Дмитрий Перцов
Тетрадь с гоблинами
– Парные носки? – пошутил я.
– Ага-ага. Ты тонко уловил мысль.
– Я хочу новый стол под компьютер, – сказал Рома.
Зачем?
* * *
Нет, серьезно, зачем Рома это сказал? Так не вовремя и тупо. Что вообще в голове у этого человека?..
– Разговоры о Безымянных – таинство. Комната-2 ревнует, если эти беседы происходят не в ней. Посему пройдемте, граждане, на экскурсию. Вход, ясное дело, через зеркало.
– Ясное дело, – кивнул я.
– Вы готовы? – спросил дядя Витя.
– Я только пойду пописаю, – сказал я.
К такому-то мероприятию стоило подготовиться. Я ушел в туалет. Сделал свои дела и решил кое-что проверить. Достав из рюкзака Тетрадь, открыл на странице Дорхана. Подумал о дяде Вите.
Он рад, что смог обмануть. Он рад, что смог обмануть своих врагов. Он смеется. Они не слышат. Он смеется.
Это меня не удивило. Дядя Витя не вызывал доверия, интуитивно. Все его россказни… Но это еще куда ни шло. Я полистал Тетрадь и понял: на странице Зухры кое-что изменилось. Впервые. Зухра – тот, который “распознает врагов”. На его развороте появился портрет. Как вы думаете, чей? Да. Дяди Вити. Досконально прорисованный, вплоть до последней морщинки, карандашом.
Я почувствовал иглы ненависти, направленные на этого типа. И чтобы уж до конца убедиться в его бесчеловечности, задал вопрос Грохиду. Корф-ученый мне ответил:
Его зовут Альберкинуда Вит. Темный, исполненный яростных мыслей человек. С его тяжелой руки начались великие разногласия. Он зажег огонь ненависти. Его сила однажды погасила Шар.
Одно из двух: либо дядя Витя плохой, либо Тетрадь. Проблема в том, что до сих пор тетрадь-то ни разу меня не обманывала… А дядя Витя делает это прямо сейчас. Вот только в чем?
* * *
Стоило нам шагнуть в зеркало, как древний полицейский вошел в образ экскурсовода и принялся монотонным голосом рассказывать о своей жизни и Комнате-2.
– Здесь, кстати, есть свой Шар. Это потому, что я часто думаю о нем и говорю с ним.
Формально комната походила на ту, из которой мы пришли. Был стул. Но вместо полицейской формы на нем висел какой-то театральный балахон. Окно. За ним виднелся застывший пейзаж древнего города. Стелла с соленьями. А посреди комнаты светилась маленькая копия Шара.
– Разве он не прекрасен? – задал риторический вопрос дядя Витя.
В Комнате-2 царила атмосфера нереальности: искаженные перспективы, легкая дымка. Пространство словно выворачивали наизнанку, каждый раз добавляя новые предметы. Мозг отказывался привыкать, и я подумал, что так, наверное, ощущают мир пьяные люди.
Просто я никогда не пробовал алкоголь.
Никогда. И не собираюсь.
– Еще чаще я говорю с моей возлюбленной Синто. Потому она сюда и явилась, – дядя Витя указал на статую красивой девушки с большими глазами и, вероятно, большим сердцем. – А за окном Бьенфорд, каким он был пять тысяч лет назад.
Я облокотился на подоконник. Пока дядя Витя рассказывал, я любовался городом – моим и не моим. Ни один художник в мире не изображал Бьенфорд вот так. Даже на жестяной банке лимонада “Старый орвандец” он не казался настолько живописным. Двухэтажные дома с деревянными балками, из окон струится магический свет. Жизнерадостные дети теснятся у лавок торговцев, а там, вдалеке, – огромный фонтан, за которым горит Шар. Шар в полном расцвете сил.
Пахнет булками и медом. А я… Где нахожусь я? Не в доме Ромы. У Комнаты-2 иные координаты. И отчего-то я уверен, что на крыше этого дома готовится к полету мифическое создание.
