Елена Черкашина
Жизнь на гранях миров
– Миры бесконечны, а таких – мало. Что отличает его от других, что делает особенным?
– Действенная любовь. Он не просто живёт, он каждым шагом творит добро. Забыв о себе, поставив себя на самое последнее место.
– Ничего не страшась…
– В особой, непоколебимой целостности духа. В бесконечном движении по граням миров, в неустанном стремлении к постижению, созидая опять и опять.
– Всё верно. Это – он…
– Возвращайтесь и станьте ему ещё более надёжной опорой, потому что путь продолжается.
Лик жизни и смерти
Книга 3
Часть 1. Долина
Мирный вечер нисходит на долину. Слышится глас пастухов, возвращающих стадо в деревню, солнце уже неярко и тихо бросает приглушённые лучи. Прогретый воздух напоен запахом трав и цветов, аромат особенно густ в этот час и мягко стелется по низинам, а лёгкий, свежий ветер уже повеял, уже торопится пригнать с гор приятную прохладу.
«Я живу… Мой мальчик, моё дитя, тебя нет, ты – далеко-далеко, а я живу и каждый вечер надеюсь, будто завтра что-то изменится, и ты вернёшься. Мне не хватает тебя здесь, рядом со мной, но в смерть я не верю, а потому знаю: ты где-то там, в тех небесах, в тех облаках или среди звёзд. Где-то ты есть и, наверное, просишь меня не плакать, крепиться. Любимый, сыночек! Я живу, потому что ты просишь меня жить…»
Тихий взгляд Юсан-Аминах устремлён в небо. Она стоит на крыше дворца, превращённую в прекрасную террасу, – зелень, пестрая россыпь цветов, – и смотрит вверх. Душа её там, рядом с сыном, в смерть которого она не верит, потому что верит в бесконечную жизнь. И всё же слёзы стекают из глаз, а губы дрожат от горя. «Разве я думала, что – переживу, что смогу понести такое? Что сердце не остановится сразу, а будет биться ещё много дней и часов? Когда ты перестал дышать, я тоже хотела и молила все небесные силы, чтобы и мне перестать. Но опять и опять приходит утро, и твой голос незримо шепчет: «Мама, надо жить…» Аминасар…»
Кто-то подходит сзади и обнимает так нежно, что она на секунду недоумённо замирает: чьи объятия несут так много утешения? А обернувшись, видит лёгкое лицо младшего сына и припадает к его груди головой. Игорь был прав, когда говорил, что Ласоро вырос: он не только вытянулся вверх, но и незримо повзрослел.
– Ты плачешь, мама…
– Уже нет.
Гладит её по лицу:
– Я тоже плачу, только слёз нет.
Она смотрит ему в глаза и видит что-то новое: неизвестный ей, серьёзный и мужественный взгляд. Откуда это? Выражение знакомое, и в то же время… Игорь! Ну конечно! Так смотрит Игорь! Это его манера едва заметно прищурить глаза и всматриваться в тебя так, будто хочет прочитать всё до конца, до самых глубин. Когда принц научился этому?! Ведь два месяца всего прошло! Но они постоянно вместе: то учатся, то просто беседуют. Сын подражает Игорю, и делает это невольно…
– Ты стал похож на него…
– На кого?
Мать опускает глаза, и Ласоро догадывается:
– Ну конечно, мы почти не расстаёмся!
– Я тоже об этом подумала.
Мгновение юноша пристально изучает её лицо: «мама, ты против?» – говорит его взгляд. Но она легко улыбается:
– Он прекрасный человек. Не знаю, как сложилась бы моя жизнь без него. Он спас мне двух сыновей!
Взгляд Ласоро становится глубоким, и мать безошибочно читает: сын опять думает о том, что так старательно пытается скрыть: о его жизни там, в далеких землях врача. «Почему они все замолкают, когда речь заходит о его родине? – недоумевает Юсан-Аминах. – Что приключилось там? Какие тайны они скрывают?»
Принц подходит к краю террасы и облокачивается о край стены. Грусть по миру, который он оставил, незримо касается его сердца. Но в нём нет отчаяния. «Игорь делает это каждую ночь, – думает он, – значит, смогу и я…» Ласоро ещё не знает, что для того, чтобы пройти, дух должен окрепнуть, иначе самые совершенные существа не смогут провести через пространство. С уверенностью, так присущей юности, он говорит: «я смогу», но прежде, чем сделать это, ему придется немало повзрослеть.
Ветер с гор задувает резкими порывами, становится свежее, и мать и сын покидают террасу. Он держит её за руку, помогая спуститься по лестнице, на ступеньках полутемно, и принц говорит:
– Нам не хватает электрического освещения.
– Так сделай, сынок, – улыбается Юсан-Аминах.
– Непременно сделаю!
