Александр Эл
Одержимость справедливостью
Глава-21 Институт культуры
Вопрос, что делать после армии, для меня не стоял. Только в институт, нужно делать карьеру. Не зря же я в партию вступал. Интересно, где сейчас Димка. Красит, наверное, где-то на халтурах. А что ещё он мог делать, институт ему не светил. У него даже аттестата школьного не было.
Конкурс на факультет живописи и графики зашкаливал, чуть ли не тридцать человек на место. И всё какие-то подростки, вообразившие себя художниками. Отсев был жестоким. Экзаменаторы буквально издевались над этими детьми, притащившими с собой папки с рисунками, которые никто даже и смотреть не собирался. Абитуриентам, в качестве первого задания, предлагалось поставить на стол, стоявший тут же, вазу с сухими цветами и объяснить, почему ваза должна стоять именно здесь. Говорили, что так проверяют чувство и понимание композиции. Этим заданием, мог быть раздавлен любой. Сначала естественно возникала паника, кто знает, куда нужно ставить вазу. У себя дома все привыкли ставить вазу в центр стола. Но, оказывается, это не правильно, не художественно. Потому, что всё зависит от освещения, и положения в комнате самого стола. Если вазу, по мнению членов приёмной комиссии, ставили правильно, тогда смотрели рисунки абитуриента. Если комиссия приходила к согласию, абитуриент допускался к экзаменам по общим предметам.
Короче, кого хотели, того и принимали. Школа с золотой медалью, ничего не значила. Что делать, если абитуриент не отмечен талантом. Это неважно, что он хорошо рисует кошечек и собачек, у него же нет чувства композиции. То, что ты окончил художественное училище, конечно хорошо. Но, может это и есть твой потолок. А до настоящего художника, ты не дотягиваешь. Да, и писать грамотно, тоже нужно уметь. В общем, проскочить через это сито удавалось не многим, в основном тем, чьи фамилии были заранее согласованы. Но, тройному натиску не могла противостоять никакая комиссия. К моему красному диплому об окончании художественного училища добавлялась солдатская форма, которую я надел специально. А завершающим моментом, была копия моей карточки кандидата в члены партии. Для себя я решил заранее, если не примут, сразу, вот так в форме, пойду прямо в Райком партии. Пусть разберутся, чем не угодили институту художники-коммунисты.
Однако, как и обещал замполит, в институт меня внесли на руках. И сразу выбрали старостой курса. Не зря, я терпел тяготы и лишения. После казармы, учёба была в радость. Ленивые сосунки, прогуливавшие занятия не понимали, как это здорово, учиться. Вот только денег не хватало, приходилось искать подработки. Серьёзный заказ не возьмёшь, после учёбы оставалось слишком мало свободного времени. Приходилось заниматься всякой ерундой, однажды даже красил забор. В остальном всё было прекрасно. Меня приняли в партию и включили в партбюро факультета. Я был там единственным студентом, на собраниях сидел вместе с преподавателями. Обсуждали не детские вопросы, и я подумывал о том, почему бы в будущем самому не стать профессором.
– Это правда, что Вы художник? Я бы так хотела стать художником. Художники самые счастливые люди на свете. Правда, ведь? Только что был белый холст, и вот, он постепенно наполняется жизнью. Художник может показать другим свой сон, дивный мир, который никто кроме него не видел. Кругом течёт размеренная жизнь, или кипят страсти, а художник над этим, созерцает.
Ещё на вступительных экзаменах я приметил девчонку, фигурой напоминавшую Танечку. Ей было семнадцать лет. Каким-то чудом девочка из провинции ухитрилась поступить сразу после школы. Её отец был председателем колхоза. Наверняка, таскал продукты институтскому начальству. Жила она в общежитии института, в комнате с тремя такими же овечками, как сама и звали её, Анжелика. Странное имя для деревенской девчонки. Нет, чтобы Дуська, Анжелика! Деревня обожает такие понты.
