Александр Эл
Одержимость справедливостью
Глава-8 Мыться в тазике
– Ну, что ты там тырился, – не выдержал я, – узнал что-то?
– Я, когда назад шёл, бидоны с молоком на трактор грузили. Краем уха слышал, как сказали, – «наш, кажется, попал…». Кто попал, куда попал, я не понял. Вроде, тот грузовик с картошкой, стопорнули где-то. Я значения не придал. А тут, вижу все злые какие-то. И милиционер этот, припёрся. Высматривает что-то.
– Он же за чернилом приезжал….
– Может, они думают, что это мы стуканули. Ты же хотел…, – Димка посмотрел мне в глаза.
– Что хотел? – по спине поползли мурашки, – ничего я не хотел! Не придумывай.
– В общем, так, если они решат, что это мы, могут подставить. Так всегда делают, мне отец рассказывал, чтобы замазать. Теперь нужно в оба смотреть, – Димка явно не шутил.
– Давай уйдём отсюда, – ноги сами понесли.
Но Димка остановил.
– Сейчас, уж точно уходить нельзя. Сразу на нас подумают.
– Причём тут мы? А, я понял, это ты вчера куда-то смылся! Ты настучал! Я при чём тут? Не впутывай меня в свои дела! – обложили, внутри меня всё затряслось. Роза, шлюха эта, нажалуется. Меня крайним хотят сделать, подлецы. И синяк на лице – доказательство! А-а….
– Да не трясись ты так, ничего ещё неизвестно. Это только предположение.
– Не понимаю, почему я? В смысле, почему мы, что мы им сделали?
Если из училища выгонят, мать не переживёт. Что делать, что делать? Может, сказать им, что это Димка? Говорит, что не он, может, врёт? Стрелки переводит….
– Мы, потому, что не пьём, подозрительно, – тихо говорил Димка, – мы – чужие, а они тут все свои. И пьяные, лыка не вяжут. Милиционер явно в теме, прикормленный….
Да, Димка прав, так и есть, надо спасаться. Забыв про него, я побежал обратно. Картошку ещё не привезли. Димка бежал за мной пытаясь остановить. Подожди ты, подожди….
– Можно мне, глотнуть? – подбежал я к шофёру.
– Ты же, не пьёшь, – шофёр ехидно улыбался.
– Хочу попробовать, Вам что, жалко?
– Пробуй, сколько хочешь, не жалко. У меня ещё много, всем хватит, – водитель протянул открытую бутылку.
Я сделал два больших глотка. Чернило было тёплым и сладким, с запахом гнилых яблок.
– А ты, будешь? – спросил Димку шофёр.
– Нет, я не могу, я же говорил, понос у меня.
Не успел он сказать, как я почувствовал, что понос уже и у меня. Сунув банку Димке в руки, я рванул к лесу. Это, наверное, от волнения, такое бывает. Только бы добежать. «Кальсоны есть запасные?» – вспомнил я тётку-молочницу. Не дай бог, в доме водопровода нет. Что же я в тазике мыться буду, где в доме только одна общая комната…. Пока сидел в ложбинке, развезло. Чернила ударили в голову. Но, стало спокойно, чего это я испугался? Урку- шофёра? Да кто он такой? Они воруют, а я бояться должен? Сволочи! Вот пойду сейчас, и скажу ему в лицо, что он вор! А Димке скажу, что он трус! А Розке скажу, что она шлюха!
– Так, у кого из вас понос, студенты сраные? – спросил шофёр, завидев меня и растянув рожу в своей мерзкой улыбке. Скрестив руки на груди, он, как на показ, выставил свои татуировки.
– Можно мне, с собой вина взять? Хочу девушек угостить, – я не знаю, почему это сказал, ведь хотел сказать совершенно другое.
– Девушек? Девушек можно. Слышь, ты меня познакомь, я с тобой пойду. Возьмём чернила, погудим. Девки-то, хорошие? Подержаться, есть за что?
Кто меня за язык тянул. Увяжется сейчас за нами, урка. Димка выпучил глаза, ишь как разволновался, за свою Розу. Посмотрю я на тебя, когда не ты, а этот урка «баловаться» с ней начнёт.
– Ай, жалко, не получится. Мне после погрузки сказали сразу сваливать, – шофёр искренне расстроился, – бери вино, возьми банку. Передай девчонкам, что это от меня, скажи, от Шурупа, пусть запомнят. Эх, люблю тёлочек молоденьких.
