Айя Сафина
Падальщики. Книга 2. Восстание
Глава 7. Это – мой ад
14 января 2072 года. 08:00
Калеб
Штурмовать две Зоны военного блока пятью десятками солдат – перед нами стояла практически невыполнимая задача, поскольку каждая Зона охраняется похлеще райских врат. И если бы Триггер не облегчил нашу участь кодами разблокировки дверей и своей ключ-картой, шансов выполнить миссию успешно не представилось бы.
– Все готовы? Пора разбить это киндер-яйцо! – послышался бодрый голос Фунчозы в ухе.
Я слышал его в наушнике, а также рядом с собой. Мы с ним и Антенной командовали тремя отрядами: Васаби, Маяк и Тесла, задача которых прорваться через запасные ворота Зоны Браво в генеральский отсек и устранить угрозу истребления десяти тысяч человек, подведя черту эре Генеральского режима. На наших плечах зиждется основная часть миссии. Все, что делалось до этого момента: шептания за дверьми, тайные встречи, споры над техническими планами Зон, соевые брикеты на чертежах, изображающие наши отряды, тренировки на симуляторах, скрытно имитирующие будущие тактики нападения – все это было подготовкой и разминкой к реальному тесту наших стратегических способностей, боевых навыков и умений выживать посреди враждебного к человеку мира.
Совершить военный переворот – идея, которая вслух укладывается в три слова, а в реальности не укладывается даже голове. Я до сих пор с трудом принимаю факт того, что стою во главе мятежа, про который только в учебниках читал, и уж никогда бы не подумал, что однажды стану героем подобной революции, когда народ доведен до такого глубоко отчаяния, что перешагивает через мощный моральный барьер убийства себе подобного и берет оружие в руки, чтобы напасть на того, кого еще вчера считал богом. Это предел. Это грань. Это край, за которым ждет лишь безжалостная пропасть. Посреди смертельного анархического мрака ты либо сгинешь безвозвратно, либо проложишь мост из трупов врагов и преодолеешь критический рубеж. Говорят, законы природы жестокие. Но ничто не посоперничает с людским миром в садизме.
Я сижу в коридоре, сжимая винтовку в руках, как если бы собирался в бой с зараженными. Я с ужасом осознаю, что всего пара минут отделяет меня от первого выстрела из автомата, и целью его станет не безмозглый кровожадный монстр, а солдат, с которым мы каждое утро завтракаем в одной столовой. Вот он – порог восстания. Вот он – мой барьер братоубийства. Вот она – дверь, пройдя которую, я навсегда изменюсь, потому что пролью кровь брата ради собственного выживания. Я никогда не забуду этот момент, он впечатается мне в память, как родимое пятно – несводимое, отчётливо черное, исчезающее лишь с гниением плоти. Оно станет меткой рубежа, изменившего мою жизнь безвозвратно. Я сожгу все мосты к прошлому, назад пути не будет, потому что пулю не остановить, а смерть бесповоротна. Впереди лишь будущее неизвестное, загадочное, пугающее, но в то же время наполненное надеждой на светлое. Садизм людского мира характеризуется вечным беспощадным противоречием: светлая надежда заставляет окропить ее сырой кровью, чтобы не потухло священное пламя жизни.
Это мой ад: попасть в бесконечную временную петлю с кровопролитием людей, обманутый всеобщим убеждением в том, что успех требует жертв. Сколько их будет? Как долог будет путь? Никто не знает. А я продолжаю из раза в раз убивать людей, надеясь, что в один прекрасный день этот кажущийся недосягаемым успех все же наградит меня своим приходом, просто потому что не могу остановиться и перестать верить, не могу принять факт того, что я стал убийцей напрасно.
Дверь в светлое будущее, ждущее свежей крови, здесь за углом. Как и зараженные там наверху охотятся ради человеческих животворящих соков. Какой бы путь человек ни выбрал, ему придется жертвовать собой. Дверь ждет. Осталось лишь постучать в нее. Гранатами.