Город ускользал от меня. Стоило остановить взгляд, присмотреться к карете, к стражникам или к бродяге с большим мешком, как перспектива терялась. Точно я хватался за отзвук сна, но никак не мог его поймать. Голос дяди Вити выдернул меня из чудесного созерцания.
– У тебя не получится насладиться пейзажем в полной мере, – сказал он. – Я плохо запомнил это мгновение, но именно его нарисовала Комната за окном. Отвернись. Не страдай вместе со мной.
– Расскажите нам все. Про Шар. Про Безымянных. Что угрожает Орвандии? Как мы можем помочь?
Дядя Витя взял с полки «сникерс» и откусил кусок вместе с оберткой.
– Невкусный. Настоящий шоколад вкуснее, чем в этой комнате. А вы настроены серьезно, да?
Мы кивнули.
– Ладно… Я покажу. Ну-ка, сюда. – Дядя Витя подвел нас в центр комнаты, к Шару. – Темноты мне! – сказал он, и комната погрузилась в полумрак. – Смотрите… Но ничего не бойтесь.
– Я и не боюсь, – сказал Рома неожиданно для меня. И для себя, наверное, тоже.
– Цыц! – скомандовал дядя Витя. – Смотрите внимательно.
Я не сострил в ответ на Ромину смелость. Потому что смотреть действительно было на что. От пространства, как кожура от мандарина, вдруг отсоединились тени. Они поползли в сторону Шара, точно змеи. Могучие силуэты, то обретающие четкие очертания, то теряющие их.
– Безымянные, – зло сказал дядя Витя. – Мне не дано знать, каков был мир, в котором они обитали. По каким законам существовал – мне невдомек. Будем считать его туманом. Но затем случилось первое и величайшее чудо из всех чудес. Гори!
Маленький Шар вспыхнул белым светом. Чудовища попятились: беззвучно, осторожно и как пасхальные кролики – раз-раз-раз – слились с темнотой. Шоу дяди Вити продолжалось. Вокруг Шара выросли миниатюрные горы, деревья; мелькали и исчезали какие-то существа: на земле, на небе, в полете, с зубами, с клювами. С ними – люди, могущественные Ригори, чьи фигурки в своем собственном темпе передвигались по этой модели мира.
– Что вы увидели? – спросил дядя Витя.
Я решил блеснуть эрудицией, почерпнутой в институте гуманитарных наук:
– А разве, дядя Витя, не Безымянные превратились в богов?
– Ты нахватался, я смотрю… – Глаза дяди Вити блеснули в полутьме. – Были те, кто считал так. И передавал кощунство сие из уст в уста. Но я не верю. Не смею верить. Боги – детища Шара. И только его. Еще раз: что вы увидели?
– Шар зажегся. И мир Безымянных исчез, – сказал я.
Дядя Витя улыбнулся.
– Вовсе нет, щегол.
– В смысле – нет? Вы же показали.
– Научись правильно наблюдать. Ты не внял главному, – дядя Витя почмокал губами… – Есть у меня одна аналогия, чтоб объяснить. Сам ее выдумал. Смотри…
Дядя Витя говорил тоном народного сказителя, пересыпая современную речь высокопарными архаизмами и грубыми жаргонными словечками. Это добавляло происходящему нелепости и в то же время какого-то очаровательного колорита.
– Вообразите, что мир, в котором жили Безымянные, – это картина. – Вообразили? Когда явился Шар, поверх той картины нарисовалась иная. Картина твоего мира. Мира богов, чувств и жизни.
– То есть…
– Мир Безымянных не исчез. Его закрасили. Заштриховали знакомыми нам узорами, горами и реками. Но он находился здесь. Он под рукой, он с нами, он всегда. И его не уничтожить.
– А как это с точки зрения физики? – серьезно спросил Рома.
– Вот я тебе взял и объяснил, – всплеснул руками дядя Витя.
