Александр Эл
Одержимость справедливостью
Глава-35 Копирка
Домой пришёл, когда было уже около десяти. Взамен хмеля накатывалась усталость, хотелось упасть на подушку и забыться. Но не давала покоя мысль, зачем Танька искала меня на работе. Было это странно и вызывало смутное беспокойство. Телефон снова долго не отвечал. Наконец Танька ответила.
– Привет, чего трубку не берёшь?
– Да я только зашла, в пальто стою.
– Чего загорелось? Зачем на работу приходила? Как ты вообще мою работу нашла?
– Ничего не загорелось, я твой домашний номер потеряла. Просто, подумала, что ты меня как-то забыл.
– Забыл? Так ты для этого на работу ко мне пришла?
– Ну, да. Иначе ведь не позвонил бы. А так, понял, что всё серьёзно.
– Что, серьёзно? – нехорошее предчувствие, похоже, было не напрасным.
– Ты, копирку в пишущей машинке оставил.
– Ну?
– Мать нашла.
– Ну?
– Что ты нукаешь? Мать, говорю, нашла, и мне показала.
– Ну, я же вернул копирку. Что не так? – до меня всё ещё не доходил весь ужас случившегося.
– Всё так. Только копирка, на просвет, прекрасно читается. Понятно, зачем тебе понадобилась пишущая машинка.
Я едва не выронил трубку, когда через секунду до меня дошло. Вся секретность летела насмарку. Перед глазами встало лицо неряшливой женщины, внимательно разглядывавшей меня в щель двери. Сон отлетел.
– Меня даже любопытство разобрало, – продолжала сыпать соль на рану Танька, -захотела на этого начальника посмотреть. Знаешь, а он ничего такой, сексуальный, и молодой совсем. Я, у него телефон взяла, на всякий случай.
Пол закачался у меня под ногами.
– Чего ты хочешь? – едва смог выдавить я.
– Что хочу? Познакомь меня с ним, поближе. Пригласи куда-нибудь.
Это было уже выше моих сил. Танька предлагала мне самому выкопать себе могилу.
– Не получиться. Он меня ненавидит, – ляпнул я первое, что пришло в голову.
– Да? Жаль. Хотя понятно. За что ему тебя любить. Ну, ладно, хочешь, я тебе копирку отдам?
Эта дрянь явно что-то затевала. Но выхода у меня не было. Однако, Таньке захотелось, чтобы я её уговаривал, а она бы при этом, упиралась.
– Тебе очень это нужно? Или не очень? – мерзко растягивала слова Танька, – ладно, я сохраню это для тебя, отдам, отдам. Когда зайдёшь…, за копиркой?
– Завтра зайду. Ты, когда дома будешь?
– Заходи после девяти, – трубку Танька бросила, не сказав «до свидания». Это был дурной знак.
Уже в два часа ночи я проснулся от духоты и дикой жажды. И до утра заснуть больше не мог. Из головы не шёл разговор с Димкой. Неужели, меня на самом деле будут искать? Может, уже ищут? Что это за странная выходка Таньки. Она единственная, кто знал об этом. Я заплатил сколько сказали, должна быть довольны. Дурак я, ой дурак, очень уж хотелось побыстрее с этим закончить. Подумал тогда, что мамаша, просто дура-машинистка. А она копирку стала разглядывать. Зачем?… Так до утра и не заснув, поплёлся в мастерскую.
– Дима, ты чего, заболел? Чего такой зелёный? Или пил вчера? – дорогу перегородил Петрович, – опохмелиться не желаешь?
– Не желаю, Петрович. Давай без меня. Работы много.
Пить с Петровичем, да ещё с утра было совсем неинтеллигентно. Вообще странно, Петрович пил редко, а по утрам вообще никогда. Может он так шутит. Ни о какой работе я, конечно, думать не мог, но мысль Петровича была правильной. Два глотка из моей фляжечки привели в чувство, после бессонной ночи. Чтобы хоть как-то занять себя, стал убирать в мастерской, это немного успокоило… Время тянулось медленно. Где это Танька шляется? Какого чёрта нужно ждать девяти часов?
Глава-36 Нервный срыв
Танька в халате и с мокрыми волосами открыла дверь в квартиру.
– Привет, ну давай копирку.
– Мама, это ко мне, я открыла уже, – громко сказала Танька в глубь квартиры, – а ты проходи в комнату, там всё.
