Сергей Хабаров-Триль
Слабые люди

–Пока бухала и еблась со всякими пидорасами, да? Это ты хочешь сказать?

–Не-е-ет, что ты, я бы никогда… я не какая-то шлюха!

–Лжешь, сука, все вы такие! – не выдержав, он приблизился к ней вплотную, – Не смей мне врать! Это я вытащил твое бухое тело пять лет назад из-под очередного жирного борова, я и никто другой! По всем сральникам тебя искал, потому что Рома хотел тебя видеть, но тебе до пизды все, что его касается, потому что ты… старая лживая мразь!– слово за словом, плевок за плевком прямо в ее лицемерную упитую рожу,– Почему бы тебе не сдохнуть наконец-то и не перестать доколебывать мне, мать, м?

Даже стекающая по лицу слюна не смогла сделать эту женщину еще более мерзкой, чем она уже была– настолько она была ему отвратительна. И еще улыбается!

–Ты ничего не знаешь о том, что мне пришлось пережить. – подцепив пальцами рукав, вытерла лицо, – И я ничего не обязана тебе говорить. Мне не за что оправдываться ни перед тобой, ни перед Ромой. Как он там, кстати?

–Ему куда лучше без тебя, чем с тобой.

–Неправда. Я его мама и ему всегда было со мной хорошо– с этим даже ты не в состоянии спорить. Я– мать, не ты! Я его выносила, родила от твоего скота-отца! Это я его выхаживала многие годы, пока ты шлялся со своими обрыганскими дружками, трахая всяких спидозных шлюх, не задумываясь о последствиях! Чудо, что я до сих пор не стала бабушкой, хотя, возможно, одна из твоих лярв все-таки от тебя залетела и родила, просто не помнит твоей побитой рожи, потому что за этот день успела дать еще десяти другим таким же уродам, как ты! Пока ты отлынивал от учебы и развлекался, кто выхаживал мальчика? Я, не ты! Пока ты позорил нашу семью, портя жизнь всем остальным, кто подтирал Ромочке зад, кто ему готовил, кто убирал за ним весь его срач? Ты, может? Может, кто-то из моих сестер? А, может, очередная твоя шлюшка?! Нет! Это всегда была я!

–Ты не сделала ничего, чтобы ему помочь. – усмехнувшись, Кирилл качнул головой, – Все, что ты делала, это молилась своему богу, которого даже нет. Тупо молилась, как тупая скотина, чтобы он дал тебе то, что ты сама должна была сделать! Ты всего лишь простаивала перед своими погаными иконками, надеясь на чудо, пока твой сын– да, твой сын! – скулил от боли, находясь всего в двух метрах от тебя! Ты никого не слушала, отказывалась принимать помощь врачей, ведь зачем же вся эта хуйня, если у тебя, блять, есть твой, сука, бог?!– услышав грохот мебели в квартире под своей, он ненадолго отвлекся, прислушиваясь. Повисшая тишина нарушилась очередным маминым хохотком.

–Опять, что ли, его колотит?

–Не твое собачье дело– ты на свою семью смотри, на себя саму! – отрезал Кирилл, вновь повернувшись к ней, – Тебе русским языком было сказано, что и как нужно было сделать, чтобы помочь Роме хотя бы на ноги встать, но ты и этого не сделала! Ни терапий, ни осмотров, даже проконсультироваться не додумалась, а все почему?

–Давай, просвети меня!

–Потому что ты и не собиралась его спасать. Тебя устраивало то, что на него поступают выплаты и можно не работать, изображая из себя хер пойми кого, и сидеть дома, вставая у кровати каждый раз, как только кто-то входил в квартиру! Тебе не нужно было, чтобы Роме стало лучше, ни хрена подобного. Зуб даю, тебе даже нравилась твоя трагическая роль мамаши-одиночки, которую все бросили!

–Нет.

–Что нет?

–Нет, мне это не нравилось, и ты это знаешь, потому что сам испытываешь то же самое.– она улыбнулась еще шире,– Мы оба с тобой ненавидим его за то, что он вошел в нашу жизнь и сразу же ее разрушил, и тебе нет смысла даже отрицать это– все твое отношение было видно, пока я с ним сидела! Ты никогда не любил меня, а только делал мою жизнь еще хуже, но это понятно, почему– из-за Ромы! Если бы не Рома, я бы не отвела от тебя глаз и не позволила стать таким, какой ты сейчас!