Ну, урод. У меня отлегло.
– Ты чего, козёл, делаешь? – шипел Димка, – с ума сошёл?
– Сам ты козёл! Всё из-за тебя. Панику поднял.
– Ну да, теперь то уж точно, скажут, что пили, и ещё чернила с собой выпросили. Теперь, надо тихо сидеть.
С банкой в руках, идти через всю деревню. Димка прав. Я сунул банку в траву возле забора.
– Что с тобой происходит, ты пьяный совсем? – Димка банку подобрал.
– Выбрось эту гадость! Никто её пить не будет, – я попытался забрать банку, в конце концов, это я её взял, значит, она моя.
– Почему не будут? Девчонки будут пить. Ты же сам сказал.
– Да я не это имел ввиду! Тьфу, гадость какая.
– Ну не будут, так не будут. Всё равно надо оставить. Это же валюта, можно на что-нибудь обменять. На кусок сала, например, а то только одну картошку едим. Что привезли с собой, всё съели уже.
Пока шли, хмель выветрился, во рту остался лишь сладкий привкус гнилых яблок. Я лежал на своём надувном матрасе и не мог заснуть, прислушиваясь к стонам и вздохам, доносившимся с печки. Я представлял себе, чем они там занимаются, и от этого мутилось сознание. Прислушиваться мешала Светка, которая, как нарочно, вертелась и скрипела кроватью. А ещё говорила, что ничего не слышит. Только когда на печке затихли, я, наконец, заснул.
Утром Роза смотрела на меня с презрением, ничего ты, мол, не сделаешь. Но увидев, что я равнодушен, перестала обращать на меня внимание. Зато Светка, всё заглядывала в глаза, как будто я ей денег должен.
Когда остались с Димкой вдвоём я снова спросил, что они там, на печке делают, что заснуть не могут.
– Экий ты завистник, что же ты хочешь, чтобы я рассказывал? Не знаешь, что с девчонкой делают?
– Ты же сказал, что у вас ничего такого нет.
– И быть не может. Девчонки переживают, что им помыться негде. Уже неделю без душа, а они каждый день мыться привыкли. Мы просто обнимаемся. Она ногами обнимет, и прижимается.
– И не стыдно ей? – я представил себе эту картину и чуть не задохнулся, – это же, неприлично…
– Неприлично, это как ты, тихо сам с собою. А она, нормальная девчонка. Слушай, давай их помоем, чтобы не мучились. Устроим банный день. Деревенские же, моются, прямо в комнате. Не у всех же баня есть.
Мыться затеял, баню захотел. Скотина, чтобы ты тут совсем берега потерял.
– В смысле, как помоем?
– Нагреем воды на улице на костре, принесём в дом, девчонку в тазик поставил, и ковшиком сверху. Мыло есть. Всего-то пару вёдер надо. Вёдер полно. Я в сарае шаечку видел и ковшик есть. Тут же люди жили, мылись как-то.
– Откуда это ты всё знаешь? – неужели, он когда-то уже мыл девок, – ты, что ли сам их мыть будешь? Разве они не будут стесняться?
– Ну, отвернёшься. Простынку повесим, сверху только польём, типа душек сделаем. Да и вообще, их же двое, помогут друг другу. Нам только воду организовать, дрова, чтобы сами не таскали. Как, откуда знаю? Меня самого маленького так мыли, когда на лето в деревню возили. А тебя что, не так разве.
Димка был прав, именно так и мыли. Но сам я, никого не мыл, не приходилось. А тут, девчонки….
– Нет, я против. Не наше это дело. Пусть сами разбираются, – знаю я, зачем тебе их мыть, кот и сало! Обойдёшься. Тебя не остановить, так ты тут устроишь.
– Может у кого-то баня есть? Не может быть, чтобы не было, – не унимался Димка, – хотя для бани много дров надо. Завтра узнаю. Слышь, а ты с девчонками в баню, ходил?....