Я механически шагнул в её маленькую комнату, где уже был в прошлый раз. За стеной слышался стук печатной машинки.
– Скажи, зачем твоей матери понадобилось разглядывать использованную копирку? – пользуясь моментом, я пытался определить степень возникшей опасности.
– Мама сказала, что у неё опыт. Такие деньги за машинку платят только, когда пишут всякие гадости и боятся, что узнают. Потому, что она по 30 копеек за страницу берёт.
Тфу, идиот, – подумал я про себя.
– Ладно, давай её сюда. Ну, копирку эту.
– Вот, держи, – Танка сунула мне в руки вчетверо сложенный лист бумаги, что было странно.
– Это же не копирка.
Я развернул лист. На нём был карандашный рисунок грубой, хамской порнографии. От неожиданности я опешил. Танька стояла сзади, заглядывая на рисунок из-за моего плеча. Пока я пытался сообразить, что это значит, она неожиданно, сзади одной рукой обхватила меня, а другую руку быстрым движением запустила ко мне в штаны и когтями вцепилась в моё «хозяйство».
Ай! – взвыл я от боли и неожиданности.
– Тихо, тихо, кролик, – Танька ладонью пыталась закрыть мне рот, – что это, пахнет от тебя? Ты пьян?
Печатная машинка в соседей комнате перестала стучать. Я оттолкнул Таньку, она отлетела. Печатная машинка снова застучала за спиной. Я хотел ударить Таньку, но она закричала,
– Мама!
Я остановился, а Танька в этот момент сбросила на пол халат, под ним ничего не было. Машинка за стеной перестала стучать.
– Стой, где стоишь, шустрый кролик! – шипела Танька, – а то я закричу, что ты меня насилуешь, а мама в милицию позвонит.
– Таня, – в дверь комнаты стучала мать, – у тебя всё в порядке?
– Да, мама, я только хотела спросить, можно я музыку включу? Тебе не помешает?
– Можно, можно, включай. Только, чтобы соседи снизу не жаловались.
– Ну что, кролик, – снова зашипела Танька, включая то, что она называла музыкой – готов?
– Идиотка, – я попытался выйти, но голая Танька стала перед дверью.
– Я закричу.
– Послушай, что ты от меня хочешь? Дай мне уйти.
– А что, копирка, больше не нужна?
– При чём тут копирка?
– А при том, что тебе теперь нужно быть послушным. Если не хочешь неприятностей. Думал, дуру нашёл? Нельзя так, с девушками. Теперь, будешь послушным!
От этих слов я вмёрз в пол. Что она имеет ввиду? Таньку было не узнать. Комок злости, с перекошенным лицом. Ведьма!
– Что случилось, Танечка? Я ничего не понимаю, – я неуклюже попытался её успокоить.
– Зато я понимаю! – шипела в ответ Танька, – ты думаешь, ты один такой умный? Это моя мама, умная! Это она тебя, хлюста, вычислила. У неё опыт. Такие как ты, должны платить! Снимай штаны и доставай свой шницель.
– Послушай, Таня, ты ничего не понимаешь, – в ужасе я смотрел на неё, вот он, Фтириаз.
– Нет, это ты не понимаешь. Халявы, не будет!
– Зачем ты так? Что я тебе сделал? Я не понимаю.
– Что сделал? Подонок! Ты мне в душу наплевал! А потом ещё и натрепался дружкам своим. Ох, не повезло тебе! Снимай штаны, сказала!
– Если ты денег хочешь, я заплачу. Скажи, сколько?
– И денег тоже! Будешь платить! А как ты хотел? Я всем расскажу, что ты доносы пишешь. Тебе вслед плевать будут. А я ещё жене твоей, привет передам.
Я рванул к ней, чтобы заткнуть её поганый рот. Но она дико заорала,
– Ма-ма!
Я замер, в дверь снова постучали.
– Танечка, ты звала меня? Можно войти?
Я отступил и замахал руками. Они сговорились, меня ведут, как барана.
– Мама, у нас кофе есть?
– Кофе? Да, доченька, остался ещё. А не поздно, для кофе? Может лучше чаю? Я поставлю.
– Хорошо, мама. Спасибо!
– Сколько денег нужно? – я достал бумажник, и вытащил деньги. Поняв, что попал, и дешевле заплатить.
– Положи на стол, этого мало. Принесёшь ещё.
