Айя Сафина
Падальщики. Книга 2. Восстание
Тесса подошла ко мне. Как и меня, ее больше интересовали не физиологически показатели Лилит, а ее мозговая активность, а потому она уставилась на энцефалограмму.
– Кажется, что-то происходит, – сказала она, ткнув пальцем в неровные линии.
В самом деле! Ее прежде синхронные ритмы начали потихоньку отходить от привычной монотонности и в них стал наблюдаться легкий разброс в динамике и импульсах.
– Это может объясняться ее попытками изучить нас, разглядеть. Она изучает окружающую местность, – ответил я.
Честно сказать, по таким результатам я не могу сделать вывод, что мы активировали ее сознание.
Лилит продолжала перемещаться из одного угла бокса в другой, потом снова прыгала на стол и разглядывала нас своими огромными голубыми глазами.
– Она должна заговорить или что? – не понимал Свен.
– Ага! Она должна представиться и спросить, как мы поживаем, – усмехнулась Арси.
– Да ладно тебе! Я же просто предположил!
– Она должна нас узнать! – предложила Хайдрун.
– Ага! И спросить сколько время!
– Да ты заколебала!
– Да ни черта это не работает! Видите же? Как была безмозглой, так и осталась!
– Она не узнает нас, потому что и при жизни нас не знала! – предположил Ульрих.
– Тогда надо, чтобы она что-нибудь вспомнила! – сказал Фабио.
– Точно! Надо активировать ее воспоминания! – добавил Томас.
– Каким образом? Ты же не знаешь ее! – сопротивлялась Арси.
Ребята высказывали предложения наперебой, и, как всегда, они были не оригинальнее их предложений про маковый рулет с лимонником. Снова поднялся привычный гам перебивающих друг друга голосов – бесполезная трата энергии и моих нервов, потому что ничего путного они никогда не предложат. Я же пытался сосредоточиться на том, как подтолкнуть сознание Лилит в нужном направлении. Вирус блокирует сигналы к ее памяти, и чтобы сломить эту блокировку, нам необходимо было напомнить Лилит о чем-то очень важном из ее жизни. Но как это сделать, если мы ее не знаем?
Мы оказались в очередном тупике.
А ребята продолжали насиловать мой интеллигентный мозг идеями притащить сюда еду из холодильника Свена, чтобы Лилит вспомнила, что когда-то ее ела. Тоже мне, важное воспоминание.
– Порежем хлеб, положим на него траву с морковкой и помидором, и представим ей, как гамбургер! – предложил Свен.
– Воспоминание должно быть значительным, а не смешным!
– Я хоть что-то предлагаю! – Свен закатил глаза.
– А может покажем ей какие-нибудь фильмы из Хроники? Про любовь! Про любовь все любят! – предложила Куки.
– А почему сразу про любовь? – критиковала Арси.
– Ну ты же не будешь ей показывать фильмы ужасов с вампирами!
Пока ребята вели перепалку, я заметил, как Тесса подошла к двери блока.
– Тесса, ты что делаешь? – тут же спросил я.
– Хочу поболтать с ней.
– Ты с ума сошла? – возник Томас.
Но Тесса уже ничего не слышала, особенно их грандиозные идеи, отперла запорное устройство и быстро юркнула внутрь бокса, громко захлопнув за собой дверь. Ребята тут же заткнулись, услышав этот звук, а потом и вовсе задержали дыхание. Через минуту я понял, что сам не дышу: Тесса находилась в одном помещении с машиной для убийств, одним лишь своим взмахом способной размозжить череп человека.
Я дал Малику знак приготовить ружье, тот сразу же бросился к столу, на котором были разложены заряженные ветеринарные ружья, добытые в одном зоопарке на юге Германии.
Наблюдая за Тесс и Лилит, я понял, что последняя пыталась распознать в Тесс врага или добычу, но как бы ни принюхивалась, так и не смогла решить дилемму. Это было логично, ведь мы находимся ровно посередине между человеком и зараженным, а потому пахнем чем-то знакомым и неизвестным одновременно.
