Дмитрий Перцов
Тетрадь с гоблинами
– Для начала разомнемся. В кольцо попадешь? С трёхочкового.
Сильно надеясь на помощь магии, я кинул мяч, но тот стукнулся о стену в паре метров от щитка и приземлился на голову Никите Евроньюзу, внимательно изучавшему свой планшет.
– Почти, – сказал Степа. – Надо над техникой поработать.
– Больно! Кто это кинул? – спросил Никита.
– Я, – сказал я. – Прости, Никит.
Никита посмотрел на меня зло и вернулся к своим делам. Остальным тоже стало неинтересно. Горгона громко хмыкнула и сказала про меня: «Клоун». Аннет отвернулась. Я с восьмого класса знал, что ей нравятся баскетболисты, и это единственная причина, по которой я согласился играть со Степой.
– А все уже сняли «Послание»? – вдруг спросил Тышка. – Мне его еще монтировать. Я ни одного ролика от вас не получил.
Я ничего не снял, о чем тут же доложил Тышке. К счастью, оказалось, что до дедлайна дотянули все. Добросовестно сняли свои ролики, даже в нескольких дублях, только Угрюмов и Барышня.
– В деревне сняла! – сказала Барышня. – Рядом с овцами. Папа у меня завел их с год назад примерно. Вот потеха получилась!
Остальные почесали кто что: кто голову, кто ногу, но решили единодушно – в этом году все двоечники. Степа кинул мяч, и тот с хрустом прошел сквозь сетку.
– В параллельном классе, небось, уже сделали крутой видос, – грустно сказал он.
– Каноничкин, а ты в «Антиме» не снял себя? – спросил Тышка.
– Нет.
– А че так?
– Вот так.
– А когда под сцену провалился? Не снял? – спросил Иськин.
– Ты правда считаешь, что мне было до того?
– Да.
– Нет!
– Каноничкина ответ!
– Слушай, я что-то снял, но какую-то хрень…
– О себе только думаешь, – буркнула Алиса.
– Эй, я ушибся там, вообще-то.
– Надеюсь, сильно.
И что она на меня взъелась? Обиделась, что не позвал в прямом эфире на свидание? Ох, эта переменчивая женская натура.
Мимо пробегали Вера и Элина, и Алиса присоединилась к ним. Вообще, обидная история с этим «Посланием». За всю историю у традиции не было ни одного срыва. Зато каждый раз это целое событие, которое обсуждается еще полгода. Лет десять назад, когда был популярен паркур, ребята снимали «Послания» на крышах зданий. Их даже приглашали в вечернее ток-шоу. В позапрошлом году выпускники стендапили. А Лешу Цивика, нашего предшественника, взяли на режиссерское за умелый монтаж в стиле трейлера. И каждый раз тех, за кого голосовало большинство, объединяла одна общая черта. Они делали что-то новое. Подходили к задаче творчески, так сказать. И я решился:
– А что, если… в этом году мы снимемся в «Послании» вместе?
Моего предложения никто не понял. На самом деле – просто не вникли в его гениальность.
– Что?
– Зачем?
– Нарушим традицию?
– Да! – сказал я. – Ну и что?
– Традиции нарушать нельзя!
Я встал на скамейку, точно оратор Цицерон. Пусть меня будет хорошо слышно даже тем, кто слушать не хочет, Аннет.
– Да ладно вам! Все вместе – это супер-концепция! Можете мне поверить.
– Что такое концепция? – спросил Зибка, еще один друг Крупного.
– Это тебе рано знать. Смотрите: снимаем в одной локации. Такое будет впервые в истории, и как минимум этим мы отличимся. Будем говорить по очереди, а потом – хором, один текст. Суть «Послания» в том, что только вместе, сообща, мы добьемся успеха.
– А сам, главное, вечно тусуешься без нас, – буркнула Алиса, пробегая мимо.
Забив еще один трехочковый, Степа сказал:
– А я согласен с Димой. Вместе – хорошо. Это называется командная работа.
– И я согласен, – с чего-то согласился Крупный.
– Тогда давайте придумаем…
Тут мы услышали топот со стороны раздевалок. И умолкли.
В зал, сжимая в руках детский надувной мячик, вбежал Сидорович. Он держал путь в сторону баскетбольного кольца. Добежав до черты, Сидорович прыгнул, кинул надувной мяч в щит, тот отскочил обратно, снова приземлившись на Евроньюза.
