Айя Сафина
Падальщики. Книга 2. Восстание
Глава 4. Заговор
1 января 2072 года 12:00
Калеб
Что-то здесь не так.
Пробыв в состоянии сомнений всего пару минут, мне уже кажется, что я проснулся с этим предчувствием надвигающейся угрозы. Причем проснулся еще вчера.
Новый год отнюдь не встретил меня новыми надеждами и обещаниями успеха на всех поприщах и начинаниях, а наоборот – окунул в дерьмо поглубже, будто я и без того не знал глубины сортира. В назначенное время Полковник Триггер не оказался в своем кабинете, тот был заперт, и это казалось странным, потому что Триггер – человек дисциплинированный до нейронов в мозгу, он никогда не опаздывал на встречи, тем более на встречи, которые назначал сам. И сейчас мой предательский мозг вместо того, чтобы успокоить и сказать, что это всего лишь единичный случай и возможно у Триггера изжога разыгралась пуще прежнего, подкидывал в мыслительную топку все больше дров-сомнений, откуда они скрипели писклявыми голосами «Это неспроста!».
Я еще раз потеребил ручку двери, но механический замок упрямо стоял на своем, заявляя, что хозяина нет дома. Тогда я отправился вглубь Зоны Браво на его поиски.
Первые же два диспетчера, шедшие из наблюдательных пунктов после окончания дежурной смены, сообщили мне об экстренном совещании по инициативе Генерала.
– А что за повестка? – спросил я.
Худосочный парень в очках с такой же высокой и тощей подружкой в синей форме Назгулов ответили:
– О таком нам не сообщают. Знаем только, что Генерал созывает Полковников к себе через пятнадцать минут. Но полковника Триггера мы видели возле штаба отрядов внутренней безопасности.
«Проклятье!» – выругался я про себя.
Но близнецам я учтиво кивнул, даже выжал подобие улыбки, а сам материл про себя все, на чем свет стоит, этого толстокожего ублюдка.
Крайслер!
Он наверняка что-то задумал, ведь Триггер к нему в штаб по своей воле никогда не сунется! Все на базе знают, что Крайслер со своими накачанными мускулистыми псами – первый пособник Генерала и кинется защищать последнего, круша все на своем пути: стены, двери, кости живых людей. Сердце упало в пятки, когда я понял, что, возможно, наши последние хождения по блокам не остались незамеченными Трухиной, которая доложила о подозрительной активности Падальщиков, вдруг проявивших небывалый доселе интерес к отсекам, где живут бунтари. Черт подери! Если это так, то Триггеру придется несладко, когда Генерал начнет допрашивать его. Я знаю, что Триггер мозговитый и всегда находит прочные аргументы в нашу защиту, он нас от гнева Генерала даже после провала с деревней отмазал, а мы там потеряли целый Аякс! Триггер на нас грудью ляжет, но защитит Падальщиков, потому что как никто другой понимает, что выжить своими силами, запертые в вакууме без доступа ресурсов с поверхности, нереально. По крайней мере, не для пятнадцати тысяч человек! Но это не значит, что сегодня Триггера не покинет удача, а Генерала не покинет терпение. В конце концов, сколько можно ходить по краю ножа? Сколько можно позволять Падальщикам вносить бунтарские настроения в размеренную жизнь населения? Сколько можно взращивать в них надежду на лучшую жизнь?
Я дошел до двери, ведущую в штаб Големов, я могу пройти дальше, поскольку допуск в Зону Браво позволяет посещать все ее углы и потаенные места. Но все же дальше соваться не стал, чтобы не вызывать еще больших подозрений со стороны Крайслера, который уже наверняка заметил мои частые визиты к Триггеру. В последнее время они стали чуть ли не ежедневными, и если мы с ним не в любовь играем, то цель таких многократных встреч должна вызывать подозрения.
И о них Трухина наверняка тоже доложила. Трухина вообще стукачка знатная, я даже не до конца представляю, чью сторону она занимает в противостоянии, потому что докладывает сразу на все три поля. Скорее всего, она подобно Щербе – селится, как грибок, на всех возможных поверхностях, чтобы увеличить шансы на выживание.