И все же присутствие чужака нервировало Лилит, она зарычала громче, стала метаться из стороны в сторону, злобно оскаливаясь и стуча челюстями в сторону крадущейся к ней Тесс. Может, Лилит и не раскусила принадлежность Тесс к какому-либо виду животного, но было очевидно, что ей проще атаковать вторженца, нежели гадать.
В очередной из рыков, обращенных к ней, Тесса замерла и даже вжалась в стену, а потом посмотрела на меня растеряно: может, не такая уж и хорошая это была идея! Тесс словно ждала от меня приказа, оно и понятно, ведь Тесса – солдат в первую очередь, а потом уже исследователь. Я пытался решить эту задачу, наблюдая за активностью мозговых ритмов Лилит, которые уже плясали вразнобой, я крутил миллион фактов в голове, которые узнал о поведении зараженных за эти сорок лет скитаний, но все они разбивались о глухую стену мощного аргумента: прошло уже около трех минут, а Лилит до сих пор не напала на чужака, значит, игру можно продолжить. Я легонько кивнул.
Тесс тяжело вздохнула, закрыла глаза, успокаивая нервы, а потом немного присела, раскрыв руки перед собой, и продолжила подкрадываться к хищнику. Она правильно решила держать максимально открытую позу с ладонями спереди, чтобы не нервировать Лилит еще больше.
– Все хорошо, все хорошо, – бубнила она себе под нос, большее успокаивая саму себя, нежели Лилит.
Тесса медленно обошла кушетку и села прямо перед чудовищем на корточки.
Внезапно Лилит присела на ноги, обозначая готовность атаковать Тесс, я быстро произнес:
– Главное, побори страх! Она не должна чувствовать, что ты боишься!
Томас тут же окинул меня сердитым взглядом. Наверное, он ненавидел меня. Наверное, думал, что это я сейчас должен был быть там в клетке с монстром. Наверное, он по-прежнему считал меня бездушным вивисектором, кроившим мозги людей и наблюдающим за их неизбежной смертью. Они все видели меня таким, но я ничего не мог поделать, потому что в условиях борьбы за выживание каждой человеческой особи, которых осталось, может, не больше сотен тысяч во всем мире, методы борьбы должны быть жестокими и циничными.
– Я всего лишь бобер, которому понравилась ветка возле тебя, – говорила Тесса, подкрадываясь к Лилит. – Я бобер, я всего лишь безобидный бобер, – Тесса смотрела в пол перед собой, чтобы не раздражать хищника прямым взглядом.
Лилит монотонно раскачивалась из стороны в сторону, выдавая раздраженность, прямо, как самый настоящий зверь в клетке. Она продолжала рычать и клацать зубами, ей совершенно не нравилось новое соседство с непонятным творением природы, пахнущим чем-то странным. Но в то же время Лилит продолжала находиться в ступоре, решая ту же логическую задачу, что и мы: атаковать или нет?
Наконец Тесса подкралась к скалящейся Лилит на расстояние вытянутой руки и села перед ней на корточки.
В этот момент сзади послышался глухой удар. Мы резко обернулись: Хайдрун упала в обморок, не справившись с нарастающим напряжением, и теперь валялась на поймавшем ее Зелибобе с кучей сухарей во рту.
– Это похлеще долбанного «Астрала» со старухой в черном! – прошептал он, оправдывая Хайдрун, которая не рассчитала свой порог ужаса.
Перчинка злостно шикнула на обоих, даже на валявшуюся в беспамятстве Хайдрун, и снова сосредоточилась на драматической сцене, как и все остальные, наплевавшие на бессознательную хиппи. То, что творилось сейчас в боксе, было гораздо важнее.
– Привет, – произнесла Тесс.
