bannerbannerbanner
полная версияОчевидный выбор

Ана Эм
Очевидный выбор

– Я прошу прощения за тот поцелуй.

Что-то должно было встать на место. По крайне мере, мне так казалось. Но ничего не изменилось. Тот поцелуй не стереть словами. Его слова, сказанные тогда, не перекрыть извинениями. Они уже плотно засели во мне. Он…

Я киваю и разворачиваюсь, поднимаясь наверх.

– Но что ты будешь делать с тем, что я все равно помню? –  слышу его голос. – Что если я не хочу забывать?

Не знаю. Потому что я тоже помню. И кажется, тоже не хочу забывать.

Возвращаюсь домой. Достаю телефон из сумочки на полу и печатаю сообщение.

Я: нет ничего хуже, чем день рождение, на котором тебя не ждут.

19

Голова раскалывается пополам, когда я, как в тумане, вылезаю из спальни. Элиот в одних боксерах дрыхнет на диване. Вокруг полный хаос. А мне хочется умереть. Вот прям сейчас. Но тело чувствует запах кофе и следует за ним на кухню. Там я обнаруживаю зомби с лицом моей подруги с чашкой в руках, и становится как-то легче. Видеть те же мучения, что и у тебя, облегчает страдания.

– Доброе. – вырывается из меня хриплый стон.

Она переводит на меня красные глаза и кивает. Я усмехаюсь, но тут же морщусь от пронзающей боли. Она молча толкает мне стакан с таблеткой. Выпиваю все залпом. Затем наливаю себе целительного черного напитка, хотя сейчас бы лучше выпила литр воды. Но сначала кофе.

– Мы опаздываем. – раздается ее низкий голос. – На работу.

Я прислоняюсь к столу рядом с ней с кружкой, но никто из нас не торопиться. Мы просто таращимся в стену напротив и пьем. Долго. Минут пять точно.

– Может, по сигаретке? – предлагаю я, поворачивая к ней голову.

Она кивает.

Мы медленно перемещаемся на балкон в гостиной. Курим и пьем кофе.

– Тристану это не понравится. – бормочет она.

– Ага.

Продолжаем пить и курить. Курить и пить.

– Хочу забрать свои вещи. – говорю я безразлично, просто потому что мое тело сейчас не способно выдавать никаких эмоций.

– Нужна помощь?

Киваю.

– Хорошо, тогда давай сегодня в обед.

– Договорились.

Когда мы добираемся до ресторана, энергии немного прибавляется. Но умереть все равно хочется. Меня встречает груда подарков.

– Доброе утро! – слишком громко раздается голос Марселя, и я морщусь.

– Потише. – шепчу я.

– Тяжелая ночка? –  ухмыляется он.

У меня нет сил отвечать ему. Поэтому просто прохожу мимо и плетусь к бару.

– Как ты? – сразу интересуется Адалин, протягивая мне стаканчик кофе.

– Бывало и лучше.

Я знаю, что Марсель знает. Знаю, что и Адалин знает, потому что была там. Но ни один из них не задает лишних вопросов. Поэтому я просто беру кофе и плетусь в раздевалку.

Не знаю, похмелье ли это, а может просто Марс вошел не в тот дом, но меня бесят люди. Улыбку становится все сложнее натягивать, хоть и головная боль ушла. Эмма впихнула в меня сэндвич, который все утро теперь пытается найти выход наружу. Я путаю заказы, и меня это бесит. А тот злосчастный стол с подарками, мимо которого я прохожу каждый раз, хочется поджечь. В глаза Тристану я не могу смотреть, это меня тоже бесит.

В итоге я просто прошу раздобыть Марселя мусорный мешок. Он не задает лишних вопросов и просто выполняет мою просьбу. Я подхожу к столу. Медлю пару секунд, а потом хватаю коробку за коробкой и швыряю в пакет. Маленькую, большую, конверты, все. Пока стол наконец не становится пустым.

Затем несу все в раздевалку и бросаю прям там, потому что в шкафчик не влазит. Дерьмо!

– Дана. –  слышу низкий теплый голос и поворачиваю голову.

В дверях стоит Тристан.

– Пойдем, поговорим.

Только не это. Не хочу я разговаривать.