На мою удачу металлическая дверь скрипнула и распахнулась, а в проеме появился сам Триггер. Я уже было кинулся к нему с претензиями, но тут удача отвернулась, едва показав свое обманчивое лицо. Я увидел позади Триггера остальных Полковников и рефлекторно вытянулся по струнке, отдав честь.
– Полковник Крайслер, Полковник Трухина! Сэр! – отчеканил я, как можно громче, чтобы если Триггер еще не успел заметить меня, то тут же осекся и надел маску притворства.
– Калеб! Что ты тут делаешь? – Триггер все же растерялся.
Но быстро расправил плечи и вытянулся, задрав нос, мол, я такой важный, а тут букашка вонючая отвлекаешь меня. В общем, быстро вжился в роль.
– Сэр! Хотел Вам доложить о… раненном рядовом во время тренировки на симуляторе, сэр! – отчеканил я.
Триггер легонько кивнул, мол, хорошая ложь.
– Насколько серьезно? – спросил он.
– Рядовой в медблоке с вывихом локтя и повреждением суставной капсулы, сэр!
Я не особо понимаю, что это за капсула, помню этот термин из далекого прошлого. Врачи рассказали мне, что, когда принимали решение по ампутации моей руки, то у них стоял выбор между отсечением выше или ниже локтевого сгиба. В итоге изорванная в клочья суставная капсула, как они мне сообщили, сделала выбор за них. А сейчас ее призрак помог мне соврать легко и правдиво.
Я краем глаза ловил взгляды Полковников, с интересом разглядывающих меня вблизи. Если Назгулы и Големы общаются между собой в силу своих обязанностей поддерживать порядок на базе и вокруг нее, то Падальщики редко пересекаются с солдатами других отрядов, просто потому что поле деятельности у нас абсолютно разное.
Я уж не говорю о Полковниках. Мы их только издалека видим, а так чтоб лоб в лоб столкнутся это может произойти раза два в жизни. Вот кстати первый раз. И в этот наш первый раз Трухина измеряла меня подозрительным взглядом напряженно прикрытых и без того узких серых глаз. Ее седые волосы, постриженные в ровное каре, выглаженная беретка, а также выщипанные в ровную линию брови говорили о ее стремлении быть идеальной: начесанной, наглаженной и ровной во всем – в одежде, эмоциях, чувствах. Худощавая с острыми углами в локтях, плечах, кистях, коленях, выпирающие скулы, тонкие губы и острый тонкий нос – все в ней выдавало человека острого и прямолинейного. Она была хладнокровной стервой и никогда не скрывала этого, потому что таковой ей пришлось стать в условиях борьбы за выживание среди кровожадных чудищ, военных и просто мужчин. Сексистским мир никогда не переставал быть.
– Калеб, значит, – Крайслер подошел ко мне специально, чтобы нависнуть надо мной своими двумя метрами и ста пятьюдесятью килограммами мышц.
Если Трухина всем своим видом подчеркивала суть отрядов наблюдения – быть бесстрастными и подозрительными, то Крайслер словно визуально подкреплял смысл отрядов внутренней безопасности. Гора мышц, выпирающих из-под футболки в обтяжку и скрипящих камуфляжных штанов. Когда он двигался, мышцы играли не только на мощных руках, но и на лысом затылке – он не носил берет, тот ему попросту мал. Сломанный нос кривой на перегородке и съехавшая на лоб левая бровь из-за шрама вдоль виска – скорее всего попал в поножовщину много лет назад – добавляли грозности его образу и дерьма в штанах новобранцев, поступивших к нему на службу.
