Сергей Хабаров-Триль
Слабые люди

–щелк-

____

Запись 000032. 07.07.2024. 12:21

О.Н. стоит на кухне и готовит кофе, активно жестикулируя и кривляясь на камеру словно приклеенной улыбкой. Он больше не похож на самого себя– лицо потепнело, безумные глаза не источают и капли печали. Это– не он.

За кадром стонали люди. Вдруг заплакал ребенок. Безумец дернул подбородком, а его голова осталась склоненной к правому плечу. Схватил сковородку, он вышел из кадра и моментом спустя оттуда раздались звуки сильных ударов. Вопли, ругань, вой из родительских глоток слились в сплошную адскую какофонию, а сковородка служила ее аккомпанементом.

Помехи. Кадр сменился на голую стену. Его голос за кадром вещает:

"Эти люди живут не так, как следовало. Они тоже слишком много вообразили о себе. Еще сегодня утром, наблюдая за ними из окна, я видел, как мамаша натравила свое чадо на другого ребенка, спровоцировав конфликт. А когда ее мерзкая личинка получила по зубам, задалась целью устроить скандал, не забыв при этом еще и сыну затрещину отвесить. Интересно то, что папаша, видя это дело, даже не вмешивается! Тупой жирный боров, чтоб его! Его скотина-жена усердно лепит из ребенка себе подобное, а этот хмырь даже не шевелится! Тьфу. Такие, как они, не должны жить. Именно из-за таких вот свиней мы катимся в евсеево гузно! С виду эти ублюди добропорядочные граждане, но стоит копнуть глубже и сразу же обнаруживаешь такую навозную кучу, что волей-неволей придешь в ужас. Еще забавнее моменты, когда такие вот экземпляры во весь голос чревовещают о «плохих родителях-садистах, травмирующих бесценную психику ненаглядных деточек, тем самым взращивая очередной сорт отборнейших моральных уродов и клятых убийц!" и в то же время ДЕЛАЮТ. АБСОЛЮТНО. ТО ЖЕ. САМОЕ! Поразительное, непритворное, как бы это бредово ни звучало, лицемерие! Откуда, вот откуда, скажи мне, в людях столько неуемной наглости? Ума не приложу, а головою приложусь! Меня всегда злили подобные, особенно бабы. Напрочь отбитые. Ума ноль, зато гонору!.. Вызывающе кличут себя людьми, а сами даже руки после туалета не моют. Кого, блять, только не ебут, от кого только не рожают! Я не могу спокойно на это реагировать, я желаю… исправить это любым способом! Пусть даже и…"

О.Н. на секунду промелькнул в кадре, и с той стороны, куда он метнулся, тут же возросли стенания пленников. Вновь раздались удары и ругань.

–щелк-

____

Запись 000033. 09.07.2024. Время неизвестно.

В кадре все та же стена, но к ней плотным рядом поставлены трое– отец, мать и сын, у всех троих смуглая кожа. Первые жертвы, чьи лица пробиваются по базе данных. Кредитные истории в порядке, но у обоих взрослых по три привода в полицию по одной и той же статье– насилие. У женщины разбит нос, лицо и рубашка залиты кровью. На мужчине и его сыне живого места нет. Одежда изорвана. Они стараются не шевелиться, все как один со страхом смотря на О.Н., стоящего вне кадра. Губы дрожат, но ни единого звука. Они так напуганы, что даже не в силах прикрыть с собой ребенка.

"Вы знаете, что я не хотел этого. Вы заставили меня, люди, заставили! Ежель б жили правдиво, как люди, а не бездумные приматы, то были бы вам счастье и уют! Но вы отбросили все принципы морали, вцепились в выгоду и упорно пытались перетянуть ее одеяло на себя, мешая не только себе, но и другим людям! Вы указывали им, как жить, отбирали все, что заблагорассудится, а неугодных запугивали и избивали! Да, я знаю! Я знаю, какие вы мрази отъявленные! Все, что вы сегодня пережили– целиком и полностью ваша заслуга! Я не виновен, не виновен, нет! Я– лишь орудие справедливости! Я выбираю, кто человек, а кто лишь зверь, грязное животное, заслуживающее лишь пулю в лоб, потому что я знаю, что есть человечность и мой вам вердикт– в вас ее нет и никогда уж не будет! Надеюсь, что ад существует и вы будете гореть в нем вечно"

Выстрел, вопль, еще выстрел, плач, выстрел, тишина. Все три тела сползают по стенке, оставляя широкий кровавый след.