Вторая штурмовая группа – Бесы и Бодхи – создадут отвлекающий маневр на центральных воротах Зоны Браво. Именно там организуется самое ожесточенное столкновение между Падальщиками и Големами ввиду большой численности солдат Крайслера, блюдущих Зону Браво так рьяно, словно там запрятаны сокровища нации. Зона Браво – мощнейший оплот безопасности Генерала, преодолев ее, мы не оставим Крайслеру практически никаких шансов выиграть в бою, а потому он будет сопротивляться остервенело и жертвенно. Бесы и Бодхи должны как следует нашуметь, чтобы облегчить наш проход по Зонам внутри. Пока все внимание глаз Генерала будет сосредоточено на побоище возле главных дверей, мы, как крысы с привязанной к нашим спинам ядерной боеголовкой, должны добраться до генеральского штаба и запереться изнутри. Главное – взять кукловода в прицел, тогда и вся его армия окажется в наших руках.
Схематичные планы Зон, которые нам опять-таки достал Триггер, были быстро оцифрованы и вшиты в платформу Фелин, которая отныне будет служить нам глазами в неведомых чащобах, как, впрочем, и всегда. Разница лишь в том, что до этого момента малышка Фелин помогала нам в борьбе с чистым злом, по-хозяйски разгуливающим на поверхности, а сейчас она стояла в наших рядах в борьбе со злом, который мы породили сами.
Дай палец – по локоть откусит. Мы дали Генералу власть, потому что на тот момент он был единственным, кто мог распорядиться ею так, чтобы спасти наши жизни. Но прошло сорок лет, и он готов откусить нам не то, чтобы локоть, а целую голову, лишь бы сохранить власть в своих руках. Власть меняет людей, очерствляет их, заставляет забыть милосердие и заражает патологическими амбициями достигнуть мнимую цель любыми способами, оставаясь глухим к мольбам большинства. Генерал слишком сильно верил в самого себя, в свою избранность и неприкосновенность, и эта вера ослепила его ярким блеском ореола, который он сам считал великолепным. И пока он любуется бликами своего величия в отражении обманчивого зеркала, заставляющего потерять почву под ногами и увидеть нимб над головой, мы незаметно подкрадемся со спины и схватим его. Довольно с нас разрушительного нарциссизма, владеющего скипетром и державой. Мы его тысячи лет терпели, пока он не привел нас к Вспышке.
Разработав годный план, две недели отшлифовывая его каждым движением каждого участника, учитывая чуть ли не каждый кирпич в стенах Желявы и каждый патрон в наших магазинах, мы вооружились Фамасами и боевыми припасами так, словно отправлялись в двухдневную миссию. В принципе значимость предстоящего задания была соразмерна длительным миссиям на поверхность, которые спасали население Желявы добытыми ресурсами. Сегодня мы спасаем Желяву от не менее гиблой заразы. Сегодня мы спасем ее от отчаяния и вылечим надеждой на лучшую жизнь.
Стрелковая подготовка отрядов Крайслера куда менее интенсивная, чем у Падальщиков. Тут нет безмозглых монстров, желающих разорвать тебя в клочья. Есть воры, хулиганы и прочие мелкие преступники, которых солдаты вырубали шокерами или вязали врукопашную, поскольку в условиях подземного заточения здоровье людей стало настолько хилым, что одного слабого разряда током достаточно, чтобы остановить человеческое сердце. Поэтому в основном Големы дружат с дубинками, но хлещут ими так, что с одного удара кости ломают. Если Падальщики в совершенстве владеют искусством огнестрельного боя, то солдаты базы в совершенстве владеют приемами ближнего боя. Каждый миллиметр наших габаритных и малоповоротливых костюмов прошит броней, мы как улитки в панцире: в безопасности, но оттого очень тяжелые и медлительные. Големы же облачены в трикотажный костюм и бронежилет, а оттого они быстрее, ловчее и гибче.
Разумеется, отряды внутренней безопасности, караулившие периметр военного блока, вооружены автоматами. В основном, это бессмертные Калашниковы. Но Фамасы обладают большим преимуществом: скорострельность выше, прицельная дальность больше, главное – не подпустить к себе Голема на расстояние вытянутой руки, иначе держи череп крепче.