Вопрос с мытьём отпал сам собой. На выходные, всех автобусом отвезли в город, именно для того, чтобы дома помылись. И снова с печки слышалась возня. Но Светка кроватью больше не скрипела. А когда картошка закончилась, в городе Димка с Розой больше не встречались, как будто ничего и не было. Я думал, почему я такой. Почему ему всё, даже ненавистная картошка, и та в радость, а мне ничего. Одни только неприятности. Его обнимают. Ногами…. А мне этой же ногой, в морду. Если бы его не было, Роза обнимала бы меня. Почему он всегда оказывается на шаг впереди? Даже понос, у него от сливок, а у меня, от страха. Как же я его, ненавидел….
Глава-9 Десять вёдер краски
– Как вы все помните, вам поручалось привезти с собой с сельхоз работ, куда вас всех посылали, видение художника. Вы, не жители села, и не колхозники, вы будущая творческая интеллигенция, художники! На вас будет возложена миссия, нести и развивать культуру народа! Художник не должен терять драгоценное время. Везде, где бы вы не оказались, наблюдайте жизнь вокруг, осмысливайте происходящее, и учите людей прекрасному.
… Ишь, как декламирует с придыханием и выражением, как будто выступает перед тысячной аудиторией, – думал я про себя, наблюдая происходящее. В классе-то, вместе с ним и вторым преподавателем, человек 25 наберётся, не больше. Говорят, его отовсюду выгнали, а он никак отвыкнуть не может.
– Пошёл второй год вашей учёбы в нашем замечательном училище, и вот мы уже подводим первые итоги. Все вы прожили одинаковый отрезок времени, в одном и том же месте, в ту же самую погоду. Но каждый из вас, индивидуален и уникален. Каждый видит мир по своему, и пропускает его через себя. В ваших работах мы видим не отражение реальности, а ваш внутренний мир. Наш мини-конкурс призван показать, насколько вам удалось, как сумели вы показать это зрителю. Как вы знаете, в любом конкурсе всегда побеждает кто-то один, лучший из нас. Но сегодня, у нас победителей двое!
… Интересненнько, кого вы тут лучшими назначили? Дурацкие конкурсы придумали, как будто мы и так друг друга не видим. Назначайте кого хотите, я на это не куплюсь.
– К такому трудному решению мы пришли потому, что работы авторов представляют собой два разных жанра. Но обе работы выполнены со своеобразным мастерством. Их трудно сравнивать одинаковыми мерками. Поэтому, решено было разделить первое место между двумя вашими коллегами. Вы все видели работы друг друга. И так, кто же победители?… Признаюсь, неожиданно впечатлила пейзажная работа. Игра красок, свежесть, спокойствие, всё радует глаз. Мы с удовольствием сохраним работу в коллекции училища. Когда автор окрепнет и станет художником признанным, не только нами, мы будем показывать эту работу и гордиться, что помогали становлению таланта.
… Уж ни про Димку ли он тут так распинается. Кто бы сомневался. С таким папой нельзя, не победить.
– Это работа «Золотая осень в деревне», Димы Петрова! Похлопаем ему.
… Ишь, как заливает. Ничего там особенного нет, Димка вообще не художник, он типичный фотограф «что вижу, то и пою». Ну да, красить у него получается. Но при чем тут индивидуальность? Обывательщина, лубок.
– Работа второго нашего победителя, не бросается в глаза яркими красками. Если первую работу, можно считать, как бы законченной, то со второй можно было бы ещё поработать. Вообще, это неожиданно, когда молодой неопытный человек и начинающий художник, берётся за такие сложные темы. Жанровая картина, друзья дорогие, с людьми и животными, сложнее для художника, чем пейзаж. Требует от автора определённой смелости и уверенного владения искусством композиции. Потому, что каждая фигура, это отдельный характер, самостоятельный образ, и все эти фигуры на полотне, нужно увязать между собой в единое целое, передающее зрителю замысел автора. Полотно хоть и сравнительно небольшое по размеру, но, можно сказать, фундаментальное по содержанию. Похвально, что автор рискует браться за такие темы без достаточной теоретической подготовки. Поэтому, посоветовавшись, мы решили, что обе работы заслуживают первого места в нашем скромном конкурсе.
… Уж ни про меня ли он говорит? Неужели заметили? – я сидел в заднем ряду и ждал когда балаган закончиться.