Она даже улыбнулась Лилит, и я попытался найти в ее лице хотя бы намек на узнавание мимики. Улыбаться способен только человек, это своего рода рефлекс, и Лилит должна его распознать. Но пока что она продолжала подозрительно оглядывать таинственного бобра, чуя в нем подвох.
Но вдруг она резко вытянулась на руках вперед прямо в лицо Тесс, словно попыталась откусить.
– Твою мать! – выругался Малик и схватился за ружье, готовый бежать в бокс.
– Я бобер, я всего лишь бобер… я… я… я тут ветки ищу для своей плотины…, – Тесса забубнила себе под нос какую-то чушь про бобра, пока Лилит обнюхивала ее и даже лизнула лоб.
Тесса пыталась унять страх, прибегнув к стандартному психологическому упражнению при борьбе с назревающим приступом паники: она надевала на себя личину другого объекта, имитируя эффект переноса и заставляя саму себя поверить в изобретенный факт, таким образом ее сознание насильно направлялось подальше от настоящей Тесс в сторону искусственно созданной Тесс, которая не боится зараженных, потому что она бобер, собирающий ветки в лесу. А вот почему она выбрала именно бобра – это уже другой вопрос, и скорее всего он из области психопатологии.
Мои же нервы были на пределе! Особенно глядя на то, как Лилит облизала Тесс и снова зарычала, мол, подлог! Я уже готов был схватить ружье, поднесенное Маликом, и броситься в бокс. Но одно продолжало сохранять мою веру в успешность контакта: мозговые ритмы Лилит сбавили интенсивность – она перестала бояться и ее ярость отступала, сторонясь, видимо, рождающегося где-то на задворках сознания любопытства. Интересно, оно исходит из зараженной Лилит или из человеческой? Зараженные не характеризуются пытливостью, их практически ничего не интересует, кроме запаха крови. Здесь же я наблюдал нечто неординарное, нехарактерное для вирусного организма.
Когда первый контакт состоялся и Лилит слегка успокоилась, не чуя в Тесс ни намека на агрессию, ни на страх, Тесса начала их знакомство с элементарного жеста.
– Тесса, – показала она на себя.
А потом перевела палец на Лилит.
– Ты?
Лилит рыкнула.
Тесса взглянула на меня, я моментально понял ее безмолвный вопрос и даже удивился тому, насколько четко мы стали понимать друг друга на уровне взглядов. Я разглядывал энцефалограмму, рисующуюся передо мной на экране монитора, наверное, целую вечность, но в итоге пришел к неутешительному выводу и покачал головой.
Тесса обреченно вздохнула, но не желала отступать.
– Тесса, – снова повторила она, указывая рукой на свою грудь.
А потом снова на Лилит.
– Ты?
Но, кажется, нашим надеждам суждено было рухнуть сегодня. Лилит не понимала Тесс.
Тогда Тесса опустила плечи и даже слегка расслабилась, точно разочаровавшись в избранном методе и больше не желая соперничать с Лилит в игру адреналина: кто кого? Но вдруг Тесса взглянула на Лилит таким дерзким взглядом, что я снова понял ее без слов. Вот оно! У Тесс уже был запасной план, который она оставила напоследок!
Она подсела к Лилит поближе, казалось, та уже была и не против такого соседства. А потом Тесс вытащила из-под футболки свой кулон, который я заметил еще когда притащил ее в отель. Это был кулон в виде сердца с открывающимися створками, которые прячут две фотографии. Я еще подумал тогда, как это глупо, что командир боевого отряда носит подобный девчачий аксессуар. С ее-то послужным списком она должна носить зубы зараженных, как ожерелье, а на конце винтовки – череп одного из них. Позже Томас рассказал, что тоже носит такой кулон, это – последнее, что оставили после себя родители. Еще одна наша схожесть – я сам носил клетчатый носовой платок, подаренный Кристин, которая вышила на нем мои инициалы. Почти полвека я храню память о ней. И до сих пор рана от потери жены кровоточит. Возможно, не так, как в первые десять лет скитаний по пустынным городам – кровавым фонтаном, но все же боль сочилась, точно у нее был неиссякаемый источник.
