Ана Эм
Очевидный выбор
17
Нет ничего хуже, чем день рождение,
на котором тебя не ждут
Тело медленно просыпается, пока наконец до сознания не доходит -кто-то целует меня в щеку, аромат роз щекочет нос, а матрас прогибается рядом со мной.
– С днем рождения. – шепчет знакомый голос.
Но как такое…
Я распахиваю глаза и вижу перед собой знакомую улыбку, морщинки вокруг глаз и букет красных роз рядом на подушке.
– Шон? Что ты здесь делаешь? – хриплю я, резко садясь в кровати.
Его брови взлетают вверх, и я только сейчас осознаю, что тон моего голоса возможно был не таким…вежливым. Но он застал меня врасплох.
– Ты не рада, что я вернулся?
– Нет. – тут же начинаю оправдываться. – Я рада, просто не ожидала. Ты ведь должен был вернуться только на следующей неделе.
– Думаешь, я бы смог пропустить твой день рождения?
День рождения? Что? О чем он?
– А какое сегодня число?
– Сегодня 27 июля. Чем ты занималась все это время, если даже забыла, какой сегодня день?
Ты бы знал, чем я занималась, если бы писал мне. Конечно, я тоже ему не писала. Но это совершенно не отменяет моей озадаченности. Как я могла забыть про собственный день рождения? И что еще хуже, почему я совсем не радуюсь тому, что Шон вернулся раньше?
– Я… эм, я работала.
Он наклоняется ближе, и не успеваю я сориентироваться, как его губы накрывают мои. Быстро. Легко. Этот жест кажется настолько обыденным и в то же время чужим, что не вызывает ровным счетом никаких эмоций.
–Давай вставай. – бодро говорит он. -У меня сегодня на тебя большие планы.
Шон выходит из спальни, а я в смятении таращусь на букет роз рядом с собой. Они красивые, не спорю, и наверняка дорогие. Но ведь они не живые. Кто-то уже лишил их жизни, срезал с земли, оторвал от дома. А теперь они лежат здесь в моей кровати. Я уже просила его, чтобы он не дарил мне цветов. Но очевидно не у всех срезанные цветы вызывают ассоциации со смертью. У нас даже вазы здесь нет.
– И что мне с вами делать?
Поднимаюсь с кровати, беру букет и направляюсь в ванную, там набираю воду в раковину и опускаю их туда. Только потом понимаю насколько глупой была эта идея. Теперь мне не умыться. Придется чистить зубы во время душа.
Выхожу спустя наверное минут сорок. По большей части я тупо не могла сообразить, что к чему. Видеть здесь Шона кажется таким странным, даже раздражающим. Мы делили эту квартиру вместе полгода. Но за неделю жизни в одиночестве у меня возникло ощущение, что так и должно было быть всегда. В смысле, я уже привыкла жить здесь одна. Вставать, ходить голой по дому, наливать себе чашку кофе, выкуривать пару сигарет прямо на диване…
Вот черт! Сигареты!
Я лечу к кофейному столику, но их там уже нет, как и тарелочки, которая служила мне пепельницей.
Черт! Черт! Черт! Дерьмо!
Аккуратно захожу на кухню, Шон сидит там на своем месте, как обычно, за столом, попивает кофе.
Так, спокойствие. Подумаешь, я курила в его отсутствие. Что здесь такого? Мне в конце то концов уже 23, точнее 24.
Твою мать! МНЕ 24! Просто цифры, просто цифры – успокаиваю я себе. Но легче не становится. Моя жизнь в полном раздрае и кажется я стала ходячим клише кризиса двадцати. Размытое представление о будущем, отсутствие своего жилья, нормальной работы, целей на жизнь. Иными словами, 24 это полный отстой.
Я делаю себе кофе молча, искоса бросая взгляд на Шона, но он чем-то сильно увлечен в своем планшете. Достаю йогурт из холодильника, срываю с него крышку и открываю шкафчик под раковиной.
Вот дерьмо!
Мои сигареты с тарелочкой покоятся вместе с другой кучей мусора в урне. В голове проскальзывает мысль достать, но я отдергиваю себя. Черт, как же хочется курить. Бросаю крышку сверху и захлопываю шкафчик, делая глубокий вдох. Слышу, как он сглатывает, как отпивает кофе, как пальцем стучит по столу, даже его дыхание, черт возьми, действует мне на нервы. Беру ложку из другого шкафчик и делаю огромный глоток кофе.
