Александр Эл
Одержимость справедливостью
Глава-24 На букву «М»
Жизнь после ЗАГСа превратилась в ад. Никто из студентов не понимал, почему я больше не староста, и не член Парткома. Приходилось выкручиваться, нужно было сидеть в тени. Я даже на девчонок боялся смотреть. Вдруг донесут моей обузе, а та из ревности, в Партком напишет. Кто знает, что у неё в голове. Доучиться не дадут, тогда вообще труба.
В группе появилась новенькая, откуда-то перевелась. Да ещё Таней зовут, как тут Димку не вспомнить. Вижу, возле меня трётся, и всё при ней. Лучше Анжелки, явно. А я глаза поднять боюсь. А она не понимает, думает я скромный. Обхаживает, заговаривает. Ей точно уже сказали, что я женат, а ей наплевать. Всё говорит, – мы люди творческие, мы люди творческие…. Типа, нам всё можно, что ли? Эх, может и получилось бы у меня с ней, если бы не мой «чемодан без ручки». Видит око, да зуб неймёт. Надо же, на меня, на творческого человека, хомут надели, стреножили. А вообще, какого чёрта, я в монахи не нанимался. Женили насильно, так я теперь должен верность соблюдать?
Вечером, когда все ушли, мы в аудитории, подперев дверь стулом, два часа, и на стульях, и на столах, по полной оттянулись. Всё было очень хорошо, и никто не застукал. Хоть какая-то радость привалила, будет теперь, чем душу отвести. Так что и на нашей улице, бывает маленький праздник.
* * *
– Фтириаз, молодой человек, фтириаз. Ничего страшного, букета я у Вас не наблюдаю. Сейчас рецептик выпишу. Следуйте инструкции, и всё за пару дней пройдёт, – врач сел за стол, и стал что-то писать.
– Какого ещё букета? Это вообще, что за хрень такая? Это не хроническое?
Уже несколько дней я мучился от нестерпимой чесотки, притом в самых интимных местах. Чесаться хотелось нестерпимо, но на публике, в аудитории это выглядело очень неприлично. Я сидел на занятиях, стиснув зубы. Чтобы не делал, не помогало, а у матери спросить стеснялся. На четвёртый день твёрдо решил пойти к врачу.
– По-простому, молодой человек, это лобковые вши. В народе это называется на букву «М», ну Вы знаете. Заболевание, чаще всего передаётся путём беспорядочных половых связей, и иногда сопровождается другими болезнями, передаваемыми половым путём. Ну, Вы знаете, гонорея, сифилис, и дальше по списку. Кстати, Вы женаты? Жена не жалуется? Но, но, но, не надо, мне тут в обморок падать, садитесь, садитесь на стул. Ой, какие мы нежные. Вот, нашатырный спирт, понюхайте. Так, Вы женаты? О, вижу, вижу, женаты. Да, не волнуйтесь Вы так, букета нет, легко отделались.
– Я с ней не живу, – едва смог выдавить я. Доктор не понимал, что бы меня ждало, если бы я Анжелу наградил. Сумасшедший её папаша, убил бы наверное, и закопал в огороде.
– Уверены? – не унимался врач, – а то приводите, посмотрим? Или, сами разберётесь? Вы же теперь грамотный. Кто герой-то? Кто с подарком пришёл, Вы, или она?
– Нет, это не жена.
– Ну да, обычно говорят, что в бане подцепили. Вы хоть, с разносчицей знакомы, или так? Если знакомы, то приводите. Ну, или сами объясните, чтобы она дальше не разносила. У Вас, вообще, один партнёр, или больше? Неплохо бы, всех предупредить.
– Доктор, а без Аптеки нельзя? Ну, чтобы лишний раз не светиться.
– Без Аптеки? Можно, народными средствами, вывести, как обыкновенные вши. Керосином, например. Или, все волосы на теле сбрить. Кстати, брови тоже нужно сбрить. И не забудьте, обязательно пропарить и прогладить постельное бельё и всю нижнюю одежду. Запомнили? Ну и ладненько. Зовите следующего.
