Дмитрий Перцов
Тетрадь с гоблинами
Глава 18. Очередной ритуал в жизни Дмитрия Каноничкина
Во дворе царил полный хаос. Как после смерча: все разбросано, разорвано, разворочено. Какие-то пенсионеры покачивая головами, переговаривались между собой.
– Столько сил, столько сил! – повторяла бабуля. – Бедняга.
– Может, это он сам? А?
– Как так – сам? Зачем?
– Такое тоже может быть. Надоело ему! Кто их знает? А кто убирать это все будет? Вот мой вопрос. Чай не бумажный пакетик отнести. Тут экскаватор потребуется.
– Службы уберут… Службы.
– Какие службы?
– Какие-то службы. Надо бы позвонить…
– Вот он пусть и звонит.
– Слышали о том, что ночью случилось? – продолжала первая бабуля. – Какой-то медведь объявился, город терроризирует. Уж не с зоопарка ли сбежал?
Я опустился на колено, чтобы перевязать шнурки.
– Медведь? Ты в своем уме, Настасья?
– В своем, в своем. Новости почаще смотри. Какой-то зверь – не то медведь, не то здоровый волк, напал на пьянчуг.
– С чего ты взяла, что медведь?
– Дак он им все конечности поотгрызал! Репортеры много чего не показали, но крови было!.. Говорят, в реанимации сейчас, на всю жизнь калеки.
– Живы, что ль?
– Живы, живы.
Я быстро поднялся. Схватился за поручень турника, чтобы удержаться на ногах.
– Ты чего, малец?
– Так, Настасья, это ж сын евонный… Пусть идет.
– Может, это он натворил?
– Все быть может.
Волк, медведь… Буйвол. Воспоминания, точно сон, бурлили в котле подсознания. Пасть вгрызается в человеческую плоть. Пес, измененный по моей затуманенной воле, напал на людей; на виновных, на сволочей, но кто мне дал право делать из них кровавое месиво?
Способен ли я контролировать это? Вот в чем главный вопрос. Не такими я представлял себе Ригори. Ох, не такими.
* * *
Дверной звонок Роминой квартиры чирикает как птичка. Это могло бы быть мило, если бы Рома не говорил каждый раз: “Извольте замолчать!”. А учитывая, что я в точности знаю, когда Рома узнал слово “извольте”, это бесит. В тамбуре стоял велосипед “Украина”. Очень старый. Колеса овальные, изогнутый руль. Сиденье шелушилось, как лицо моего младшего брата, когда он объестся шоколада, а звоночек отсутствовал. Я посмотрел на дверь. Представил чародея с длинной белой бородой – ну, вы поняли: волшебника из мультика “Меч в камне”, и то, как он, держа в руках посох, повелевает стихиями.
Дверь открыла мама Ромы, тетя Лариса.
– Дима? Здравствуй, проходи.
Я вошел.
– Здравствуйте, тетя Лариса.
Неповторимый запах Роминой квартиры: пирожки, чистое постельное белье и сырое дерево – ударил мне в ноздри поселился в них на ближайший час.
– Надевай, – тетя Лариса поставила передо мной тапки. – Как твои дела?
– Спасибо, тетя Лариса. Хорошо.
У тети Ларисы был надколот один зуб. Это дядя Валера, когда делал ей предложение, положил кольцо в кусок торта.
– Не определился, куда будешь поступать?
– Не-а. Думал, может, на исторический, но не уверен.
Из кухни закричал отец Ромы, дядя Валера:
– Димон! Как оно, друг?
– Нормально, – сказал я. – Как вы?
– Лучше всех, Димон!
В коридор на трехколесном велике выкатила младшая сестра Ромы, принцесса Соня. Трех лет, если не ошибаюсь. В розовых колготах и с бантом.
– Здравствуйте, – пискнула Соня и продемонстрировала мне розовую машинку. А маме сказала: – Мама, я покакала!
– Привет, Соня, – сказал я. – Красивая машина! А куклы где?
– Она не играет в куклы, – сказала тетя Лариса, отправляясь за горшком, – вся в брата.
– Роман, а ну выходи давай! – крикнул дядя Валера. – Дружбан пришел! Дим, а ты не стесняйся – иди в комнату, там все есть.
Что – “все”, он не уточнил. Наверное, имел в виду Рому. Я пошел в зал; принцесса Соня, протягивая мне машинку, поплелась следом. Я попытался взять игрушку, думая, что об этом меня и просят, но Соня отдернула руку и ушла по своим делам.
Из детской вывалился Рома.
