Елена Черкашина
Жизнь на гранях миров
Адамар сидел на подушках, поджав одну ногу и вытянув другую. Даже в этот час отдыха вся его фигура была собрана, напряжена, и казалось, он каждую секунду на страже, острые глаза внимательно следили за лицом друга.
«Вот человек, который всё время стремится что-то понять, – думал Игорь, – в отличие от его соратников».
– А ведь меня разорвали бы, не будь тебя здесь, – внезапно с улыбкой сказал он.
Адамар покачал головой: несомненно.
– Пока я жив, никто не посмеет тронуть. А если меня не станет…
– Живи долго, мой друг, – перебил его Игорь. – И будем надеяться, что никто не пустит мне в спину стрелу.
«Почему я сказал это? – вспоминал он, возвращаясь в лазарет по затихшему лагерю. – Действительно думаю, что такое может случиться? Или промелькнуло предчувствие? Нет, это просто холодная ненависть «друзей» Адамара. Она заставляет держаться настороже». Он остановился, оглядел светлеющие вершины. Снега, снега и снега. Красиво. На мгновение Игорь почувствовал себя один на один с этим миром гор, острым морозным воздухом, и в сердце нежной печалью отозвалась мысль о Светлане. Вот уже неделю он запрещал ей подниматься: из-за холода, да и нужды особенной не было: войско шло хорошо, ни раненых, ни обмороженных. Пусть отдыхает, пока есть время. Но всё же, нужно признать, ему её не хватает…
– Что происходит в стане?
– Наш врач крайне разозлил советников Адамара.
– И теперь он в опасности?
– Полагаю – да, они будут мстить.
– Защищать его – ваша обязанность.
– Я послал ему предупреждение.
– Он воспринял его?
– Да, врач – необычайно чуткий человек, он всегда слышит наши посылы.
– Как он отнёсся к этой мысли?
– Он обратил на неё внимание и теперь будет осторожен.
– Но он – всего лишь человек…
– Я всё время рядом. Даже если зло коснётся его, оно не причинит ему серьёзного вреда.
«Какие необычные глаза у тебя сегодня! Печальные, даже немного обиженные. Догадываюсь, что ты хочешь сказать, девочка, но – нет. Не сердись, потерпи. Ночью в горах не сладко, и в походной палатке почти невозможно согреться…»
Он дождался конца операции и, освободившись от маски, бросил на ходу:
– Зайди, Света.
Она прибежала тут же, закрыла за собой дверь в ординаторскую и, не успев сказать ни слова, была встречена вопросом:
– Скажи мне, в чём сущность мужчины?
Подняла брови: «сущность мужчины»?!
– Не о том думаешь, – Игорь подошёл ближе, остановился и, борясь с желанием обнять, сказал прямо: – Оберегать, охранять, защищать.
– Игорь!
– Знаю. У тебя на лице всё написано. И понимаю, сам был таким, этот мир притягивал меня, как магнит, я не мог ни одной ночи пропустить: волновался, скучал. Света! Не время. Потерпи.
– Я не поднималась больше недели! Сёстры забудут, как меня зовут! А сколько препаратов могла бы пронести!
– Ничего, успеешь. Там очень холодно, температура ниже нуля, палатка стоит на снегу, продувается насквозь, я едва засыпаю.
Она смотрела в сторону, не отвечая.
– И потом, я – твой боевой командир, начальник госпиталя.
– В каком звании, сэр? – улыбнулась Светлана.
Он хотел нахмуриться, но не выдержал, глянул мягко:
– Неважно. Важно, чтобы ты слушалась меня. Как только спустимся в предгорье, станет теплее, я тебя позову.
– Хорошо…
Вымученное «хорошо», но, по крайней мере, лучше, чем открытый бунт.
– Как мама? – спросил он внезапно.
– Спасибо, нормально. Она сейчас на даче. Ей нравится, когда – печка, дровами пахнет.
– Хочешь, навестим её в выходной? Я тебя отвезу.
Лицо Светы стало мягким, нежным: таким, как обычно.
– Конечно. Это чудесно…
Он поднимался к Адамару и радовался. Не чему-то конкретно, а просто тому, что – хорошо. В обоих мирах хорошо. Лагерь расположился вдоль устья реки, растянувшись огнями на большом расстоянии, походные палатки стояли вразброс; между ними, низко опустив головы, дремали лошади. Некоторые воины, укрывшись тёплыми одеялами, спали прямо в телегах. Могучей стеной возвышались вокруг горные хребты.
