Елена Черкашина
Жизнь на гранях миров
Неделя шла незаметно. Гастан поправлялся. Игорь внимательно следил за его состоянием, заставлял принца аккуратно принимать лекарства. А вокруг шла подготовка к строительству форта: солдаты носили камни, мощные ахисы подтягивали к подножию холма огромные валуны. Игорь загорелся поначалу, с интересом смотрел, как закладывают фундамент, но, убедившись, что здесь его навыки не нужны, – архитекторы хорошо знали своё дело, – немного остыл. «Пора домой, – сказал себе, проснувшись на шестое утро, – тут справятся без меня».
Принца устроили полулёжа на спине одного из ахисов, окружили почётной охраной из трёхсот бойцов – и двинулись в путь.
– Я оставляю тебя, Гастан, – сказал Игорь за полчаса до отправки. – Мне нужно… исчезнуть.
– Твои исчезновения вселяют тревогу, – обеспокоенно произнёс принц. – Как можно выйти из охраняемого дворца, а затем вернуться так, чтобы никто не заметил?
Игорь задумался: «И что мне ответить?»
– Не хочешь говорить? – спросил Гастан. – Не надо. Но я скажу тебе, чем это кончится: тебя станут бояться.
– Я расскажу при следующей встрече, – спокойно ответил Игорь.
– Когда ты, неведомо как, появишься во дворце?
Врач улыбнулся:
– Именно. А пока – давай попрощаемся.
Гастан тепло обнял друга:
– Ты слишком дорог мне, и я, как и мама, каждый раз опасаюсь, что ты не вернёшься.
– Вернусь. Непременно вернусь.
…Смех, возня малышей, забавные попытки Саши стать на ножки и, держась за диван и за стулья, передвигаться по комнате; потом – прекрасный обед, тишина, когда все задремали, и опять веселый и шумный вечер.
Он наслаждался каждой минутой, забыв о работе и обо всех мирах, кроме этого: маленького, чистого мира своей семьи. А когда воскресенье кончилось, лёг рядом с женою и тихо сказал:
– Никуда не лечу. Сегодня – только ты…
Пространство звенит напряжёнными нотами. Они звучат, как колокола. Близится что-то, но что – невозможно понять: у него нет лица, только страшная, чёрная, шевелящаяся масса. Я опять на грани, и невидимый полёт расслабляет всё тело. И лишь некий голос, тревожный, неслышный, шепчет мне: «Будь осторожен…»
– Мама, – смеющийся взгляд Ласоро обращён к Юсан-Аминах, – ты приготовила мясо?
– Мясо? – она растерялась, но тут же поняла, о чём речь. – Он вернулся?
– Он здесь, работал всё утро и обещал быть к обеду.
Мать императора бросает мгновенный взор на место врача, пустующее больше недели, и опять смотрит на сына:
– Ты мне ничего не сказал…
– Не волнуйся, я предупредил поваров. Он будет доволен.
– Главное, чтобы он был сыт!
Ласоро улыбается и опускает глаза в тарелку. В эту минуту в обеденный зал входит Игорь, оживлённый, весёлый, делает быстрый общий поклон и останавливает взгляд на Юсан-Аминах. Она больше не может есть, все её мысли и чувства прикованы к нему: он загорел, это ему необычайно идет, а как непринуждённо держится! Слуги вьются вокруг вновь прибывшего гостя, и мать императора замирает: всё ли делают, как надо, угодят ли ему?
Длинный обед кажется ей невыносимой пыткой. Наконец, доеден десерт, и Юсан-Аминах бросает салфетку. Все встают. «Ну вот, теперь можно и поздороваться!»
Игорь подходит и, стоя между Ласоро и Юсан-Аминах, извиняется за опоздание. Она, как обычно, ласково журит его за долгое отсутствие, а затем спрашивает, понравился ли ему обед.
– Если меня так будут кормить, то, пожалуй, я перестану исчезать надолго, – смеётся врач, вежливо склоняется над рукой Юсан-Аминах и, ссылаясь на множество дел, начинает прощаться.
