Айя Сафина
Падальщики. Книга 2. Восстание
Человек до Вспышки был чертовски нелогичным в своих выводах. Жаль, что они не понимали этого. Зато вместо них это понимаю я – потомок идиотов, вынужденный закопать себя заживо, лишь бы остаться в живых. Вот так наши предки в очередной раз навлекли на нас проклятье зверей, над которыми измывались самыми изощренными методами. Сорок лет назад человек населял бесконечные пространства на планете, а теперь вынужден заключить себя в подземные клетки, отчего у нас также развиваются патологии в психологическом состоянии.
Я открывала тяжелую металлическую дверь очень медленно, боясь скрипа петель от времени, мне удалось бесшумно пробраться на первый этаж.
И снова меня бросило в жар от еще более жуткого места, что представлял собой холл гостиницы. Он такой светлый, твою мать! Здесь окна еще больше! Готова признать свою неправоту: не дверь изобретение Дьявола, а вот эти трехметровые окна, сквозь которые свет тусклого зимнего солнца так смело заливает этот интерьер, вырванный из какого-нибудь эпоса про хоббитов и эльфов. Всю жизнь стремившаяся вырваться из подземелий и обрести жизнь под солнцем, я все же не могла контролировать естественную реакцию моего организма, воспитанного одной основополагающей истиной, спасавшей мою жизнь все последние двадцать три года: подземная база без окон и дверей – единственный способ выжить.
В холле царил дух модернизма с вкраплениями деревенской эстетики: каменная стена за стальными стойками администрации, огромный металлический камин в зоне отдыха с диванами и креслами из лозы, на которых лежали смятые клетчатые покрывала, огромные деревянные миски на безупречных по форме белоснежных журнальных столах из стекла. Табуреты в виде пеньков возле пустого вендингового автомата. Толстые металлические входные двери явно выбивались из дизайнерской задумки, видимо, их поменяли уже после Вспышки. Этот вариант мне кажется наиболее вероятным предположением из-за толстых стальных засовов, установленных поперек дверей.
И кстати, они не заперты.
Вдруг из-за спинок диванов выросла человеческая фигура. Я аж отпрянула и рефлекторно выставила перед собой свое мощное оружие против занавесок. Почему-то мне казалось, что воздушная тюль на раздражающих огромных окнах, светящих на меня задорным солнечным светом – единственное, что по зубам этой полотенцесушилке. К черту! Главное – выглядеть уверенно и страшно. Второе мне всегда удается без проблем, благодаря шрамам от ожогов на пол тела.
Я была застигнута врасплох тем, как бесшумно он ковырялся в сумках на полу, пока я разглядывала холл. Теперь же, когда он стоял ко мне спиной, я смогла подобраться поближе и рассмотреть незнакомца детальнее.
Это был высокий худой, но стройный мужчина, по телосложению похожий на тех аристократов с фотографий далеких лет: длинная изящная шея, тонкие ладони с пальцами, которыми в самый раз на рояле играть, охватывая сразу три октавы. Его каштановые слегка волнистые волосы аккуратно зачесаны назад, но немного взлохмачены, как будто он только что снял шапку. На нем была облегающая черная водолазка, которая делала его еще стройнее, и черные утепленные брюки из мембраны.
Он ворошил дорожные сумки и рюкзаки, наваленные в одну кучу посреди фойе. Он не казался зараженным, и не был психом, как мне кажется. Но с ним точно что-то не так. Как и с любым человеком, живущим на поверхности в эти дни.
Наконец он встал с пола и развернулся ко входной двери, возле которой лежали еще несколько рюкзаков.
И тут увидел меня.
– Ты кто? – спросила я, немедля.
Он дал себе время оценить меня с ног до головы, задержаться взглядом на моей супертрубе. А потом посмотрел на меня с немым вопросом «Ты серьезно?».
Я сжала оружие против занавесок еще пуще, нахмурив брови и поджав губы – серьезнее некуда, сынок! – сказал суровый командир в трусах с дыркой на заднице.
– Можешь звать меня Кейн, – ответил он с британским акцентом.
