Наталья Свидрицкая
Хроники Нордланда. Цветы зла
Гэбриэл нахмурился. Он давно понял, что Драйвер трус, но как же сейчас ему тошно было думать, что этот трус и червяк имел над ним такую власть! Алиса была права: наихудшим были не физические страдания. И даже не насилие само по себе. Худшим было унижение.
А Гарет продолжал:
– В монастырь тебя отвезёт Марчелло, а заберёт оттуда Нэш. Здесь ты войдёшь в свиту Габи, нашей кузины, познакомишься – формально, – с моим братом, он начнёт ухаживать за тобой, сделает тебе предложение, и вуаля: вы женаты, никто не пострадал, все формальности соблюдены. На всё это уйдёт не больше пары месяцев; не сверкай глазами, младший – это необходимо, чтобы потом жить долго и счастливо и не расстаться до самой смерти. Есть ещё одна опасность, но с нею мы как-нибудь… справимся.
– Какая? – напряжённо спросил Гэбриэл.
– Драйвер прямо выступить не посмеет, но сплетню какую-нибудь пустить способен. Надо будет так отточить её легенду, чтобы комар носа не просунул. Только самые надёжные люди в этом должны участвовать, мой Марчелло, Глэдис, сестра Герда… Ну, и Алиса должна быть безупречна и строго придерживаться нашей версии, вплоть до мельчайших деталей. Пока она будет ждать Нэша в монастыре, я какие-нибудь для неё документы сделаю, грамоту с печатями, в нашей сокровищнице какие-нибудь фамильные цацки подберу… Остальное – от тебя зависит. Справишься, Рыжик?
– Да. – Просто ответила Алиса. Гэбриэл растерянно взглянул на неё:
– Опять… Расстаться?!
– Он прав, Гэбриэл – так нужно. – Нежно произнесла она. – Всё будет хорошо. Я не боюсь.
– Умница. – Вновь поцеловал Гарет её руку, спрятал её, такую маленькую, в своих больших ладонях. – Глэдис купит тебе всё, что нужно бедной, но знатной девушке, и поможет со сборами.
– Уже? – Испугался Гэбриэл.
– Чем быстрее, тем меньше опасность, что кто-то пронюхает о ней, во-первых, и тем быстрее она вернётся, во-вторых.
– Я не умею верхом ездить. – Призналась Алиса.
– Поедешь с Марчелло. – Гарет встал. – Переоденешься мальчиком, мальчик из тебя отличный! Марчелло проследит, чтобы тебя никто не рассмотрел, и не узнал потом. Прощайтесь, только не тяните – нам с младшим идти к отцу. Пора, Гэри. Переодевайся.
– Я не хочу тебя отпускать. – Растерянно произнёс Гэбриэл, едва они остались одни.
– Гэбриэл, он прав: так надо! Так будет лучше. Я бы вытерпела и презрение ради тебя…
– Ну, уж нет! – тут решительно воспротивился Гэбриэл. – А я – нет! Пусть мухи, но хоть парочку, но я мечом бы посшибал!
– Вот поэтому надо сделать так, как говорит твой брат. Он хороший, почти, как ты. И ты слышал – он сказал, что я не уступлю принцессе!
– Но я опять тебя столько не увижу…
– Я тоже буду скучать. – Алиса погладила его лицо, коснулась пальчиками губ. – Но это для того, чтобы навсегда-навсегда быть вместе, и я потерплю. Я теперь знаю, что ты жив, что ты с братом… А ты знаешь, что жива я. Это же совсем другое дело, правда?.. И к тому же… – Бесёнком улыбнулась она, глаза блеснули золотой искрой, – в этот раз ты меня поцелуешь?..
– Тысячу раз! – Задохнулся он, – тысячу… миллион раз, солнышко моё!
Прощаясь, нужно было столько друг другу сказать! К тому же, Гэбриэлу нужно было переодеться, и Алиса с чисто женским восторгом рассматривала одежду Гэбриэла, ткани, каких и не видела никогда, примеряла на себя камзолы, в которых могла завернуться вся несколько раз, звонко хохоча и дурачась к безграничному восторгу Гэбриэла. В её непосредственности был шик, который не давал ей выглядеть при этом ни нелепой, ни смешной; она была такой очаровательной во всём!