– Принесу. Где копирка?
– Принесёшь деньги, тогда и получишь.
– Хорошо, завтра принесу, – я попытался протиснуться к двери.
– Куда собрался? Доставай шницель, я сказала.
– Таня, я так не могу, я переволновался. Не получится.
– Ну, ты, постарайся… Чтобы мне понравилось!
– Я не смогу, – от одной мысли о чесотке, у меня темнело в глазах, – дверь, хотя бы, запри…
– Ага, чтобы ты меня тут придушил? Нет, давай так…
– А если мать войдёт?
– А ты не тяни… Пока чайник не вскипел…
* * *
– Фу, кролик, фу какой, никудышный кролик, – шипела Танька.
Я бежал по тёмной улице к ближайшей Аптеке. Её закрывали прямо перед моим носом.
– Девушка, пожалуйста, впустите…
– Завтра приходите….
– Это срочно! Очень срочно!
– Что у Вас случилось? Вижу, Вы такой бледный. Что-то с сердцем? Вам Валидол? Нитроглицерин? Заходите, сейчас. Как же… У нас касса уже закрыта. Ладно, завтра пробью.
– Не Валидол, не Валидол, меня изнасиловали! Мне нужно…, – в этот момент я вспомнил, что в карманах ни копейки, нет даже на трамвай. Танька выгребла всё.
– Че-го? Молодой человек, как Вам не стыдно? Шутки дурацкие! Сейчас же уходите, а то я милицию вызову.
Меня изнасиловали. Меня изнасиловали! Иначе, это не назовёшь. Меня, мужика, изнасиловала баба! Трясло от унижения и ужаса. А вдруг она меня чем-нибудь наградила…. Нарочно наградила. Утром, к врачу! Срочно! Это самый кошмарный день в моей жизни. Обложили со всех сторон. Что эти бабы затеяли? Я мучительно пытался собраться с мыслями. Фляжка моя была давно уже пуста, и посоветоваться было не с кем. Хорошо, хоть, что поздно вечером в трамваях билеты не проверяют….
– Димочка, а чего ты так поздно? Ужинать будешь? – Мать хлопала заспанными глазами, – а мы тебя не дождались. Анжелика уже легла.
– Анжела? Откуда?
– Вот, приехала от родителей. Волнуется, что уже неделю пропадаешь где-то. Я ей рассказала, что ты работаешь много. Работа ответственная.
– Где она? – мне сейчас только Анжелки не хватало.
– В комнате твоей, спит уже.
Это была катастрофа. В моей постели лежит жена. Наверное, ждёт ласки. А я после Таньки, с «букетом…». Захотелось убить всех этих баб…
* * *
– Димочка, Димочка что с тобой? Ты меня слышишь? Что с ним, доктор?
– Какой-то срыв. Надо провериться. Сейчас нормализовалось, пока. Я сделал укол успокоительного. Он уснёт, а завтра в поликлинику. Надо сдать анализы. В таком возрасте тоже может быть инфаркт. Не надо с этим шутить. Он давно пьёт?
– Ну что Вы, доктор. Димочка вообще не пьёт, алкоголь на дух не переносит.
– Да? Странно. Ну ладно, с анализами не затягивайте.
– Мама, что случилось? Кто это?
– Ты упал Димочка, в ванной. Скорую помощь пришлось вызывать. Слава богу, всё обошлось. А мы испугались. Ты не волнуйся, отдыхай. Вот, хорошо, спи, спи маленький. Анжелика с тобой посидит.
На работу я не пошёл. А вот к Таньке я не пойти не мог. Вечером, с деньгами, я постучал в дверь. Открыв на цепочку, Танька через щель спросила,
– Деньги принёс?
– Принёс.
– Давай.
Я просунул деньки в щель. Дверь сразу захлопнулась. Подождал, за дверями тишина. Я снова постучал. Потом ещё раз.
– Кто там? – спросила мать.
– Таню, позовите пожалуйста.
– А, Танечки дома нет. Зайдите другой раз. Лучше позвоните заранее.
– Позовите, пожалуйста. Я только что с ней разговаривал.
В ответ тишина. Что делать? Уйти? А что дальше? Подождав, я снова постучал…. Тишина, я громче постучал.
– Что надо? – через дверь отозвалась Танька?
– Копирка где, я жду.
– Деньги неси.
– Я же только что, отдал тебе.