– Наверное, с квантовой запутанностью как-то связано… Или неопределенностью… И Теория струн тут тоже могла бы помочь. Наверняка. Да. Наверняка.
Рома еще некоторое время кивал сам себе, и все-таки под пристальным взглядом дяди Вити замолчал.
– Я продолжу?
– Да, пожалуйста.
– Сделаю такое одолжение.
В центре горы посреди инсталляции появился разлом. Еще один – где-то в океане. Его пересекала лодчонка, в которой виднелся силуэт человечка. Когда лодчонка поравнялась с разрезом, он с безжалостной механической силой поглотил и ее, и человечка.
– Два мира пересекаются. Вы в курсе этого. Возникают, как вы говорите, аномальные зоны.
– Типа бермудского треугольника?
– Какого угольника?
– Бермудского. Тре.
– Вероятно. Провал в сон – это тоже аномалия. Безымянные неустанно ищут путь к нам.
Дядя Витя на мгновение замолчал. Я как раз подумал, а не является ли моя Тетрадь с гоблинами одной из таких аномалий? Что, если она – связующее звено между картиной, которую закрасили, и картиной, которая сейчас висит на стене Вселенной?
– Но грядет Убийца богов, – сказал дядя Витя.
И мне поплохело. Среди человеческих фигурок возникла еще одна – еле приметная, но ее окружал ореол разрушения. На наших глазах в ускоренной версии происходил Армагеддон. Летели молнии. Сдирали искрящимися щупальцами все вокруг, как старые обои. Исчезли леса. Исчезли люди. Исчезли облака. Исчез, наконец, и Шар. Комнату снова наполнили Тени.
– Миссия его – вскрыть старую картину. Изменить рисунок. Вернуть Безымянных на престол.
– Я не хочу! – крикнул Рома.
– Естественно. Ты – тутошний, все тамошнее чуждо тебе.
– Как он это сделает? – спросил я. – Убийца Богов?
– Знать бы, да вот – не знаю. Взорвет всех? Убьет всех? Использует магию? Изобретения? Никто тебе не ответит.
– А откуда вы о нем узнали?
– О приходе Убийцы богов служители Храмов узнали одновременно. Нахлынуло. Все будет уничтожено – о том только и шли среди нас толки. Шар нам подсказал. Тогда я и поклялся остановить Убийцу богов. Тщеславным был… Считал, что один я могу сие осуществить.
Дядя Витя вздохнул, хлопнул в ладоши, и театральная постановка прекратилась. Занавес.
– Эта самонадеянность и стала причиной моего проклятия. Началось с того, что мы с мужиками прищучили одного Ригори, продавшего душу Безымянным. Властитель ночи, он питался духом сумерек. Он умел призвать полночь, сидя в подвале своей башни. Как и почему он вошел в сговор с врагом – я не знаю. Но он был виновен, он готовил нападение, и у меня были тому доказательства. Однако… Что-то я сделал не так. Убить его было недостаточно.
Дядя Витя подошел к окну.
– Я переместился во времени. Свою страну, свою Орвандию, не признал. Шар погас. Исчезли Ригори. По земле ходило заурядное зверье. Но все-таки мы продолжали жить. А Безымянные так и не явились. Какое-то время я пытался предупредить людей о том, что это не конец, что Убийца еще явится… Но меня не слушали.
Я вспомнил рассказ Филиппа о сумасшедшем, который бродил по улицам и всех доставал. Получается, это был дядя Витя. Надо же, как все переплетается. Полицейский взял еще один “сникерс”, но есть его не стал.
– Почему погас Шар? – спросил я.
– Такова воля богов.
– Нет, так нечестно. На любой вопрос можно ответить “на то воля божья”. Почему 2×2 = 4? На то воля богов! Почему, когда…
– Ну всё, всё, шкет. Хорош. Я тебя понял. Не знаю я. Не знаю, почему он погас. Сам мучаюсь этой загадкой. Важно другое: теперь он горит вновь.