Я наслышан, что тренировки в отрядах Крайслера физически самые жестокие и травматичные, не все проходят их до конца, сливаясь за четыре года то к инженерам, то к аграрникам или вовсе на кухни и к сантехникам, зачастую с переломами, которые не дадут спокойной жизни из-за болей и деформаций. В прошлом году во время тренировок семь ребят получили травмы, несовместимые с жизнью. Но Генерал закрывает на это глаза, придерживаясь идеи того, что чем раньше отсечешь слабые звенья, тем сильнее и здоровее общество. Семьи умерших подростков с ним поспорили бы, но взращенные Крайслером силовики не позволят этого сделать. Крайслер растит оружие Генералитета, которое начнет казнь тех, кому не суждено выжить в эру безвылазного подземного обитания. Скажу с полной уверенностью: никто никогда не одолеет Голема пустыми руками – они безжалостные отупленные машины для убийств, их может остановить только пуля.
И сейчас этот бездушный ублюдок смотрел на меня сверху вниз, пытаясь задавить своим авторитетом, на которое имел полное право. Я сжал кулаки, готовый к любому исходу, но Триггер нахмурился и слегка мотнул головой, мол, будь паинькой.
– Мои ребята сообщают, что в аграрном блоке стало не продохнуть от визитеров из спецотрядов, – прогремел лысый Крайслер.
С той перспективы, с которой я смотрел на его кривой приплюснутый нос, я понял что его ломали раз десять.
– У солдат есть право посещать любые блоки. У нас там родственники, – ответил я, глядя на подбородок мускулистой горы, потому что заглянуть ему в глаза невозможно из-за его гигантского роста.
Мои попытки совладать со стрессом оказались неудачными. Я почувствовал, как пропотела футболка насквозь, и кажется, я перестал дышать.
– Странным образом лишь аграрный блок стал для вас, как медом намазанный, – прогремел Крайслер, намекая на большее количество мятежников в тех краях.
Я чувствовал на своем лице дыхание из его ноздрей, как если бы меня вентилятором обдувало.
– Падальщики спасли сто пятьдесят шесть человек в той деревне, со многими сдружились. Большая часть из них была определена в аграрный блок, сэр!
Я придумывал на ходу, потому что никогда не представлял даже возможность столкнуться с этим гигантским убийцей лицом к лицу.
Крайслер увел губы в сторону, смачно чмокнул языком, как если бы оценивал правдивость моей лжи, а потом взглянул на Триггера. Но наш старик тоже не лыком шит, и сверлящий насквозь взгляд Крайслера выдержать для него не проблема. Он этому уже сорок лет тренируется. Поединок в силе взглядов продлился не больше трех секунд, но мне он показался вечным. Трухина довольно ухмылялась, получая удовольствие от пыток извивающихся мышей на столе вивисектора, коими стали мы с Триггером.
Они все знали! И Крайслер, и Трухина, а значит и Генерал! Знали, что мы что-то готовим! Но по какой-то причине, и мне все больше казалось, что эта причина – Триггер, не решались прихлопнуть всю нашу вечеринку. Возможно, у них были последние планы на Падальщиков. Например, совершить еще пару миссий, чтобы запастись ресурсами на долгие десятилетия подземной жизни.
Крайслер снова посмотрел на меня.
– Скажу так: мне никогда не нравился твой предыдущий командир, мне не нравишься ты, мне не нравится Маяк. Потому что вы слишком много думаете. А я не люблю думающих солдат. На Желяве есть люди, ответственные за то, чтобы думать. И это не ты.
Крайслер ткнул мне в грудь пальцем так, что мне показалось, будто в меня гвоздь молотком забили. Я чуть оступился. Крайслер склонился над моим ухом и, понизив голос, произнес:
– Прекращай это дело, командир. Иначе я лично приду за тобой.
– Полковник! – Триггер тут же одернул коллегу.
Крайслер сверкнул гневом, взглянув на Триггера, будто его оторвали от пытки пленника, доставляющей ему удовольствие.
– Это – мой командир. Если у тебя есть обвинения, озвучивай их мне, – Триггер отвечал без страха, уж он-то привык к свирепости этого монстра.
– Балуешь ты их, Триггер. Потому и теряешь контроль, – ответил Крайслер. – Дай мне их на недельку на перевоспитание, сразу вышибу весь бунтарский дух.
– Скорее мозги, – ответил Триггер.
И тут же взял меня под локоть и увел от Полковников, пока Крайслер не понял, что его только что назвали безмозглым.