"Если не я, то кто?"

–щелк-

____

Запись 000034. 14.07.2024. Время неизвестно.

Слабо освещенная комната– черные обои, усеянные бронзовыми листьями, резной шкаф позади кресла, в котором и восседает О.Н., смакующий очередной глоток коньяка, искоса посматривая в объектив. На левом плане диктор в новостной телепередаче весело вещал на немецком.

Прилагается дословный перевод:

"Добрый вечер, дорогие зрители, с вами я– Ганс Зигглер, и с вами ваша любимая программа "И снова чертово сегодня!". Сегодня я затрону тему цепочки убийств, произошедших в славном городе Мюнхен. На этот раз жителей терроризирует психопат-убийца, жаждущий насилия и беспредела. Полиция проводит расследование по делу Ульрика– какое специфическое имя у бедняги, ха-ха, – Шефера, тело которого нашли в одном переулке в неблагополучном районе города. Источники утверждают, что лицо жертвы было изуродовано, но также подмечают, что умер он от потери крови до того, как наступил шок вследствие всех травм, так что мы полагаем, что ему было очень, о-очень больно! Основная причина тому– оторванный, кажется, вручную язык жертвы, который убийца унес с собой! Возникает вопрос– зачем? Полиция пока не дает нам ответ на сей любопытный вопрос. Стоит заметить, что жертву нашли по чистой случайности во время одного из вызовов по другому поводу– без документов и денег, в изорванной одежде, откуда и доставили в морг сразу после того, как о пропаже заявила жена Ульрика по имени Лола Линдерманн,– и даже не спрашивайте меня про фамилию, будто вы сами не знаете, в чем дело!– которой пришлось ждать положенные два дня, прежде чем трубить тревогу! Ей только и оставалось, что прибыть на опознание и констатировать факт– мертвый как пить дать. Следователи опросили всех посетителей бара, в котором жертву видели в последний раз, и им даже не пришлось их искать– это постояльцы, заядлые футболисты и выпивохи и по факту являются большой дружной семьей, о которой мы делали репортаж пару месяцев назад во время чемпионата по футболу. Милости-пряности, дамы и господа, но все как один указали на некоего мужчину, с которым пил в день пропажи покойный, описав его почти одинаково– высокий, средней комплекции, с темными волосами средней длины, но с залысинами, а так же усы, перетекающие в бакенбарды. Более подробное описание внешности будет при составлении фоторобота, а пока запомните одну важную деталь– у подозреваемого большой шрам наискось прямо на лице! Увидите такого– тут же звоните по телефону…"

Конец фразы был заглушен стоном О.Н., до этой секунды возмущенно грозившим кулаком телевизору, но в следующую же согнувшегося в спазме боли.

"И, если бы все ограничилось всего одним убийством в этот чудесный выходной, так нет же! На днях была найдена мертвой целая семь…"

–щелк-

____

Запись 000035. 14.07.2024. 23:54

О.Н. прислонился спиной к унитазу, вытер лицо окровавленной салфеткой. В глазах боль.

"Мерзкий Ганс… Покрыл меня будь здоров! И самое поганое, что все, сказанное им, является чистой правдой! А ведь никто из нас не любит всей правды о себе, особенно когда ее выносят на публику даже при отсутствии уверенности в ее истинности. Мы не любим, когда нам обмывают косточки, строят теории вокруг наших эмоциональных проблем, предполагают наличие физических недостатков, точно провоцируя на ответную агрессию! Вот же сукин сын! Да, я не могу ничего сказать против из того, что не было бы расценено, как бездумный вопль больного, или переиначено на их же собственный лад, но если б этот напыщенный паяц только знал, какой этот свинтус Ульрик на самом деле урод… Если бы он только узнал, что расхваливаемый им человек является закоренелым расистом– тут же бы открестился от него и не преминул добавить вслед, что все, что я сделал, было правильно! А я знаю, что он сказал бы это, потому что данное мнение– популярное мнение! Стоит только внести чуточку ясности, осветит ситуацию под нужным углом– и вот он я, уже не злобный убийца, но радикальный борец с неравенством! Романтика, мать ее. А пока этот болван знай себе заводит шарманку: "Мы потеряли замечательного человека, да-да, его жена бедная и несчастная, да-да, надо ей помочь, да-да, перечислите деньги на такой-то счет, да-да!" Мразь. Просто мразь."