Всю дорогу назад я шёл пешком, не мог заставить себя сесть в переполненный транспорт, хотя источником заразы был я. Шёл, проклиная жизнь, чесался и думал, есть ли у матери в доме керосин. В Аптеку идти не хотел, казалось, что аптекари и посетители будут шарахаться от меня, когда услышат название лекарства.
Керосина, как назло не оказалось. Его вообще ни у кого не было. Зато у соседа была машина, и был бензин. Какая разница керосин или бензин, воняет одинаково. Сосед уже был пьян, и ни в какую не соглашался сходить в гараж, чтобы нацедить стакан бензина. А я божился, что если кисточки бензином не помыть, то они до завтра пропадут. Сосед знал, что я художник и в положение вошёл, согласился обменять пол-литра бензина, на пол-литра водки. Водку, я пообещал принести завтра.
Добыв вожделенный бензин, я заперся в ванной, разделся и мокнул в бензин тряпку. План был продуман заранее, не купаться же в бензине. Намочу в бензине тряпку и протру все места, всё, что только можно, а потом помоюсь с мылом под душем. Операция казалось несложной. Тряпка с бензином, в руке ощущалось сухой и холодной. Но кожу на бедре неожиданно начало щипать, а когда я мазнул тряпкой в паху, то сразу взвыл от дикой боли. Казалось, что всё моё хозяйство на глазах отваливается. Боль с трудом удалось успокоить мылом и водой. Уже лёжа в кровати и проклиная всех баб на свете, понял, что лечение бензином было ошибочным.
А в институт нужно было идти обязательно, диплом на носу. Там и Аптека рядом. Не успел осмотреться, Танька, тут как тут, улыбается, глазки строит. Неужели, у неё ничего не чешется. Вышли на коридор, она впереди идёт, попой вертит, неужели не в теме?
– Ну, что, – спрашиваю, – чешется?
– Ты же знаешь, что чешется, – отвечает и улыбается при этом, – пойдём, почешем, – говорит.
Она что, совсем дура? Или у неё не чешется… Мне тут не до улыбочек.
– Ты понимаешь, о чём спрашиваю?
– Понимаю. Грубый ты, меня это заводит.
Ну, точно дура. Поверить не могу, что она ничего не чувствует. Как это возможно?
– Тебе надо к врачу сходить, провериться.
– К врачу? Почему к врачу? Ты, хочешь сказать, что я ненормальная? Нимфоманка? Тебе что, плохо? Не нравиться?
Ну, точно идиотка, улыбается она ….
– Ладно, мне нужно идти.
– Что я сказала? Подумаешь…
Ничего не понимаю, как такое возможно? Может, я не от неё набрался? В баню не ходил. Что за хрень? А что если у неё зачешется, и она на меня подумает? Ещё разболтает кому-нибудь. Господи, да за что мне всё это? Почему с другими ничего? У Димки, столько девок, почему только со мной? Мононуклеоз, фтириаз…, не выговоришь, мерзость какая.
Глава-25 Визитная карточка
Институт закончу, устроюсь на работу, и прощай колхоз, – я шёл из института занятый своими невесёлыми мыслями, – правда, с работой пока швах, что-то совсем ничего не просматривается. Не нужны нигде художники, как грязи их везде. Где только ни смотрел, и в проектных институтах, и в издательствах, там вообще всё по блату, нигде не пролезть. Говорят, нам живописцы не нужны. Графиков подавай им. Я и графиком могу, и оформителем, если придётся. Ой, чувствую, сошлют по распределению в район, учителем рисования. Впрочем, говорят, не должны сослать потому, что я женат и у меня ребёнок. Овца моя, тоже заканчивает, но у неё проблемы с работой нет. Папаша подсуетился, она будет их колхозным клубом заведовать. А мне куда? Лозунги для клуба писать, плакаты типа «Даёшь два урожая за один сезон!» Тесть, придурок, говорит, приобщайся к сельскому хозяйству. Ты же коммунист, говорит, найдём тебе работу. А рисовать, говорит, будешь для души. Нет уж, спасибо, работал я в колхозе, целый месяц. На всю жизнь хватило….
От невесёлых мыслей отвлёк громкий сигнал автомобиля, прямо за спиной. Я едва не упал от неожиданности. Что за хрень, я же по тротуару иду. Ещё и дверь открыл, ну я тебе сейчас.