Дядя Витя окинул нас подозрительным взглядом.
– А еще мне кажется, что вы оба в чем-то замешаны. Когда этот, – он кивнул на Рому, – приходил ко мне ночью, я поймал след. Мерзкий след… Он привел меня к школе. Видимо, к вашей. Более того – к сортиру.
– Вы были там ночью? – уточнил я.
– Да. А что?
Вот кого я видел в туалете перед тем, как меня отвлек Сеня. Не корфа, а дядю Витю. Все переплетается еще сильнее!
– Ничего.
– Рассказать ничего не хотите?
– Нет.
Рома посмотрел на меня удивленно, но что-то в моем лице убедило его, что сейчас лучше молчать. Ни о каких ритуалах говорить не следует.
– На «нет» – и суда нет, – заключил дядя Витя. И одним взглядом добавил: «Пока что».
– Мы хотим найти Убийцу богов, – сказал я. – И остановить уничтожение Орвандии.
– Хотите. Но не лезьте. Не ваше это дело, ребята.
К ногам дяди Вити подошли часы. Маленькие настольные часики, с бордовым корпусом и золотистыми стрелками. Дядя Витя их погладил, и часы как-то странно защелкали пружинками.
– Мурчат, – объяснил дядя Витя.
Фраза “часы идут” в этой квартире имеет совершенно прямое значение, – подумал я.
– Давайте-ка, шуруйте отседова, – подытожил дядя Витя.
Мы вышли в Комнату-1 из зеркала. В коридоре надели кроссовки, попрощались кивками. Когда Рома ступил за порог, дядя Витя задержал меня на секунду.
– Звоночек можешь не возвращать.
– Ой… Простите, это…
– Все в порядке. В нем сидит Гирко. Тебе еще пригодится.
– Гирко?
– Ага. Инженер. Он обожает механизмы, особенно тайные конструкции. Я с ним поругался, меня Гирко больше не слушает, поэтому оставь себе.
– Тайные механизмы? А…
– Он начинает вибрировать, когда чувствует их.
– Дядя Витя… Я ведь Ригори, да? Вы это сами увидели. Вы можете обучить меня магии? Как это делается?
– Нет, – сказал дядя Витя. – Тебя я учить не буду. Вижу, что в тебе есть силы… Серьезные силы. Но что-то с тобой неладно. И пока я не пойму, что именно, сиди дома. Мороженое вон иди поешь.
И закрыл за мной дверь.
Глава 20. Снова в Башню
– Это самый крутой чувак во вселенной! – вопил Рома всю дорогу.
Я не разделял его восхищения. Тетрадь все черным по белому сказала. А когда харизма старого алкоголика осталась в квартире вместе с ним, меня уже было не разубедить.
– Что ты разволновался-то так?
– Он маг! Я говорил тебе, что он маг. У него есть Комната-2. Он живет пять тысяч лет. А еще он мой сосед!
– А еще он тебя пытал.
Рома отмахнулся.
– Это не больно. И я заслужил.
Мы зашли в гараж за Ульфиром. Он добрался до второго ящика с картошкой, съел больше половины и теперь лежал на крыше автомобиля, тяжело дыша. Рома истерики не устроил.
– Придется потратить заначку, купить новой картошки, – вздохнул он.
Мы вышли из гаража и через пять минут были возле автобусной остановки, под двумя старыми ивами. Рома достал из кармана проездную “Бьен-карту”.
– На трамвае поедем?
– Может, пешком? Зайдем ко мне, я Ульфира дома оставлю.
– Мы успеваем?
– Куда?
– На уроки.
– А. Более чем. Я уже забыл, что такое уроки. Эй, Ульфир, как ты там?
– Хорош-ш-о, – донеслось из рюкзака.
Мы свернули на пешеходную улицу Лие. Она известна авторскими кофейнями, хендмейд-магазинами и прочими модными заведениями. Популярна у молодежи, особенно у студентов. Когда-то мэрия провела конкурс, по результатам которого обнулила самым креативным предпринимателям стоимость аренды. Это оживило квартал, привлекло туристов, горожан и инвестиции.