– Ты обдумала наш разговор?
– Который именно? – резко бросаю я, разворачиваясь к нему лицом.
Стоит ли упоминать его последние слова, сказанные мне по пьяне?
– О твоей работе.
– Да. – вру я. – Я все хорошо обдумала, и не собираюсь увольняться.
По лицу вижу, что ему не нравится ответ, но он ничего не говорит. Но я хочу, чтобы он сказал. Хочу, чтобы мы высказали друг другу все. И прежде всего тот факт, что он выбросил мои гребанные сигареты!
На улице раздается шум. Точнее, музыка. Очень громкая. И до ужаса знакомая, это P!nk – U+Ur Hand. Улыбка растягивается на моем лице впервые за это утро. Ставлю кружку на стол, вылетаю на балкон и вижу огромную связку разноцветных шаров. А под ними Элиота и Эмму, одновременно качающими бедрами из стороны в сторону, прям, как я, тогда в баре. Они оба широко улыбаются мне, а я не могу не хохотать, потому что люди косятся на них, особенно когда Элиот поет прохожему "Я здесь не для того, чтобы тебя развлекать…оставь себе свои деньги, сегодня только ты и твоя рука".
Эмма скручивается пополам от смеха. А шарики развеваются, когда Элиот делает еще одно движение бедром.
– Старушка! – выпрямляется он и кричит мне. – Спусти свои волшебные волосы! Или тащи сюда свой зад! Мои шары не влезут в дверной проем, – он подмигивает. – если ты понимаешь, о чем я.
В уголках глаз скапливаются слезы, то ли от смеха, то ли от счастья. Рядом возникает Шон, я понимаю это по тому, как лицо Эммы вытягивается, и она выключает колонку в своей руке.
– И тебе привет, – кричит Элиот. – угрюмый мужчина.
Я подавляю улыбку.
– Сейчас спущусь. – кричу друзьям и возвращаюсь обратно.
– Сегодня вечером, ты – моя, Дана. – говорит мне Шон, когда я уже на полпути в спальню. Стараюсь не думать о том, что впервые за шесть лет, мне совсем не хочется проводить свой день рождение с ним. Нам определенно нужно поговорить, но не сейчас, не сегодня.
Не успев толком привести волосы в порядок, я выбегаю к друзьям. Они одновременно стискивают меня в объятиях.
– С днем рождения, дьяволенок. – говорит Элиот. Затем и Эмма.
– Честно, я забыла о своем дне рождения. – признаюсь я, отстраняясь.
– Мы так и поняли. – отвечает Эмма. – Поэтому мы и здесь. Решили, что так сюрприз получится неожиданней.
– У вас получилось. – натягиваю улыбку. Не хочу думать о Шоне. Мои друзья здесь, большего мне не нужно.
– А теперь мы можем уже наконец позавтракать? – жалобно протягивает Элиот, и я начинаю смеяться.
Эмма бросает взгляд на балкон, затем на меня.
– Позже. – отвечаю я одними губами, и она кивает.
Что может быть лучше, чем круассан на завтрак со свежесваренным кофе? Только ментоловая сигарета, которой великодушно поделилась со мной подруга. Солнышко приятно припекает лицо. Мы сидим на веранде, недалеко от сквера с фонтаном, откуда доносятся крики маленьких детей и шум воды. Элиот наконец привязал шары к моему стулу.
– И что мне с ними делать? – спрашиваю я озадаченно.
– Что хочешь. – пожимает плечами. – Можешь загадать желание и выпустить в добрый путь.
– Я подумаю.
– Итак, – начинает подруга. – какие планы на сегодня?
Мое хорошее настроение немного спускается с небес на землю. Вот бы эти шары могли унести меня куда-нибудь подальше отсюда сегодня.
– У Шона какие-то планы на вечер. Скорей всего он хочет провести вечер наедине со мной.
Эмма и Элиот переглядываются.
– А чего хочешь ты? – спрашивает Элиот.
Я выдыхаю дым вместе с потоком мыслей.
– Хочу, чтобы этот день поскорей закончился. – таращусь в пепельницу перед собой, потому что не могу поднять глаза на друзей.
– Эй, – зовет Элиот, и обхватывает меня пальцами за подбородок, чтобы я взглянула ему в глаза. – Ты имеешь право провести этот день так, как этого хочешь ты.