– Эй, Вы там что, с ума сошли, на людей едете! Здесь для людей, для машин, вон дорога!
– Димка! Я за тобой уже пять минут еду, а ты не видишь.
На улыбающейся во весь рот роже, узнаю знакомые очки. Димка, он опять преобразился, не узнать сразу. В пиджаке с галстуком, ну прям начальник. Любит пыль в глаза пускать. Я то знаю, что он никто, даже школу не закончил. А туда же, ишь как напыжился весь. Меня увидел, расцвёл, как майская роза, обниматься полез.
– Димка, ну как ты? Я так рад тебя видеть. Слышал, ты Институт культуры заканчиваешь, женился, счастлив, наверное.
Ишь, как поёт. Льстит ему видно, со мной обниматься. Завидует, небось, неуч.
– Привет, давненько не виделись. Да, у меня всё замечательно.
– Ну, а работаешь над чем? Небось, уже на персональную выставку наработал. Не забудь пригласить, когда выставляться надумаешь.
– Ну, насчёт выставки, это пока рано. Не до этого было. Учёба всё время забирает. Теперь вот семья. Кто же их кормить то будет. А тут ещё общественная нагрузка. Меня ведь в партком избрали, отказаться не мог. Два года отрубил почти, но, всё же не выдержал. Так, мало того, меня ещё и старостой курса сделали. А сейчас вот, на дипломе я. Слишком большая нагрузка. Слава богу, скоро заканчиваю. Мама моя, уже тоже не молодая, помогать нужно. Так что с выставкой придётся подождать.
– Ну, ты крутой, понимаю, понимаю, уважаю! – Димка слушал открыв рот, – но я думаю, это только начало для тебя. Ты ведь ещё свой талант толком не задействовал. Институт закончишь, начнёшь писать, я ещё прославлюсь, что знаком с тобой был, что учились когда-то вместе. Эх, хорошее время было. Девчонок наших помнишь?
– Какие девчонки, мне это ни к чему. У меня жена – красавица. А ты, не женился ещё?
– Да нет, куда там, не для меня это. Рано пока, у меня же ни кола, ни двора. Я недавно познакомился тут, девчонку Верунчик зовут, хороша, ой, как хороша, в кордебалете танцует. Я тебя познакомлю. Слушай, а ты уже распределился, в смысле работу нашёл? А то, давай к нам, посчитаем за честь.
Ах ты, урод, да я с тобой теперь на одном гектаре не сяду. Папашу твоего сняли давно, ещё, когда в армии служили. Думает, я забыл. Кому ты сейчас нужен, без блата. Амба! Кончилось твоё время.
Только сейчас я обратил внимание на Димкину машину, она была совершенно новая.
– А это, что за машина у тебя, отца что-ли? У вас, вроде, машины не было.
– Да ты что, у отца даже прав никогда не было, его шофёр возил, на служебной. А это моя, ласточка.
– Твоя? Откуда? Это же деньжищи какие! В лотерею, что ли выиграл?
– Заработал, заработал! Ты вот ума набирался, а я пахал. Купил вот, думал, буду ездить на природу, на пленер, пейзажи мастырить.
– Пейзажи «мастырить»? – скривился я.
– Да, вот так хотел. Только вот теперь не получается. Приходится по делам мотаться, времени ни на что не хватает. Ну, так что, работа нужна? – Димка радостно суетился.
Да, знаю я твои дела. Погряз в халтурах, небось. Где же это такие деньги платят? Хочешь меня использовать, как раньше? Не получится! Катись подальше, на своей машине.
– А у тебя гараж есть? Где ты машину держишь? Не боишься, что украдут? – спросил я, чтобы не молчать.
– Нет гаража, во дворе бросаю. Колпаки с колёс уже спёрли. Теперь жду, когда колёса украдут. Так ты не ответил, как с работой-то? Пойдёшь ко мне?
Ах ты, индюк надутый. Я, к тебе!? Наглец.
– Слышь, а если целиком украдут?
– Ну, украдут, и украдут. Другую куплю. Ты, чего на вопрос не отвечаешь?
Другую куплю… Шутит, наверное. Ноги в коленях обмякли, а если не шутит? Неужели у него столько денег?