Внезапное чувство, холодное, острое, скользнуло по сердцу. Игорь не обернулся, продолжал идти, но что-то заставило напрячься, радость ушла, а вслед за тем внезапная боль пронзила спину и – толчок. Он упал, ощутил лицом холодность снега и не видел, как медленно растворился тот, кто мгновение назад прозрачной рукой слегка отвёл в сторону летящую стрелу.
«Лежи, лежи, – говорил себе Игорь, – пусть думает, что убил». Он сразу понял, что стреляли свои: в лагере тихо, часовые не били тревогу. «Так, что у меня есть? В карманах пусто, если он подойдёт, защищаться нечем. Неважно, пусть подходит…» Игорь вспотел от боли, плечо жгло огнём, но он тщательно прислушивался. Однако морозная ночь не донесла ни чьих-то шагов, ни осторожного дыхания. Спустя какое-то время он встал и пошёл к огням.
Шалиян испугалась, но под строгим взглядом врача тут же взяла себя в руки.
– Ломай стрелу, – приказал Игорь, сбрасывая с лежака одеяла и опускаясь лицом вниз.
Ей пришлось напрячься, а ему – вцепиться зубами в рукав, но умные пальцы Шалиян ловко и быстро обломили стрелу и уже снимали с доктора куртку.
– Мне повезло, что – плечо, – сказал он, повернув голову и пытаясь рассмотреть торчащий обломок. – Несколько сантиметров левее…
Она принесла лампы, окружила ими врача и быстро вымыла руки.
– Готова? Давай, Шалиян, не в первый раз.
Она легко потянула стрелу, и он едва не потерял сознание от боли.
– Не могу, – сказала девушка, – она не выходит.
Но Игорь уже понял: наконечник с заострёнными шипами, специально сделанный так, чтобы наносить широкую рану; при извлечении он сопротивляется и рвёт все окружающие ткани. Такой наконечник можно только вырезать, очень аккуратно действуя скальпелем и щипцами. Но с этим Шалиян не справиться.
– Наложи повязку, – сказал врач тихо, – я полежу.
Она сидела рядом, смотрела с состраданием, накрыла его тепло, а он старался не шевелиться; хотелось заснуть, перейти пространство и проснуться, как всегда: здоровым и бодрым, без этой омертвелости в плече. Но даже если не удастся уснуть до рассвета – не страшно, кровопотеря будет серьёзной, но не смертельной. Хотя, конечно, этот кусок железа надо вытащить как можно быстрее, а рану зашить. Это могла бы сделать Светлана, будь она здесь. И вдруг подумал: по какой иронии судьбы я не позволил ей сегодня подняться? А ведь она так хотела…
Света стояла у полки с книгами, выбирая, что почитать перед сном. Открыла сборник Куприна. Чудесные рассказы! Столько боли и грусти. И вдруг насторожилась. Ощущение было такое, будто она не одна, будто в комнату кто-то вошёл. Но его присутствие не казалось опасным, скорее – как зов, как если бы мягко потянул куда-то…
Какие странные фантазии! Она прошла в спальню и хотела прилечь, но в этот момент струя ударила в грудь. Что-то случилось! Где, с кем? Мама? Мгновение или два прислушивалась. Сердце спокойно: не мама. Значит, Игорь! Почему так чётко чувствует сердце? Что это? Глупое волнение, тоска по нему или то, чему нельзя подобрать названия, но что на всех языках земли звучит как предчувствие, осязаемое ощущение опасности, грозящей тем, кого любишь?
Она всё ещё стояла посреди комнаты, сжимая книгу, а затем решительно бросилась в прихожую и надела куртку. Стоп! Лекарства! Если я поднимаюсь, нужно взять как можно больше. Быстро рассовала по карманам коробочки с ампулами, пакет со шприцами и взяла то, что давно собиралась: маленький изящный фонарик, дающий луч мощного света. Вот, теперь собралась. «Игорь будет ругаться, – мелькнула мысль. – Пусть, ругайся: я не могу без тебя!»