На её лице явственно читается огорчение: она не может скрыть ни от себя, ни от других, как дорога для неё каждая минута, проведённая рядом с ним. Но Ласоро, этот тонкий дипломат и почтительный сын, уже становится таким образом, чтобы заслонить мать от посторонних взоров и дать ей секунду оправиться. Последний взгляд на удаляющуюся фигуру врача – и она совладала с собой и благодарно берёт под руку сына:
– Милый, если у тебя нет важных дел, проводи меня к Гастану…
Юсан-Аминах бесконечно счастлива, что принц вернулся домой живым и с ранением, тяжесть которого осталась позади. Конечно, её посвятили в подробности, и Гастан честно сказал, что, не будь Игоря, он потерял бы руку.
– Только он может творить такие чудеса, – добавил юноша.
– Только он… – повторяет мать.
А Игорь работал, напряжённо, сосредоточенно, почти не тратя времени на отдых, но неизменно оставляя свободными выходные дни. Малыши подрастали и требовали всё больше и больше внимания: поиграть, поучить новым словам, да и просто посидеть с ними, расположившись на ковре среди игрушечных собачек и ярких мячей. Близнецы очень активны, любознательны, и если вдруг наступила тишина, то можно быть уверенным: исследуют новый предмет. Света каждую минуту на страже, но едва успевает закрыть кухонные шкафы, чтобы в них не залезла детская ручонка.
– Самые любимые игрушки, – смеётся она, – не мишки и машинки, а то, чем «играют» взрослые: кастрюли, поварёшки. Но если бы только один бил ложкой по сковороде! А то ведь двое! Смотрят друг на друга и…
Игорю знаком кухонный «концерт», а потому в очередной выходной он ставит на дверцы нижних шкафов пластмассовые зажимы, чтобы юные «дирижёры» не добрались до «музыкальных инструментов». «Ну вот, теперь в доме порядок, а так же мир», – думает он, глядя на счастливое лицо жены: она стала намного спокойнее с тех пор, как он начал все вечера проводить дома.
– В этом году, – сказал Гастан, – к скалистым озёрам едет не весь двор. Многие пожилые министры остаются: им не по силам долгий переход. И кроме того, они видели чудо много лет.
Игорь улыбнулся: «Даже к чуду можно привыкнуть…»
– А Ласоро и Юсан-Аминах?
– Конечно же, едут. Слуги уже готовят ахисов и поклажу в дорогу.
Игорь задумался о том, что ему нужен новый отпуск. Последний он брал в декабре: именно тогда они с Юсан-Аминах бежали из плена. Он вспомнил, как она ловила рыбу, сидя на скале, и поднял взгляд на Гастана:
– Охраны должно быть больше, чем достаточно.
– Я позабочусь об этом.
Вернувшись домой, врач подошел к жене:
– Света, мне опять нужен отпуск.
Она посмотрела растерянно:
– Но тогда на лето ничего не остаётся!
– Верно, не остаётся.
Она легонько вздохнула:
– Хочешь поехать к скалистым озёрам?
– Очень хочу.
– Поезжай, посмотри на Ангела.
Игорь привлек её к себе, заглянул в глаза, в которых появилась нотка грусти:
– Малыши подрастут, и мы вместе будем смотреть на чудо. Каждый год!
– Хорошо, – она потерлась о его щёку. – Возьмите больше охраны.
– Гастан обещал дать целую армию!
Он собрался скоро: тёплые вещи, неизменный спутник – чемоданчик с медикаментами, бритва, кусочек мыла, полотенце. Пожалуй, достаточно: не стоит обременяться вещами, когда трогаешься в путь.
Новая лошадь, которую подарил ему Ласоро, отличалась бойким и немного строптивым характером; Игорь немало труда положил, чтобы приноровиться к ней. Но всё же ехать на ахисе отказался: лучше упрямая лошадь, чем покладистый, но неповоротливый ахис.
«Я его понимаю, – думала Юсан-Аминах, наблюдая, как врач ловко гарцевал на своем жеребце, появляясь то в начале, то в самом хвосте каравана, – ему нужна скорость, движение, свобода, а что может ахис? Только нести свою поклажу да мерно раскачиваться в такт тяжёлым шагам». Ей нравилось смотреть на Игоря, и она то и дело поворачивалась, ища его глазами.
Наконец, он «нагарцевался» и подъехал к ней.
– Путешествие обещает быть приятным? – спросил, улыбаясь.
– Надеюсь, что да. Во всяком случае, на этот раз ловить рыбу я не собираюсь.
– А вы разве умеете? – деланно удивился Игорь.
Она засмеялась и не ответила.