Правда? У меня есть такое право? Потому что сейчас мне так не кажется. Это мой первый день рождения с друзьями. Впервые мы все вместе в одном месте, и это место -Париж. Но тогда почему я испытываю вину за свое желание разделить этот день с ними перед человеком, который специально пролетел километры ради меня.
– Давайте, не будем об этом. – отмахиваюсь я. – Эмма, как прошло твое свидание?
Элиот тут же начинает усмехаться, откидываясь на спинку стула перед нами.
– Что? – напираю я.
Эмма посылает Элиоту раздраженный взгляд.
– Ну, в общем…это не было обычным свиданием.
– Он оказался геем. – выдает Элиот, уже не скрывая своего веселья.
Подруга тут же ударяет его в плечо.
– Что? – уголки моих губ предательски дергаются вверх.
– Давай, не сдерживайся. – говорит она, закуривая еще одну сигарету.
Я сталкиваюсь глазами с Элиотом, и мы одновременно начинаем дико смеяться.
– Прости, Эм, просто, – пытаюсь оправдаться между прерывистыми вздохами. – обычно, я тот человек, который встревает в подобные ситуации.
– Неужели? – усмехается Элиот. – Ты тоже лезла целоваться к парню и получала от него отворот поворот?
От этих слов дым застревает в горле вместе с воздухом, и новый прилив смеха разрывает меня.
– Ты полезла к нему целоваться? Ты?
– Очевидно, два месяца без секса отравили мой мозг. – усмехается она.
– Ну, – пытаюсь подбодрить ее. – ты хотя бы не светила своей промежностью перед толпой незнакомцев.
И это действует, она заметно расслабляется.
– Два месяца? – хмурится Элиот. – Детка, почему ты раньше не сказала? Я мог бы помочь тебе с этим.
Она переводит на него взгляд, выпуская дым. О, нет. Вот черт! Она сейчас серьезно обдумывает этот вариант?
Пару секунд они молча общаются одними только взглядами, от чего мне становится неуютно, потому что сексуальное напряжение сдавливает воздух между нами.
– Где и когда? – вдруг выпаливает она.
– Сегодня у тебя. – без колебаний отвечает Элиот.
– Почему у меня?
– Потому что ты мой друг, детка. И вряд ли моя берлога разврата придется тебе по вкусу.
– Ты прав.
Нет, этот мир точно сошел с ума. Хотя почему бы и нет, ведь сегодня родилась я.
После завтрака ребята разъезжаются, оставляя меня одну на улице со связкой шаров. Элиот предложил загадать желание. Почему-то теперь список моих желаний стал вдруг таким ясным и отчетливым. Еще несколько дней назад мне едва удалось набросать три пункта, а сейчас в голове столько всего. Но я выбираю одно единственное и поднимаю лицо к небу.
Пожалуйста, дай мне знак, пни меня под зад, просто намекни, как правильно мне поступить.
Отпускаю шары в воздух, и как раз в этот момент мимо проходит молодая пара, держась за руки. Парень целует девушку с короткими рыжими волосами в висок. Он выглядит счастливой.
Если это знак, то у Вселенной идиотское чувство юмора. Но как говорится, если не хочешь получить ответ, не спрашивай.
Вечером, когда я выбираю, что надеть на ужин с Шоном, мой взгляд мечется от одного длинного платья к другому, и ни одно из них не вызывает во мне тех же эмоций, как то синее платье, что обрезала Эмма. Поэтому я просто достаю его и натягиваю на себя.
Шон появляется в дверях, и я оборачиваюсь. Он бросает на меня оценивающий взгляд, и я сжимаюсь под ним.
Шесть лет. Мы вместе шесть лет. Это долгий срок. Нужно просто постараться.
– Только не говори, что ты собираешься пойти в этом? – усмехается он.
– А почему нет? – снова оборачиваюсь к зеркалу, изучая свое отражение. Я выгляжу сексуально.
– Потому что оно слишком короткое. – просто отвечает он и подходит сзади. – И еще, – он одевает мне украшение, которого у раньше у меня не было. – Оно не подходит к этому.
Его руки ловко застегивают замочек на моей шее. Колье с бриллиантами. Красиво, но он прав, оно даже близко не подходит к платью, не сочетается с моими немного кудрявыми волосами, и уж точно не подходит мне. Неужели я одна это вижу?
– Спасибо. – бормочу я.
Шесть лет.