В лазарете было светло, – Светлана нашла его очень быстро, по высокому шесту с красной тряпкой: для всех, чтобы – виднее. Нагнувшись, вошла. Шалиян сидела, и глаза её стали большими, когда увидела Свету. Игорь спал, повернувшись лицом к полотняной стене. «Всё в порядке», – отлегло от сердца. Но в следующую секунду Шалиян вскочила, испуганно зашептала, и Света почувствовала, как внезапно похолодели руки.
– Тихо, – сказала она, – не буди его. Воду, спирт, инструменты.
Ей понадобилось несколько минут, чтобы всё приготовить, и, склонившись над Игорем, приказала ему проснуться. Он обернулся, посмотрел воспалёнными глазами:
– Как ты здесь?
– Перейди на стол. Я вытащу наконечник.
– Света, он глубоко. И там… такие шипы острые.
– Да, я знаю, уже давно подняла все инструкции по извлечению стрел. Не волнуйся, ложись.
Они уложили Игоря на стол, и Света, обработав руки и надев перчатки, действуя очень смело, извлекла наконечник, наложила швы и тугую повязку. Укол морфина подействовал скоро: Игорь недолго лежал с закрытыми глазами, потом дыхание выровнялось, и он уснул.
Наутро, едва увидев его в коридоре, заметила: бледен.
– Как себя чувствуешь?
– Нормально. Спасибо, ты умница.
– Швов не осталось?
– Ни единой царапины.
Света склонила голову. Вокруг сновали люди, и он не мог как следует поблагодарить, но посмотрел так, что она невольно расцвела, спрятала улыбку и быстренько побежала в операционную.
Всё шло как обычно, но вот уже раз или два Света поднимала взгляд и видела: Игорю душно, на лбу – испарина, капельки пота. Глазами показывала медсестре: промокни. Та протирала хирургу лоб, но через минуту он снова покрывался влагой. Наконец, закончили, он отошёл от стола – и резко упал. Света вздрогнула, сёстры бросились за нашатырём.
– Помогите, – приказал ассистент, не отрывая рук от шва.
Игоря подняли, сразу – в палату, быстро пришёл кардиолог.
– Всё нормально, со мной всё нормально, – убеждал Игорь, едва придя в себя. – Дайте воды. Или горячего чаю. А лучше – того и другого вместе.
– Тахикардия. Пульс нитевидный, давление 90 на 50, – кардиолог тщательно выслушал сердце. – Нужно сделать кардиограмму.
Игорь жадно пил воду и смотрел на Свету глубокими глазами. Оба думали об одном и том же.
Наконец, ей удалось выгнать всех из палаты, и они остались вдвоём. Весь медперсонал в отделении давно заметил, что Игоря и Свету что-то объединяет, а потому все разошлись, им никто не мешал.
– Всё не так просто, как мы думали, да? – Игорь откинулся на подушки.
– У тебя большая кровопотеря, и она не восстановилась, хотя следов травмы нет.
– И что это значит?
– Что мы уязвимы гораздо больше, чем полагали.
– Видимо, да.
Он помолчал.
– Знаешь, чего я хочу? Поехать домой, и чтобы ты была рядом.
Света взяла его за руку.
– Я позвоню нашим, в «скорую». Мы тебя отвезём.
Адамар рвал и метал: ему принесли наконечник от стрелы, которой ранили доктора, и он, едва взглянув на него, понял: стрелял свой. Не кто-то чужой, не враг, – свой! Он готов был казнить всех лучников, но понимал, что настоящего предателя нужно искать не среди рядовых воинов, а в верхах. Игорь не появлялся уже три ночи, и владыка, не зная, что с ним, не имея никаких известий, тяжело переживал случившееся. Но когда он смотрел в лица своих военачальников, пытаясь за сочувствием распознать того, кто действительно был виновен, то видел лишь одно: это мог быть любой из них. Доверие – хрупкая вещь, думал Адамар. Она разбивается при первом же ударе. Кому из них он мог довериться, с кем разделить свои мысли и чувства так, как делал это с врачом? Ни с одним! Все они, каждый по-своему, были хороши в деле, в ведении войн, в управлении пятитысячным войском. Но в каждом гнездилось что-то такое, что не позволяло вырасти дружбе. Он понимал: это страсти, глубокие пожелания, их собственные цели и стремления. Один жаждал подчинения, власти, другой – наживы, третий мечтал о просторных землях для себя и своей семьи. И каждый мог предать ради личных интересов.