– Здаров. На базу?
– Ага.
Детская – наша штаб-квартира. Здесь мы обсуждаем тайные дела с пятого класса, разрабатываем планы, строим козни, выгоняем принцессу Соню. На стенах висят плакаты с любимыми киногероями Ромы: Железным человеком, Мистером Гимко, Волшебником Земноморья (орвандской экранизации).
На двери – три защелки. В углу увлажнитель воздуха, на столе – фикус, “собирает негативную энергию”. Берлога Ромы просто не могла быть иной. Я сел в свое любимое красное кресло, Рома расположился на кровати.
– Ты как? – спросил я.
– Нормально. Я ночью, как домой вернулся, еще в глазок смотрел минут двадцать. Вдруг сосед придет за мной? Страшно было, капец.
Я протянул руку к стеллажу, взял деревянную музыкальную шкатулку. Покрутил за ручку, послушал заглавную мелодию из “Гарри Поттера”.
– Слушай, – сказал я, – а ты перед тем, как проснуться, видишь сны?
– Нет. Я вообще редко сны вижу. А сейчас просто проваливаюсь в бездну, потом просыпаюсь. Никаких снов.
Мы помолчали.
– Короче. Я знаю, как нас защитить.
– И как же? Опять ритуал какой-то?
– Не совсем.
Я потянулся за рюкзаком, но тут в комнату зашла принцесса Соня.
– А вы будете играть в машины?
– Пока нет, Сонь, – сказал я.
– А где брат?
Это она про Мелкого, видимо.
– Дома. Приходи в гости, поиграете.
– Хорошо.
Соня с криком “Мама, я покакала!” вышла. Я расстегнул рюкзак, но на смену Соне к нам заявился дядя Валера. Пышноволосый и с длиннющими усами.
– Так, мужики, вам задача срочная.
Вот он – дядя Валера. У него всегда есть, что нам поручить, типичный начальник. Он на заводе работает, руководит бригадой слесарей или вроде того. Рома не стал даже пытаться откосить.
– Какая?
– Подите-ка в гараж. Там у входа – четыре ящика с картошкой. Их нужно перетащить в погребок. Роман, ты знаешь, где погребок.
– Знаю, – вздохнул Рома.
– Вздыхать не надо. Делать – надо. Мускулы разомните. А то за компьютерами атрофировалось все у вас.
– Ничего не атрофировалось…
– Отставить!
Он протянул Роме длинный ключ от гаража, и мы, приняв неизбежное, поплелись к выходу.
* * *
Ромин дом окружает очень зеленый двор с деревьями и пышными кустами, растущими вдоль множества пешеходных тропинок, и, что странно, с невпопад расставленными там и сям гаражами. Никаких новостроек, все дома начала прошлого века, и, честно, здесь бы мне жить хотелось больше. Два мужика строили детскую площадку, я понял – к конкурсу. Как же далека она была от совершенства папиной работы!
– Слышал про медведя? – спросил Рома. – Из зоопарка сбежал, что ли. Разорвал каких-то чуваков.
– Слышал, – осторожно сказал я. – В общих чертах.
– Теперь электрошокер придется покупать. Так жить нельзя. Не открывается, блин, – Рома подергал туда-сюда ключ в замочной скважине гаража.
– Попробуй вверх ногами.
– Да, получилось. Ты гений.
Дверь открылась. В центре гаража стоял старенький «форд», рядом – деревянные ящики, чуть дальше – люк в полу.
– А вот и картошка, – сказал Рома. – А вот и люк. Приступим?
Мы исполняли приказ дяди Валеры, надрывая поясницы и сбивая дыхание. Рома испачкался в земле и потом еще пять минут вытирал руки влажными салфетками.
– А вот теперь, – веско сказал я, когда смог говорить, и Рома протянул мне грязную тряпку, – за дело.
– Твои дела обычно оборачиваются для нас проблемами, – усевшись на капот, сказал Рома.
– Ты о чем?
– Например, когда мы прошли в премиум-зал в кинотеатре без билетов.
Я рассмеялся.
– Это когда за тобой в темноте гонялись?
– Да! А ты пересел, типа не при делах.
– Потом и меня поймали. Мы “Мстителей” смотрели?
– Мы вступительные титры смотрели.
– Тогда не считается. В общем. Я, правда, знаю, как защитить твой сон. Только не спрашивай меня откуда, все равно не поверишь. Прими как данность.
– Мне это не нравится.
– Закрой дверь. Это надо в темноте…
Когда мы погрузились в неприятный и тягучий сумрак, я положил рюкзак на капот «форда» и расстегнул молнию. Ульфир глянул на меня круглыми заспанными глазами.