Мы были очень похожи: я и Тесс – вывод, который я сделал при первом же взгляде на нее, словно интуитивно это чувствовал, и в котором убедился сегодня, когда она, жертвуя собой вошла в клетку к неконтролируемому убийце, ведомая патологическим бесстрашием исследователя.
– Смотри! – Тесса показала кулон Лилит.
А потом медленно открыла створки, щелчок заставил Лилит фыркнуть, замотать головой и даже слегка отступить. Тесса же наоборот подползла еще ближе, показывая две миниатюрные фотографии внутри кулона.
– Мама. Папа, – она поочередно указала на родителей.
Внимание Лилит было поймано, но все же на недолгую секунду. Она снова стала скалиться по сторонам, точно неугомонный ребенок.
– У тебя такой же, – Тесса указала пальцем ей на шею.
Тогда весь план Тесс наконец обрисовался перед моими глазами. Черт возьми! Вот она – наблюдательность солдата, который засечет каждый шорох, каждое движение листика на кусте, определит местонахождение снайпера по отблескам с прицела. Никто из нас не заметил кулон на шее Лилит, прятавшийся под ее сорочкой, мы на такие мелочи даже не обращали внимание, перестав воспринимать зараженных, как бывших людей, а больше видя глобальную задачу по спасению всего человечества. Нам не до побрякушек!
Но в том то и было отличие Тесс от остальных: она никогда не переставала видеть в них прежде всего людей! Вот, что двигало ею, когда она кидалась в суицидные затеи, как например сделать из себя наживку для атаки или зайти в клетку к бешеному зверю. За всем этим она видела бесконечные истории с вот такими банальными побрякушками, которые и составляли жизнь людей до Вспышки и придавали ей ценность.
Лилит вперила хищнический взгляд на указывающий на нее палец. Было видно, что ей эта близость совсем не нравилась.
– Вон, на груди у тебя.
Тесса подползла к лысому монстру в шапке с электродами совсем вплотную. В этот момент даже я готов был присоединиться к Хайдрун, которая, как мне теперь думалось, вырубилась вовремя.
Осознав, что так она ничего не добьется, Тесса совершила еще один безумный поступок, счет которым я уже потерял. Она протянула руку к кулону, висящим на цепочке на шее Лилит.
– У тебя такой же! Смотри же сюда!
Сначала Лилит отпрянула, потом огрызнулась, потом клацнула зубами прямо возле руки Тесс, но та не отступила, и ей удалось-таки вытянуть кулон из-под сорочки и подвесить перед ее лицом так, чтобы Лилит сфокусировала зрение на нем.
И тут произошло то, чего я так долго ждал. На энцефалограмме импульсы стали скакать один за другим, рисуя в моем воображении вспыхивающие нейронные сети в мозгу Лилит, пытающиеся одолеть блокировку вируса какого-то значимого воспоминания. Я прямо видел эту борьбу между Лилит и вирусом перед глазами, ее усилия вспомнить были практически физически ощутимы!
На деле же она перехватила кулон из рук Тесс, который казался совсем крошечным в ее мощных мускулистых ладонях, и стала разглядывать с видимым напряжением. О да, Лилит! Ты на правильном пути! Вирусу наплевать на этот кулон, но ты его узнала!
– Смотри, – Тесса снова позвала Лилит, чтобы та обратила на нее внимание.
Лилит взглянула на нее.
– Мама. Папа, – указала Тесс на фотографии родителей в каждой створке кулона. – А у тебя там кто?
Слова «мама, папа» на всех языках звучат одинаково. Казалось, что и на языке зараженных эти понятия были узнаваемыми, по крайней мере Лилит осознавала, если так можно выразиться, что Тесс говорит о чем-то очень значимом.