– Всегда пожалуйста. Давай, переодевайся, мы опаздываем.
На этих словах он снова оставляет меня в одиночестве. И мне все больше хочется просто остаться дома.
Что ты творишь, Дана? – спрашиваю я себя. Но все-таки выбираю черное элегантное платье, тоже подаренное Шоном и переодеваюсь.
Спустя час я с ужасом наблюдаю за тем, как его машины останавливается у ресторана, в котором я работаю.
Он это серьезно?
Внутри не горит свет, хотя еще далеко до закрытия.
Тристан.
Черт.
– Что мы здесь делаем? – нервно спрашиваю я, но он не отвечает, только выходит из машины и открывает передо мной дверь.
Я хватаюсь за сумочку, как за спасательный круг, и выхожу. Ноги трясутся. Мне кажется, что я сейчас в обморок свалюсь. Он берет меня за руку и уверенно ведет внутрь.
Пару секунд нас окутывает абсолютная темнота, но затем свет резко включается, раздается возглас.
– С днем рождения!
Секунду, я вообще не понимаю, что происходит. Вижу своих родителей, улыбающихся мне в первых рядах, еще толпу знакомых Шона, его друзей с работы. Мы встречались пару раз на совместных ужинах. С усилием натягиваю улыбку.
– Сюрприз. – шепчет Шон мне на ухо и ведет прямо в толпу.
– С днем рождения, Дана. – говорит мне мама. Следом папа, а затем еще люди. Один за другим, чьи имена я не помню. Здесь даже Мэри-Энн и другие подруги мамы.
А этот ресторан…он другой. Столы убраны. Слева что-то похожее на фуршет. А из колонок играет классическая музыка, никакого инди или поп-музыки.
– Все твои подарки у входа. – говорит мне мама, и я смотрю на одинокий стол с множеством коробочек.
Это что сон какой-то? Все до жути напоминает мне дни рождения в детстве, где я никого не знала. Мне хочется сбежать отсюда, и как можно дальше, но рука Шона крепко удерживает меня за талию, когда он общается с одним из своих друзей. Я судорожно ищу в толпе хотя бы одно знакомое лицо, по-настоящему знакомое. Взгляд находит Адалин за баром. Вырываюсь из объятий и лечу туда.
– Привет! С днем рождения! – весело говорит она мне.
– Что это вообще такое? – указываю на подобие вечеринки за моей спиной.
Её брови сходятся на переносице.
– Твой парень пришел сегодня утром и выкупил весь ресторан. Ты что, не рада?
– А по мне не видно? Я просто в восторге! – цепляю на лицо приторно фальшивую улыбку, и она морщится.
– Мне жаль. – говорит она.
– Неважно. Лучше дай мне что-нибудь выпить. Яд, например.
Она усмехается и наливает мне в стакан что-то, похожее на виски.
– Тристан отпустил всех домой. – вдруг говорит она. – Твой парень хотел именно…
– Шон, его зовут Шон. – отпиваю внушительную порцию виски, и тут же морщусь от горького вкуса. Горло обжигает, и мне хочется опустошить свой желудок.
– Шон хотел, чтобы именно Тристан приготовил блюда для сегодняшнего вечера.
– Что?
– Да.
Дерьмо! Дерьмо! Я так зла, и хуже всего то, что даже не понимаю от чего конкретно. Допиваю залпом оставшуюся жидкость, как лекарство. Взгляд устремляется на дверь кухни. Мне хочется увидеть его, хочется извиниться. Но за что? За то, что Шон решил показать свое превосходство в месте, которое стало для меня таким важным? Я радуюсь, что хотя бы Марселя здесь нет. Но и Эммы тоже, и Элиота. Здесь нет ни одной души, которая могла бы облегчить мои страдания.
Сколько прошло времени? Час? Два? Вечность? Понятия не имею, перед глазами все плывет. Кто-то поздравляет Шона с повышением, кто-то с тем, что ему досталась такая красавица, как я.
Просто блеск.
– А вот и наш знаменитый шеф! – вдруг заявляет Шон. Я слежу за его взглядом и сталкиваюсь с парой измотанных синих глаз. Но он тут же отводит взгляд и натягивает улыбку. Фальшивую. Я знаю это, потому что уже видела его искреннюю улыбку, и вот эта далека от неё.
– Еда была великолепной. – продолжает Шон.
Тристан благодарит его. А мне хочется провалиться под землю. Пусть это все закончится.