Он ведет меня в свой кабинет и присаживается на край стола. Я стою напротив, пытаясь разглядеть дыру под ногами. Когда уже она там появится и утянет меня под землю?

– Посмотри на меня. –  просит он, от его голоса мне снова хочется разрыдаться.

Но я беру себя в руки и поднимаю голову.

– У меня к тебе предложение.

– Какое?

Он встает и обходит стол, разглядывая какие-то бумаги.

– Я просмотрел твой профиль в сети, и еще страничку ресторана.

Неуверенно подхожу к столу и становлюсь рядом с ним. На бумагах распечатаны мои фотографии, набор снимков с моей страницы и страницы ресторана. Должно быть Эмма показала ему мой личный аккаунт.

– Ты все распечатал? –  улыбаюсь я.

– Просто мне так проще. – поворачивает голову ко мне, и только сейчас я понимаю, как близко мы стоим друг другу. По телу проносится едва заметное покалывание, мысли вылетают, а дыхание обрывается. Его синие глаза с таким теплом смотрят на меня, что я не могу просто отстранится. С ним мне спокойно, с ним я чувствую себя в безопасности, с ним…

– Хочу, чтобы ты на полном серьезе занялась продвижением в сети. –  он переводит взгляд на бумаги, а я не могу оторваться от него, потому что, черт, он так вкусно пахнет. – Мне нравится то, как ты видишь мир вокруг.

– Что? –  резко возвращаюсь в реальность.

Он выпрямляется.

– Дана, я хочу нанять тебя, как специалиста по социальным сетям. Думаю, работая официантом, ты не сможешь полностью реализовать свой потенциал. Что думаешь?

Тристан мне предлагает работу. Не то чтобы он не делал этого раньше. Но это? Он предлагает мне заняться тем, что я всегда делала, как что-то несерьезное, тем, что просто было моим хобби.

– Ты серьезно?

– Пошли. – он берет меня за руку и выводит из кабинета.

Его ладонь такая теплая, непривычная, но сильная. Он не отпускает меня, даже когда мы входим на кухню.

– Смотри, –  шепчет он, наклоняясь. – что ты видишь?

Мне требуется пару секунд, чтобы собраться, потому что, черт возьми, его палец поглаживает мою кожу, и я тупо не могу сосредоточиться.

– Я вижу, как из кастрюли выходит пар, как шипит масло на сковородке, как лезвие входит в мясо.

– А знаешь, что вижу я? – продолжает шептать. – Люка, который рано потерял родителей и усердно работал каждый день, чтобы помочь сестренке. Еще Изабель, которая часто готовит по вечерам со своими детьми, овсяное печенье их любимое. Роман вегетарианец, его родители живут в деревне и у них своя ферма. Оттуда и его любовь к свежим овощам. Дядя Луис рыбак, он научил её ловить рыбу, они вместе готовили её чуть ли не каждый день, пока он не скончался пять лет назад. А Эмма, ты знаешь, откуда в ней любовь к готовке?

– Её мама умерла, когда она была ребенком. Отец любил готовить для семьи, но после её смерти не смог этого больше делать. И тогда Эмма попросила его научить её готовить. Отец не смог отказать. А Эмма поняла, что нет ничего лучше, как тот момент, когда кто-то пробует твое блюдо, становясь чуточку счастливее.

Я перевожу взгляд на Тристана, он кивает.

– Думаю, если мы сможем объединить то, что видишь ты, и то, что вижу я, у нас может получится нечто особенное.

Сердце екает. Он предлагает объединить наши с ним миры, создать нечто новое, особенное.

Тристан выводит нас из кухни обратно в кабинет, и только потом отпускает мою руку. Он ждет ответа. Но мне не так просто его произнести. Я в жизни не занималась продвижением. И это пугает. В смысле, как человек может заниматься серьезно чем-то, что никогда раньше не делал?

– Ты не уверена. – предполагает он.

– Я…просто…

– Чего ты боишься?

– Эмм, с чего бы начать. – смотрю на него и не могу не улыбнуться его терпеливому выражению лица. Откуда в нем столько уверенности? – Наверное, с того, что я никогда раньше не занималась этим. Тристан, я не пиарщик.

– Но тебе это нравится?

– Снимать, делать контент. Да. Мне это нравится. Но пиар это немного другое.

