Сергей Хабаров-Триль
Слабые люди

–Тебе не нужно меня понимать, я же сказал. – Третий, видимо, был доволен произведенным впечатлением и ткнул пальцем за спину, – Видишь этих ребят?

–Ну?

–Они тоже хотят умереть. Две эти девчонки уже договорились умереть в следующий четверг. Сказать, откуда я это знаю? Они рассказали это трем этим парням пару минут назад. Не просто рассказали– похвастались!

–Разве это не значит, что они вовсе не собираются исполнить задуманное? Это скорее похоже на призыв о помощи.

–Им нечем помочь. И да– они вовсе не шутят! Конечно, вероятность, что одна из них струсит и подорвет уверенность второй, все еще существует, но тому будет виной не их несерьезность, а всего лишь страх. Как у меня. Эти девочки столь же серьезны, как и я, но их причины… ну, самое смешное, что причин у них как раз и нет, если не брать в расчет тягу к трехдневной славе, от которой мертвым ни сухо ни мокро.

–Так зачем им себя убивать, я что-то не пойму?

–Затем, что самоубийство на сегодняшний день– атрибут едва ли неразрывный с общим течением жизни наряду с браком, разводом или пьянкой у кого-то на хате. Мир изменился за последние десять лет! Ты не мог этого пропустить, а я думаю, что точно не мог– ты же поэтому предложил свои услуги?

–Нет.

–А я-то думал, что раскусил тебя! Сейчас не те времена, чтобы жизнь стала по-настоящему невыносимой. Самоубийство теперь ведь не является актом самопожертвования или побегом… или является?

–Является.

–О’кей, не у всех жизнь стала легкой и простой, признаю. Отсюда проистекает вывод, что самоубийц можно разделить на две подгруппы– те, что не могут вынести тяжесть бытия, и тех, что не выносят ее легкости. Одни умирают, чтобы прекратить страдания, другие– потому что им нечем заняться. Я прав?

–Вторую подгруппу мне не приходилось встречать. Хотя– ты…

–Я не отношу себя ни к тем, ни к этим. Ты еще не понял? В моем лице оба типа соединились, но только краями, образуя скрещенное поле, внутри которого и образовался я, а может, и многие другие, которых мне не улыбнулось встретить. Я прожил свою жизнь, используя лишь свои мыслительные ресурсы, не считаясь с привычным течением времени, ускорив и разветвив события к возможным и невозможным! Вышло даже лучше, чем я предполагал поначалу, потому что, не рассчитав свои силы, самопроизвольно вывелся из строя: мой мозг, всемогущий чертяка, устроил такой аттракцион, что все прочие кажутся просто детской качелькой– ни тебе ветерка в волосах, ни легкой щекотки в животе! На какое-то время он сделал меня дерганным психованным задирой и истеричной плаксой в едином наборе по специальной цене. Я создавал образы и уничтожал их, а теперь они пытаются взять реванш… Я создал трагедию и она вытрагедила меня по полной программе, подарив ощущение вечной тяжести в горле– будто один сплошной спазм сжимает ее уже круглые вечности, поднимаясь из дыры в груди. Ага– от наплыва эмоций, испытанных во время переходов, у меня появилось поражение сердца, повысилось давление почти под сто пятьдесят, но иногда шкала поднималась аж до ста восьмидесяти… о, еще начались галлюцинации! Ничего общего с собственноручно воссоздаваемой картиной ощущений и образов– слишком ничтожные, почти что эфемерные: то всяких лохматых тварей в темноте видел, то животных, проникающих в мою комнату. Ну и там по мелочи, такое даже не потрогаешь, потому что у него нет материальной составляющей– ничего общего с тем, что я сделал реальным, дублируя на мыслительном 3d-принтере внутри собственного черепа.

Прервав монолог, Третий погладил средним пальцем правый висок, в очередной раз впившись взглядом в посетителей. Отпил из стаканчика и продолжил:

–Затем я просто научился смеяться над трагедией.

–То есть как?

–Обесценил все то, что пережил ранее, включая боль, злость, скорбь… Обесценил всю мыслимую природу: инстинкты, чувства, эмоции! Потерял интерес к жизни и людям в целом. Из моего рассказа ты мог ошибочно выяснить, что я изгой и одиночка, целиком погруженный во внутренний мир, но заявляю официально– все обстоит вовсе не так. Во всяком случае, было не так. Сейчас же у меня никого нет и об этом я сейчас расскажу.