Эх, есть у нас на базе пара инженеров – англичан! Ей богу, у меня ноги подкашиваются, когда они начинают вот так мурлыкать.
Кейну было на вид лет тридцать. Его лицо показалось мне смутно знакомым. Пара неглубоких морщин на лбу, высокие скулы и впалые щеки, достаточно волевой подбородок для столь утонченного лица. Его прямая осанка и расправленные плечи подтверждали мою теорию о том, что он имеет королевские корни. Он был похож на высокого эльфа, и весь этот деревенский модернизм вокруг очень шел ему. Взгляд лисьих зеленых глаз был пронизан свойственным лишь аристократам чувству надменности и легкого презрения к собеседнику. Я вдруг почувствовала себя настоящим варваром перед ним: стою в трусах с дубинкой в руках, пока он тут такой весь грациозный чуть ли не чай попивает из чашечки с блюдечком в цветочек.
Кейн, как ни в чем не бывало, продолжил переносить рюкзаки от двери к диванам.
– Что это за место? – спросила я.
– Гостиница Умбертус в Бадгастайн, – ответил он.
Я ни слова не поняла, но кивнула.
– Ты живешь здесь один?
– Всего здесь проживает пятнадцать человек, включая меня, – отвечал он, таская сумки туда-сюда.
Он даже не обращал на меня внимания, и я поняла, что моя супертруба не нужна, я опустила ее.
– Вы… все ученые? – спросила я, разглядывая его оборудование в сумках.
Какие-то прозрачные боксы с пробирками, длинные телескопы, военные ноутбуки. Большинство из его переносного оборудования я впервые видела.
– Что-то вроде того, – ответил он.
А потом закинул на плечо один из рюкзаков, взял ноутбуки и зашагал прочь.
Вот так, не попрощавшись, не пригласив на чашечку английского эрлгрей, а просто ретируясь, словно я мимолетный незнакомец, попавшийся ему на дороге в утренний час-пик и донимающий раздражающими глупыми вопросами, вроде «А который час?».
Он исчез за углом, хлопнула металлическая дверь. А я продолжала стоять в полной растерянности от такого странного приема гостей. Но у меня было слишком мало входных данных, чтобы построить хоть какие-нибудь вразумительные выводы о том, что происходит. Поэтому я натянула на себя невидимую капитанскую шляпу мореплавателя-первооткрывателя и поспешила за этим странным Кейном.
Дверь, за которой он исчез, оказалась аналогом аварийного выхода в противоположном конце холла, откуда вышла я. Услышав очередной хлопок двери где-то сверху, я побежала через одну ступень на второй этаж и снова оказалась в коридоре с кучей дьявольских дверей.
Однако, сразу стало ясно, что этот этаж отличался от верхнего. Мой был жилой. Этот – рабочий. Видимо, раньше здесь располагались конференц-залы, которые Кейн переделал в собственные лаборатории. Я зашла в ту, где слышалась возня.
Это – биохимическая лаборатория. Хоть я особо не разбиралась в них, но четыре года общей научной подготовки позволили мне узнать инкубаторы для культивирования клеток и проведения химических реакций, центрифугу для разделения жидкостей, холодильники и морозильники для хранения крови, шейкеры для перемешивания жидкостей в колбах, термостатные камеры для исследований, а еще целая куча рокеров, дробильных мельниц, температурных плиток, колбонагревателей, весов, анализаторов разного рода. И это только то, что я сумела распознать. Вся эта исследовательская красота располагалась вдоль стен, на которых висели дисплеи и доски с разными формулами, значениями, таблицами и молекулярными схемами. Я почувствовала где-то глубоко внутри просыпающегося ученого, которого искренне заинтересовали надписи на досках. Хоть я и стала солдатом, другая половина Тессы всегда тяготела к таинственным закорючкам, в которых скрывалась формула жизни.
Кейн прошел к одному из столов с микроскопом и стал ворошить рюкзак с сумками, доставая оттуда новые вещества для его мини-роботов. Один из них жужжал рядом со мной, на дисплее отсчитывалось время, как на бомбе. Может, там каша варится? Мое ненасытное чудовище заскулило, забурлило и задергало пищеводом как звонарь в колокол, мол, сколько уже можно меня голодом мучить? Но мой мозг при виде всех этих ученых штучек оставался глух к требовательным просьбам желудка.