– Это работа, под названием «Уборка урожая», другого нашего Дмитрия! Некоторые моменты на картине, совершенно неожиданные для такого названия и сюжета. Милиционер внимательно разглядывает картофельный клубень? Что он там хочет увидеть? Или вот это. Некто, лица мы его не видим, он повернулся к нам почти спиной, стоит на фоне коровника у открытого молочного бидона, и пьёт молоко из большой кружки. Тут же женщина в белом платке. Чему она улыбается с таким нескрываемым восторгом? А этот фрагмент, я бы сказал, в некотором роде провокационный. Убрав стену деревенской хаты, или сделав её прозрачной, художник показал нам происходящее внутри. Молодой человек и девушка растянули неширокое полотенце, едва скрывающее за ним другую девушку, которая судя по всему, таким образом, принимает душ. Она стоит ногами в тазике, а молодой человек, что держит полотенце, демонстративно отворачиваясь и не глядя на неё, другой рукой льёт сверху воду из ковшика. Вода, судя по всему, подогревается во дворе, вот на этом костре. Знаете, искусствоведы обожают разгадывать скрытый смысл, как будто специально оставленный для них автором картины. Похлопаем ему. Я поздравляю обоих Дмитриев с хорошим началом!
… Ну, почему? Почему? Какого хрена он опять первый, а я «другой»? Почему не я первый?
– Все знают, что они давние друзья, ещё со школы, – продолжал преподаватель, – вот так дружба, товарищество, творческое соперничество обогащают каждого из нас.
… Если бы мне не нужно было экзамены сдавать, я бы вам такой праздник души закатал…. Но ведь заклюёте. Мама правильно говорит, верить никому нельзя. Нельзя к себе в душу пускать, наплюют. Так что, ешьте «Уборку урожая».
– Может, кто-то хочет сказать, или пожелать что-нибудь? – преподаватель смотрел на класс.
Все молчали, переваривая то, что здесь произошло. Каждый теперь думал про себя, сдал ли он обещанный зачёт. Победители, понятно, сдали. А как с остальными? Преподаватель паузу понял.
– Вам не следует волноваться. Зачёт, за, так сказать практику, сдали все. Все кто был на картошке и принёс свои работы. Ну, так кто-то хочет сказать?
– А, можно спросить? – подняла руку Роза, – моя мама рассказывала, что ходила в оперный театр на все премьеры. Не потому, что любила музыку, а чтобы увидеть декорации, которые Вы создавали. Мама рассказывала, что когда под музыку отрывался занавес, в зале публика взрывалась овациями, вскакивали со стульев, кричали, браво! Расскажите, как это было. Как вы могли создавать такие огромные полотна?
– Правда, расскажите! – загалдели остальные студенты.
… Розка, дрянь, нарочно тему перевела. Не хочет, чтобы обо мне говорили. И чего я в ней нашёл. Купился на фактуру. Кроме неё, в группе ни одной приличной девчонки. Как говорят, «На безрыбье и сам раком станешь».
– Здесь, наверное, не место и не время рассказывать, не по теме? – преподаватель смутился и покраснел.
– Почему же не по теме? Мы о профессии спрашиваем, об искусстве. А Вы, живая легенда! – не унималась Роза. Остальные одобряюще загудели.
– Павел Васильевич, расскажите, ребятам интересно, – поддержал второй преподаватель, который до этого только улыбался и хлопал в ладоши, вместе со всеми.
– Да? Ну ладно, расскажу. Правда, это отдельная тема, может даже есть смысл более подробно остановиться. Я не совсем готов сейчас, – преподаватель глубоко вздохнул, посмотрел куда-то вверх, собираясь с мыслями, – некоторые из вас могут стать театральными художниками. Это не только костюмы, придётся делать масштабные работы. Вот вы жалуетесь, что после картошки было мало времени, чтобы подготовиться к нашему мини конкурсу. А представьте себе холст шириной в 20 метров на 8 метров в высоту! Это же, сколько одной только краски нужно? Сколько кистью махать. И это не просто стену закрасить, в один цвет. Это полноценная картина, образ, атмосфера. Я был молод, полон энтузиазма, как сейчас говорят, шкура горела. Я сразу ставил десять вёдер краски разных цветов! И погнал, и погнал!
… Ну, всё, понесло старика. Ишь, как глаза загорелись, прямо помолодел. Девчонки-дуры, рты пооткрывали, а он хвост распушил, руками машет…
– Между прочим, мне пришлось из театра уйти. Сейчас понимаю, что был не прав. А тогда обижался. На каждом худсовете, скандал. Режиссёр кричит: «Вы срываете спектакль! Зрители, не к месту орут, музыки не слышно!»