У Игоря этого не было. Он приходил, чтобы отдать. Не приобрести, – отдать. И отсюда – удивительная свобода, которая сквозила в каждом слове, взгляде, жесте. Он довольствовался крохотным местом в углу лазарета и никогда не сказал Адамару: «хочу!» или «дай!» Никогда не просил для себя. Но делился всем. Мёрз в походах, сам приносил воинов с поля, бесконечно лечил, спасал, помогал. А сколько глубины в словах, сколько тонких советов в беседах! Адамар был окружён не глупцами, но только в Игоре видел ясный, благородный ум, лишенный всякого себялюбия. А потому – доверял.
Глубокой ночью, мучаясь отсутствием вестей от друга, владыка сидел в своём шатре, окруженный зыбкими тенями, и пристально смотрел на жаркие угли, поставленные слугой для тепла. Он ждал, что вот-вот раздадутся шаги и появится доктор: ведь бывало, тот приходил очень поздно, после того, как осмотрит больных. Но лишь тишина царила вокруг, и ветер слегка шевелил полог палатки. Удушливая тяжесть легла на сердце. Есть люди, теряя которых, мы ощущаем невосполнимую утрату. Таким был для Адамара врач. Вернётся ли он? Захочет ли опять подставить себя под удар? Простит ли этому миру ненависть?
Тихий шелест прервал его мысли. Слуга стоял у входа и смотрел в лицо Адамару.
– Что ты хочешь? – спросил повелитель.
– Пришёл человек. Он видел что-то в ту ночь, но боялся сказать. Позвать его?
– Да.
В шатёр вошёл лучник, немолодой, с грубым и грязным лицом. Вошёл – и упал на колени.
– Рассказывай, – велел Адамар.
– Прости, владыка, я должен был прийти раньше, но…
Адамар ждал.
– В ту ночь я проснулся оттого, что мой друг встал. Он взял оружие и куда-то пошёл. Мне стало интересно: куда это он? И тихо – за ним. Спрятался между камней и видел, как он долго ждал кого-то. Я тоже ждал, а потом… – лучник сбился.
– Говори, говори!!!
– Там был кто-то большой, высокий, он стоял под деревом. Не прятался, просто стоял. Но когда появился доктор, – я узнал его по походке, а ещё по тому, что только доктор ходит по лагерю ночью, – так вот, он появился, и этот большой ушёл в тень. Его не стало видно. А мой сосед поднял лук. Он хороший лучник и стреляет лучше многих. Я думал: в кого он метит? Не в того ли, что стоит под деревом? Он выстрелил, и доктор упал, и вот тогда я испугался, потому что этот, большой, вытянул руку, а она у него засветилась, и отклонил стрелу.
Лучник вспотел.
– Так почему же ты не бросился к доктору, если видел, что он упал?! – зарычал Адамар.
– Я испугался! Этого, под деревом. Он так на меня глянул! Может, и не на меня, но я уполз в лес и был там всё время. Прости, повелитель, но это – не человек!
– Какая разница, если ты – трус! – Адамар пнул ногой воина. – Ладно, за то, что пришёл, прощаю. Подожди! Почему ты решил, что тот, кто стоял под деревом, отклонил стрелу? Ты что, провидец?!
– Нет, господин. Я – лучник, и знаю, что, стреляя с пятнадцати шагов, невозможно промахнуться!
Игорь лежал очень тихо, прислушиваясь к звукам ночи, и – думал, думал, думал. Эти три дня стали для него настоящим праздником, «воздаянием за перенесённые страдания», – смеялся он. Светлана, это невероятное чудо его жизни, удивляя заботой и лаской, каждую минуту была рядом. Она выпросила на работе неделю в счёт отпуска и теперь не отходила от него, старательно выхаживая и балуя.
– Я стал похож на маленького царька, – говорил Игорь, встречая её утром у порога и помогая снять пальто, – ни о чём не забочусь, не готовлю, не убираю: всё делаешь ты.
– Ты – благодарный пациент, – шутила она и тут же переходила к делу: – Что ты хочешь на завтрак?