Триггер отвел меня за угол, прижал к стене и приблизился настолько, что можно подумать будто мы и впрямь стали парочкой.
– Какого черта ты тут забыл?! Нас не должны видеть в коридорах вместе! Ты рискуешь всем нашим делом! – разъяренно прошептал Триггер, брызнув на меня слюной.
Он оглядывался по сторонам и углам, выискивая видеокамеры слежения.
– Что за экстренное совещание у Генерала? – ответил я вопросом на вопрос.
– А ты сам не понимаешь? Сегодня будет издан указ о запрете вылазок на поверхность! – прошептал Триггер.
Меня окатило волной паники.
– Что? Я надеюсь, временный? – прозвучал я, как слабак.
– Бессрочный, Калеб! Бессрочный! – он повторил это слово два раза, чтобы освободить панике еще больше места в моей груди.
– Это из-за деревни? Из-за миграции?
– Хватит искать причины оправдывать его решения! Долго ты будешь этим заниматься? – Триггер снова брызгал слюной, ворча на меня гневным шепотом.
Я отступил еще на шаг назад, вжавшись в холодную бетонную стену. Паника уже захватила сердце и заразило его судорогой, отчего оно забилось, как у загнанного скакуна на пределе своих возможностей.
Но на этом Триггер не прекратил шокировать меня, выдав в следующую секунду то, что едва не выбило из меня сознание.
– У тебя мало времени, Калеб! Генерал показал мне проект приказа о расформировании отряда Падальщиков.
– Что?! – я захлебнулся от негодования и потрясения.
– Сегодня мы собираемся его обсуждать. Я не знаю, насколько меня хватит, чтобы отсрочить принятие окончательного решения, но не уверен, что надолго.
– Этого не может быть! – не верил я.
– Все, о чем мы с тобой говорили, начинает происходить. Это больше не неопределенное будущее! Это стало настоящим. Это наша реальность! У вас отберут оружие, отберут экипировку, и я уже ничем не смогу вам помочь! Ты это понимаешь?
Я слушал едва-едва, представляя скорое будущее, где попадаю в подчинение к Крайслеру и он наматывает мои кишки на свой массивный кулак на ринге, пока остальные Падальщики – мои друзья и боевые товарищи – ждут своей очереди сыграть роль набивной груши. Крайслер отыграется на нас, безоружных и физически гораздо более слабых по полной программе за весь тот геморрой, что мы устраивали своими попытками мятежа.
– Вылазок больше не будет! В отчете о продовольственных и технических запасах уже написаны цифры, которые позволяют Генералу законсервировать базу! Они уже расчищают места на складах для утилизации тел первых расходных жителей! И первыми станут обитатели тюремного и медицинского отсеков!
Триггер продолжал сгущать краски, а мое воображение впитывало их как губку и выдавало все больше кровавого продукта в виде картин, где Бриджит попадает под мясистый кулак Крайслера.
Этого не должно случиться! Я не могу их подвести!
– Две недели, Триггер. Дай нам две недели! – выдохнул я без сил, словно у меня отобрали последние заряды жизни.
Я даже не заметил, как обратился к нему без звания.
– У тебя есть одна!
– Мы не успеем! Нам надо подготовить солидную почву для создания Совета блоков! Мы не можем свергнуть Генерала и не предложить ничего взамен! Тяни время!
– Черт бы тебя побрал, Калеб! Крайслер, итак, уже в мой зад вцепился, как голодный пес! Трухина ему докладывает о каждом, кто пересекает ворота военного блока в форме со значком анха на груди!
– Две недели, Триггер! – я даже повысил голос, чтобы обозначить Триггеру решительный настрой относительно срока.
И у меня было оправдание! Мы тут говорим не о каком-то бунте в отдельном блоке, мы собираемся полностью переделать все административное устройство базы для пятнадцати тысяч человек! Ответственность за их судьбы и будущее мы возложим на свои плечи, и здесь нельзя торопиться с решениями, потому что мы можем оказаться на месте Генерала, который не оправдал надежд населения!
