Наталья Свидрицкая
Хроники Нордланда. Цветы зла
Из Белого Яра им не дал уехать ливень: налетел совершенно неожиданно, и превратил землю, очень чёрную в этой местности, в жидкую грязь, воды Фьяллара в свинцовую рябь, а противоположный его берег – в серую пелену. Савва и Гэбриэл укрылись на сеновале, а остальные – в трактире. Симпатичная служанка-кватронка принесла им обед, и Савва поймал её за подол, притягивая к себе. Та взвизгнула, но скорее кокетливо, чем возмущённо, и присела к нему на колени, делая вид, что покоряется судьбе.
– Живёшь-то где? – Спросил он, с удовольствием оглядывая её ладную фигурку. Гэбриэл с изумлением созерцал происходящее: флирт и заигрывания были для него вещами фантастическими.
– В чулане при кухне. – Ответила та. – Хозяин пристроил, симпатичный такой, просторный. Вроде всё по Эдикту, но там уютно и чистенько, и светло.
– А хозяин, – Савва стиснул её сильнее, – тоже симпатичный, а?..
– Ничего такой. – Девушка поёрзала, высвобождаясь. – Получше прочих.
– И лучше меня?
Она фыркнула:
– Много думаете о себе, сударь! – Вырвалась. – Мне с вами тут прохлаждаться недосуг! Гостей надо обслуживать… – И убежала, взмахнув юбками. Савва подмигнул Гэбриэлу:
– Ничего, ночью будем с тобой при бабах. Здесь, в Элодисском лесу, к полукровкам относятся получше, чем везде, видел – слугами их держат, в дом пускают. Заночуем на сеновале в Июсе, вот увидишь, сами набегут! Женский пол нас очень даже уважает… Считается, что полукровки в этом деле ого-го! Ну, – потёр он руки, – что там нам князь прислал?! Окорок, ого! Сочный какой! Лучшие окорока и колбасы в Элодисском лесу делают, это я тебе говорю, я много, где бывал, и много, что едал! Пирог, солёные огурчики из бочки, сидр – ум-м-м! Обожаю! Не Твидловский, но тоже очень даже ничего. Сыр… – Он понюхал. – Козий, фи! Но как закусь пойдёт. Давай, Гаврила, налетай, не то не останется, я серьёзно говорю, до еды я такой же злой, как до баб!
Немного придя в себя и всё-таки взяв себя в руки, Гарет очень серьёзно обсудил с Марчелло, как ему быть. И они решили, что Марчелло лучше всего поднять всех своих агентов и дать им приказ высматривать, во-первых, шпионов Драйвера и Далвеганцев, во-вторых, искать полукровку, хоть немного похожего на герцога, и вообще любого полукровку – Гарет допускал, что брат мог попытаться изменить внешность. При его росте это сделать было мудрено, но попытаться он мог. Сам он решил ехать дальше по Королевской Дороге, просто потому, что сидеть и ждать не мог, ну, и вдруг?.. В Блумсберри к нему обратился Натаниэл Грэй, с вопросом об Алисе.
– Да, я увёз эту девчонку. – Ответил Гарет надменно. – И что?..
– Прошу прощения, ваша светлость, но это как-то… не правильно.
– А правильно – укрывать двух беглых полукровок? – Спросил Гарет. – Которые неизвестно, с кем связаны, и неизвестно, что замышляют в моём городе?.. Кстати, где второй, где Фанна?
– Понятия не имею. – Ответил Нэш спокойно. – Я и о нём хотел спросить вашу светлость, но вижу, что зря я к вам обратился.
– Да, скорее всего. – Гарет помолчал. – Конечно, если ты не скажешь мне, что они здесь замышляли. Если я смогу убедиться, что ничего дурного у них на уме не было, что они, к примеру, просто хотели здесь встретить кого-то, то так и быть, я позволю вам воссоединиться и снова зажить одной счастливой семьёй.
– Да что дурного они могли замышлять! – В сердцах воскликнул Нэш. – Вы эту девочку ведь сами видели, маленькая, нежная, как ангел! Какой от неё может быть вред?!
– Зато ей многое может угрожать. Не просто же так вы её под мальчика маскировали! – Возразил Гарет. – У меня ей будет безопаснее. Пока я не вернусь. Вернусь, решу, что с нею делать. Всё, Грэй, аудиенция закончена. – Он резко встал, и Нэш, хотя ему много, что было ещё сказать, не посмел возразить и звуком.