Кейн немало тут потрудился. Я даже представить не могла, сколько времени ему понадобилось для того, чтоб создать целый исследовательский центр в отеле в горах. Даже если работали все пятнадцать человек, откуда они достали все это оборудование? Как долго они перевозили его сюда?
Кейн уже подключал ноутбук к микроскопу и запускал программы. В общем, всем своим видом показывал, что занят и на меня времени нет. Ага, как же! Так легко не отделаешься от варвара с дубинкой в капитанской шляпе!
– У вас тут окна, – отметила я.
– Да, человечество изобрело их, когда покинуло пещеры.
– Я серьезно. Это небезопасно.
Кейн промолчал и уселся ко мне спиной, погрузившись в мир клеток под микроскопом.
– Мы где-то глубоко в Альпах, да?
– Да.
– У вас есть солдаты, военные?
– Нет.
– Как же вы защищаетесь?
Кейн вздохнул.
– Ты задаешь неверные вопросы, Тесса.
Я замерла.
– Откуда ты знаешь мое имя? – насторожилась я.
– С твоей экипировки.
– Там написано «Терра-Эко» – часть моего позывного.
Я снова сжала оружие против занавесок. Не нравилось мне, когда люди знали обо мне то, что я им не говорила.
– Тут есть люди, которые знакомы с тобой.
В голове тут же всполошился ворох из подозреваемых. Кто это? С кем я могла встретиться вне базы?
– И опять же, ты задаешь неверные вопросы, – перебил он мои размышления, пялясь в свой микроскоп.
Он начинал меня бесить.
– А какие верные?
– Ну например: почему ты не обратилась в монстра после укуса?
Да, он прав. Это – чертовски хороший вопрос.
– Ведь тебя укусили. Это был не сон. Зараженные высосали из тебя порядка трех литров крови, вирус из их слюны попал в твои кровеносные сосуды. Но единственная причина, от которой ты могла умереть, была лишь критическая кровопотеря.
Я подкралась поближе.
– Так почему я не обратилась? – спросила я полушепотом.
Двоякие чувства охватили меня в этот момент откровения: любопытство ученого в капитанской треуголке настолько окрепло в своих позициях, что уже присматривало попугая себе на плечо, но в то же время выдрессированная осторожность Падальщика предупреждала всю нашу вечеринку Тессовых перевоплощений о том, что мы всего в одном шаге от реального дерьма, о котором еще пару дней назад даже и не подозревали.
– Это – мутация, своего рода, – ответил Кейн, продолжая испепелять взглядом образцы в микроскопе.
– Мутация?
– Да. Она наблюдается у некоторых людей, в особенности родившихся уже после Вспышки.
– Что-то типа иммунитета к вирусу?
– Нет. Ты заражена, это точно. Просто вирус в твоем организме проявляется по-другому.
Кейн рассказывал так легко и непринужденно, словно рассказывал эту историю уже сотню раз.
– Откуда ты знаешь, что я заражена? Я ведь по-прежнему человек.
– А зараженные хотели тебя съесть?
Аргумент.
– Они чуяли вирус в твоей крови, а вирус сам себя не пожирает. Его главная задача – распространиться, как можно дальше, отвоевать себе как можно больше территорий.
Тесса-ученый начала что-то вспоминать из курса общей научной подготовки о размножении вирусных частиц.
– Тогда что вирус сделал со мной?
– Как ты думаешь, сколько мне лет?
Дурацкий вопрос. Если скажешь больше, чем есть на самом деле – оскорбишь. Если дашь меньше – вроде сделаешь комплимент, но вместе с тем оскорбишь, потому что считаешь его недостаточно зрелым.
– Около тридцати? – я развела руками.
– Почти, – произнес он голосом занятого человека.
Он смотрел то в микроскоп, то на экран ноутбука, где я видела странные нетипичные для человека цепочки ДНК.
– Мой физиологический возраст – тридцать шесть…
Я кивнула. Была близка.