Полковник нервничал не меньше, и у него тоже были на то причины. Ему предстояло все эти две недели оттягивать приказ о расформировании Падальщиков, придумывая аргументы методом мозгового штурма. Будучи единственным игроком на поле, против которого противостоят трое, у него совсем мало шансов придумать достаточное множество причин. У нас больше нет времени.
Ни у кого из Падальщиков больше нет времени.
– Хорошо. Через неделю я жду от тебя детали: кто войдет в Совет, сколько у них приближенных, а также уровень их поддержки! Вытряси все блоки! Найди всех бунтовщиков! Установи с ними контакт! Нам понадобится помощь населения, потому что у Генерала тоже есть приверженцы среди них! А в это время я подготовлю для тебя карту Зон. До тех пор никаких связей между тобой и мной. Ясно?
– Да сэр!
– Не подведи меня, командир! Я вот настолько близок к расстрелу, мать его!
Триггер распрямился, вдохнул пару раз и ретировался на совещание, где кучка стариков разрабатывали план по массовому уничтожению людей ради блага человечества.
Столь противоречивый метод выживания может прийти в голову лишь одному существу на этой планете – самому жестокому и беспощадному из всех живущих тварей. Правда, пытаясь выжить такой тактикой, мы хоронили себя еще глубже. Так есть ли выход из этой могилы?
Я покидал Зону Браво со стойкой уверенностью в том, что Тесса видела этот выход. Но она не успела поделиться откровением, словно сам Господь не хотел больше видеть человечество на земле.
7 января 2072 года. 15:30
Тесса
Сегодня православное Рождество. Знаю это от О-ля-ляжки с Легавым. На Желяве русских мало, в России есть свои подземные базы, но жизнь этих двоих сложилась так, что их закинуло далеко от дома. Я часто замечала эту глубоко въевшуюся печаль на лице Ляжки, только идиот не поймет, что за ней скрывается тоска по дому. Ее хор поющих матрешек на руке красочно кричит о внутренних переживаниях.
Интересно, как там они на Желяве?
В последние дни я часто задумываюсь о своих друзьях, которых оставила в прошлой жизни. Не знаю, почему. Может, потому что наш грандиозный план по спасению Аякса подошел к логическому завершению, и мы больше не сбиваем кожу на ладонях в кровь беспрестанным рытьем?
В спецотрядах нас всегда учили справляться с любым психологическим давлением активной физической деятельностью в первые же минуты появления внутренних терзаний. Поэтому после того, как мы теряли друзей на поверхности, в тренажерных залах было не продохнуть от скопления солдат. Мы изнуряли себя ежедневными многочасовыми тренировками, чтобы не оставалось сил впадать в депрессивные мысли перед сном. Вечером выжатые, как белье в пустыне, мы плелись к своим кроватям, на которых вырубало сразу же, как только голова касалась подушки. И так несколько дней подряд, пока время залечивало раны. Через неделю становилось гораздо легче. А через две мы уже спокойно отправлялись в новые миссии. Постоянные потери близких и друзей прочно вплелись в нашу нынешнюю жизнь, я другого состояния даже не знаю, хотя не перестаю мечтать о прекрасном будущем, в котором мне больше не нужно бояться и переживать о том, что, возможно, я вижу Калеба в последний раз.
Суровые времена ожесточили нас. Мы стали более закрытыми и сдержанными. Мы боимся проявить чувства к другому человеку, мы боимся привязанности, потому что боимся обжечься смертью. Потеря родного человека – жесточайший удар, разрушающий почву под ногами, он бросает тебя в настоящий психологический ад, из которого, кажется, нет выхода. Многим людям так и не удается выкарабкаться из этой пропасти скорби, они остаются там навсегда и вскоре тоже отправляются следом за любимым, жизнь без которого в беспощадном мире уже просто не имеет смысла.
А есть такие, как я. Как Кейн. Как Божена. Как мой брат. Мы все остальные. Мы выкарабкиваемся из пропасти, но уже совершенно другими людьми. Как будто проходим сквозь водопад, смывающий с нас эту сокрушительную горечь, оставляющий лишь бесконечную печаль, которая со временем перерождается в злобу на весь мир за его жестокость. В наших глазах больше нет боли, там горит огонь мести. Мы хотим мстить миру, богу, вселенной. Мы бунтуем против правил и обстоятельств, что сложились перед нами невидимыми силами. Мы боремся.