На выезде из Блумсберри к Марчелло вдруг обратился какой-то человек, который что-то тихо рассказывал ему в течение нескольких минут, после чего Марчелло, крайне взволнованный, привёл его к Гарету.
– Вот этот человек, патрон, – начал он, – утверждает, что совсем недавно видел полукровку, который очень похож на вас.
– Насколько похож? – насторожился Гарет. Человек, по одежде – подмастерье какого-нибудь цеха, какой-то неприметный, никакой, низко поклонился ему:
– Да прямо-таки ваш портрет, ваша светлость, только глаза тёмные такие, волосы подстрижены по-другому, и одежда, прошу прощения, совсем простецкая.
– Где ты его видел? – Гарет стиснул кулак, даже не замечая этого, сердце сильно забилось.
– В деревеньке Торжок, это…
– Я знаю, где это. – Перебил его Гарет. – Что он там делал?
– Их двое было, ваша светлость, он, и ещё один полукровка, светловолосый… Мне показалось, что они опасаются чего-то. Может, хотели через лес пройти в Гранствилл?.. Полукровкам, говорят, эльфы это порой позволяют. И ещё…
– Что ещё?
– Интересуются ими. – Понизил голос человек, который назвался Чудилой Тимом. – И много, кто интересуется.
Гарет и Марчелло переглянулись. Эльфийское чутьё кричало об опасности; Гарет чувствовал её всей кожей, но опасность могла угрожать не ему, а брату, так безрассудно пустившемуся в путь… Куда?.. Гарет и Марчелло долго обсуждали это, и обоим казалось странным, что Гэбриэл, если это в самом деле был он, выбрал именно опасный и долгий путь в Гранствилл вместо того, чтобы, как это, вообще-то, было бы нормально для полуэльфа, не положиться на инстинкт и не податься более коротким и безопасным путём в Таурин, на земли Дуэ Сааре! Что его сюда потянуло, не родственные же чувства! Если он каким-то чудом помнит, кто он, то не безопаснее ли было укрыться у эльфов и отправить семье весточку о себе?..
– Кто-нибудь мог воспользоваться им. – Предположил Марчелло. – Чтобы что-то поиметь с вас.
– Да. – Сказал Гарет. – Это самый вероятный вариант. Я не верю, что они вот так, сами по себе, смогли и сбежать, и добраться до Блумсберри. Девчонка что-то скрывает, и это явная интрига кого-то, кто хочет сполна получить с нас за нашего Гэбриэла. Вполне может быть, что и девчонку эту ему подсунули намеренно… Больно у неё невинный и ангельский вид. – Гарет подумал. – Вот что. В Торжок мы поедем. Я не могу не поехать, наживка больно лакомая. Но этого Чудилу, или как там его, на М, что ли, задержать здесь. Если что-то пойдёт не так, я вернусь и пообщаюсь с ним. В любом случае, мы что-то узнаем сегодня, я чувствую. Что-то случится. – Он решительно пошёл к коню. – Едем, Марчелло, и будь, что будет!
Чудила Тим явно не обрадовался тому, что ему придётся задержаться до возвращения герцога. Он хотел поехать с ним, но Гарет отказал ему в этом наотрез, заявив, что на собственной земле проводник ему не нужен. Что и подтвердил, отправившись в путь не по Королевской Дороге, а по лесным тропинкам через Малую Кемь и Лесную. У него были прекрасная память и отличное эльфийское чутьё, которые помогали ему безошибочно ориентироваться на местности и никогда, ни при каких условиях, не плутать и не теряться.