– Мало, ещё неси! – шипела за дверями Танька.
– Хорошо, принесу. Отдай копирку. Сейчас отдай.
– Ничего я тебе не отдам. Вали отсюда, урод! Будешь в дверь стучать, вызову милицию.
– Хорошо, хорошо, когда прийти?
– Придёшь, когда позвоню. И ничего там не придумывай, ничего не выйдет. Всё, пошёл вон!
Я плёлся по улице, пытаясь успокоиться и сообразить, что происходит. Танька с мамашей вымогают деньги, это понятно. Сколько они хотят? Я уже не мало отдал. А что если они не успокоятся, и захотят дальше тянуть? О чём она говорила, что я должен придумать? Она боится. Боится, что я слечу с катушек. Боится перегнуть палку. Это хорошо, или плохо? Что значит, «позвоню»? Когда? Неужели, пользоваться мной хочет, чтобы я по свистку бежал? Похотливая дрянь! Но как же копирки забрать? Так вляпаться, как же я не подумал? Голова другим была занята. Кто знал, что она такая стерва. Самое умное, что можно придумать, это ждать и тянуть резину. Будет звонить, а я заболею. Буду обещать, чтобы время выиграть. Время работает на меня. Нет, вы меня так без хрена не сожрёте.
Проходя мимо витрины магазина Канцлерских Товаров, глаз зацепился за что-то очень знакомое. Невольно остановившись, я увидел выставленную в витрине, точно такую же, оранжевую печатную машинку, что брал у Таньки. Ещё несколько минут, я, глотая воздух, с трудом переваривал увиденное. Там, в витрине, под машинкой, была указана её цена – 130 рублей!
Глава-37 Формальность
Димка работу забросил. Говорили, что его без конца допрашивали, и свои, и чужие. Он всё время где-то мотался, явно не по делам Худ фонда. А Худ фонд гудел как улей, уже два месяца. Все заботы отошли на второй план, клерки сплетничали, художники пили. Такая жизнь была куда веселее, чем повседневная рутина. Распространялись самые невероятные сплетни, и никто толком ничего не понимал. Появились недовольные заказчики, а вслед за ними и партийные работники. И те и другие заглядывали в глаза, пытаясь понять, почему никто ничего не делает, и все сроки исполнения, все клятвенные обещания, срываются. Никто не сомневался, что после такого шума Димку непременно снимут. Меня разбирало любопытство, что там происходит. Но Димка ходил опустив нос, и ни на кого не смотрел. Это означало, что разговаривать он не будет. Нужно ждать подходящего момента. И вот он наступил. В окне его кабинета свет погас последним, остальные ушли раньше. Но из здания никто не выходил. Это означало, что Димка сидит один, сидит в темноте. Он так делает, когда с кем-то болтает по телефону. Интересно с кем? Впрочем, неинтересно. Наверное, с какой-нибудь девкой, с кем же ещё. С мамой он может и дома поговорить. Неужели с девкой? Нервы железные? Меня разбирало любопытство. А, может просто сидит, и смотрит в потолок, думает, чем дальше будет заниматься, когда его снимут.
За дверями ни звука. Может, я не заметил, как он вышел? Я постучал в дверь. Ответа нет. Наверное, таки ушёл. Уже уходя, на всякий случай постучал ещё раз.
– Войдите, – голос был Димкин.
– Привет, – я вошёл, Димка уже успел включить настольную лампу.
– А, это ты. А я думаю, кто это такой настырный?
– Я увидел, что свет в кабинете погас, а ты не выходишь. Подумал, может, случилось что, решил проверить. Как ты? Давно не общались. Ты всё носишься, в мыле, страшно подходить.
– Волнуешься за меня, да? Веришь ли, первый раз за неделю присел. Гоняли, как собаку. Тут такие чудеса, не соскучишься.
– Неужели тебя снимут? Весь Худ фонд гудит.
– Да чёрт их знает, может и снимут. Скорей бы уже. Надоело. Я бы и сам ушёл, но подумают, что сбежать хочу. Так что, в любом случае досижу, досмотрю кино до конца. Пусть лучше снимут, все поймут, что ни за что. А если уйду сам, скажут испугался, слухи поползут. Ведь самое главное, это – репутация. Подмочишь, здороваться перестанут. А работу я найду.
Ишь, хорохориться гад. Щёки надувает. Ну, ну, посмотрим….
