Борис Яковлевич Алексин
Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том 1
Вся эта огромная работа проводилась аппаратом, насчитывавшим вместе с заведующим и его заместителем 15 человек. Естественно, что каждому служащему отдела приходилось работать за троих и находиться в конторе не 6–7 часов, а иногда 10–12 и более. Рабочий день заведующего и его заместителя длился ежедневно не менее 12 часов. В отделе увеличивались объёмы переписки. Очень много документов поступало на иностранных языках, чаще всего на английском, которого, кроме Игнатова и одного из сотрудников, не знал никто. Вскоре этому исполнителю пришлось вменить в обязанность лишь работу по переводу получаемых писем и составлению ответов с русских черновиков, написанных другими служащими.
В трест являлись представители различных иностранных фирм, некоторые из них не знали русского языка, но, как правило, знали английский, при переговорах с ними приходилось прибегать к услугам переводчика. С этим Борис Алёшкин примириться не мог, он очень жалел, что его познания в английском языке, полученные в средней школе, так скудны, но, тем не менее, старался использовать их, где и как только мог. Он поставил перед собой задачу овладеть знанием этого языка в самое ближайшее время, хотя бы настолько, чтобы самому понимать написанные письма и слова собеседников.
Занятый сверх головы своими новыми обязанностями, он ещё с раздражением должен был без конца давать многочисленные письменные и устные объяснения ревизовавшему его складскую деятельность Погребняку, а затем и партийному следователю. Это отнимало много времени и сил, и когда, наконец, дело было закончено, и парткомиссией Владивостокского обкома ВКП(б) ему был вынесен выговор, апелляцию он, несмотря на советы Берковича и Глебова, подавать не стал, рассудив по молодости, что и с выговором люди живут.
Все недолгие часы отдыха, выпадавшие Борису, он проводил со своей Катей и дочуркой Элочкой. Девочке исполнилось семь месяцев, она хорошо сидела, что-то бормотала на своём непонятном языке, весело смеялась и тянулась ручонками к папе. Одним из любимых развлечений Алёшкиных в то время было катание на вельботе, оставленном лесному складу начальником судоверфи Крамаренко. В воскресенье, а иногда вечером после работы, Борис ставил на вельботе мачту, усаживал на носу в самом уютном месте жену и маленькую дочку, выгребал из толпы лодочек и «шампунек» поближе к середине бухты Золотой Рог и, подняв парус, скользил по тихой воде зигзагами от мыса Чуркина до мыса Эгершельд, лавируя между стоявшими на рейде торговыми пароходами и шныряющими буксирами.
Иногда они огибали мыс Чуркина, выходили в пролив между ним и Русским островом и направлялись к видневшемуся вдали острову Аскольд. Тогда их качало на волнах открытого океана. При неудачном манёвре волны заплёскивались внутрь лодки, и, спасаясь от справедливого гнева супруги, Борис поворачивал назад, в Золотой Рог или в соседнюю пустынную бухту Диомид.
Пожалуй, катание на вельботе было одним из самых приятных удовольствий, которое могли себе позволить в то время Борис и Катя Алёшкины. К сожалению, эти прогулки так же, как и вообще свободное время у Бориса, были редки и не очень продолжительны. Кроме огромной служебной работы, ему приходилось выполнять и не мало общественной. Его освободили от работы секретаря комсомольской ячейки, но он оставался членом бюро Ленинского райкома ВЛКСМ г. Владивостока и в качестве общественной нагрузки был назначен военруком молодёжи в ДГРТ. К тому времени в тресте сотрудников комсомольского возраста было уже человек шестьдесят. Такое назначение Борис Алёшкин получил благодаря тому, что в его карточке значилась служба в ЧОНе и в отряде по борьбе с бандитизмом в ГПУ. А это лето выдалось неспокойным. На международной арене атмосфера по отношению к СССР накалялась. После того как ЦК ВКП(б), его генеральный секретарь Сталин и большинство коммунистов, поддерживавших линию ЦК, справились с троцкизмом и успешно разгромили правый уклон, международный империализм всё больше и больше склонялся к мысли попробовать крепость советской власти путём вооружённого нападения. Не была исключена возможность того, что объектом этой пробы могут стать не только западные границы страны, но и дальневосточные. Всё население, и в особенности молодёжь, должны были готовиться к отражению внезапного военного нападения.