–И какой же я?

–Унылый, жалкий мудак, который, как и я, не нашел в себе силы признать очевидное сразу! А я признала, но так и не нашла в себе силы сделать все, что требовалось! Я оставалась рядом с ним столько, сколько могла, но мне была невыносима мысль, что моя жизнь разрушена! То, что из меня вышло, не было человеком– это было наказание от бога за то, что я не совершала! – воздев глаза к потолку, она заголосила, – Потому что бог хоть и всемогущ, но за всем сразу уследить не может– столько нас тут, уродов, расплодилось, в самом-то деле! Я не должна была страдать, потому что всегда следовала его заветам, но он наказал меня… наказал Ромой… и тобой.– и настоящая ненависть вспыхнула в ее глазах,– Сначала я думала, что это Рома не заслуживает такой жизни, но ты… Я тебя родила, собственной грудью вскормила, мыла, одевала, играла с тобой, все свое внимание– и одному тебе!.. А стоило родиться Роме, как все пошло кувырком– папаша умер, младший сын– физический урод, а старший– моральный. Едва я обратила свое внимание на того, кто в нем нуждался, как ты тут же распустил нюни и был таков! Ни единого хорошего словечка от тебя я не слышала, никак ты мне не помогал, а еще защитник, что называется! Когда ты был мне нужен, тебя никогда не было рядом, потому что, как только становилось трудно и появлялись пусть даже малейшие проблемы… Кирюша у нас берет и проваливается сквозь землю– хоть кишки рублями нашпигуй и металлоискателем вооружайся! Ни слуху, ни духу! Знаешь, как сильно я волновалась, ночами не спала, когда ты не приходил, думала, что тебя похитили, избили, изнасиловали и убили, каждый раз надеясь, что ты все-таки вернешься домой– целый и невредимый… да пусть даже и избитый– лишь бы живой! А ты не приходил, никогда не приходил, когда я ждала, никак не давал о себе знать, ночуя у своих "друзей" или в подворотне какой, как самый настоящий бомж! Ты не был мне тем сыном, которого я хотела, ты не был моей поддержкой!– ее рот содрогнулся и она разрыдалась,– Надо было… убить вас обоих… просто утопить, ей-богу, просто окунуть лицом в воду и держать, пока не прекратите сопротивляться! Видит бог, я была бы вынуждена сделать это! Он бы простил мне это, я знаю, что обязательно простил!

Утирая рукавами свисающие с носа сопли, женщина продолжала изливаться слезами, уже не столь смело глядя на своего сына, так и не нашедшегося с ответом. Кирилл даже и не подозревал, что она думала о подобном, потому что сам несмотря ни на что не допускал и близко подобных мыслей. Он вспоминал, как ему самому было трудно с братом по всем пунктам, особенно в общении, но он никогда не допускал мысли о том, чтобы убить его, даже не рассматривая сей акт как избавление от страданий. Одно время, предавшись кратким мечтаниям, Кирилл вознамерился найти какую-нибудь компанию, которая могла бы сделать что-то в рамках физиологии с его братом– экзоскелет какой-нибудь спроектировать или еще чего покруче, но рекламные баннеры на сайтах, предоставляющих не те услуги, что были нужны, а затем и постоянно присутствующая в карманах и зарплатном конверте реальность быстро убедили в невозможности исполнения его большого желания. Роману так и суждено было остаться в коляске, прибегая к помощи всего одной руки, а ему самому как старшему брату предстояло просто быть тем, благодаря которому жизнь братца не превратилась б сплошной кошмар. Однако мысль, что мальчик уже в нем, не возникала в мыслях Кирилла. Должно быть, требовалось слишком много времени на формирование подобной чересчур большой для среднего обывателя мысли и сейчас просто был не тот срок. Но до чего б он точно не дошел, так это до его убийства. Кого угодно, но только не Рому!