"А ты любишь поболтать."

–Насмехаясь над собой, я выяснил одну вещь– когда ты пережил все, ничто не сохраняет былого значения. Ни отношения, ни эмоции, ни ощущения. Ничего! Неписанная истина, неизбежно обратившаяся в неосознаваемый большинством трюизм.– юноша осклабился,– Тогда я понял, что моя человеческая натура, даже теперь жаждущая всего этого как очередной дозы наркотика, представляет собой всего лишь бесполезный атавизм, который не только будет мешать, но и отравит мне весь остаток существования, стараясь сделать его как можно более болезненным и трагичным, заполняясь и заполняясь уже избитыми образами под завязку, хотя это уже не было тем, чего мне хотелось! Тогда я решил задушить ее в себе, как чья-нибудь мамка душит котят, пока чадо не видит. – в этот раз смех был грубый и хриплый,– Я потихоньку избавился от всех друзей. Кому просто сказал: "Прощай.", кого специально по-крупному подставил, заставив себя презирать, а кого-то даже пришлось по больному месту приложить. Ну там, на комплексы надавить, в трудную минуту поиздеваться, плюнуть в лицо и прочая мелочь. Сработало! "Edelweiss I'm alone!"– пропел Третий, – Я один и это прекрасно! Но что происходит следом? Мои проблемы уменьшаются, но не исчезают! Остается вырубить тоску и скуку, оторвать с корнями ностальгию и память, истребить всех термитов и паразитов, которых называют "новые знакомства" и "связи", перекрыв этими методами кислород образам, которые все еще рвались наружу, взывая к себе, требуя прожить еще хотя бы одну жизнь… но я же не хотел жизни! Ни своей, ни чьей-либо еще! Мне не нужно было все это– все! Однако с исчезновением людей в моем поле комфорта появилась довольно ощутимая прореха во времени и деятельности, куда весь этот клубок нескончаемой какофонии из воя и рева и стремился как к единственной лазейке, способной вернуть меня на прежний путь. Это снаружи кажется, будто я– обычный бездельник, который гоняет чаи да забалтывает незнакомцев, но внутри… внутри творится что-то невообразимое, уже далекое от узнавания– настолько сильно все мои жизни пытаются уместиться в одну с целью если не вырваться наружу, то урвать последний вздох настоящего кислорода!

–Если ты не работаешь, то откуда у тебя деньги?

–Украл. – просто сказал мистер Три.

–М-м, честность. – посмаковал это забавное слово Проводник.

–О да. Но я продолжаю. К сожалению, битва за собственный разум не видит конца и краю, а я устал терпеть! Я хочу быть эмоционально и психически кастрированным, оставить только холодный рассудок и знание, закрыв навсегда путь обратно. Но я не способен уничтожить свою натуру, которая, уж поверь, так и лучится светом и добротой, что впору ослепнуть и быть ею растерзанным! Это и все, что я прячу внутри– моя гамартия. Она не выжидает удобного момента, не пытается периодически прощупать меня на предмет слабости, но давит, давит, давит без конца! Она козыряет своими полчищами, с гоготом потрясая пробивающими блок осколками, в отражении которых я вижу не себя, но птицу, зверя или другого человека или бесформенное нечто, лишь из шутки природы обладающее хоть сколько-нибудь сознательным разумом, и навевает картины за картиной, от которых хочется выть!– от улыбки Третьего не осталось и следа, взамен легкая судорога искривила раскрытый рот; уже грустным голосом он продолжил,– А там так все обманчиво прекрасно! Вот я целуюсь с безликой женщиной, кружа в танце под непонятную, тягучую музыку– она груба и неотесана, но прекрасна в своем ритме! А вот мы лежим в обнимку в незнакомой постели и дремлем, то и дело взирая на пальмы… и вот я сижу на плечах у безликого человека и всачиваюсь внутрь него, разрастаясь новыми формами, будь то крылья, щупальца или хитин… А вот– внезапно опять мы вместе смотрим кино! Вот тут играем на пляже. Тут просто сидим и лопаем попкорн и травим анекдоты… и опять я падаю в пропасть, разрываясь на части, сдирая с себя лицо, весь верхний слой кожи, обрастая взамен крепкой как кольчуга шкурой и приземляюсь на четыре лапы, чувствуя, как трескаются подушечки на лапах и когти впиваются в сухую землю… Я вот-вот снова ринусь вдогонку за кем-то, но выдираю себя обратно, сюда, в это тело, напоминая себе, кто я! – тут ликование захлестнуло его лицо, когда стеклянные глаза уткнулись в стену, – Однако этого недостаточно! Как вспомню, что мне приходилось испытывать с теми, чьи лица так и не выветрились из памяти, аж тошно становится… Я вспоминаю, почему закончил, вспоминаю, что разочарование– мое главное чувство, за которое и стоит держаться, но даже его оказалось мало! Потому-то мой единственный выход– смерть! Только смерть спасет меня от того, чтобы пережить это снова.