– Но мой биологический возраст – семьдесят семь.
Я аж дышать перестала.
– Тебе семьдесят семь лет?! – воскликнула я так громко, что сороки за окном забили крыльями в стекла, взлетая с еловых веток, осыпавшихся снежком.
Черт! Сороки? Меня окружают сороки? Настоящие сороки? Мне кажется, я не скоро привыкну к жизни на поверхности.
– Да.
– Но ты не выглядишь на семьдесят семь!
– Именно.
– Погоди, – я замотала головой, собирая в кучу столь поразительные факты, – то есть тебя тоже укусили?
Кейн отвлекся от микроскопа и поочередно завернул рукава водолазки. Я увидела едва заметные следы от множественных укусов на руках, шее, плечах. Вот же не свезло! Я там в деревне чуть не родила все свои органы от того, что на меня один накинулся! На Кейна же, судя по всему, налетела целая толпа чудищ, и, богом клянусь, я бы ни за какие коврижки не согласилась поменяться с ним местами! Моя боль была настолько адской, что я даже дышать не могла, меня тошнило от осознания того, что я чья-то добыча, и не просто добыча, а добыча, которой уже пируют вовсю!
Я больше никогда не хочу становиться добычей. Я проклинаю своих предков за то, что своим непомерным аппетитом в потреблении земных ресурсов они скинули нас с вершины пищевой цепи и создали организм, который сильнее нас в десять раз. Человечество долго воображало из себя венец эволюции, эксплуатируя слабых и пожирая их плоть, будучи глухим к их мольбам и визгам от боли. Жестокий выбор моих предков привел нас в пасти таких же безжалостных чудовищ, какими люди казались для бедных зверей. И они тоже глухи к нашим визгам и мольбам, им важно лишь поужинать, и ничего, кроме аппетитного куска мяса, они в нас не видят.
Я даже вспоминать не хочу о том моменте, когда оказалась в цепких руках людоеда. Я начинаю потеть от макушки до пяток, дыхание рефлекторно учащается, а сердце снова впрыскивает адреналин в кровь, словно этот монстр до сих пор сидит на мне и отрывает от меня куски плоти. Этот пережитый кошмар никогда не забыть, как бы я ни старалась. Этот монстр так и будет сидеть на моей спине до конца жизни, как напоминание о той участи, что постигает ненасытных жадных людей в конце пути аморального потребления: они стали чудовищами и начали пожирать своих детей.
Наверное, прошло несколько минут, прежде чем я поймала себя на мысли, что потонула в ужасе, который испытала там в пастях чудовищ, Кейн растянул рукава водолазки и вернулся к изучению загадки в микроскопе.
– Практически не видны, – произнесла я надломленным сухим голосом, потому что надо было что-то сказать, чтобы вырвать себя из кошмара. А у самой внутри продолжалось действие панической атаки, которую нагонял призрак людоеда, вцепившегося острыми клыками мне в шею. От столь мощного воспоминания шрамы заныли.
– Пройдет еще лет пять и от них вообще следа не останется, – ответил Кейн безучастно, словно он уже забыл о них.
А вот черта с два он забыл! Пусть даже не старается тут храбрится. Подобный ужас не забыть никогда! Его боль витает в воздухе, как рой назойливых мошек, от которых не отмахнутся. Его терзали на части сразу несколько монстров!
– То есть… вирус делает тебя бессмертным? – продолжила я расспросы.
– Не совсем. Он увеличивает темпы регенерации тканей, и старение замедляется.
–Значит, мы быстрее выздоравливаем?
– Именно.
Я вспомнила свои раны и даже прижала к ним ладонь, чтоб не убежали никуда.
– Сколько я была в отключке?
– Два дня.
Очуметь! Меня прокусили до костей, но все зажило всего за два дня! Я вдруг почувствовала себя человеком с суперспособностями. Это же невероятно крутая вещь – заживлять раны до костей со скоростью в пару дней! Тесса в треуголке, ведомая любопытством, уже подкидывала мозгу идиотские предложения прострелить себе колено и засечь время заживления огнестрела. Но благо Тесса-Падальщик дала первой нехилый подзатыльник, чтоб выкинуть эту ересь из головы. С такими экспериментами из Человека-Целителя быстро превратишься в Человека-Мудака, а это на суперспособность как-то не очень тянет.