Он скрещивает руки на груди, слегка улыбнувшись.

– Когда я впервые взял нож в руки, то пришлось ехать в травмпункт, потому что я чуть палец себе не отрезал. А мое первое блюдо, кажется, это были макароны с сыром, на вкус получилось, как резина.

– И что ты хочешь этим сказать?

– Что всему можно научится. Все с чего-то начинают, Дана. Думаешь, я имел представление о том, как правильно управлять рестораном, до его открытия?

Хочу открыть рот и напомнить ему о нескольких годах работы в других заведениях, но он успевает сделать это за меня.

– Разумеется, я имел теоретическое представление обо всем этом. Но на практике всегда делаешь ошибки.

– Но у тебя было это теоретическое представление, а у меня…

– Двести тысяч подписчиков в Instagram.

– Да, но ресторан, бизнес, это другое.

– Ты ведь понимаешь, что сейчас пытаешься найти оправдание своему страху, да?

Не буду врать, его предложение пугает меня до смерти. Но что если я и правда все испорчу, как тогда с Моник?

– Как ты можешь предлагать что-то настолько важное, такому новичку, как я? Неужели ты не боишься?

Из него вырывается смешок.

– Боюсь? Да я в ужасе. Каждый день. Ну и что? Глупый человек тот, кто ничего не боиться. – он делает шаг ко мне навстречу.

– Страх – это ресурс, Дана. Он подпитывает. По крайней мере должен. И помимо него есть еще много всего, что сильнее. Мечты, например. Я как-то сказал, что многое можно узнать о человеке по его мечтам. О чем мечтаешь ты, Дана Эдвардс?

О свободе. О независимости.

– Мечтаю делать то, что люблю.

Улыбка одобрения появляется на его лице.

– Так делай. – почти шепотом произносит он. – Если на что-то и стоит тратить свое время, так на это.

– Но что если ничего не получится? Многие пострадают из-за этого. В первую очередь ты.

Тристан пожимает плечами.

– Риск есть всегда. И я выбираю поставить на тебя и твое видение. Если не выгорит, то просто начну сначала.

– Пока не получится, да? – улыбаюсь я.

– Пока не получится. Ну, что ты в деле?

Делаю глубокий вдох прямо перед тем, как запрыгнуть в этот несущийся вперед поезд.

 

– Хорошо. Согласна. – киваю я. – Но я хочу продолжать работать здесь официанткой.

Временно я остаюсь у Эммы, но это не продлиться вечно. Мне нужна стабильность, нужны деньги, чтобы снять квартиру, чтобы оплачивать счета. Понятия не имею, как это делается, но знаю, что не могу отказаться от чего-то привычного, как эта работа. Она знакома мне, в ней нет ничего страшного и нового, она нужна мне.

– Хорошо, – просто говорит он. – думаю, нам еще стоит провести небольшое расследование.

Мои брови сдвигаются на переносице, а его глаза загораются весельем.

– Какое расследование?

– Стоит сходить в пару ресторанов, популярных в городе, в качестве гостей. Чтобы понять, что привлекает людей туда.

Он меня сейчас на ужин зовет?

– В пятницу вечером, например, что скажешь?

Это ведь не свидание. Не может быть им. Потому что я не уверена, что смогу пойти на свидание. Не сейчас.

– Разумеется, это будет деловой ужин. В качестве эксперимента, не больше. – будто прочитав мои мысли, заверяет он.

– Разумеется. –  киваю я. – Хорошо.

Направляюсь на выход, но тут же кое-что вспоминаю.

– Тристан, мы с Эммой отлучимся ненадолго во время обеда?

– Конечно. – отвечает он.

Всего секунду, две, мы смотрим друг на друга, в его глазах загорается нечто большее, чем было раньше. Словно граница между нами уменьшается. От этого в груди появляется паника, поэтому я быстро вылетаю из кабинета, прижимая руку к груди.

Просто ужин. Один ужин. Не свидание. Определенно не свидание.

В обед, как и планировалось, мы с Эммой подходим к моему старому дому. Машины Шона нет. Он на работе, и я точно с ним не пересекусь. Отлично.