… Ну, силён, старик. Оказывается, его из театра выгнали за то, что шедевры писал. А я слышал, что за пьянку…
– Надо сказать, – продолжал свой рассказ преподаватель, – дирекция театра меня поддерживала. Зритель идёт, зрителю нравиться, билеты продаются, театр план выполняет. Значит, всё хорошо. А режиссёры, просто завидуют моему успеху. Так я тогда думал. А потом, вдруг собрали худсовет, и говорят, или ты делай как надо, или уходи. Нам нужно, говорят, чтобы зритель на исполнителя смотрел, а не зевал по сторонам и не орал, почём зря. Обидно мне стало, и я ушёл. Не сразу понял, что был не прав. Понимаете, почему не прав?
… Ну да, понимаем. Если не объяснить, будут думать, что за пьянку выгнали.
– Театр, это коллективное искусство. Синтез, сочетающий в себе, музыку, костюмы, свет, голоса, движения, ну и оформление, конечно. Это, как оркестр. Необходима гармония. Что будет, если барабанщик в оркестре не станет обращать внимания на других музыкантов? Музыки не будет, понимаете?
– Может, остальным следовало подтянуться за Вами, а не пытаться принизить Вас? – снова вставила Роза.
– Вот и я, по молодости так думал. Вместо оформления, создания атмосферы для балета, для танца, я думал только о себе, и упивался произведённым на публику впечатлением. А кто там по сцене бегает, мне было всё равно.
– Как Вы сейчас объясняете, – не выдержал я, – получается, что великие композиторы, создавшие музыкальные шедевры, прежде чем писать свои ноты, должны были сначала посоветоваться с режиссёром и художником-оформителем? Так что ли?
– Нет, не так, Дмитрий. Сначала создаётся музыкальное произведение, а театр его использует, как основу для спектакля. Представляете, играет музыка, создаёт атмосферу, настраивает зрителя. Открывается занавес, на сцене появляются исполнители, и всё…. Больше никто музыку не слышит, потому, что в зале поднимается шум. Исполнители с толку сбиты, они не понимают, так танцевать, или может уже и не нужно? Ведь на репетиции было тихо, никто не мешал. Они к декорации привыкли, не замечают её. А на премьере все орут. Завтра снова орут потому, что пришли уже другие зрители. Они, тоже видят эту картину впервые.
– Что же такое нужно показать, чтобы вызвать овацию зрителей одной лишь только картинкой? – снова не выдержал я.
– Если задаться целью, Дмитрий, то это не сложно. Иногда синяк под глазом производит неизгладимое впечатление на окружающих.
Услышав реплику преподавателя, все в классе засмеялись.
– Представьте себе, – продолжил он, – после музыкального вступления, исполненного настоящим оркестром, а не хрипучим радиоприёмником, из тёмного зала, перед зрителем открывается громадное полотно, освещённое десятками прожекторов! На улице дождь, серость, слякоть и вдруг шикарный дворец, за колонами которого Средиземное море и восходящее солнце на фоне голубого неба! Зал встречает его неутихающими аплодисментами и криками, браво! А, на маленькие фигурки танцоров, выбегающих в этот момент на сцену, никто поначалу и не смотрит, их попросту не замечают.
… Синяк под глазом? Это он про меня. И все смеются, все помнят. Неужели, Роза рассказала? А может, Светка? Уж ни Димка ли? Смеются, наверное, за моей спиной. Всё впечатления от победы в конкурсе, было испорчено. Так вот, почему победителей два. Не хотели, чтобы я был первым…
Глава-10 Прощание
Вот уже отзвенел последний звонок и нам вручили дипломы. Хвали, и поздравляли всех, но особенно меня, и Димку. Преподаватели хвалили не стесняясь. Сказали, что дадут рекомендации для поступления в Академию художеств. А я даже порадоваться не мог, потому, что рядом снова был Димка. Я не хотел с ним, ни в какую Академию. Да и думать об этом было рано. Впереди ждала армия.