– Привет, – тихо сказал я.
– Ты с кем разговариваешь? – Спросил Рома. Я поманил его к себе и предупредил:
– Только сильно не удивляйся и не кричи.
Рома не закричал. Мои опасения, в целом, были напрасны, и я до сих пор теряюсь в догадках, почему. Но Рома подошел и не издал ни звука.
– Это кто? – шепотом спросил он.
– Ульфир, – сказал я.
– Здравствуй, – сказал Ульфир.
– Здравствуй, – заторможено ответил Рома.
А потом попятился, сел на грязную от мазута полку и заплакал. Я растерялся, посмотрел на Ульфира, тот тоже ничего не понял (хотя я пока не умел различать его мимику).
– Эй, ты чего? – Я подошел к Роме и положил руку ему на плечо. – Расстроился? Думал, в рюкзаке будет Таня?
Я давно подозревал, что Рома тайно влюблен в Медузу. И сейчас – самый подходящий момент проверить догадку. Ладно, не прям уж самый, но такой, нормальный.
– При чем тут Таня вообще? Какая Таня? – всхлипнул Рома. Вытер рукавом нос и, более-менее успокоившись, достал из кармана новую пачку салфеток.
– А чего ты?
– Не знаю… – Он принялся вытирать лицо, бесконечно сморкаясь. – Я просто… Я знал. Понимаешь? Знал.
– Что знал?
– Что что-то существует. Чувствовал. Для меня это важно? Важно, что мы не одни, и есть кто-то, кто может нам помочь.
Как поступают нормальные люди в таких ситуациях и, главное, что говорят, я не в курсе. Поэтому перешел к делу.
– Прогоним твои кошмары?
– Давай, – Рома еще раз высморкался.
Я вытащил Ульфира из рюкзака, как кота из переноски, а мой друг смотрел на него завороженным и полным надежды взглядом.
– Он такой красивый…
– Спасибо, – сказал Ульфир.
– Смотри, Ульфир, – сказал я. – Это Рома. У него такая же беда, как была у меня. Сможешь прогнать из него всю гадость?
– Такой красивый!..
– Ульфир сможет. А что вы дадите Ульфиру?
Я удивился.
– А что ты хочешь? Мне казалось, Ульфиры все делают безвозмездно.
– Моркву.
– Что?
– Можно рушкец.
– Что такое рушкец?
– Ульфир любит рушкец. У вас есть. Я чувствую, – он пошевелил маленьким носиком, словно в гараже витал еще какой-то запах, помимо ароматов смолы и резины.
– Рома, что такое рушкец?
Рома пожал плечами:
– Без понятия.
– У тебя телефон рядом?
– Да.
– Глянь.
Рома потыкал в кнопки, похмурился, увеличил какую-то картинку и выпалил:
– Это картошка.
– Рушкец – это картошка?
– Да. В Старой Орвандии так ее называли.
Я посмотрел на Ульфира:
– Рушкец – это картошка?
– Рушкец – это хочет Ульфир, – сказал Ульфир.
Я улыбнулся.
– Ром.
– А.
– Твой папа не заметит пропажу картофелины?
– Заметит, – ответил Рома. – Но дело того стоит. Скажем, что гнилую нашли, выбросили.
Рома обошел “форд”, открыл люк и вернулся с картофелиной. Глаза Ульфира заблестели. Он аккуратно взял овощ, запихнул целиком в рот, разжевал и проглотил.
– Ого ты обжора, – сказал я.
– Мало, – обиженно ответил Ульфир.
– Что тебе мало? Целая картошка!
– Еще рушкец!
Я опять посмотрел на Рому.
– Что скажешь? Мы нашли и выбросили две гнилые картошки?
Рома пожал плечами, и раздобыл еще три корнеплода. Про запас. А через пять минут гараж обеднел на целый ящик. Ульфир, улегшись на спинку, постанывал и водил пальчиками по отверткам, висевшим на стене.
– Как в тебя столько влезло? – воскликнул я.
– Съесть бы еще рушкец, но никак… – с трудом выговорил Ульфир.
– Хватит, а то помрешь от передозировки картофелем. Что от нас требуется?
Мы склонились над объевшимся чудиком, точно бандиты – над ученым-изобретателем, знающим, как обезвредить бомбу, которую они украли.
– Уснуть.
– Я не могу, – сказал Рома. – Отец постоянно спит днем, а я только ночью.
– Есть другой способ? – спросил я Ульфира.