Мы поднимаемся к квартире. Внутри все сжимается в тугой узел. Словно я снова прогуляла школу, а теперь за дверью меня ждет наказание. Глупо, но у меня никак не получалось избавиться от чувства вины. И дело даже не в расставании с Шоном, а в том, что я так долго тянула, обманывала его, себя. Хотя наверное в таких ситуациях не бывает правильного времени.

Достаю ключи из сумки и вставляю ключ в замок. Но тот, черт возьми, не входит, как нужно.

– Какого черта? – ругаюсь я, вынимаю ключ и таращусь на него. Я же не могла перепутать ключи. Их всего два. Этот точно тот, что нужно.

– В чем дело? – спрашивает Эмма.

– Ключ не подходит.

– Как это?

– Не понимаю.

Пробую снова, но тщетно.

– Он же не мог утром поменять замки? – осторожно предполагает Эмма.

– Неееет. – мои глаза расширяются. – Он бы так не…

Но он был зол вчера. Я унизила его перед его же друзьями. А потом еще и оставила одного разбираться с последствиями.

– Вот же мудак!

Да, я его унизила, да, оставила. Но у меня были на это причины. Во-первых, он меня вынудил. Никто не делает предложение на глазах у всех, если не уверен в положительном ответе. Во-вторых…во-вторых, это просто детский сад какой-то. Он мог просто поговорить со мной, зачем менять замки? Думает, так сможет вынудить меня остаться или что?

Злость разрывает меня на части, а дыхание перехватывает.

– Видимо, он предвидел, что ты решишь прийти за вещами в его отсутствие. – предполагает Эм.

– Дерьмо! Как он мог? Кто так делает?!

Трясу головой, не веря в то, что это сейчас со мной происходит на самом деле. Там же все мои вещи.

– Я так понимаю, вариант позвонить ему вообще не рассматривается?

– Оооо, не дождется. У меня есть идея получше.

Я обхожу Эмму и жму на звонок соседней двери, что есть сил.

– Не пугай меня, Дана. Что ты собралась сделать? – нервно спрашивает подруга.

Я не успеваю ответить, потому что дверь открывается. Молодая девушка с ребенком на руках удивленно смотрит на нас.

– Эстель, привет, я могу воспользоваться твоим балконом? – выпаливаю я, как на духу.

Она секунду смотрит на меня, потом на подругу и открывает дверь шире. Залетаю в незнакомую квартиру.

– Слева, на кухне. –  помогает Эстель.

– Подожди меня за дверью. –  говорю Эмме, и она в шоке кивает.

Выхожу на балкон, справа вижу свой старый знакомый балкончик, на котором я пила кофе, курила и твою мать, наслаждалась жизнью.

Собираюсь с духом. До него довольно далеко, но благо мои длинные ноги в состоянии дотянуться. Перекидываю сначала одну ногу, затем вторую. Главное – не смотреть вниз. Не смотри вниз, Дана. Ладони потеют, когда я стискиваю металлические перила. Сердце готово остановиться. Но я оборачиваюсь и тянусь одной рукой в сторону своего балкона, потом ногой.

Давай же! Есть!

Хватаюсь за металл рукой, затем опираюсь на край ногой, на мгновение замираю в форме звезды между балконами, а через секунду уже переваливаюсь через перила с грохотом.

Ауч! Не самое мягкое приземление.

Слава Богу, балкон открыт. Я вряд ли смогла бы пережить еще одно такое путешествие.

Захожу внутрь, как вор, но здесь никого нет. На столе стоит пустая кружка, в раковине тарелка. Все такое знакомое, но и в то же время чужое. Иду в гостиную и открываю дверь подруге.

– Ты сумасшедшая. – говорит она.

– Знаю.

Она переступает порог так же осторожно, как и я.

– Так, что здесь самое важное?

– Книги. – не раздумывая, отвечаю я.

– Ты серьезно?

– Да. Шон не читает бумажные книги, поэтому складывай все.

Достаю из шкафа два больших чемодана, с которыми приехала сюда, и вручаю один Эмме. Она направляется к стеллажу, а я в спальню. Кровать идеально заправлена, окно открыто.

Вдруг вся злость сменяется странной болью. Словно часть моего тела отрезали.

У нас с Шоном было много хороших воспоминаний. Черт, да я выросла с ним. Наверное, в этом и заключалась наша основная проблема. Моя проблема. Я изменилась. И не так, как он того ожидал.