– Да сколько можно!
Сидорович, сделав пируэт, невозмутимо присоединился к нашему полукругу. Я прокашлялся.
– Давайте продолжим.
– Я не попал, – сказал Сидорович.
Мы секунду смотрели друг на друга.
– На спортплощадке снимемся, – требовательно заявил Степан, – или в тренажерном зале. Мы самый сильный класс в истории!
– Степа, ты надоел со своим спортом! – завопила пробегающая мимо Алиса. – Нужно выбрать, что объединяет нас всех!
– Спорт объединяет.
Инициатива Степы никого не вдохновила. Тут же запустился процесс генерации вариантов.
– А если в планетарии или в университете каком-нибудь? – спросил Угрюмов.
– Фу-у-у, Угрюмов, – сказал Тема Крупный. Больше про самого Угрюмова, чем про его идею.
– Поехали в лес! – предложила Барышня.
– А что в лесу?
– Грибы.
– На крыше школы!
– На крышах уже делали «Послание».
– В поезде!
– В ресторане!
– В лифчиках!
– Мне нравится.
– В скайпе, может?
– На стройке!
– В кондитерской!
– В луже крови!
– Боже, Крупный, не смешно.
– В вертолете тогда.
– В раю!
– В смысле, подорвемся?
Происходил классический брейншторминг, который вел к одному: к абсурду и исходной ситуации. Спасать положение предстояло не кому-то там, а небезызвестному Диме Каноничкину.
– Возле Шара, – сказал я.
– А?
– Возле Шара. Вы забыли, чем запомнится 2022 год? Тем, что загорелся Шар. И мы – тоже горим. И мы это скажем. Мы запишем «Послание» о том, что надо гореть тем, что ты делаешь.
Послышался гул одобрения, но очень сдержанный.
– Мне нравится эта идея, – сказал Сидорович и выпрыгнул из окна. Хорошо, спортзал находится на первом этаже.
– Ну, не знаю, – сказал Тышка. – ИМХО, добрая половина в нашей параллели снимется на фоне Шара.
– Точно!
– Нет, вы не поняли, – объяснил я. – Мы сделаем круче. Мы снимем Послание… – я выдержал паузу, – из окна «Антимы». Шар будет под нами.
– Что-о-о?!
– А как мы туда попадем?
– Я постараюсь договориться. Нет, не так. Я договорюсь. Точно.
– Ты реально сделаешь это?
Я замешкался.
– Да… Реально.
Десяток пар блестящих глаз уставились на меня. Улыбки. Восторг. Аннет. Я вернул себе всеобщее расположение. Как бы Рахт меня не подвел!
– Канон, ну ты крутан, – Степа подошел ко мне и похлопал по плечу. – Ждем тогда от тебя инфу.
– Класс!
– Оноре де Канон!
* * *
Я попрощался с одноклассниками, еще раз заверив их, что все схвачено и Послание будет топ. И мне очень вовремя позвонил Рахт.
– Дима, добрый день! Доброта дня подобна стрекозе – прекрасна во всех отношениях.
– Добрая стрекоза, – сказал я.
– Верно. Дима, пришла пора показать себя. И заключить между нами договор. Ты готов?
– Конечно.
– Тогда приезжай после школы к Большому собору. Я буду тебя ждать.
И отключился. Интересно, что мне делать в Большом соборе и что за такое «дело» меня ждет. Однако поживем – увидим.
* * *
По пути в собор я заехал в больницу. Мы немного поболтали с папой, он сказал, что чувствует себя хорошо, но мне в это верилось с трудом. Перед уходом я купил в больничном буфете сосиску и пожелал скорейшего выздоровления какому-то мужчине. Мужчина обиделся, и сначала я не понял почему, а потом догадался: он, как и я, просто посещал кого-то из родных. И, скорее всего, совсем не болел. Никогда.
Протискиваясь сквозь толпу туристов возле Шара, я наступил на ногу какому-то французу и бросил обиженный взгляд на наше Чудо Света. Это все ты устроил, негодяй. Не горел – цены тебе не было. Спасибо, сдачу оставь себе. Я показал ему дулю. Тетрадь в рюкзаке потеплела (не знаю, как я это почувствовал) – правильно, мол, я сделал.
– В жопу себе засунь, – отреагировал на это щекастый паренек.
– Я не вам!
– Все равно засунь.