Тот задумался. Взял и покрутил отвертку. Изучил Рому. Кинул взгляд в сторону погребка. Я подумал опять лезть за картошкой, но чудик скомандовал:
– Притворись!
– Что?
– Ляг. Глаза – закрой. И сопи.
– А это сработает? – засомневался я.
– Ульфир желает, чтобы да. Ульфир – житель сновидений, а те, кто вас охватили, нет.
Было видно, что Ульфиру сложно изъясняться нашими синтаксическими конструкциями. Но он старался.
– И?
– Узнали они, как спят такие, как вы. И сим только и могут о вас размышлять.
– Ты про Безымянных?
– Да.
– Я не понимаю. Можешь объяснить по-человечески?
– Ульфир – не человек. Ульфир – ульфир. Маленький. Притворись – и они явятся, и Ульфир их прогонит.
– А как они…
– Притворись, – сказал Ульфир строже.
– Хорошо. Я попробую, – вздохнул Рома.
В качестве лежбища Рома избрал капот. Подложил под голову старую подушку; я укрыл его полотенцем, которым дядя Валера вытирает руки. Для достоверности.
– Правильно? – спросили мы у Ульфира.
– Правильно, – Ульфир стукнул отверткой по гаечному ключу.
Рома закрыл глаза, и начался цирк. Я засмеялся. На самом деле, проржался на год вперед! То, как Рома изображал храп: “Хр, хр, хр” – лучшая миниатюра в моей жизни.
– Че ты ржешь там!
– Прости, я не могу… Хр-р-р-р-р!
– Нужна тишина, – сказал Ульфир и указал мне на табуретку. Я подставил ее к “изголовью” роминой “кровати”, стараясь сдерживать приступы смеха.
– Я нормально притворяюсь? – спросил Рома.
– Ты идеален!
– Засыпающие не говорят! – отругал его Ульфир.
Маленький ночной кошмар протянул руку, и она повисла над лицом Ромы, как летающая тарелка – над коровой.
– Они близко.
– Кто?
– Ш-ш-ш.
Я чувствовал, что вот-вот нагрянет магия. Мои поджилки тряслись и говорили об этом, моя филейная часть, мои легкие, почки и пространство перед глазами – весь я. И я не ошибся. Вокруг Ромы и Ульфира, сначала неуловимо, но все отчетливее с каждой секундой, проявлялись, сплетаясь, белые нити. А тени – тени каждого предмета, моя тень, тень Ромы и Ульфира – дрожали. Белые нити выскальзывали из теней, как червяки из земли после дождя.
Тень, которую отбрасывал я, билась в агонии сильнее остальных; присмотревшись, я обнаружил, что она и не моя вовсе; не моя, потому что нет у меня такой огромной головы, такой пасти, таких когтей… И я не таких чудовищных размеров.
– Злобные злыдни тут, – сказал Ульфир.
Свет в гараже погас. Рома этого не увидел. А я… Я подумал, что сейчас наконец-то встречусь с семьей. Будто за воротами меня ждут настоящие родители, они машут мне и готовы принять в свои объятия. Они меня слышат – понял я. Они не могут ничего сказать, они здесь, но они – бесконечно далеко.
– Братья мои, – прошептал я. Или не я?
Стены гаража исчезли. Наш мир слился с другим миром, глубоким и правильным. Я видел, как Ульфир, размахивая руками, кого-то отгоняет, я слышал, как тело Ромы хлопнулось о бетонный пол, но эти дела меня более не волновали.
– Придите, – сказал я. Но никто ко мне не тянулся. Между нами простирался космос, и я не мог их встретить прямо здесь, прямо сейчас. – Придите, – повторил я.
– Уходити! – сказал Ульфир, гневно взглянув на меня, и на том поставил точку.
Мир вернулся в нормальное состояние.
* * *
– Это что было вообще?! – донесся голос Ромы из-под машины.
И когда он успел туда забраться?
– Это они были. Те самые, – сказал Ульфир.
– Безымянные?
– Ага.
– Когда ты из меня их прогонял, так же все было? – спросил я.
– Да.
Жесть.
Только представьте себе мою прекрасную комнату, в которой, пока я спал, нарушались все мыслимые законы перспективы и физики. Стоило Ульфиру сказать “уходити”, как аномально “родственные” чувства во мне утихли. Что ж со мной не так? И что не так с Ромой?
Не считая того, что это, в принципе, Рома.
– Рома теперь свободен?
– Свободен.
– Славно. Ромыч, вылезай.
– Никуда я не вылезу!