– Я бы прямо щас тебе надарил всего-всего. – Говорил Гэбриэл, с нежностью глядя на неё. – Но Гарет говорит, что рано, что надо официально чтобы, да. Не знаю, на фига сложно так, но раз надо, так надо… – Он покорно позволил Алисе выбрать сорочку, жилет и сапоги, в которых он пойдёт знакомиться с отцом. – Я верю, что это для нас с тобой, иначе не согласился бы ни за что. – Задрал подбородок, позволяя Алисе колдовать над воротником его сорочки.
– …и вот так! – Алиса расправила воротник, отступила, любуясь им. – Ты такой красивый!
– Угу. – Скривился Гэбриэл. – Вот Гарет, он красивый. А я… Все, кто моё тело без одежды видит, в ужас приходят. Я уж как-то даже психовать начинаю.
Алиса даже порозовела от негодования:
– И ты переживаешь из-за этого?! Ты прекрасный, Гэбриэл, и не думай о всяких глупых людях!
– Ты правда так думаешь? – С надеждой взглянул на Алису Гэбриэл. – Мне, так-то, плевать на всех, но ты, солнышко, ты для меня всё, ты же знаешь. Тебе не стрёмно на меня смотреть?
– Ты иногда такой глупенький, Гэбриэл. – С видом такого превосходства вздохнула маленькая Алиса! – Ну, сколько можно тебе говорить, что ты прекрасный, ты самый лучший?! – Она обхватила его лицо руками, звонко расцеловала и затанцевала по комнате, давая Гэбриэлу возможность насладиться своей грацией:
– Как мне здесь нравится, ах, как мне здесь нравится! Гэбриэл! Здесь так красиво! Все эти вещи, – девушка, танцуя, касалась руками статуэток, панелей, мебели, – вся эта красота, ах, как это чудесно!
– И это всё будет твоё. – Пообещал Гэбриэл. – Чёрт, солнышко, не уезжай, а?!
– Гэбриэл! – Она остановилась перед ним. – Ну, если хочешь, я не уеду. Но ты же помнишь, что сказал твой брат – тогда мы не сможем пожениться!
– Сможем. – Упрямо возразил Гэбриэл. – А всех, кому это не понравится, я пошлю на… к чёрту пошлю, да.
– А твоя семья, – подняла тоненькие брови Алиса, – она тоже будет посылать всех к чёрту?.. Твой брат же говорил, что сейчас у вас очень сложное положение, а ты хочешь его ухудшить.
– Чёрт! – Гэбриэл хотел поворошить себе волосы, но наткнулся на непривычный ёжик, и снова чертыхнулся, а Алиса звонко рассмеялась. У неё было чудесное настроение, не смотря на разлуку с Гэбриэлом. Сбывалась её мечта: она вот-вот войдёт в этот чудесный мир, мир рыцарей, прекрасных и гордых дам, чудесных вещей. А разлука, теперь она была не такой ужасной. У Гэбриэла теперь есть семья, которая больше никогда не даст его в обиду, а о ней, разумеется, позаботятся люди Гарета Хлоринга… Пока её везли в Хефлинуэлл, Алиса имела возможность убедиться, как велика в этом краю власть Хлорингов, как велик их авторитет. И ещё. Девушке ужасно хотелось поехать, посмотреть округу, теперь уже спокойно, без тревог и нервов, насладиться путешествием. И она начала ластиться к Гэбриэлу:
– Ну, Гэбриэл, миленький, не расстраивайся! Время быстро пролетит, вот увидишь, тебе столько всего нужно теперь узнать и посмотреть, ты и не заметишь разлуки! И ты будешь с братом, он у тебя такой чудесный!
– Ты же его стукнуть хотела. – Хмыкнул Гэбриэл, отмирая.
– И стукну, обязательно стукну! – Вспыхнула Алиса. – Он сказал, что ты чудовище! Я ещё ему это при… – Оборвав её, в дверь со стуком вошла Глэдис, стиснула руки, увидев Гэбриэла. Её лицо, казавшееся Алисе таким суровым, сейчас было счастливым и взволнованным.
– Вы уж простите меня, – произнесла она, пожирая Гэбриэла глазами, – но я не могла уже сдерживаться, не могла терпеть… Гэри! Ты и в самом деле мой маленький Гэри! Святой Аскольд и все сорок мучеников!.. – И она бросилась на грудь Гэбриэлу, слегка остолбеневшему от такого проявления чувств.
