Айя Сафина
Падальщики. Книга 2. Восстание
– Рок! – крикнула я, когда моего новобранца, лишь три месяца как вступившего в отряд Маяк, зацепило в колено, отчего он упал и стал извиваться от боли на полу, схватившись за ногу и рыдая во всю глотку – ранение в колено одно из самых болезненных. Кровь хлыстала темно-красными ручьями, заливая все вокруг и ярче всего остального доказывая резко растущее напряжение, сокращающее наши шансы добраться до гребанной уродливой чернокожей принцессы в замке, охраняемом драконом. Ох, придушу я эту суку за моих ребят!
– Калеб! Валите уже! – крикнул Антенна, готовый прикрывать нас собственной грудью.
Тут свалило с ног и Лизу – еще один рядовой Маяка, она попыталась быстро вернуться в строй, движимая разгорячённой адреналином кровью, который оказывал на организм гораздо более быстрый эффект нежели импульсы нервных окончаний. Они лишь спустя пару секунд донесли до мозга Лизы факт того, что она задыхается. Пули попали в броню, прикрывающую солнечное сплетение, и это выбило воздух из легких, отчего Лиза начала делать рваные вдохи.
– Ну уж нет! Ты нам еще нужен! – Вьетнам в буквальном смысле взяла Антенну за шиворот и потащила прочь от его сержантов, оставшихся посреди Зоны Браво прикрывать своего командира, как самые преданные солдаты.
А Фунчоза уже зарядил гранаты, чтобы пробить проход в живой стене, стоящей на пути до ворот в генеральский отсек. Он был уже всего в сотне метров от нас, там, за углом!
– Фунчоза! Одну! – крикнула я, зная любовь этого психа к огневой мощи и насилию.
Не хватало нам еще похоронить здесь себя, полностью оторвав от всех возможных выходов из отсека.
Фунчоза злостно посмотрел на меня, словно я ему праздник прервала, но пришлось ему согласиться. Мы больше не можем рисковать сдохнуть под обвалами.
– Вежливо предлагаю всем прижать жопы к полу! – крикнул Фунчоза и выстрелил гранатой точно в блокпост бойцов.
Лежа на бетонном полу, впитывающем кровь Рока, я слушала знакомую мелодию из криков раненных солдат, которых изрезали острые металлические осколки. Я мысленно молилась, чтобы их ранило, но не убило. Но ранило так, чтобы они не смогли больше автомат держать. Да, это было бы идеально. Эй судьба, рань их, пожалуйста, легонько в пяточки, в ручки! Бред детской наивности еще не вымер внутри моей надежды на лучшее.
Фелин просканировала потонувший в бетонной пыли блокпост и сообщила:
«Чисто»
– Вперед! – заорал Фунчоза, не желающий терять ни секунды в образовавшемся проходе. Солдаты Крайслера могли набежать в любой момент и создать очередной блок.
Я поднялась с пола и рванула вслед за Калебом, Вьетнамом и другими представителями Васаби, Маяка и Теслы, убегающими вглубь тумана, пока первая группа прикрывала наш отход.
Мы оставили прежнюю осторожность, с которой начинался весь план, и неслись сломя голову, махая винтовками перед собой. Я была быстрее всех и уже обогнала товарищей, желая поскорее добраться до генеральского отсека. Главное – взять в окружение самого Генерала. Имея его в своем рукаве, как козырь, все это кровавое безумие в военном блоке остановится за секунду. Дуло у виска Генерала поможет нам всем спасти сотни солдат этим утром.
«ВНИМАНИЕ: засада справа… просчитываю варианты», – предупредила умница Фелин.
Радио-радар, сканирующий стены, рисовал узнаваемые силуэты, поджидавшие нас за поворотом, Фелин рассчитывала расстояние, угол атаки и уже рисовала прицел на еще не до конца сформированных тенях, которые через две секунды превратятся в реальных бойцов, а через три – в валяющихся на полу реальных бойцов.
Ворота в генеральский отсек слева охраняются отрядом Крайслера, засада ждет справа, желая окружить со всех сторон. Но у нас была Фелин, которая, как самая справедливая мама, дала каждому Падальщику по конфетке Крайслера.
