штука, но блокирует обоняние, тем самым «выключая» синдром хищника и сверхспособности вампиров-нюхачей. С меньшей эффективностью для этой же цели можно использовать перец и имбирь, но они, в отличие от чеснока, могут не подействовать на слишком голодного вампира, поэтому СКОК использует только чеснок – в чистом виде и в «чесночных» газовых баллонах.
Осина по своему действию аналогична серебру, однако сейчас от её использования отказались ввиду того, что металл функциональнее и практичнее дерева. Осиновый кол остался только на эмблеме СКОКа, а охотников этой штуковиной больше, к счастью, не вооружают и даже осиновый экстракт в капельницах не используют из-за неудобства его получения.
Я снова вспомнил о несчастном вампире в смирительной рубахе и с иглой в вене. Уверен, где-то тут в базе должны быть и записи о том, кто сейчас содержится в заключении. Хорошо бы и их изучить, но не сейчас. Я сделал себе мысленную заметку на следующей неделе начать с того, чтобы поискать эту информацию. А пока пришлось побороть искушение задержаться подольше на работе, чтобы не вызывать лишних подозрений.
Тем более, сегодня пятница, а я за эту неделю явно заслужил короткий день.
* * *
Вечером, в 18:00, я подъехал к уже хорошо знакомому мне зданию больницы и припарковался напротив входа. Ехать решил прямо с работы, чтобы не терять времени. Константин велел быть у него именно в пятницу – не в субботу – а до полуночи, учитывая долгую дорогу, времени оставалось впритык.
«Привет. Я приехал за тобой. Выходи», – написал я Стелле, на что получил холодный ответ:
«Я закончу часа через два».
«Так не пойдёт! Мы опаздываем».
«Много работы».
Я проложил на навигаторе маршрут до места назначения и понял, что у меня в запасе всего полчаса на то, чтобы уговорить её свернуться. Стараясь не обращать внимания на подрагивающие ресницы, я хлопнул дверцей машины и решительно направился в здание больницы.
На посту отделения гематологии меня поджидала уже знакомая медсестра. Увидев меня, она толкнула в бок свою коллегу – совсем молоденькую девушку, которую я до этого тут не видел. Потом улыбнулась мне:
– Здравствуйте! Боюсь, вы снова не вовремя. Она попросила её не тревожить.
– Я-то, как раз, вовремя, – минуя пост, я пошёл дальше, скользя глазами по табличкам на дверях в поисках ординаторской.
– Молодой человек, вы меня не поняли! К ней нельзя!
– Мне можно, – отмахнулся я, не оборачиваясь.
А вот и знакомая дверь. Сначала в общую ординаторскую, а потом, слева, в её отдельный кабинет. Долго не сомневаясь, я опустил вниз скрипучую ручку.
– Я же просила никого ко мне не пускать!.. – возмутилась Вернер, услышав, как открылась дверь. Потом подняла глаза и осеклась.
– Стелла, честное слово, я пыталась его остановить, – с юмором пожаловалась из-за моей спины медсестра.
– Да, этого не остановишь, – буркнула та недовольно. – Чёрт с ним, пусть сидит здесь.
Медсестра, пожав плечами, удалилась, а я прошёл к её столу и занял стул напротив – так же, как в прошлый раз, когда мы с ней только познакомились. Правда, сейчас я её совсем не интересовал – она была так погружена в работу, что как будто меня не замечала.
– Я же тебе написала, – бросила она, не переставая стучать по клавишам, – у меня сегодня много дел.
– Ничего, я подожду, – я окинул взглядом букет, стоящий на краешке стола, довольно кивнул сам себе и добавил. – Минут десять у нас есть.
Стелла потрясла перед моим лицом увесистой кипой медицинских карт:
– Мне нужно всем вот этим людям сделать выписки. Это часа на два, а то и на три.
Я промолчал. Она пожала плечами и продолжила печатать, изредка поглядывая на меня.
– От кого цветы? – поинтересовался я через пару минут.
Вернер, наконец, оторвалась от своего файла и внимательно на меня посмотрела. Буркнула:
– Не знаю, – и снова погрузилась в документ. Но через пару секунд, прищурившись, опять перевела взгляд на меня.
– Что-то не так? – спросил я.
– Уж не ты ли… – с вызовом проговорила она и прервалась.
– Не я! – я поспешно мотнул головой.
– Не ты?
– Делать мне больше нечего!