–Молчишь, скотина такая? – покачав головой, продолжила мать, – То-то же! Сам все прекрасно понимаешь, что это все такое! Не тебе осуждать меня, не тебе меня учить, как жить. Бог не помог Роме, значит, я тоже не могла. Следовало сделать все правильно, но я… оказалась слишком слабой. Бог не дал мне сил сделать это, значит, не мне предстояло совершить это. Для него я– уже все, отбывший свое материал, не оправдавший ожиданий. За что мне было еще цепляться, за тебя что ль? Ну уж нет. Я слишком долго жила ради кого-то, полностью игнорируя себя, не понимая, что с самого начала была любить себя и только себя, делать все для себя любимой и не позволять никому это изменить! Да, я стала алкашкой, да, я трахаюсь с мужиками и что? Небеса разверглись? Нет. Может, кто-то умер? Опять нет? Может, я хотя бы почувствовала себя поганою скотиной и измучилась угрызениями совести? Снова нет, представь себе! Вот и скажи мне, сыночек мой ненаглядный, а на кой, собственно, черт мне нужно страдать, если по итогу я ничего-то и не получу? Вот именно!

Кирилл чувствовал, как тошнота тихим сапом приливает к его горлу, и закачал головой, стараясь дышать глубже. Страшная усталость навалилась на его плечи, упираясь в спину, заставляя хотеть наконец разогнуться и просто лечь, пусть даже и на этих ледяных ступенях– какая, в самом деле, разница? Кто его увидит, осудит? Здесь только пьяная мать, в очередной раз пришедшая вымогать деньги! Позвонки захрустели, соприкасаясь с уголками ступеней.

–Ты и сам знаешь, что я права, сынок. Он не позволяет тебе жить, вечно удерживает на месте в этом несчастном городишке. Ты даже пойти бить морды теперь спокойно не можешь, потому что знаешь– случись что с тобой и он обречен. Но он всегда обречен, пойми ты это! Упираясь в своем нежелании признать очевидное, ты лишь навредишь себе! Не смотри на меня, что я старая и пьющая– я уже была старая, когда он родился, и постарела за шесть лет на целых двадцать шесть! Так худо мне еще никогда не было и не будет и… я рада, что бросила его. Жить в свинарнике с каким-то храпящим хреном под боком доставляет мне куда больше удовольствия, потому что это мой свинарник, мною учиненный, мною же и будет убран! Что хочу, то и делаю… и никто мне не указ! Знаешь, мне даже кажется, что я гораздо счастливее, чем когда у меня был только ты и твой отец. Даже так! Оказалось, что мне от жизни многого и не надо– всего-то подходящий член, побольше пива или водки, да денег. Дай денег.

–Не дам.

–Ох, не дашь? Стало быть, они у тебя все-таки имеются, правда?

–Ты их не получишь. Я на них кормлю своего брата.

–И моего…

–Он не твой сын, а ты ему никто. Мне глубоко срать на все, что ты мне сейчас наговорила, потому что я знаю, какая ты. Тебе лучше уйти отсюда.

–Денег, значит, не дашь?

–У своей собутыльницы проси– она скоро приедет.

–Да неужели? Сдается мне, наколола она тебя, как простака. – мать снова засмеялась, хлопнув себя по макушке, – Ты всегда был доверчивым дурачком. Помню, папа тебе как-то сказал, что купит машинку, а ты весь загорелся, радостный такой… Так вот, наступает следующий день, у него в руках коробка, а ты визжишь сразу же, как видишь его!– новый приступ смеха продрал ее легкие,– Но не это было смешно, а то, с каким видом ты снял крышку и увидел всего лишь фиг!– расползаясь по полу, женщина и не думала прекращать смеяться, шлепая уже по полу,– Такое непонятливое, удивленное личико, а эти глазищи!.. Ух, такие яркие, под смешно задранными бровками– и тут же заливаются слезами. Весь момент испортил!

–Если ты сейчас же не заткнешься, я выбью тебе зубы.

–Валяй, тряпка. Я все равно сказала все, что хотела, а денег ты мне так и не дал, скопидом!

Не успел Кирилл встать, как снизу раздалось металлическое эхо от хлопнувшей двери. Всего через минуту запыхавшаяся тетка уселась на ступени пониже его матери и, отдышавшись, крикнула:

–Чего расселась, овца? Вставай– в бар едем!