Вскоре мы сошлись, и не упускали ни одной возможности, для «внеклассных занятий». В эти моменты я представлял её то Розочкой, то Танечкой, то Люсечкой, которую я даже в глаза не видел, лишь представлял себе. Мне почему-то казалось, что Люсечка – брюнетка. Интересно, думал я, кто лучше в постели, Анжелика, или Димкины девчонки? Однажды, я случайно назвал Анжелику Танечкой, и она сразу устроила сцену ревности. Как я её ни успокаивал, как ни объяснял, что кроме неё у меня никого нет, ничего не получалось. Мне это надоело, и я сказал ей, что художник не может встречаться только с одной женщиной. Потому, что женщины нужны для творческого вдохновения, а не только для того, чтобы рожать детей. И тут, начался настоящий ад. Оказалось, что эта дура, беременна, притом давно, и что я этого не вижу только потому, что не люблю её.
Люблю? Надо же такое придумать. Последнее время я просто терпел её, терпел её глупость и деревенские замашки. Терпел из-за свежести и сексапильности. Я же её не обманывал, женится, не обещал. Это была радость, за радость. И тут выясняется, она обманула меня. Беременна? Уже несколько месяцев? Специально скрывала, чтобы нельзя было сделать аборт. За что мне такое? Вот дрянь! Может, это вообще не от меня? Чем она там занимается, в своём общежитии? Ну, конечно, шлюха! Хочет женить меня на себе, чтобы перебраться в город из своей деревни. Наверное, родственники подучили.
– Дима, ты не волнуйся так, – она хлопала своими глупыми глазами, перебивая мои мысли, – мне от тебя ничего не надо, я просто маленького хочу. Я уеду с ним домой. А ты, если захочешь, сможешь приезжать….
Интересно. Неужели не врёт? Деревенские, они – хитрые.
– Ты, хочешь ребёнка? – я пытался понять суть игры.
– Хочу, хочу девочку. Она будет красивая, я буду её наряжать. Я сама шить умею и вязать. Я своим куклам, сама одежду делала.
Эта идиотка думает, что ребёнок это кукла. Одежду она будет шить. А пелёнки стирать, твоя мать будет?
– Мама поможет, если что, – продолжала Анжела, – я ей тоже помогала. У меня ведь сестра есть, младшая. И два маленьких брата. Я старшая в семье. Я и пелёнки стирать умею, и готовить. Нам будет хорошо. А ты, будешь приезжать….
– То есть, ты замуж не хочешь?
– Хочу. Но если ты не хочешь…. Мы можем так, как раньше. Ты, ведь меня не оставишь?
Что ответить, что ответить, я не знаю. Нужно подумать. Может, пусть делает, что хочет. Главное, чтобы ко мне не лезла. Но ведь узнают, на меня пальцем будут показывать, ведь засмеют.
– Ты что же, с животом в институт будешь ходить?
– Ну что ты, не волнуйся, скоро ведь лето. Потом я домой поеду. Может, академический возьму. Никто и не узнает.
– Если академический возьмёшь, точно узнают. Может, тебе уйти из института? Зачем тебе это?
– Ну, что ты. Родители так мечтали, чтобы я поступила. Да, я справлюсь.
– Справишься? Ну, хорошо, давай подумаем, как лучше….
Этот кошмар совершенно не вовремя свалился на мою голову. Все планы к чёрту. Нужно время, чтобы прийти в себя. А может, жениться? Нет, я к этому совершенно не готов. Я только жить начинаю. Карьеру делать надо. А может, плюнуть на всё, перебраться в деревню? Творить там… Нет, не получится. Как там, на жизнь зарабатывать? Свиней разводить, что ли, кур? Это конец всякому творчеству. Нужна тусовка, нужно вступать в Союз Художников. В деревне я пропаду, исчезну. Ой, как всё это не вовремя. А слухи? Слухи, сплетни, как от них защитишься. Потянется хвост. Если она возьмёт академический, точно все всё узнают. Она ведь уже, наверное, разболтала подружкам по общежитию. Как скрыть, как сделать, чтобы этого не было. Пусть сделает аборт. Но, в клинику не возьмут, поздно. Может, заплатить кому-нибудь? Кому? Сколько это стоит? Где деньги взять? Почему, почему, я должен всем этим заниматься?