Я бежала одной из первых, и Фелин выделила мне бойца для поражения, красный крестик точно остановился на его груди, и я выставила винтовку вперед, прикидывая, куда направить дуло.
И тут буквально за долю секунды до того, как мы вынырнули из-за угла, чтобы завалить последний живой барьер и преодолеть последние тридцать метров до двери Генеральской Зоны, радар засек какую-то странную тень, похожую на маленький мяч, летящий точно в нас по ровной дуге. Слишком поздно я поняла, что представлял собой этот мяч.
Слишком поздно Фелин предупредила: «ВНИМАНИЕ: неопознанный объект».
Серебристый баллончик приземлился точно у наших ног, едва мы выбежали в коридор, где нас ждали негостеприимные жильцы.
– Газ! – крикнул рядовой Васаби, ближе остальных находившийся рядом с баллончиком, и пнул его, точно профессиональный футболист, обратно в бойцов.
Мгновенный рефлекс!
Как и бессмысленный.
Потому что баллончик пролетел ровно полпути обратно к хозяевам и взорвался под потолком снопом серебристых искр, испустивших белый дым ярким стремительным фонтаном. В условиях ограниченного пространства слезоточивый газ моментально распространился в коридоре и заставил нас забиться в неконтролируемом припадке.
А безжалостные ублюдки в ту же секунду осыпали нас свинцом свирепо и ожесточенно со всех сторон, защищая сокровищницу ценой своих душ, ценой своих жизней, ценой места в раю!
Газ атаковал яростно, от него никуда не деться! Я упала на колени, оперлась ладонями в пол, замотала головой на рефлексах, пытаясь избавиться от напасти: горло жгло так, что я уже через пару секунд отхаркивалась кровью, легкие готовы были взорваться, словно я тонула в токсичных отходах, неконтролируемые рвотные позывы обещали изрыгнуть мои кишки на пол перед собой, глаза выпучило так, что они готовы были лопнуть, слезы заволокли все плотной жгучей пеленой, в нос залили кислоту и она попала в мозг, кричавший в агонии: «Сейчас взорвусь!».
Это конец! Я готова сдаться!
А вокруг стоял такой гам, что я ничего не понимала! Кто-то орет, свистят пули, снова взрываются гранаты, автоматные очереди не смолкают ни на секунду! Крики, мат, стоны. Я не понимаю, где низ, где верх, где стены, где мои товарищи, а где враги. А сознание мечется между болезненной резью по всему телу, которая сотрясает меня судорогой, и последними образами, что я видела до того мига, как меня поставили на колени генеральские ублюдки.
Противогазы! Вот чем еще были экипированы бойцы Крайслера! И чем мы, к сожалению, похвастать не могли. Крайслер не дурак, он тоже свои козыри в рукавах имеет, он приготовил управу даже на бесстрашных непобедимых Падальщиков, воюющих с могучими монстрами.
Големы в противогазах отстреливали нас безжалостно и ненавистно, как если бы мы были чересчур контагиозной заразой, которую необходимо истребить всеми силами. Я чувствовала, как кто-то из нас стрелял в ответ, но боль в глазах, носу, легких, привкус крови во рту, спазмы в желудке, безостановочный кашель не позволяли удерживать сознание в реальности.
И тут вдруг я почувствовала, как кто-то схватил меня за шкирку и силой поволочил по полу. Вот и все! Сейчас меня в упор расстреляют, прямо в лоб, а я даже не увижу своего палача! Я начала избивать мощную руку, тащившую меня за шиворот, и с облегчением обнаружила, что бью по бронеэкипировке Падальщика!
– Бридж, это я! – крикнул Калеб и прозвучал как-то глухо.
Ох! Пупсик! Слава Аллаху, и Кришне и Камасутре! Ну или как там звать этих богов? Как же я люблю тебя, черт возьми! Я люблю тебя до безумия, Калеб! Я буду любить тебя до конца жизни, мой Железный Дровосек с человеческим сердцем! Я бы хотела много каких любвеобильных и благодарных слов ему сказать, но меня по-прежнему крутила боль от хлорацетофенона, которым эти ублюдки хотели вытравить нас, точно вредителей.