Орвандцы – они такие лапочки. Может, к черту их спасение? Пусть живут себе в мире хамства и заблуждений, травят друг друга, выдумывают причины обижаться и оскорбляться.
Я поднялся по лестнице Варфоломея, пересек Парк роз и перешел через дорогу к Набережной, туда, где возвышался шпиль Большого собора. Возле реки ветер усилился. На церковной площади неорганизованной гущей толпился народ. Готический собор, почему-то закрытый для посещения, поражал своим величием. Это было одно из главных католических сооружений Орвандии, и в нем во время войны базировался Штаб самообороны. Здесь (как и в соборе Августина) короновали царей.
Но главное: в памяти каждого орвандца, да и всех жителей Земли Большой собор связан с ораторией “К Венере – через небеса” орвандского композитора Вали Дара. Слушая его, вы каждый раз играете в догонялки со своими мурашками. Они убегают от вас далеко-далеко, сквозь галактику Млечный Путь по незримым нотам органа и виолончели.
Я потянулся и сделал пару разминочных движений. Папа говорит, что если это движение выходит у тебя непроизвольно, значит, судьба готовит нечто интересненькое. Я подошел к входу в собор, у которого стоял Черный Костюм. Он держал палец на ухе (хотя проводка от рации я там не заметил) и водил пристальным взглядом по толпе, то и дело отгоняя зевак.
– Можно зайти? – спросил я.
– Нельзя. Операция.
– Гланды кому-то удаляете?
– Что? Так, мальчик, ты иди-броди. Нельзя тут.
– Чем докажете?
– Гуляй, говорю!..
– Вы гланды кому-то удаляете?
Он протянул руку, чтобы меня оттолкнуть, и я ретировался. Собор, хоть и был в десять раз ниже высотки «Антимы», тем не менее, давил сильнее. Я нутром чуял: с ним что-то неладно. Словно чье-то темное присутствие омрачало великую историю. Я обошел его с левой стороны. Там стояло еще два Черных Костюма.
– Никак не пробраться, – сказал я какому-то французу. Минуту назад я наступил ему на ногу, и теперь он почему-то оказался рядом со мной.
– Pouvez-vous me dire ce qui se passe dans la cathédrale?[33] – спросил он.
– Ви[34], – ответил я.
Я обошел собор справа и забрел на маленькое средневековое кладбище. В этот момент заметил в окне какое-то движение. Спустя минуту ко мне подошел первый Костюм.
– Тебе велено заходить, – сказал он.
Кто-то из желающих попасть в собор возмущался, но дверь за мной уже гулко затворилась.
* * *
Афиша концертов органной музыки – первое, что я увидел. За следующей дверью, высокой и тяжелой, была сувенирная лавка. А затем меня поглотил собор. Взгляды христианских святых, средневековых правителей и воинов с длинными копьями устремились с витражей на мою макушку. Эхо шагов раскатилось по высоким стенам, достигая купола. Пахло ладаном и деревянными скамьями.
Я ступал по бетону, стараясь услышать ангелов. Сегодня я бы этому не удивился. Не удивился бы даже пению устриц. Но никто не пел. Никто не хлопал ангельскими крыльями. Как родного, меня ожидал покой. Есть некий фильтр на входе в католические храмы. Шагнув внутрь, оставляешь что-то плохое позади. Всегда. У меня не самая воцерковленная семья, но даже я это замечаю.
Я сел на скамью в первом ряду, напротив высокого распятия и алтаря, закрыл глаза и задал себе один-единственный вопрос. Зато глобальный.
Может, ну его все нафиг?
Я наклонился, чтобы завязать шнурки. Скрипнула скамейка.
… Я повернул голову и увидел, что витраж исчез.
Вместо него за окном была моя классная комната. Кабинет, в котором я проучился десять лет. Я встал, подошел ближе, наблюдая, как он медленно превращается в актовый зал. Там разворачивалось целое действо. Выпускной в школе. Шар не горел, я чувствовал, я знал это. Три пары танцевали вальс: Пуан сжимал, очень ловко, надо заметить, талию Аннет. А я – я сидел в заднем ряду, с мамой. На глазах ее выступили слезы. Но не от того, что я стал таким взрослым. А от того, что…
Стоп.
А где папа?
Почему мы с мамой вдвоем?
А Мелкий где?
Еще раз стоп…
– Отвали, – сказал я.