Озлобленную искру на целый мир я читаю в каждом взоре тех, кто сейчас стоят рядом со мной и пытаются перевернуть тридцатитонную машину, с которой может справиться лишь подъемный кран. Наша месть толкает нас на безумные поступки. Но в итоге, именно безумие делает нас героями.
Я думаю о Желяве постоянно. Я думаю о людях, которых мы должны спасти. Я думаю о дорогих мне людях, что я оставила гнить под землей. И сейчас я смотрю на Аякс с хитрой системой подкопа, придуманной моим братом с такими же талантливыми инженерами, как он сам, и молю вселенские силы, против которых воюю, помочь нам провести последнюю часть плана – перевернуть Аякс. Должна же где-то существовать справедливость. Я заплатила слишком дорого, чтобы провалить свою миссию.
Итак, наш грандиозный план имеет три этапа и целую группу поддержки в радужных шарфах и шапках, члены которой уже в обморок падают от истощения. Мы похожи на древнеегипетских рабов, строящих пирамиды. Они, кстати, тоже совершили невозможное. Аякс лежит на краю ступенчатого обрыва в два яруса и ждет начала действия. Как и пара десятков динамитных шашек, зарытых в землю. Томас руководит парадом.
– Итак, ребята. Момент истины, – говорит Томас в рацию.
Я сижу с ним рядом, мы спрятались за угол дома, стоящего напротив Аякса. Отсюда прекрасно видно его грозное бронированное «лицо».
– Последняя проверка готовности. Тесса?
– Первый подрыв динамита, – отвечаю я.
И сжимаю пульт в правой руке, чтобы в сотый раз нацелить каждую частичку своего внимания на этот пульт, который активирует первый взрыв. Он направит сигнал на электродетонатор, установленный на связку динамита, воткнутую в слой земли под машиной. После взрыва этот слой должен обвалиться вниз, тогда Аякс потеряет опору и начнет заваливаться.
Я удивлена, что они нашли столь древнюю взрывчатку, как динамит. Ею уже лет сто не пользуются. Но оказалось, что пару лет назад ребята наткнулись на небольшой склад боеприпасов времен Второй Мировой Войны, я слышала, что на территории Восточной Европы таких тайников еще несколько тысяч.
– Свен? – Томас зовет в рацию.
– Стартуем снегоходы сразу после первого взрыва!
За неделю работы курьером Свен привык к снегоходу и теперь уверенно управляет им, даже маневры выполняет – перед девчонками красуется. Ушлый бородач. Благодаря тайнику Халила, скрывающему тонну проводов и запчастей, а также его хитроумным аккумуляторам, Миша сумел создать уменьшенные прототипы электрических двигателей и починил остальные два снегохода, на которых сейчас восседали Перчинка с Зелибобой. Выбор, кого сажать на снегоход, не стоял. Бывшие Падальщики и повар – ядреное топливо.
Между снегоходами и башней Аякса подвязаны тросы. Задача наездников – подхватить силу инерции падения машины и добавить пару сотен лошадей вектору направления. Разумеется, снегоходы неспособны ни перевернуть БМП, ни сдвинуть ее. Но все, чем мы тут занимаемся – увеличение инерционной силы на каждом этапе. По капле, как говорится, океан соберешь. Вот такими каплями мы собираем удачу.
– Малик? – зовет Томас.
Малик сидит рядом с нами, но все равно отвечает в рацию, чтобы слышали все.
– Второй подрыв динамита по твоей команде.
Задача Томаса – самая сложная. Сейчас от его руководства зависит весь успех операции. Он должен сам решить, когда активировать вторую взрывную волну, которая либо довернет Аякс, либо полностью изменит вектор инерционной силы.
– Все верно, – шепчет Томас в рацию.