Из Лесной в Торжок вела известная только местным, и то не всем, лесная тропа, проложенная уже через самую настоящую лесную пущу, которой люди побаивались. Считалось, что здесь невозможно скрыться от эльфов Элодис, которые бдительно следят за каждым чужаком, и если им что-то не понравится, в тот же миг пустят стрелу. Ещё считалось, что деревья здесь живые и очень неприветливы к людям, и множество ещё бродило слухов об этих местах, и реальных, и совершенно вздорных. Гарет эльфов не боялся – его кровь, кровь эльфийских князей и Перворожденных, пусть и смешанная с человеческой, надёжно защищала его от их недовольства; к тому же, он был прямым потомком Дрейдре, лесной королевы, до сих пор почитаемой и оплакиваемой эльфами Элодис. Поэтому он без колебаний проехал вдоль деревни, вызвав переполох среди местных крестьян – таких всадников они видели впервые! – и углубился в таинственную лесную глушь. Деревья здесь росли так густо, что под их сенью царил вечный прохладный изумрудный сумрак, земля всегда была влажной, а пространство меж деревьями заполняли только эндемики Нордланда, ажурные элодисские папоротники, почти в рост человека, необычайно красивые и пышные. Они «цвели» – в июне их вайи окрашивались в огненно-красный цвет, – и, возможно, отсюда и пошли легенды о цветке папоротника. Здесь, в сердце Элодиса, царили удивительная тишина и свежесть, даже какая-то торжественность. Даже закоренелому скептику здесь начинало казаться, что буквально рядом, среди осторожно вздрагивающих папоротников, таится прелестная и опасная дриада, а из древесной кроны за ним следят внимательные эльфийские глаза. Марчелло, скакавший рядом с патроном, то и дело выхватывал взглядом то колыхание папоротника, то какое-то еле заметное движение в ветвях…
– Эльфа и дриаду ты не увидишь, если они не захотят. – Сжалился над ним Гарет. – Это животные. Они ведь тоже любопытные. Я чувствую волков. – Он засмеялся. – Да не бойся ты. Хлоринги не враждуют с волками. Ни один волк никогда ещё не напал на Хлоринга и на его владения. Потому люди здесь и селятся так глубоко в лесу: волки их скот не тронут.
– А почему, патрон? – Удивился Марчелло.
– Потому, что мы – потомки Белой Волчицы Элодиса. Дрейдре, наша пра-пра-прабабка, была из Перворожденных, эльфов-оборотней, Белых и Чёрных Волков. Они все погибли в войне с драконами, а Дрейдре умерла сама, не захотев жить после смерти своего мужа, нашего предка, Карла Великого. В Берегвайне, столице Элодис, до сих пор каждый день оплакивают её в эльфийских песнях. Есть легенда, что она возродилась в Изелине, королеве, супруге Генриха Великого, как он сам – возрождённый Карл. И что Изелина не умерла, а навеки превратилась в волчицу и стала королевой всех волков Острова. Так или иначе, а волки – нам не враги. Напротив, волки часто спасают Хлорингов. И я, – он обернулся, глаза его горели красными огонёчками, – всегда их чую.
– Запах? – Неуверенно спросил Марчелло.
– Нет. – Резко возразил Гарет. – Просто чую. Что они здесь, рядом. Сопровождают нас.
У Марчелло против воли мурашки пробежали по коже, он тоже огляделся, и на всякий случай постарался держаться поближе к своему патрону. Он-то не Хлоринг!
Ещё какое-то время спустя Гарет придержал коня, вскидывая руку, и его спутники – Марчелло, Матиас и десяток кнехтов, – послушно остановились, прислушиваясь. Вверху, в лесных кронах, шумел ветер, то ли погода портилась, то ли лес предупреждал о чём-то – здесь все чувствовали себя неуютно и готовы были поверить в любую чертовщину.
– Будьте здесь. – Гарет спешился, отдал поводья Матиасу. – Мне надо… туда.
– Патрон! – Марчелло тоже спешился, намеренный идти с ним, но Гарет резко обернулся, расширившиеся почти на весь глаз зрачки горели, словно у сиамского кота, нечеловеческим золотисто-красным огнём.
– Не смей! Это эльфы. Это Элодис, они тебе не тауринские Ол Донна! Один неверный шаг, и тебе крышка. Будьте на тропе и не дёргайтесь, вы под прицелом! – И Марчелло не посмел ослушаться. Гарет тут же исчез в папоротниках, и как ни присматривался Марчелло, так и не понял, в какую сторону тот пошёл. Как бы Гарет ни относился к эльфам, но многие свои эльфийские способности ценил и развивал – в том числе и способность двигаться так, чтобы не только не было слышно ни малейшего шороха, но и никакие колебания ветвей не выдавали его движения.