Борис Алёшкин, военрук ДГРТ, как и военруки других предприятий, по специальной программе проводил занятия по задержанию и истреблению диверсионных групп, по ликвидации последствий воздушного нападения и тому подобное. Вскоре Борис узнал, что делал это он очень неумело, по-дилетантски, но тогда и ему, и руководимым им товарищам казалось, что он отличный командир. Военные занятия отнимали немало времени.
Читая в газетах и специальных брошюрах доклады Сталина, речи Калинина, Молотова и других, читая приобретённую им стенограмму XV съезда ВКП(б), Алёшкин понял, что он ещё, в сущности, политически совершенно малограмотен и, несмотря на свою работу в райкоме ВЛКСМ, во многих теоретических вопросах, лежавших в основе деятельности коммунистической партии, разбирается слабо. Того, что изучали в кружке под руководством Берковича, ему казалось мало, и он принял решение начать знакомство с сочинениями В. И. Ленина. Причём его не удовлетворяли произведения вождя революции, изданные отдельными брошюрами, ему хотелось приобрести полное собрание сочинений. Тогда вышло первое, далеко не полное издание, но и его купить в книжных магазинах было невозможно. Поэтому Алёшкин, при помощи всех знакомых, занялся поисками у частных лиц. Как ни странно, в этом деле помог ему Подгребняк, продавший имевшиеся у него сочинения Ленина за двойную цену. Как уже говорилось, это собрание было неполным, кроме того, в его издании принимали участие уже выявленные теперь оппортунисты, например, Бухарин. Естественно, что в комментариях и в подборе самих произведений имелась определённая тенденциозность. Конечно, тогда всего этого Борис не знал, он радовался тому, что читает написанное Лениным, и хотя ещё очень многое не поддавалось его пониманию, а комментарии и вовсе казались неважными, всё-таки это чтение расширило его политический кругозор.
Со второй половины июня началась чистка советского аппарата, конечно, проходил такую чистку и аппарат ДГРТ. Чистились пока только беспартийные служащие. Борис Алёшкин был включён в комиссию как представитель комсомола. Чистка проходила в самом большом помещении конторы треста – производственном отделе. Присутствовало множество народа: все служащие конторы, представители с промыслов и заводов, рабочие судоверфи и бондарного завода. В процессе чистки выяснилось, что в центральном аппарате треста есть не только бывшие хозяева рыбных промыслов и заводов, но и бывшие белогвардейцы. Некоторые из них пытались скрыть своё прошлое, но, как правило, это им не удавалось.
Председатель комиссии по чистке, механик одного из дрифтеров, большевик с дореволюционным стажем Захаров был очень принципиальным человеком, и умело выводил на чистую воду всех, пытавшихся изворачиваться и лгать. Комиссия вычистила людей, не имеющих права работать в советских учреждениях – зав. производственным отделом Гринера, одного из его заместителей и целый ряд других специалистов. Кое-кто решением комиссии переводился на низшие должности, преимущественно на периферию. В чистке принимали активное участие все присутствующие. Многие выступали, разоблачая того или иного человека, пытавшегося скрыть своё прошлое, нерадивые, недобросовестные работники серьёзно критиковались.
В начале июля, обсуждая на собрании партячейки итоги чистки аппарата треста, все коммунисты единогласно пришли к выводу, что это ответственное мероприятие прошло хорошо и принесло большую пользу. Гласный разбор деятельности каждого сотрудника, серьёзная критика его работы и его самого действовали гораздо сильнее любых административных взысканий и заставили всех подтянуться, пересмотреть своё отношение к работе и контролировать собственное поведение. Теперь все ждали чистки партии.
1 июля 1929 года в газетах было опубликовано постановление ЦК о начале чистки ВКП(б), проводимой согласно решению XVI партконференции. Конечно, начало работы комиссии по чистке партии в ДГРТ многими коммунистами ожидалось с некоторым страхом и волнением, ведь как бы ни был чист человек, всё равно в его деятельности, в его жизни можно найти что-то такое, чего он стыдится, или что им было совершено не совсем так, как следовало бы сделать истинному коммунисту. Волновался, конечно, и Борис Алёшкин. Он завидовал старым большевикам – Берковичу, Гусеву, Глебову, которых считал безупречными коммунистами, ведь у него, кандидата ВКП(б), уже имелся выговор.