– Погулял бы здесь с Таней? – спросил я Рому.
– С какой еще Таней?
– С Медузой.
– С чего бы?
– Да так… Наблюдательный я.
– Плохо наблюдательный.
По левую руку от нас возникла моя мечта: особняк, в котором каждый квартал проводят иммерсивные спектакли. Людей водят по старинным комнатам и коридорам и разыгрывают мистические истории. Но они 18+, и с этим почему-то строго. Потом мы прошли мимо кафе под названием “Черри и Пашка”, где черепахи ползают по барным стойкам с коктейлями на панцирях. За ним – барбершоп “Топор”, стилизованный под лесопилку.
– Рома, у меня к тебе предложение.
– Я недавно стригся.
– Да нет… Не хочешь пойти в Башню печали?
– Зачем это?
Я рассказал Роме о том, что было со мной, когда я провалился сквозь сцену.
– Почему-то мне кажется, – закончил я, – что Ригори, которого дядя Витя с дружками “прищучили” (это он так сказал) – и есть Хозяин башни. Там, внизу, я создал ночь прикосновением ладони. Наверняка это его инструмент.
Совершенно неожиданно для меня, Рома выпалил:
– Тогда не будем тянуть! Пойдем прямо после уроков. И ты убедишься, что мой сосед все сделал правильно, и казнил преступника! Да! Вот так-то!
– Откуда столько смелости?
– Я всегда был смелый.
Чтобы срезать путь, мы протиснулись в узкую улочку между чайной и сырничковой. В этот момент мне пришла эсэмэска от мамы.
Папе плохо. Вызвали скорую.
– Идем быстрее, – сказал я, чувствуя, как мое сердце проваливается все ниже и ниже, в самые недра земли.
* * *
Рома остался ждать меня во дворе. Ключ в замочную скважину не вставлялся. Руки дрожали. В дрожащие руки взять себя труднее. Все-таки дверь поддалась. Я проверил все комнаты: ни мамы, ни папы, ни Мелкого. Сидя на родительской кровати, я достал телефон, позвонил маме и несколько секунд слушал в песню “Шепот звезд” Петра Громора[31] вместо гудков.
– Да, сынок?
– Мам, что происходит? Вы где? Как папа? Я пришел домой, тут никого.
– А почему ты не в школе?
– Мне к четвертому уроку. Где вы?
– Мы едем в больницу. Не переживай. Все хорошо.
– Как папа?
– Ему что-то вкололи, стало полегче. Моргает – привет тебе передает.
– Ему тоже привет. А Мелкий где?
– В садике, где же еще. Дим, тут неудобно держать телефон. Я позвоню тебе, когда что-то станет известно.
– Хорошо. Пусть папа поправляется!
На маминой тумбе стояла наша семейная фотография. Первая в полном составе семьи – когда родился Мелкий. Мы с папой тогда поехали в роддом. Я радостный на фотке, потому что меня с уроков забрали. Пожалуйста, пусть все будет хорошо. Так же, как в тот день.
Я перешел в свою комнату. Задернул шторы. Открыл рюкзак.
– Слушай, Ульфир. Ты в рюкзаке останешься? А может, я тебя в шкаф пересажу? Там тоже темно, но просторнее, сможешь лапки вытянуть. Я тебе одеяльце дам.
В ответ послышалось тихое всхлипывание.
– Эй, ты чего?
– Одеяльце, – сказал Ульфир. – Я никогда не укрывался одеяльцем. Мне всегда доставались сырые места. Хуже, чем этот рюк… зак.
– Вот и славно.
Я открыл шкаф, вытащил оттуда скомканные рубашки и джинсы, положил рюкзак, а рядом – детское одеяло Мелкого. Расстегнул молнию.
– Поспи, пока не стемнеет, – сказал я. – А когда стемнеет – тоже поспи, ты сегодня молодец. Ульфир?