– Я Глэдис, ваша кормилица, Глэдис, ты совсем меня не помнишь?
– Нет. – Признался Гэбриэл. – Я это… ну… ничего почти не помню.
– Худой какой! – Глэдис, плача и улыбаясь, осматривала и ощупывала его, к некоторому неудовольствию Алисы. – И глаза такие усталые! Сколько же ты вынес, мальчик мой, с тех пор, как покинул нас! Ты, как Гари, небось мясо любишь?.. Я сегодня прикажу на ужин приготовить олений окорок с корейкой, уверена, тебе понравится… – Она утёрла слёзы. – Как же я счастлива тебя видеть! Бедняга Тиберий так рвался на тебя посмотреть, вчера ещё, я еле уговорила его подождать. Здесь столько людей помнят и любят тебя, Гэри! Ты был маленьким чудесным мальчиком… А вырос такой же высокий и красивый, как Гари… И так же похож на вашу матушку, упокой, Господь, её душу! А глаза вашего отца, и голос его, но у вас обоих голоса одинаковые, правда, Алиса? – Она повернулась к девушке, стараясь взять себя в руки. – Ступай, Гэри, твой брат ждёт тебя у себя, вам пора идти к его высочеству. Я позабочусь о твоей Алисе, не бойся. Она в надёжных руках.
– Иди, Гэбриэл. – Кротко произнесла Алиса, привстала на цыпочки и поцеловала его в щёку. – Не волнуйся за меня.
– Отец с утра ждёт тебя, уже сам не свой. – Говорил Гарет, когда Гэбриэл встретился с ним у двери, и они сразу же пошли в Золотую Башню. – Мы, конечно, скажем ему, что ты был в плену у Драйвера, но всего ему знать не надо. Дело не в позоре, как и я, он не оттолкнёт тебя из-за этого. Просто он очень уязвим из-за своей болезни. Он и так будет страдать, не надо усугублять его страдания. Мне подумать страшно, каким ударом для него это будет! Скажем, что Драйвер мучил тебя, истязал, но подробностей не надо.
– Я понимаю. – Кивнул Гэбриэл. – Я больше не животное, не бойся.
– Понимаешь, – говорил Гарет, пока они шли по галерее, соединяющей Рыцарскую башню и главный холл, – отец очень благородный и принципиальный человек. Он всегда верил, что поступать надо по закону и справедливости, верил в милосердие, совесть… Только эти уроды, наши подданные, оказались тварями неблагодарными. Они понимают только террор. Что ж, будет им террор! Отец передал дела и управление герцогством мне, а я уж верну им страх и уважение! Они у меня горькими слезами умоются и молиться на отца будут. Только ему не говори о моих планах. Незачем его расстраивать. – Они миновали холл и поднялись по нескольким широким ступеням к огромной двустворчатой двери, которую охраняли двое стражников с алебардами. Двери были украшены гербом Хлорингов. Гарет вновь придирчиво осмотрел брата, подмигнул:
– Ничего не бойся! Я пойду первым, скажу, что ты уже здесь, и что я его обманул – ты здесь уже со вчерашнего дня. Когда Тиберий откроет двери, входи. И не волнуйся ни о чём. Я знаю, кто ты, это главное.
– А если отец не поверит?..
– Поверит. Все верят, как только видят тебя. Смелей, младший!
– Ты тоже верь мне. – Сказал Гэбриэл. Гарет улыбнулся и вошёл к отцу.
Гэбриэлу было очень страшно. Страшила его не утрата окружающего богатства и великолепия – он не воспринимал пока его всерьёз, любовался им, но не верил в него, – страшно было, обретя брата, открыв ему сердце, вдруг лишиться его. Ему было почти так же страшно, как тогда, когда он думал, что его казнят. Руки вспотели, лицо горело, сердце колотилось… И тут дверь открылась, и слуга в богатой одежде сделал приглашающий жест. После полумрака лестницы Гэбриэлу показалось, что покои принца залиты ослепительным сиянием. Собрав всё своё мужество, Гэбриэл ступил в это сияние.