Они обе ушли, но Кирилл так и остался сидеть на ступенях до самого утра, обдумывая все, что услышал. Ему хотелось ужаснуться материнским словам, но они не вызывали внутреннего отторжения, раз за разом прокручиваясь в голове точно кассеты, перематываемые назад по одинаковому отрезку, с сопутствующими щелчками.

"Мы с тобой его оба ненавидим…"– щелчок, гудение, щелчок, – "Мы с тобой его оба ненавидим…"– щелчок, гу…

"Неправда! Я вовсе не ненавижу его. Мне тяжело, это правда, но я не ненавижу его! Он– мой брат, единственный по крови, а братьев ни за что не бросают!"

Но он и сам не был уже так сильно уверен, как, к примеру, прошлым днем.

Скорее услышав, чем увидев в оконном отражении, как отворяется соседская дверь снизу, Кирилл тихо, но быстро поднялся к своей. Запершись внутри, из любопытства приник к дверному глазку, видя, как не особо-то и знакомое лицо поднимается наверх. Еще один любитель посидеть на крыше, ничего особенного.

* * *

-Я ему это так не спущу! – запоздалая злость внезапно хлынула из Кирилла, будто с прорванной плотины, и руки, вырвавшись из крепкой хватки Натальи, тут же обрушились на мебель. Стул разлетелся о дверной косяк и затем сразу же с грохотом разбивающихся стаканов перевернулся стол. Вступив ногой в осколок, Наташа крикнула от боли и только этот еле слышный писк, пробивший насквозь вой, остудил его пыл. Немедленно же хлопнув Рому, громко ревевшего от страха, по губам и вытерев лицо от слез, смешанных со слюнями, Кирилл развернул его к Наташе, тут же растянувшей губы в притворной улыбке.

–Гляди, Ната! Смотри, Ната пришла к тебе в гости, а я просто дурачусь, видишь? Никто не пострадал, а я всего лишь уронил стол и стаканы, так что прекрати плакать и помаши ей ручкой… Вот так, да! Привет, Ната, привет! – ни капли злобы больше не было в этих глазах и лицо наконец разгладилось, перестав хмуриться.

–Н-на… на! – улыбнувшись, Роман помахал ей одними пальцами, тем не менее радостно улыбаясь, немного жутко пуча глаза. В уголках его щербатого рта снова собирались пузырьки слюны и пришлось их опять вытирать. Потряхивая рукой, младший брат вытянул указательный и средний пальцы, указывая на девушку.

Поймав ее взгляд, Кирилл пояснил, что так брат показывает свое желание прикоснуться к ней, и предложил их просто пожать– он будет и этому очень рад. Заметив, как поблекла, но не исчезла полностью улыбка с ее лица, взглядом указал сделать то, что нужно. Иначе брат расстроится и начнет плакать снова. И ее тонкие пальцы схватились за худую ручку подростка, потрясли и тут же отпустили. Уходя на кухню, она вжала голову в плечи, с отвращением слушая чуть басовитое: "Уы-ы-ы."

–Ну вот, Ната поздоровалась, пошла на кухню– делать что-то полезное. А мы сейчас сделаем полезное сами, правда? – снова склонившись к брату, Кирилл попытался улыбнуться и сам, но не мог, даже когда его рука привычно пошлепала по щеке, – Я смотрю, твой фильм уже закончился, да? Прости, надо было поставить что-то более длинное. Спать хочешь? – мычание в ответ и вновь движения пальцами, – Хорошо, сейчас я тебя покормлю. Курочку будешь?

Пока курица с обычной гречей разогревалась в микроволновке, Кирилл вновь отмыл брата от испражнений и переодел в чистую пижаму, которую купил на днях у рыночного торговца. Затем, то и дело отвлекая младшего от созерцания вертолетиков на синеве новой одежонки, неспеша покормил и вытер подбородок от налипших кусочков. Принеся закрытый стакан с полуметровой трубочкой, поставил его в угол сидения, чтобы неловкое движение брата не смогло опрокинуть его.

–Смотри, Ром! – щелчком привлекая внимание к себе, шепнул Кирилл, – Захочешь водички– просто подцепляешь пальцем во-от так… и спокойно пьешь. Ну, попробуй! – и Роман тут же исполнил просьбу, сделав первый глоток, – Умница! Вода у тебя есть, теперь держи пульт. Сейчас поставлю тебе "Мулан" и отойду, лады? – согласное мычание.