Спустившись в неглубокий овраг, Гарет по его дну, усыпанному сгнившими сучьями и сухими листьями, вышел в прелестную и словно бы заколдованную лощину. Из каменной расселины в известняковой скале с громким журчанием вытекал ручей и спадал в выточенную прямо в золотистом камне чашу, рядом с которой была скамеечка из такого же камня. Скамейку осенял своими ветвями куст дикой розы, уже расцветающей, и наполняющей воздух лощины тонким и ярким ароматом. На скамейке сидела высокая светловолосая эльфийка, в светло-серой одежде эльфийского следопыта: куртке, не сковывающей движения, таких же штанах; босые её ноги нежились на мягком мху. Гарет никогда не видел Мириэль, королеву Элодис, одну из трёх последних Перворожденных, остающихся ещё на острове. Свою прабабку. Но узнал её мгновенно: она была королевой Элодис, но сама Элодиссой не была. Её волосы, собранные в простую причёску, обхватывал венец, тонкий, изящный, увенчанный единственным камнем, определить природу которого Гарет, большой знаток и любитель камней, даже не стал и пытаться. Сдержанно поклонился:
– Королева.
– Виоль Ол Таэр. – Она встала, и оказалось, что она не уступает в росте самому Гарету. – Я давно хотела встретиться с тобой.
– Зачем? – Дерзко спросил Гарет. – Ты же знаешь мои чувства к вам.
– Знаю. И понимаю.
– Плевать мне на ваше понимание.
– Мои внуки очень сильно обидели тебя. – Сдержанно возразила Мириэль. – Они были не правы, но ими, особенно Диалем, двигал гнев, и горе, огромное горе. Лара была твоей матерью, но для эльфов она была больше, чем родной по крови, больше, чем одной из них, и даже больше, чем сестрой. Мы даже оплакивать её не можем, так сильна боль. Ты мог бы попытаться это понять.
– Почему ты говоришь только о моей маме, – закипая, сказал Гарет хрипло, – и не говоришь о моём брате?! Он – тоже ваша кровь! Он – сын Лары! А вы отказались его искать!
– Мы не отказывались. Я – не отказывалась. Я не смогла.
– Ложь!!! – Гарет больше не сдерживался, старая обида накрыла его с головой. – Ты?! Ты самая могучая луа на этом Острове, и ты – не смогла?!
– Тебе следовало бы получше владеть собой, Виоль. – Нахмурилась Мириэль. – Да, я – не смогла. Ты знаешь, что мы, эльфы, не умеем бороться с некромантией. Это – не наша магия, не наш мир. Некромантия не в силах коснуться нас, а мы не в силах как-то повлиять на неё, опознать её, бороться с ней. Твой брат был во власти именно некромантии, именно чёрных человеческих чар. Эти чары сильны и сейчас. Всё, что я могу, это сохранять неприкосновенными от этой мерзости границы Элодисского леса. И я рада сказать тебе, что Сетанта Ол Таэр жив, и что он сейчас – здесь, в этом лесу. Он дома. Птица его души недавно впервые ожила и поднялась в воздух.
Гарет был так счастлив услышать это, что забыл даже свои обиду и гнев.
– Значит, я правильно еду, – воскликнул он, – он в Торжке?!
– Нет. Тебя заманивают в ловушку. – Сообщила Мириэль. – Это довольно опрометчиво со стороны тех, кто задумал повредить моему правнуку в моём лесу. Возьми вот это. – Она протянула ему два серебряных кольца, в виде серебряных проволочек и зелёных и бирюзовых травинок, изящной вязью переплетённых друг с другом. – Пока на вас с братом эти кольца, вам не страшны ни стрела, ни арбалетный болт, ни кинжал, ни яд. Вернись на Королевскую дорогу, и предоставь этих безумцев мне.
– Но я бы хотел…
– Вернись на Королевскую Дорогу. – С мягким нажимом повторила Мириэль, и глаза её на миг блеснули красным – не приглушённым, золотисто-красным, как у Ол Донна, а ярким, как рубин, огнём. И Гарет молча поклонился, не посмев спорить. Мириэль была не только королевой и ведьмой; она была пророчицей, оракулом эльфов. Её слушали все, ведь её слова были не просто словами – за ними стояло предвидение. Ему очень хотелось бы повидаться с теми, кто поджидал его в ловушке… Но ничего. У него был тот, кто его туда заманил.