В Садах Мечты все их узники, разумеется, были страшно далеки от тех проблем и страстей, что бушевали снаружи, но их эхо отражалось и на их положении. С одной стороны, Хозяину было не до них, и это мигом почуяли стражники, которые теперь исполняли свои обязанности спустя рукава. А именно: вместо того, чтобы обходить время от времени коридоры и заглядывать во все помещения, они забирали к себе пару девочек из девичника, из тех, кого не купили гости, и на весь день запирались у себя, с вином и угощением. Это заметил Арес и тоже стал самым бессовестным образом пользоваться нежданной свободой, среди бела дня уединяясь в незанятых покоях для гостей, взяв с собой Трисс, если она не была занята, или Марию. В Приюте было целых три новичка, молодые, диковатые, как все, кто только-только покинул Конюшню, и голодные – во всех смыслах. Такое случилось, во всяком случае, на памяти Ареса, впервые, обычно новички появлялись в Приюте не чаще раза в год, и обтесывались сами, подстраиваясь под остальных. Теперь же приходилось с ними воевать, что ни день, снова и снова доказывая, что у Приюта есть свои традиции и законы, и нарушать их нельзя. Новички всё равно их нарушали каждый божий день. После того, как Арес поколотил старшего из них, получившего имя Тор, они присмирели, и в присутствии Ареса вели себя, как полагается, но стоило вожаку покинуть Приют, как они уходили в отрыв. Гор наверняка смог бы навести порядок и в такой ситуации, но Арес был другим. Он попробовал раз, попробовал другой, столкнулся с проблемами и отступил. Ему всё это было не интересно и не нужно.
Не замечал он и того, что с Ашуром происходит что-то неладное. Гор всегда отслеживал такие вещи и старался разобраться до конца, Аресу же было плевать. Он был по-своему неплохим парнем и даже по-своему порядочным и благородным, но не лидером и не вожаком. Да и Ашура недолюбливал. В итоге тот был предоставлен сам себе, один на один со своими проблемами. В чём они заключались, он сам долгое время не мог понять, но с того самого дня, как они с Локи едва не убили рыжую Чушку, с ним что-то произошло. В низу живота постоянно он чувствовал какое-то шевеление, какой-то зуд, ему казалось, что там что-то живое. Ашур холодел от ужаса и до смерти боялся, что это кто-то заметит. В Садах Мечты не церемонились с мясом, так или иначе утратившим хоть часть цены. То, что у них больше нет собственной Чухи и их не пускают в Девичник, Ашуру было только на руку, потому, что сексуальное желание пропало у него абсолютно. Ему было так страшно, что он стал взвинченным, злым, дёрганым, чуть что – кидался в драку, не желал ни с кем разговаривать, отказывался от любимой прежде игры в нарды, и то и дело скрывался или в стойле Чухи, или в нужнике, чтобы взглянуть на себя – ему всё время казалось, что из его мужского органа что-то, или кто-то лезет. Спасало его пока что только то, что Аресу было не до него, Янусу вообще всегда и на всё было плевать, он был сам по себе, а новички и вовсе ещё не освоились и сами до смерти боялись, что не пришлись ко двору и их погонят обратно.
И в один прекрасный день его самый жуткий страх стал явью: уединившись в очередной раз в нужнике, Ашур глянул вниз и заорал от ужаса: из него в самом деле вылезал, извиваясь, толстый серый червь.
Пока взрослые работали в поле, обрабатывая свои небольшие клочки земли, с трудом оберегаемые от болота близ далвеганского озера Коль, дети возились на лужайке под большой развесистой ветлой под присмотром девочки-подростка и старой бабки, глухой на оба уха и слепой на один глаз. Здесь, в Далвегане, и детей, и взрослых подстерегало столько опасностей, что люди как-то даже перестали бояться. Срабатывал, наверное, какой-то предохранитель; ведь жить, постоянно испытывая страх и постоянно ожидая нападения, удара, укуса – невозможно. Болота, в которые медленно, но неизбежно превращалась бывшая земля фей, кишели нечистью и всяческими ядовитыми и просто злобными тварями. Изгнав фей, люди полагали, что решили все свои проблемы, так как феи, в целом создания не злые и не агрессивные, часто без объяснения причин объявляли какие-то места запретными и довольно сурово обходились с теми, кто пытался нарушить этот запрет. А самое главное, что раздражало больше всего: относились к людям с пренебрежением, без уважения, не желали сходиться с ними и не отвечали ни на любовь, ни на посулы, ни на ласку, бывали даже оскорблены вниманием, которое сами люди считали лестным. Никто и подумать не мог, что именно феи держат под контролем всю болотную нечисть и сдерживают распространение болот! Что только благодаря феям озёра не зарастают тиной, а земля не отсыревает и не превращается в топь. Впрочем, это и теперь понимали далеко не все. Большинство считало это местью фей и ненавидело всех нелюдей скопом, виня их в своих проблемах. Феи твари, и эльфы тоже твари, а уж дриады и вовсе мерзость! И в этот весенний денёк, собравшись подле старухи, дети слушали, как она, шамкая беззубым ртом, рассказывает им страшную сказку про злую фею, безжалостных эльфов и бедных сироток, которых мачеха-полукровка, обманом вышедшая замуж за их туповатого безответного папашу, выгнала в дикий и опасный лес. Женщина в чёрном полумонашеском одеянии, с постным суровым лицом, приехавшая на чёрном, как ночь, кастильском жеребце, подойдя, какое-то время тоже слушала, пренебрежительно кривя тонкие губы. Девочка постарше, первой заметив её, вскочила, и, как это было принято в этом краю, вежливо поздоровалась и спросила, не заблудилась ли незнакомая гостья.