– Это была самая вкусная рыба в моей жизни, – опять улыбнулся он.
– После того, как подгорела?
– Даже после этого!
День клонился к вечеру, когда караван расположился на ночёвку. Между женских шатров Игорь заметил тоненькую фигурку Ронель. «Ну конечно, где принц – там и принцесса. Интересно, как обстоят дела с согласием на свадьбу? Насколько я помню, Ронель собиралась написать отцу и матери. Что ж, возможно, это самый короткий и безопасный путь».
Гастана он нашёл среди солдат: не изменяя себе, принц делил с ними простую трапезу. Врач присел рядом, и перед ним тут же поставили тарелку овощей.
– Ешь, это вкусно, – улыбнулся Гастан.
– Не сомневаюсь.
Они разговаривали, и Игорь задал свой вопрос. Принц покачал головой:
– Мы послали два письма, но пока никаких известий.
– Значит ли это, что он обдумывает, как бы изящнее отказать?
– Не думаю. Насколько известно, во всех близлежащих землях нет ни одного владыки, который не был бы женат. Получается, что лучшая партия для девушки – принц, тогда почему не я?
Гастан улыбался, но Игорь понимал, что говорит он серьёзно.
– Как жаль, что мы не доехали, – произнёс врач, – уверен: мы привезли бы согласие.
Юноша не ответил, смотрел в огонь. Игорь посидел немного и встал:
– Пойду, пройдусь.
Он вышел за пределы лагеря и, остановившись, вгляделся во тьму. Острый ветер принёс запахи сырости, дальнего дождя, прибитой пыли. «Хорошо! – Игорь крепко вздохнул. – Просто поле, дождь, тишина. На этой планете безмятежность разлита повсюду, и, как бы ни был суетен человек, он не успел заполонить собою пространство, сделать его таким же напряжённым, как он сам. Пока не успел… – склонил голову: – Да, сравнение с Землёй не в пользу последней. А если бы пришлось выбирать, – неожиданно подумал он, – где бы я предпочёл остаться? – взглянул на звёзды. – Наверное, там, где я нужнее, где необходимость в моих навыках больше. Но только вместе с семьёй».
Лёгкий шорох заставил его обернуться. Неподалёку маячила крепкая фигура знакомого воина.
– Это Гастан поставил тебя меня охранять?
– Да, господин. Ходить одному небезопасно.
– Ладно, расслабься, я возвращаюсь.
И направился к своему шатру.
– Ты здесь? – Света проснулась и, не раскрывая глаз, тянется к Игорю.
– Спи, спи, меня нет.
Она улыбается:
– Тогда это сон?
– Может быть…
– Обними меня.
Он обнимает жену, лежит немного, пока она засыпает, и тихо встаёт. Тревожно задумывается: он не по своей воле прошёл пространство, его провели. Для чего? Что-то забыл? Не сделал? Проходит по дому, оглядывается в надежде, что какой-то предмет разбудит его память, ничего не находит и опять ложится в постель. Час-два отсутствия – не страшно, никто не хватится его так скоро. Так что же он забыл?
Он думает о жене, о детях, окунается в теплоту и тишину дома, впитывает в себя то, чему нет названия, но что наполняет миром и покоем его душу. Часы на маленьком столике показывают три: пора возвращаться! Впереди – ещё один долгий день на бойком жеребце, а дальше – неделя у скалистых озёр.
Светлана беспокойно шевелится во сне, и Игорь прижимает её к себе, гладит тёмные локоны: в его объятиях она всегда успокаивается. Маленькая рука замирает на его груди. «Девочка, милая девочка, ты устала. Набегалась, накрутилась за день: стирка, уборка, готовка. А я – почти не помощник».
Так и не поняв, для чего возвращался, он засыпает. И уже в самом глубоком сне, на грани одной из бездн, слышит короткое слово: «Попрощаться…»
– Я не смогу просто смотреть, я вмешаюсь.
– Не имеете права. Ни вы, ни я.
– Стоять рядом и наблюдать, как рушится то, что стало его опорой? Что для него важнее всех миров?
– Мне нечего вам ответить. Но, разрушая события, начертанные на спирали, мы разрушаем всю его жизнь. Вы же знаете, что потом он всё равно будет счастлив.
– Эта потеря навсегда оставит в нём страшный след. Никогда не забудется, никогда не растворится, и боль будет мучить врача всю его жизнь.