Хотя так оно и было. Мы вредители Генеральского режима.
Сознание продолжало ловить звуки стрельбы, проносящиеся мимо пули заставляли дергаться при каждом попадании в стену, в металл, в броню, как если бы они все до одной попадали в меня. Крики бойцов расплывались в воздухе, я не понимала, где чьи голоса, я по-прежнему ни черта не видела.
– Быстрее сюда! – крикнул Антенна где-то совсем рядом.
– Бридж, встать можешь? – крикнул Калеб.
– Да! – прохрипела я со всей оставшейся силой в голосовых связках, онемевших от раздражителя.
А сама начала догонять, почему его голос звучит так, словно он из унитаза со мной разговаривал. Он помог мне встать, запрокинул мою руку себе на плечо, я задела его лицо и поняла, что он в противогазе.
Я была в первом ряду, когда ублюдки атаковали газом, моя поспешность дала шанс ребятам позади меня быстро сориентироваться в новых условиях и атаковать отряд бойцов возле ворот генеральского отсека. Они сняли с них противогазы и поспешили на помощь отравленным товарищам – жертвам, выигравшим шанс на победу ценой собственного здоровья.
– Их еще привалило! – крикнул знакомый голос тоже в противогазе.
Сопля, это ты?
– Фунчоза, открывай живее! – сквозь влажную пелену в глазах и надрывистый кашель я слышала ор Вьетнама.
– Не торопи меня! Когда я нервничаю, у меня потеют ладошки! – кричал он в ответ.
Обстрел усиливался. Раздались щелчки, звуки рисовали мне картины того, как стальные штыри запорного устройства ворот один за другим выходили из пазов, высвобождая шестеренки замка.
Мы сделали это!
И словно в подтверждение моего облегчения раздался тяжелый металлический скрип, как будто стальной великан зевнул, на меня пахнуло новыми свежими запахами еще нетронутой битвами Зоны. Ветерок обдал мое лицо, и я поразилась тому, как обострились все мои чувства после того, как я лишилась зрения.
– Не отстают!
– Мы прикроем!
– Бегите!
– Спасите моего сержанта! Я не хочу, чтобы Барахлюша разорвали зараженные!
Я по-прежнему не видела ничего вокруг, жар охватывал меня новыми волнами при каждом приступе кашля. Свинцовые недруги продолжали преследовать нас, инфицируя девственные территории базы эпидемией насильственной смерти.
– Закрывай!
– Давай быстрее!
– Антенна, черт возьми! Вали внутрь!
Голоса, движения, удары, свист, выстрелы, матерные крики: в голове царил хаос из-за поступающей со всех сторон информации. Через пару секунд ворота снова скрипнули, потом раздался громкий удар, хлопок, звук запирающего устройства.
И долгожданная тишина.
Бронированные двери укрыли нас в самом сердце Желявы, защитив ее избранных детей от смертоносных пуль.
– Это что, все, кто остались? – глухо прозвучал вопрос Вьетнама.
В ее голосе слышалось полное сражение удручающим фактом.
И тут диарея Барахлюша передалась и мне, как если бы была заразной.
14 января 2072 года. 08:45
Буддист
Ожесточенность сопротивления нарастала, никто не хотел поплатиться своим мнением ради того, чтобы прекратить смерти людей. А когда такое было в человеческой истории? Все наши войны происходили только потому, что мы не желали отступать от своих идей, пусть даже они были ложными. Каждый сам себе был судьей. А сорок лет – слишком маленький срок, чтобы человечество хоть чему-нибудь научилось из своего опыта. Продолжаем драться за власть, даже когда смерть нависла надо всеми. Причем этой владычице абсолютно все равно, кто за что борется, ее не трогают достоинство и честь, не будоражат страсти и любовь, ей чуждо милосердие и жалость, она равнодушна к подкупу и дарам. Она руководствуется законами природы: логичными и прозрачными, где совпадение противостоит силе, случайность – планированию, и где жизнь творится в хаотичном равновесии.