– Дима, народ говорит, что если эти шакалы вцепились, то уже не выпустят.
– Да, плевать. Я сегодня последний ребус закрыл, самое неприятное. А теперь мне наплевать, пусть болтают что хотят.
– А что случилось-то?
– В том-то и дело, что ничего. Ничего они не нарыли. Правда, были неприятные моменты, очень неприятные. Не думал я, что в дерьмо влезу.
Вызывают меня повесткой в МВД, прямо в их главное здание, туда, где сидит тот самый старший лейтенант. Почему туда понадобилось, непонятно. Комната общая, кроме него ещё три мужика сидят, своими делами занимаются, на меня внимания не обращают. А он меня допрашивает, вроде. Понимаете, – говорит, – дело мы расследовали. Признаков преступления не усматриваем. Однако, осталось два непонятных момента. Не могли бы Вы помочь нам их прояснить? Если бы не эти моменты, мы бы уже вопрос закрыли, а Вы бы спокойно продолжили работать. Помогите, пожалуйста, закрыть тему. Ну, я обрадовался, ничего не нашли. Уши развесил, а он продолжает. В анонимном сигнале, говорит, указано, что Вы за взятки распределяете заказы. Что Вы можете пояснить по этому поводу? Мне бы его на три буквы послать, тебе поручили, вот и разбирайся. А я, дурак, думаю, нужно же помочь «тему закрыть». Поэтому объясняю, что ничего подобного никогда не было. Я наличные деньги получал или давал кому-то только тогда, когда сам художником работал. Ничего не было организовано тогда, приходилось за свои деньги материалы, инструмент покупать, где угодно. Хоть на рынке, хоть у спекулянтов, хоть из-под полы. Фонд для того создан, чтобы эти вопросы решить, чтобы не нужно было этим заниматься.
– А откуда же брались наличные деньги, – спрашивает, – на всё это?
– Специально, – говорю, – просили заказчиков часть платить наличными, именно для этих целей.
– И как же это происходило? – спрашивает.
– Да очень просто. Аванс за работу получил, и побежал материалы искать.
– И всё?– спрашивает, – Вы сами этим занимались?
– И всё. И сам занимался, и других просил. Мы же бригадой работали. Художники, отделочники, плотники. На самом деле деньги на материалы для оформления небольшие. Нужно только то, что трудно заказать из-за маленького объёма. Килограмм краски, метр ткани, такие вот вещи.
– А как же с отчётностью? Это где-нибудь записывалось?
– Да какая отчётность, кому она нужна? Сам же у себя красть не будешь.
– Всё понятно, – говорит, – это дела прошлые и они нас не касаются. Разве что это те же самые художники, с которыми Вы и сейчас работаете? Так ведь? Я Вас правильно понял? Вот видите, это и породило слухи. Многие помнят, а недоброжелатели Ваши этим воспользовались, и в анонимку записали. И нас, вот тут, заставили глупостями заниматься. Ох и люди…. В общем, нечего нам на это время тратить. Так и запишем. Да, вот ещё что, чтобы нас не упрекнули в том, что мы плохо искали, в протоколе желательно указать какую-нибудь конкретику. А то получается, что мы, как те анонимщики, сплетни какие-то тут собираем. Приведите какой-нибудь конкретный пример, что-то что с названиями, суммами, фамилиями. Одного, двух примеров будет достаточно.
Откуда же я ему конкретику возьму. Работяг, кто в бригадах был, я знал только по именам, да и то не всех. А вот художников, понятно, помнил. Ну и назвал несколько, с кем работал, что тут за секрет. Он пообещал, что беспокоить никого не будет, поскольку это только лишь формальность, что бы «тему закрыть».
– Ну, что? Всё? Можно мне идти? – спрашиваю, когда протокол подписал.
– Да, говорит, конечно. С этим всё понятно. Но остался ещё один вопрос. У Вас две машины, в собственности числятся. Это, конечно, не преступление. Но дело в том, что обе эти машины выделены Министерством Культуры, Вам, молодому человеку, а не ветеранам войны или труда. Не объясните, за какие такие заслуги? Не слишком ли жирно будет, две машины для одного молодого человека?
Два автомобиля? Что за хрень? Мне одну машину некуда на ночь ставить. Во дворе бросаю. Колпаки с колёс, как украли, так без них и езжу. Я ему так и говорю, зачем мне две, что у меня, две задницы что ли?