Кровавый плевок размазался по стеклу объектива.

Отвратительно.

"Но, когда он завел речь о той семейке ущербов, которых я тебе показал, мой дорогой зритель, у меня пропал дар речи. ИХ! – и назвать несчастными бедолагами! Невероятного уровня идиотия. Почему таким, как я, не дают шанса высказать свою точку зрения, рассказать все, как есть, не боясь сиюминутного ареста? Почему всяким уродам дают все права, избавляя от ответственности, а мне– нет? Разве я не заслуживаю их только потому, что избавил общество от люмпенизированного сорняка, отравляющего все общество, пусть даже и одного? Я напишу им– мне нужно высказать все, что я думаю. Воспользуюсь старым добрым клеем и вырезками из журналов– все по классике, так сказать! Напишу этому прохвосту, какая он задница, и мне если не полегчает, то уж точно станет веселее."

Просто улыбнувшись, О.Н. тянется к камере.

–щелк-

____

Запись 000036. 15.07.2024. 07:56

О.Н. скорее всего испытывает нездоровое пристрастие к стенам в качестве условного фона– за спиной у него вновь стена, тоже голая, в выщербинах. Ни пятен, ни надписей.

Просто стена.

"Когда-то я сказал, что моя жизнь была пустышкой, без единого лучика света, серая, как шкура моего почившего кота. Ложь ли это? Наверное, отчасти. Ведь так называемый лучик был. Но очень, очень нестабильный, непостоянный."– долгое молчание, – "Однако был. Он был чертовски похож на меня, из-за чего я даже думал, что он мой двойник. Или брат, в котором я нуждался. Более удачливый, наглый, быстрый и сильный. Более красивый. Но не умный, что, впрочем, не мешало ему жить припеваючи и ни о чем не жалеть. Единственным его минусом была эмоциональная нестабильность, благодаря которой он периодически и влипал в разные ситуации, из которых мне приходилось вытягивать его буквально за жабры. Как-то раз он в очередном приступе ярости бросился на оскорбившего его мужчину, на поделку оказавшегося майором полиции, что чертовски оказалось не к месту. Прятать этого раздолбая пришлось около месяца у себя под кроватью, что внесло раздор между мной и очередной сожительницей, из-за чего она ушла. А вскоре левым слухом я узнал, что пресловутый майор был понижен в должности и переведен в другой город– в попытках найти моего друга он превысил свои полномочия и кто-то сверху прознал о наведенной буче. Казалось бы– беда миновала, а другу хоть бы хны– словно и не было этих поисков, угроз и пары выбитых дверей! Вспорхнув, аки твой орел, он тут же вышел на подиум и засверкал своим карамельным задом, влезая в еще большие заварушки, не обращая внимания на мои увещевания. Я пытался его контролировать, взывать к его совести, даже предлагал деньги за то, чтобы он перестал безумствовать и взялся за ум, но все без толку, еще и меня утягивал вслед за собой, как я ни упирался. Проблем с ним всегда было невпроворот, но вот скучно– никогда! Это не про нашего приятеля! Частенько бывало и так, что доставалось лично мне, если был подходящий настрой и я оказался слаб на передок, поддаваясь на дешевые провокации. Драк между нами было не счесть! Вот этот вот порез…"– О.Н. провел пальцем по шраму на лице, – "…был нанесен во время очередной ссоры. Этот болван достал нож и полоснул мне по лицу так быстро, что я только спустя пару секунд понял, что именно он сделал. Но, не успел я взбеситься, и он добавил подошвой своих долбаных берцев мне в лицо! Нокаут был стопроцентный. Очнулся я уже на скамье в окружении пьянчуг, пришедших полюбоваться на новый труп, и неожиданно быстро прибывших докторов, а этот олух сидел рядом, держа за руку и рыдая в отчаянии, испугавшись, что убил меня! Видимо, дыхание мне от удара и падения сперло прилично. После этого случая он старался держать себя в руках. Если и срывался, то нож его летел сразу куда-то в траву или снег. Закончив драку, мы ползали вместе, отыскивая этот тупой нож. Много всего было, очень много. И приятного и не очень…"

Очередная пятиминутная пауза, в течении которой О.Н. начал заламывать пальцы, словно гадая, продолжать ли рассказ или не стоит.