Нас зажимали со всех сторон, в какой-то момент я даже не мог высунуться из-за баррикады, не рискуя при этом словить пулю точно в глаз. Приказы Фелин оставались без внимания, потому что мы едва успевали их читать, она меняла тактику раз в три секунды, путаясь сама, путая нас. Несовершенство искусственного интеллекта начало проявляться в интенсивном сражении, когда нас окружило уже четыре сотни солдат, одолевающие нас массовостью.
Муха и Хумус сидели за баррикадой передо мной и стреляли в группу бойцов всего в десяти метрах от них – настолько к нам подобрался Крайслер! Из пятнадцати моих солдат Бодхи в живых осталось одиннадцать, у Ляжки счет мертвецов был еще больше на две единицы. У Лосяша пуля снесла дисплей, чудом не задев лицо, и теперь он вообще стрелял без разбора, полностью потеряв доверие к неуспевающей за сражением Фелин.
Но в следующую секунду моя жизнь стала еще больнее. Слева раздался крик моей жены из прошлой жизни.
– Черт! – выругалась Ляжка, а потом разразилась бравадой русского мата в адрес бойца, чья пуля прошлась точно по ее скуле.
Ее повалило набок от внезапной боли на щеке, она наверное даже не сразу сообразила, сквозное ли это ранение или нет – в моменты кипения адреналина посреди боя на такие мелочи внимание не обращаешь, продолжая атаковать противников, пока тело не начнет сдавать свои физические позиции.
Ляжка лежала на полу, успокаивая жжение на щеке, пока Легавый прикрывал позицию выпавшего звена.
– Ляха, ты цела? – спросил я.
Я не мог допустить того, чтобы Ляха откинулась до того момента, когда я отработаю с ней свою кармическую задачу.
– Цела, черт возьми! Но они начинают меня бесить! – выкрикнула она, стуча кулаком по бетонному полу, пока кровь заливала ее щеку.
Но дальше все стало катастрофически хуже. Когда в нас полетели первые серебристые баллончики, память сразу подсказала мне, что я уже знаю, что в них содержится. Еще двадцать минут назад я переполз через убитого бойца Крайслера, и моя наблюдательность зажгла лампочку вопроса в голове: «Для чего солдатам противогазы?». А потом мы находили их на телах других убитых бойцов, чьи позиции за баррикадами отняли. Но в пылу сражения, когда нас окатывало волнами из смертоносных искр, мы решали насущные задачи, требующие внимания здесь и сейчас.
Что ж, вот и настала очередь проблемы с противогазами.
Моя внимательность спасла жизнь многим, потому что еще до того, как белесые клубы газа вырвались из гранат, я уже кричал во всю глотку:
– Противогазы на телах! Живо одевай противогазы на телах!
За две секунды я снял противогаз с крепления мертвого солдата и надел его ровно в тот момент, когда баллончики изрыгнули серебристые фонтаны белого дыма точно под потолком холла. Мне успело вторить большинство.
Но, к сожалению, эффект неожиданности пробил-таки невосстанавливаемые бреши в нашей обороне. Падальщики выходили из строя, не успев спастись от душащего газа. Противник воспользовался нашим замешательством и удвоил напор обстрела.
Крайслер умел организовывать мощные атаки. Перед моими глазами оставшиеся в строю Падальщики в противогазах один за другим выпадали из защитного кольца под натиском настойчивой атаки пуль, буквально пригвождавших солдат к полу, не позволяя встать и вернуться в строй. Враги подкрадывались ближе.
– Леха, они меня достали! – яростно произнесла Ляжка.
Ее голос стал глухим из-за прорезиненного воротника противогаза. Да к тому же оглушительный треск Калашниковых, который превратился в сплошной монотонный пронзительный гул оглушал, заставляя барабанные перепонки стать невосприимчивыми даже к звукам в наушниках.
– Понял тебя! Перегруппировка! Защищаем Красную Звезду! – проорал Легавый.