– Послушай, Анжела, если институт для тебя важнее, то может не стоит с ребёнком возиться?
– Как не возиться, а как же тогда? Маме отдать? Но его же нужно кормить, маленького. Ребёнок, сам есть не может.
– Нет, зачем маме. Маме вообще ничего не нужно говорить. Или ты уже рассказала?
– Нет, не рассказала. Но как же не говорить, она же увидит.
– Скажи честно, ты кому-нибудь успела рассказать уже? Подружкам каким-нибудь?
– Нет, только тебе. Ведь стыдно же, – потупилась Анжела.
Как от неё избавится, пока разболтать не успела… А, что если врёт? Что если всё же разболтала? Нет, всё равно узнают. Уж про то, что я с ней ходил, все знают. Всё равно ко мне придут, а я не выдержу, выдам себя. О боже, – испугался я собственных мыслей, – о чём это я. Эх, лучше чтоб тебя не было.
– Послушай, Анжела, а что если сдать в Дом ребёнка? Я слышал, что такие дома бывают. Для тех, кто не может детей содержать. Многие женщины прямо в роддоме от детей отказываются. Такое часто случается.
– Отказываются? Ужас какой! – Анжела закрыла лицо руками – что же это за женщины такие? Ведь даже звери детёнышей своих выхаживают, пока те не станут самостоятельными. Нет, я своего не брошу.
– Не бросишь? Ну и правильно, ну и молодец! Именно это я и хотел услышать. А мы и не будем отказываться, мы на время его там оставим, пока ты институт не закончишь, а потом заберём. Там знают, как младенцев выхаживать, они же профессионалы. А ты, спокойно доучишься. И родителей волновать не нужно.
– Временно? А так можно? А потом, что? Вдруг не отдадут?
– Глупенькая, кто же матери её ребёнка не отдаст? Конечно, отдадут.
– Не знаю, как же так…. А, как же рожать? Этого ведь не скроешь. Да, и видно скоро будет…, – засомневалась Анжелка.
– Ой, да не будет ничего видно, скажешь, поправилась. Платье посвободнее оденешь. А экзамены сдашь, сразу в другой город, или в деревню. Родителям скажешь, что на практику отправили. А там родишь, и всё. И снова в институт, доучишься и заберёшь ребёнка. И никто ничего не узнает, и подружки по общежитию, сплетничать не будут.
– Я в другой город не поеду, я хочу быть рядом с ребёнком. Хочу его навещать. Может, сама кормить смогу.
Вот зараза! Как же это всё замять-то. Женит она меня, женит….
– Ладно, давай пока так решим. Но тебе же нужно где-то жить. Я, матери тоже ничего говорить не хочу. Может, попрошу денег у отца, чтобы квартиру снять, на лето. Он поймёт. Они с матерью в разводе. Ну, что, согласна? Я же для тебя стараюсь, для нас.
– Для нас? Так ты, любишь меня? – она нерешительно подняла глаза.
– Ой, ну конечно же, люблю. Неужели, ты думала, я тебя оставлю?
Теперь уж тебя точно нельзя одну оставлять. Ну, блин, и попал. Будь ты не ладна. Вот так вот, «любишь кататься, люби и саночки возить». Неужели Димка никогда не залетал. У него вон, сколько тёлок, а вляпался, я! Вот, почему так? Где, блин, справедливость?
– Я тоже, тебя очень люблю, – Анжелика заплакала.
– Не надо плакать, я же с тобой. Ну, иди ко мне, дурочка. Всё будет хорошо!
Без отца, я точно тут не обойдусь, больше обратиться не к кому. Столько денег, никто не даст. Да и когда я смогу отдать…. Разговор с отцом предстоял, тяжёлый.