С потолка актового зала свисало и пялилось на меня Зеленое мохнатое существо.
– Может, зайдешь? – сказало оно весело.
– Не смей заходить! – сказало второе существо, Бордовое, свесившееся рядом с первым.
– Ты меня бесишь, Маэстро. Я надеялся, что ты сон.
– Я не сон.
– Да, я сон.
– Ты меня тоже бесишь, – сказал Зеленый.
– Нет, ты меня не бесишь, – сказал Бордовый.
– Заходить будешь?
– Будешь заходить?
– Не буду, – сказал бордово-зеленый от злости я.
– Вот и хорошо.
– Альтернатив много. Найди свою собственную. Она у тебя одна.
Мираж исчез. Передо мной вновь возник витраж.
Я не удержался, и сочинил следующие строчки:
Смотрю на себя сквозь витраж.
Не лицо, а недозрелая слива.
Для кого-то судьба – мираж.
А для меня – еще одна альтернатива.
В отражении я увидел двух мужчин. Они стояли за моей спиной и улыбались.
– Рад, что ты пришел, – сказал Рахт. Джек, второй мужчина из отражения, молча пожал мне руку.
В этот момент откуда-то сверху послышался крик.
– Что ж, – сказал Рахт, игнорируя звук, от которого затряслись мои поджилки. – Это кричит наше дело – требует безотлагательно к нему приступить. Прошу сюда.
– Что это было на самом деле?
– Сейчас узнаешь.
Рахт кивнул Джеку. Тот подошел к деревянной двери слева от алтаря и, недолго думая, открыл большим железным ключом замок, и мы отправились на храмовый балкон.
Глава 25. Охота на Минувшего
Горгулья смотрела на Бьенфорд, а я – на горгулью.
Части ее туловища стерлись в единую массу – аморфные отголоски минувших дней; отчетливыми остались только разинутая пасть и зубы, но я бы все равно порекомендовал ей обратиться к стоматологу. Сделав фотографию, будто горгулья ест Шар, как апельсин, я собрался выложить ее в «Инстаграм», но Рахт запретил: мол, не положено. Здесь, на площадке под открытым небом, проходила граница, смутная Terra Incognita между землей и небесами. Службу свою несли лишь редкие порывы ветра.
Вьется, вьется ветер хмурый,
Ветер хмурый – вьется, вьется.
Посвящаю свои стихотворные шедевры тебе, о, Аннет! Если ты, конечно, читаешь эти строки. А если нет – то и не читай. Расскажи, что под тобой лежит прямо сейчас? Подо мной вот – Бьенфорд. Копошатся разноцветной массой туристы и паломники, и стелется по брусчатке синеватый туман.
На парапете нас ожидали два человека: долговязый Черный костюм с торчащей из-под ремня рубашкой и девушка с разноцветными губами. В углу, недалеко от них, я увидел составленные коробки, пару «рубиновых ловушек» и еще какие-то странные приборы. При виде Рахта люди вытянулись в струнку и только что честь не отдали.
– Привет, ребята! – бодро поздоровался с ними вице-президент «Антимы». – Как продвигается? Это Дима, выдающийся школьник и юморист. Дима, знакомьтесь, это Андрей, главный техник в моей команде. Его помощница – Саша.
Мы обменялись рукопожатиями. Быть “выдающимся” мне польстило.
– Любимец Шара, – сказала Саша. – Приятно познакомиться!
– Не посвятите Диму в суть дела? – сказал Рахт.
– Принято, – Андрей сделал глубокий вдох. – Ситуация следующая… – И закашлял. – Простите.
– Ничего.
– Нам поступил сигнал об исчезновении уборщика в Большом соборе. Его отправили мыть горгулий, – Андрей резкими, военными движениями указал на скульптуры, – но уборщик не вернулся.
– Как топорно, Андрюш, – сказал Рахт. – Давай так: …но уборщик, ко всеобщему недоумению, так и не вернулся обратно. Лучше?
– Лучше.
– Тогда продолжай. Метафоры, эпитеты, вводные конструкции обогащают речь. Не будь сухарем!
– Принято. Итак, он не вернулся.
Андрей замолчал, смущенный замечанием Рахта.
– Может, его просто не заметили? – выручил я парня.
– Никак нет. Дверь внизу запирается. Служительница храма ждала, когда он постучит, но этого… – Андрей на секунду задумался, – по странному стечению обстоятельств, увы, не произошло.