– Сегодня особенный вечер. – Шон ведет меня в эпицентр этого Ада и поворачивается ко мне лицом. – Потому что именно сегодня родилась эта потрясающая девушка.
Мои глаза мечутся в поисках чего-то, кого-то. Что он делает?
– Дана, мы вместе уже шесть долгих лет. И с нашей первой встречи я сразу понял, что ты -единственная, кого я хочу видеть рядом с собой.
Нет. Нет. Нет. Только не это. Он не может…
Мое дыхание перехватывает, когда он медленно опускается передо мной на одно колено. Голова начинает кружится, ноги трястись. Он достает из кармана пиджака маленькую красную коробочку.
Нет. Нет. Сейчас?
Я ищу кого-то в толпе, кого-то, кто смог бы вытащить меня отсюда. Но никто не приходит мне на помощь. Я одна. В толпе незнакомцев. Перед парнем, которого знаю всю свою жизнь, перед тем, кто вытащил меня из клетки родителей, перед тем, кто привез меня сюда, и перед тем, кто сейчас предлагает мне еще одну клетку. Осознание этого разрывает что-то глубоко внутри меня.
Он открывает коробочку, и я вижу эту клетку со сверкающим камнем.
– Ты станешь моей женой, Дана Эдвардс?
18
Мои ладони стискивают сумочку до боли в костяшках.
Ты станешь моей женой?
Прямой вопрос, и на него может быть только два ответа. Все просто. Я судорожно втягиваю носом воздух, но он не хочет проникать в легкие. Мой взгляд поднимается к Тристану, который стоит в стороне от всего происходящего. Я знаю, что если попрошу его увезти меня отсюда, он сделает это, не моргнув и глазом. Но просто не могу так поступить, ни с ним, ни с Шоном, ни с собой.
Поэтому я перевожу глаза на Шона, сглатываю и отвечаю:
– Мы можем поговорить?
Он хмурится, косится на людей вокруг нас, но мне плевать, хоть я и знаю, как ему неловко. Черт, я, как никто другой, знаю, что такое унижение и неловкость. Именно поэтому прошу его об этом. Он захлопывает коробочку и встает. Слышу перешептывания за спиной, когда уверенно направляюсь к двери.
Теплый воздух встречает меня, но я все равно дрожу.
– В чем дело? – раздраженно спрашивает Шон. И от этого дышать только сложнее.
– В чем дело? – усмехаюсь я, оборачиваясь к нему. – Это ты мне скажи. Какого черта это сейчас было?
– Не пойму, чем ты недовольна?
– Чем?
Злость, скопившаяся где-то в глубине поднимается к горлу.
– Зачем ты это сделал? Зачем все это?
– Что именно? – спокойно спрашивает он. – Тебе не понравилась вечеринка? Ты поэтому решила опозорить меня перед нашими друзьями?
– Друзьями? – я кричу, потому что больше нет сил молчать. – Там нет ни одного человека, кого бы я могла назвать своим другом Шон!
– Не кричи. – он хватает меня за локоть и оглядывается по сторонам на прохожих. – Не устраивай сцену посреди улицы.
– Да мне плевать, кто нас слышит! – вырываю руку. – Пусть все услышат!
Он снова дергает меня за руку и отводит в сторону.
– Успокойся. – рычит он, и я вырываюсь.
– Не приказывай мне! Я и сама знаю, как себя вести!
–Ты пьяна.
Я начинаю смеяться, почти истерически.
– Да, ты чертовски прав. Я пьяна. Но если думаешь, что в этом наша проблема, то ты глубоко заблуждаешься.
– И в чем наша проблема, а? Давай просвети меня.
– Ты любишь меня? А? Шон, ты вообще любишь меня? Потому что если бы любил, то не устроил бы этот дешевый спектакль.
Он смотрит на меня, как на сумасшедшую.
– Дешевый спектакль? Я сделал это все для тебя.
– И что из этого было для меня? Твои друзья?
– Да все, что я делал, было и есть ради тебя. – он встает ко мне вплотную. – Я забрал тебя с собой в Париж, дал тебе возможность делать все, что захочешь. А все, что получаю в итоге это гребанную неблагодарность.
Его слова, словно удар под дых. Он говорит в точности, как мой отец. Слезы застилают глаза. Не могу поверить, что не замечала все это время, не понимала.
– Что мы вообще делаем вместе?