– Да, я немного сбилась с пути. Как называется эта деревня? – Спросила та немного утомлённым голосом.
– Коль, как озеро, сударыня.
– А! Тогда я знаю, где я. Спасибо. – Она взглянула на детишек. – Какие милые малыши. Надеюсь, все крещёные?
– Все, сударыня, кроме маленького Дика, ему ещё шести месяцев нет, у нас раньше не крестят.
– Да, – кивнула ведьма, – на всём Острове так. Где-то и до года не крестят, но это, конечно, грех… – Она впилась взглядом в малыша с грязной рожицей и голенькой попкой, который, сидя в подоле у бабки, сосал свой кулачок и таращился на детей поблизости. – Какой симпатичный малыш… – Щёлкнула пальцами, и все: бабка, девочка, дети – застыли, не в силах не то, что пошевелиться, но даже вздохнуть или моргнуть. А ведьма подхватила мальчика на руки и пошла к своему коню. Некрещёный младенец нужен был ей, чтобы сотворить колдовство, которое помогло бы ей проникнуть в Пойму Ригины, не встревожив лесную ведьму. Позади неё умирали от удушья дети и бабка, но ведьме это было кстати – никто не сможет рассказать, кто здесь побывал. Словно и не было.
Когда Алиса ехала сюда в первый раз, её состояние помешало ей хорошенько рассмотреть дорогу. Сейчас было иначе; ей даже нравилось, она воспринимала это, как приключение. Пока они ехали по довольно крутому спуску к мосту, она с восторгом оглядывалась вокруг. Это было безумно красивое место! Не случайно в незапамятные времена Перворожденные выбрали именно это место, чтобы возвести здесь свою Золотую Башню! Скалы из золотистого известняка выглядели светлыми и живописными, склоны поросли берёзой, сиренью, орешником, соснами и ясенями, всё пространство цвело миллионами весенних цветов всех возможных оттенков, но больше всего было белого и жёлтого. Алисе было необыкновенно легко здесь, словно это место создано было именно для неё. Ей здесь нравилось всё: деревья, река, светлая и чистая, камни, цветы…
– Как здесь красиво! – Воскликнула она, и Марчелло, чуть повернувшись, кивнул:
– О, да, сеньорита, здесь очень красиво! Я родился в Неаполе, там совсем по-другому, бене, я здесь, и научился любить эти места. Это холодная и суровая земля, но это щедрая и добрая земля. Я полюбил своего сеньора, он достойный человек, достойный рыцарь, настоящий мужчина. Верьте ему, сеньорита, он знает, чего стоит слово мужчины.
– Я очень рада, что буду здесь жить. – Мечтательно глядя вокруг, вздохнула Алиса. Кони Марчелло и свиты с грохотом проскакали по мосту, миновали развилку и поля хутора Твидлов, и окунулись в упоительный аромат, источаемый цветущими садами Твидлов – яблоневым, грушевым, вишнёвым, сливовым цветом… Алиса запрокидывала голову, глядя на нависающие местами над дорогой цветущие ветви, и сердце её пело от счастья. Вот бы погулять среди этих деревьев, пообщаться с ними, подышать и порадоваться! Но и так ей было хорошо. Её Гэбриэл нашёлся, он цел и любит её по-прежнему, и скоро они навсегда-навсегда будут вместе…
– Вы научите меня говорить по-итальянски? – Спросила она у Марчелло, и тот охотно согласился. Всё было просто здорово.