Я слышу, как дрожит его голос. Мне знакома эта нервная дрожь, от которой крутит живот и пробирает холод. Я положила руку ему на плечо и крепко сжала. Давай, братец, соберись! Я верю в тебя. За последнюю неделю я исполнилась огромной гордостью за моего смышленого брата. Он здесь один из самых авторитетных ребят, а по-другому и быть не может. Брат командира Падальщиков обязан быть выдающимся!
Остальные попрятались за близлежащие дома, потому что сила второго взрыва будет немаленькой и прогнозировать, докуда долетят клочья земли, трудно.
– Ну что? Последняя молитва богу! – произнес Томас в рацию.
Мы все замолчали. Кажется, все и впрямь начали молиться. Я далека от верующих, сама жизнь сделала меня такой. Но от моего сознания не скрылась молниеносная просьба где-то глубоко в груди, которую я не могла контролировать.
«Мам, пап, подсобите чуток», – произнесла я про себя и нащупала под экипировкой выпирающий кулон в форме сердца в районе мечевидного отростка.
Это странное нехарактерное для меня взывание к мертвым непонятным образом успокоило волнение и наполнило уверенностью. Ведь я же попросила. А когда просят искренне, от зова не отворачиваются. Пусть даже говоришь с бестелесными призраками.
– Черт! Я не могу на это смотреть!
Слова Хайдрун, хоть она и произнесла их из-за дома через улицу, были услышаны всеми из-за тишины вокруг и эха, разносившего малейший шепот по пустынным мертвым проулкам деревни.
Я выглянула из-за угла и увидела, как обладательница шикарной рыжей копны села на снег и закрыла грязное лицо грязными руками.
– К черту! Тоже не буду!
Куки присоединилась к ней, села на землю и отвернулась от сцены действия, зажав уши. Наверное, так себя чувствуют сходящие с ума родители, наблюдающие за своими детьми на соревнованиях. Аякс – наш большой ребенок, которого мы хотим научить ходить.
Несмотря на отсутствие какой-либо физической подготовки, будучи простыми парнями да девчонками, далекими от военной службы, ребята поразили меня колоссальной работой, что мы проделали вместе. Они были истощены, но продолжали твердо стоять на ногах, готовые продолжать борьбу с промерзлой землей. Силой их выдержки я восхищалась, как и недооценила. Мне казалось, что они быстро начнут ныть и свалят отсюда в тепло гостиницы, едва познав тяготы физического труда. Но даже Божена, которая отныне общалась со мной лишь через Малика, осталась в деревне от первого удара лопаты до последнего, она пыталась доказать, что тоже многого стоит.
– Давай, Томас! Мы тут две недели пахали! Все получится! – сказала я брату, устав от напряжения.
Томас взглянул на меня. Я кивнула ему, как кивала все эти две недели, выражая свою уверенность в его плане. Мой брат не может ошибиться. Потому что он – мой брат!
Томас вперил взгляд в бронированного зверя, который создал для нас наитруднейшую задачку, словно вызывал на ринг силами помериться, и отдал первый в своей жизни приказ:
– Тесса, жми!
И я нажала.
Гулкий удар прозвучал где-то под землей. Мои колени, упертые в заснеженную землю, почувствовали легкую дрожь. Спина напряглась, дыхание замерло, взгляд застыл на Аяксе.
Казалось, что ничего не происходило целую вечность. И вдруг толстозадое бронированное чудовище стало заваливаться набок. Металл сначала заскрипел, потом завыл, словно жаловался нам на то, что его долгий сон потревожили бессовестные людишки.
– Свен, жмите! – заорал Томас.
Он орал в рацию, а потом без рации, словно каждая миллисекунда была дорога.
– Жми, жми, жми!
На моих глазах стальные тросы, обвязанные вокруг пушки, натянулись. Краем глаза я наблюдала за тем, как Свен, Перчинка и Зелибоба докрутили ручки газа на снегоходах до предела, отчего белые скакуны завизжали и резко стартанули вперед. Тросы натянулись, заскрипели от трения о кузов металлического зверя, три упертых малыша тянули исполина вперед.