Они проводили вместе весь день – и не скучали, не тяготились друг другом. Освободившись от хозяйственных хлопот, она садилась на диван с книгой, уютно поджав под себя ноги, заняв уголок, а он, не желая быть слишком далеко, занимал другой. Читал газеты, проверил счета, навёл порядок в бумагах и всё время краем глаза любовался. «Что за чистые черты, кожа светлая, лёгкая тень от ресниц, шёлковые струнки бровей… Но красота – не в чертах, а вот в этом взгляде, который и умный, и пристальный, и всё время смотрит в меня, будто старается что-то понять. Что, девочка, о чём ты думаешь? Взвешиваешь то же, что и я? Или только ждешь, когда я сделаю первый шаг? Ох, уж этот первый шаг! Может быть, мне просто не хватает легкомыслия юности, когда делая первый шаг, не думаешь о том, куда приведёт тебя второй, и я напрасно мучаю девочку?.. Нет, время легкомыслия миновало, и я слишком хорошо знаю, что значит стоять перед пропастью, когда после первых необдуманных шагов вдруг оказывается, что впереди – пустота и больше некуда идти».
Ночь текла неслышно. Игорь давно перевернул всю постель, смял одеяла, раз десять вставал пить воду и всё не мог уснуть. Отвык спать по ночам. Что там, в мире хасаров? Нашел ли убийцу Адамар? В том, что он будет искать, Игорь не сомневался, но как среди тысяч солдат найти одного, наверняка нанятого кем-то? Как доказать? О том, что может последовать дальше, Игорь не думал: не хотел, сознание бежало от этой мысли, пряталось от неё, перескакивало на что-то другое. До тех пор, пока сам Игорь властно и твёрдо не остановил эту мысль, не вгляделся пристально и безжалостно: хочет ли он, чтобы кто-то был наказан, возможно, казнён? Неважно, – убийца, предатель. Хочет ли он сам, врач, исцеляющий людей, чтобы кто-то погиб? Холодной путиной легла эта мысль на душу. Да, он пострадал и мог быть убит, но не это вопрос, а – как будет жить дальше с сознанием, что кто-то мёртв из-за него?!
Игорь встал. Вот он, момент истины: кто ты таков? Не лги себе, скажи правду, ведь здесь, этой ночью, нет никого, кто бы смотрел тебе в душу. Так что? Хочешь? Или нет? Просто скажи правду.
«Я могу лгать себе самому, но не буду. Хочу, чтобы его наказали, пусть поставят клеймо на лбу, как у них принято с преступниками: жёстко, но действенно. А затем изгонят. Но смерти – нет, не хочу!» Ему вдруг стало легко. Решение принято. Он огляделся: всё вокруг посветлело. Или это рассвет? Но если – рассвет, это значит, что он упустил возможность вмешаться, миры не пропустят его днём, а ведь всё может решиться именно сегодня! Потому что если по какому-то невероятному стечению обстоятельств Адамар нашёл виновных, то единственный человек, который может что-то изменить, остановить руку правителя, – это он сам.
Света вошла и тут же увидела: что-то случилось. Игорь прячет тревогу, за улыбкой – печаль. Взглянула в лицо:
– Ты не спал?
– Не спал.
– Думал о чём-то?
Он несколько мгновений молчал.
– Боюсь. За него, того, кто… – Игорь не договорил, но Света поняла. – Боюсь, что Адамар наломает дров. А остановить его некому, все будут только рады посмотреть на показательную казнь. Я должен всё исправить, немедленно!
Она стала очень серьёзной:
– Тебе нужно подняться. Но как?
– Вот именно, как? Ни разу не был там днём.
– Может быть, принять снотворное?
Он улыбнулся на эту детскую мысль.
– Не снотворное меня поднимает, а что-то другое. Или кто-то другой. Тот, кто мне не даёт проносить препараты, а тебе – да. Тот, кто снимает усталость, залечивает раны. Нужно быть совершенным слепцом, чтобы думать, что всё само по себе происходит.
Она присела на диван:
– Никто так не думает.
– Хорошо, а что думаешь ты?
– Мне приходилось читать, что в духовных мирах есть служащие духи…
– Ангелы?
– Ангелы, Архангелы, – у них много имён. Целая иерархия. Они помогают, защищают, возможно, служат проводниками между мирами.
– И где же ты это вычитала?
– В очень хороших книгах!
Игорь взглянул внимательно: «В этой славной головке намного больше интересного, чем я предполагал».
– Прекрасно. Попросить ангелов, чтобы они переправили меня к Адамару?
– Ты напрасно смеёшься, я не шучу. Помнишь, мы говорили о существовании различных миров, и ты спросил меня, почему я верю?