До Июса добрались уже в глубоких сумерках. Гэбриэл ехал на своей собственной лошади, на своей вороной Красавице, и ему по-детски казалось, что все видят, как он едет, и смотрят на него. Он страшно гордился своей лошадью, она хоть и не была чистокровкой, как кони священников и князя, но казалась гораздо красивее и изящнее коней остальных воинов, а начистил он её так, что её круп только что солнечные зайчики не пускал во все стороны. Ему ужасно хотелось проскакать на ней галопом, только пока что повода не было. В предыдущей деревне он купил и скормил ей столько морковки, сколько смог найти, наслаждаясь тем, как охотно она хрупала угощение. Савва над ним посмеивался:
– Ты ещё женись на ней и в постель к себе забери! – Но Гэбриэл не обижался.
– Я с раннего детства мечтал о своей лошади. – Признался ему со смущённой улыбкой. – И вороные мне всегда больше всего на свете нравились!
– Здорово, когда мечты сбываются. – Савва зевнул, кивнул ему на свет впереди:
– Смотри-ка, Июс. Добрались наконец-то. Жрать хочу, как волк. И бабу хочу. У меня уже четыре дня бабы не было, ох, и оттрахаю я кого-то сегодня!
Лошади, до этого понуро опустившие головы под дождём, почуяв близкий отдых, оживились и без понукания пошли бодрее. Великолепный, белый в мелкое яблоко, олджернон Ставра даже заржал: места ему были знакомые, и он сам свернул, минуя городскую площадь, в живописную яблоневую рощу, в конце которой их ждал уютный трактир из брёвен – постройка, необычная для этих мест, где всё строилось из местного золотистого известняка. Оказалось, что хозяин – тоже рус, давний знакомец Ставра, который мигом разогнал большинство своих завсегдатаев, позволил своим гостям, не делая исключений и для полукровок, попариться в бане, и накрыл им шикарный стол. Гэбриэл, которого впервые в жизни отхлестали берёзовым веником, и которому впервые же в жизни экзекуция понравилась, переодетый в чистую сорочку навыпуск, заботливо сшитую ему Тильдой и уложенную в его сумку на смену, сидел за общим столом, слушал комплименты в свой адрес – русы хвастали его силой, утверждали, что он и коня может поднять, и подкову согнуть, – ел, и чувствовал себя почти абсолютно счастливым. Если бы не неотступные мысли об Алисе, ему нечего было бы больше желать. Это боевое братство ужасно ему нравилось; это было его, он хотел быть тут своим. За столом шумели, хвастали, смеялись; нанятые музыканты с барабаном, флейтой и лютней старались вовсю. Прислуживали им две симпатичные деревенские девушки и сам хозяин с сыном; Савва в первые же минуты начал проявлять к девушкам повышенный интерес, иногда даже грубовато, но, к удивлению Гэбриэла, им это явно нравилось. Спать они отправились на сеновал – не потому, что хозяин не захотел пустить под свой кров полукровок, а потому, что в доме всем не хватило места, и Савва сам вызвался переночевать на сене, заявив, что им это привычно. И девушки, как ни странно это было Гэбриэлу, увязались с ними, под предлогом того, что постелют им постели и посветят. Снаружи вновь разошёлся дождь, и под его шум сеновал показался Гэбриэлу просто необычайно уютным.
– Я пироги с черникой захватила, – сообщила одна из девушек, которую, конечно же, звали Мартой, – угощайтесь. – Она кокетливо глянула на Гэбриэла. – Твой друг такой голодный! Прямо р-р-р-р!
Гэбриэл, охотно запустивший зубы в пирог, испуганно глянул на Савву: что не так?.. – и тот рассмеялся:
– А мы во всём такие! Мы ж полукровки, мы ж звери! Не боишься?.. – Он толкнул девушку на сено и навис сверху. – Мы же стр-р-рашно опасные, и совер-р-ршенно себя в руках держать не умеем!
Девушка выгнулась под ним так, что сильнее обозначилась соблазнительная грудь, притворно застонала:
– Пощадите, мастер волк, не губите, я совсем без сил от страха… – И, взвизгнув, вывернулась из-под него, со смехом бросила в него сеном. Савва ринулся за ней, в глубине сеновала настиг, и оттуда донеслись радостный визг, сопение, возня, хихиканье, рычание, снова визг, и наконец всё сменилось недвусмысленным сопением, стонами, всё более жаркими, бряцаньем железок на куртке Саввы и шлёпаньем бёдер о ягодицы. Гэбриэл отложил пирог. Он был в смятении. Вот, значит, как у людей это делается! Так просто. Бог ты мой, как просто! И все довольны… В каком же уродском, извращённом мире он прежде жил?! Вторая девушка, которую звали Тиной, кокетливо поглядывала на него, теребя косу. У неё были весёлые зелёные глаза и пухлые губки бантиком. У него не было женщины уже больше месяца, и к такому посту он не привык… Желание накрыло его так, что в глазах стало как-то нечётко.