Вновь погладив уставившегося в телевизор младшего по голове, Кирилл вернулся на кухню, где его дожидался уже его ужин. Глядя в скучающие глаза Наташи, качнул головой и зло буркнул:

–Я его достану.

–Забудь о нем. Он всего лишь пьяный школьник. – заявила она, усадив его за стол и встала у раковины, – Он того не стоит, правда! Я же говорю– замухрышка, каких поискать! Такой от одного удара ляжет и после уже не встанет, я точно знаю. Не забывай– тебе ж потом отвечать, не ему! Прошу, милый, не надо трогать его– не хочу видеть твое лицо за решеткой! Мы оба знаем, что ты остаешься на свободе только до тех пор, пока снова не проколешься, потому что они только этого и ждут. Не оступись и дай им повода себя забрать! Не позволь этому случиться, любимый, я очень тебя прошу! Ты же не хочешь оставить меня одну, ведь так? Вот и не поддавайся на провокации всяких лошков. Ведь ты и я знаем, чего такие стоят, правда?

Он знал. Но перед глазами стояли все те же черные глаза, не мигающие и странно давящие. Впервые за всю короткую историю зрительных контактов от его собственных глаз не отвернулись, но напротив– заставили отвести взгляд его самого. Никто еще не выдерживал взгляда Кирилла больше пяти секунд, но этот любитель линз был не из их числа. Чертов сукин сын никак не вылезал из головы, терзая самолюбие Кирилла, не оставляя в покое. Ему во что бы то ни стало захотелось спуститься этажом ниже, выбить дверь в квартиру и свернуть ему шею. Зная, что этот попутавший берега щенок сейчас спокойно сидит у себя в квартире и в ус не дует, Кирилл напрягался еще сильнее, в непроизвольном спазме быстро сжимая и разжимая пальцы, представляя в них лицо патлатого недомерка, но, как ни пытался превратить самодовольное выражение в гримасу страха, оно неизменно сохраняло спокойствие. Кирилл замотал головой, отгоняя наваждение.

–Я спокоен, Нат, не переживай. – но про себя решил, что достанет паршивца и заставит пожалеть.

На следующее утро Роман был необычайно тих. Спросив его, в чем дело, Кирилл по знакам понял– брат опять хотел на улицу.

–Ты же понимаешь, что я не могу тебя туда выпустить.– на самом деле ему не хотелось попадаться на глаза хоть кому-то, зная, что любой косой взгляд, даже полный жалости, подействует как прямая провокация,– Может, я лучше быстро сбегаю, куплю тебе какой-нибудь новый мультик?– протестующее ворчание,– Не хочешь?

Брат битый час не прекращал стонать, упрашивая его сказать "да", начал капризничать, отказываясь завтракать, упорно нажимая на кнопку выключения старого проигрывателя кассет, не давая пройти даже начальным заставкам, обиженно пыхтя каждый раз, когда Кирилл отбирал пульт и, не смочь выдержать обвиняющего взгляда, возвращал на место. В конце концов старший брат сдался, зарубив себе на носу, что всю прогулку не будет смотреть по сторонам– только в затылок малого да себе под ноги.

С Романом на одном плече и коляской в другой руке он спустился во двор и посадил его тщедушное тельце на подстеленное на сидении полотенце с подложенным под него пакетиком на случай, если он описается, после для надежности закрепив все обычными старыми ремнями отца, которые спрятал от матери еще после его смерти. Все во дворе тут же прекратили свои дела: дети перестали играть и толпой сгрудились у ограждения, обратив все свое неуемное внимание на братьев, а бабки, занятые громкими сплетнями, тут же перешли на шепот, зная буйный нрав старшего. На секунду забыв о данном себе же уговоре и поймав слишком пристальный взгляд одной из старух, Кирилл рявкнул:

–Чего уставилась, старая сволочь? – и она спешно потупила взгляд, тут же засеменила прочь от старых подруг, боясь отхватить свое.