Сразу же в груди стремительная надежда прорвала плотину отчаяния, когда я услышал заветные слова. Красная Звезда!
Ох, пусть насилие мне чуждо, пусть я порицаю его в душе, но, когда Ольга хватается за снайперскую винтовку ФР-2, все мое нутро тянется к этой отважной женщине – второму лучшему снайперу в отрядах Падальщиков после Маргинала!
В ту же секунду отработанные схемы, которые ради Ляхи даже прописали в систему Фелин, вырисовали на дисплее солдат тактический маневр «Красная Звезда», и целая свора солдат встала на защиту Ольги плотной стеной, продолжая вести оборону по всем фронтам. Ляха стала нашим последним сердцем, которое еще способно пробить ясные и отчетливые удары пульса в такт заключительного силового рывка Падальщиков.
Ловкими быстрыми движениями Ляха достала из черного мембранного чехла свой драгоценный припас – снайперскую винтовку ФР-2. Тяжелый ствол в цилиндрическом кожухе из металла с щелевым пламегасителем впереди почти полтора метра в длину и массой шесть килограмм выпускает пулю со скоростью восемьсот пятьдесят метров в секунду, усовершенствованный отъемный магазин в тридцать патронов увеличивает скорострельность, стальной каркас в прикладе для прочности глушит отдачу. Ляха насадила на винтовку цельный корпус стального прицела для ближней стрельбы, уменьшающий дальность поражения до тридцати метров, но увеличивающий точность видимости, присоединила радиосигнал винтовки к Фелин, уперла уклад в плечо, вонзилась зорким глазом в прицел и произнесла по-русски первую строчку песни, которая так ласкала наш слух, когда Ляха изливала свой гнев на врага с помощью точных выстрелов из ФР-2:
– Теплое место, но улицы ждут отпечатков наших ног.
«Бум-бум-бум» – раздались едва слышные выстрелы из снайперской винтовки.
Фелин начала счет мертвецам мигающей иконкой с цифрой три под надписью «Красная Звезда».
Посреди белого тумана от слезоточивого газа не было видно ничего вокруг, точно мы сидели на берегу парного озера по утру, где высокая влажность создает плотное белесое марево. И атмосфера была бы идиллической, если бы в это же время безостановочные громкие выстрелы не палили со всех сторон. Мы невидимы для солдат, в то время как Фелин рисовала нам силуэты противников в красно-оранжевых тонах тепловизора. Да, Падальщикам подарили воистину ужасающие возможности массового убийства, даже не задумавшись ни на секунду, что однажды эти идеальные машины-убийцы обернутся против создателя.
– Звездная пыль – на сапогах, – полушептала-полупела Ляха.
«Бум-бум-бум-бум»! Она наводила прицел точно и метко, быстро перемещаясь между мишенями, ликвидировав до десяти человек за пять секунд. Ляха всегда была нашим грозным глазом и планом «Зет», над которым мы никогда не имели власть. Только у Ляжки было право активировать тактику «Красной Звезды», потому что именно она становилась массовым убийцей – ярлык, который никто из нас не хотел на себя цеплять.
А мы продолжали защищать Красную Звезду, паля вдаль, ориентируясь подсказками Фелин.
– Мягкое кресло, клетчатый плед…
Уже «Четырнадцать» горело в углу мигающей иконки, обозначающей активацию режима Ольги.
– … не нажатый вовремя курок.
Ляха в стиле роботизированных автоматических боевых систем, или попросту пулеметные турели РАБС, установленные по внешнему периметру базы и отстреливающие зараженных, водила винтовкой по левому флангу, потом по правому, потом в центре, потом быстро перезаряжала магазин и снова возвращалась туда, куда ее посылала Фелин, высчитывающая мощь вражеской атаки.
– Солнечный день – в ослепительных снах!
Знаменитая песня Ляжки, перевод которой не все мы знали хорошо, но слова которой знали наизусть, всегда обозначала безопасность, точно мамина колыбельная. Тихий голос Ляжки напевал грустную мелодию, а русские слова добавляли драматизма – русский язык всегда казался мне набором магических заклинаний.