– Ты будешь сидеть там до скончания веков?
– Да.
– Прекращай, все в порядке.
Он ответил секунд через двадцать:
– Точно?
– Точно.
– Я видел апокалипсис.
– Это хорошо. С почином тебя.
– Ты тоже видел?
– Видел. Ульфир, что это было за место?
– Ничего.
– Так оно называется – “Ничего”?
– Нет.
– Да уж. Каши с тобой не сваришь.
– Каш-ш-ши? Ульфир хочет каш-ш-ши. Што это?
Рома выкатился из-под машины и просунул руку в погребок.
– Я после такого стресса и сам готов сожрать сырую картошку целиком.
– Почисти ее хотя бы.
– Тебе достать?
– Нет, спасибо.
Какое-то время мы приходили в себя. Рома отряхивал брюки.
Я пообещал Ульфиру, что сварю ему свою любимую кашу – тыквенную с молоком. Мы чуть-чуть поговорили об “осознанных сновидениях”. Рома сказал, что это все чушь, мол, управлять тем, что снится, нельзя, а я заверил его в обратном. Меня поддержал Ульфир.
– Это можно, – сказал он, изучая колесо “форда” (создание оказалось крайне любопытным), – но вы в этом не мастера.
– Мы с Ромой?
– Человеки. Все человеки. А Ульфир – мастер.
Я понимал, что ничего еще не закончено. Многое, скорее всего, даже не начиналось, и миссия по спасению Орвандии, как и прежде, лежит на мне тяжким грузом.
Но наши с Ромой сны, по крайней мере, снова принадлежат нам.
– Ром?
– А.
– Я Ульфир, – сказал Ульфир.
– Я знаю. А это Рома.
– Здравствуй, Рома.
– Здравствуй, здравствуй.
– Ром, мы должны еще кое-что сделать.
– Что опять? Еще один ритуал?
– Насчет ритуала не уверен. – Я выдержал паузу, не представляя, как на предложение отреагирует мой друг. – Но нам надо пойти к твоему соседу.
– Ни в коем случае! Дима, я не пойду к нему ни за что на свете категорически никогда. Он меня убьет. Я был у него дома! Он же псих.
– Ты говорил, он волшебник.
– Волшебник! А я хочу жить. Я ни за что к нему не пойду. На свете. Я даже жить рядом с ним не хочу, – и решительно добавил: – Я перееду. Завтра.
– Куда?
– К тебе.
– Ты дурак? Рома, ты сам говорил, что видел у него надпись про “Убийцу богов”, так? Так вот, Убийца богов… Нам надо с этим разобраться.
– Дима, мы здоровы. Ульфир очистил наши сны. Тебе этого мало?
– Мало.
– Почему?
– Потому что я хочу спасти Орвандию.
И очень жаль, что за окном в этот момент не грянул гром. Выглядело бы эффектно, согласитесь.
Глава 19. Дядя Витя
Ульфир отказался возвращать отвертку и полез в рюкзак вместе с ней. Я пообещал Роме купить новую, он согласился при условии, что рукоятка будет такого же цвета: красная с черным.
– Любимое папино сочетание, – объяснил Рома.
– А твое какое любимое?
Рома секунду подумал.
– Зеленое с зеленым. А твое?
– Котлета с булочкой.
– Позер.
Мы решили, что оставим Ульфира в гараже, и посадили его на заднее сиденье «форда». Неизвестно, что нас ждет в квартире Роминого соседа. Вдруг смертоубийство?
– Отец точно не зайдет сюда до завтра.
– Хорошо.
– Что ты будешь с ним делать?
– С твоим отцом?
– Нет, с Ульфиром.
– Не знаю. Пока поживет со мной. А что?
– А родители?
– Скажу им, что это кот.
– Не похож.
– У тебя есть идея получше?
– Да, отдай его в приют.
– В какой еще приют?
– Хоть в кошачий.
– Не похож.
– Тогда у меня нет идей.
Рома открыл дверь гаража и указал пальцем на верх пятиэтажки.
– Вон его окно.
Окно как окно, подумал я. Старое, не пластиковое. Не меняли лет, наверное, пятьдесят, но стекло, тем не менее, не треснутое. Ничего особенного.
Кто-то задернул штору.
– Он там, – сказал Рома.
– Да.
– Это правда поможет спасти Орвандию?
– Возможно. Я надеюсь.
Рома кивнул. Аргумент, что мы участвуем в таком грандиозном и благородном деле, подействовал. Правда, Рома хотел знать максимум деталей, но их я представить не мог.