– Да, и ты ответила, что тебе легче поверить в то, что они существуют….
– Чем в то, что их нет, – продолжила Света. – Так же и с ангелами. Я их никогда не видела, но не могу игнорировать сотни свидетельств, рассказы святых, и потом, если я чего-то не вижу, это не значит, что этого нет!
– Разумно! Иначе мы будем отброшены к уровню тех судий, которым Галилео Галилей кричал: «А всё-таки она вертится!»
Света улыбнулась:
– Вот именно!
Игорь присел рядом:
– Наверное, вся проблема – в уровнях. В уровнях человечества. Находясь на уровне А, люди не видят того, что находится на уровне Б, затем, поднимаясь, начинают догадываться, потом видеть чётче и, наконец, признают. Но уровней – десятки и сотни, а значит, и открытий – невероятное множество… – он помолчал. – Сегодня я не хочу верить в ангелов, а завтра окажется, что они так же причастны к нашей жизни, как, допустим, радиоволны, которые никто не видит, но которые существуют, и это – неоспоримо!
– Игорь, – сказала Светлана, – помнишь, ты однажды признался, что не знаешь механики действия?
– Конечно! Как можно перебросить с планеты на планету плотное тело всего за несколько минут, и чтобы тело при этом продолжало дышать и мыслить?
– Я много думала об этом и перечитала все книги, которые могли бы хоть что-то прояснить. Я имею в виду духовные книги.
Игорь сосредоточенно слушал.
– Мне кажется, – продолжала Света, – что объяснение существует. С точки зрения современной науки это невозможно, да? Но если взглянуть со стороны духовной, то ничего невозможного нет! Книги рассказывают о святых, которые являлись после своей смерти здесь, на земле. Как они могли это делать? Ведь их тела уже погребены! Так вот, я думаю, что всё дело – в духовном теле, в котором они находятся в высших мирах.
– Если не ошибаюсь, их называют Царствием Небесным?
– Да. В тех мирах они продолжают жить в особом тонком теле, об этом пишут христианские авторы. И возможно, что в тот момент, когда они хотят стать видимыми на земном уровне, они просто уплотняют своё духовное тело. И тогда это тело может действовать и говорить. А когда нужно вернуться в высшие миры, они опять делают его тонким.
– То есть, они пересекают границы миров, то уплотняя, то разуплотняя тело?
– Да. А у нас – наоборот. Но это может быть тот же процесс! Только сделать его сами, сознательно, мы не можем. Кто-то делает это за нас.
– Потрясающе! – сказал Игорь и с улыбкой добавил: – Я годами не мог к этому прийти, а ты догадалась почти сразу!
– Не сразу, я всё перечитала перед этим.
– Но ты знала, что читать!
– Конечно, духовные книги.
– А я смотрел на всё с точки зрения материалистической, и в этом, по-видимому, и была моя ошибка… – он подумал. – Если это так, то сразу становится ясным, почему нет усталости и куда исчезают швы.
– Верно. При прохождении пространства тело как бы растворяется, а потому растворяется всё, что с ним было. Отсюда – и омоложение!
– Невероятно! Хорошо, допустим, это – принцип действия. Но я опять не знаю – как!
Она засмеялась:
– А вот это – тайна, и знают её только ангелы, – взглянула очень ласково: – Игорь, тебе нужно спешить. Сейчас я покормлю тебя завтраком, потом ложись и, как ты делаешь это обычно, настройся на тот мир. Просто постарайся уснуть!
Игорь мягко смотрел на Светлану, затем бережно привлёк к себе.
– Что бы я делал без тебя! – сказал тихо-тихо, без улыбки. Немного подержал, затем отодвинулся: – А завтрак – обязательно?
– Обязательно! – со смехом сказала она и решительно встала: – Идём!
– Они близки к истине.
– Очень близки!
– Только они не знают, что из миллиардов миров мы подбираем им тот, который наиболее близок по физическим свойствам к Земле, чтобы им было легче адаптироваться.
– Девушка – удивительна! Врач не мог прийти к этим догадкам за многие годы, а она сразу нащупала верный путь.
– Потому что смотрит не умом, а сердцем. В вопросах духовных ум бесполезен. Смотреть нужно иначе: тонкими очами сердца.
– Пройдёт немало времени, прежде чем люди смогут научиться.