– Што.
– Спасибо тебе. Забирайся под одеяльце.
В ответ услышал шорох, и почти сразу – детское беззаботное сопение. Я взял пенал, чистую тетрадь в клетку и Тетрадь с гоблинами. Напоследок зашел на кухню, взял со стола банан и увидел распечатанный конверт. Вытащив плотный лист бумаги, прочитал:
Судебное извещение. Истец: Коломка Леопард Леопардович.
Мамин бывший начальник… Подает на нее в суд! Увидев сумму, которую он собирается взыскать, я еле удержал отвалившуюся челюсть.
– Кто домики-то разрушил? Что случилось? – спросил Рома, когда я вышел во двор. Не только домики, подумал я.
Все рушится.
Почему-то. И как-то так.
* * *
Когда мы подошли к школе, мама прислала эсэмэску: «Все хорошо! Папе вкололи адреналин. Он улыбается. Вовремя успели». «Его оставят в больнице?» – написал я. «Пока да».
Мне полегчало, хоть я по факту ничего и не знал. Что у папы? Будет ли он здоров? Иськин и Сидорович бегали по школьному двору и обливали всех водой из бутылок. К ним присоединились Степа, Рита, Сеня, Дали, малышня из начальной школы. И я. Я взял свободную бутылку, побежал в туалет, налил в нее воды и вылил литр на голову Темы Крупного.
– Э, ты очумел?! – взревел Тема и погнался за мной. У меня появилась какая-то необъяснимая вера в свои силы, я легко уворачивался от лапищ главного гопника класса. Потом Тема тоже взял бутылку, и в итоге двор превратился в водяное месиво. Рома отказался принимать в этом участие, мол: “Я простужусь”. Когда я выбежал с очередной порцией, заприметил Аннет. Она возвращалась не то из магазина, не то откуда-то еще, и я брызнул в нее.
– Дима! – воскликнула Аннет, опешив. А я посмотрел на нее – с мокрыми волосами – и почувствовал, что мои глаза заблестели. Она тоже это как будто почувствовала и… ничего не сказала. Ну, то есть, даже не оскорбила меня, а просто ушла. Это тоже результат, если хотите знать.
Я увидел новых жертв: “Главного” собственной персоной и его шайку. Они шуровали в мою сторону, я налетел на них, и – Н-НА! Вы бы видели лицо этого придурка! Мокрое лицо слизняка.
– Ты доиграешься. Сегодня вечером здесь, понял? Мой брат придет. Чтоб был.
– Ты на индюка похож, – ответил я. – Немножко. Подбородочком. Тебе не говорили?
– Эй, а ну все быстро в школу!!! – заорала Маргарита Константиновна, и нам пришлось повиноваться. «Главный» придумать достойный ответ не успел. Потому что индюк.
* * *
Потом уроки, какие-то чертежи, скрип мела по доске и так далее – не хочу останавливаться на ерунде. Мы с Ромой решили, что томить нельзя, делу время, а важному делу – час, и после химии направились к выходу. Почти на пороге класса меня – совершенно неожиданно – поймала Аннет.
– Дим? – сказала она.
– О. – Я растерялся. – Ты чего, Энн?
Энн? Я назвал ее “Энн”? Соберись, Канон.
– Я слышала, сегодня ты собрался… ну…
– Что?
– Не ходи.
– Ты про Башню?
– Какую Башню? Нет, я про разборку. Не ходи, пожалуйста. Просто не надо. Прошу.
– Какую разборку? О чем ты?
– Я знаю этих ребят. Не надо ходить.
– Я ведь не трус, Ань. Но о чем ты говоришь?
– Ты недавно… побил одного парня, да?
– Ну… было дело.
Я подумал, что предстаю перед Аннет в крайне выгодном свете, и даже выпятил грудь.