Ляжка пела не только для себя, как средство, успокаивающее нервы и дарящее концентрацию во время снайперского обстрела, она пела для всех Падальщиков, слушающих ее русский призыв воевать за свободу и остатки человечности в наших душах, она напоминала нам всем о тех живущих на базе матерях, отцах и детях, которые Генералитет решил возложить на жертвенный алтарь ради собственного выживания.
Ряды защитников Красной Звезды неуклонно редели, враги, пусть даже слепые в белом тумане, отслеживали нас по ярким искрам разрезающих воздух пуль, пущенных из разгоряченных дул. Но никто не смел обнажить Красную Звезду, тут же прикрывая ее собственной грудью в образовавшейся бреши.
Иконка уже мигала цифрами сорок три и заставляла верить в победу все реже звучавшими автоматными очередями со стороны противников. Нет, нам не победить сегодня, но, если нам удастся устроить передышку хотя бы на пять минут, мы выиграем драгоценное время для наших ребят внутри Зон.
И вдруг противник затих.
Истерзанное громкими звуками, хлопками ухо не сразу обратило внимание мозга на этот внезапно появившийся неестественный факт: тишину посреди поля боя. Мы рефлекторно продолжали стрелять туда, где еще секунду назад видели врагов, и лишь спустя мгновение поняли, что бойцы вдруг резко исчезли из виду, прекратив обстреливать нас. Нет, они не были мертвы, они все затаились за баррикадами, стенами, дверями, остановив всякое сопротивление нашему напору, словно добровольно сдавались после часа стрельбы.
– Что происходит?
– Почему они больше не стреляют?
– Куда они подевались?
– Тихо! Они все еще здесь!
– Да! Но почему они прекратили огонь?
– Их что-то остановило.
– Приказ! Им отдали приказ прекратить огонь!
– Но почему?
Мы перешептывались друг с другом, потому что казалось, что в наступившей пугающей тишине противник мог услышать даже стук наших сердец.
Сероватый туман из бетонной пыли и растворяющегося газа создали плотную атмосферу вокруг, из-за которой ничего не видно. Только Фелин и помогала ориентироваться в этом тихом мире посреди токсичных облаков.
– Ляжка, это из-за тебя?
– Они тебя испугались?
– Что-то я сильно в этом сомневаюсь, – ответила Ляжка своим сержантам.
– Калеб, пожалуйста, скажи, что вы добрались! У нас тут непонятная хрень происходит! – надрывно прошептал Лосяш, тоже страшившийся неадекватного поведения бойцов Крайслера.
«Режим ожидания: сто два гражданина…противников не найдено…», – горели красные слова Фелин, чьи биоматематические алгоритмы вычисляют врагов по наличию оружия в руках, нацеленного на ее хозяина.
– Мы внутри штаба! Начинаем заключительную фазу! – прозвучал отчетливый голос Калеба.
Мы все с облегчением вздохнули. Что бы сейчас ни произошло, уже не имеет значения. Наша главная миссия выполнена, а как разрешиться нынешний бой можно смело вручать Крайслеру в руки. Как и было задумано, и похоже этот момент неумолимо настал.
Моя интуиция заколыхалась, точно побеспокоенные ветром колокольчики на веревке. Он дул как-то зловеще и угрожающе в наступившем необъяснимом безмолвии и спокойствии, как если бы мы резко попали в параллельный мир, где все солдаты Крайслера вдруг вымерли в одну секунду. Почему они сбавили пыл? Что их остановило? Что за приказ им отдал Крайслер? Глупо перестать сопротивляться! Они же понимают, что наши припасы на грани! Они не могут отдать нам вход в Зону! Только не Крайслер!
И в следующее мгновение я горестно признал правоту своей интуиции: нам их не одолеть.
Громкие внезапные взрывы раздались со всех сторон – уцелевшие после почти часового боя лампы освещения на потолке и стенах взорвались тысячами искр одна за другой, словно их вышибло невидимой неощутимой взрывной волной. Странным образом загадочная волна отдалась резью в моем искусственном сердце. Конечно же, оно не способно чувствовать боль, но подсоединенные к нему сосуды – вполне.