Рахт хлопнул в ладоши.
– Шикарно!
– Наверху его не нашли, – и, воодушевленный похвалой, добавил: – Это было загадочное исчезновение.
– Тут ты переборщил… – покачал головой Рахт. – Риторика, друг мой, требует тренировки.
– Виноват.
– Продолжай, Андрей. Больше не заморачивайся. Считай, что меня здесь нет.
– Принято. Следом за уборщиком исчез дьякон Павел Зенц, правая рука настоятеля. Он подошел к алтарю и тоже пропал с концами. Окна там не открываются. Их никто не разбивал. Полиция приняла заявление, но никаких улик и следов не обнаружила и дело закрыла.
– Наша хваленая система правопорядка! – покачал головой Рахт.
– Произошло кое-что еще… – осторожно сказал Андрей.
– А вот об этом… – прервал его Рахт, – расскажет непосредственный участник событий. – Он подошел к парапету, где лежал раскрытый ноутбук, и включил проигрыватель. На экране появилась женщина в монашеской рясе. Она сидела на скамье и дергалась от каждого шороха. Голос за кадром спросил:
– Расскажите от начала до конца, что вы видели и слышали.
– Да что видела… – женщина волновалась, отчего ее деревенский говор усиливался. – Что слышала… Ничего не видела. Слепая я… Господь забрал зрение, но даровал тонкий слух. Он-то, слух, меня и подвел. Ночевала я тут, ага… На койке, в служебном помещении. Как вдруг слышу – тук-тук-тук. А потом голос, отчетливый такой: Мара, Марушка… Мара – это я. Я уж было подумала, что воззвал ко мне Он, – женщина показала пальцем вверх и блаженно улыбнулась. – Но нет. Распознала я. Павел это говорил. Павел звал меня. Помоги – говорил он. И еще что-то говорил. И прямо будто в комнате он находился. Я каждый уголочек-то обошла, послушала. Но пусто было. Одна я. А он все звал и звал…
– А потом?
– Что потом? Ничего. Утих Павел. Помолилась я за него, за душу его, за покой. Ушел он… Теперь я понимаю это. Ушел. Покинул нас.
Шигир Рахт захлопнул ноутбук.
– Об этих голосах заявили еще двое. Правильно, Андрей?
Тот кивнул.
– Священник по имени Лит услышал голос коллеги во время обедни. Жена уборщика, уверенная, что мы его прячем, услышала жалобный супружний вой. Нет сомнения, речь идет о Минувших.
– Уведомив полицейский департамент, – сказал Рахт, – мы направили сюда специалиста, вашего тезку, Дима, тоже из моей команды. Хорошего человека, профессионала. Дело не выглядело примечательным. Мы решили, что виновник всего… Андрюш, напомни-ка?
– Ла-буреш.
– Ла-буреш! Ты, Дима, о нем знаешь.
– Знаю! Это Минувший, который живет в… м-м-м… В церквях.
Рахт вскинул бровь. Я понял, что ошибся.
– Он виновен в исчезновениях?
– Ты не в курсе, да?
– Да.
– Ла-буреш также называют Минувшим молитвы, – объяснил Рахт. – Он живет в монотонных, медитативных речитативах: заклинаниях, песнях, реже – в стихах. Было логично предположить, что именно он – наш злодей, не так ли? Учитывая, что в Большом соборе каждый день молятся сотни человек. Судя по тому, что мы знаем об этом Минувшем, чрезмерно агрессивный Ла-буреш способен заставить человека не просто куда-то, скажем, пойти или проглотить кусок камня (да-да, и такое возможно!). Но даже изменить форму или… раствориться. Зависит от текста, который произносит жертва.
Копилка моих знаний о Минувших пополнялась. Интересно, возник ли этот Ла-буреш в заброшенной лечебнице, когда мы произносили текст из Тетради?
– И что, теперь нельзя читать вслух? – спросил я.
– Почему же? Во-первых, Ла-буреш – достаточно редкий Минувший. А во-вторых, от него легко защититься. Да и в целом, окажись Ла-буреш дебоширом Большого собора, с ним справился бы даже новичок. Но…
– Но нет?
– Нет. Дмитрий досконально исследовал собор и следов Ла-буреш не обнаружил. На последнем сеансе связи он сообщил, что поднимается к парапету. Сюда. И теперь – самое интересное. Маячок в его мобильном телефоне работает. Он указывает, что в данный момент Дмитрий находится здесь.