– Вы ошибаетесь. В тот день, когда он поймёт, что есть истинный лик смерти, всё изменится в нём самом. Не волнуйтесь, протяните к нему руки, но держите легко, не мешая предначертанному случиться.
Когда на третий день пути караван подошёл к горам и остановился на широкой площадке, здесь ждали десятки крестьян. Но Гастан резко рукой отодвинул их руководителя и поручил своим воинам нести тюки и баулы. Игорь видел это, но не сказал ни слова, лишь удивился. Крестьяне разошлись, недовольно оглядываясь.
– Я должен быть осторожным, – сказал Гастан, обращаясь к врачу. – Здесь могут быть те, кто покинул разбойничий город перед началом битвы.
– А такие были?
– Да, и немало. Они уходили небольшими группами в разных направлениях, но мы не стали преследовать их: для этого пришлось бы рассредоточить всю армию.
– Ты мне не сказал…
– Ты и так натерпелся. Теперь это – моё дело.
Игорь не ответил.
– И ты тоже, – добавил Гастан, – будь осторожнее. Не отходи далеко от лагеря и не отгоняй солдат охраны, – принц улыбнулся: – Договорились?
Лёгкая усмешка тронула губы Игоря. «Слишком много хлопот вокруг моей персоны», – хотел он сказать. Но почему-то странная тревога стиснула грудь, и он промолчал. «Что же, я боюсь? – спросил себя. – Да нет, страх тут ни при чём. Разумная осторожность. Это раньше я мог рисковать, а сейчас – есть Света и дети».
Он поднимался по тропе и едва ли заметил, как человек в глухом плаще, тяжело опираясь на трость, посмотрел на него пристальным взглядом…
Первая ночь шла очень тихо. Люди, ещё не измученные ожиданием, спокойно ходили по берегу озера, слуги суетились у костров, вельможи радостно общались в непринужденной обстановке. Ласоро и Юсан-Аминах сидели на высоком помосте; у ног императрицы поставили жаровню с углями, и она иногда наклонялась, чтобы погреть руки. Игорь поднялся и сел рядом на удобный стул.
– В этот раз всё по-другому, – улыбнулась она.
– Да, по-другому, – врач обвёл взглядом сияющий огнями лагерь, – теплее, сытнее, но не так романтично.
Юсан-Аминах засмеялась, бросив на него ласковый взор. «Ты чем-то встревожен», – подумала она. А вслух произнесла:
– Поэтому вы хмуритесь?
Игорь быстро глянул на неё.
– Я не хмурюсь, – возразил он. – «Знает ли она?» – подумал и спросил: – Где ваша охрана?
Юсан-Аминах обернулась:
– Вон там. Один, два, три, четыре… сбилась со счёта. Гастан приставил ко мне человек двадцать солдат.
– Но и сама, – Игорь склонился к ней, – будь осторожнее.
Её лицо согрелось, стало мягким и нежным.
– Я осторожна, – ответила в тон ему.
Два человека следили в эту минуту за Игорем и Юсан-Аминах: Ласоро, старавшийся смотреть в сторону, но тонко сопереживавший привязанности матери и врача, и – другой. Он стоял далеко, но видел и ярко освещённый помост, и людей, сидящих на нём. В его взгляде не было ничего сочувственного, лишь тяжёлое, пристальное внимание. А когда он отвернулся, то едва не разломал свою трость, ударив ею по придорожному камню…
Игорь спал. Во сне всё было проще: ни тревог, ни напряжения. Тёплый уютный дом, тихое утро, сонные личики малышей, которых он по очереди умывал в ванной. Только Светы почему-то не было, и он долго искал её, переходя из комнаты в комнату, звал и не слышал ответа…
День начался с того, что пришли люди и рассказали, что Ангел появился на самом верхнем озере, принесли воды в подарок императору. Ласоро, следуя традиции, пригубил немного и омочил лицо. В благодарность он одарил посланцев небольшой суммой монет. А спустя час или два слуга сообщил Игорю, что какой-то человек очень хочет поговорить с ним. Неподалёку от палатки стоял крестьянин.
– Господин, – начал он, – я знаю, что вы – врач, и лечите богатых людей…
– Не только, – перебил его Игорь, – я лечу всех, кто нуждается во мне. Что случилось?
– Моя жена. Кажется, она рожает.