Но не может быть все так сладко и гладко. В глупых фантастических фильмах времен Хроник у чудо-людей всегда жизнь не ладилась из-за каких-нибудь опасных злодеев, переродившихся друзей-мстителей или просто из-за тупой влюбленной девчонки.
– А какие отрицательные последствия? – спросила я.
Кейн слегка улыбнулся. Кажется, я наконец задала верный вопрос.
– Мы стали бесплодными.
Я не сразу поняла смысл его ответа. Наверное, лишь через минуту в голове начал складываться паззл природного оружия против человечества. Природа, скажу я вам – превосходный военный стратег. Она не просто провела операцию по первичной зачистке территории, истребив девяносто процентов населения в первой волне заражения, она еще заложила механизм, блокирующий воспроизведение человеческих особей, можно сказать, распылила радиоактивных изотопов, чтобы вообще все живое подохло на долгие столетия. Вот же стерва! Никаких шансов нам не оставила!
Самое время опустить руки и наслаждаться последними деньками человечества, разве нет? Но я оглядела жужжащую лабораторию Кейна и поняла, что он и не думал сдаваться.
И словно в подтверждение его слов тот мини-робот, что варил ему кашу, пикнул, обозначая завершение своей рабочей смены.
– Ты изучаешь его, – предположила я.
Кейн встал из-за стола и прошел к механическому пупсику, похожему на мини-копию Р2-Д2.
– Что ты пытаешься найти? Лекарство?
– Что-то вроде того, – отвечал он, разглядывая на свету пробирку с темно-синей жидкостью, которая не очень смахивала на кашу.
– Успешно?
– Не особо.
– Как долго ты изучаешь его?
– С начала Вспышки.
И тут меня осенило.
– Погоди! Так ты все это видел? Вспышка происходила на твоих глазах?!
Мне показалось, его лицо тут же окрасилось злобой, словно я выковырнула какую-то гадость из его памяти. Но он быстро отвернулся от меня, делая вид, что занят изучением содержания таинственной пробирки. Хотя даже я, не имея солидную научную подготовку, понимала, что у него получилась там какая-то окисшая фигня.
В следующую секунду я перестала контролировать свои рефлексы, расширила глаза и язык высунула от озарения.
– Я знаю тебя!
И тут он посмотрел на стальную дверь криоморозильника перед собой, на которой мое отражение с высунутым от удивления языком раздражало его так, что я и по его размытому отражению поняла, что он хочет меня испепелить.
Но я не могла молчать! Передо мной стояло лицо из прошлого, которое мы всей базой дружно считали мертвым на протяжении сорока лет!
– Ты – тот доктор из учебника по вирусологии! Вы там на фотографии вдвоем стоите в халатах! И каких-то два мужика в костюмах! Что же там было написано?
Тут прозвеневший гонг прервал строящиеся в моей памяти логические мостки, и я не успела достичь отдела, в котором пряталось его лицо.
Чего? Гонг? Что за сумасшедшее место? Я в жизни гонг не слышала, только благодаря Хроникам знаю, что это такое. Хотя, может, это – слуховая галлюцинация? Но такая реальная! Перекатистый глубокий гул пронесся где-то за стенами внизу и оставил тяжелое эхо после себя.
Сороки, гонг, загадочный британец – это точно Нарния!
– Это приглашение на завтрак. Иди на первый этаж по табличкам «Ресторан». Познакомишься с другими обитателями, – произнес Кейн.
– Погоди! Но та фотография…
– Внизу есть люди, которые очень хотят тебя увидеть!
Он перебил меня так резко и настойчиво, что я аж опешила. Эльфийское создание умеет истерить, причем так по-мужски: поставил точку и все, даже слова не скажешь столь грозному тону. Оказывается, несмотря на всю его галантность, яйца у него не для украшения висят.
Я бы может и настояла на своем, потому что я командир и вообще-то командовать я привыкла не меньше его, но вот мой предательский ворчащий живот был с ним солидарен.