– В смысле, прямо здесь? – спросил я.
– Андрей?
– Все верно. Здесь. Где мы. Примерно. Маячок часто меняет местонахождение, но… – Андрей разблокировал планшет. На экране появилась карта с мигающей точкой, – сейчас он рядом с нами.
Я поводил руками по воздуху.
– Он призрак?
– Неверно. Призраки – сущности нематериальные. Маячок – сущность материальная. Но она то ли здесь, то ли нет.
– Сущность Шредингера?
– Верно.
– И что мы будем делать?
– Для начала – доверимся профессионалам. Андрей и Саша знают свое дело. А там посмотрим. Глядишь, и ваши способности пригодятся. Начинайте, ребята!
В ответ на слова Рахта Саша подошла к сваленным в углу вещам. Взяла оттуда стеклянный шар размером с волейбольный мяч, маленький раскладной столик, коврик для йоги и вернулась к нам. Молча поставила столик, на подставку – шарик, и уселась в позе лотоса рядом.
– Саша – человек способный! – Прошептал Рахт. – Настоящий медиум. После того, как Шар зажегся, ее способности многократно возросли, и теперь ее смело можно назвать Ригори. Неопасным, конечно. Сейчас Саша проведет маленький спиритический сеанс.
– Чтобы связаться с Минувшим?
Я с трудом унимал дрожь из-за встречи с настоящей Ригори.
– Скорее, чтобы узнать его природу и понять, как нам действовать.
Саша закрыла глаза. Андрей встал по ее левую, развернутую ладонью вверх, руку. Девушка стала плавно водить пальцами, изображая волну. На лбу образовались морщинки. Я завороженно наблюдал за движениями ее губ, что-то шепчущих, и тут Саша промолвила:
– Чувствую его. Сильно его присутствие. Березовая аура колышется, дубовая – вот-вот воспрянет из мрака, тополиной же буквально касаюсь. О таком Минувшем я не слыхала. – Она открыла глаза, и уставилась на стеклянный Шар. – Он не очень большой. Треть моего роста. Поймать его можно с помощью «Рубиновой Модели М». А найти – с «Прототипом-21».
Андрей подошел к груде приборов и извлек на свет те, о которых сказала Саша.
* * *
Я стоял возле горгульи, изучал ее зубы и ждал, когда стану участником первого в своей жизни расследования. Меня вооружили электрошокером. Для солидности я попросил брендированную куртку “Антимы” (будет чем похвастаться перед одноклассниками).
– План такой, – объявил Андрей. – Шаг за шагом обходим закольцованный балкон. Саша и… ммм… Дима – пытаются войти в контакт с Минувшим. Джек – прикрывает тыл, он же несет «Модель М». Я впереди, с «Прототипом-21».
«Прототип-21» представлял собой полукруглую коробку на колесах с трубкой и датчиками. Прибор фиксировал колебания, свойственные определенной группе Минувших; когда Андрей тянул его за собой вдоль парапета, он издавал монотонный звук, напоминающий бегущее в проводах электричество.
– Похож на пылесос, – сказал я. Саша усмехнулась (оказалось, она так же называла устройство). Я обозвал его змейкой. Как в старой телефонной игре – «Змейка». С первой же секунды, как мы выдвинулись, я понял, что стал частью спецназа волшебников и магического S. W. A.T в одном лице. А это требовало ответственности. Я старался поймать момент, чтобы проявить свои недюжинные дарования. Сначала я громко крикнул:
– Ау!
И объяснил свой поступок тем, что, возможно, мы имеем дело с Минувшим, живущем в эхе. Потом я стрельнул электрошокером в каменный узор на стене, а спустя пару минут ударил по горгулье ногой с разворота. Все это имело мало практического смысла, но я действовал по наитию. Когда, лихо перекинув одну ногу через парапет, я попытался приманить магию на страх высоты, Рахт не выдержал:
– Дима, пожалуйста, будем работать без глупостей!
– Ладно…
– Будь целесообразным.
– Целесообразность – мое отчество.
– Докажи это.
У Джека, в отличие от Рахта, поднялось настроение: впервые за все время он обронил звук. Так бы ухнула охрипшая сова. Они часом не поспорили на мой счет? Я подошел к Саше.
– Вы уже многих Минувших поймали? С помощью пылесоса.