– Напротив! В последние годы таких людей становится всё больше и больше. Мир неизбежно утончается, и человеческие тела становятся более восприимчивыми к духовному. Придёт время, когда путешествие по мирам перестанет быть сказкой.
– Но эти двое – уникальны!
– Да, они намного опережают других. Но ведь так было всегда: во все времена кто-то становился первым.
– И во все времена мы будем помогать им?
– Во все времена мы будем рядом, чтобы успеть отвести рукой летящую стрелу…
Первое, что ударило в глаза, был яркий, искрящийся снег. Так вот, как ты выглядишь, мой загадочный мир! Всё намного сильнее: и свет интенсивнее, и небо глубже. А солнце, прекрасное утреннее солнце, – такое же, как на земле. Игорь поднялся и тут же утонул в рыхлом снегу. Но, к счастью, лагерь был рядом, всего метров сто. «Вымокну, пока дойду, ну да ничего!»
Шатёр Адамара увидел издалека: все солдаты жили в палатках, и лишь для владыки ставили небольшой походный шатёр. Игорь шёл по лагерю, и воины с удивлением приветствовали его: не привыкли видеть доктора днём, и, кроме того, прошёл тревожный слух, что его едва не убили и он не вернётся. Игорь отметил, что лошади не осёдланы и весь лагерь как-то расслаблен. Это значит, на сегодня переход отменён. «Что-то случилось? Или просто Адамар разрешил отдохнуть, поохотиться?»
Слуга Адамара возился подле костра и, заметив врача, изумлённо застыл. Тот хотел войти, но, подумав, кивнул слуге: пусть парень сам порадует правителя, в услужении у владыки не слишком-то сладко живётся.
Адамар показался тут же, крепко обнял, повёл внутрь шатра:
– Полночи не спал, думал, ты появишься. Ну-ка, покажи мне своё первое боевое ранение!
– Если бы боевое! – усмехнулся Игорь. – Предательское, в спину, – он обнажил плечо. – Вот так действует переход по мирам. Ничего! Хотя от кровопотери был слаб, пришлось сидеть дома три дня.
Адамар провёл пальцами по коже, помял плечо:
– Трудно поверить.
– А кто сказал?
– Шалиян. Она приходила и рассказала, что своими руками помогала вытаскивать стрелу.
– Ты видел наконечник?
– Видел.
– И что?
– Ты хочешь спросить, чей наконечник? Наш, конечно. Лучника зовут Демза. Младший брат Гофора.
Владыка был очень спокоен, но Игорь напрягся так, что сердце застучало, как молот.
– Адамар! Ты хочешь сказать, что Гофор, один из лучших твоих людей, прямой, честный воин, подослал своего брата…
– Не я хочу сказать. Он сам рассказал.
– Здесь что-то не так! Гофор был с тобой с самого начала…
– В том-то и дело! Он был со мной с самого начала, считал себя моим другом, а потом появился ты и оттолкнул его, забрал то, что, по его мнению, ему принадлежало.
– Место подле повелителя… – нахмурился Игорь. – Ладно, понимаю: ненависть, ревность. Но зачем подослал брата, тем более младшего? Сам, что ли, не мог убить?
– Сказал, что владеет луком не так хорошо, как брат.
Игорь тихо опустился на ложе:
– Не верю! Я мог бы понять, если – кто-то холодный, расчётливый, но Гофор! Он простоват, конечно, но никогда не подумал бы, что именно он.
Адамар сел рядом:
– Холодный и расчетливый не стал бы убивать прямо в лагере, а дождался первой битвы и выстрелил, когда ты у всех на виду, посреди поля, чтобы это выглядело случайной стрелой. У Гофора на это ума не хватило.
– И что теперь?
Владыка смотрел в упор:
– Хочешь знать, что будет с обоими?
– Да.
– Велю казнить.
– Адамар!
Игорь отпрянул, потому что внезапно владыка склонил к нему разгорячённое, разгневанное лицо:
– Я вижу в твоих глазах то, что видел всегда: ты жалеешь людей! Но это – не время жалеть, а время наказывать! Мне не удалось бы держать в повиновении пять тысяч воинов, если б я был таким, как ты. Я не потерплю, чтобы мои солдаты стреляли мне в спину!
– Стреляли в мою спину, Адамар, а значит, я имею права просить.
– Не имеешь!
– Почему?!