– Я… – Хрипло сказал он, – так не умею… не знаю, что тебе сказать.
Она стрельнула в него зелёными глазами:
– Ну, и не говори тогда. – Сама толкнула его на спину, оседлала, откинув косу назад, распустила ворот сорочки, и Гэбриэл ухватился за увесистую грудь деревенской девчонки. Она засмеялась, и он рывком подмял её под себя, задирая подол таким уверенным движением, словно всю жизнь так делал.
– Они от полукровок тащатся. – Довольно продолжительное время спустя, в течение которого они пару раз менялись партнёршами и развлеклись на славу, заявил Савва, развалившись на сене и тонкой щепкой прочищая меж зубами. – Где ни появимся, и бабьё и девки так и вешаются!
– А тебе это в тягость? – Хмыкнул Гэбриэл. Савва засмеялся:
– Ещё чего?! Если сами дают, почему не взять?.. Я что, больной?
– Они ж от тебя могут родить.
– Да уж наверное! – Савва рассмеялся ещё самодовольнее. – Я их, поди, уже не один десяток настрогал…
– Они же кватронцы. – Чуть побледнев, сказал Гэбриэл.
– И что? – Удивился Савва.
– А тебе не всё равно, – тихо сказал Гэбриэл, – как им теперь живётся, и что с ними делают?
– Веришь, нет, – Савва даже чуть привстал, лицо ожесточилось. – Вообще по фигу. А тебе-то что?!
Гэбриэл стиснул зубы, отвернулся. Сказал:
– Спать давай. – Устроился на боку спиной к Савве. Тот полежал немного, и заговорил, словно оправдываясь:
– Я не насилую никого. А о том, что там с её помётом будет, баба сама должна думать. Что, я силой их сюда тащил?! Заставлял?! Принуждал?! А я тебе скажу: они шалавы, как все бабы, понятно?! Наши с тобой мамаши что, думали о нас, когда с эльфами е»лись?! Нет! Я …в детстве тоже хлебнул всего, ты не думай! И мне, ты понял, мне не стыдно! Мне не стыдно!!! И нечего тут… лежать и фигню всякую про меня думать!.. Сам тоже их трахал будь здоров!!!
– Спи давай! – Фыркнул Гэбриэл. – Скоро уже рассветёт. И ничего я не думаю. Устал просто.
– Слабак! – С облегчением ухмыльнулся Савва. – Да разве ж это трах был?.. Вот, помню, в Европе, нарвался я на кучу девок, которые бельё стирали… – И полился обычный мужской трёп. Гэбриэл слушал про подвиги своего приятеля вполуха. Он утолил голод, и ему стало стыдно. Алиса, её нежность, её ревность… Боже, он ведь ей поклялся!.. Гэбриэл даже разозлился на Савву: разсопелся здесь, разбрякался… Если бы не он, уж Гэбриэл бы ни за что… Но и разозлился как-то вяло: очень уж было комфортно и хорошо. Отдохнул, попарился в баньке, хорошо поел, лежит в тепле и на мягком, только что отлично провёл время с двумя горячими девчонками… О чём ещё мечтать?! Под бесконечные подвиги Саввы, который, судя по его словам, поимел женщин больше, чем их вообще живёт на Земле, и под умиротворяющий шум и плеск дождя Гэбриэл уснул.
И снилась ему Алиса. Она сидела в какой-то… арке?.. Окне?.. На ней было что-то симпатичное такое, светленькое, на коленях лежала открытая книга. Пальчики её были сплетены меж собой, под приспущенными ресницами горело золотое пламя. «Даже не думай, Гэбриэл! – Явственно услышал он её голос. – Даже не думай поменять меня на какую-нибудь… дуру!!!». «Солнышко! – Растерялся он. – Я никогда тебя ни на кого не променяю, ты что?! Да мне они на фиг не нужны! А ты представляешь, я думал, что тебя потерял!». «Даже не мечтай! – Вредным голосом возразила она. – Я от тебя никогда не отстану!».