«Будни. Мне нравятся будни. В них есть что-то успокаивающее, незыблемое. Как будто время, перетекая из одного дня в другой, наслаждается игрой своих капель: каждая похожа на предыдущую и – на последующую. Форма их одинакова, но содержание – разное. Нет абсолютно одинаковых капель, как нет и абсолютно одинаковых дней. Один – чуть радостнее, другой – напряжённее, третий выдался лёгким, а у четвертого вообще непонятное лицо. И все же есть то, что их объединяет: все они текут один за другим длинной вереницей времени.
Я работаю, и вот прошёл ещё один месяц. Это жаркий месяц лета в мире Ласоро и яркий, радостный май на Земле. По ночам, стоя на крыше дворца, я слышу дыхание осени. Да, как и раньше, в том прошлом, которого не вернуть, я стал проводить выходные там, где всего приятнее, где душа отдыхает: под звёздами страны эрнов. Порою я вижу тонкую фигуру Юсан-Аминах: она тоже выходит из каменных стен, поднимает лицо к небу, зябко поводит плечами от острого ветра. И тогда мне хочется подойти и обнять, и согреть её своим дыханием, но я знаю, что никогда этого не сделаю.
Иногда мне удается незаметно уйти, но чаще я остаюсь здесь, в глубокой нише, и смотрю не на неё, а на сиреневые звёзды. Два усталых человека на одной крыше. О чем думает она? О чем думаю я?
Светлана, моя девочка, носит малышей восьмой месяц. Ей тяжело, но она крепится, не стонет, не жалуется. Стала плохо спать: неудобно. И все подушки, подложенные и сзади, и спереди, не помогают. Осталось совсем немного. Потерпи, любимая, потерпи.
Да, ветер и вправду свеж. О чём я думал? Дома всё хорошо…
Ласоро! Мальчик ещё не император, но уже и не принц. Все относятся к нему с почтением. Церемония назначена на конец сентября, через неделю после дня его рождения, к тому времени страна хоть немного оправится от войны. Умница Юсан-Аминах: она понимает, что празднество на руинах и развалинах выглядело бы дикой нелепостью.
И ещё: я так и не нашёл Десту. Надеюсь, что он не погиб…»
Внезапно Юсан-Аминах поворачивается и задумчиво идёт прямо к нему. Игорь вжимается в стену.
– И давно вы сидите здесь? – звучит её неторопливый голос.
– Достаточно давно.
– Почему же не дали знать о себе?
– Слишком хорошо сиделось, – улыбается он, – а в таком случае мне пришлось бы уйти.
– Не обязательно.
Он встаёт и, сняв с себя верхнюю накидку, набрасывает ей на плечи.
– Благодарю.
Теперь они оба стоят у стены, глядя на замершую долину. Огней почти нет: деревни спят, лишь крики птиц, невидимых в темноте, нарушают тишину.
– Это лучшее место, чтобы провести ночь, – говорит она, – в комнатах невыносимо.
– Я тоже слишком много времени провожу в замкнутом пространстве.
– Вы много работаете.
– Я работаю с удовольствием.
– Это отличает вас от других.
Она подняла лицо и пристально всматривается в Игоря.
«Её глаза прекрасны при свете звёзд. А если б была луна, Юсан-Аминах поспорила бы с нею своей красотой». Она будто слышит его мысль и опускает голову. «Забыл, что с ней нужно быть осмотрительнее, – думает Игорь, – она не только видит, но и слышит…»
Он смотрит вдаль, но в этот миг плечо Юсан-Аминах слегка касается его плеча. Это произошло случайно, однако Игорь знает, что она замерзла, а потому поворачивается и привлекает её к себе, очень спокойно, давая понять, что хочет только согреть. Она не шевелится, замерла испуганно, как мышонок, и он чувствует, что она дрожит. «Настолько холодно? Или волнуется? – спрашивает себя Игорь. – Она давно живет одна, обнимай осторожнее». Но внезапно ладонь Юсан-Аминах приникает к его телу. Этот жест говорит так много, – слова не могли бы сказать больше! Игорь закрывает глаза и крепко стискивает зубы: «Держись! Держись!!!» Раз десять говорит себе «нет!» и успокаивается.
– Я видела сон, – вдруг произносит Юсан-Аминах, – в котором императором были вы.
Игорь смеётся:
– Ни в коем случае! Я – как Гастан: люблю свободу, узы императорского престола мне ни к чему.
– Возможно, не все сны стоит понимать буквально…
Он смотрит в её глаза и слегка расслабляет объятие:
– И как понимать этот?
– Император – тот, кто властвует.
«Властвует? Над кем? Что ты хочешь сказать, глядя на меня с такой прямотой?» Внезапно он понимает – и резко отстраняется:
– Я этого не хотел.
– Уже совершилось.