Но вот началась чистка ячейки ВКП(б) при ДГРТ. Председателем комиссии был какой-то пожилой рабочий с Дальзавода, членами – большевик из рабочих судоверфи и уже упоминавшийся нами Захаров. После краткого вступительного слова, произнесённого председателем, в котором он рассказал о задачах чистки и правах всех присутствующих коммунистов, комсомольцев и беспартийных задавать самые разнообразные вопросы тому, кого чистят, в прениях критиковать его, высказывать своё мнение о нём. Комиссия выслушает всё, что будет высказано, но вопрос о дальнейшем пребывании того или иного человека в партии или наложении на него партийного взыскания будет решать самостоятельно. Члены этой комиссии, как и в других местах, заранее прошли свою чистку в комиссии обкома ВКП(б).
Как и в предыдущий раз, в комнате производственного отдела, где проходила чистка, было негде упасть яблоку. Все предполагали, что начнут с коммунистов-руководителей, но председатель после выступления вдруг сказал:
– В вашей ячейке всего один кандидат, Алёшкин, вот с него мы и начнём. Товарищ Алёшкин, пожалуйте к столу, расскажите нам свою биографию.
Борис, никак не ожидавший этого вызова, очень смутился и пока протискивался к столу, за которым заседала комиссия, покраснел и вспотел. Некоторое время он вообще не знал, что говорить. Захаров, с которым он работал по чистке аппарата, видя его смущение, подбодрил товарища:
– Ну же, Борис, что ты растерялся? Расскажи, где и когда ты родился, где учился, кто твои родители, кем и где ты работал. Не тушуйся!
Затем он нагнулся к председателю и что-то ему зашептал.
Борис и сам уже оправился, довольно связно поведал свою коротенькую биографию, перечислил работу в комсомоле, затем сообщил о полученном выговоре. Рассказал он и о том, что его отец – прапорщик царской армии, в течение трёх месяцев числился на службе в армии Колчака, хотя фактически там и не служил, а с 1922 г. находился в Красной армии, работал в военкомате начальником моботдела.
Ему задали несколько вопросов, часть из них были политические. Его спрашивали: «Какая разница между правым и левым уклоном?», «Что говорил Ленин о крестьянах?», «Каковы решения XVI партконференции?» На все эти вопросы Борис сумел ответить достаточно толково и грамотно, ну а о его жизни вопросов почти не было, только председатель спросил:
– Почему вы не сказали, что служили в оперативном отряде ГПУ по борьбе с бандитизмом и хунхузничеством?
Борис замялся. В самом деле, он об этом как-то забыл и сейчас не нашёлся что ответить. Смутившись, буркнул: «Забыл», чем вызвал смех всего зала. Председатель тоже рассмеялся:
– О выговоре не забыл, а о том, что служил и даже был ранен в этом отряде, забыл? Хорошо, что не наоборот!
Выступавшие в прениях Беркович, Мерперт, Игнатов и Комоза так хвалили Бориса, что ему стало не по себе. После выступления Комозы председатель заметил:
– Ладно, мы знаем, какой он хороший… Если никто ничего порочащего товарища Алёшкина сказать не может, то мы прения прекращаем… Непонятно только, как это такой хороший человек получил партийное взыскание! Ну, да как-нибудь разберёмся. Решение комиссии объявим на следующем заседании. Список партийцев, которые будут проверяться в ближайшие дни, мы вывесим, а сейчас открытое заседание по чистке закрывается.
Все разошлись, а члены комиссии перешли в маленькую комнату ревизионного отдела, где продолжили своё заседание.
Через два дня, которые Борис провел в большом волнении, на очередном заседании комиссии председатель объявил результаты чистки Алёшкина. Проверив все имевшиеся компрометирующие Бориса Яковлевича Алёшкина материалы, комиссия пришла к заключению, что они не могут служить основанием для вынесения ему партийного взыскания, и потому наложенный ранее выговор с него снимается. Комиссия считает его проверенным. Однако кандидатский стаж его истёк, и теперь Борису требуются рекомендации для вступления в члены ВКП(б). Слова председателя комиссии были встречены аплодисментами, после чего он заметил:
– Я очень рад, что наше мнение не расходится с мнением масс.
Он подозвал к столу Алёшкина, вернул ему кандидатскую карточку и негромко сказал:
– Комиссия считает возможным доверить вам работу технического секретаря, с сегодняшнего дня вы будете вести протоколы комиссии по чистке.