– Ты пьяна. – хватает меня за руку и тянет к ресторану. – Поговорим дома.
Я выдергиваю руку.
– Нет. Мы поговорим сейчас.
Его челюсти сжимаются.
– Ты не в себе и запуталась. После помолвки мы вернемся в Нью-Йорк и все будет по прежнему.
– Что? Ты вообще слышишь себя? Шон, я не вернусь в Нью-Йорк и не выйду за тебя. Услышь меня.
– Что ты хочешь, чтобы я сделал? – резко бросает он. – Чтобы просто выбросил шесть лет на помойку, черт тебя подери?
Я закрываю лицо руками.
– А по-твоему лучше мучить друг друга еще лет тридцать? – опускаю руки, мотая головой.
– Мучить? Вот, что для тебя наши отношения, мучения? – он нависает надо мной.
– Я не это хотела сказать…
– А что, твою мать, ты хотела сказать?
– Я устала притворяться кем-то другим. Устала делать вид, что бросила курить, хотя мы оба знаем, что это не так. Устала оправдываться каждый раз, когда провожу время с друзьями, устала пытаться соответствовать образу в твоей голове. – из меня вырываются всхлипы. – Ты не любишь меня, Шон. И я тебя больше не люблю.
– Что за бред ты несешь? Любовь? Дана, любовь это сказки. А вот она реальность. Я вложил в эти отношения шесть лет своей жизни и не собираюсь вот так просто сдаваться.
Смотрю ему в глаза и не вижу того, с кем меня свела жизнь в школе, не чувствую того, что испытывала, когда он впервые меня поцеловал, взял за руку. Этого больше нет. Ничего нет.
– Тогда можешь продолжать. Но без меня.
Делаю шаг назад, собираюсь уйти, но он останавливает меня, обхватывая за плечи.
– Поговорим завтра. – его пальцы больно впиваются в кожу.
– Я уже все сказала. – пытаюсь вырваться. – Пусти, ты делаешь мне больно.
– А ты не делаешь? – почти шепотом произносит он.
– Отпусти меня. – бросаю взгляд на проходящую мимо даму, он делает то же самое и вдруг отпускает.
– Ты не можешь вот так все закончить.
– Могу, и уже давно должна была это сделать. Прости, Шон.
Делаю шаг назад, затем еще один, и еще, чувствуя, как в легкие поступает больше кислорода, как сердце начинает бешено стучать с каждым ударом. Его взгляд не отрывается от моего, пока я не разворачиваюсь, продолжая идти.
– Еще ничего не кончено. – слышу его голос за спиной.
Иногда у тебя не получается, иногда ты падаешь, но снова поднимаешься, а иногда, чтобы расправить крылья, нужно набраться смелости и обрезать все нити, связывающие тебя с прошлым.
Я просто продолжаю идти, и может, за моей спиной еще не отросли крылья, но я отчетливо чувствую, как обрывается одна нить за другой, разрывается, тянет за собой другие, пока я просто продолжаю идти.
Шесть лет жизни. Шесть. Лет. Воспоминания вонзаются в меня одно за другим. Вот он тащит меня на смотровую площадку Нью-Йорка, улыбается так тепло. Он всегда так улыбался? Вот мы едим мороженное у него в машине под проливным дождем. Он крепко держит меня за руку, когда я хочу сбежать с приема. Вот он лезет в мое окно, спотыкаясь о лампу в комнате моего общежития. Потом вытирает мои слезы после очередной ссоры с мамой, крепко обнимает, обещает, что все наладится. А вот мы на дне рождении его мамы втихаря поедаем торт на кухне. Наш первый раз. Мой первый раз, он спрашивает, в порядке ли я, гладит меня по щеке, и я улыбаюсь, кивая. Поцелуи, от которых я чувствовала себя счастливой, улыбки, которые обещали весь мир. Шесть лет.
В какой момент все изменилось? Когда я это почувствовала? Когда я поняла, что не люблю его?
Смотрю на Сену с моста. Вот я снова здесь. Даже не понимаю, как ноги привели меня сюда. Сколько прошло часов?
Я вообще любила Шона? Или он просто был моим воздухом, которого не хватало дома? Звезды загораются в небе.
И вдруг появляется это чувство – одиночество. Я одна. Теперь по-настоящему. Только я и этот город, который стал мне верным другом. Почему я не смогла сказать "да"? Такой короткий ответ. Пара букв. Почему просто не остаться с тем, кто всегда был там со мной?