Ночью штаб Генерала охраняется, как зеница ока, а в рабочее время сотрудники слишком заняты рутинными заданиями, чтобы сохранять постоянную бдительность и уделять максимальное внимание наблюдению за территорией. Поэтому мы решили атаковать во время завтрака, Триггер тоже советовал раннее утро, когда коридоры военного блока пустеют, меньше шансов столкнуться с зеваками.
Не последнее место в наших решениях занимает мнение Триггера. Большая часть Падальщиков – сироты, и Триггер заменил нам отца. Он всегда был родителем для Падальщиков, с самого рождения, с формирования самого первого отряда специального назначения, он первым вел бесстрашных бойцов в кровавое месиво на поверхности, когда горели города. Он боролся ради оставшегося в живых сына, которого потерял восемь лет назад, и даже та трагедия не сломила его веру в долг, и он продолжил выполнять роль наставника, видя в нас свое продолжение.
Он – единственная завеса, скрывающая мятежную деятельность бунтовщиков от пристальных глаз Полковников и Генерала, чье доверие предал, потому что не мог согласиться с теми жестокими методами выживания, что они предлагали. Запершиеся в подвале крысы, забывшие, что такое солнечный свет, они не могли мыслить объективно. В то время как Триггер с Падальщиками – провидцы, живущие в двух разных мирах одновременно, видящие равнозначность угроз наверху и под землей с одной лишь разницей между ними в том, что там наверху еще теплится надежда, когда здесь она исчерпала себя. Мы единственные солдаты на всей Желяве, понимающие ценность жизни на поверхности, от которой нельзя отказываться добровольно и за которую не желал бороться Генералитет.
Мы выстроились вдоль коридорных стен за поворотом от входных дверей в Зону Браво в полном обмундировании Падальщиков, потому что бронепластины экипировки сегодня определенно спасут чьи-то жизни – солдатам Крайслера дан приказ стрелять на поражение в любого, кто выкажет агрессивные намерения возле ворот. Поэтому еще до начала миссии я вспотел, как в танке, адреналин поддерживал огонь, от которого горели даже кончики ушей, а глазные яблоки научились потеть.
Я присел на пол и выглянул из-за угла. Ворота в Зону Браво охранялись шестью Големами – как на подбор размером с Рафаэлку. Отряд из шести Рафаэлок пугал даже самого Рафаэлку, который сидел напротив меня в шлеме, привычно украшенном белой короткой фатой. Он недовольно нахмурился, когда я подал ему знак о количестве вражеских единиц, все вооружены автоматами. Грудь противно зачесалась, предвкушая боль от пуль, вонзившихся в броню.
Я снова выглянул из-за угла, ловя подходящий момент для атаки. Но тут вдруг почувствовал, как в макушку уперся чей-то локоть.
– Фунчоза, хватит прижиматься ко мне! – процедил я сквозь зубы.
Фунчоза навалился на меня сверху, чтобы тоже вести наблюдение за запасными воротами. Вот что значит, две хозяйки на кухне! Горе-Федор так повторял, когда бил нам по рукам, если мы лезли в его шкафчики за лакомствами без спроса. И сколько таких Горе-Федоров, Линов, Аланий Генералитет намеревался похоронить? Гнев на бездушных ублюдков, видящих в человеческих жизнях лишь цифры, нарастал последние две недели в темпе истребителя, достигнув сегодня апогея.
Я и не рассчитывал на то, что Фунчоза отдаст мне бразды правления даже после того, как все остальные командиры проголосовали за мое лидерство в предстоящем сражении. Когда мы только разрабатывали план, Фунчоза наотрез отказался возглавить отряды у главных ворот, задача которых – отвлечь внимание.
– Черта с два! Хочешь, чтобы тебе все лавры победителя достались? – возник он тогда над столом, заваленном чертежами коридоров базы.
– Здесь речь не о победителях, а об успешном проникновении в штаб!
– Ну уж нет! Я буду стоять позади тебя и дышать тебе в задницу!