Около трёх недель, пока проходила чистка ячейки ВКП(б) ДГРТ, Алёшкин был вынужден совершенно забросить работу в коммерческом отделе: обязанности технического секретаря оказались непростыми. Чистка некоторых членов ячейки, например, Берковича, члена правления Завалишина и некоторых других продолжалась по два и даже по три вечера. Проверяемым задавали множество вопросов, выступавшие сурово критиковали их работу. Но несмотря на все волнения и переживания, из партячейки ДГРТ оказался исключённым только один человек – член правления Завалишин. В прошлом он был меньшевиком, как-то взаимодействовал с правительством Колчака и вступил в РКП(б) после падения последнего. В своё время он поддерживал и троцкистов, выступая на собраниях ячейки с соответствующими речами. После суровой отповеди, данной ему большинством коммунистов, признал свои ошибки, подал соответствующее заявление. Завалишин руководил строительством новых заводов и промыслов, не выходя из своего кабинета, бюрократически, поэтому в его работе выявилось множество недостатков. Ко всем работникам треста он относился высокомерно и пренебрежительно. Всё это, часто в очень резких выражениях, и высказали ему выступавшие в прениях на открытых заседаниях комиссии. На закрытом заседании решение по исключению Завалишина приняли единогласно, объявление об этом перед народом было встречено молчанием, только сам Завалишин не выдержал, вскочил и грубо крикнул:
– Ну, меня не так-то просто исключить, я буду жаловаться в ЦК! Вы взвалили на меня чужие грехи! Это не чистка, а издевательство!
На что председатель спокойно ответил:
– Это ваше право.
Особенно волновался по поводу чистки председатель правления треста Беркович, он имел для этого серьёзные основания. Как оказалось, в своё время он был членом БУНДа. Вступил в РСДРП в 1905 году и первое время придерживался взглядов Плеханова, лишь в октябре 1917 года примкнул, а затем и вступил в партию большевиков. В работе треста имелось немало упущений в ряде производственных вопросов. Кроме того, совсем недавно произошло большое, принёсшее миллионные убытки и чуть не сорвавшее промысел событие – пожар главного склада. Естественно поэтому, что при обсуждении Якову Михайловичу задавали много вопросов, высказалось чуть ли не 25 человек. Нужно отметить, что наряду с серьёзными упрёками в его адрес, звучали выступления и в его защиту. Беркович считался неплохим организатором, по существу, в течение двух лет почти на пустом месте создавшим огромное промышленное хозяйство, уже приносившее государству валюту. Характеризовало его с положительной стороны и то, что он ни разу не примыкал ни к каким оппортунистическим течениям и группировкам. Чистка Берковича продолжалась четыре дня.
Бурно происходило и закрытое заседание комиссии при разборе его вопроса. Долгое время члены комиссии не могли найти единогласного решения и уже были готовы направить материал о нём в городскую комиссию, но, в конце концов, всё-таки постановили: «Товарища Берковича в рядах ВКП(б) оставить. За выявленные в работе недостатки объявить ему строгий выговор с занесением в учётную карточку». Решение это должно было быть объявлено на следующем открытом заседании комиссии, то есть через два дня. Конечно, Борис его знал и не вытерпел.
На другой день после заседания комиссии, встретив Алёшкина в коридоре треста, Беркович, глядя измученными глазами, тихонько спросил:
– Исключили?
Борис отрицательно покачал головой. Взглянув на усталый вид, осунувшееся лицо, ввалившиеся глаза этого уже не молодого руководителя, Борис, пожалуй, впервые понял, насколько может человек дорожить партией. Как мы знаем, он ему ничего не сказал, а лишь показал знаком «нет», но увидев, что глаза Берковича блеснули радостью, а на бледных губах его появилась улыбка, почувствовал, что сделал доброе дело.
Большинство остальных коммунистов ячейки чистку прошли без каких-либо замечаний, лишь Гусеву дали выговор за то, что, работая заместителем Гринера в течение двух лет, не сумел разглядеть в нём врага, да Комоза получил замечание, не сумев ответить ни на один политический вопрос.
Чистка партячейки ДГРТ закончилась к 1 августа 1929 года. Решение комиссии было утверждено городской комиссией без поправок и замечаний. Казалось, теперь всё должно было войти в нормальную колею, сотрудники спокойно могли продолжать работать на своих должностях. Однако, не прошло и двух недель после чистки, как мир, Советский Союз и, в особенности, Дальний Восток потрясло новое, чрезвычайное событие, отодвинувшее на задний план все только что перенесённые личные переживания.