– Нет, не распределился, думаю пока, – с трудом выдавил я из себя, – определяюсь, может, на природе пожить, в деревне. Там такие красоты, рука сама к кисти тянется. Воздух, свежайший, и никто мозги не компостирует. Между прочим, Ван Гог тоже начинал в деревне. Вот там, я за годик выставку и подготовлю. Потом, глядишь, и в Союз Художников вступлю.
Я плёл, что в голову придёт, и вдруг подумал, что этот план мне самому понравился.
– Да, большому кораблю, большое плавание! Рад за тебя. А на что жить будешь? Ведь, чтобы год творить, нужно на что-то жить, а у тебя ещё и семья. А маму куда? Может, давай к нам. Среди своих тоже начинать неплохо, посмотришь, что другие делают. Тусовка, атмосфера творческая, да и заработать можно.
Да что же ты, как павлин хвост передо мной распускаешь? Не пойду я в твою бригаду халтурщиков. Это не для меня, я чужие квартиры красить не пойду. Почему-то хотелось верить, что Димка именно так и зарабатывает.
– Спасибо, конечно, за приглашение. Но, нет, вынужден отказаться. Не готов я к такому пока. Ты извини, я спешу, бегу на встречу.
Не на какую встречу я не бежал, никто меня нигде не ждал. Но, Димке нужно было утереть нос. Чтобы место знал. А то будет тут, по плечу хлопать, как родного.
– Очень, очень жаль, ну если вдруг передумаешь, мало ли что, позвони, я всегда рад тебя слышать, – Димка выглядел расстроенным.
Что, не нравится? А ты, как думал? Тут тебе не армия, «ты начальник – я дурак». Теперь машинами хвастаться вздумал?
– Вот, возьми, у меня визиточка есть, звони домой или на работу. Да, вот ещё что. Раз уж мы встретились, у меня к тебе просьба. Мы тут девчонку берём, выпускницу вашего Института. Раз ты там вхож во все кабинеты, спроси, пожалуйста, как она там. Ну, в смысле репутации. Не хотелось бы проколоться. Должность хоть маленькая, но всё же, хотелось бы хорошего человека взять. Запомни, фамилия – Жердяева, Жер-дя-е-ва. Запомнишь, или лучше записать? Отзвонись, ладно?
Ну, наглец, я ещё и девок для него подыскивать должен. Визитка, оказывается, у него есть. Ишь ты, кем это он себя возомнил?
– Ладно, ладно, запомню, отзвонюсь, – я механически сунул визитку в карман. Звонить ему я не собирался, но не выбрасывать же визитку при нём. Рожу его очкастую, видеть больше не желал, – ну всё, побежал, побежал, прощевай.
Смотри, какой всё же Димка предприимчивый, – подумал я, когда остался один, – бригаду сколотил. Наверное, неплохо зарабатывает. Пиджак с галстуком для пантов надел, чтобы клиентам пыль в глаза пускать. Интересно, зачем ему девчонка после института, неужели дворняжек не хватает. Интересно, а такие вот шараги, это законно? К соседу приходили, попался на частном извозе. Оказывается, есть такая статья – «Незаконная частнопредпринимательская деятельность!» Сосед, неделю пил. Сказали, что если ещё раз попадётся, машину отберут. А он, оказывается, с этого жил. Может стукануть на Димку, чтобы проверили? Ай, ладно, не мой это уровень. Некогда заниматься глупостями.
Я заканчивал дипломную работу. Нужно было сделать такую, чтобы на защите все ахнули. Заберут, конечно, лучшие работы забирают. Ну и пусть, картина будет висеть в стенах института, пусть первокурсники видят, имя моё запоминают. Впрочем, дело было не только в занятости. Мне, как и в детстве, снова было больно думать про Димку, про маленькое пианино, про его шлюх, про сапоги офицерские, теперь вот ещё и про машину. Забыть, выкинуть из головы, вытравить этого гада из памяти, он мне жить не даёт…
Глава-26 Беспартийный неуч
Через месяц после той встречи, когда я пришёл домой из института, куда наконец на такси отвёз дипломную работу, мать суетилась на кухне.
– Дима, пришёл уже? Садись за стол, я супчик сварила гороховый, как ты любишь.