– Потому что лук, поднятый против тебя, – это удар по мне. Подкосить, сломить потерей друга. Никогда такого не прощу! Ни единому воину! Даже Гофору.
Игорь немного помедлил и встал. Он знал эту непреклонность Адамара, уже не раз наталкивался на непреодолимую стену. Что ещё сказать? О чём просить? Разве что…
– Не мучь их, не заставляй страдать. Чтобы смерть – сразу.
– Я подумаю.
– Адамар!
– Да!!!
«Железное «да», – думал Игорь, выходя из шатра. – И железная воля».
– Ты не останешься? – спросил владыка, выходя следом. – Скоро приготовят еду.
– Нет, я не голоден. Адамар, – Игорь глядел вдаль, – меня не будет несколько дней. Прошу тебя: без меня.
Адамар ничего не ответил, лишь едва заметно кивнул головой.
Света ждала. Она тихо вошла в комнату. Игорь лежал на боку, замерев, и ей хватило мгновения, чтобы понять, что произошло непоправимое. Осторожно присела рядом. Он молча взял её руку и долго держал, не поворачиваясь, не открывая глаз, пока не почувствовал, что страшная боль, вцепившаяся в сердце, в нервы, в самую душу, слегка отступила. Она положила ладонь на его лицо, и ему нестерпимо захотелось обнять её, спрятаться в этом незримом сочувствии, которое одно способно облегчить страдание. И он, резко вскочив, сделал то, что так хотел, давно, давно, – прижал к себе всё её тёплое тело, обнял жадно, не думая. Ощутил нежность рук и как она замерла в ответном объятии. Но что-то остановило его, не дало прикоснуться губами к губам, хотя она звала, трепетно ждала этого…
– Он меня не услышал, – сказал тихо, едва переводя дыхание. – Не захотел. Я думал, мы с ним лучше понимаем друг друга.
– Ничего, ничего, – она гладила его, и столько успокаивающей ласки было в её прикосновениях!
«Все женщины – матери, даже если не имеют детей. Это у них в крови», – думал Игорь. В этот миг он сам, намного старше её, чувствовал себя ребёнком, нуждающимся в защите, и был бесконечно благодарен за это объятие, за ласку. «Как я люблю тебя, девочка! Как люблю твоё дыхание, эту теплоту душевную, которая сама по себе – сокровище. Это молчание, потому что ни одно слово в мире не утешит меня. Потому что ничего поправить нельзя, нужно только взять себя в руки – и пережить».
Они сидели долго, и он тихо рассказывал ей, а потом оба встали и перешли на диван, она принесла ему чай, и он пил и молчал, и следил глазами, как синие тени сумерек наполняют углы.
Света ушла. Он так и не поцеловал её. Всё должно быть иначе, понимал, не через боль, а совсем по-другому…
В воскресенье, отложив визит к маме на следующую неделю, они поехали к морю.
– Ты уверен, что чувствуешь себя хорошо? – спрашивала Света.
– Хорошо для чего? Держать руль? Или нажимать на педали?
– Почему ты всё время подшучиваешь надо мной? – смеялась она, складывая в багажник одеяла, припасы и термос с кофе.
– Тут пути – два часа, и я не подшучиваю, я очень серьёзен.
У Светы всё внутри дрожало от предвкушения удовольствия: море, море! С морем было связано что-то детское, радостное, из тех дней, когда она маленькой ездила туда с родителями летом. Машины в семье не было, брали билеты на поезд, занимали уютное купе, и начиналось самое интересное: ожидание. Ночь пробегала мимо с небольшими остановками, на которых поезд не задерживался, а мчался вперёд, вперёд; с быстро мелькающими фонарями и цепочкой дальних огней. С пальмами, которые не росли в их городке, а потому казались знаками приближающегося чуда. В раскрытое окно врывались новые запахи: железа, машинного масла, стёртых вагонных колес, но даже они вдыхались жадно, как аромат. И вот, уже утром, после того, как в тысячный раз спросила у мамы: «когда?», после того, как десятки приморских поселков остались позади, а напряжение так велико, – долгожданное, просторное, синее, вдруг открывается море. Душа её замирала от восторга, от предвкушения первого прикосновения к нему, и когда после всей суеты семья, наконец, приходила к берегу, то не бежала, не влетала в воду с визгом, а шла степенно, рукою трогала волну и как человеку говорила: «здравствуй!»