Ответ приходит почти сразу.
Потому что я больше не та Дана.
Я больше не та девушка, кто хваталась за него обеими руками, не та, кто готова была пойти на все, лишь бы он увез меня из дома.
– Дана! – слышу свое имя и поворачиваю голову.
Эмма. Она с облегчением выдыхает при виде меня. И с каждым её шагом навстречу мне я теряю самообладание. Больше не могу сдерживаться. Слезы вырываются из меня потоком, который трудно остановить. Я просто плачу, и плачу. Она подбегает ко мне и крепко стискивает в объятиях. Но мои руки так и остаются вдоль туловища. Они не цепляются за неё. Я больше не хочу ни за кого цепляться. Я хочу обрести опору в себе, но просто не знаю как, поэтому медленно тянусь к ней и наконец обнимаю в ответ. А слезы все текут и текут, оплакивая, исцеляя, освобождая.
Когда мы добираемся до ее дома, нас встречает Элиот. Ничего не спрашивая, он просто ставит два бокала на столик и разливает вино перед нами. Они оба молчат. Эмма садится рядом со мной, а Элиот рядом со столом на пуфике. Только сейчас до меня доходит, что он в одних джинсах.
– Вы и правда это сделали? – недоверчиво спрашиваю я.
Элиот старательно подавляет улыбку и переводит взгляд на Эмму, которая вздыхает.
– Не успели. – отвечает она. – Мне позвонил Тристан, рассказал, что произошло. Ты не отвечала на звонки, поэтому я поехала тебя искать.
– Что? Что он рассказал?
– К сожалению, все. Вас слышал весь ресторан.
– Вот черт. – я издаю мучительный стон.
– Да ладно тебе, – подбадривает Элиот. – знаешь, как говорят, одним унижением больше, одним меньше.
– Никто так не говорит. – бурчу я, и он усмехается.
– Так говорю я. – он протягивает мне бокал, но я отказываюсь.
– Можно сигарету. – прошу Эмму.
– Конечно. – она тянется к пачке на столе, достает одну, протягивает мне, а потом подносит зажигалку.
Я делаю глубокий вдох и выпускаю дым.
– Это было ужасно. – говорю я.
– Что именно? – спрашивает Эмма. – Та вечеринка или после?
– Всё.
Снова затягиваюсь.
– Но знаете, что самое ужасное? Сейчас я почти ничего не чувствую. Нет боли, как в этих чертовых фильмах. Я просто ушла. И даже почти жалею, что не сделала этого раньше.
– У тебя шок. – Элиот снова протягивает бокал, и на этот раз я не отказываюсь. Выпиваю немного.
– Я просто не знаю, что мне дальше делать.
– Просто пей. – отвечает он.
– И кури. – добавляет подруга.
От их приказного тона я начинаю смеяться. Но выполняю их требования. С радостью.
– Не верю, что вы и правда хотели заняться сексом.
Элиот пожимает плечами.
– Мы сделаем это, только в другой раз.
– Ах, точно! – вдруг вскакивает Эмма.
– Не сейчас, детка. – усмехается Элиот. – Я, конечно, приветствую твой энтузиазм, но тут как бы Дана. Хотя я и не против тройничка.
Он вопросительно смотрит на меня.
– Ну, в качестве утешения, разумеется. Мы ведь друзья. – подмигивает.
Из меня вырывается смешок, а Эмма швыряет в него подушку, которую он ловит на лету.
– Я сейчас вернусь. – говорит подруга и скрывается в спальне.
Элиот продолжает внимательно изучать мое тело, и от меня не ускользает вызов в его глазах.
– Даже не думай.
– Никто не может запретить мне думать, дорогая Дана.
Эмма появляется с коробкой в руках, снова садиться рядом и протягивает её мне.
– Что это? – хмурюсь и ставлю бокал на столик.
– Это твой подарок, утром забыла взять с собой.
Поднимаю на нее удивленный взгляд. Я совсем не ждала никаких подарков. Да что уж там, я даже забыла про свой собственный день рождения. Тушу сигарету о пепельницу и принимаюсь открывать.
До меня не сразу доходит, что это за розовая штуковина. Но потом Эмма нажимает на кнопочку и прибор начинает вибрировать в руке.
– У него несколько мощностей и скоростей. – объясняет она, и мой рот широко распахивается.