Китайское гоминдановское правительство вероломно захватило КВЖД. Как известно, Китайская Восточная железная дорога, построенная русским правительством на территории Маньчжурии в конце XIX столетия, по условиям, заключённым между Россией и Китаем, пользовалась правами экстерриториальности. Сама дорога, весь имевшийся на ней подвижной состав (паровозы и вагоны) и все железнодорожные строения – вокзалы, станции, депо – считались собственностью России на 99 лет с начала постройки, а затем переходили в собственность Китая.
Постройка этой дороги была выгодна царскому правительству России, она служила стратегическим целям, позволяя перебрасывать войска из Центральной России на Дальний Восток, используя две дороги. Одна из них, внутренняя, шла вдоль границы с Китаем, вторая – КВЖД. Имело значение ещё и ускорение пути следования поездов из России на Дальний Восток, так как КВЖД давало более прямой, а, следовательно, и более короткий путь. В период интервенции на Дальнем Востоке на КВЖД хозяйничали различные китайские генералы, растаскивая её имущество. В 1924 году советское правительство заключило с Гоминданом договор, по которому СССР, сохраняя за собой преимущественное право владения этой дорогой, в то же время допускал к участию в её эксплуатации, в управлении и получении прибылей от неё на равных правах и китайское правительство.
Таким образом, правление этой дороги состояло из одинакового числа членов – русских и китайцев, также равномерно были заняты и должности служащих. Получили права работы на КВЖД в качестве машинистов, работников станции и т. п. и китайские граждане наравне с русскими (при царском правительстве России весь аппарат дороги и все её служащие могли быть только русскими).
Подогреваемые японскими и английскими империалистами (как известно, с 1927 года Англия разорвала с СССР дипломатические отношения), китайские генералы арестовали всех русских служащих дороги, задержали все грузы и поезда, принадлежавшие СССР. По существу, они полностью захватили эту дорогу и двинули наёмные войска к нашим границам. Советское правительство в ответ на эту провокацию, после безуспешных попыток организовать переговоры, приняло постановление о разрыве дипломатических отношений с Китаем. Вслед за этим оно начало спешно принимать меры по усилению обороноспособности Дальневосточного края, увеличению военных сил и оснащению их необходимым вооружением. Из разрозненных гарнизонов, размещённых в различных городах ДВР, создали единую Особую Дальневосточную армию, поставив во главе её испытанного командира – первого командира Красной армии, награждённого орденом Красного Знамени, В. К. Блюхера.
Отразилось это событие и на личной жизни Бориса Алёшкина. 30 августа 1929 года он был призван в ряды Красной армии. Правда, в военкомате ему, как имеющему на своём иждивении жену и грудного ребёнка, были предложены льготы – отсрочка. Но какой же коммунист, комсомолец в тот момент, когда китайские генералы могли отрезать весь Дальний Восток от остальной страны, стал бы пользоваться этой льготой? Конечно, не воспользовался ею и Борис Алёшкин.
Благодаря Александру Александровичу Глебову и секретарю комсомольской ячейки Катя устроилась на работу в общий отдел недавно организованного Акционерного Камчатского общества (АКО) на должность конторщицы с окладом в 60 рублей. Она предполагала поместить дочку в ясли, но после обсуждения этого вопроса с матерью, Катя, обратившаяся к ней за советом, решила отвезти Элу на время службы Бориса в армии (примерно на год) в Шкотово.
Дело в том, что сразу же после разрыва дипломатических отношений с Китаем в Дальневосточном крае было объявлено военное положение. По требованию военных властей во Владивостоке закрылись все китайские частные лавки, а они составляли 90 % розничной торговли. Из пределов города так же, как и из других населённых пунктов Дальнего Востока, были немедленно выселены все бродячие торговцы-китайцы, а также население корейских и китайских слободок. Не имея опыта в проведении этих мероприятий, местные органы власти допустили много ошибок, дав возможность некоторым действительно опасным людям беспрепятственно улизнуть в Китай, а сравнительно безобидных увезти куда-то в Среднюю Азию. Всё это привело к тому, что снабжение продовольствием во Владивостоке резко ухудшилось: исчезли многие продовольственные товары. Обеспечение города продуктами стало строго нормироваться – ввели продовольственные хлебные карточки, но Борис всего этого уже не застал.