– А зачем же ты взял её с собой, если знал, что ей пора родить?
– Да вроде рано…
Игорь повернулся, чтобы взять чемоданчик, но что-то остановило его. «Это ловушка!» – пронзила мысль. Опять посмотрел на крестьянина: простое лицо, во взгляде – ничего необычного. «А если не ловушка? Если и вправду преждевременные роды? И если я не пойду, ребенок может погибнуть».
Он вошёл в палатку и твердой рукой взял чемоданчик.
Идти пришлось минут двадцать. Солдаты охраны следовали за ним. Всю дорогу крестьянин рассказывал, как страдает жена, приводил подробности, и у Игоря отлегло от сердца: если врёт, то очень умело.
– Это её первые роды? – спросил.
– Нет, у нас уже трое.
«Значит, четвертый родится в самом необыкновенном месте», – подумал врач.
Несколько раз, огибая скалы, они выходили на площадки, с которых открывался изумительный вид. Игорь никогда не поднимался так высоко. Казалось, что озёра созданы по единому, кем-то задуманному гармоничному плану: все – в виде чаш, и только четвёртое – в виде плавной подковы. Он остановился и, переводя дыхание, любовался. Крестьянин терпеливо ждал.
Когда поднялись к пятому озеру, оказалось, что ловушки нет и женщина, действительно, ощущала схватки. Игорь дал ей лекарство и часа полтора сидел, следя за её состоянием. Наконец, ей стало лучше, и она даже попыталась встать.
– Ни в коем случае, – запретил врач, – только лежать, и обратно ехать в повозке.
Он долго инструктировал крестьянина, как правильно обращаться с женой, чтобы не вызвать преждевременные роды, затем оставил лекарства и, в сопровождении воинов, начал спускаться. Где-то внутри чувствовал напряжение и думал о том, что сейчас он наиболее уязвим. Кто угодно мог скрываться среди огромной массы людей, приехавших к озёрам. Но безмятежная красота вокруг успокаивала нервы. Войдя в лагерь, Игорь уединился в палатке и лёг спать.
Лишь на третью ночь появился Ангел. Высокий, с прекрасным ликом, он восхитил Игоря той нежностью, которая изливалась из его глаз на людей. «Духовное благородство, – думал врач, – выше которого и быть не может. Оставить свой тончайший мир и спуститься к нам, чтобы порадовать, освятить воду, а через воду – тела. Позволить нашей природе сделаться тоньше и этим приблизить нас к себе…»
Остаток ночи после того, как Ангел растворился, Игорь пребывал в необыкновенном расположении духа. Всё в нём пело, мир казался необычайным, окрашенным в небывалые тона. А потому он не заметил, как солдаты охраны, охваченные всеобщим ликованием, побежали вниз. Все, кроме одного: он стоял неподалёку и с тоской смотрел на воду. Но не двинулся с места, а потому и получил удар в спину: короткий, страшный удар ножом. Игорь повернул голову и увидел, как воин падает, но не успел закричать: мир внезапно накрыла тьма…
«Жив», – сказал сам себе, когда очнулся. Голова гудела, и хотелось ощупать её, но связанные сзади руки не позволяли этого сделать. «В этот раз вы гораздо осмотрительнее», – подумал о дикарях. Огляделся. Место, куда его привезли, было похоже на крепко сбитый сарай, в котором раньше держали животных. «Почище ничего не нашли?» Посмотрел вверх. Свет дня пробивался сквозь широкие щели в крыше. «Значит, уже утро. Сколько я здесь? Обморок не тянется слишком долго, скорее всего, не более трёх часов». Он попытался освободить руки, но не смог, и остался в той позе, в которой очнулся, лишь удобнее уложил ноющую голову. Себя не утешал, не призывал к спокойствию, просто лежал.
Спустя какое-то время дверь распахнулась, и его выволокли наружу. Там, среди скал в узкой низине, расположился маленький разбойничий лагерь: с десяток палаток, временные дощатые строения, загон для овец. Жители собрались и стояли тесной толпой, оживлённо переговариваясь. «На меня посмотреть, – заключил Игорь. – Показательная казнь!»
Он ещё не понимал, что всё происходит в реальности и не с кем-то другим, а именно с ним: постоянная привычка на всё смотреть со стороны мешала ему сейчас осознать серьёзность происходящего.