– Это же вибратор. Розовый вибрирующий вибратор.
Элиот заливается смехом.
– Только не говори, что ты ни разу в жизни не держала вибратор в руках.
Я поднимаю на него глаза. Ответ буквально написан на моем лице. И он только больше начинает смеяться.
– Надо же, Эмма, ты прям, как в воду глядела.
Честно? У меня уже были мысли попробовать нечто подобное. Но я так и не осмелилась. Выключаю вибратор и аккуратно кладу в коробку.
– Спасибо. – искренне говорю я подруге, и почему-то снова чувствую, как мокнут глаза.
– Эй, – она кладет руку мне на плечо. – ты чего? Не понравилось?
– Нет. – машу головой. – Понравилось, просто, кажется, за весь сегодняшний вечер ты – единственная, кто угадал с подарком. Я конечно, не проверяла остальные там в ресторане, но что-то мне подсказывает, что там нет ничего для меня. – бормочу сквозь слезы. – Я не хочу возвращаться домой. Просто не могу…
– Тебе и не нужно. – твердо говорит она. – Дана, ты можешь оставаться здесь столько, сколько тебе нужно.
– Отключи мозг. – добавляет Элиот. – Сегодня тебе не нужно принимать никаких решений. Отпусти себя. Хочешь, можем пойти куда-нибудь?
– Нет. Я хочу остаться здесь.
– Отлично. – он встает и направляется к колонке на полке. – В таком случае, нам стоит немного разрядить обстановку, как думаете?
Он достает телефон из кармана и подключается к колонке. Женский голос оживает в комнате. Элиот начинает покачивать бедрами, направляясь ко мне. Я отставляю коробку в сторону, делаю внушительный глоток вина, когда он тут же хватает меня за руку, заставляя подняться. И вот я уже прижимаюсь к нему спиной, пока он своими руками раскачивает мои бедра. Эмма смотрит на нас со своего места, улыбаясь. Подбегаю к ней и беру за руку. Мы начинаем вместе подпрыгивать на припеве, танцуем, бегаем по всей квартире. Раздается громкий смех и визг, когда Элиот ловит Эмму сзади, кружа вокруг себя. Волосы прилипают к шее, сил не остается, но я продолжаю танцевать, потому что это все, что мне остается.
Без понятия, что я буду делать завтра или через месяц. Но у меня есть этот момент. Только он. Есть мои друзья, которые сейчас обнимают меня.
Есть я.
И в эту ночь я бы не хотела оказаться ни в каком другом месте.
Без сил мы выдохшиеся и со сбитым дыханием падаем на пол посреди кухни. Элиот откуда-то достает косяк, и мы выкуриваем его на троих.
В голове шумит, а легкие сдавливает дымом, и почему-то именно сейчас я вспоминаю тот поцелуй на балконе.
– Сейчас вернусь. – бросаю друзьям и проскальзываю в гостиную.
Знаю ли, что я делаю? Нет. Но в данный момент я вообще уже ничего не знаю. Рафаэль оказался прав во всем. Я трусиха. Я боюсь всего на свете. Боюсь остаться одна, боюсь принимать решения, боюсь делать выбор. Чем больше думаю, тем страшнее становится. Хотя когда я спускаюсь на этаж ниже, весь страх куда-то испаряется. И вот я уже стою перед дверью, надеясь, что его не окажется дома. Тем не менее я стучу. Снова и снова. Задержав дыхание.
Дверь распахивается перед моим лицом. Удивление пробегает на лице Рафаэля. А мое дыхание перехватывает, потому что на нем кроме спортивных штанов больше ничего нет.
– У меня сегодня день рождения. – хрипло говорю я.
– С днем рождения. – удивленно отвечает он, шире открывая дверь, приглашая войти, но я только качаю головой.
– Ты не должен был тогда целовать меня.
Уголки его губ подрагивают.
– Ждешь извинений?
– Да.
– Это нечестно, не думаешь? Ведь у тебя день рождения.
– А мне плевать.
– Чтобы извиниться, нужно испытывать вину.
– Плевать. Забери тот поцелуй. – требую я.
– Зачем мне это делать?
– Потому что я люблю дожди. А теперь не смогу гулять, не думая при этом о тебе.
Его взгляд меняется, он приоткрывает рот, словно хочет что-то сказать, но молчит. Просто смотрит на меня своими темными глазами. По телу пробегают мурашки.