Проводник просто покачал головой, отказываясь от услышанного.

Они встали и вышли на улицу. Но, едва молодой человек сделал три шага, его правая рука дернулась. Не прошло и двух секунд, как левое плечо содрогнулось и в ту же секунду Третий захрипел, попытался потянуться руками к горлу, так и повисшими плетьми. Упал на колени, хрипя и вперив расширенные от ужаса глаза прямо на Проводника. Без понятия, что делать, тот уложил содрогающееся тело на землю, дожидаясь конца припадка. Хрип прекратился, тело перестало трясти.

Глядя в налитые кровью глаза, Проводник прошептал:

–Что это было?

Третий тяжело выдохнул:

–Одна из особенностей моего воображения… Оно раньше часто являлось мне, пытаясь заставить сдаться посредством боли, которую я уже сумел пережить… Потому-то я выстоял и теперь!

–Что же ты видишь? – не обращая внимание на окруживших их прохожих, Проводник низко наклонился к лицу Третьего, пока мальчик шептал:

–Человек в черном. Плащ и цилиндр. Словно я в своем личном восприятии.

–То есть?

Все еще подергиваясь от фантомной боли, юнец медленно поднимался на ноги, держась за ворот куртки Проводника, продолжая шептать и подозрительно озираться:

–Я– этот человек!.. одна из прожитых вариаций… словно свой собственный Доппельгангер, пришедший переубедить самого себя. Я… Он встречает отказ и достает пистолет с быстротой молнии… трижды стреляет в меня! Первая пуля всегда ломает кость правого предплечья, вторая впивается аккурат над сердцем, а третья– поражает прямо в глотку. Я не могу пошевелить руками и заткнуть дырку и просто захлебываюсь кровью… Так я и умер… в одной из жизней… Теперь ты видишь сам, почему это надо остановить– я теряю контр… Эй, вы! А ну пошли все к чертям, тут не на что смотреть! – и прохожие, испуганные громким криком, разлетелись словно голуби.

"Как же у тебя все запущено… Даже жалко как-то. Хотя нет, не жаль."

–Отстань от людей. Пошли, провожу тебя до дома.

–Я хотел…

–Что хотел?

–Подумал в последний раз посетить своих бывших друзей, посмеяться в лицо что ли… но к черту их! Они мне никогда не были друзьями в этой жизни. Никто из них даже не придет на мои похороны. – с этими словами подросток вновь достал трубку.

* * *

–Ты готов? – нож лежал меж ними на столе рядом с плотно набитым конвертом с доплатой и подписанным контрактом– Проводник решил не выбирать, дав то, за чем его и звали.

Третий снова улыбался.

–Знаешь… как-то с тобой поговорил и даже полегчало… Я даже начал подумывать над тем, чтобы отменить сделку и оплатить тебе только издержки. Однако я не хочу… не хочу! Иначе реальности схлопнутся и произойдет то, чего даже я вообразить не смогу– вдруг временное помутнение окажется просветлением, новой ступенью… Парадокс, да? – истеричный смех, в горле булькает, – Не переживай, я не передумал… Я правда должен умереть. Помоги мне– я сам не смогу!