Возможно, если бы мы сюда не переехали, если бы я не стала больше времени проводить с друзьями, если бы не встретила Тристана, так много “если бы”, о которых я теперь ничего не узнаю.

Может, я вообще никогда не любила его по-настоящему. Ведь стоя сейчас здесь, в этой спальне, я не жалею о своем решении. Черт, я даже рада. И мне стыдно. Наверное, эта моя самая главная правда. Да, мне отрезали конечность, но отчасти я чувствую облегчение, потому что видимо вместе с этой конечностью ушла и смертельная болезнь.

Открываю чемодан и бросаю на пол. Вытаскиваю из шкафа все свои короткие топы, теплые свитера, куртки, обувь, запихиваю в чемодан, затем любимые брюки, джинсы и футболки, передаю их Эмме. Затем очередь доходит до платьев. Беру только одно синее. Остальные останутся здесь.

Сваливаю всю косметику и баночки в косметичку вместе с зубной щеткой. Красные розы все еще в раковине. Комок подкатывает к горлу. От страха перед новой жизнью, от сожалений о прошлой. Кидаю в чемодан косметичку. Затем достаю из комода носки и нижнее белье. Передаю их Эмме. На глазах наворачиваются слезы, но я продолжаю упаковывать все, что мое, все, что связано только со мной. Никаких совместных вещей.

Чемодан еле закрывается, но я наконец собрала все, что могла. Эмма уже ждет меня у выхода с большим синим чемоданом.

Я в последний раз прохожусь глазами по этому месту. Одна слеза все-таки скатывается по щеке, и я сглатываю комок.

Сейчас или никогда.

Достаю из сумки платье и колье, в котором была вчера, и оставляю на спинке дивана.

Я правильно поступаю. Мне страшно. Да. Ведь Шон всегда был там, всегда знал, что делать, всегда брал ответственность на себя. И я ему позволяла. Я растворилась, а сейчас чувствую, что почва уходит из-под ног. Больше никто не будет принимать за меня решения, больше никто не скажет, как лучше поступить. Никто, кроме меня самой.

Я правильно поступаю. Я это чувствую, хоть мне и чертовски страшно.

20

Начинать всегда страшно, а ты просто возьми и сделай

Когда мы с Эммой возвращаемся домой после смены, она ненадолго уходит на встречу с другом, а я остаюсь одна. Причем, мне пришлось насильно выталкивать её из квартиры. Ей не хотелось оставлять меня одну, но я не могла позволить ей ставить свою жизнь на паузу только из-за того, что в моей сейчас полный бардак. И вот я сижу на полу, за диваном, а перед глазами два огромных чемодана, которые я просто не могу распаковать. Не сейчас, не сегодня, а может даже не завтра. Это смешно. Я была так зла весь день, и эти чувства не исчезают, не отпускают. Сомнения, предложения начинающиеся на "а что если…" не отпускают меня. Беру телефон с пола и пишу сообщение.

Я: я так зла!

Незнакомец читает почти сразу.

Он: Почему?

Я: не знаю

Он: хочешь поговорить об этом?

Я: не знаю

Он: тогда

Он: расскажи, что хочешь сделать?

Совершенно абсурдная мысль приходит в голову, но я все равно пишу её.

Я: хочу купить себе пепельницу

Я: красивую

Я: мою

Я: у меня так мало собственных вещей, только одежда и книги

Я: нет ни собственного дома, ни тарелок, ни кружек, даже своего кофе нет

Он: и что тебя останавливает купить все эти вещи?

Я: я никогда этого раньше не делала

Он: ты боишься?

Я: начинать что-то новое всегда страшно

Он: а ты просто возьми и сделай

Я: есть еще кое-что, что я хочу сейчас сделать

Он: и что это?

Я: перестать злиться

Убираю телефон и поднимаюсь на ноги, потом переодеваюсь в спортивную одежду. А затем прежде, чем смогу себя отговорить, спускаюсь на этаж ниже. В последний раз только одному человеку удалось вышибить из меня всю злость.

После моего стука дверь открывается не сразу. Черт, я даже не посмотрела на время. И вчера я заявилась поздно ночью. Наверное, зря я это все затеяла.

Рафаэль смотрит на меня своим типичным взглядом – что ты здесь делаешь?