– Дышать в спину, – поправил Антенна.
– Чего?
– Говорят «дышать в спину, а не в задницу».
– Да плевать! Я буду стоять позади тебя, Калеб, а ты будешь чувствовать выпирающий из меня твердый дух настойчивости!
– Мне кажется, он вообще не слышит себя, когда говорит, – сказал Хумус Мухе, качая головой.
В итоге, Буддист взял своих качающих головами сержантов и поставил в один ряд с Бесами, возглавляемыми Ляжкой. Ну а Фунчоза стал моим проклятьем (а когда он им не был?) и теперь опирался на мою голову локтем, дублируя мою лидирующую функцию. Мне кажется, Ляжка с Буддистом даже вдохнули с облегчением, когда осознали, что Фунчоза станет моим проклятьем, а не их. За последние четыре года службы бок о бок Маяк стал неким сдерживателем безумия Васаби, вечный антипод и нянька. Неважно, кто значится командиром в Маяке, Фунчоза достается следующему по наследству. Как неожиданный кредит в миллион долларов после смерти родственника во времена Хроник.
– Ляжка, что у вас? – спросил я в микрофон.
– Да, Ляха, что там у вас? – снова продублировал Фунчоза.
Я закатил глаза. Я и будучи сержантом их часто закатывал из-за Фунчозы, а став командиром, растянул мышцы глаз настолько, что они могут в мозг смотреть. Снова вспомнилась Тесса со своими стальными нервами. Она всегда казалась невозмутимой. Интересно, сколько ей понадобилось времени, чтобы обрасти толстой чешуей в ответ на неврастеничность Фунчозы? Я уже доказал всем, что я не Стальная Стерва, исколотив Фунчозу три недели назад. Мой стиль общения с ним тоже оказался неэффективным. Из него даже кулаками дурь не выбьешь.
Через секунду командир ответила:
– У меня десять охранников возле дверей, еще шестеро сидят на пропускном пункте перед воротами.
– Как и говорил Триггер, – ответил я.
Войти в Зону Браво гораздо легче, нежели закрепиться там, потому что как только Бесы и Бодхи попадут внутрь, их поприветствует просторный холл с многочисленными баррикадами, прячущие за собой караул из сотни солдат Крайслера. После того, как завоет сирена тревоги, сотня увеличится до полтысячи всего за пару минут.
– У нас шестеро, – ответил я и посмотрел на ребят, ждущих моей команды.
– Слушай мою команду! – воскликнул Фунчоза.
Ну или ждущих его команду.
Я закатил глаза.
Знаками Фунчоза обозначил тех, кто пойдет в первую атаку, задача остальных – прикрывать чистильщиков ворот. Пришлось признать, что Фунчоза действительно отличный стратег, он выбрал ровно тех, кто больше всего подходил к этим ролям.
– Эй, Сопля, если меня сегодня заденет хотя бы одна пуля, я лично тебя прикончу! – прошипела Жижа в наушнике.
– Я…я…
– А Барахлюш отправится на поверхность в одних трико на съедение нашим зубастым друзьям! Поняли меня? – гневно выплюнула Жижа.
– Так точно, сержант! – пробубнил грудным голосом Барахлюш.
– Мой … моя… мое око не слезет с твоей задницы сержант… То есть, я имел в виду… с … с… твоей головы сержант! – Сопля пытался звучать, как заядлый вояка, прошедший сотню кровавых боев, но лишь получил подзатыльник от Жижи.
Рядовой Сопля, который вошел в основной состав из новобранцев всего три недели назад после огромных потерь среди Падальщиков в деревне, вспотел так, что влажные капли стекали с его дисплея. Его кулаки нервно пожимали ствол винтовки, словно он боялся и хотел потерять ее одновременно, а глаза бегали из стороны в сторону со скоростью истеричной белки в колесе. Как бы сознание не потерял прямо тут в коридоре.
Его вечный друг-соперник Барахлюш был ниже ростом, плотного телосложения и эта его толстошкурная комплекция помогала ему сокрыть паническую дрожь, а вот бледно-зеленое лицо докладывало о возможности появления кучки рвоты перед нами на полу из-за тяжелейшего стресса, скрутившего живот.