–Не могу. Ты должен сделать это сам. Я лишь наблюдатель– такова моя роль. – ответил Проводник, – Не хочешь еще что-нибудь рассказать? Может, о своей реальной жизни?

–Нечего рассказывать. – тонкая рука схватилась за рукоятку, – Знаешь… ты можешь взять кое-что еще. Возьми трубку и табак. Принадлежности– у меня в комнате на навесной полке. Мне она уже не нужна, зато тебе пригодится.

–Не думаю, что это будет этично– брать чужое.

–Разве? А что скажешь на счет одежды, что на тебе? Явно ж не твой размерчик! – правда– Проводник был одет в одежду прошлого клиента, – Бери, не стесняйся.

С этими словами Третий встал и отошел в центр гостиной. Лицо не выказывало ни грамма страха– напротив, одну лишь уверенность. Перехватив поудобнее нож, он приставил острие к внутреннему уголку глаза, затем повернулся к Проводнику и усмехнулся.

–Может, хотя бы подножку поставишь, а то мне что-то боязно?

–Просто смотри на меня. – он повернулся к мальчишке, сложил руки на груди, – Я выполнил твое условие– тебе был нужен человек. И, судя по всему, слушатель. Если ты…

Но Третий не дождался окончания фразы– правая нога поднялась до уровня пояса и одним движением сбила левую, обрушив тело плашмя на пол. Голова мотнулась при столкновении с рукояткой, раздался хруст. Нож так и остался внутри. Правая рука дрогнула пару раз и обмякла.

Глава пятая.

–Тебе кто-то звонил, милок!

Вот уж не думал Проводник, что бабка обрадуется его возвращению– ее лицо озарила улыбка.

–Кто? Номер оставили?

–Да, я записала. Где ж я бумажку оставила…– с этими словами она покопалась в своем халатике и сунула список покупок.

–Бабуля, да это же не то!

–Как не то? – выпучив желтые глаза, она раскрыла свой сморщенный рот в форме идеальной "о", – Я… Должно быть, положила не туда…

Спустя минуту поисков он выудил из-под кипы счетов и писем от родственников заветный листочек. Пробежав глазами по цифрам, схватил трубку и набрал номер.

Гудок первый и раздался треск.

–Алло! – раздался на том конце провода крик.

–Тихо, не ори. – чуть не оглохнув, ответил Проводник.

–Кто это?

–Ты мне звонила? – голос был вроде знаком, но помехи и фоновые шумы мешали распознать говорившую.

–А, так это ты! – нотки понимания и сдержанного удивления мягко полились в его слуховую раковину, щекоча стенки прохода. Что ни говори, а голос очень приятный!

–Привет, Никто. – и буквально услышал, как углубились морщинки на безликом лице его собеседницы, выказывая признаки недовольства.

–Ну, не надо меня так называть. У меня есть имя, помнишь?

–Оно не важно.

–Ничуть не удивлена тому, что ты вновь мне хамишь. И зачем только я тебе звонила?

–Не знаю, ты мне скажи.

–Ну… ты сказал мне звонить тебе, когда захочу. Откуда ж я могла знать, что ты живешь с престарелой матерью и периодически пропадаешь из дому?

Проводник уселся на диван в комнате Второго, затем без зазрения совести развалился в полный рост.

–Она мне не мать.

–А она сказала, что мать.

–Ошиблась.

–Ты опять врешь?

–Возможно.

–Почему ты врешь? Зачем тебе это?

–А зачем тебе правда? Тебе, что, станет от этого лучше? Или, может, ты откроешь для себя нечто новое и необычное, если вкусишь этот кислый плод с просрочкой в пару лет?

–Ты пытаешься говорить изящными словечками, но все, что у тебя выходит– вбросить очередную порцию словесной белиберды. Это не то, чем тебе следует заниматься.

–Ты меня не знаешь, потому и понятия не имеешь, кто я и чем занимаюсь.

Он устал, ему хотелось спать. Не скрывая этого, зевнул в трубку.

–Ты там не засыпай, стой! – "Все женщины так вопят, когда пытаются кого-то удержать?" – Я хочу еще поболтать.