– Я знаю, что уже поздно. Но мне срочно нужно выпустить пар, а ты единственный, кто помог мне в прошлый раз.

Он ничего не отвечает, просто полностью открывает дверь и отходит в сторону.

Что я творю? Медленно захожу к брату Тристана посреди ночи. Вот что. Теплый свет лампы возле коричневого дивана у стены освещает только половину небольшой квартиры. Кирпичные стены ничем не отделаны, кухня совмещена с гостиной, и о Боже! У него огромный стеллаж с книгами слева. Книги везде, повсюду, стопками разбросаны по всей квартире. Да этот парень много читает. Я за всю свою жизнь столько не прочла, а мне казалось я много читаю.

Как завороженная, подхожу к стеллажу, мимо боксерской груши под потолком.

– Ты все это прочел? – слышу свой голос, но он кажется таким далеким, наверное потому что мыслями я пробегаю по каждому названию, каждому автору.

– Ты разве не пришла сюда, чтобы выпустить пар?

Он возвращает меня в реальность, что причиняет боль, душевную. Потому что сталкиваться с реальностью мне приходится впервые.

– Почему ты все еще не спишь? – разворачиваюсь к нему.

– Тот же вопрос могу задать и тебе.

Внимательно изучаю его лицо, оно не помято, волосы взъерошены, но это их обычное состояние. Обычное. Докатились, теперь я уже знаю, как обычно выглядят его волосы. На нем черная футболка и джинсы, ничего особенного. Но не могу отрицать тот факт, что мое тело реагирует на него. И причем не так, как на других мужчин.

– Много мыслей в голове. – отвечаю.

Он подходит ближе, и в глазах появляется что-то, что я уже видела там, в его другой квартире.

– Я знаю несколько способов, как выпустить пар. –  почти неслышно произносит он. – Какой ты предпочитаешь?

Для того, на что он, кажется, намекает, у меня уже есть вибратор. Перевожу взгляд на грушу рядом с ним. И он кивает. Затем подходит к небольшой стойке, берет пару бинтов.

– Без перчаток? – удивляюсь я.

– Во-первых, у меня их нет. –  становится прямо передо мной, вплотную.

– А во-вторых?

– А во-вторых, ещё спасибо скажешь.

Не понимаю о чем он, но не возражаю. В конце концов, он тут главный. Молча он обматывает сначала одну руку, затем вторую. А я пытаюсь найти причину того, почему здесь на самом деле. Почему пришла именно к нему, когда могла пойти в бар с Элиотом или присоединиться к Эмме?

– Удары по груше отличаются от тех, что ты делала в прошлый раз. Ты почувствуешь отдачу, и будет больно. Именно поэтому критически важно, чтобы ты, – он кладет руку мне на живот, от чего по телу проносится разряд. – задействовала корпус, а не руки. Помнишь стойку, которой я тебя учил?

Киваю, потому что слова застревают.

– Покажи.

Я встаю перед грушей, расставляю ноги и немного сгибаю их, поворачиваясь корпусом. Одна нога опорная.

– Хорошо. –  он становится за грушей и придерживает её сзади. – Помни, не руками…

 

– А корпусом. Знаю.

Он ухмыляется, и я наношу первый удар.

Ауч.

Он был прав, это больно. Костяшки жжет. Но я не останавливаюсь. Удар. Еще один.

– Мы не разминались. – вспоминаю я.

– Ты здесь не за этим.

Снова бью, и снова. Боль пронзает руку, как только она сталкивается с твердой поверхностью. Но это почти завораживает.

Боль. Снова и снова. В голове проносятся воспоминания, которые я не в состоянии контролировать.

Выпрямись. – говорит мама. -Не сутулься.

Мы с мамой знаем, как лучше.

Никто не спрашивал твоего мнения, Дана.

Ты должна окончить этот университет, чтобы мы с отцом могли тобой гордиться.

Ты нас разочаровала.

Только о себе и думаешь, ты хоть представляешь, какого отцу приходится.

Не плачь.

Не ругайся.

Перестань паясничать.

Ванесса не та, с кем тебе подобает общаться. Её родители учителя. Найди окружение достойное тебя.

Веди себя прилично.

Не позорь нас.

Сними этот ужас и быстро переоденься, пока гости не пришли.