– Многих. Да. Хоть и за каких-то несколько дней… Но нас долго готовили.
– А опасные среди них были?
– Если честно, нет, – Саша сконфузилась. – Я с детства чувствовала, что мир будто не полон, словно что-то у него забрали. А как Шар загорелся, так сразу поняла, что была права.
– Я вон там живу, – я указал в сторону своего района.
– А… Понятно.
Вдруг змейка начала пищать. Мы выставили перед собой электрошокеры.
– Началось, – прошептал я.
Андрей продолжил медленно идти вперед.
– Звук означает, что Объект поблизости. – Андрей принял боевую стойку. – Будьте наготове. Правда, есть одна особенность. Обычно уровень частоты сигнала меняется по мере приближения к объекту, а сейчас он стабильный.
– Не понял, – честно признался Джек.
– Минувший отдаляется от нас с той же скоростью, с какой мы к нему приближаемся.
– Попробуем быстрее? – сказал я. Андрей кивнул, сделал два широких шага и потянул за собой змейку. Звук не изменился.
– Он тоже ускорился, – сказал Андрей.
– А если мы разделимся на две группы и окружим Минувшего? – предложил я.
– У нас устройство в одном экземпляре… Саша?
Девушка, зажмурившись, водила перед собой руками, словно ребенок, которого мама заставила вытереть пыль с двери.
– Он уходит от меня. Не дает вступить в контакт. Я думаю, он играет. Ему это доставляет радость. Мне нужно больше времени…
– Сколько? Сутки? – спросил Рахт, и в его голосе прозвучал металл, где-то уровня алюминия. Я понял, что доводить его до стали нежелательно. Мы сделали полукруг и ступили на противоположную сторону балкона.
– Нам нужен план Б, – сказал Андрей и задумался. И все задумались. Кроме меня. Всегда приятно наблюдать за тем, как работают профессионалы. Но еще приятнее – видеть, как профессионал сам себя загнал в тупик, а ты отчетливо видишь выход.
– У меня он как раз есть! – крикнул я и побежал вперед, весело хохоча и ударяя ладонями по воздуху.
– Дима!
– А-а-а-а! – кричал я. – Выходи, Минувший! Ты где?!
Логика была простая: если Билиштагр меня удержит, значит, я совершаю ошибку, и остановлюсь. Если не удержит, значит, риск оправдан. Я по-прежнему действовал по наитию, с которым уже намеревался серьезно побеседовать: слишком уж странно оно мною руководит, безалаберно.
Ни на какого Минувшего я не наткнулся, хотя пробежал добрую стометровку. Устав от марш-броска, я остановился возле одного из немногочисленных окошек купола. В нем отражался Шар и – немного, совсем чуть-чуть, – я. Но мое отражение… Оно не было моим в точности. Не таким, каким я его привык видеть. Я внимательно изучал его, а оно изучало меня еще внимательнее.
– Привет, – тихо сказал я. Мой двойник не пошевелил губами. Слабо-слабо улыбнулся. От этого по позвоночнику пробежал озноб. Ко мне и подошла остальная группа. Змейка больше не пищала.
– Дима, не смей больше так делать, – сказал Рахт, вытащив из ножен крепкую медь. Но меня она не напугала. Я продолжал смотреть в окошко – теперь я в нем вел себя так, как положено. Но изучал уже не себя. А Шар. В который раз я ощутил, что нас что-то связывает. Не родственные узы, но – некая правда, истина существования, из которой происходим мы оба.
– Извините, – повернулся я к остальным. Но… Мне кажется, я знаю, что делать.
Группа вопросительно уставилась на меня. Даже Рахт, увидев, что я предельно серьезен, перестал злиться и извлекать коллекцию металлов наружу.
– Этот Минувший не играет с нами, как сказала Саша… А заигрывает.
– И? – спросил Рахт.
– Так или иначе, он нас провоцирует. Но если до этого мы считали, что он пытается втянуть нас в игру, где есть правила и мы обязаны его догнать, то теперь… В общем, начните корчить рожи. Прыгать, скакать, вести себя как пьяные дети. Умение дурачиться в одиночестве – верный признак того, что вы способны быть счастливыми. Так вот представьте, что вы одни. Хотя бы на минутку.
Первым, кто после легкого шока решил мне довериться, оказался, как ни странно, Джек. Он распахнул рот, так что стали видны гланды, и растопырил по-медвежьи ладони. После чего зарычал и стал косолапо расхаживать по парапету.