"Однажды ночью мне поступил звонок. Номер был моего друга, однако на том конце провода был отнюдь не он. Как сейчас помню этот грубый, скрипящий как несмазанная телега, и безжизненный голос, долго и нудно втолковывающий мне то, что я никак не желал понимать, из его слов разбирая лишь полное имя своего друга, несколько раз повторяемое с особой настойчивостью. Я завис и не нашелся, что ответить и после непродолжительного ожидания трубку сбросили. Я прокручивал слова, издаваемые тем безжизненным голосом, как аудиодорожку, сопоставляя сложенные звуки с подходящими по звучанию словами и сообразил, что случилось. Моего друга убили. Забили чем-то тяжелым и перерезали глотку, как свинье. Осознавая все это, я постепенно вспоминал– те две недели, что он пропал и не брал трубку, та дверь, что не открывалась после моих часовых стуков и оставалась стоять металлической преградой к его логову, те встревоженные лица соседей и их слова: "Игоря уже давно не видно и в квартире тихо!"."

Снова пауза, кожа левой кисти под ногтями приобрела ярко-красный оттенок. Проступили капельки крови.

"На его похоронах были только я и группка носильщиков гробов с лопатами. Похоронили его в обычной деревянной коробке и поставили обычный крест с фото, на который в тот момент мне едва хватило средств расплатиться. Позже, когда я стал более обеспеченным, я обновил ему все, что можно в чисто внешней форме– надгробие и прочие кладбищенские штуки. Ну, эти… монолитные плиты, железная свежеокрашенная ограда, под нею еще каменная ограда, имитация мощенного окружения, все эти цветы из выцветшего пластика заменил на другие. Свечку поставил– просто потому, что это казалось хорошим завершением, а не потому, что она якобы дарует ему покой. Это же чистая профанация… Все это время меня не отпускала одна мысль– этот человек, эта карамельная задница, которая в любом месте находила для себя затычку, но никак не успокаивалась, этот мудак, любимый всеми и известный всеми, этот неуравновешенный псих, не раз побывавший в заведениях, специализирующихся на лечении таких додиков, этот, не соврать бы, персонаж всех громких историй, возымевший за свою непродолжительную жизнь толпы самых что ни есть поклонников, на своих похоронах имел лишь одного меня, человека, которому не раз твердил: "Я ненавижу тебя! Я хочу тебя убить, но не могу, потому что я люблю тебя, потому что ты… ты мой самый дорогой человек, пусть ты и продал свою жизнь, унизил и оскорбил себя так, как никто б не смог это сделать с тобой! Ты– жалок, но тем не менее никогда не предашь, не уйдешь от меня, потому что умеешь ценить. Ты не продажен, как женщина, и не туп, как современный мужчина, ты– мой друг, принимающий меня таким, какой я есть, потому и я буду принимать тебя таким, какой есть ты! Но не обольщайся– я все равно тебя ненавижу, ибо ты слишком много обо мне знаешь!". Столько лицемеров в один голос скандировало его имя, рвало на себе тельняшку в показной преданности, делало все, чтоб прослыть его друзьями и прочие достойные презрения и явственного отвращения вещи, а в итоге ни одна сука не пришла на его похороны. Ни одна! Только я. Напоминание о его правоте и единственный, мать его, преданный ему друг. Лучший друг."

Тусклые огоньки в глазах О.Н. вспыхнули и погасли.