Мы все когда-то были на их месте, также дрожали на первой миссии в предвкушении увидеть настоящего зараженного воочию, боялись сделать первый выстрел, после которого уже никогда не будешь прежним. Первый нажим на курок, первая пуля, попавшая врагу меж глаз, первая струя черной крови, прыснувшая из отверстия в синюшном мертвеце – эти воспоминания стали самыми яркими во всей моей жизни, они определили весь мой дальнейший путь, слепили меня как из детского пластилина, обозначили мою форму, позже закаленную в многочисленных боях, ее я сохраню до конца своих дней.
Вот только Сопля и Барахлюш пойдут по иному пути, потому что первая их боевая миссия – атака на солдат. Человеческих солдат. Все, что они учили до этого момента, готовило их отнюдь не к сражению с кровожадными демонами, а готовило совершить революцию в человеческих рядах. Что тут сказать? Никто из нас не выбирал судьбу. Ироничная стерва сама строит планы на наш счет так, что ты никогда не будешь готов к ее ударам. И так уж сложилось, что первыми, кого убьют эти первоклашки – люди. Как дальше сложится их судьба, я понятия не имею. Они уже растут в совершенно иных обстоятельствах, нежели мы.
По мне, так им здесь не место. Уж слишком сильно будущее поколение отличается от нынешней когорты Падальщиков образом мышления, ветреностью, откровенной тупостью. Наверное, так думает каждое старое поколение о молодом, качая головой и задаваясь вопросом: «Боже мой, как они вообще выживут в этом мире?». И ничего. Выживаем уже десятки тысяч лет непонятным образом.
Оба солдата непомерно бесили Жижу, но она говорила о таинственном потенциале этих оболтусов – потенциале, одном лишь ей видимом. Но она мой сержант, мой друг, моя любовь, и я доверяю ее видению. Пусть все это и похоже на скептицизм Мастера Шифу относительно слов Угвэя про Воина Дракона. Жирная панда все же доказала силу своего духа в конце.
Два десятка пар глаз сверлили юнцов опасливыми взглядами, мол, когда они нас подставят? Парни уже почти теряли сознание прямо в коридоре перед воротами, и Вьетнам выдала нашу общую мысль, родившуюся во всех мозгах Падальщиков одновременно:
– Ну мы точно сегодня все умрем.
– Ляжка, по моей команде!
– Есть, Калеб.
Я выставил вверх бионический кулак, искусственные пальцы начали отсчет с пяти. Фунчоза снова влез и с силой ударил мой кулак, чтобы самому обозначить начало заварушки. Но он не знал, что из-за драки с ним у меня помялась усовершенствованная пластиковая оболочка тыльной стороны ладони, которая имитировала мягкость кожных покровов, а потому инженера решили меня наказать за богохульство, что я проявил к чуду, которое они лелеяли как божественное дитя, и вставили мне допотопную пластину из нержавеющей стали, как если бы у меня половник был вместо руки.
– Больше никаких тебе нежностей с подружкой! – обиженно произнес очкастый паренек, вставляя в протез скрипучую металлическую кисть, которую теперь еще и смазывать надо.
Но от того, как Фунчоза после удара по моему ветхозаветному девайсу замахал рукой в воздухе и скрючил гримасу боли на лице, я понял, что и из дерьма можно извлекать конфетки, приносящие моральное удовольствие.
Я довольно улыбнулся и продолжил отчет своими стальными пальцами. За каждым их движением ребята наблюдали, не моргая, внутренне концентрируя все свое бесстрашие, решительность и героизм на моем роботизированном мизинце, удостоенном обозначить начало конца правления Генералитета.
Я физически чувствовал растущее по секундам напряжение ребят. Они источали его резкими волнами и горячими парами от сжигающегося в крови адреналина, и соединялись в многоголосое биение пульса, нарастающее в ушах, как литавры, подводящие к кульминации трагедии.
Мизинец загнулся.