Тесса снова потянулась к Лилит, потому что такими потрясающими длинными когтями, которым птеродактиль позавидует, она не сможет открыть кулон. Снова Тесса махала руками прямо под носом монстра, чьи длинные клыки могли в один укус оторвать пальцы. Я видел, как тряслись руки Тессы, когда она медленно прямо в холодной ладони Лилит щелкнула замком и раскрыла створки.
– Кто это? – тут же последовал вопрос Тесс.
И тут мне даже энцефалограф был уже не нужен, потому что то, что происходило дальше, было понятно без расшифровки.
Лилит резко отпрянула от Тесс, но кулон по-прежнему держала в руках. Ее брови нахмурились, глаза расширились и исказились, точно в боли, она грузно дышала и сипела, словно в настоящий момент пробегала марафон.
– Это твои детки? – спросила Тесс.
Но Лилит словно провалилась в вакуум, где не было никого и ничего, не было этого проклятого мира вокруг, а была только ее боль. Нескрываемая и чудовищная!
– Это двойняшки, так ведь? Братик и сестренка. Им на вид около четырех-пяти лет, – говорила Тесса, хотя Лилит вряд ли понимала ее.
Да и не нужно было, потому что неважно, какого они пола и когда родились. Это были дети, которых Лилит лишилась.
И тут, словно услышав мои мысли, Лилит подняла глаза на Тесс, и мы все увидели нечто больше наших ожиданий.
В глазах Лилит стояли слезы.
И вдруг она заревела. Так громко, так истошно, и свирепо, и люто, словно с нее кожу живьем сдирали. Это рыдание выражало невероятную неописуемую мучительную боль от потери, настолько идентичную нашим собственным терзаниям, оставленным нам Вспышкой, халатностью человечества, их эгоизмом и безжалостностью ко всем живущим тварям на планете, ко всей цветущей жизни на земле. Как богохульники, они оскверняли наш дом родной, утешая свои низменные потребности, неспособные побороть алчных демонов внутри, нежелающие сказать «стоп! хватит!» своему расточительству, потому что не желали прекращать этот пир и торжество ненасытности и садизма.
Пустота в груди, оставленная потерей Кристин, завыла в унисон с Лилит. Бездонные раны в душах ребят снова забили знакомыми кровавыми болезненными фонтанами, заставляя проживать одни и те же моменты прошлого, когда они теряли родных, близких, друзей снова и снова. Мы словно объединились в одну страдающую биомассу, которая разветвила свои нервные окончания по всем нам, и теперь заставляла плакать. Но я больше, чем уверен, что ребята не хотят плакать, они хотят реветь, рычать, неистовствовать вот ровно так, как это делала сейчас Лилит.
– Знаю, – кивала Тесс и тоже плакала, смотря на Лилит, – мне тоже их очень не хватает!
Ее голос сорвался на последнем слове, и тут слезы прорвали барьеры в моих собственных глазах, подталкиваемые горюющим сознанием, которое шептало, точно плакальщица на похоронах человечества, что если командир не стесняется слез, то нам всем и подавно не следует.
Слушая жалобный вой Лилит, мы дали волю слезам, наплевав на бравость и мужественность: даже Зелибоба снял три-дэ очки, поставил локти на колени и закрыл ладонями глаза, не в силах совладать с бездонной печалью, плотной паутиной сковавшей наши одинокие сердца и израненные души. Лилит ревела по-звериному, прижимая кулак с кулоном к груди и раскачиваясь из стороны в сторону, как умалишенная. Тесса плакала по-человечески рядом с ней, прижимая свой кулон к груди. И вместе мы оплакивали целый мир, который потеряли. Его уничтожили за нас, искромсали, истоптали, оставив нам лишь смерть, разлуку, тонны крови и невыносимую боль, с которой мы вынуждены выживать и бороться за возвращение тех, кто как раз и разрушил его! Закованные в безвыходную участь, которую мы не выбирали, которую нам насадили те алчные ублюдки типа жирного Альфреда Гласса из Фармчейн и равнодушного Вейнера Графа из Сандоз, так точно олицетворяющие две самые разрушительные черты человека, мы страдаем физически от обезобразившей нас болезни и душевно от нескончаемой скорби.