Человек с тростью стоял впереди. Взгляд, тяжёлый, пронизывающий, впился в Игоря. Наконец, он разжал губы:
– Так значит, лечить наших людей ты не захотел…
Игорь мог бы ответить, но счёл благоразумным промолчать. Он узнал дикаря, которого оперировал несколько месяцев назад. «Ты остался в живых: ну конечно, принимать участие в битве не мог, а потому, скорее всего, покинул город перед этим…»
Главарь подошел ближе.
– После того, как ты исчез, – слегка задыхаясь, начал он, – к нам пришли солдаты, много солдат, целая армия! Ты рассказал им, конечно!
Врач молчал.
– Я видел много боёв, но такого – никогда! – продолжал старик. – В нём погибли все наши воины! Я потерял сына, а каждый из этих людей, – он указал на толпу, – либо всех сыновей, либо мужа, либо брата…
– Ты хочешь, чтобы я оправдывался? – перебил его Игорь. – С какой стати? Потому что ты выбрал путь убийства и разбоя? Или ты не знаешь, что взявший меч от меча и погибнет?
«Зачем я говорю это? Разве меня здесь поймут?» – пытался остановить он себя, но не мог.
– Ты сам погубил своего сына, когда научил грабить и убивать. Вас был целый город, вы что, не могли жить мирно? Ведь у каждого была какая-то профессия.
– Замолчи! – крикнул старик. Он горел, губы дрожали, а рука, опиравшаяся на трость, затряслась. – Ненавижу тебя! – зашипел он, подойдя и вцепившись в Игоря.
Врач, сделав резкое движение, вырвался. Толпа взволновалась.
– Убей его! – слышались крики. – Убей! Раскромсай его!!!
Старик оглянулся на соплеменников, в глазах зажглось что-то нечеловеческое…
– Нет! – резко выкрикнул он и стукнул тростью о землю. – Пусть мучается за каждого из нас! Руки! Развязать ему руки!
Несколько воинов бросились к Игорю и, вцепившись в плечи, сняли путы. Старик придвинулся ближе:
– Покажи!
Не понимая, в чём дело, Игорь протянул раскрытые ладони.
– Он врач! – усмехнулся старик. – А без рук он – никто! Отрубить ему руки!
Игорь похолодел. Реальность, до этой минуты казавшаяся спектаклем, вдруг остро хлестнула действительностью. «Я истеку кровью прежде, чем меня успеют перенести», – мгновенно подумал он.
– Эти руки спасли тебе жизнь! Ты бы умер от сепсиса! – бросил он в лицо старику, но тот лишь рассмеялся. – Прекрати это, – сказал врач тише, – я останусь и буду лечить твоих людей, – в эту минуту он подумал о Свете и детях.
Но главарь уже отвернулся. Откуда-то сбоку прикатили обрубок полена, Игоря бросили на колени и, крепко держа, заставили вытянуть руки. Секунда, другая… «Успокойся, – сказал он себе, – боль – это не самое страшное…» И отвернул голову, чтобы не видеть…
Но в эту минуту какая-то женщина вырвалась из толпы и голосом Светы крикнула:
– Нет!!!
Игорь вздрогнул всем телом.
– Нет!!! – она упала рядом, отталкивая воинов. – Не смейте прикасаться к нему! – обняла, заплакала. – Это – мой муж!
Толпа онемела. Только старик, придвинувшись ближе, склонился над ними.
– Кто?! – переспросил.
– Мой муж! – Света высоко подняла голову.
– Девочка, что ты наделала… – тихо сказал Игорь.
– Это правда? – главарь смотрел в лицо врача.
Тот не ответил, но боль, застывшая в глазах, выдала его.
– Убейте её!
В одно мгновение Игорь оказался на ногах, оттолкнул всех и схватил Свету. Но бежать было некуда: толпа сомкнулась. И тогда он обнял её, крепко, очень крепко, и закрыл собой. Но её оторвали, и один из воинов легко, играючи, поднял меч. Она лишь вскрикнула негромко – и осела на землю…
– В сарай их! – приказал главарь. И, глядя на врача, добавил: – Хватит с тебя на сегодня…
Игорь положил Свету на солому и, не замечая, как трясутся пальцы, обследовал рану.
– Мне не жить? – тихо спросила она.
Он не ответил. «Минута, может быть, две».
– Я знаю, – её голос шелестел, как трава.