Через неделю защита. Нужно было отдохнуть, и подготовить речь, на всякий случай. Лучшим, обычно предоставляют слово. Нужно, что-то сказать, чтобы запомнили. На творчество, на искусство нужно давить, и слегка смазать партийной тематикой. Или, нет, лучше наоборот, сначала про партию, а потом уже про искусство.
– Ты руки помыл? – не унималась мать, – тебе твой приятель звонил, просил позвонить обратно. Сказал, его телефон у тебя есть.
– Какой ещё приятель, нет у меня приятелей.
– Как же нет? Это же тёзка твой, Дима, вы с ним в училище учились. Мне кажется, хороший мальчик. Ты сам говорил, что он в госпитале тебя навещал. Вежливый такой, мы с ним поговорили. Он интересовался, как ты. Я сказала, что диплом защищаешь, работу ищешь. Спросила, может он поможет.
– Что ты сказала? Что я работу ищу? Кто тебя просил? – про Димку я и забыл, и думать о нём не хотел. Месяц прошёл, с момента нашей случайной встречи, – нет у меня его телефона.
– А что, он вежливый такой, видно тебя уважает. Сказал, что в Союзе Художников работает, я подумала, почему не спросить?
– Димка, в Союзе Художников? Когда же он успел…
– Не знаю, Димочка. Он не говорил.
– Да заткнись ты, я не с тобой разговариваю.
– Как не со мной, а с кем же? Почему ты матери хамишь?
– Отстань, не до тебя! – только сейчас я вспомнил, что Димка дал мне свою визитку. Где она? Выбросил?
– Дима, я с тобой разговариваю! Вернись за стол, потом позвонишь.
Обыскав все карманы одежды, нашёл маленький, уже успевший помяться и замусолиться кусочек плотной бумаги, на котором мелкими буквами было написано такое, что у меня в глазах потемнело. «Союз Художников, Заведующий мастерскими, заместитель директора Художественного Фонда…» и куча телефонов. Это что, шутка какая-то?
– Дима, суп остывает, – мамаша не унималась.
– Да заткнись ты, наконец, старая дура! Что ты везде лезешь? Кто тебя просил с ним разговаривать? Я ненавижу его! И тебя ненавижу, вы всю жизнь мне испоганили! Что вы всё лезете? Что вам нужно?!
Мать в слезах выскочила из комнаты. Ой, зря я так….
Больше часа меня трясло, я не мог прийти в себя. Что же это твориться? Как такое может быть? А может, и правда, шутка? Как, этот неуч, беспартийный, может такую должность занимать? Я набрал телефон.
– Союз Художников, – ответил сухой, казённый женский голос, – алё, говорите, вас не слышно. Алё…
– А, Диму, можно? – растерявшись, промямлил я.
– Извините, Вы ошиблись, здесь таких нет…
– Диму Петрова…
– А-а, – на той стороне возникла пауза, – извините пожалуйста, его сейчас нет. Что передать, кто звонил?
– А когда он будет, я лучше ему сам перезвоню.
– Совещание скоро заканчивается, позвоните пожалуйста через час, он будет у себя.
– Спасибо, до свидания…
Это что же такое твориться? Я не находил себе места. На какой козе, этот урод меня снова объехал? Как же я визитку-то сразу не посмотрел. Ну, как? Как он пролез? Неужели папаша толкает? Но его же выгнали давно, говорили, умер уже? Ни хрена не понимаю. А что ему надо, зачем он звонил?
– Союз Художников, – по телефону отвечал тот же голос.
– Здравствуйте, я сегодня звонил вам. Вы сказали, заместитель директора Худ фонда освободится через час.
– Минуточку, соединяю.
– Слушаю…, – голос был Димкин.
– Дима, привет! – я почему-то волновался.
– А, Димон, привет. Спасибо что позвонил. Ну как, ты узнал?
– Что, узнал? – не понял я.
– Про Жердяеву. Я просил тебя узнать.
Тфу блин, я об этом совершенно забыл, и выяснять ничего, и не собирался.
– Да, конечно узнал, студентка Жердяева. Ну конечно, знаешь, репутация у неё не очень, не советую. Я подробности не выяснял, но что-то там не совсем. Если хочешь, я подробнее узнаю.