– Вот в том-то и вопрос, – говорит, – зачем? Кто знает, может Ваша пассия на второй машине катается? Или по доверенности, кто-то? Согласитесь, Вы вполне могли, таким образом, с кем-то расплатиться. Ну, с теми, кто Вам помогал. Кто-нибудь из Министерства, например. Просматривается возможность коррупционной составляющей, Вам не кажется?
– Чего? – не понял я.
– Вы, взятку кому дали? Кто там у нас «борзыми» автомобилями берёт, – это он так мне Гоголя цитирует.
– Какая ещё пассия? Какие взятки? – возмутился я, – у меня одна машина!
– Как же одна? Вот у нас и документик имеется, – и называет марку машины.
– Ах эта, – говорю, – так её уж давно нет. Она же разбита, в аварии. И с учёта снята.
– Видите ли, – говорит, – Вы нас с этими машинами мало интересуете. Нас интересует, кто за этим стоит. Схема-то известная. Машину выделяют на подставное лицо, ветерану какому-нибудь, и сразу на чёрный рынок. А там она вдвое, а то и втрое дороже. Очень приличные деньги. Какова Ваша доля?
– Какая схема? Вы что, с ума сошли?
– А Вы, -говорит, – на меня голос не повышайте, Вы не в том положении. Просто, сдайте подельников и начинайте сотрудничать со следствием. Вам же лучше будет. Оформим явку с повинной. Облегчите душу!
Глава-38 Два автомобиля
– Поверишь, Дима, я вообще не понимаю, что он несёт. Думаю, сейчас достанет Наган, и заорёт, – нам всё известно!
– А зачем тебе две машины? – совсем запутал меня Димка, подумал я.
– И ты туда же! У меня одна машина! А следователь говорит, что по данным ГАИ, две. Более того, – говорит, – Вы ей пользуетесь. Поэтому, – говорит, – лучше сразу признайтесь!
– Не в чем мне признаваться, – говорю, – одна машина, и точка. – Вижу, он сам сомневается, видно не такой реакции от меня ждал.
– Ладно, – говорит, – даю неделю, – говорит, – чтобы разобрался. Если объяснить, «доказать!» не сумеешь, можешь оказаться в камере.
– Что это за методы фашистские? – глядя Димке прямо в глаза, возмутился я – у нас презумпция невиновности. Ему нужно, пусть сам и доказывает!
Душу мою посетило радостное волнение, похоже, всё-таки попался ты, Дима. Я тебе сухари носить буду.
– А он уже всё доказал, – продолжал Димка, – он мне справку из ГАИ показал. Машина прошла техосмотр, в этом году….
– Ха, ха, ха, – я не смог сдержаться и заржал. Испугался, с ужасом смотрю на Димку. Но Димка понял мой вопль по-своему.
– Вот и я так заржал, когда увидел. Короче, этот старший лейтенант фактически сделал мне одолжение. Мог бы вообще ничего не говорить.
– Так дальше-то, что?
– Слушай, уже поздно. Я жрать хочу. Ты не спешишь?
– Да нет, а что? – ох наивный, куда же я мог спешить от такого кино.
– Давай я чайник поставлю. Будем чай с сахаром. У меня сушек полно.
Димка засуетился с чайником, побежал за водой, а я развалился на стуле в ожидании продолжения того, что я так прекрасно организовал. Удивительное удовольствие наблюдать, как на твоих глазах погибает тот, кого ты всю жизнь ненавидел. Эх, жаль, что нельзя ему сказать, что это я всё устроил, что из-за меня он крутится сейчас, как уж на сковородке. Вот уж, чего меньше всего ожидал, так это истории с машинами. Написал, так, для объёма. Надо же, как выстрелило. Я с наслаждением глотнул коньячка из моей замечательной фляжечки. Теперь можно и чайку выпить.
– Бери сушки, Дима. Не стесняйся, сушек полно, – разлил по стаканам чай Димка.
– Так дальше-то, что было? – мне натерпелось услышать продолжение.