Я схватился за грудь в тот момент, когда нас всех накрыла тьма.
Но это было не самое ужасное.
Я ослеп физически – мой дисплей, служивший мне глазами во мраке, вдруг погас.
– Какого черта? – крикнул кто-то.
И я понял, что не услышал этот возглас в наушниках. Я снял противогаз, система вентиляции уже справилась с токсичным газом, выпроводив его в вентиляционные шахты, легкий шлейф раздражения прошелся по моей носоглотке, как напоминание того, что Крайслер умеет прятать козыри в рукавах.
Я вперился взглядом в дисплей, но тот замолчал окончательно. За одно мгновение страх родился в титановом сердце, выполз на спину, пробежался по всему позвоночнику и охватил дрожью мою лысую голову.
– Я ослеп!
– Я ничего не вижу!
– Костюм не работает!
В кромешной тьме мы кричали друг другу, даже не видя своего соседа, да что там соседа, руку вытяни – не увидишь. Солдат охватила паника, мы начали галдеть, как первоклашки на перемене, пытаясь выяснить, у кого работал костюм, а у кого нет. Я наощупь нашел планшет на запястье – он не светился, нащупал кнопку перезагрузки костюма, но та не реагировала на переключатель. Глухое перещелкивание и отсутствие реакции на замыкание электрических цепей жестоко констатировало шокирующую правду: они убили нашу Фелин.
И тогда озарение настигло меня.
– Электромагнитная пушка! – воскликнул я.
В ту же секунду гам голосов прекратился. Мы осознали, что ослепли и оглохли окончательно. В это верилось с трудом, потому что до этого момента экипировка Падальщиков казалась прочной и надежной. Но то было в противостоянии с зараженными. Сейчас же мы воевали против гораздо более смышлёных тварей, которые-таки нашли действенную управу на Падальщиков.
Я никогда не сталкивался с электромагнитной пушкой, да я даже не знал, что у нас есть такая на базе! Из курса военной подготовки про последствия ядерного взрыва я помню, что за всю историю человечества было проведено всего два эксперимента, позволивших измерить влияние электромагнитного импульса на электронику: в тысяча девятьсот шестьдесят втором году США взорвали полтора-мегатонную бомбу в Тихом океане, и СССР – трехсот-килотонную. Тогда прервалась радиосвязь, телефонная связь, на расстоянии почти полторы тысячи километров от эпицентра сработали системы охранной сигнализации, вышли из строя сети уличного освещения и системы зажигания у автомобилей. При этом может произойти пробой изоляции, повреждение, порча полупроводниковых приборов и еще много всего другого в зависимости от силы импульса и его охвата.
Электромагнитный импульс сжег электросхемы наших костюмов резким перепадом напряжения. А странное ощущение в груди, что я испытал в момент взрыва ламп, будто сердце упало в пятки, скорее всего объяснялось нарушением нормальной работы механизмов внутри моего искусственного сердца, работающего на магнитной левитации компонентов. Человеческие сосуды моментально отреагировали на сбой в перекачивании крови легким уколом, а я же осознал, что вселенная дивным образом спасла мне жизнь, защитив электронные компоненты сердца от перегорания. Похоже, я еще нужен этому миру.
В следующую секунду бойцы Крайслера атаковали нас второй волной, но на этот раз та была мощной, напористой и окончательной.
В физически ощутимом мраке, как если бы я смог взять его в ладонь, где-то из дверей холла, ведущих в сердце Зоны Браво перед нами, как из лопнувшего гнойника потекли ручьи света – вражеская подмога, вооруженная фонарями на шлемах, вбегала на поле боя, как подоспевшая кавалерия, махающая мечами направо и налево.
Вот почему они замолкли! Они все это время поджидали за бетонными экранированными стенами, не пропускающими электромагнитный импульс за пределы холла. Крайслер нашел управу на Падальщиков и все это время тщательно скрывал ее, потому что Триггер ничего не сообщил нам об ЭМП.