–щелк-

____

Запись 000037. 17.07.2027. 22:34

Камера глядит в экран телевизора. Знакомый голос начал зачитывать текст:

"Добрый вечер, дорогие зрители! С вами я– Ганс Зигглер и вы смотрите программу «И снова чертово сегодня!». На днях мы с вами обсуждали убийцу Ульрика Шефера, которого, к слову, подозревают еще в двух случаях убийствах, как убийство семьи Рихтенов прямо у них дома. Удивительно, но мне начали писать люди с наиболее повторяющимся вопросом, почему же я так уверен, что все это дело рук одного человека. Но право же, дамы и господа, все так думают, а не только я! А сейчас– все внимание на экран! Произошло нечто, заслуживающего вашего безраздельного интереса, так что приблизьтесь поближе к экрану, навострите уши и не переключайтесь! На этом экране я представляю вам письмо лично мне от самого убийцы! Да-да, вы не ослышались! Он написал письмо с требованием прочесть его в прямом эфире, в противном случае этот… как бы так по-цензурному сказать… человек начнет снова убивать. Дабы сослужить всем вам, друзья мои, хорошую службу, я прочту его и будьте уверены– я сам не знаю, о чем оно! Будет интересно, но прежде уберите детей от экрана– сами понимаете, зачем. Итак! Я читаю! "Если ты, ублюдок– ВАУ! – не прочтешь это письмо перед камерами в прямом эфире, то ты сразу же об этом пожалеешь, так как я буду смотреть и очень расстроюсь, не услышав о себе. Перейду сразу к делу– если ты, сукин сын, не имеешь ни малейшего понятия о людях, рядом и с которыми ты живешь под одной крышей, мимо которых проезжаешь на своем белом Лексусе последней модели, за который многие будут вынуждены брать кредит, а так же всех и каждого, кто работает с тобой в твоей обдристанной студии, не имея и малейшего понятия, о чем думает хотя бы один из них, то, мать твою, держи свой поганый язык за зубами! Ульрик Шефер был отъявленным расистом, готовым отправить "нужных" людей в рабство всего лишь ради того, чтобы такие, как ты (и он в том числе!), могли жить припеваючи и жрать жирных омаров на завтрак! Люди должны сказать мне "спасибо" за то, что я избавил их от очередной живой опухоли на теле общества, и многие, я знаю, многие выкажут мне должное уважение, а затем плюнут в твою напомаженную морду! Что же до Рихтенов, то тут все куда прозаичнее– классический пример ущербности нынешнего института семьи. Мать, бьющая ребенка табуретом, отец-овощ, насравший на все, сын, который перенял все семейно-традиционные порядки, но почему-то забыл оказать самому себе услугу и вышвырнуть их обоих в окно! Чудное чадо, скажите? НЕТ! Выблядок, сжигающий котов во дворе, пока все дружно игнорируют? Да! Да, черт возьми! Все они получили по заслугам и, если вы думаете, что я доволен тем, что уже сделал, спешите тушить свечи, потому что я не закончил! Мне мало! Так и знайте. Только действительно хорошие люди переживут этот месяц, а остальные– трепещите перед тем, как падет моя монета, и уясните себе одну простую мысль– ваши жизни ничего не стоит. Жалкий медяк способен перевернуть ее с ног на голову или опрокинуть со скалы."

В эфире на миг стало тихо. Дрожащим голосом ведущий продолжил уже от себя:

"На этом письмо завершается, подписи нет. Вместе с письмом в конверт была вложена газетная вырезка со мной, зачеркнутая ручкой. Не хочу сеять панику, дамы и господа, но я возьму внесрочный отпуск, так что вполне вероятно и то, что мы видимся с вами в последний раз. Всем до свидания, с вами был…"

"Ну я же говорил!"– произнес довольный голос О.Н.– "С этим клоуном тоже что-то нечисто– уж больно он чист и гладок, его улыбка слишком довольная для добропорядочного человека! Я бы мог нагрянуть к нему домой, но, думается мне, я достаточно его припугнул. Тем более, что подобный ход– то, что от меня могли бы ожидать, так что придется несколько разочаровать фараонов."

–щелк-

____

Запись 000038. 17.07.2024. 23:59

Полутемная комната. В кадре лишь смятая постель, за кадром раздаются шорохи. Вот что-то мягкое упало на пол и покатилось из одного конца в другой. Спустя миг О.Н. возникает в кадре и садится у дивана. В руках нож, которым он тут же проходится по точильному камню.