–А смысл? Мы ни о чем не разговариваем, просто несем полную и бесполезную чушь, впустую убивая время. У нас нет тем для разговора, а это несколько ограничивает нашу коммуникацию, понимаешь? Мы как два дуболома– один усердно пытается выдавить из себя шутку, второй вымучивает улыбку. А в итоге ничего– шутка недосказана, улыбка превращается в дурацкую гримасу.

–И, даже не смотря на всю неловкость, с которой протекает наша беседа, мне даже это нравится.

–Понятия не имею, что же тебе может понравиться во мне и в том, что я говорю. Я же даже не эксцентричный богач с табуном прислужников, живущий в особняке с собственной конюшней по соседству. Я не спортсмен, ставящий рекорды на забегах и по остроте шуток про тренера и чирлидершу. Я не веселый балагур, так и пышущий обаянием и харизмой, цель которого– стать легендой местного бара. Во мне нет ничего, что кому-то может нравиться. Как и в том, что и как я говорю.

–Не прибедняйся, в тебе есть чему нравиться. Мне, например, нравится твой голос. Он тихий, но твердый. Слушая тебя сейчас, я уже не представляю себе того толстяка или гоблина, о котором тебе раньше рассказала. Я бы даже сказала, что мне жаль, что я нарисовала тебя в таком спектре внешних качеств, потому что, как мне кажется, я нанесла тебе оскорбление… Потому, чтобы реабилитировать себя в твоих глазах, сделаю тебя рослым и широкоплечим бородачом с модной прической.

–Ну, понятно– кого угодно, только не меня.

–Хорошо, как ты выглядишь?

–Я толстый карлик-мизогин с несоизмеримым себе самолюбием. – в трубке раздался смех, – Чего ты смеешься, женщина? Я не сказал ничего смешного! – пока ее голос заливался веселым хохотом, он понимал, что должен чувствовать неловкость.

Вспоминая мертвого юношу, покачал головой– вовсе ему не должно ступать на скользкую дорожку эмоций и образов. И так вполне терпимо, даже с ощущением полости всего своего тела.

–А ты забавный. – наконец сквозь смех выдавила Никто, – Значит, тебя не слишком задели мои тогдашние слова, раз ты обратил это в шутку. Могу я спросить, как ты меня представляешь?

–Никак.

–Ну-у-у же!.. – урчащий голос перестал смеяться, уступив дорогу напускному разочарованию.

–Мне незачем тебя представлять. Есть твой голос и этого достаточно. Разве я не могу ограничиться только этим?

–Вовсе нет! Одним голосом, знаешь ли, сыт не будешь, каким бы аскетом ты себя не представлял. Да и что голос в самом деле значит? Ровным счетом ничего. Голос вполне может быть иллюзией, ведь ты не видишь собеседника, не можешь прочувствовать его, осязать и обонять, прикоснуться. – ее голос мечтателен, – К чему нам воображение, если вся суть общения заключается в физическом контакте, заметно выигрывающем перед чрезвычайно однобокой и неполноценной картинкой в голове, которая, к слову, может быть всего лишь суррогатом, вылепленным трудом нейросети? Так, посредством одного лишь разговора, мы мало чего добьемся. Я уверена, что, будь мы рядом и смотри друг другу в глаза, ты бы потеплел ко мне.-настала и его очередь смеяться,– Тебе смешно, потому что ты– неисправимый циник!– тем не менее ее голос все еще весел.

–Хватит говорить так, словно знаешь меня, как облупленного, чтобы ставить прогнозы моим предполагаемым действиям. Ты не можешь просчитать мою реакцию на тебя при встрече, не будь столь наивной. Ты ничего обо мне не знаешь, а утверждать обратное может лишь глупышка, повернутая на субъективизме.

–Так дай мне узнать тебя, аноним! Расскажи мне о себе. Только правду!

–Тебе мало того, что я наплел тебе в прошлый раз?

–Мало. – с той стороны послышалось хруст перемалываемой зубами сухой пищи, – Понимаешь ли, я– человек тонкой натуры, практически ненасытная в плане впечатлений и ощущений. Мне нужно больше того, что есть! Так что начинай!

–Хм, ну, то, что я тунеядец, думаю, очевидно. А еще эгоистичен и глуп. Не способен направить собственную жизнь в правильное русло, предпочитая поспеть за теми, кого осуждал, и ринуться в полное отрицание внешнего мира, замкнувшись во внутреннем. – жизнь Третьего как нельзя кстати подойдет как прикрытие.