Я вышла из лаборатории, оставив создание эльфийской крови наедине с его суперумными игрушками и суперраздувшимся самомнением, и направилась обратно на первый этаж под ворчание моего изголодавшегося чудовища.
Деревянные таблички в виде стрелки с надписью «Ресторан» привели меня в восточную часть здания. В большом помещении с десятками пустующих обеденных столов и стульев вдоль таких же пустующих подогревателей еды окна были еще больше. Захватывающий дух пейзаж, открывающийся на заснеженную деревушку в горах с плотными лесами, обширными оврагами, горной лыжной трассой и подъемником, нервировал меня все больше.
Я услышала разговоры и веселый смех в одном из залов и пошла на эти нетипичные для нынешних времен звуки.
– Свен, хлеб уже заплесневел! – говорила девушка за стеной.
– Это – благородная плесень, Куки, – ответил парень.
– Именно! – подхватил другой мужской голос.
– Как там назывался этот дорогой сыр с плесенью? В него специально вводили пенициллин, и он покрывался вот таким же зеленым налетом, – спросил третий мужской голос.
– Рокфор. Он считался деликатесом и стоил дороже обычных сыров раз в десять!
– Да, Куки. Рокфор – это люксовый деликатес!
– Ну тогда сделай мне люксовый бутерброд из хлеба-Рокфор с помидорами-Рокфор. А на десерт хочу вон то яблоко-Рокфор.
– Куки права. Отрегулируй уже холодильник, Свен. Все продукты испортились, – произнес четвертый.
Я вышла из-за угла и наконец увидела обладателей голосов.
Пятеро ребят сидели за прямоугольными столами, сдвинутыми в один. Стол был уставлен мисками с зелеными салатами, яблоками и апельсинами, дымящимися стопками блинов и тостов. А еще там стояли цветные банки, в которых я узнала варенье – мы их в первую очередь съели в той деревне, которая служила нам кладовой. Это была невероятная вкуснотища! Сахара и соли у нас на базе вообще не водится.
Пока я разглядывала пир на столе, ребята заметили меня и молча уставились в ответ. Они улыбались. Нет, не смеялись над моим нижним бельем, а именно улыбались. Радостно так, словно давно меня не видели.
– Привет! Я – Куки. Давай к нам за стол, – позвала девушка.
Куки – мулатка с роскошной копной вьющихся черных волос, стройная и пышногрудая. Сразу было ясно, что парни ее обожают.
Я медленно подошла к столу, но не спешила садиться.
– Это Свен. Он отвечает у нас за кухню, хотя повар из него довольно паршивый.
– Эй! У меня есть чувства!
Парень возмутился так искренне, но все же шутя. Он был плотного телосложения невысокого роста с взлохмаченными русыми волосами, круглым лицом и мощной короткой шеей.
– Привет. Я – Хайдрун!
– Дурун-дун-дун! – Свен с чернокожим парнем изобразили рокот мотоцикла и прибавили на нем скорость кулаками.
Молодая девушка с длинными до пояса волнистыми рыжими волосами и бледным лицом, усыпанным яркими веснушками, протянула руку вперед, закатив глаза. Я ответно пожала.
– Мои родители меня невзлюбили сразу же после рождения. Иначе не объяснить их выбор имени для меня. Так называли девушек лет двести назад, – объяснила Хайдрун.
– Как? – спросил Свен.
– Ну Хайдрун.
– Дурун-дун-дун!
Ребята снова изобразили, что едут на мотоциклах, и рассмеялись.
– Придурки! – рыжеволосая покачала головой.
– Я – Малик, – черный парень с накачанными бицепсами, которые он хвастливо подчеркивал футболкой меньшего размера, протянул мне руку.
Я тоже пожала ее в ответ.
– Я работаю ассистентом у доктора Кейна. Ты уже видела его?
Я кивнула.
– Мы встретились в фойе. Он вернулся из экспедиции?
– Он снова ходил в ту деревню, из которой тебя вытащил.
– Что он там делает?
– Собирает образцы. Вы там немало зараженных прикончили. Дорога туда долгая. Четыре часа пешком.