"Был у меня случай в жизни– отправился на охоту с отцом в лес далеко от города. Отец у меня был охоч до трофеев, полученных из освежеванных животных, а потому не упускал возможности смотаться лишний раз. Как-то раз он взял меня с собой. Было мне тогда… кхм… да– лет пятнадцать. На его предложение, на которое, разумеется, отказ в качестве окончательного ответа был категорически запрещен, я ответил согласием и уже на следующий день мы отправились на охоту далеко за город, уходя вглубь леса У отца на тот момент был отпуск, так что можно было с полной уверенностью сказать, что эта поездка намеревалась стать долгой. Когда мы приехали и выгрузили ружья, припасы да рюкзаки со всякой всячиной,– а был уже поздний вечер,– я услышал волчий вой. Тихий, протяжный, горестный, он раздавался вновь и вновь. Затем его подхватили другие волки, устроившие целый концерт скорби. На отца это подействовало как матадор на быка– забыв о том, что вот-вот наступит ночь, он схватил меня в охапку, заставил бросить все как есть и потащил в лес. Было лето, а в наших краях лето означает только одно– ясная, светлая ночь и макушка солнца, робко выглядывающая из-за гор. Рыская среди деревьев, мы с ружьями в руках спешно, но тихо, приближались к источнику воя. В один момент отец остановил меня, сказал стоять и держать ухо востро, после чего ушел в неизвестном направлении, буквально исчезнув в хитросплетениях теней от деревьев. Спустя полчаса он вернулся и застал меня изрядно нервничающего– уже какое-то время мне казалось, что он решил бросить меня в качестве приманки. Или насовсем. Когда я его увидел, то от испуга вскинул ружье и выстрелил. Спасло его то, что я у него дурачком вырос и даже не зарядил патроны, а меня– мои слезы. Я и правда испугался, когда разглядел его! Успокоив меня несильным подзатыльником, он приказал быть мужиком и следовать за ним. Обойдя волков с фланга, которые и не думали удирать (словно не замечали нас вовсе), отец выстрелил из ружья в воздух. Вой тут же прервался– вместо него неподалеку от нас раздалось громкое рычание и небольшая стая волков, видимо, испугавшись громкого звука, ринулась прочь. Мы побежали следом. Я думал, что что-то пошло не так, что мы должны были их каким-то образом подловить, подобравшись как можно ближе, а не отгонять прочь. Ну конечно, я ни черта не смыслил в охоте. А вот отец смыслил. Для него охота была ничем иным как всего лишь игрой– потому он и сделал по-своему. Попал в яблочко. Услышав полный страдания и отчаяния визг, мы поднажали. Сердце у меня тогда так сильно стучало, что отдавалось в ушах. В боку страшно кололо, однако я не отставал– отца злить было нельзя, ведь он страшен в гневе! Мы приблизились… Я увидел окровавленного волка, обе лапы которого попали в капкан. Бедное животное выло, рычало, визжало, снова выло от боли, скулило, щелкая на нас зубами, бешено дергалось в попытке вырваться, да так, что мы услышали хруст сломанной кости. Пока волк кувыркался и вертелся, силясь выбраться, сдирая мясо со своих тощих лап, мой отец только смеялся и плясал вокруг него. В волчьи глаза было страшно смотреть– в них было столько злобы, отчаяния, невыразимого словами страха! Когда волк снова завыл, отец с размаху зарядил ему ботинком по голове, заставив кидаться на него и рычать еще громче. Из пасти целыми, не соврать бы, сгущенными кусками вылетала слюна, а в разорванной шкуре уже проглядывалась белая кость, которую можно было различить даже в сумерках. Волк метался то к отцу в яростных порывах, то прочь от него, гонимый страхом. В конце концов он сдался и просто тихо заскулил, обмякнув всем телом, не смотря ни на меня, ни на отца. Смех отца отдавался в ушах, подобно грому, и я жуть как захотел выстрелить ему в лицо. Но я не мог– он же мой отец! Так же нельзя, ведь подобные поступки противны самой природе! Так я думал тогда и потому просто застрелил волка, не позволив отцу насладиться его страданиями. С отцом после того случая не говорил полгода, а голова несчастного животного на следующей же неделе красовалась над зеркалом в гостиной. Как же– первый трофей сына! Я думал, что после того, как выстрелю, буду застрелен сам. Или, по меньшей мере, избит до полубессознательного состояния. Надо… надо было убить его тогда. Я ведь до сих пор слышу этот вой… и испытываю ту боль, что пришлось испытать… ему."