Она снова уставилась в свой монитор и, судя по выражению лица, некоторое время пыталась поймать потерянную мысль. Потом вздохнула:
– Нет, придётся им всё-таки забирать свои выписки в понедельник, – и решительно закрыла документ.
Выключив компьютер, Стелла достала вешалку из шкафа и принялась расстёгивать пуговицы на своём халате.
– Не смотри на меня так! – приказала грозно.
Я ухмыльнулся. А ведь и правда, я, сам того не замечая, невольно следил за её руками:
– Прости… – я вскочил, помогая снять халат с плеч. Повесил на вешалку и передал ей.
Хлопнув дверью шкафа, она разгладила складки на своём чёрном платье и слегка поправила волосы – между прочим, сегодня она была без строгого хвоста, только боковые прядки заколола назад, чтобы не мешались. Но сейчас, посмотрев в зеркало, и их распустила.
Бросила быстрый взгляд на стол, осмотрела разложенные по нему бумаги, задержалась ненадолго на васильках. Потом снова повернулась ко мне:
– Помоги мне с чемоданом.
– Конечно! – я с готовностью схватился за ручку её дорожного чемодана, наклонил его, ставя на колёса, и тут же от неожиданности согнулся под его весом. – Ух ты, сколько же там литров?!
– У Константина отменный аппетит, – мрачно проговорила Стелла. – А теперь ещё и ты появился.
– Я-то как раз много не ем… – кряхтя, я, тем не менее, повёз этот неподъёмный гроб к двери.
Выпустив меня первым из кабинета, она вышла следом и прикрыла было дверь, но тут до наших ушей донеслось:
– Я вот всё никак не пойму, это муж или любовник?..
Стелла застыла как вкопанная, так и не вставив ключ в замочную скважину.
– Да муж, конечно. Слишком уж он… самоуверенный.
Я хмыкнул.
– А я вот сомневаюсь. Кажется, он младше её. И на пальце кольца нет. Любовник всё-таки, наверное.
– Ой, не знаю. Мой тоже кольцо не носит. И вроде они примерно одного возраста.
– Ты второй год тут только, а я давно за ней наблюдаю. Она уже долго у нас работает, лет десять точно, так что ей уже тридцатка с хвостиком. Просто сохранилась хорошо…
Стелла снова открыла дверь и на этот раз, закрывая её, громко ей хлопнула. Тут же вставила ключ в замок и со скрипом дважды провернула его. Дамы на посту осеклись и замолкли.
Проходя мимо них, я не удержался. Остановился ненадолго и, прикрыв рот ладонью, громким драматическим шёпотом проговорил:
– Вы правы, я её младше. Думаю, лет на… на двести как минимум!
– Прекрати сейчас же, – сквозь зубы процедила Стелла, обернувшись на меня.
– Просто она молодо выглядит, – не унимался я. – Ведьма! А ведьмы не стареют…
– Волков! – рявкнула врач. Она поравнялась со мной и, взяв меня за рукав пиджака, настойчиво потянула к выходу, пока я ещё чего-нибудь не ляпнул.
– Ну! Что я тебе говорила! – тем временем ликующе воскликнула одна из медсестёр. – Видишь, у них фамилии разные!
Вторая ткнула её локтем, и та промямлила:
– Ой, извините… Я имела в виду… Ну, в смысле…
– Ну всё. В понедельник нас точно уволят, – мрачно проговорила младшая у нас за спиной, когда мы были уже у лестницы. – Обеих.
* * *
Мне пришлось порядком поднапрячься, чтобы затолкать большущий чемодан с кровью в машину. Несколько раз я приподнимал его и тут же, чертыхаясь, ставил обратно на асфальт. Перехватывал поудобнее – и снова терпел фиаско. Наконец, рыкнув от натуги, всё-таки вскинул его достаточно высоко, чтобы протолкнуть в багажник. Машина заметно качнулась и опустилась. Перевернув чемодан на бок, я убедился, что он надёжно лежит и не ездит – впрочем, это было лишним, потому что в багажнике теперь совсем не осталось свободного места. Захлопнул дверцу и в изнеможении вытер пот со лба.
Когда я сел за руль, Стелла была уже на пассажирском. Она ничего мне не сказала и вообще отвернулась вправо, к своему окну. Сначала я даже не заподозрил неладное, но потом, присмотревшись внимательнее, заметил, что она плачет.
Я приблизился и заглянул в её лицо. Лицо как всегда серьёзное, будто каменное, ничего не выражающее, а по щекам текут слёзы. Ну и ну. Что-то всё-таки Каспер напутал, когда писал мне, что у вампиров нет сердца и души.