– У вас нет машин?
– Есть снегоход, но он сломан. А наши инженера халтурят и скидывают свою тупость на отсутствие деталей!
С этими словами он посмотрел на пятого собеседника, который все это время молчал и читал что-то в планшете. Это был обросший бородатый мужчина с коричневыми взлохмаченными волосами в стиле хиппи. Он показал Малику средний палец.
– Это – Эмильен Лоик Жан-Ги де Руссело, – представил Малик.
– Какое село? – смутилась я.
– Можно просто Миша, – добавил Малик.
Миша махнул мне рукой.
– Миша у нас немой. Так что, если хочешь понять его уморительные шутки, учи язык жестов.
Ребята расселись за стол, но у меня столько вопросов было в голове, что даже желудок забыл про свой голод и вооружился стетоскопом, чтобы лучше слышно было.
– Давно вы здесь живете?
– Кто как. Кейн нас всех вытаскивает оттуда уже лет десять, – Хайдрун взглядом указала на улицу за окном.
– Значит вы тоже…
Я замялась.
– Укушенные? Так точно! – ответил Малик и первым показал отметины от острых зубов на левом боку. Они были свежее, чем у Кейна, но несколько лет точно насчитывали.
У Хайдрун было прокусано бедро, она показала его под красочной пышной юбкой до колен, и я удивилась красоте ее одежд. Мое нижнее белье мне уже шесть лет служило, а на ягодицах уже истиралась ткань. Про майку вообще молчу: у нее вид будто она из пулеметной бойни выбралась.
Куки имела шрам от зубов на пояснице.
– У Миши выдрали целый кусок глотки. С тех пор он немой, – рассказал Малик.
– Но разве из-за вируса мы не получили способность к быстрой регенерации? – удивилась я.
– Да, раны у нас заживают гораздо быстрее, чем у обычного человека. Но регенерация имеет лимиты, она не способна отрастить части тела заново. Так что смотри, не теряй пальцы.
– Тесса! – раздался крик сзади.
Я обернулась.
Ко мне подлетела девушка с короткой стрижкой и мальчиковым телосложением. Это все, что я успела заметить, потому что в следующую секунду уже висела на ее шее, обнимая сама не зная кого. Лишь спустя минуту меня настигло озарение.
– Перчинка?! – воскликнула я, пока она раскачивала меня в воздухе.
Полинку-Перчинку мы потеряли четыре года назад во время вылазки на месторождение редкоземельных металлов. Миссия длилась три дня и потери были неизбежны, а я-то тем более еще совсем зеленая была – как месяц назначенная командиром отряда.
Первые потери сильно били по моей самоуверенности, потому что я была моложе многих более опытных солдат, которые отныне были в моем подчинении. Триггер же всегда умел поддержать меня после провалов, он заново разжигал во мне огонь гнева на мир, он стал моим собственным маяком, ведущим по тропе мести.
– Потери дают тебе опыт. Авторитет свой ты построишь на костях потерянных солдат. И если ты будешь пускать сопли из-за этого нерушимого закона, то тебе не место в Падальщиках. Принимай этот закон, как должное. Как закон природы. Как столп, который не сдвинуть. Чтобы что-то обрести, ты должна что-то потерять. Равновесие должно сохраняться.
Слова Триггера я запомнила навсегда, потому что понимала, что несмотря на жестокость правила равновесия, оно действительно работало. Чем больше теряешь, тем сильнее становишься.
– Мы так обрадовались, когда Кейн принес тебя сюда!
Перчинка наконец вернула меня на землю, и я ее оглядела. Перчинка была высокой девчонкой почти два метра ростом. Благодаря ней, Маяк три года подряд побеждал на волейбольных соревнованиях. У нее яркие голубые глаза, так по-ангельски контрастирующие с короткими черными волосами, подстриженными под мальчугана, а на щеке отчетливая черная родинка, которая пряталась в ямочке, когда Перчинка улыбалась. С последнего момента, когда мы видели друг друга, она ничуть не изменилась.
– Мы? – переспросила я.
– Привет, Тесс!