Аякс начал заваливаться в яму и медленно упал правым боком на первую ступень. Бронированная обшивка затрещала, заскрипела, завыла, но в его жалобных стонах мы услышали лишь вторую часть плана.
– Малик, жми!
Громкий приказ Томаса, раздавшийся возле моего уха, оглушил. Но следующие удары оглушили нас всех.
Сразу три динамитные шашки, вкопанные неглубоко в землю, взорвались с таким раскатистым гулом, что казалось, в нас стреляют из пушки. Огромные клочья земли вознеслись в небо и взорвались фонтаном.
– Свен, не останавливайтесь! – кричал Томас в рацию.
Хотя вряд ли Свен услышал – резкие раскатистые хлопки от взорванных динамитных шашек здорово били по ушам, полноценный слух вернется не скоро. Даже я услышала крик Томаса сквозь пелену, а ведь мы сидели плечом к плечу. Перед глазами стояла дымка из мелких частичек земли, из-за чего невозможно было увидеть, что творится с Аяксом в яме. Рядом гудели три мотора снегоходов невидимых за дымным занавесом.
Снова задрожала земля под коленями от глухого удара, за которым последовал очередной скрежет Аякса. Кажется, бронированный зверь совершил последнее приземление на вторую ступень. Но интрига оставалась нераскрытой: приземлился он на гусеницы или же наш план полетел к чертям, и он продолжает лежать, как беспомощный таракан? А может, взрывная волна инициировала ему в правый бок вместо того, чтобы легонько задеть его верхний бок? Тогда он, подобно кегле, сбит с опоры и валяется на боку.
Вокруг воцарилась тишина. Снегоходы замерли, ребята молчали. С минуту мы все сидели, не шелохнувшись и не произнося ни слова, вглядываясь в оседающую перед нами земляную пыль.
– Ну что? Мы победили? Победили? – послышался взволнованный голос Хайдрун где-то за дымной завесой.
Ее голос, резко контрастирующий на фоне гробового молчания, которому вторили даже птицы в лесах, вывел нас всех из оцепенения, вызванного страхом лицезреть результат плана, отнявшего у нас две недели изнурительных работ. Но физическая нагрузка была несравнима с потерянным впустую временем. Никому не хотелось начинать сначала.
Я встала с колен, немного помедлила, а потом нырнула в исчезающее на ветру полотно дыма и медленно прошагала к яме. Мое терпение уже подходило к концу, уступая место напористой злобе на дерьмовую судьбу, полную лишений и боли. Зуд в укушенном плече, ноющая спина и кровоточащие ладони досыпали соли на оголенные нервные окончания. Я чувствовала, как росло бешенство в груди оттого, что весь мир испытывал меня на прочность. Помимо двух недель каторжных работ с лопатой в руках, я еще всем ребятам морального духа раздавала по порциям, отрезая те самые порции от собственного задора. Я устала. Я выдохлась и физически, и духовно, я не чудо-бочка Халила, у меня нет проводов, чтобы подзаряжать мою выдержку. Пусть я командир, пусть на меня смотрят, как на божьего наместника, ведущего людей в рай, но я всего лишь человек. Шестьдесят килограммов веса, сто семьдесят сантиметров роста, мои мускулы имеют пределы, моя сила воли имеет границы. И уж тем более мне не потягаться с тридцатитонной машиной на кулаках. Только хитростью. Сработало – отлично! Не сработало – придумываем новый план! Терять время на трусливые попытки сдернуть пластырь с раны для нас роскошь.
Когда пыль улеглась, дым рассеялся, я наконец увидела дно ямы, и меня охватил целый торнадо из эмоций, с которым я справилась лишь через минуту осознания натюрморта перед глазами. Я знала, что ребята смотрят на меня, и ждут ответа или знака. Они все боялись взглянуть на результат их работы, они боялись провала, который может уничтожить их стремление.
Я смотрела на Аякс и не понимала, что чувствую. Логика подсказывала, что я должна прыгать от счастья, душа ворочалась по кругу, как кот, устраивающийся на лежанке. Все внутренние переживания слились в один поток, который я резко оборвала взмахом руки, активирующей рацию.