И нож, и камень выпали из ослабевших ладоней, полилась ручьем из носа кровь, мгновенно запачкав белую засаленную майку. О.Н. все еще в сознании.

–щелк-

____

Запись 000039. 10.09.2024. Время неизвестно.

Природа во всей ее осенней красоте– ярко пламенеющие деревья, будто бы танцующие в воздухе листья, оранжевое небо. Весь окружающий мир приобрел слегка апокалиптические оттенки. О.Н. сидит под кроной дерева в окружении лиственного покрывала.

"В быту подростковой жизни я мало чем отличался от сверстников. Мы все как один предавались депрессивным настроениям, поддаваясь модным веяниям и желаниям выставить себя как можно более загадочными и интригующими. К примеру, я, как и рассказывал раньше, каждое утро просыпался с мыслью: "Все бессмысленно…", которая давила на меня с такой тяжестью, что я действительно ощущал себя парализованным. Вскоре наваждение проходило и мои конечности обретали жизнь и способность поднять мое тело с дивана. С тяжелой головой и не менее тяжелыми уже не по наитию мыслями я ковылял в ванную, окунал голову под струю душа и уже через минуту туман выветривался из головы, а щели превращались обратно в глаза. Так я обретал заново способность видеть. Мое вечно унылое лицо в отражении, как и всегда блестевшего образцовой чистотой зеркала не доставляло никакого удовольствия, а менять что-то я не видел смысла– все прошлые попытки в отсутствии конкретности не увенчались успехом. Что менять, я не имел понятия, и все перемены приобретали профанативный характер– казаться, а не быть. После недовольных разглядываний отражения взор опускался к телефону в левой руке и пальцы, послушно следуя направлению мысли, нажимали все ту же комбинацию, включая плеер с той самой песней. Едва она начиналась, я в свою очередь начинал приводить себя в порядок. Пока пропитанный безысходностью голос через уши добирался в самые темные закоулки души, заставляя тьму, обитавшую там, сгущаться и дрожать от возбуждения, мои руки мылом и водой разглаживали складки на лице, превращая его в маску. В глазах не было и намека на печаль, а на лице застывала пустая полуулыбка. Люди смотрели на нее и верили ей. Все верили ей. Все! К моменту, когда я заканчивал умывание, песня сменялась на следующую по списку. Уже без вокала, но все такая же по-тихому мрачная, мелодия текла медленно и тягуче, словно варенье, изредка ускоряя свое течение. В считанные секунды я напяливал на себя безвкусный костюм, продевал ступни в обувь и направлялся к двери. Именно на этом моменте ручеек мелодии резко перерастал в бурный поток с водопадами, подводными и подпирающими берега камнями, мелями. Пока я, стиснув зубы, спускался по ступеням вниз, она добивала меня сверху своими размашистыми ударами, заставляя согнуть мои и так сутулые плечи, стремясь сделать ниже, чем когда-либо, буквально втаптывая меня в ступени. Когда я выходил на улицу, вместе с потоком холодного воздуха поток иной сталкивал меня вниз, толкал в спину, подымал в воздух и опрокидывал, заставляя мою душу испытывать боль, которую я себе представил, боль, которую с готовностью принял, как свою собственную. И снова боль, подкрадывающаяся сзади, чтобы выпрямить осанку и ровно вышагивать слева и позади меня. Я поднимался и падал, поднимался и падал. И вновь и вновь и вновь и вновь и вновь и вновь и вновь и вновь и вновь и вновь и вновь я падал и подымался и душа начинала истекать кровью, вопя так громко, что казалось, будто прохожие ее вот-вот услышат и побегут в панике прочь, прочь от этого крика, прочь от этой всепоглощающей грусти и злобы, прочь! Но все происходило у меня внутри, навеянное фантазией, плавным пируэтом перетекшей в реальность, однако моя маска не давала трещину, не прогибалась под весом бушующей бури, ни на миллиметр не сдвинулась в сторону, а все так же молчаливой улыбкой смотрела на мир. Когда я подходил к пункту назначения, то уже был выжат как губка и в моих внутренностях более ничего не было. Я не радовался и не печалился, не злился и не обижался. Я становился ничем, пустышкой, безэмоциональной куклой, которая выполняла все требования учителей, не говоря и слова против. И та музыка, та бесконечная река, тот бурный поток неистребимой печали– они теряли свою силу, фоном отдаваясь в моем воспаленном сознании и не затрагивая его, словно бы проплывая насквозь подобно дымке. В такие моменты было намного легче. Я крутил в голове эту мантру: "Нет смысла в жизни, нет смысла в тебе, нет повода жить, нет повода умирать, нет повода ни к чему, нет-нет-нет!" и она прочно укладывалась в извилинах, как сироп протекает через решетку в полу, но не проваливаясь на самое дно, в то же время как бы становясь их неотделимой частью, новым слоем, который не чувствуешь, но знаешь– они есть. Как раковая опухоль, не отдающаяся болью, но гораздо хуже. Ведь какие-то шансы на победу рака есть, а вот по отношению к своим мыслям– нет. И с этой мыслью ты проводишь день, вечер, ночь. И засыпаешь… Сон уносит тебя вдаль, туда, где снуют образы, заметные, но не задевающие сознание, яркие, но не слепящие, четкие, но незапоминающиеся. Но всегда– ВСЕГДА! – тебе начинает сниться что-то приятное, хорошее, эйфорирующее… и тут бац– и будильник! И снова эта тяжесть, снова эти мысли, снова эти мелодии, снова этот поток безысходности. Снова, снова и снова… Выхода отсюда нет и никогда не будет. Я заперт здесь, я же и узник, и пленник в одном лице, я все и я ничто. Я...."-резкие помехи, шипение.