– Сигнал появился, – удивился Андрей.
– Так что же мы стоим, друзья? Делайте, что говорит Дима! – Шигир Рахт присоединился к дурачествам Джека. Он присел на корточки, и пошел по кругу гусиным шагом. Саша же, изображая крик петуха, горланила в небо. Андрей тем временем покатил куда-то Змейку и, заявив: «на эту ругается», указал на горгулью. Такую же ободранную, как та, которую я рассматривал, поднявшись на парапет.
– Наш Минувший – горгулья? – спросил я. Мысленно я уже озаглавил будущий детектив: “Дело об оживших горгульях”.
– Никак нет, – отчеканил Андрей. – У алтаря, где пропал дьякон, нет горгулий. Тут что-то другое.
– Что-то другое… – эхом повторила Саша.
Андрей поводил трубкой туда-сюда. Сигнал оставался сильным. Напряжение возросло.
– Посмотри, – сказал Джек тихо. И указал на пасть горгульи.
– Она над пропастью.
Андрей с сомнением посмотрел на Шигира Рахта. Тот улыбнулся и кивнул. Тогда Андрей перевесился через парапет и вскарабкался на спину горгульи.
– Крепкая? – спросил я.
– На века, – подтвердил Джек. Они взялись с Сашей за длинные ноги Андрея. Я понял, что волнуюсь. Одно неверное движение – и Андрей полетит вниз.
Тогда заставят лезть меня.
Осторожно перебирая ладонями, Андрей, чье лицо стало красным (конечно – висеть вверх ногами!), медленно приблизился к голове горгульи, схватился за пасть, подтянулся и посветил фонариком.
– Ну? – спросил Кафил.
– Ничего, – ответил Андрей.
Слегка дрожащего Андрея вернули на место, он сел на парапет и, пока никто, кроме меня, на него не смотрел, включил на телефоне фотографию своей черепахи. Успокоился.
– Змейка стала тише пищать, – заметил я.
– Кто?
– Ваша машинка.
Ее звук вернулся к исходной интенсивности, видно, акробатика Андрея спугнула существо.
– Проверим следующую горгулью? – сказал Джек.
Андрей спрятал телефон, дернул шланг, и подвинул Змейку на метр. Аппарат зашелся в писке, как петух на рассвете.
– Опять никого не видно! – огорченно воскликнул Шигир Рахт. – О, не зря говорят, да будет благословен муж, чьи очи видят не только то, на что смотрит их хозяин! Но он же здесь, зараза, да?
Мы притихли. Только Змейка, не распознавая в Рахте авторитета, продолжала верещать, точно пес, нашедший наркотики.
– А если он микроскопический? – спросил я.
Сашу мой вопрос возмутил:
– Она НЕ микроскопическая! Я показывала, какая она! Я все еще ее чувствую, но она неуловима… неуловима…
– «Прототип-21» и не уловил бы микрообъекты, – подтвердил Андрей.
– Она? – повернулся Рахт к Саше.
– Может, и он, – отрезала та. – Просто не понимаю, почему мы по умолчанию, всегда и везде, когда о чем-то не знаем, говорим «он».
– Я не всегда так говорю… – улыбнулся я Саше. Она тоже улыбнулась.
– Может, в них механизм какой-то?.. – рассуждал вслух Андрей, разглядывая горгулий. Тут вызвался я:
– Могу проверить!
– Как?
Я вытащил из кармана звоночек от велосипеда с Гирко. Поднес к горгулье. Этот момент мог стать моим триумфом, но, увы, не судьба. Вибраций я не ощутил. Щелкнул – ничего не произошло.
– Механизмов здесь нет. – И добавил, поймав на себе недоверчивые взгляды. – Он магический… А Минувший, как я понимаю, невидимый.
– Попробуем ударить электрошокером, – сказал Джек.
– По Любимцу?!
– По горгулье!
Меня эта мысль тоже посещала. Я ее отбросил, потому что звучит, как выстрелить в шевелящиеся кусты: ветер там или враг – неважно, главное шмальнуть. Не по-взрослому. Андрей, тем не менее, спорить не стал: ударил по горгулье током, и Змейка тут же умолкла.
– Грохнул?
– Как бы понять.
Мы подошли к каменному изваянию с белым пятном на голове и отломанным клыком. Змейка снова возвестила о присутствии таинственных сил.