–Хм, это похоже на правду. – послышалось одобрение; значит, он шел в верном направлении, – Однако я б не сказала, что ты глуп, если, конечно, ты не имел в виду образованность как обязательный критерий в одном небезызвестном списке. Да и так уж ли важен этот твой "внешний мир", если он не дает тебе именно того, чего ты хочешь?

–Под умом я подразумевал высокий интеллект и неординарные способности, которые можно применить на практике себе и другим во благо. Я же умею лишь прожигать дни, валяясь на кровати в праздном угаре, изредка выходя из дома за продуктами и книжками, чтобы подпитать себя. В моем городе даже снискал славу отшельника и шизофреника. Это не есть хорошо, скажу я тебе. Что же до твоего вопроса про мир… дело не в том, что он не исполняет мои мечты. Дело в том, что мои желания по-прежнему не вписываются в общепринятый спектр.

–По-твоему, это плохо? Ты же не преступник какой, зачем себя осуждать? – хруст кончился смачным чмоком.

–Мне постарались вбить в подкорку мозга мысль, что эгоизм, мизантропия, нелюдимость и тому подобное– плохо. По их словам, я должен желать того же, что и они.

–Со вторым и третьим согласна, но что плохого именно что в здравом проявлении эгоизма?

–А что хорошего?

–Что хорошего в том, чтобы думать и заботиться о себе? Даже не знаю… начнем с того, что это вполне естественно. Скажем так: в умеренном эгоизме, не заступающим, образно говоря, на чужую территорию, нет ничего плохого! Эгоизм– явление более положительное, нежели отрицательное. Чем может заинтересовать человек альтруистичный, вечно готовый всем помочь, чуть ли не последнюю рубашку отдать? Про таких людей только одна мысль и возникнет: "Он чувствует себя вечно обязанным." Или "вечно пустым, стремящимся заполнить себя даже теми, кто этого не заслуживает", что само по себе ненормально. Это не очень приятно, да и, признаемся, скучно! А вот эгоист– человек другого пошиба. У эгоистов есть секреты, чем и интересны, но сверх того они могут привлечь внимание своим поведением– этакой независимостью в совокупности с– бывают и такие случаи, – эпатажем и показной индифферентностью ко всему окружающему, которая так и плещет из их глаз, ноздрей и рта. О таком человеке сразу думаешь: "Ого, этот парень знает себе цену и задает другим более высокую планку! Интересно будет расколоть его, как грецкий орех!" Тут либо решаешь, что он шибко самоуверен для того, чтобы тратить на него свои силы, либо невольно тянешься к нему, стремишься исправить его, сделать таким же, как ты, чтобы потом обнаружить, что вместо этого ты достиг его же уровня, еще в первом прыжке сменив первичную мотивацию на иную– почувствовать себя столь же обособленным и, не стану скрывать, особенным! Потому что ты тоже, как ни крути, эгоист.

"Ну еще бы."

–Если что, с моей стороны это был намек на глупый вопрос.

Она проигнорировала подколку:

–Думаешь так выйдет всегда бежать? То есть, я имею в виду– прятаться от общества. Прости, оговорилась слегонца.

–Судя по всему, не так уж и слегонца. Отвлеченные мысли? Однако да– надолго меня вряд ли хватит.

Интересно, был ли Он в этот момент откровенен? Нашел у кого спрашивать…

–Нет, просто оговорка. Так откуда ты знаешь предел своего терпения и возможностей? Что является твоим спасительным якорем? Какая цель?

–Мой побег лишен всякой цели. Тут скорее желание увидеть чуточку больше. Это ничего не изменит, но даст мне ощущение того, что жизнь прошла хоть чуточку по иному пути. – "Ты становишься откровенным? Так ли это?"

Он не знал. Он прошел на кухню, нашел пачку сигарет и запалил кончик первой. Эта все еще молчала.

Наконец она выдала:

–Но есть же что-то, так? Любовь, допустим? Что она для тебя?

–Как много вопросов, прямо интервью! – елейным голосом произнес Проводник.

–Опять сарказм!