Девчонки из группы бегали, требуя устроить прощальный вечер. Оказалось, что и повод был. Роза, оказывается, выходит замуж, и уезжает в другой город, где её ждёт жених и свадьба. А поскольку это далеко, она приглашает всю группу для прощания к себе в гости, в квартиру, которую для неё снимали родители. Идти я не хотел, мне эти рожи и без того надоели. Но подумав, я всё же решил пойти. Хотелось посмотреть на Розкино гнёздышко, где наверняка не раз тусил Димка, хотя скрывал это. А ещё, мне хотелось навсегда с ним распрощаться, и сказать ему в лицо всё, что я о нём думаю. Чтобы, наконец, выкинуть его из своего сознания.
В тесной квартирке не всем было место, чтобы сесть. Сидели, кто на чём. Играла музыка, девчонки хотели танцевать, но из-за тесноты топтались на месте. Я с удивлением обнаружил, что некоторые из девчонок очень даже ничего. Выросли что ли, или вырядились так. Напились быстро, галдят, каждый своё. В углу уже тискаются, ишь ты, на кухню пошли. А Светка и правда хороша, только на меня она больше не смотрит. Но Роза, Роза, затмевала всех. Она как-то слегка округлилась и превратилась в шикарную бабу, с какой стороны ни глянь. И глаза такие томные. Вот бы раздеть, я бы её, так… «нарисовал!» Вот только смотрит она этими глазами не на меня, а на Димку. Он сначала не замечал, а может вид делал, так она чуть ли ни на колени к нему залезла. Экая похотливая сучка, это она так замуж выходит? А Димка, так даже отталкивает её, спорит с пацанами. Какой-то он нервный, надо послушать, что там случилось.
– Налейте ещё! Мужики! – размахивал стаканом Димка. Пьяным он не был, но вёл себя необычно, – мужики, домой не хочу идти. Не знаю, что делать.
– Чего случилось-то? – подключился я.
– Представляешь, прихожу домой. Кричу, – мама, я училище закончил! Она поздравила, поцеловала. Сказала, что нужно это отметить, в субботу ужин организовать. И тут вдруг говорит, – отец утром был очень расстроен. Почему ты нам не сказал? Что я должен был сказать, я понятия не имею. Почему, говорит, ты не сказал, что подарок нашёл? Тот, что отец для тебя приготовил. Какой, на хрен, подарок? Я никакого подарка не находил, так ей и сказал. Что за подарок-то, я должен был найти? Погоди, – говорит, – я папе позвоню, и звонит отцу на работу. Говорит, то, что я ей сказал, что не видел никакого подарка. Ну, они поговорили, и она мне трубку даёт. Отец спрашивает, – не видел, подарка? Я говорю, – не видел. А он говорит, – нет мне времени с тобой разговаривать, но, говорит, я очень тобой разочарован! И трубку повесил…. И так он это сказал, что мне реально поплохело. Что происходит, какие на хрен подарки. Давай мать пытать, и она историю рассказывает. Оказывается, отец за огромные деньги купил для меня японские кисти для каллиграфии, из какой-то коллекции, кому-то там, принадлежавшей. И они, эти кисти, якобы пропали. А я их и в глаза не видел….
Вот оно, началось, – внутри у меня всё сжалось, – сейчас скажет, что это я украл, что больше некому. Будь прокляты эти кисти.
– А зачем тебе кисти для каллиграфии? – спросил кто-то.
– Не знаю, подарок такой. Вроде ими рисовать тоже можно. Японцы такими кисточками иероглифы пишут. Ну, кисточка, она кисточка и есть, какая разница, для каллиграфии и нет. Но дело не в этом. Якобы это был некий подарочный набор, дорогущий, коллекционный. Редкость даже для японцев, что-то там символическое. Мать сказала, что отец целую речь приготовил, чтобы мне их вручить после окончания училища. И вот, пропали кисточки.
Я слушал и думал, что сегодня же уничтожу их, чтобы следа не осталось. Раз такая редкость, да ещё дорогие, будут искать. Ни отдать кому-то, ни продать, не удастся. На меня выйдут. Уничтожу сегодня же.
– Я говорю, при чём тут я? – продолжал Димка, – я то их и в глаза не видел, даже не знал об их существовании. А оказывается, они были спрятаны в моей комнате, на шкафу. Там кроме пыли никогда ничего не лежало. В мою комнату заходил только я, и мои друзья. За это время кучу народу перебывало, пока они там лежали. Вот и Дима заходил, кивнул он на меня. Что же, я его подозревать должен? Мы же лучшие друзья.
Я смотрел на него, боясь себя выдать. Но все были пьяными и ничего не соображали.