Колеса коляски мерно отстукивали по столетним трещинам на асфальте, то и дело запинаясь некстати выворачивающимися передними колесиками. Достигнув выезда, миновав помойку, у которой все так же толпились дворовые птицы, Кирилл остановился, решив позволить Роме полюбоваться на птиц. В этот раз к привычным голубям примешались еще и разные виды чаек– от мелких озерных с черными головками до крупных хохотуний, подобным галеонам среди бесчисленных бригов, лавирующих по твердой земной глади в поисках "ромовых бочек"– разбросанных известно кем орешек,– и "шлюпок без экипажа"– хлебных корочек без мякоти. "Ничего такая аллегория!"– сам себе хмыкнув, отметил Кирилл и, подобрав одну из них, вручил брату. Тут же с одного из карнизов сверху прилетел старый голубь, очень сильно смахивающий на сельского алкаша– такой же худой, во всех местах подранный, с почти что голой шеей и болезненно-розовой плотью. Пока остальные птицы заметно сторонились незваных гостей, он как птица, которой уже нечего было терять, приблизился к коляске и завертелся возле нее, делая вид, что ищет пищу. Негромко засмеявшись, Рома бросил ему корочку и голубь тут же ее склевал.

В город Кириллу ох как не хотелось– одно дело шпынять своих соседей, которые уже привыкли к нему, но совсем другое пытаться сохранять спокойствие в окружении малознакомых, а то и вовсе незнакомых лиц. В прошлый раз он едва не погнался за мальчиком, осмелившимся бросить камушек в брата, пока сам Кирилл отвлекся, расплачиваясь с кассиром ларька. Тогда он кинул этот самый камушек вслед убегающему голодранцу и попал точно в затылок, отчего малявка упал и пропахал асфальт коленями, тут же разревевшись на всю улицу. Разбираться с дето-защитницами и всеми остальными было не с руки, потому Кирилл спешно сунул брату бутылочку воды и как мог быстро выкатил коляску с улицы, лишь бы больше не наталкиваться на людей– случись потасовка, он не смог бы сосредоточиться на драке, боясь упустить малого из виду. Глядя на дорогу, ведущей к магазину, он уже заметил сомнительные лица. Двое– лучше, чем трое, а он не из пугливых. Расправив плечи, Кирилл сильно толкнул коляску и двинулся широким шагом, не забыв уставиться брату в затылок и все же, проходя мимо идущих навстречу ребят, не удержался от того, чтобы смерить каждого своим фирменным взглядом. Как ни в чем не бывало они прошли мимо, не обратив на братьев и толики ожидаемого внимания.

Со свойственным ему восторгом младший наблюдал за непроницаемым небом, то и дело провожая взглядом пролетавшего мимо воробушка. Кирилл невольно улыбнулся, слушая, как он хихикает– так этот непосредственный смех, однако, смахивал на злодейский. Купив ему мороженное, Кирилл вывел коляску на тротуар и развернул к себе. Присев на корточки, поднес фруктовый лед к самим губам, терпеливо наблюдая, как младший старательно откусывает по кусочку и рассасывает во рту. Его мороженное уже начало подтаивать и капать на штаны, тут же впитывающие фруктовую влагу, расползаясь большими пятнами. Перехватив фруктовый лед поудобнее, зубами откинул верх сигаретной упаковки. Теперь они оба не сидели без дела. Решив пошутить, Кирилл мазнул мороженым прямо по Роминому носу, как и ожидал, получив в ответ очередной смешок. Елозя языком по губам, стараясь достать до кончика, Рома не переставал смотреть на него с улыбкой. Усмехнувшись бесплотным попыткам, Кирилл не стал дожидаться, пока брат испачкает лицо полностью, и вытер ему лицо салфеткой, снова поднеся мороженое ко рту.

Озеро в качестве одного из немногочисленных вариантов выглядело куда предпочтительнее того же города и братья отправились по внешнему двору к гаражным рядам, расползшимся на сотни метров в округе, за которыми скрывались немногочисленные пристани и само озеро. Для человека непосвященного, если и вовсе впервые забредшего в этот район, это был целый лабиринт из кирпичных построек с просмоленными крышами, торчащими печными трубами и бесконечными лентами стальных ворот. Изредка между рядами притуливались "железки" или, как их еще называли, "ящики" с погнутыми стальными листами с приделанными ручками и замками, стоящие впритык к деревянным сарайчикам с утварью для уборки проезжей территории от стекла и мелких камней. Чуть дальше, по крайнему левому ряду гаражей, располагался заболоченный пруд– обиталище любителей шашлыка и романтических посиделок. С этой стороны озеро можно было достичь через лесополосу, если не хотелось возвращаться в лабиринт. Кирилл частенько зависал с разными девушками, заманивая их за деревья с одной лишь целью. Вспоминая непристойности, которые с ними вытворял, он не заметил, как ошибся с поворотом и обнаружил это только когда оказался перед сваленными вокруг горящего костра бревнами. Увидев компанию алкашей, узнал среди них двух братьев-близнецов с противоположного корпуса. Те еще кадры, с ними шутки плохи. Спешно развернув коляску, собирался было уйти, как его позвали:

–Э! Слышь! Иди сюда! – он не обращал внимания на зов и упрямо толкал коляску по гравию, – Да ди-те сюда, чего вы! Мы вас не обидим, пивасом угостим. Хошь? – сзади уже прошлепали ноги в сланцах, затем крепкая рука хлопнула Кирилла по спине и немного мерзкое лицо дыхнуло на него перегаром, – Давай, пацан, посиди с нами!

–Мне брата надо домой отвести.

–Да ла-на, не ссы, все с ним нормик будет. Ты его вот здесь поставь и скажи, чтоб не двигался, а сам к нам иди! А чтоб он тут не скучал, пива дадим!

–Ему нельзя пива. – в голосе близнеца вроде не слышалось угрозы и Кирилл спокойно посмотрел прямо ему в глаза, – Он еще ребенок.

–Ребенок, знач? Слышал, Тяпчик?– обращаясь к своему брату,– У нас ж водицы-то нема совсем, реально?

–Ваще нема, братан. – покачал с ухмылкой тот и сделал то, за что его так и прозвали– тяпнул за грудь рядом сидевшую женщину.

–Ну, знач, или пива подгоним или придется твоему братцу потерпеть, сечешь? – не обращая внимания на довольные визги подружки, продолжил близнец, – Ну, мы все понимаем– твой брат, все дела, родная кровь и так далее. Настаивать не будем– нельзя пива, так нельзя, тут уж ничего не попишешь. Проходи, садись.

Развернув Рому в сторону лесополосы и наказав смотреть на птичек, Кирилл перешагнул через бревно и присел напротив двух из ларца, одинаковых с лица, тут же приняв еще непочатую бутылку пива и глотнул, тогда же и кивнув, показывая, что ему нравится. Тот, что Тяпчик, наконец оттолкнул от себя женщину и пересел к нему поближе, протягивая уже сигарету.

–Спасибо.

–Да не, не, без балды, кури! – оба закурили, – Ну, давай, рассказывай!

–О чем?

–Да похер, о чем хошь! – ответил так и не назвавшийся близнец, занявший прежнее место Тяпчика.

–Не, парни, не знаю я, о чем базарить. – качнул головой Кирилл и снова отпил.

–Ладно, не напрягайся так. – ухмыльнулся Тяпчик, – Мы как бы знаем, кто ты типа такой, но чисто ради интереса давай начнем с самого начала! Короче, чтоб все красиво было– это!..– указав на брата, – Мой братан по самой что ни есть крови! Вованом звать! – “Вован” тут же отсалютовал бутылкой и шлепнул по бедру женщины, – А это– Маришка! Толковая телка, таких уже не делают! – и она тоже махнула рукой, не переставая хихикать, – А я– Тяпчик!

–Тяпчик, значит? А имя-то у тебя есть?

Вопрос был встречен дружным смехом. За Тяпчика ответил его брат:

–Мать у нас не особого ума была, фантазией не обладала, так что обозвала нас обоих Владимирами, вот!

–Потому я теперь-то Тяпчик и никто боле. Ну, а вас-то как звать?

–Я Кирилл, это– Рома, мой брат.

–Выгуливаешь, знач, братца своего? Это дело правильное! Своих бросать– тяжкий грех, это я те точно могу сказать. Ну, тост за братьев! – чокнулись, – А теперь смотри– с началом мы разобрались. Имена знаем, по улице вроде знакомы. Теперь давай о другом. Женат?

–Нет.

–Баба есть?

–А то как же! Наташка! – Кирилл чуть приободрился.

–Детей еще не завели?

–Не до того сейчас.