Глава-22 Партбюро
Партячейка факультета собиралась не по графику, объявлений не висело, заранее никого не предупредили, собрать всех не смогли. Меня вообще поймали на коридоре, сказали, вопрос срочный. Я говорю у меня пара, а посыльный говорит, что разрешили пропустить. Что уж там у них загорелось, посыльный не знал. Я зашёл кабинет, привычно поздоровался со всеми за руку. Мне всегда это немного льстило. Они все преподаватели, а я студент, уважают, как равного. Правда, парторг, здороваясь, как-то подозрительно не смотрел в глаза. Может своими мыслями был занят. Ещё двое, как и я в недоумении, что за пожар-то?
Сели, парторг заговорил не как всегда, как-то неформально, без предисловий, почему-то обращаясь ко мне.
– Дмитрий, когда Вы к нам поступили, мы все были очень рады. Вы одарены редким природным талантом, зрелость ваших работ, сразу бросалась в глаза. А когда выяснилось, что вы ещё и коммунист, радость была вдвойне. К сожалению, молодёжь сегодня чаще всего аполитична, несознательна и инфантильна. А Вы, можно сказать, человек передовой, безусловный лидер, с большими перспективами. Мы ждали, мы надеялись, на Ваше активное участие и поддержку дела партии здесь, на местах.
Я сидел, уставившись в одну точку, изображая скромность. А в душе всё пело, а как вы хотели? Не всем же, лаптём щи хлебать.
– Однако, – продолжал парторг, – что то пошло не так. Сегодня в Партком института позвонили. Некоторое время назад, при выписке из роддома, студентка отказалась от своего новорождённого ребёнка. Это наша студентка, второкурсница. Случай – исключительный. Попросили разобраться. Со студенткой провели беседу….
Я почувствовал, что струйки холодного пота потекли по спине. Вляпалась таки, дура.
– Как оказалось, товарищи, бросить ребёнка её надоумил, как она сказала, наш студент…, член парткома нашего факультета. Вы, Дмитрий, посоветовали! Как Вы можете прокомментировать эту ситуацию?
Мой язык присох к нёбу, я потерял дар речи. Пауза затягивалась, двое других сидевших напротив меня преподавателей, выпучив глаза, уставились на меня явно не понимая, что происходит.
– Какая ещё студентка? Что за чушь? – наконец выдавил я из себя, – ничего не понимаю….
– Ничего не понимаете? Она утверждает, что Вы жили с ней, как с женой, больше чем полгода. Почти весь первый курс. Или, она врёт?
– Ах, эта? – неожиданность загнала меня в угол.
– А, у Вас ещё и другие есть? Интересно, сколько же их у Вас? Вот так, значит, Вы пользуетесь своим преимуществом в возрасте. Пользуетесь наивностью молодых девушек?
– Да, сама она! Я не хотел! Таскается со всеми….
– Позвольте товарищи, надо разобраться, – вмешался преподаватель английского, – может, это оговор? Мало ли с кем девчонка нагуляла. Дмитрий, Вы не молчите, ответьте. Вы, имеете к этому отношение?
Сволочи! Хоть бы предупредили. Как ответить…, как ответить, как лучше ответить? Отказаться? Всё валить на неё, врёт мол, оговаривает? Нет, весь институт знает, что я с ней ходил. Завидовали, а я дурак хвастался. Нет, чтобы сказать, что мы просто друзья. Я её по заднице при всех хлопал, а она визжала радостно, дура! Нет, не отмажусь….
– Я вообще не понимаю, почему меня здесь допрашивают? Это же личное, частный случай? Почему я должен отчитываться, мало ли что бывает?
– Частный случай? Частный случай!? Вы позорите факультет, институт! – парторг явно начал психовать, – Вы только что, при всех назвали шлюхой женщину, которая родила Вам ребёнка! Может, это не Ваш ребёнок?
Скажу, что не мой, может отвяжутся. Может он и правда не мой. Ну, блин, попал.
– Я не знаю, мой он, или не мой. Может, и мой…
– Простите, Дмитрий, у Вас были с ней отношения? – вмещался второй преподаватель, – ну, в смысле, Вы с ней спали?
Ну, идиот, хорошо, что не спросил каким способом.