– Это брат моего… В общем, он знает, что это ты. Не связывайся с ним. Ладно? Я переживаю… – Аннет закусила губу и посмотрела мне в глаза. Внутри у меня потеплело. Это должно было произойти – ведь хорошие вещи должны случаться с неплохими людьми.
Аннет села за парту. А я почувствовал на себе максимально, просто чудовищно, настолько суперсильно, невероятно ИДИОТСКИЙ взгляд Ромы, что решил игнорировать его со всей строгостью.
Мы вышли из класса. На углу, в теньке, наткнулись на Валентина Павловича. Увидев меня, он воскликнул:
– Дима, а у Валентина Павловича для вас сюрприз! Смотрите.
Он покопался в портфеле и протянул мне бумажку с коротким текстом:
Приветствуй владыку.
Преобразив Орвандию,
Он навеки поселит покой
В этот дом.
– Помните, вы нашли надпись? Лингвисты прислали перевод. Похоже на типичное для Древней Орвандии приветствие. Предки любили помещать у входа в жилище крылатые фразы с абстрактно-поэтическим смыслом.
Я перечитал. Строки эти… непростые они были, ох непростые. И наводили на мрачноватые мысли. Преобразить Орвандию. Что, если дядя Витя был прав, и бывший Хозяин Башни – причина Гибели Орвандии? А может, он и есть Убийца богов? И теперь он проснулся, чтобы совершить задуманное?
* * *
Светило солнце, и я улыбнулся. А вспомнив Аннет, и вовсе почувствовал себя героем бульварного романа.
Кстати:
– Роман, – говорю.
– Что?
– Ты знаешь, что ты можешь быть как фантастический, так и любовный?
– Уж это-то я знаю.
Не уверен, что Рома правильно понял мою шутку, поэтому продолжил:
– У Аннет сегодня прикольные джинсы.
– Ага, она в них месяца три уже ходит.
– Три-потри.
– Говоришь, как Иськин.
Я засмеялся.
В саду хорошо, а у Аннет прикольные джинсы. Вот только одна проблема: я действительно скаламбурил, как Иськин.
Мы подошли к Башне. До начала урока оставалось минуты три. Фиг с ним: одним прогулом больше, одним меньше. Я не собираюсь становиться каким-нибудь министром по ответственности. Стивен курил в своем стиле – прислонившись к стене.
– Здарова, пацанва, – сказал он. – Опять прогуливаете?
– Здравствуйте, товарищ сторож, – сказал Рома. – У нас сейчас перемена.
– Я понял. Прогуливать плохо, я так считаю. – Стивен затянулся и посмотрел на меня. – Ты как вчера добрался?
– Нормально. А вы куда пропали?
– Никуда. Посидел пару часов в участке, потом вернулся в Башню спать.
– А где Буйвол?
– Да вот он.
Пес, абсолютно нормальный пес, выбежал из калитки и, скуля от радости, напрыгнул на меня и стал лизать мне лицо.
– Ну-ну. Хорошая собачка.
– Очень хорошая… – Стивен бросил и притоптал сигарету. – Заходите с черного хода.
– Почему с черного? – спросил Рома.
Я пожал плечами. Книгу “Аномалии в психологии сторожей” я пока не прочитал. Мы обогнули Башню и зашли в маленькую приоткрытую калитку.
– Красиво тут, – сказал Рома, – как в “Незнайке в Солнечном городе”.
– Не знал, что ты читаешь книги, – сказал я. Но мой подкол не удался.
– Последнее время нет… Последний раз в позапрошлом году, наверное, читал.
– И что ты читал?
– “Незнайку в Солнечном городе”.
Люблю своих друзей. Рядом с ними можно почувствовать себя чуточку умней. Сторож выглянул в окно и дал нам знак заходить. Толкаясь плечами, мы проникли в Башню, и оказались у сторожки. В моем кармане тихонько завибрировал звоночек.
– Итак, пацанва, – начал Стивен. – Во-первых, можете меня поздравить: сегодня я спал, как щенок. Крепко и без всяких там.
– Вы же были в участке.