– Зачем? – склонился он ближе. – Зачем ты пришла?!
– Чувствовала, что… что-то случилось… Весь вечер… не находила себе места…
Он смотрел на неё и не слышал, как по щекам побежали слезы.
– А потом… – она едва шептала – отвезла…детей…к маме…
– Не надо, девочка, не говори…
Она уже не могла шептать, только смотрела. Но всё же губы слегка шевелились, и он прочёл: «Отнеси меня домой!»
– Конечно, домой! – Игорь обнял её. – Домой! Мы идём домой, ты и я. А когда проснёмся, то всё будет нормально…
Он понимал, что не успеть, но утешал её и – себя. «Домой! Мы возвращаемся, и кто знает, может быть, они смогут перенести её живой…»
Света вздохнула, как лёгкое облако, ладони разжались, а лицо, до этого напряжённое, стало мягким, спокойным. Слезинка выкатилась из-под закрытых ресниц.
– Игорь! – прошелестел её голос.
– Я здесь, моя девочка!
– Мне хорошо, – вдруг чётко сказала она.
И перестала дышать.
…Он лежал рядом, – долго, до темноты. А потом всё закружилось, и чистый воздух пространства проник в лёгкие. Тонкие нити радости согревали его. «Она умерла, а я радуюсь?» – подумал он. Но сзади послышался смех, ясный и чистый. «Так смеётся только она!» И хотел обернуться, но не смог, а продолжал лететь, стремительно рассекая пространство.
– Любимый! – голос звучал совсем рядом.
– Девочка, покажись!
– Не могу! Я ещё не пришла в нужное место!
– Что значит – нужное место?
– Не знаю, но там хорошо, оно привлекает меня.
– Летим домой!
– Я по дороге домой.
– Летим к нашим детям!
– Родной, у них есть ты…
– Без тебя мне не справиться.
– Ты же знаешь, я не могу…
Он несётся вперед, и смех затихает, оставаясь далеко позади…
Часть 4. Мужество
– Он падает.
– Нет, никогда!
– Им овладевает отчаяние.
– Я вижу и знаю.
– Мужество оставляет его…
– Остановитесь! Вы, зная врача много лет, говорите, что мужество оставляет его?!
– Он не был готов, всё произошло так внезапно. И кроме того, он считает, что по его вине…
– Это ошибка! Люди часто считают, что нечто произошло по их вине, в то время как событие не могло не случиться!
– Я должен помочь ему.
– Помогите: пропустите Ласоро.
– Вряд ли юноша, только что вступивший в жизнь, сможет оказать ему серьёзную духовную поддержку!
– У этого юноши хорошие мысли в голове! Он станет началом той цепи, которая приведёт к завершению путь страданий врача. А потому – пропустите Ласоро, и вы увидите, как предначертанное меняет свой лик.
– Но почему вы раньше не разрешали мне этого сделать?
– Объясню. Дух человека – как огненный металл в кузнице: он должен накалиться до крайней степени и лишь потом приобрести нужную форму. Без этого закалка невозможна. Врач, находясь на грани своих духовных сил, черпает исключительное мужество в ресурсах, о существовании которых и не подозревает, а в кузнице его духа куётся новый человек: сильный, исполненный воли, не падающий даже тогда, когда весь мир дрожит под ногами. Такой человек не позволит эмоциям и отчаянию овладеть собой, не станет игрушкой в руках боли, пусть даже самой безжалостной. Пропустите Ласоро – и вы сами увидите, что приобрёл дух врача за последние дни.
Вот уже две недели Ласоро, напрягая всю силу и волю, пытался пересечь пространство. Просил, умолял, приводил разумные доводы, обращаясь к таинственным существам, о которых его друг говорил, что именно они решают, «да» или «нет». Часами лежал в тишине, но, открывая глаза, видел всё ту же роскошную комнату и лепной потолок…
В ночь, когда исчез Игорь, а рядом с его палаткой обнаружили тело убитого воина, весь лагерь подняли по тревоге. Солдаты с величайшей тщательностью обыскали всё вокруг, перевернули шатры, но ничего не нашли: ни намёка, ни малейшего следа. Крестьяне, дежурившие внизу, рассказывали, что видели небольшую группу людей, спешно уходящих на запад, и что их поклажа показалась им чересчур велика.