– Хочу тебя кое о чем попросить, – сказал я перед выходом из гаража. – Ни слова никому о моей Тетради. И обо всем, что с ней связано. В том числе о нашем ритуале в школьном туалете. Уговор?
– Уговор… Но почему?
– Потому что.
* * *
Мы поднялись по лестнице, и Рома постучал в таинственную квартиру.
– Кто? – послышалось за дверью.
– Здравствуйте. Это соседи, – ответил я спустя несколько секунд, когда понял, что Рома от волнения задыхается.
– Какие соседи.
Именно так, без вопросительного знака.
– Соседи напротив…
– Я никого не жду.
– Скажи, что мы пожарные, – сказал Рома шепотом.
– По-твоему, мы похожи на пожарных?
– Ну да. Ну нет, конечно… Хотя если бы мы вернулись домой и переоделись… О! Скажи, что мы волонтеры! Мы на них похожи.
– И что это даст?
– Я не знаю, скажи тогда, что…
– Сам и скажи!..
– Почему я?
– А почему я?
Спор разрешился сам собой. Дверь открылась, и перед нами предстал “волшебник” собственной персоной.
– Мы незнакомы, отроки, – сказал сосед. Выглядел он как обычный орвандский мужик формата “вчера был в баре”. Стеклянный взгляд, клетчатая рубашка, заправленная в синее трико. Таких я встречаю в троллейбусе каждый день.
– Мы с вами пересекаемся, – сказал Рома, – иногда.
– Это где еще?
– Я живу напротив. С родителями.
– И как?
– Нормально…
Мы сконфузились.
Вдруг сосед выпучил глаза, сказал: “Ах, ты!” и, схватив Рому за воротник, втянул его в квартиру.
– Эй!
Я успел просунуть ногу между порогом и дверью. Несмотря на обрюзгший вид, сосед шустро меня оттолкнул и закрылся-таки с Ромой в квартире. Отлетев, я стукнулся о перила поясницей. В голову ударил адреналин, я почувствовал небывалый прилив сил. Сейчас что-то будет! Разбежался, выставив вперед кулаки, и… налетел на велосипед. Грохот, шум, мой визг… Я отодвинул поломанный велик, чтобы предпринять вторую попытку. Разбежался и – нате! – выломал дверь волшебника, как полицейский в американском фильме. Замечательный прилив сил, мне нравится. Подчиняясь чутью, я метнулся в ванную комнату, где сосед, схватив Рому за шею, тыкал его в воду, как кошку:
– Кто тут был? Кто тут был, я спрашиваю?
От Ромы слышалось только: “Ай!” и “Я”. Зуб даю, он сразу признался, что ходил сюда ночью. Поэтому действия соседа носили исключительно наказательный характер.
– Оставьте его!
Мои сжатые кулаки налились кровью. Сейчас я повторю подвиг, который совершил в школе с Главным. Это будет второй подвиг Каноничкина. Геракл – мой предок, мой дед! Я кинулся на соседа, но тот свободной рукой махнул в мою сторону, и я застыл на месте. Адреналин схлынул бурным потоком, и я не мог пошевелиться. Даже заговорить.
– Шустрый юнец, – сказал сосед, обернувшись. – Вижу, ты по нраву приходишься Шару… Да… По нраву… Но не делай так больше.
Он вернулся к Роме, который, если честно, не особо-то и пострадал. От него убежала пара миллионов нервных клеток, но существенных увечий сосед не нанес.
– Зачем ты был здесь? Кто направлял тебя? Я чуял тебя и раньше. Подложил манекен. Знал, что попадешься. Ну? Скажешь правду?
Рома не выдержал напряжения, и потерял сознание.
– Да твою ж, ишь… – сказал сосед.
Ко мне (наверное, от страха) вернулась способность говорить:
– Рома не виноват. Это Безымянные.
Сосед посмотрел на меня внимательно.
– Знаете что, господа? – наконец сказал он. – Серьезное лицо еще не признак ума.
Он отпустил Рому, и тот сразу пришел в себя. Следом “разморозился” я.
– Что это значит?
– “Того самого Мюнхгаузена” цитирую, умники. Кинолента такая была, прошлого веку. Не смотрели? А стоило. Может, ваши лица и переменило бы.
* * *
Если я когда-то и представлял себе жилище мага, то суровая реальность внесла в это дело свои коррективы. Квартира семидесятых годов прошлого века с громоздкой мебелью, с книгами за стеклом, вазами и банкой соленых огурцов на журнальном столике, отличалась от волшебных интерьеров в моей голове процентов эдак на девяносто. На спинке деревянного стула висела полицейская ретро-форма. Пахло водкой. Сосед предложил нам надеть тапки, но мы тактично отказались.