– Эй, Гаврила! – Голос Саввы вырвал его из сладкого сна. – Просыпайся, лодырь, кобылу твою чистить пора!..
– Не нравится мне здесь. – Заметил один из пятнадцати человек, которые не так давно прошли через маленькую лесную деревеньку Торжок и скрылись в лесу, поднявшись по деревьям на заранее приготовленные настилы. Они были так удачно замаскированы ветками, что с тропы, ведущей в деревню, их разглядеть было совершенно нереально. И сами люди, вооружённые тяжёлыми боевыми луками, были одеты в зелёное и коричневое, что позволяло им уже с пары шагов сливаться с деревьями.
– Лес как лес. Папоротники интересные, я таких даже во Франции не видел. – Говорили они по-нордски, но второй – с сильным акцентом.
– Этот лес, – заметно нервничая, продолжал первый, – эльфийский, пакостный лес. – Его говор выдавал в нём далвеганца, уроженца Лав и его окрестностей. – Про него всяческие байки рассказывают…
– Байки – они и есть байки. – Засмеялся второй. Остальные лениво прислушивались к их беседе, но молчали. – Приходилось нам и ведьм ловить, про них тоже, знаешь, какие байки сказывали?.. А мы с ними делали, что хотели, и попы потом, после нас, резвились от души, и ничего, до сих пор живы и здоровы, а ведьм тех давно с дымом пустили… И эльфов твоих, вот погоди, мы тоже в оборот возьмём. Там и посмотрим, насколько они вечные!
Один из лучников фыркнул одобрительно.
– Я не знаю, – упорствовал далвеганец, – что там у вас за ведьмы, а здесь всё не так, как в Европе. Я сам из Болотного, это на Серебряных Озёрах, так там, в земле фей… – Он не договорил. С соседнего помоста подали знак, и все лучники мигом посерьёзнели, собрались и приготовились.
– В бой не вступать. – Сказал лучник с акцентом. – Только стрелы. Убивать всех, но первого – герцога. Этого – чтобы наверняка.
Но на тропе, откуда слышался мягкий перебор копыт и голоса, никто не появлялся. Было полное ощущение, что едет небольшой отряд, только самого отряда не было и не было. На лицах участников засады сначала отразилось нетерпение, затем – недоумение. Они начали переглядываться, нервничать. Потом главный, тот, что говорил про ведьм, приподнялся и открыл рот, чтобы что-то сказать, но не успел: ему в лоб с тошнотворным звуком вонзилась стрела, прилетевшая, казалось, из ниоткуда. Лучники повскакивали с мест, натягивая тетиву до онемения в руках и стремительно озираясь, выглядывая и выцеливая противника – но противника не было. Его просто не могло быть – прежде, чем устраивать засаду, эти люди, очень грамотные, очень опытные, всё проверили и провели разведку по всем правилам, оставили, помня об эльфах, растяжки и ловушки, которые даже лиса не смогла бы миновать незамеченной! Противника не было, а стрелы – были. Полтора десятка человек были расстреляны за пару минут, и никто из них так и не выстрелил, потому, что не увидел цели. В Торжке это событие обсуждали потом несколько лет, мало того: оно стало своеобразным мерилом времени. Жители Торжка говорили: «Это было через год после Побоища, или: Это ещё до Побоища было!». Никто в деревне так и не узнал, кто были эти люди, зачем пришли, кого ждали?.. Дрэду очень хотелось узнать, как так вышло, что такой отличный план не сработал; но ему так и пришлось довольствоваться домыслами и предположениями.