Принц Элодисский, хоть и был ниже ростом, чем его сыновья, но был могуч телом и статен даже сейчас. Сыновья унаследовали от него цвет волос, форму рта и рук, физическую силу и низкий приятный голос с ласкающими слух бархатистыми нотками. Цвет глаз, редчайший до странности, достался только Гэбриэлу; Гарету достались синие ирландские глаза Хлорингов. При появлении Гэбриэла принц встал, руки его дрожали, губы предательски кривились. Гэбриэл же, только взглянув на него, понял, что любит этого человека так же сильно, как Гарета и Алису; а может, даже сильнее.
– Господи! – Голос отца был знакомым и любимым; ощущение дежавю охватило Гэбриэла: он знал этот голос, глаза эти, взгляд их… – Это в самом деле ты, мой Гэбриэл… После стольких лет! Знаешь, эльфа Мириэль когда-то сказала, что я не найду тебя; но ты сам вернёшься, сам найдёшь дорогу домой… Я не поверил, сдался отчаянию… И вот ты вернулся! Как она и сказала, вернулся сам! – Он взял его за плечи, как Гарет, жадно разглядывая его лицо, – мальчик мой! Простишь ли ты меня, сможешь ли…
– Господин! – Гэбриэл, охваченный искренним чувством, опустился на колени, – мне нечего вам прощать! Я ваш, я с вами, если бы это было не так, разве я чувствовал бы к вам столько любви?!
– Ты не изменился! – Глаза принца увлажнились, он дрогнувшей рукой благословил его, потом нагнулся и поднял. – Как был добрым и любящим мальчиком, так и остался. Гарет был маленьким разбойником, а ты был таким нежным! Послушный, спокойный… – Он погладил его руки, заметил, как они покалечены, содрогнулся. – Гарет говорил, что Драйвер истязал тебя… Это правда?!
– Я только здесь узнал, как его зовут. – Признался Гэбриэл смущённо. – Он велел называть его Хозяином, и в маске всё время ходил. Да… Мне от него досталось.
– Но что он хотел от тебя? Зачем… он это всё делал?
– Сначала хотел, чтобы я ему подчинился. Делал всё, что он приказывал. Я не делал…
– И он пытал тебя?! – Глаза принца сверкнули гневом. – Пытал?!
– Вы посмотрите на его тело, отец. – Вмешался Гарет. – Просто посмотрите, и сами всё поймёте. Младший, покажи.
Гэбриэл смущённо взглянул на отца, на брата, на неподвижно стоявшего за креслом его высочества Тиберия, неохотно снял камзол и расстегнул сорочку. У принца вырвался глухой возглас, когда он увидел его грудь; когда же увидел спину, закрыл лицо руками. Тиберий тоже ступил вперёд, и тоже, побледнев, стиснул задрожавшие руки.
– Марчелло говорит, – продолжал Гарет, – что его били, жгли калёным железом, держали в кандалах столько, что остались рубцы, на шее следы от ошейника…
– Ошейника?! – Гневно воскликнул принц. – Хлоринга – в ошейнике?! Подонок… Боже! Неужели я должен раскаяться в своём милосердии?! Неужели я не прав?.. Да… ведь есть в Писании слова: «Не накажешь нечестивого, он ничего не поймёт…». Но… – Он коснулся волос Гэбриэла. – Ты вернулся. Как ты смог вырваться?!
– Сам не знаю. – Признался Гэбриэл. Говорить с отцом ему было легко, так же легко, как с братом. – Мне один… человек дал золото и сказал, что оно открывает любые двери. Я не очень-то знал, что это такое и как оно откроет эти двери; но рискнул, и… повариха наша мне помогла; правда, при побеге меня здорово покалечили, я со скалы упал, чуть не сдох. Моисей меня подобрал и спас; выходил меня, помог сюда добраться. Я не знал, что здесь мой дом, мне просто сказали, что Хозяин… Драйвер, – сюда ни за что не сунется. Я и отправился сюда.