– Альберкинуда Вит, – он протянул нам руку, – можно просто «дядя Витя».
Взяв с журнального столика открытую банку, он вытащил из нее соленый огурец и откусил от него кусок.
– А вы полицейский? – спросил я.
– Уже тысяч восемь лет как, – дядя Витя захохотал с огурцом во рту. – Правда, раньше такого слова не было, «полицейский». – Он достал еще один огурец. – Порядок обеспечивали служители храмов.
Он ушел на кухню и вернулся с банкой помидоров. Тоже соленых.
– Будете? – спросил он.
– Не-а.
– И хорошо. И правильно. – Он запустил руку в новую банку и, пытаясь вытащить неподатливый помидор, сказал: – Я был капитаном храма Синто.
– Бога любви?
– Ее. Богини. Любви все возрасты покорны, слыхали? Я всегда любил любить. С детства. Когда мама целовала меня перед сном, в моих руках рождались бабочки… М-м-м. Идеальный помидор.
По его подбородку потек рассол. Мы с Ромой переглянулись. Почему нам постоянно попадаются ярые любители овощей? Сначала Ульфир, теперь этот.
– Я эти банки еще в девятнадцатом веке закрыл. Лично огород обихаживал. Чуть-чуть магии, чтоб не портилось, – и в погреб. Двести лет пролежали. Как вино. Здорово, да?
– Вы Ригори? – спросил я.
– А как бы я, по-твоему, дожил до сегодняшнего дня?
– Вот да, – сказал Рома. – Как вы дожили?
– Магия Жизни. – Дядя Витя поднял бутылку виски, стоявшую на полу возле кресла, хохотнул и добавил: – Шучу. Строго говоря, я не жил пять тысяч лет. Меня бросает во времени, слыхали такое? Каждые два года я прыгаю на век вперед. Вот в прошлом веке и заделался полицейским, – он кивнул на свою униформу. – А в этом официально еще не успел. Миссия у меня такая. Или проклятие. А вы чего не садитесь? Садитесь давайте. Гостеприимство в Орвандии – качество ключевое. Вот и я пытаюсь его столько тысячелетий обрести.
Мы опустились на край красной софы. Я взял цилиндрическую подушку и положил на колени, как домашнее животное.
– Чем вы занимаетесь? – спросил я. Дядя Витя посмотрел на меня, словно оценивая, достоин ли я того, что он собирается поведать.
– Ты, парень, про Безымянных сказал. Так вот я слежу, чтобы они к нам не явились. – Он развел руками в жесте, означающем: “все, как обычно”. – А у кого-то из вас нет “сникерса” или вроде того? Помидоры помидорами, но чем хорош ваш век, так это сладостями.
Рома покопался в карманах и извлек помятый “Шупик”, мини-шоколадку с орехово-малиновым пралине.
– Угощайтесь.
– О, превеликая Синто, ты все-таки рядом и слышишь меня! – Дядя Витя выхватил у Ромы шоколад, развернул этикетку и чуть не целиком запихнул в рот.
– А почему они должны явиться? – Спросил я.
– Кто?
– Безымянные.
– А. Ну, потому что иначе никак, понял? Враги они нам. Богам враги. Считают, что тут их дом. Всегда искали и ищут способ в него попасть… – Он посмотрел на Рому. – Ты когда у моей двери ночью шлёндался, я чуял их присутствие.
Рому передернуло. Он погладил подбородок, словно там росла густая борода, как у мудрого старца. Я думал, не выложить ли перед дядей Витей все карты? Или оставить часть правды при себе? Его поведение и образ “полицейского” не внушали мне доверия, и я решил давать информацию порционно:
– Со мной то же самое было, что и с Ромой.
– И какого хрена?
– Безымянные каким-то образом… управляли нами через сны.
Дядя Витя посмотрел на последний кусочек «Шупика» тяжелым взглядом и с таким вздохом отложил его в сторону, будто я испортил ему аппетит.
– В этом все Безымянные. Подлые манипуляторы. Сколько бед они натворили этим трюком!.. Ражд его именуют. Люди, не просыпаясь, грабили, убивали, разоряли храмы. Ты вот, – он посмотрел на меня, – дергаешься, когда засыпаешь?
– Бывает.
– А перед сном есть ощущение, что проваливаешься куда-то?
– У меня да, – сказал Рома, – постоянно.