Но изображение все еще стабильно– О.Н. медленно достает нож, пробует пальцем острие, проводит ножом по запястью. Супротив ожидания кровь, капающая прямо в огонь листьев, не запекается, не принимает вид черных чернил.

–щелк-

____

Запись 000040. 01.10. 2024. 03:44

Вокруг ничего и никого. О.Н. полон печали. Боль снова отражалась на его изможденном лице. Борода колтуном торчала во все стороны. Совершенно белая.

"Размышляя о своей молодости, я окончательно уверяюсь– если кого-то и можно винить во всем, то исключительно меня. В своей молодости я относился к особому типу людей– мы не выносили радости и оптимизма. Это не вписывалось в нашу картину мира, в наше внутреннее ощущение его, в наше восприятие. Улыбка и смех для меня казались страшнейшей патологией, болезнью, которую надо было как-то излечить, убрать. Я смотрел на улыбающихся людей и не понимал, как– КАК?!– они могли стать такими! Ведь они же являются людьми, у них есть разум и мышление, способные осознать окружение, дать ему правильную характеристику, так как же они могут все еще улыбаться? И речь идет не о притворной ухмылке, которую мы натягивали по стандарту, как видели чужое лицо, а о настоящей, искренней! Моя улыбка была ложью, преисполненной иронии и сарказма. Одно время я всерьез полагал, что и они притворяются, что такие же нормальные, как и я, что просто играют свою роль в постановке, именуемая "жизнь", на деле показав себя куда лучшими мастерами своего дела, нежели я сам, словно бы говоря мне: "Смотри, как надо, салага!" Но нет! Их глаза не переставали быть и являться опровержением, потому что притворяющийся человек контролирует лицо, не отпуская его ни на миг даже наедине с собой, не обделяя вниманием и эмоции! Единственное, что неподвластно этому человеку– его мысли! А мысли всегда отражаются в глазах, выдают весь маскарад с головой. Воистину лишь жалкие единицы из миллиардов способны сохранить аутентичность принятого образа, поддерживая его целостность, вовремя латая трещины. В глазах остальных же отражалась неподдельная радость, не иначе как вызванная форменным безумием. Это стало одним из самых больших моих жизненных разочарований, и я ничего не мог с этим поделать."