Снова град пуль посыпался на нас, и мы едва ли могли теперь ему противостоять. Бойцы Крайслера выволокли целые стойки с десятками прожекторов и окружили нас ярким светом сотен ламп, которые тут же ослепили нас, как кротов солнечным светом. Они видели нас ясно и четко, обстреливая каждый сантиметр баррикад, словно желали пробить стальные листы насквозь. И снова интуиция подсказывала мне, что они недалеки от того момента, когда избитая, израненная, искромсанная сталь поддастся нещадному напору мелких свинцовых убийц и начнет рваться, как ткань, истерзанная временем. Мы же в свою очередь сделались абсолютно беспомощными! Мы не могли даже выглянуть из-за заграждений, чтобы стрельнуть хотя бы раз! Мы просто лежали на полу и ждали, когда оглушительный гром стрельбы прекратится нашим полным поражением.
– Буддист! – крикнула звезда моего сердца.
Я едва разобрал ее крик посреди хаоса пальбы, дымовой завесы, летающих искр.
– Черта с два мы сдадимся! – орала Ляжка.
А в следующую секунду проревела припев из своей знаменитой песни Красной Звезды надрывным голосом:
– Группа крови – на рукаве!
Я прямо чувствовал, как у Ляжки засвербели голосовые связки от раздражения остаточных частиц хлорацетофенона в воздухе. Ляжка вновь вытащила ФР-2, положила ее на стальной профиль баррикады так, чтобы максимально скрыться от свистящих вокруг пуль, и снова снайперская винтовка заверещала безостановочной трелью, которая разожгла в оставшихся в строю Падальщиках последние капли гордости за свое имя и отваги, что все сорок лет стояла между жизнью и смертью для десятков тысяч людей на Желяве.
– Мой порядковый номер – на рукаве! – вторил Легавый, крича песню, точно боевой клич.
И тоже высунул автомат из-за заграждения, паля без разбора, просто прочесывая ряды вражеских бойцов из стороны в сторону.
И в следующую секунду мы все запели!
– Пожелай мне удачи в бою! – орал хор из двадцати бойцов.
Выстрелы загремели с новой силой, солдаты бросали последние припасенные гранаты, едва разбирая, куда те летят из-за ослепительного света, атакующего со всех сторон своей беспощадной яркостью.
Я вставил последний магазин в патронник и присоединился к боевым товарищам в заключительном вдохе обороны. Краем глаза я наблюдал, как Ляжка продолжала выслеживать в прицел огоньки на шлемах бойцов и стреляла, и стреляла, и стреляла. Автоматные очереди рокотали в своем последнем стихе, меня оглушало со всех сторон, но песню Ольги я слышал несмотря ни на что. Может, я слышал свой собственный крик, принимая его за наш дружественных хор, может, я пел невпопад, может, я ошибался в русских словах, потому что не знал этого языка. Но Ольга была внутри меня, я слышал ее голос, думал о ней и о той роли, что мы должны сыграть в жизнях друг друга, думал о предназначении Падальщиков в судьбах оставшихся в живых людей. И эти думы о будущем заставляли меня верить в мою избранность богом, в мой успех, в мою окровавленную святость.
– Пожелай мне не остаться в этой траве!
– Не остаться в этой траве!
Мы орали хором, дружно, продолжая зажимать курок остервенело и неотступно, что аж слезы брызнули из глаз.
– Пожелай мне удачи!
Казалось, будто наш дружественный хор на непонятном языке, на котором мы и двух слов не знали, но знали наизусть единственную песню, что вдохновляла на победу, пусть мы и не до конца помнили ее перевода, поражал врагов непоколебимой волей и верой в свою правоту. Боевая выдержка Голема или Назгула далека от нашего опыта боев с монстрами, желающими разодрать тебя в кровавые клочья. Они все это понимали, они знали, что наше бесстрашие не сравнится с их смелостью.
О Падальщиках складывают легенды, мы несем на плечах бремя остатков человечества после конца света, мы единственные люди на всей Земле, готовые дать отпор смертоносной чуме, поразившей все человечество вместе с его высокотехнологичными ракетами, танками, самолетами и бомбами!