– Не надо, этого достаточно. Нам тёмные лошадки тут не нужны. Спасибо. А ты как, работу нашёл? Мать говорила, что работа тебе нужна, что работу ищешь. Ты не скромничай, мы же друзья. Если надо, говори, я тебя порекомендую. Ну что, нужно или нет?
Ах ты сволочь, благодетель выискался. Я сразу понял, что если сейчас откажусь, Димка предлагать уже никогда не будет, а то и нагадит. В конце концов, отказаться ходить под ним, никогда не поздно. Это же не армия.
– Ты извини, не хотел тебя утруждать, работа конечно нужна. Спасибо, что спросил.
– Ну ладно, защищай диплом и приноси документы. Я тут почву подготовлю. Собственную мастерскую сразу не обещаю, их совет распределяет. Но мы к этому вернёмся, когда в Союз вступишь. Ну, всё, спасибо, что позвонил. Извини, мне бежать нужно.
Ещё час я приходил в себя. Этот мерзавец разговаривал так, как будто мы до сих пор в казарме, и он мой начальник. А я, свободный человек! Думал, ноги буду тебе целовать. Ненавижу я тебя!
Глава-27 Профессиональный художник
На защите диплома всё пошло не так, как ожидал. Было скучно, рутинно, и серо. Слушать меня никто не захотел, перебили почти сразу, как только рот открыл. Будто в общую очередь поставили. Хоть работу и оценили, на «отлично».
– С технической точки зрения работа выполнена безупречно, – зав.кафедры живописи говорил нудно, как будто его заставили, – к композиции, как говориться, тоже не подкопаешься. Наше учебное заведение свою задачу выполнило, подготовило хорошего специалиста. Надеюсь, он сохранит высокий уровень и не уронит честь нашего института.
И всё? Это всё, что вы можете обо мне сказать? Разве вы не видите, что моя работа здесь самая лучшая? Неужели нельзя прямо сказать? В душу плюнули! Чем я вам не угодил? Нет, я и так этого не оставлю. Пусть он мне объяснит, что не так?
– Дмитрий, я Вас не понимаю, ведь всё же отлично. Диплом Вы получили, о нас, об институте, Вы скоро забудете, – зав. кафедрой явно скучал, разговаривая со мной, и ждал, когда я отстану, – если Вы чем-то недовольны, обратитесь в деканат. Ну, не знаю, к ректору.
Да уж, не сомневайся, обратился бы. Только вы ведь всё тут так обтяпали, что не придерёшься. А я признания хочу! Обидно ведь, я тут такое вынес. Где признание?
– Ну что Вы, как Вы могли подумать. Вы неправильно поняли. Я очень благодарен за всё, особенно Вам лично. Никогда этого не забуду. И институт всегда буду помнить. Alma mater – разве можно забыть. Я просто почувствовал, что Вам, что-то не понравилось в моей работе. Для меня, как художника, Ваше мнение очень важно. Вы же знаете, что автору самому трудно судить о своей работе, – я старался быть убедительным, и внимательно следил за реакцией старого хрыча. А он сразу не отвечал, выдерживал паузу. Видно размышлял, стоит ли отвечать.
– Ну, ладно, так и быть, – почесал бороду зав. кафедрой, – раз Вы так настаиваете. Вы человек молодой, может Вам помогут мои слова. Я наблюдаю за Вами с момента поступления. Ожидал от Вас чего-то особенного. У Вас ведь дар, от природы, талант. Уникальное чувство композиции, Вы, безусловно, владеете мастерством художника. Вот только для полноты творчества чего-то не хватает. Если помните, я вам на лекции рассказывал о роли личности в искусстве. Не человека, как личности, а о личностных качествах. Как говорят англичане, personality, так сказать. Для достижения высоких целей в искусстве, одного таланта мало, нужны оба качества, личность и талант. Такой человек, может стать гением в искусстве.
– Вы хотите сказать, что что-то не так с моей личностью?
– Да, именно это я и хочу сказать. Что-то с этим не так у Вас.
– Признаюсь, когда Вы рассказывали об этом на лекции, я не очень понимал, про личность. Почему это так важно, ведь если талант есть, то он есть. Разве этого недостаточно? При чём тут личность?
– При том, что талант сам по себе, это как инструмент, которым может воспользоваться кто угодно. Это – инструмент.