– Благослови, Господь, Моисея и эту повариху! – От всего сердца произнёс принц, вновь обняв Гэбриэла и целуя его в лоб. – Каждый, кто был добр или жесток к моему сыну, получит по заслугам.
– Я обещал Моисею, – расхрабрился Гэбриэл, – что отблагодарю его, как только у меня появится такая возможность. Можно…
– Ну, разумеется! – Ласково улыбнулся принц. – Мы пригласим его сюда; хороший врач здесь не помешает.
– Я скажу Марчелло, чтобы отправил за ним людей, – сказал Гарет, – как только младший объяснит, где его искать. А что касается Драйвера…
– Что касается Драйвера, – жёстко сказал принц, – то к королеве мы обращаться не будем. К закону тоже. Мы разберёмся с ним сами. Я виноват во всём, только я и моё милосердие. Я породил этого монстра… Мне и уничтожить его.
– Я всю ночь думал об этом, отец. Я тоже не хочу обращаться к королеве. Во-первых, не хочется предавать гласности несчастья моего брата. Во-вторых, Драйвер может увернуться от правосудия. Скажет, что не знал, кого держит в плену, бла-бла-бла… А Гэйб никогда не видел его лица, тот всегда был в маске. Мы можем просто выставить себя дураками и опозориться, если попытаемся действовать по закону.
– Чего же хочешь ты?
– Спровоцировать его. Он мой вассал; я спровоцирую его на открытое неповиновение, пойду на него войной и уничтожу. Его самого я убью, а его поганый замок сожгу, сровняю с землёй и засыплю солью то место, где он стоял!!! А пока что я хочу выяснить, кто поддерживает его, откуда он черпает такую наглую уверенность, которая позволяет ему так глумиться над нами…
Принц побагровел, стискивая кулак, из горла вырвался гневный хрип… Братья бросились к нему наравне с Тиберием и врачом, но принц оттолкнул лекарство, сам справился с кашлем, произнёс яростно:
– Пусть он сам окатит себя грязью! Сделай так, чтобы он сам обосрался с ног до головы, а потом – огонь и меч! Огонь и меч!!! – Он вновь закашлялся, лицо посинело. – Пощады… никому!!!
На этот раз Тиберий и врач завладели его высочеством; ему пустили кровь, и пугающая синева отступила от его лица, он перестал хрипеть. Гарет уже не в первый раз был свидетелем такого приступа, а Гэбриэл, который видел это впервые, перепугался до полусмерти. Отец, которого он только что обрёл, умирал у него на глазах – после того, как всё обошлось, Гэбриэл сел в ближайшее кресло, почувствовав противную слабость и дрожь, бледный, как бумага. Гарет подошёл и успокаивающе обнял его за плечи:
– Привыкай, младший. – Прошептал сочувственно. – Это не первый и не последний раз. Теперь ты понимаешь?..
– Понимаю. – Прошептал Гэбриэл. Гарет потряс его:
– Пойдём. Пообедаем с отцом, когда он придёт в себя.
– Я хочу остаться с ним. – Возразил Гэбриэл. – Просто посижу вот тут… Я ему не помешаю!
Принц услышал – открыл глаза, ласково улыбнулся ему, сделал движение рукой: всё хорошо. В этот миг в двери заглянул слуга, делая знаки Гарету, и тот вышел за дверь.
– Милорд, вас спрашивает каноник Кейр. Говорит, что это очень срочно.
– Сам приехал? – Удивился Гарет. – Где он?
– В приёмной Рыцарской башни, милорд.
– Я сейчас приду. – Гарет вернулся к отцу и брату. Склонился над Гэбриэлом.
– Младший, у меня дела. Приехал каноник из Гранствилла, что-то срочное, раз сам приехал. Будешь с отцом?
– Да.
– Тогда я подойду позже, когда будете обедать. Давай. – Он похлопал брата по плечу и быстро вышел.
Каноник Марк Кейр был совсем молодым ещё – ему не было тридцати. Среднего роста, стройный, светловолосый, он мало походил на священника, и был уже очень популярен у прихожанок всех возрастов. Впрочем, Гарет знал, что Марк этой популярностью пока не пользуется, соблюдая свой обет довольно строго, и пристрастий епископа Гранствиллского тоже не разделял. (Гарету уже успели донести, что епископ очень нежно относится к мальчикам – подросткам, особенно рыжеволосым и темноглазым).