– Да, не отрицаю, было. Я не понимаю, почему вы меня допрашиваете? Кому какое дело, с кем я сплю?
– Ах, ты не понимаешь! – снова взвился парторг, – сукин ты сын! Это ты, мерзавец, заставил нас тут в твоём дерьме копаться. Мы тут без протоколов сейчас. Я хотел тебе в глаза посмотреть. Вижу теперь, ты мерзавец, с философией! Как это, мы тебя раньше не разглядели? Если бы не Райком Партии, я бы с тобой, мерзавцем, не разговаривал. Студентов попросил бы, чтобы тебе морду набили. А так, тебя даже отчислить проблема, ты же коммунист! Коммунисты так не поступают!
– В голове не укладывается, – снова заговорил преподаватель, – у Вас, Дмитрий, уникальный талант. Вам бы о творчестве думать, а не заниматься таким.
– Да, чем таким? – этот придурок реально бесил, – с девчонкой встречаться нельзя? При чем тут творчество? Я же не думал, что так получится.
– Если бы ты, мерзавец, в партии не состоял, плевал бы я на тебя, – продолжал возмущаться парторг, – таскайся где хочешь, кому ты, на хрен, нужен. И девки твои, ни кому не нужны. Разбирайтесь сами, и не впутывайте никого. Ты что, не можешь, как все, без скандалов? Обязательно всю свою грязь на публику выставить, – парторг откинулся на стуле и всплеснул руками, – придурки кругом. Тут, ещё один такой. Завёл любовницу, ну и сиди себе тихо. Так нет же, мерзавец, разводиться затеял! А жена, в партком написала! Я у него спрашиваю, разводиться-то, тебе, зачем приспичило? Кто тебя заставлял? А он говорит, – это, говорит, нечестно! Нечестно, видите ли! Честный он! А мне разбирайся! Выгоним на хрен, из партии, и всё тут! И этот вот, молодой ведь совсем, помойку устроил.
– Вообще-то, в наше время, было принято жениться, и вести себя как-то поприличнее, что ли, – продолжал зудеть преподаватель, – но меня пугает другое. Вы ведь, похоже, действительно не понимаете, что натворили. При чём тут творчество, говорите? Как Вы могли отказаться от собственного ребёнка? Вы ведь не школьник уже, вы же старше всех на курсе. Но не это самое ужасное для меня. Как вы могли, как у вас язык повернулся, уговаривать мать, отказываться от своего дитя? Это же, вопреки природе. Она же Вам верит, Вы для неё самый близкий человек. А Вы, вероломно предали, Вы ею себя прикрыли. Вроде не Вы, а она такая. Она ведь из-за этого своего поступка, всю жизнь каяться будет. При чём тут творчество, говорите? При том, что художник не может быть плохим человеком. Таких не бывает, художник и подлец, это несовместимые понятия. Вы, никогда не станете большим художником. Я, вообще не понимаю, что из Вас получится. Куда вы пойдёте. Учителем рисования? Но, разве можно доверить Вам детей? Ужас! Не дай бог мои, к такому как Вы попадут….
– Короче, слушай меня внимательно, – снова заскрипел зубами парторг, – у тебя есть выбор: вон из партии, и из института, за аморальное разложение. Нам, тут таких не надо! Или, беги и немедленно женись, тогда мы будем вынуждены, тебя прикрывать. Хоть мне и мерзко, и в рожу твою поганую плюнуть хочется. Но, Райком приказал уладить, и не позорить партию! Сукин ты сын! Будем улаживать! Ни старостой курса, ни в партбюро тебе, конечно, больше не бывать. Я на рожу твою поганую, смотреть не могу. Будешь сидеть тихо, как мышь, только услышу про тебя, раздавлю, как вошь! Всё понял? Пошёл вон!
Ну, всё, я эту суку точно убью. Пойду сейчас и убью! Она уничтожила мою жизнь.
– Эй, староста! Алё, оглох что-ли, в какой аудитории собрание? Где собираемся? – назойливый студент тянул за рукав.