–Я не знаю. Я даже не уверен, испытывал ли когда-нибудь любовь. Влечение, привязанность, дружеские чувства я испытывал, но саму любовь лишь воображал, проживая ее внутри. Я помню, как влюбился в десять лет в одну девочку, но ничего для этого не делал. Самооценка была не на том уровне. Да и понятия тогда не имел, что надо что-то делать. Встретив ее через два года, все так же думал, что люблю ее. В этот раз удалось несколько раз вытащить ее потанцевать, а для меня это было достижением. После шесть лет не виделись, пока она внезапно не прислала письмо. Я был в ликовании, писал ей в ответ. Она все еще мне нравилась, с ней было приятно общаться, но я понимал, что влюбленность прошла, осталось лишь легкое влечение. Неоднократно звала к себе в город, но я отказывался. Остыл. Возвращаюсь к любви– нет, я не знаю, что такое любовь, но знаю, что такое детская влюбленность. Я зачастую пытался ее– любовь– себе вообразить, но ничего, кроме эмоциональной боли, достичь не смог.

Вновь долгое молчание. Наконец вздох.

–Как печально… Ты сейчас сказал правду?

–А ты угадай. – он вновь включил ехидство.

–Ой, ну зачем, зачем ты все портишь?! – Никто пару раз грязно выругалась, затем чем-то шарахнула по столу.

–Не ори на меня.

–Да как не орать тут, ты что?! Рассказываешь подобные истории, а потом с ухмылкой– я знаю, что ты смеешься надо мной! – заявляешь, что это вымысел. Ты поступаешь очень некрасиво!

–В таком случае пошли, четвертуем парочку писак.

–При чем тут писаки, я тебя про честность спрашиваю! Не будь таким говнюком!

–Что-то не нравится– сбрось трубку и забудь обо мне.

–Тебе просто этого не понять. – продолжила Никто, не обращая внимания на выпад, – Я вспомнила, как сама в юные годы страдала подобным. Отличие лишь в том, что мой возлюбленный был вымышленным.

"Да откуда ж в вас это взялось?!"

–Продолжай.

–Я влюбилась в наркоторговца, который так же боролся с зависимостью, но я жалела его и эти отношения никуда бы не привели. Я его бросила, а он сделал золотую дозу и умер… И я долго себя винила. Ужас.

–Неплохо. Если особо постараться, можно написать сценарий для какого-нибудь любительского кино.

–Или снять самим! – воодушевилась Никто. – Однажды мне снилось, что я сняла фильм и получила награду киноакадемии! Там было столько людей, столько рук аплодировали мне! Ни с чем не сравнимое чувство! Гордость и радость лишь отдаленно на него похожи, но все же точную характеристику невозможно дать. До сих пор помню все, словно это было взаправду.

–Грустно, должно быть, было проснуться в реальности, не так ли?

–Все издеваешься, да?

–А почему нет?

–Ты злой. – "Негодуй."

Он молчал. Тишину прервал вновь ее голос.

–Сколько у тебя времени?

Он поискал глазами часы.

–Пятнадцать– пятнадцать.

Ее голос наполнился восторгом с придыханием:

–Загадай желание!

Как глупо.

–Мне нечего загадывать.

–Быть того не может, не ври! У всех нас есть, чего желать. Есть что-то, что ты хочешь, иначе быть не может!

Проводник ничего не хотел. Желания давно отошли на третий, как минимум, план для него, уступив пальму первенства необходимости. Да и чего было ему желать в мире, где ничто не могло его заинтересовать, привлечь к себе?

–Это "что-то" и загадывать не нужно.

–Я всегда загадываю. Только не сбывается.

–Ха-ха, а с чего ты взяла, что должно? – "Она ведет себя, как маленькая девочка."

–А почему нет? – словно передразнивая Его, спросила она.

–"Потому что такова жизнь!" – напрашивается банальный ответ. – тихо сказал Проводник.

* * *

–Скажи мне, где ты живешь? – всегда, всегда эта женщина звонила невовремя. В этот раз шторку в ванной бесцеремонно отдернула старческая рука и голос бабули оповестил о звонке. Выхватив трубку и наказав старой больше так не делать, Проводник устроился поудобнее и сказал, что готов слушать.