–Хорошо… Дети, типа, конечно, чудо, цветы жизни и все такое, но вместе с тем и большая проблема! Маришка вот…– указав на живот женщине, заявил Вова, – На втором месяце. Кто там у нее внутри сидит, я понятия не имею, но зуб даю, что мальчик. А я типа папка.

–О, поздравляю! Как назовешь?

–Да какая, на хер, разница? Главное, чтоб пацаном вышел, а имя мы ему потом придумаем! Мы тут с Маришкой-то покумекали малость и решили, что нам неплохо бы ипотеку взять и квартирой обзавестись– мелкому-то комната своя нужна будет, кроватки-хуятки всякие, игрушки эти… Там щас распродажи всякие в "Детских мирах" проходят, вот я и пытаюсь уговорить ее пойти и закупиться, а она ни в какую не хочет. Мож, подскажешь по-братски, как ее туда завлечь, а то я, чесслово, уже все испробовал.

–Так, может, вам сначала подождать, на узишку сходить, чтоб точно знать?

–Да говорю тебе– пацан будет, эт стопроцентно! К чему мне ходить на эти "у-узи" и лишними деньгами разбрасываться? Ну так как, че посоветуешь?

–Я могу сказать, что вам не стоит спешить с игрушками. Купите лучше обои в комнату, ремонт сделайте, а игрушки никуда не сбегут. Глядишь, еще дешевле станут. – и его слова вновь были встречены одобрительным смехом.

–Дело говоришь! – снова встрял Тяпчик, – Слышал, Вован? Ты сначала мелкому квартирку побогаче обставь, а то ж так и будет, как мы с тобой, в говне расти. Я те ток так скажу– не покупай ему всякую муйню с мишками, это не по-мужски. Вот тачки– во-о-от дело! Тачки всегда выглядят круче, особенно те, что формуловские.

–Чего?

–Не тупи! Я про "формулу-один"!

–А, ну это-то да. Слышь, а ты неплохой вариант подвернул, да, Мариш? – но она только согласно кивнула, так ничего и не говоря, но все еще не сводя взгляда с Кирилла, – Значит, с мелким решили. Ты работаешь где, нет?

–Приходится.

–А где?

–В магазине. Я грузчик, но иногда собираю мебель, если покупатели решают не заморачиваться со сборкой.

–И че собираешь?

–В основном шкафы всякие, иногда столы. Знаешь, купешки всякие, или со створками зеркальными? Их потом перетаскивать приходится да в машины грузить.

–Тяжело?

–Не особо. Я за день таких шкафов только три-четыре выношу, остальное загружаю так. Они не такие уж тяжелые, скорее больно большие– не всегда удобно их нести. То перчатки соскальзывают, то края неудобные. А так вполне себе нормально.

–А по бабкам сколько выходит?

–На нас с братом хватает. – оглянувшись на Рому, ответил Кирилл.

–А, че, мамка те не помогает?

Кирилл покачал головой и нахмурился, снова вспомнив разговор с ней той ночью. Ее слова до сих пор гремели в его ушах.

–Матери до него никакого дела нет. Знай себе бухает в подворотнях, насрав на меня и на Рому.

–Ну не, приятель, давай ты не будешь так о мамке говорить– святое ж, как-никак! – выдал тот, который Владимир, – Они нас в муках рожают, мы им жизнями своими обязаны!

–Я свой долг выплатил сполна. – буркнул в ответ Кирилл, снова оглянувшись на брата, – Ладно бы, если она осталась с нами, но она ушла, так что все ее заслуги пошли по нулям.

–И все-таки она– твоя мать! Ты должен быть ей благодарен! – "Ну уж нет."– Ведь жизнь прекрасна! Вот, смотри– смог бы я сидеть здесь и лясы с тобой точить, если бы моя мамка меня абортировала? А ни с хера подобного! Я бы не пил пиво, не трахал б баб, да что там– я б никогда не узнал, что у меня племяшик будет! Ты должен понимать, что мы ради этого и рождаемся– чтобы дать жизнь своим детям и, типа, будущее им обеспечить! Похер, что, к примеру, наша мать с этим не справилась– она тоже, как твоя, нас одна поднимала! Но она нас воспитала, как настоящих мужиков, и бы ей, уж будь уверен, по гроб жизни благодарны!