Из-за спины Перчинки вышло еще одно знакомое лицо.
– Не может быть! – выдохнула я.
Бугай одного с Перчинкой роста подошел ко мне и уже второй раз я повисла на плечах крепыша, который обнял меня так, что ребра захрустели.
– Привет, Зелибоба! – прокряхтела я.
Зелибоба приходился двоюродным братом Перчинки, и из той миссии оба не вернулись. Благодаря нему Маяк три года выигрывал в соревнованиях по баскетболу.
Зелибоба вернул меня на землю, и я наконец осмотрела обоих. Было как-то жутко. Лица, которые я четыре года считала мертвыми, стоят здоровые и улыбаются. А до того был доктор Кейн, который тоже считается мертвым уже четыре десятилетия. Я словно умерла и попала в чистилище, где меня встретили мертвецы.
– Это поразительно! Вы оба имеете эту мутацию! Неужели она такая частая, а мы просто не замечаем ее? – размышляла я.
– На самом деле, мутация встречается довольно редко. И то при удачном стечении обстоятельств – если человека не загрызут насмерть, например, – сказал Малик.
– Но у родственников она действительно встречается чаще. У нас набор ДНК схож, – добавила Перчинка.
– Здесь есть еще родственники среди вас? – спросила я, пораженная.
Ребята перекинулись странными улыбками.
– Есть!
Перчинку явно что-то радовало так, что она походила на довольную собаку, откопавшую кость динозавра.
– Привет, Тесс.
Этот голос, раздавшийся позади, заставил мое сердце замереть. Он словно вырван из моих снов!
Этого не может быть! Я медленно обернулась и издала нервный всхлип.
– Томас?!
Мой брат стоял посреди ресторана и улыбался ровно так же, как и Перчинка. И Зелибоба. И похоже, все остальные в этом чудаковатом месте, где мертвые возвращаются обратно. Я не верила своим глазам! Я вижу призрак! Это не по-настоящему! Этого просто не может быть!
Но мой брат стоял передо мной такой живой и настоящий, словно не умирал восемь лет назад!
Пока он подходил ко мне, я разглядывала его черты, не смея дышать – боялась, что мое дыхание сдует его, как невесомый образ. Все те же волнистые каштановые волосы, которые он унаследовал от папы, широкая улыбка, обнажающая сразу десять верхних зубов, широкие плечи и мускулистые руки инженера с проступающими венами. Он уже обнимал меня, а я по-прежнему не могла сделать вдоха от напавшего ступора.
Я будто оказалась в параллельной вселенной со всеми этими загадками: мутация, люди на поверхности, дом с открытыми дверями и окнами… и мой брат, воскресший из мертвых! Черт возьми, я все это время жила в каком-то кошмаре, не подозревая, что там за стенами подземелья существует совсем иная жизнь, частью которой я стала так неожиданно и резко.
Я разглядывала лицо Томаса, даже щупала его за нос и щеки, пытаясь проверить на достоверность, а вдруг это какой-нибудь бионический робот? Вдруг все это – вымысел или сон? Вдруг он исчезнет в следующую секунду?
Мой брат нисколько не изменился за эти восемь лет! Те же редкой красоты карие глаза с желтым диском вокруг радужек, острый прямой нос с легкой россыпью блеклых веснушек, и неизменная торчащая родинка сбоку на подбородке, как у папы. Мой Томас! Мой родной брат жив!
Я вдруг поймала себя на мысли, что он выглядит ровно таким, каким я видела его в тот роковой день шестьдесят третьего, когда зараженные напали на Желяву. Это было восемь лет назад. Томасу было двадцать три, мне – пятнадцать. И если вирус замедляет процессы старения в человеческом организме, значит в данный момент физиологически мы с братом одногодки! Это невероятно! Он словно остановился на полпути, чтобы подождать, и теперь мы идем бок о бок, как близнецы с одними интересами, умозаключениями и ценностями.
– Томас! Как же так? – прохрипела я, плач задавил мои голосовые связки. А я другого и спросить даже не могла. Я не знала, что спросить, как начать разговор. Что вообще нужно делать, когда твой мертвый брат воскрешает?