– Милорд! – Шагнул каноник к Гарету. Выглядел он удручённым и взволнованным. – Простите за ранний визит, но дело сложное и деликатное…
– Я не занимаюсь делами церкви.
– Но это дело не церковное… Точнее, не совсем. Видите ли… На днях я встретил в церкви юношу, полукровку, по имени Иво. Он выказал такое похвальное рвение в вере, что я заинтересовался им, заговорил, и увидел, что он искренен в своей любви к Богу, и в его лице…
– Ближе к делу, святой отец. – Гарет сразу насторожился при упоминании имени Иво.
– Конечно. Я исповедовал его, и он открыл мне такие ужасы, такое беззаконие, что я… Понимаете, тайна исповеди священна, и я не могу вам рассказать…
– Я сам угадаю. – Сказал Гарет. – Он рассказал вам о месте, называемом Сады Мечты, где молоденьких полукровок подвергают самым гнусным издевательствам и надругательствам?
– Милорд! – С ужасом воззрился на него каноник.
– Я сам буквально только что узнал об этом. Из другого источника. Но этот юноша мне нужен. Где он?
– Я к этому и веду. – Глубоко вздохнул, переводя дух, каноник. – Понимаете, я так смутился духом, так был потрясён, что мне самому пришлось исповедаться у епископа. И епископ… повёл себя странно. Он не был ни удивлён, ни возмущён. Нет, он выказал внешнее возмущение, но, милорд, когда столько имеешь дело с тайнами и истинными чувствами людей, начинаешь понимать, когда видишь истину, а когда – притворство. И потом, он даже не слишком притворился, а начал говорить, что то, что нам кажется злом, может оказаться благом, и что-то про демонов, которые, если не давать им пищи, растерзают своего хозяина… Он даже сказал, что Сады Мечты вовсе не так ужасны, как кажется, потому, что полукровки, которых там якобы истязают – порождение противоестественного блуда, позор нашего Острова, из-за которого Европа отворачивается от нас и истинная церковь осуждает. К тому же, они вне закона, так что никакого преступления, если вдуматься, здесь нет. И это не всё. Я переживал за Иво, так как он говорил мне, будто за ним была погоня, и что он в постоянной опасности. И узнал, что его задержали люди епископа, после чего юноша исчез. Я спросил епископа, но тот сказал, что не видел этого Иво, не интересуется им и ничего не знает. Говорил он это очень враждебно. Я не смирился… И выяснил, что недавно епископ отправил гонца в Найнпорт, откуда, по его словам, и бежал этот несчастный. Он же крещён, это же кощунство – так губить крещёную душу!
Гарет, который перед этим присел в кресло, порывисто встал.
– Когда его схватили?
– Вчера он не пришёл на службу, хотя очень хотел этого. Или вчера, или даже раньше, после моей исповеди, я не знаю, но очень боюсь за него! Может быть, я не прав, обращаясь к светской власти, не в Элиот, но я боюсь за него!
– Вы правильно поступили, святой отец. Я об этом не забуду! Оставайтесь на обед, вам накроют здесь.
– Благодарю…
– В Гранствилле вам лучше в ближайший час не показываться. Подождите лучше здесь. Ван Хармен о вас позаботится. Ван Хармен!
Дворецкий быстро, но красиво возник на пороге.
– Позаботься о моём госте, он отобедает в Малом Рыцарском зале. Брат у отца?
– Да, сэр.
– Я поеду в город, брат со мной. Пусть седлают Грома и Пепла, и Мартин со своими людьми едет с нами. Жаль, нет Марчелло, но ничего, справимся без него. – Гарет спустился в Золотую башню и поднялся к отцу. Тот что-то рассказывал Гэбриэлу, сидевшему с ним рядом; взглянул на Гарета:
– Что-то случилось, Гари?
– Да. – Коротко ответил Гарет. – Простите, отец, но Гэри я у вас на время заберу. Он нужен.
Гэбриэл встал, вопросительно глядя на него.
– Кажется, твой Иво нашёлся. – Сказал Гарет. – Его друг, отец, с которым он вместе сбежал, он в Гранствилле, и, возможно, в опасности.
– Иво?! – Воскликнул Гэбриэл.
– Да, Иво. Поехали.
– К обеду вернётесь? – Спросил принц, неохотно выпуская руку Гэбриэла.
– Постараемся, отец.