Ты хоть представляешь, сколько денег я в тебя вложил? От тебя требовалось только одно – учиться.

Мисс Эдвардс, простите, но этот экзамен был важен. Не смотря на влиятельность вашего отца, мы вынуждены отчислить вас за неуспеваемость.

Нам стоит скорее выдать её замуж. Может, тогда её мозги наконец встанут на место.

Моя дочь не будет работать официанткой.

Не все могут реализовать себя в работе.

Думаешь только о себе, а мне какого, ты не подумала? Шляешься Бог знает где и приходишь под утро.

Хватит пить.

Ты же не думаешь надевать это платье?

Ты станешь моей женой?

Любовь проходит.

Думаешь вот так просто выбросить шесть лет жизни?

Я продолжаю бить, пока не чувствую ничего, кроме физической боли. Пока пот не начинает стекать по спине, а голова не становиться совершенно пустой. Вот, что имел в виду Рафаэль. Мысли растворяются одна за другой, потому что костяшки болят, потому что эта боль становится реальнее, чем все остальное, потому что злость отступает, а на место неё приходит опустошение. И вот тогда я останавливаюсь, тяжело дыша.

Смотрю на свои руки, они дрожат так, что приходится приложить усилие, чтобы разжать кулаки. Рафаэль появляется откуда-то и протягивает мне стакан воды. Я с жадностью выпиваю весь целиком.

– Легче?

– Не уверена. – возвращаю ему стакан, и он оставляет его на столике перед диваном, затем снова подходит ко мне и начинает разматывать бинты.

– Что случилось? – тихо спрашивает он, не отрываясь от бинтов.

– Я приняла решение.

– И каковы ощущения?

– Паршивые.

– Ты справишься.

– Откуда знаешь?

Он снимает последний бинт и поднимает на меня глаза.

– Потому что мы похожи.

Рафаэль убирает бинты обратно. А я осматриваю свои покрасневшие костяшки. Все не так плохо, как мне казалось. Кожа покраснела и в некоторых местах небольшие ссадины, но в целом все хорошо.

– Пошли. – вдруг бросает он, и направляется в сторону выхода.

– Куда?

Не отвечает. Просто берет куртку с крючка на стене, и когда я подхожу к нему, набрасывает мне на плечи. Терпкий мужской запах тут же окутывает меня. Затем Рафаэль берет меня за руку так, будто уже сто раз это делал. По ощущениям его ладонь грубая, шероховатая, но почему-то знакомая. Словно мы знаем друг друга уже много лет.

К моему удивлению, он ведет меня не вниз, а наверх. Проходит мимо квартиры Эммы и поднимается выше. И выше.

Я понимаю, куда он меня ведет, только когда мы оказываемся на крыше. Теплый воздух выбивает волосы у меня из пучка. Поддерживая за талию, Рафаэль проходит по краю и аккуратно усаживает меня на металлическую поверхность, затем садится сам.

Мы оказываемся прямо под звездами, вдали горят тысячи огней и Эйфелева башня, откуда-то снизу доносится шум улиц, машин, разговоров. Делаю глубокий вдох, но даже отказываюсь закрывать глаза, потому что этот вид прекрасен. Весь Париж перед нами, как на ладони, а все проблемы, будто бы остались внизу, так далеко от нас. В глазах собираются слезы, но на этот раз по другим причинам. Это слезы облегчения, радости и красоты. Ведь там внизу столько возможностей, столько всего, что я могу узнать, увидеть, почувствовать. Моя жизнь не остановилась, когда я ушла от Шона. Она продолжается. И пусть сейчас я без понятия, как оплачивать счета, снимать квартиру, у меня все еще осталась я сама.

Многих пугает свобода выбора. Ведь намного проще заниматься чем-то понятным, знакомым, пусть даже это и не приносит тебе удовольствия. Мы идем получать образование, заводим семьи, получаем стабильную работу из страха остаться без ничего, остаться непонятным. Я и сама долгое время шла по этому пути, пока вдруг не споткнулась о гребанное предложение руки и сердца. Испугалась провести оставшуюся жизнь с Шоном, а может и ответственности. А может просто этот город заставил меня захотеть чего-то большего, чего мне не удалось бы получить просто сказав “да”. Не знаю. Но чувствую, что это только начало. Вот чего мне не хватало все это время. Начала. Я цеплялась за Шона, как за спасательный круг, потому что без него не могла плыть сама.