– Не знаю, отстань! Не будет сегодня собрания.
Я закрылся в кабинке туалета и беззвучно, чтобы не слышали, рыдал, как ребёнок. Успокоившись, понял, что выхода нет, придётся жениться. Хрен с ними, домучаюсь в институте, получу диплом и разведусь. Жить с ней, меня не заставят. Где теперь искать эту дрянь, где она живёт? Я её, уже два месяца не видел. Как отправил в роддом, с тех пор и не видел. Второкурсники живут в другом общежитии, у кого спрашивать. Может, она вообще институт бросила. Но, нужно торопиться. Иначе, кранты, размажут. Эх, вся жизнь к чертям. И на кой ляд мне понадобилась эта партия, будь она неладна. Вступил, как в говно, и выйти нельзя. Ярмо, пожизненно. Это всё из-за Димки, и тут ему повезло. Вот бы смеялся сейчас…. Нет его, а жизнь продолжает отравлять….
Глава-23 Мечта жениться
На факультете выяснил, что Анжелика институт не бросила. Это удачно, ехать к её родителям очень не хотелось. Походив по аудиториям, увидел её, дождался перерыва. Она, заметив меня, подошла.
– Привет, ты как тут? Меня ищешь, или так?
– Тебя, конечно тебя. Кого же ещё. Я пришёл сказать, что решил жениться на тебе. Решил, что так будет правильно.
– Ты, решил? А у меня ты спросить не хочешь, пойду ли я за тебя?
– Как, разве ты не хочешь? Ты же хотела.
– С чего ты взял? Не хотела и не хочу. Мне не нужно.
– А ребёнок? Как же ребёнок? Ему нужен отец.
– Отец? Ты даже не спросил, сын у тебя или дочь. Какой ты отец….
Только сейчас до меня дошло, что я действительно этого не знаю. Да и какая разница, ребёнок и ребёнок, пищит и пелёнки гадит.
– Да я же пришёл, специально, всё хотел узнать, спросить.
Я поверить не мог что это та самая, что совсем недавно заглядывала мне в глаза, как преданная собака. Хотелось ударить её, – к ноге, тварь!
– Так что же не спрашиваешь? – она говорила, как с прохожим на улице.
– Жду, когда расскажешь, – экая дрянь, к словам цепляется. Я так старался улыбаться, что лицо стали сводить судороги, – разве ты сама не хочешь мне рассказать?
– Ничего я от тебя не хочу. У меня всё хорошо. Вот только молока нет. Говорят, пропало, из-за стресса. На меня так орали…. Где ты был? Мне так нужна была помощь. Теперь ничего не нужно, ребёнок с моей мамой, врачи рядом. А я вот тут, тебя слушаю. Ну, ладно, мне надо идти на следующую пару. Если я ещё и институт завалю, отец с ума сойдёт. Ну всё, пока….
Я стоял на коридоре и не мог поверить в происходящее. Меня кинули? Соплячка, дрянь! Как она смеет так со мной разговаривать? Пока я шёл назад, в свой корпус, до меня стало доходить, что становится совсем не смешно. Если эта сучка откажется, меня распнут. Времени размусоливать нет, ещё месяц, и распнут. Я помчался в канцелярию, где пока не знали о зреющем вокруг меня скандале, и за шоколадку секретарше, получил доступ к документам Анжелики. Сказал, что студентке нужно помочь с семейными обстоятельствами. Секретарша знала меня, знала, что я член партбюро и староста но не сообразила, что на другом курсе.
Узнал домашний адрес и данные родителей Анжелики. Действовать решил через отца, к матери соваться было нельзя. Прикинусь шлангом, буду говорить, что люблю, что мечтаю жениться, скажу, что Анжелика сама выпендривается, что я и не думал её бросать, и что нужно, чтобы он на неё повлиял. У ребёнка должен быть отец! Кстати, нужно срочно узнать пол ребёнка, и как его там записали, иначе, снова подловят. Буду уговаривать, чтобы пока оформили только документы о браке, а свадьбы всякие, и прочие дела, потом решим….