– Да и кому в голову придёт по шкафам шарить, и уж тем более на шкафу, куда я даже сам никогда не заглядывал. Чушь какая-то. Но, отец так сказал…. Я даже не понял, вроде, я сам у себя украл и теперь дурака валяю. Обидел меня папа. Я думал, он мне доверяет. Домой идти не хочется….
Конец Димкиного рассказа никто кроме меня уже не слушал. Все болтали о своём и расползлись кто куда. Я искренне сочувствовал ему. Но помочь не мог. Подумал, может подкинуть незаметно. Но понял, что не получится, выйдут на меня. Ничего потерпит. Не всё коту масленица.
Выпив всё, стали расходиться. Все Розу поздравляли, желали счастливой семейной жизни. А она счастливо щебетала, но на Димку нет-нет, да и поглядывала. А он, занятый своими мыслями, ничего не замечал. Вышли на улицу, идём к остановке.
– Слушай, может, я у тебя переночую. Не хочу я домой, видеть отца не хочу. Мне ничего не надо, я на полу лягу. У тебя же надувной матрас есть?
От этой идеи у меня ноги подогнулись. Я представил себе, как Димка случайно находит у меня в комнате свою коробку с кистями. Минуту, я даже слова сказать не мог.
– Так ты у Розы переночуй, она же одна живёт, – наконец выдавил я из себя первое, что пришло в голову.
– У Розы? А что, вдруг не прогонит, – Димка даже остановился.
Я сразу вспомнил масленые глазки этой похотливой девки, которыми она весь вечер провожала Димку. А он даже не замечал. Конечно пустит, и в кровать с собой положит. Бесстыжая тварь! Я только сейчас понял, что она весь этот вечер ради него затеяла. Юбка, короче некуда. Никогда она такое не носила. Наверное, и трусы не надела. Ну уж нет, я вам такого удовольствия не предоставлю.
– Подлец! Как у тебя язык поворачивается? Молодая девушка, замуж выходит! А ты, со своими грязными мыслями! Неужели ты на такое способен? Выходит, я тебя совсем не знаю! А ещё другом называл!
– Да ты что, я же только переночевать…, – залепетал Димка, – и в мыслях не было к ней лезть.
– Мало ты её на картошке портил! Думаешь, я не помню?
– Никто её не портил. Не было у меня с ней ничего.
– Как же не было? Она же тебя ногами обнимала. Забыл, как рассказывал, подробности, попка выпуклая!
– Не было. Я же тебе говорил, она мне никогда не нравилась. После картошки мы вообще не встречались.
Неужели и правда, не встречались, – подумал я про себя. Как он может? В мыслях, я не раз обнимал её, ночью просыпался, такое снилось….
– Скажешь, после картошки между вами ничего не было?
– Клянусь, не было.
Ну и бован, – может, мне самому сейчас вернуться, скажу, что забыл что-нибудь. И уж не выпущу…. Но вспомнив, как она меня ногой в лицо, подумал, что будет орать. Соседи услышат. Эх, хороша Маша, да не наша.
– Понял я, ты прав! – продолжал Димка, – идём к тебе.
Ну уж нет. Будь ты проклят со своими кисточками. Видимся мы с тобой последний раз. Больше, я с тобой на одном гектаре не сяду. Как же его отшить-то….
– Вот что Дима, ты сейчас пойдёшь к родителям и всё им объяснишь. Они тебя простят. У тебя мама такая хорошая, они всё поймут. Они же волнуются сейчас, наверное не знают, где ты. Ты отца видел, после разговора по телефону?
– Нет, не видел. Ты, правда думаешь, что я сам у себя подарок украл?
– Это не моё дело, разбирайся сам. Может, переложил куда-нибудь, или отнёс показать кому-нибудь, и забыл.
– Да, говорю же тебе, я это в глаза не видел!
– Я тебя не осуждаю, я о другом. Родителей уважать надо! Они для тебя всё, вон как стараются. А ты обижаешься. Стыдно, нельзя так. Нехорошо. Понимаешь?
С минуту шли молча. Димка, с пьяных глаз соображал медленно.
– Но ты ведь мне веришь? Веришь? – прорезался он, наконец, – ты прав! Я всё понял. Ты настоящий друг! Ты правду в глаза говоришь, не все так могут. Я этого не забуду.
Эх, Розочка, не доставайся же ты никому…