– Ну да. Прикемарил, когда вернулся в Башню. А во-вторых, надо понять, что мы будем делать.
– Что вы предлагаете?
– Я хрен его знает. Вы светлые молодые умы. Вы и предлагайте.
– Есть у меня одна идея, – сказал я. – Без четверти мудрая. Смотрите: у меня артефакт балуется.
– В смысле – балуется?
Я вышел из сторожки. Звоночек завибрировал громче. Я вернулся, объяснил своим спутникам, в чем дело:
– Это Гирко. Маленький ценитель механизмов.
Стивен пожал плечами, мол, ну Гирко и Гирко.
– Надо проверить, где они активничают сильнее всего, – сказал я.
– Проверяй тогда, что стал?
– Спасибо за разрешение. Звоночек реагирует на механизмы, это значит, где-то здесь спрятан один из них.
Я прошел по холлу, внимательно наблюдая за поведением железяки. В одних местах она буйствовала, в других затихала. Как мобильная связь в деревне. Рома и Стивен ходили за мной по пятам, жадно всматриваясь в звоночек. Возле ровной стены, прямо за винтовой лестницей, он сошел с ума – стал выпрыгивать у меня из рук.
– Вот здесь, – сказал я, – здесь что-то не так.
– Что там не так может быть, – не понял Стивен. – Я тут каждый день обход делаю.
Действительно: на вид – стена как стена: серо-бежевый камень. Никаких замурованных драгоценностей, запахов, табличек “Осторожно-опасно”.
– Нажимай на рычажок, – сказал Стивен.
– Сам знаю.
Я поднес палец к рычажку, нажал, – и на всякий случай отпрыгнул.
– И это вс… – начал Рома, но тут стена загудела, как гигантский вентилятор. Сверху посыпалась пыль, стали падать куски грязи. Рома и Стивен тоже отпрыгнули.
– Что происходит?
– Она едет вниз.
Часть камня медленно опускалась в глубокую нишу, как цилиндры на въезде в пешеходную зону. Стена оказалось потайной дверью. За ней мы увидели винтовую лестницу, ведущую вниз. Подвал, в который никто очень давно не спускался…
– Дофига лет! – возликовал Стивен. – Черт побери, братцы, какая радость! Нам нужно туда.
От лестницы пахло, как из дедушкиного погреба с компотами: сыростью, землей и подгнившим деревом. Но примешивался и другой запах, потусторонний. Меня посетило дежавю. Что-то подобное я почувствовал, когда провалился сквозь сцену.
– У нас черчение началось… – проговорил Рома.
– Не впервой прогуливать черчение.
– Да как-то она злится последнее время. Двояк мне влепила.
– Скоро последний звонок, Рома. Хорош уже.
– А если там ловушки?
– Какие ловушки?
– Кинжалы в стенах, ядовитый газ, ямы с шипами. Говорящий труп.
– Ты в “Лару Крофт” переиграл?
– Нет, я просто знаю, что древние гробницы тщательно охраняются от расхитителей.
– Рома, решили – значит решили.
– Да, это так, но можно же спуститься в подвал… – Рома с надеждой посмотрел на Стивена.
– Не-не-не, пацанва, – зачастил тот, – вы меня видели? Я старый. У меня сын. Жена. Теща. Собака. Если там какая-то дичка, меня утопчут.
– Что это вообще значит? Какая дичка, кто утопчет? – не понял я. – Вы на каком языке говорите?
Но Стивен был непреклонен. Он даже отошел к сторожке, чтобы в случае чего запереться. Тоже мне сторож. Решили – пойдем мы с Ромой. Но сперва попили чаю с черствыми крекерами. Оставили предсмертные записки.
Первым ногу на верхнюю ступеньку поставил я. Рома плелся следом. Потому что я – Индиана Джонс этой тусовки. Арагорн на фоне хоббитов. Хан Соло среди эвоков.
– Удачи, пацанва. Я буду молиться Древним богам, чтоб вы там не переломали ноги.