Но как ты научишься плавать, если всю жизнь дрейфуешь в надувном круге?

– Теперь мне легче. –  хрипло говорю я, сглатывая подступивший ком. – Ты был прав насчет меня. –  признаюсь. – Я не свободна. Меня сдерживает страх, сдерживает обида. Черт. – по щекам тихо текут слезы. – Я так злюсь на себя за это. Злюсь на родителей, злюсь на Шона…

– Шон – это…

– Мой парень…бывший парень. Я даже не знаю, зачем говорю тебе все это. Видимо, незнакомцам и правда легче открываться.

– Мы не незнакомцы.

Я усмехаюсь, вытирая слезы.

– Ах, да. я знаю твое имя.

– Ты знаешь намного больше, просто никогда не задумывалась об этом.

Я прокручиваю в голове, сказанные им слова, и поворачиваю голову. Его взгляд устремлен куда-то вдаль.

– Ты много путешествуешь. – вспоминаю ту квартиру. – У тебя много друзей по всему миру, что делает тебя либо богачом, либо сумасшедшим.

Он усмехается и смотрит мне прямо в глаза.

– Свободным. – возражает он.

– Одиноким.

Его взгляд меняется, значит я угадала. Он одинок.

– Что еще? –  спрашивает он, но я знаю, что это только, чтобы отвлечь меня.

– Тебе не нравится говорить о себе. Ты любишь заниматься спортом…

Выражение неодобрения. Поняла.

– Тебе приходится работать в зале. И ты здесь временно.

Я помню их разговор с Марселем.

– Ты упустила главное.

Ну, разумеется.

– У тебя есть брат, с которым ты не общаешься. А еще ты сказал, что мы похожи. Значит, ты тоже боишься.

– Я этого не говорил.

– Если бы не боялся, не пытался бы сбежать.

И снова этот непонятный взгляд. Я права. Он убегает.

– А ты лицемер. Сам читал мне нотации про страх и свободу, а теперь оказывается, что ты и сам трус.

Качает головой и отводит глаза.

– Черт, я слишком много тебе сказал.

– Это плохо?

– Да.

–Почему?

Снова смотрит прямо на меня.

– Потому что нам не стоит сближаться. – в этих словах больше сожаления и грусти, чем нужно.

– Потому что ты плохой парень, а я ранимая девушка? – подначиваю я, толкая его плечом, что вызывает на его губах улыбку.

– Кто-то пересмотрел слишком много сопливых мелодрам.

– Эй! Не оскорбляй эти шедевры. В них много любви.

– И художественного вымысла. Не бывает плохих и хороших людей. Мир не так устроен. Есть просто те, кто совершает ошибок больше, чем следует.

– То есть ты один из таких?

– Я этого не говорил.

– А что ты сказал? Что я ранимая девушка?

– Вообще-то, это были твои слова. – легонько касается моего колена кончиками пальцем. Совершенно невесомое прикосновение, но почему-то я вдруг ощутила его всем телом.

– Ладно. – соглашаюсь я. – Тогда объясни мне.

– Что тебе объяснить?

– Все. Расскажи, почему мы не можем сближаться?

На секунду между нами повисает молчание, уголки его губ тянутся вверх, а в глазах появляется веселье.

Вот черт!

– Значит, ты хочешь сблизиться со мной?

Я отворачиваюсь от него и прочищаю горло.

– Я этого не говорила.

– Да нет же, сказала. –  напирает он, наклоняясь ко мне. –  Ты прям отчаялась, и позволь заметить, даже разочаровалась.

– Не было такого.

– Было. И мы оба это знаем, принцесса.

– Я просто любопытная, а ты этим пользуешься.

– Ни черта ты не любопытная. Любопытные люди не бояться своего отражения в зеркале.

– А я и не боюсь своего отражения. –  с вызовом отвечаю я. – Мне оно даже нравиться. Любуюсь ежедневно.

Он фыркает.

– Она еще и тщеславная.

Почему защищаясь в разговоре с ним, я только больше себя закапываю?

– Какая есть.

– Да, – отвечает он серьезней. – такая, какая есть.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23 
Рейтинг@Mail.ru