Приказ прозвучал:
– Вперед!
Тотчас же Вольт и Электролюкс выкатились из-за стены и пальнули по видеокамерам, установленным у входных дверей прямо над головами ничего не подозревающих бойцов караула.
Где-то за толщей бетонных стен прозвучал гулкий взрыв, из-за которого даже здесь тряхануло, бетон посыпался крошкой с потолка – Ляха с Буддистом начали отвлекающий маневр.
В это же время я, Жижа и Рафаэлка с Фунчозой выбежали из-за угла и выдали порцию свинца охранникам, застигнутым врасплох. Один за другим бойцы попадали на пол, даже не успев сделать ни выстрела. Самая четкая ликвидация, которую я когда-либо предпринимал!
Однако, мы не убийцы. Сейчас Падальщики не просто бойцы, а знаменоносцы новой эпохи. И начинать эту эпоху с бессмысленных смертей нельзя – так себе реклама получится. Ведь потому нас и попросили вмешаться в назревающий бунт: помахать саблями все могут, а вот провернуть все как можно чище и безболезненнее – это удел профессиональных убийц. Мы целимся в середину торса, где у солдат в жилет вшиты такие же толстые бронированные пластины, как и у нас. Пули, попавшие в бронежилет, бьют не слабо – солдата сшибает с ног и выбивает дух напрочь. Они еще минут десять будут лежать и возвращать сознание из астрала после болезненных ударов, как беспомощные тараканы после дихлофоса.
Вьетнам с Антенной и остальными двумя десятками солдат уже бежали к воротам. Сопля с Барахлюшем выбили автоматы из рук валяющихся на полу мужчин, остальные рядовые принялись их вязать. Антенна вбивал код доступа на панели, Вьетнам стояла возле ворот с ключом-картой наготове, которую приложила к считывателю на стене в ту же секунду, как Антенна кивнул. Мы в свою очередь уже повязали охрану и приготовились ко второй фазе.
Когда тяжелая бронированная дверь заскрипела, впуская нас в нутро Зоны Браво, Электролюкс и Вольт снова первыми заступили на поле боя и выбивали из строя видеокамеры в коридоре. Благодаря Триггеру мы знаем каждый угол, каждую стену, каждый кирпич, на котором спрятаны красные глаза штаба, их расположение продублировано и на цифровой карте на дисплее шлема перед глазами, на которые Фелин наводила четкий прицел и отдавала своевременный приказ «Уничтожить». Мы вбежали внутрь, затащили связанных охранников за собой, чтобы скрыть следы преступления, и заперли дверь.
Встав в боевой клин, готовые прокладывать путь к генеральскому отсеку, мы слушали захватывающую мелодию вдалеке из безустанных автоматных очередей, человеческих криков и взрывов гранат, звучащую точно гимн новой эпохи.
Назначить Фунчозу главным по штурму Зоны Браво означало бы серьезное тактическое упущение. Потому что никто так отчаянно и самоотверженно не борется за свою Родину, как русские.
14 января 2072 года. 08:01
Ольга
– Вперед! – Калеб отдал приказ.
В ту же секунду Легавый сорвал чеки с четырех гранат, выбежал из-за стены и, точно заядлый игрок в боулинг, запустил круглые зеленые смертоносные яблочки точно в группу охранников возле дверей.
Мне кажется, прошла целая вечность, прежде чем те опознали источник загадочного, и в то же время знакомого, и определенно зловещего звона металла о бетонный пол. Когда один из бойцов, явно гораздо смышленее остальных, сообразил, что к нему катится смерть, он не успел закончить даже слово:
– Гран…
Его крик утонул в оглушающих взрывах гранат, плотные волны пыли и бетонных ошметков разлетелись вдоль коридоров. Силой ударной волны выбило все лампы в радиусе десяти метров, тотчас же сумрак накрыл нас с головой, но нам не нужны глаза, чтобы ориентироваться во тьме. У нас есть Фелин со встроенным прибором ночного видения.
– Пошли! – заорал Буддист.