Я не хочу возвращать к жизни ни Фармчейн, ни Сандоз, ни олигархов, ни военных диктаторов. Я хочу похоронить их под грудами миллионов разлагающихся трупов, что они породили, хочу, чтобы они мучились в аду до скончания веков. Но я хочу вернуть Лилит, ее маленьких детей… хочу вернуть Кристин. Я буду бороться за тех людей, которые стали жертвами кучки ненасытных варваров, поглотивших целую планету для того, чтобы в конце концов умереть от прожорливости.
Рыдания Лилит затихали, и мой взор уловил изменения в ее бешено скачущих мозговых ритмах. Сыворотка прекращала действие, вирус отвоевывал поле битвы обратно, восстанавливая свой гомеостаз. Энцефалограмма демонстрировала постепенное снижение активности мозга, пока шестнадцать разноцветных линий не вернулись в привычный монотонный ритм.
– Тесса, уходи оттуда! – немедленно скомандовал.
И поразился тому, насколько хрипло прозвучал мой голос.
Тесса очнулась и вышла из ямы отчаяния, вытерла мокрое от слез лицо ладонями, а потом подошла к Лилит, обхватила ее лицо руками и взглянула той в яркие голубые глаза.
– Помни о своих детях! Помни это чувство! Держись за него! Оно вытащит тебя из безумия! – проговорила Тесс, надеясь, что Лилит поймет ее.
Ровные линии энцефалографа доказывали, что слова Тесс остались неуслышанными настоящей Лилит, и когда Тесса запирала дверь бокса, Лилит уже снова впала в безумие. Она забыла про кулон, который продолжал висеть у нее на груди, как оскверненная святость, и снова прыгала по боксу, рыская в поисках знакомых запахов.
В лаборатории вдруг стихло. И еще долго никто не мог произнести ни слова, потому что мы вспомнили всех, кого потеряли, вспомнили бездонную пустоту и ноющую боль в груди, о которой так старались забыть. Мы все потеряли кого-то. Мы все сироты. Мы забыли, что такое родительская любовь, любовь супруга, любовь детей, а Лилит своим чудовищным ревом нам напомнила. Она оплакивала своих потерянных малышей. Возможно, она даже сама убила их. Это жутко! Это чудовищно! Но даже зная, что здесь в этом мире ее ждет полная разруха, ужасная правда, невыносимая боль, Лилит готова вернуться. Она где-то там, по-прежнему живая и прекрасная. И она ждет, когда мы спасем ее из небытия.
– Вытащи ее оттуда! – сказала Тесса.
Я не сразу понял, что услышал ее слова. А когда мозг переработал их, не смог ничего ответить. Кроме как кивнуть.
Мы смотрели друг на друга, полные ненависти на самих себя за то, что уподобились человеку из прошлого и пытались делить авторитет, известность, поддержку сторонников, совершенно забыв о том, ради чего мы все здесь собрались. Взглядами мы обменивались всем: извинениями, прощениями, печалью, утешением.
Тесса тоже потеряла дорогих ее сердцу людей, просто не говорит об этом. Как и я. Как и все мы. Этот жестокий факт мы просто сделали частью обыденной реальности мира после конца света, когда не осталось ничего, кроме боли и скорби.
Весь мой эксперимент перестал быть рутиной чередующихся исследований, научных достижений и препарированием подопытных зараженных. Он превратился в горькую жизнь. Нет больше ни здоровых, ни инфицированных. Есть только люди, которые уничтожили свой рай из-за глупости, из-за жадности, из-за собственного эгоизма. Есть только люди, которые раскаиваются в содеянном и отчаянно пытаются вернуться к жизни.