– Ну, что дальше? Выскочил на улицу, голова кругом. Начинаю всё вспоминать, сопоставлять. Та, первая моя машина, была вовсе и не моя. Помнишь, я тебе рассказывал, про большой заказ. Объект тот был большим, и всё переделывали, работы до хрена. Отопления на объекте нет, а уже заморозки. Мучаемся, но главное, всё время приходилось мотаться туда, а никакого общественного транспорта нет. Машины ни у кого нет. Летом мужики на объекте жили, а холодно стало, не хотят. Чего доброго вообще разбегутся. В общем, транспорт каждый день нужен. Стали на такси скидываться, дорого получается, платить надо в оба конца, а это почти 40 километров. И тут вдруг узнаём, что одному из наших художников, очередь подошла на машину. В смысле, Министерство Культуры выделило. Он на машину давно заявку подавал. А у него и денег-то нет, только что развёлся. Посоображали мы, и решили в складчину купить, на бригаду. Но, никто такое на себя записывать не хочет. Кому нужна не своя машина, на которой кататься будут все, вся бригада. Записали на меня, потому, что я самый молодой, и у меня не было водительских прав. Министерство уговорили, хоть и с трудом. Мол, для работы надо. Короче, крепко тогда нас эта машина выручила. Прицеп к ней приспособили, и гоняли и в хвост и в гриву. Даже я на ней ездить научился, и права позже получил. Набьёмся в неё как селёдки и едем. Чего мы только на ней не возили. Добили мы её за год. Но и заработали к тому времени, долги вернули. Когда её покупали, своих-то денег даже не было. Работу закончили, разбежались, что с машиной делать? Один согласился выкупить у остальных то, что от неё осталось. Всем заплатил, а переоформлять не стали. Так он и ездил по доверенности.
Ещё через год, он на ней перевернулся и скатился в овраг. Пока в больнице лежал, то, что от машины осталось, разворовали. Короче, нет больше такой машины. Прошло время, я уже тут, в Фонде. Подлизался к начальству в Министерстве культуры и выпросил себе машину. Так, мол, и так, нужно по делам ездить, по объектам, город большой. Они рады, что я хоть служебную не прошу. Правда, спросили, а нет ли у меня другой машины. Это формальность, но две машины в одни руки, не положено. Я тогда подумал, чем чёрт не шутит, та ведь машина на меня была записана. Ну, я в ГАИ, я там тоже многих уже знал, мы для них работу делали. Написал заявление, так, мол и так, прошу снять с учёта. Ан нет, не хотят, говорят, принеси номерные знаки. А я знаю, где эти знаки? Где их искать. Ну, объяснил всё, а зам. начальника ГАИ говорит, – я так просто не могу снять с учёта, без номерных знаков. Что значит, разворовали? Нужно провести расследование. Чего-то там написал и передал в Уголовный Розыск. Говорит, – они проверят, тогда машину с учёта и снимут. Ну, мне наплевать, проверяйте, я все рассказал, написал. И пошёл себе со спокойной душой. Через какое-то время вызвали в Уголовный Розыск, снова всё записали, и следователь сказал, – криминала нет, вот пишу, что машину можно снять с учёта. Иди, спи спокойно. С тех пор, я и думать про неё забыл. И вот, на тебе, у меня, оказывается две машины. Как такое возможно? Думал, думал, деваться некуда, пошёл в ГАИ. Попросил знакомых, покажите картотеку регистрации транспорта. Смотри, говорят. Я посмотрел, и в осадок выпал. Та несуществующая машина, ежегодно проходит техосмотр, что каждый раз заверено, подписью ответственного милиционера, и печатью. А это – стопроцентное доказательство! Я день в себя прийти не мог. Нервы из-за анонимки и так на пределе. Ещё и вправду посадят. Ведь всё явно выглядит, как какой-то гешефт.
Я слушал, открыв рот, ну и чудеса. Не выкрутится, не выкрутится! А Димка налил себе второй стакан чая и хрумкая сушками, продолжал.
– На следующий день снова иду в ГАИ. Ведь замначальника ГАИ мои документы на снятие машины с учёта, лично в руках держал. Как-то же они от него в Уголовный Розыск, попали? Все входящие и исходящие документы регистрируются и в ГАИ, и в Уголовном Розыске. Должны же какие-то следы остаться, времени ещё немного прошло. Если бы не знакомые мои, никто бы конечно мне ничего не дал. Но, вот прошитый ГАИшный журнал регистрации входящих-исходящих документов, у меня в руках. Месяц, когда это было, я точно помнил. Проверяю каждую запись, ничего. Ни намёка! Не было таких документов!
Слушая Димку, я чувствовал себя болельщиком на футболе. Ждал, когда же наконец забьют мяч в ворота.