– Это неспроста, мальчуганы. Шутка природы! Вы, когда засыпаете, проваливаетесь в мир сновидений. Но пролетаете через мир Безымянных, сквозь него.
– Как это?
Дядя Витя все-таки снова взял шоколадку и ответил с набитым ртом:
– В храме учили, но я забыл.
Удивительно, но кое-что общее у нас с дядей Витей все-таки есть.
– Нормальный человек защищен в мгновения этого полета. Но Безымянные находят способ разрушить защиту. Они ловят падающего и подчиняют своей воле, чтобы творить бесчинства.
Я стал соображать, когда и при каких обстоятельствах разрушилась моя защита. А потом дал себе слово, что больше не буду спать. Никогда. Как вовремя появился Ульфир! Не хотел бы я грабить и разорять храмы. Обычно лунатизм не приносит вреда, я об этом слышал много раз. Почему с нами это правило нарушилось?
Дядя Витя откинулся на спинку кресла.
– Я давненько не сплю. Думаете, сон – просто игра подсознания с воспоминаниями и впечатлениями? О, нет. Сон – это место, где вы видите мир глазами богов, мир, полный истинных чувств. А я позабыт богами. Навеки. – Его лицо сделалось грустным. – Вы обращали внимание, что чувства во сне усилены стократно?
– Особенно любовь, – выпалил Рома. – Я во сне влюбляюсь сильнее, чем в реальности.
– Это наши дорогие боги как они есть. Слушай, приятель, ты зла на меня не держишь? Обиды там?
– Нет. Конечно, нет.
Рома преобразился. Он зачарованно внимал соседу, как самому замечательному лектору в мире. Будто тот не издевался над ним десять минут назад и не тыкал в раковину.
– Тут, пацаны, особая магия нужна, чтобы Ражд остановить. Я такой не владею. Когда-то проводились целые церемонии, а как Ригори ушли из мира, дело стало безнадежным.
– Да мы вроде как… справились.
– А. Ну, слава Синто.
Я опасался, что дядя Витя спросит, каким именно образом, мне отчего-то не хотелось рассказывать ему об Ульфире. Благо и не пришлось. Внезапно перед дядей Витей свалился аквариум. Разлетелся вдребезги и сломал столик. В нас брызнула пахнущая рыбой вода и полетели водоросли.
– Да твою ж…
Маленькие золотые рыбки, открывая-закрывая рты, ловили воздух. Мы принялись собирать осколки, ожидая, что дядя Витя побежит за тряпками и ведрами. Но он, сняв с головы одну из рыбок, только сказал:
– Это из Комнаты-2.
В следующий миг, расплескивая воду, перед нами упал сапог. На этот раз я заметил, откуда он прилетел. Из зеркала. Из высокого зеркала в дальнем углу комнаты.
– Подожди. И ты подожди! – Это дядя Витя зеркалу крикнул. – Сейчас придем!
Он закрыл глаза и, прошептав: “Ох, Синто моя, Синтушка…”, начал шевелить указательными пальцами, будто в такт неслышной мелодии. Осколки, как паззлы, стали соединяться друг с другом, издавая приятный хруст. И вот – аквариум снова целый. Наконец дядя Витя швыряет сапог обратно в зеркало:
– Что ты такая неугомонная! – И нам: – Вы не поранились?
– Вроде нет. А где это мы?
– В Комнате-2. Она у меня капризная: не нравится ей, когда важные события обсуждают без нее.
Он замолчал и улыбнулся. Вероятно, его забавлял наш обалдевший вид.
– Не врубаетесь?
Мы покачали головами.
– Тогда слушайте.
Рассказ дяди Вити был путанным и сложным. Мы задавали тысячи уточняющих вопросов, Рома умудрился уточнить, существует ли Туалет-2, но в конце концов все стало понятно процентов на тридцать, что уже неплохо.
Представьте себе обычную комнату. Ту, в которой вы живете. Представили? Ее контуры, предметы интерьера, сувениры с моря на книжной полке. Иногда со временем в ней что-то меняется: вы покупаете новые шторы, ломаются настенные часы и так далее. Но есть Комната-2. Та, в которой воплощаются и материализуются отдельные, значимые воспоминания из Комнаты-1. Диван, который давно выбросили, но вы его обожали, потому что смотрели на нем любимый фильм. Игрушки, с которыми играли в детстве. Вид из окна, когда вы выздоровели после тяжелой болезни и наконец-то встали на ноги. В Комнате-2 складируется ваша жизнь.
– Иногда в ней можно найти давно потерянные вещи, – немного успокоившись, закончил дядя Витя.