Очередная бессмысленная беседа, трансформирующаяся в обмен сентиментальными фантазиями. Хотя "обмен"– громкое слово.

–Далеко. Я живу в пустыне на окраине тундры, что расположена на луне одной безжизненной планеты.

–Брось городить чушь, я ведь правда хочу знать, где ты живешь. Судя по тому, какие часы ты мне назвал тогда, ты живешь по другому часовому поясу. Разница во времени– семь часов. – она загрустила, – Знаешь, как-то мне показалось, что ты живешь слишком близко– там, за углом, только дотянись! Но там, где я живу, углов нет, как и переулков, где ты мог спрятаться. Все как на ладони, а тебя нет. Ты так далек, хотя по ощущениям так близок. – двусмысленно выделив слово "так" аж два раза, Никто словно признавалась в нужде его присутствия.

–Я не близок.

–Ошибаешься. Может, ты и не подозреваешь об этом, но ты обладаешь странной притягательной силой. Толком ничего о себе не рассказывая, ты ограничиваешься странными россказнями, не имеющих почву под собой, как и хотя бы крупицы правды. Не доверяя мне и даже не спрашивая, как я и как мне живется, ты вызываешь у меня странное желание приблизиться к тебе. Я привязываюсь к тебе, хотя ранее такого не бывало. Ты действуешь на меня положительно, дорогой аноним с приятным голосом.

–Может, тогда нам стоит прекратить общение?

–Нет, нет, нет, что ты? – от испуга голос Никто повысился на несколько октав, – Ну почему ты так говоришь? Тебе приятно доставлять мне неприятные ощущения?

–Потому что я ненадежен. Ты возлагаешь на меня слишком много надежд. – Проводник сделал знак старухе, которая вошла в ванную с подносом, чтоб та поставила еду на стол в комнате; стоило той удалиться, продолжил, – К сожалению, я знаю, каково это– терять друзей, потому я не хочу, чтобы ты ко мне привязалась. А то мало ли– вдруг у тебя появится желание покончить с собой?

В голове сразу прозвенело: "Новый контракт! Новые возможности!" и не утихло, пока он не потряс головой, отгоняя наваждение, – "Глупости все это– лезть к кому-то, с кем ты уже знаком. Тебе мало следов?"

Но мысли продолжали струиться в голове, описывая разные варианты и способы сорвать сладкий фрукт выгоды. Не взирая на то, как прошла последняя реализация контракта, он продолжал воображать. И куда делась его прагматичность?

–Тебе-то какое дело? Тебе же плевать на меня, с чего тебе беспокоиться о том, помру я или нет? – прорвал цепочки образов ее голос.

–Карма?

–Ой, только не говори, что ты из тех, кто верит в подобный бред! – "Да что же ты такая эмоциональная? Так и оглохнуть недолго!"

–Не говорю.

–Ну тогда чего начинаешь-то?

–Не ори на меня, иначе я кладу трубку.

Снова молчание.

"Вот бы оно длилось вечность."

–Я умру до утра. – раздался еле слышный шепот.

–Обещание или своеобразное прощание?

–Я не даю обещаний. – в трубке страшно фонило, но шепот отчетливо звучал сквозь помехи, не позволяя шипению себя оборвать. Шепот как крик.

–Тогда зачем ты так сказала? Пытаешься пробить меня на эмоции таким хитрым способом? Ты настолько глупа?

–Нет, не пытаюсь.

–Тогда, стало быть, прощай? – помехи внезапно кончились; он вслушивался в тишину, слегка улыбаясь.

–Навсегда? – нарушила напряженное молчание Никто.

Проводник тихо вздохнул. Она так надеется на него, даже не пытаясь скрыть это, ставит в неудобное положение. Как удобно, да? Люди отнюдь не гнушаются прямо давить на себе подобных, извлекая выгоду из чего только можно. Омерзительно.

–Зависит от тебя.

–Почему же ты не спишь?

–А почему ты так резко сменила тему?

По ту сторону провода раздался звон бьющегося стекла и тихие ругательства. Вечно эта что-то вытворяет, беспокойная душа. «Откуда у тебя столько стеклянной продукции, глупышка? Все никак не решишься вскрыться? Давай, я тебя не держу. Окажи мне услугу, уж будь добра.»