Гастан взял две сотни солдат и верхом на самых быстроходных ахисах обследовал близлежащие районы, но нашёл лишь кострища, брошенные лагеря и оставленные стоянки. К величайшему горю Юсан-Аминах он вернулся ни с чем. Обратный путь в город был похож на траурную процессию…
«Я потерял его, – думал Ласоро, медленно идя по дворцу. – Лучшего друга, почти отца…» Приблизившись к покоям матери, резко свернул в сторону: боялся встречи с ней, её взгляда, молчаливого упрёка: «Ну как же, сынок, ты его ещё не нашёл?» – «Нет, не нашёл и вряд ли найду, пока не пересеку пространство и не узнаю, в чём дело. А вдруг Игоря нет и там? – император остановился, и слуга, на отдалении следовавший за ним, испуганно замер. – Вдруг Игорь погиб? – Ласоро поднял голову: – Этого не может быть, потому что есть ещё много картин, неисполненных и связанных именно с ним. Или я больше не вижу будущего…»
За обедом понял: мама плакала, хотя и пыталась скрыть отчаяние, овладевшее ею в последние дни.
– Ты должна верить, – прошептал он, склонившись к ней.
– Я чувствую горе и страшную боль, – отвечала она. – Каждый раз, когда я думаю о нём, у меня всё внутри разрывается…
«Странно, – Ласоро прижал салфетку к губам. – В моих картинах я вижу Игоря здесь и счастливым. Но мама чувствует тоньше…»
Едва настал вечер, он отправил слуг отдыхать и лёг на кровать. «Мне нужно перейти пространство, – сказал, обращаясь ввысь. – Я должен узнать, что случилось, найти Игоря – или не найти…»
Он спал очень спокойно и не видел снов, а когда открыл глаза, то ощутил, что продрог и хотел натянуть одеяло, но синие тени от фонарей, скользившие по потолку, сказали: ты не дома! «Наконец-то!» – едва не вскрикнул Ласоро, быстро поднялся и, осторожно продвигаясь по комнате, погружённой в полумрак, дошёл до двери. «А где же Света? – подумал он. – Ведь это – их комната. У них сейчас раннее утро, они должны спать…»
В зале несколько раз натыкался на маленькие предметы, разбросанные по полу, а подняв один из них, обнаружил резиновый мяч.
– Кто здесь? – вдруг раздался голос хозяина.
– Я!
Вспыхнул свет, и Ласоро, зажмурившись, прикрыл глаза рукой. В следующую секунду он ощутил себя в объятиях Игоря. Тот держал его крепко и так долго, что юноша успел ощутить то, чего никогда не чувствовал прежде: Игорь не просто рад его видеть, он ждал его, как ждут близкого друга, по-настоящему родного человека.
– Что случилось? – спросил Ласоро.
– Света погибла, – без предисловий ответил врач.
Юноша замер и несколько секунд стоял, будто его ударили. А затем испуганно спросил:
– А дети?
– Дети в порядке…
Игорь, видимо, спал на диване: скомканные одеяла сказали Ласоро об одиночестве и отчаянии гораздо больше, чем могли бы сказать слова. Он обвёл взглядом комнату: пусто, без Светы – пусто! Безысходность, боль во всём! И в том, как стоят детские бутылочки на краю стола, и как замерли на полу игрушки, и как застыла спина Игоря, который, сдвинув рукой одеяло, присел на диван.
– Садись, – тихо сказал хозяин, – я расскажу.
Он не плакал и не стонал, и вообще, рассказывал просто, но Ласоро не мог сдержать слёз: они катились градом, когда он слушал, как Света закрыла собой мужа, не позволив отрубить ему руки, и как воин легко поднял меч.
– Лучше бы я остался без рук, – повторял Игорь, сцепив ладони и крепко, до белизны, сжав пальцы.
Он вставал, ходил по комнате, а затем продолжал.
Её перенесли, положили прямо в спальне, но уже бездыханную, и она лежала очень тихо, а на теле не было ни одной, даже крохотной раны.
– Я так и не смог объяснить, отчего умерла жена, – продолжал Игорь, – меня чуть не заподозрили в каком-то страшном, изощренном убийстве. Но остались друзья, коллеги, они сделали фиктивное заключение о смерти: инсульт, и меня оставили в покое. Только как жить с этим дальше? Её мать: как мне смотреть ей в глаза?