– Но ведь как-то же документы попали в Уголовный Розыск, я же их там видел, – продолжал Димка, – иду в Уголовный Розыск. Знакомых у меня там нет, хотя в Городском Управлении бывал не раз, тоже по делам, ещё когда в армии служил. Ты же помнишь, я в милицейской форме ходил. В общем, расположение, где что в здании находится, я хорошо знал. Повод зайти придумал, типа по работе Худ фонда. Выписали пропуск. А что дальше делать, не знаю. Фамилии следователя, не знаю. Должность его, или хотя бы звание, не знаю. Он в цивильном тогда был. Помню только, где его кабинет находится, и за каким столом он сидел. Постучал, захожу. Народу, как всегда, на головах сидят, а того следователя среди них нет. Спрашиваю, где этот, что сидел вот за этим вот столом? А он, тут больше не работает, – отвечают, – в Сибирь уехал. Что ещё спросить я не знаю, чего делать, не знаю. Тупик! Вышел я на коридор, плакать, или смеяться, не знаю. Народ вокруг ходит, никто на меня внимания не обращает.
Куда это Димка гнёт, если всё было так, как он рассказывает, он бы сейчас тут сушки не жрал, и со мной бы не болтал. Тут уж вешаться пора. Неужели, выкрутится?
– Думаю, – продолжал Димка, – надо журнал входящих проверить, но где этот журнал искать? В ГАИ, секретарша с журналом, прямо на коридоре сидела. А здесь не сидит. Ходил, ходил по коридорам, смотрю, дверь железная. Написано – «Секретная часть». Всё, точно так, как у нас части, в штабе было. Секретная часть, это там где все документы. Там же должен быть и журнал входящих. Открываю дверь, узкая комната, шкафы, стеллажи. Разделена барьером с такой откидной доской, типа шлагбаума. Ну, чтобы туда не заходили. За столом сидит одна единственная, тощая, старая еврейка. Уставилась на меня. Послушала мой лепет, про журнал входящих, и как заорёт,
– Немедленно выйдите! Здесь посторонним находится не положено!
– Да мне только спросить, где искать! Помогите, пожалуйста.
– Вы не имеете права здесь находиться! – орёт.
Вижу, труба. Баба невменяемая. Ну, я в полной прострации нос опустил, уже выйти хотел, и вдруг вижу, прямо перед ней, на соседнем, никем не занятом столе, лежат, скреплённые большой скрепкой, те самые мои документы, которые я ищу. Вот они, только руку протяни. Я свою фамилию сразу узнал.
– Вот же, вот, смотрите! Это то, что я ищу, это мои документы! – говорю я ей.
– Немедленно покиньте помещение! – сама орёт, и нарочно, стол с моими документами собой от меня закрывает.
Я за эти пару дней едва с ума не сошёл, весь на нервах. Что со мной случилось, не знаю. В глазах потемнело, я через этот барьер перескочил, и документы в руки схватил. Старуха визжит, в комнату ворвались, меня мордой в пол, документы отобрали, руки за спину, коленом шею чуть не сломали….
Пришёл в себя уже в том самом кабинете, куда до этого заходил. Сижу на стуле, пью воду из стакана. Лицо и рубашка мокрые, видно в лицо водой плеснули.
– Ты, говорить можешь, – спрашивает кто-то, – зачем на Фаину Марковну напал? Вы знакомы?
– Нет, не знакомы, – отвечаю.
– Ты понимаешь, что проник в секретную часть Городского Управления Уголовного Розыска?
– Я только хотел спросить….
– На дверях написано, – «Секретная часть. Посторонним вход воспрещён». Что непонятно?
В общем, пришлось всё рассказать с самого начала, и про анонимки, и про то, что дело ведёт МВД под контролем ЦК. Это, а может и то, что я сам недавно был, как бы их сослуживцем, и имел много общих с ними знакомых…. В общем, мужики прониклись ко мне уважением. Моя выходка, в Секретной части, их впечатлила, заговорили по душам. И тут стали выяснятся удивительные вещи.
Я слушал Димку и думал, неужели не врёт? Рассказывает, как детективный роман. Я бы, бузу в милиции затевать, никогда бы не решился. Наверное, спасло то, что он сам два года милицейскую форму носил, все эти ихние ментовские манеры знал, и милиции не боялся.