Тотчас же рядовые Бодхи кинулись в атаку, пользуясь крошкой Фелин в туманной мгле, где человеческий глаз не разберёт ни зги. Наши тепловые радары ясно рисовали на дисплеях очертания солдат, и уже в следующую секунду после хорового взрыва первые пули начали сражать Големов один за другим. Жалко их. У них ведь не было никаких шансов против атаки высокотехнологичной экипировки Падальщиков. Посреди густого серого тумана из летающих бетонных частиц они ведь даже собственных рук не видят, они с трудом понимают, где вверх, где низ, потому что ударная волна выбила их вестибулярные аппараты из равновесия. Они даже не успевают прийти в полное сознание, когда пули сшибают их точно в торс. Но так устроен этот мир, ребятки. Все свои претензии по несовершенству вашего блокпоста направляйте Крайслеру.
Пока Бодхи разбирались со спрятавшимися за стойкой пропускного пункта солдатами, которым удалось избежать первой волны атаки, я со своим отрядом бежала точно к дверям, где меня ждал кнопочный пульт для вбивания кода доступа и считыватель карты. Набирая цифры, я почувствовала хорошо знакомый металлический запах, витавший посреди мглы из частичек бетона, он означал, что здесь кто-то умер. Вспомнились слова Калеба о том, что мы должны избегать лишних жертв, чтобы у населения в головах не прокладывались параллели между многочисленными смертями и счастливым будущим, за которое мы воюем. Калебу важно доказать необходимость революции, продемонстрировав ее девственность и праведность, избавив ее от так называемого первородного греха, пролившего кровь солдат. Малое количество жертв станет еще одним мощным аргументом в пользу того, что идея Совета дозрела до пика, когда солдаты сами опускают оружие и чуть ли не открывают нам двери, приглашая в генеральский штаб для его свержения.
Но наша правда лишь наша. И сопротивляющиеся бойцы – тому подтверждение.
Мы верим в то, что единственный способ выжить – это рискнуть собственной безопасностью и дать добро на реализацию наземных проектов, уверенные в том, что жизнь на поверхности возможна. Но в то же время, другие следуют философии Генерала, который уверен, что нам необходимо оставаться под защитой бетонных стен и десятков метров земли как можно дольше, пусть даже ценой десяти тысяч жизней.
Правда в том, что мы понятия не имеем, где лежит эта правда. Мы не знаем, на чьей стороне большинство голосов, предпочитая верить, что на нашей. Нет такой статистики, никто ее вам не предоставит, а если и предоставит, знайте: она точна ровно настолько, насколько честен тот, кто ее собирал! Но честность посреди революции, когда тебе не дают право стоять в стороне и наблюдать, а заставляют выбрать сторону, невозможна. Объективность посреди революции невозможна. Беспристрастность посреди вымирающего мира невозможна.
Мы должны сделать выбор и точка.
И так уж сложилось, что выбор для Желявы сделают Падальщики просто потому, что мы сильнее.
Я избрала сторону и защищать ее буду неистово и до самого конца: моего или противника – неважно. Моя вера в мою правду крепка и беспощадна, моя вера ведет меня по кровавому пути, сделав слепой и глухой к мольбам о помощи раненных солдат, которым не повезло выбрать другую сторону, и они валяются сейчас на полу, медленно умирая за неправильно выбранную веру.
Вера – вторая безжалостная сука после судьбы. Она вновь и вновь сбрасывает тебя в бездонную пропасть, где судьба уже давно расставила свои штыки и точит каждый день, напевая любимую песню Антенны: Ops! I did it again! И снова, и снова ты летишь в невесомости во мгле и гадаешь, а куда я упаду на этот раз: на колья, на землю? Правда в том, что рано или поздно твой полет закончится кровью на остриях.
Слова Калеба «избегать жертв» я предпочла не слышать, уже тогда осознавая, что моя миссия не может руководствоваться данным принципом. Моя задача – заставить Крайслера визжать от отчаяния и страха все потерять, чтобы собрать как можно больше бойцов в Зоне Браво, чтобы на задницы Калеба, Фунчозы и Антенны этих бойцов пришлось меньше. Так что я сама прекрасно знаю, как окучивать свой огород, и об этом я заявила твердо и бескомпромиссно. Калеб это понял и не лез в мой план.