Организовав побег Чудилы Тима, староста Малой Кеми, деревеньки, где Гарет оставил своего пленника, не мог не нервничать. Шутка ли: герцог Элодисский! Тим ясно дал понять, что герцог из Торжка не вернётся, и старосте нужно задуматься о том, чтобы новые хозяева, ждать которых осталось всего ничего, были им довольны. Но – Хлоринг… почтение к древней королевской крови было у старосты в крови. Конечно, герцог – полукровка, чельфяк, и это грех, это неправильно, и неправедно. Но всё-таки – Хлоринг… И староста вздыхал, ворочался в постели и проклинал тот день и час, когда вообще встрял во всё это. Он искренне ненавидел полукровок, хотя спроси его кто, что они сделали ему лично, и ответить он бы не смог. Просто церковь, и знающие люди говорят: полукровки, чельфяки эти позорные, злобные, преступные, того, воруют, насилуют… как-то так. Не будут же говорить просто так! И староста исправно ненавидел и верил, что всё плохое в его жизни – от того, что его высочество болен, а герцогом стал молодой полукровка. Может, он и отца своего того, а это уже совсем погано, потому, что его высочество – он, всё-таки…
И, как оказалось, нервничал он не зря. Гарет ворвался в дом старосты на рассвете, когда служанки, позёвывая, выходили на утреннюю дойку. С пинка вынес дверь богатого дома, и за волосы выволок старосту из постели во двор. Швырнул его на землю с крыльца, ломая перила. Завизжали служанки, злобно залаял цепной кобель, единственный, кто рискнул заступиться за хозяина. Гарет, спрыгнув с крыльца, пнул старосту раз, другой – тот даже кричать не посмел, закрывая голову и лицо, и поджимая ноги к животу.
– Я тебе что сказал, сука?! – Прошипел Гарет, выпустив пар. – Я тебе что приказал, тварь?! Не слышу?!
– Милосердия… – Пролепетал староста. – Милосердия прошу… Умоляю…
– Милосердия?! – Рявкнул Гарет, и снова начал пинать несчастного, пока Марчелло не остановил его. Глаза Гарета горели красным, зубы оскалились в волчьем оскале. – Скажи спасибо, тварь, что не прирезал на месте!!! Что, думал, не вернусь уже, а?! – заорал он. – Говори!!! Ты тоже в этом участвовал?!
– Не… – Заскулил староста. – Не, не, смилуйтесь! На деньги польстился… на… деньги… Не знал ничего…
– К позорному столбу его! – Сплюнул Гарет. – И написать: «Иуда проклятый!». Н-на! – С силой швырнул ему окровавленную голову Чудилы Тима. – В Элодисском лесу затеяли мне ловушки ставить?! Здесь каждое дерево за меня, ты понял?!! Ты понял, Иуда?!! Больше ты не староста! – Его аж плющило от злости и разочарования. Труп Чудилы он обнаружил на околице, эльфийская стрела пригвоздила того к воротам. Узнать, кто организовал засаду, не осталось никакой возможности; но из слов Чудилы выходило, что тот видел Гэбриэла, знал про него что-то, и скорее всего, знал, где тот на самом деле! Усталость, разочарование и бессильное бешенство вывели Гарета из себя; напряжение последних дней взорвало его изнутри, как бомба. Слуга старосты сдал хозяина, сказав, что именно тот отпустил Тима. – К столбу, клеймо на лоб и ноздри вырвать… Заткнись!!! – Рявкнул герцог на беснующегося пса, и тот задом, рыча, отступил в будку. Староста – бывший староста, – всхлипывая, плакал в пыли, пытаясь отползти от страшной головы, глядевшей мимо него широко раскрытым мёртвым глазом.
На выезде из Июса, на мосту через ручей, ждал довольно хорошо одетый, даже франтоватый, господин на тяжёлом соловом бельгийце. Одежда и конь были великолепные, а вот внешность господина внушала безоговорочную неприязнь любому, даже самому непредвзятому и добродушному существу. Рыжий, краснорожий, с маленьким вздёрнутым носом и огромными губами, с маленькими, очень близко посаженными глазками, волосатый, бочкообразный, он выглядел, как какое-то отвратительное животное, ради смеха наряженное в человеческую одежду. Его толстые короткие пальцы были унизаны вызывающе огромными перстнями, на шее висела цепь, наверняка тоже золотая, хоть и плохо верилось в то, что золотая цепь может быть такого размера, с цеховым знаком элиотских мясников. Гэбриэл при виде него весь застыл изнутри, затем по телу медленно сошла волна шока, подняв дыбом даже самые мелкие волоски на всём теле. Это чудовище он помнил так хорошо, что узнал бы его и через тысячу лет! Это был Аякс, на его глазах страшно замучивший мальчишку в Галерее, и не менее страшно мучивший его самого. Гэбриэл уже не был подростком, но страх остался, чудовищный, бесивший его самого, подлый детский страх.