– Что-то я не пойму, если музыкальный инструмент, скажем скрипка, попала в руки плохого музыканта, то и музыка будет никудышная. При чём тут личность?
– Я, не о таком инструменте говорю, не о скрипках, или кисточках. Как же Вам объяснить-то…. Художник создаёт содержание. Если содержания нет, то он и не художник, а просто маляр.
– Вы хотите сказать, что в моих работах нет содержания? Что я моляр?
– Нет, Вы не моляр пока, но можете им стать.
– То есть я даже не маляр? – в душе у меня всё кипело, но я хотел дослушать, что наболтает этот старый пенёк.
– Маляром, Дмитрий, Вы станете, если не определите для себя кто Вы, каковы Ваши идеалы, за что Вы готовы жизнь отдать.
Это он про коммунизм что ли, будь он неладен? Так я же коммунист, что тебе ещё нужно-то?
– Я не про государственную идеологию, – как будто угадав мои мысли, продолжал болтать старик, – я про душу художника. Бездуховный, бездушный художник, он не художник, он человек владеющий мастерством, профессионал. Как бы Вы предпочли называться, художник, или профессиональный художник?
Возникла пауза. Я соображал, куда он гнёт, в огороде бузина, а в Киеве дядька….
– Сегодня Дмитрий, Вы профессиональный, дипломированный художник, гордитесь и радуйтесь.… Но, Вы не художник.
– Художник…, не художник…, что-то я не пойму.
– Вы, видели работы Адольфа Гитлера? Он, кстати, тоже был художником, если можно так сказать.
– Гитлера? Нет, не видел. А что там?
– Там то, что он тоже неплохо владел мастерством. Жаль, что Вы не видели. Жаль, что у нас этот пример не изучают. Изобразительным искусством он занимался ещё до Первой Мировой войны. В основном архитектуру, пейзажи рисовал. Всё напоминает студенческие работы, когда человек ещё не определился, и ни к чему ещё не склонен. А посмотрите, чем он закончил. Был, ли он художником, как думаете?
– Не знаю, я его творений не видел. Зачем Вы мне это говорите? Гитлер – злодей, какой он художник. Был бы художник, его бы знали…,
Куда это он гнёт? Намекает, что я на Гитлера похож? Ах ты сволочь, не дай бог кому-то такое скажет, прилипнет, не отмоешься,
– Уж не хотите ли Вы сказать, профессор, что мои работы на Гитлера похожи?
– В смысле стиля, Вы разные. Я бы сказал, что Вы талантливее. Но вот, что интересно, Ваши работы, особенно последние, тоже никакие. Он больше с натуры рисовал, у вас сложнее, композиции сами создаёте. Технически всё правильно, профессионально выполнено. Но, как будто Вы не себе писали, а кому-то, чтобы понравилось. Личность Ваша не просматривается.
– Что же, мне перед всеми штаны нужно было снять?
– Во, во, я про это и говорю, – не унимался профессор, – боитесь себя показать, боитесь, что мысли Ваши прочитают. Как будто у Вас есть, что прятать.
– Извините, Вы всем такое говорите? Или только мне?
– Только Вам, сами напросились.
– Чем же это я провинился?
– Пока ничем, хотя успели Вы, тут у нас отметиться, так сказать. Но, не это главное, я не об этом говорю. Вы, очень талантливый, одарённый человек. Талант, это не только подарок, это ещё и обязанность. На таких как Вы смотрят, ждут от Вас, куда придёте со своим талантом? Как Алоисович, или художником станете? Здесь всё определит личность Ваша, личностные качества, идеалы.
– Я не знаю Алоисовича. Кто это такой?
– Ну, как же? Гитлер, Адольф Алоисович….
Тфу, старый пень, в душу наплевал. Я шёл домой, ни диплом, ни бордовый, нагрудный значок с гербом, украшенный лирой, пером и кистью, совсем меня не радовали. Что я маме расскажу, что я на Гитлера похож? Хорошо, что я сдержался и не нахамил. А то бы он и вправду рассказал бы кому-нибудь. Приду в Худ фонд, а там скажут, – нам тут Гитлеры не нужны. Какая чушь! Сволочь! Сука!…