Сегодня я много грехов на душу возьму, потому что иначе запах крови, что витает сейчас в воздухе, пока мы пробираемся внутрь Зоны Браво, будет исходить из меня самой. Крайслер никого не пощадит, он даже собственных солдат на пушечное мясо пустит, и черта с два я позволю ему добраться до моих кишок. Иронично сложилось: самые милосердные отряды Падальщиков – те, кому важна чистота души и отрабатываемая карма – сегодня устроят кровавую резню и потеряют последнюю надежду на райские кущи.
Говорю ж, судьба – сука, а вера – ее сучная приспешница. За свой выбор я вознесу на их алтарь собственную душу.
Едва мы открыли тяжелые бронированные двери ворот, как нас атаковал целый цунами из пуль, выпущенных из-за баррикад внутри Зоны Браво. Бойцы уже ждали нас, услышав переполох снаружи. Но и у меня для них был сюрприз.
– Мясорубка Один, пошла! – крикнула я.
Помню папа с такой любовью рассказывал о том, как в детстве бабушка ему пельмени лепила: раскатает тесто тонко-тонко, рюмкой кругляшки вырежет, фарш с лучком внутрь положит и завернет в ровные полумесяцы, которые он с косынкой сравнивал, запах стоял изумительный! Но больше всего он, как инженер-прочнист, мясорубку восхвалял. Чугунная, монолитная, с такой даже на войну можно было против танков идти. Когда мясорубку доставали из шкафа, по одному лишь ее виду всем становилось ясно, что сейчас произойдет – прямо как смотреть на палача, затачивающего топор с утра.
Я же сидела и с ужасом представляла, как люди растили и убивали миллиарды коров, свиней, а что еще хуже – телят, козлят, ягнят, расчленяли их и части тел через чудовищные механизмы пропускали. Кровь сочилась сквозь отверстия, кишки хлюпали внутри чугунного равнодушного устройства, служившего лишь одной цели. Вот же гений человеческого извращения – пропускать гниющие трупы через измельчитель, заворачивать их в косыночки из теста и наслаждаться плотью мертвеца с лучком. Я уже росла во времена Вспышки и неукротимое детское воображение развивало рассказы папы дальше, учитывая обстановку, в которой я росла. Я представляла, как зараженные накидывались на людей, распарывали их животы своими мощными когтями, расчленяли их, а потом садились крутить их руки, ноги, пальцы, уши, глаза через мясорубку, чтобы не просто насытиться, а смаковать вкус человечины, завернутой в косынку из теста.
Я не делилась с папой своими фантазиями, мне не хотелось обижать его воспоминания, которые непонятным для меня образом были ему дороги. Он бы не понял, почему я вижу лишь чудовищ, когда он мне про мясорубку рассказывал, ведь мы росли в разные эпохи: он – во времена продовольственного перенасыщения, когда из еды создавали культ; я – во времена продовольственного дефицита, когда радовалась салату из одуванчиков.
Уже будучи взрослой, когда папа умер, а я прошла общую школьную подготовку, в рамках которой нам читали курс по интенсивному животноводству, я узнала, что папина продовольственная система с пельменями из фарша – взращивание и убийство животных ради пищи – была настолько токсичной в глобальных масштабах, что на нее приходилось пятьдесят процентов от всех парниковых выбросов, нагревших атмосферу земли до критического уровня и выпустивших вирус из растаявших ледников. Папин мир уничтожил мой дом, мою нормальную жизнь, мое будущее, и мне не за чем было любить его прежний уклад и его воспоминания. Более того, у меня сформировалось яростное отторжение поедания живых существ на бессознательном уровне. Мне становилось тошно от одной только мысли, что я могу уподобиться зараженным и кого-то съесть. Потому что именно его пельмени из мяса невинно убитых животных, которые он смаковал так цинично и так по-живодерски, заставляли меня сегодня убивать людей ради того, чтобы выжить.