Игорь поправил на ней накидку:
– Мы на разных престолах.
– Когда я с вами, я – у подножья.
«Объяснение. И попробуй сказать, что тебе неприятно!»
Она отошла к стене, посмотрела вниз, затем опять подняла голову. Взгляд её был спокоен и прост.
– Я сказала это лишь для того, чтобы вы знали, как драгоценно для меня ваше присутствие. Но… больше не обнимайте меня, прошу вас. Никогда.
Он устыдился: она честна, способна на такое признание. А я мог бы сказать о чувствах так откровенно? Пожалуй, что нет. И не потому, что нет мужества, просто мне самому всё неясно, и я сам не знаю, что влечёт меня к ней: тёплые узы дружбы или – опять засмотрелся.
– Простите, – он сделал шаг назад, – это не повторится.
– Я сожалею, – вдруг тихо сказала она, – что такое не повторится. Но я не хочу жить и прятать глаза.
– И я не хочу. Ещё раз – простите.
– Конечно.
Она мягко коснулась его руки – и пошла к выходу.
Игорь всё понял: и борьбу, которую ей пришлось пережить, и непоколебимую чистоту, и тихую скорбь от невозможности быть рядом с ним, и окончательность её последнего «нет». «Никогда», – твердил он себе, спускаясь в недра дворца спустя полчаса, когда сердце успокоилось, а звук её шагов давно уже стих. «Нет – никогда».
У Ласоро ни минуты свободного времени: он учится. День за днем, собрав своих министров, принц постигает тонкости управления страной, вникает во все дела, во все проблемы. Незаметно для других он вводит то, что называется свободной дискуссией, и министры начинают щедрее делиться опытом и знаниями. «Время, проведённое у Игоря, пошло мне на пользу, – думает будущий император, – в их истории так много важных моментов, надеюсь, они помогут мне избежать грубых ошибок». Ласоро юн и понимает это, а потому вслушивается в советы вельмож с особенной тщательностью.
Но более всего он полагается не на них, а на внутреннее чувство, некое знание, сидящее в глубинах его сердца и позволяющее ему отличить белое от чёрного, поставить акценты там, где они нужны, и сказать «да» даже в том случае, когда все говорят «нет». Да, принц ещё молод, но он уже научился доверять себе.
Игорь входит неслышно и останавливается: Ласоро задумался у окна, взгляд его словно застыл, а внимательные глаза смотрят куда-то в себя.
– Я не постучал, – улыбается врач.
– Да, и не стоит. Этим ты напугал бы меня куда больше!
Юноша радостно обнимает Игоря, и тот видит: ещё немного – и принц догонит его в росте.
– Тебя не было два дня, – замечает Ласоро.
– Дежурил. Ночная вахта на земных рубежах. Света говорит, что ей тебя не хватает.
– Когда мы её увидим?
– Теперь нескоро. Пусть побудет дома, так безопаснее.
– Но она – нормально?
– Вполне. Вот только полы мыть некому…
Принц улыбнулся:
– Значит, у меня будет повод вернуться, – помолчал. – Как там Эльвира?
– Спрашивала о тебе раз десять. Или пятнадцать.
Лас отошел к окну:
– Я этого не хотел.
– Не хотел – чего? Влюбляться?
– Чтобы так всё закончилось.
«А о чём ты думал? – хотел спросить Игорь, но внезапно остановился. – А о чём думал ты сам, когда обнимал на крыше Юсан-Аминах? Иногда мы действуем согласно сердцу, не повинуясь голосу разума и рассудка. Убери эти импульсы – и мы останемся роботами».
– А я могу забрать её сюда? – спросил принц неожиданно.
– Исключено. Даже если предположить, что она пройдёт пространство и появится здесь целой и невредимой, ты уверен, что ей захочется променять свой мир на этот? Ведь здесь даже электричества нет!
– Но ведь ты нашёл что-то привлекательное в нашем мире?
– Я – не Эльвира. Я нашёл здесь целое поле для обширной работы, влюбился в сам воздух планеты…
– Да, Эльвира не так глубока.
– Для того чтобы двое соединились, нужно не только желание их самих, – продолжил Игорь, – но и внешние условия. То, что поможет, поддержит, как бы скрепит союз. Без этого влюбленные вступают в конфликт со всем миром.
– Такой конфликт у нас с Эльвирой?
– Да. Ты не можешь остаться там, а она – быть здесь.
Взгляд Ласоро опять застыл. «Это только первая жертва, которую ты должен принести на жертвенник престола, – невольно подумал Игорь. – Гастан был тысячу раз прав!» Принц молчал, и врач видел боль, скользящую по его лицу. Подошёл, положил руку на плечо юноши и вдруг тонко почувствовал что-то. Будто скорбь Ласоро коснулась и его самого. «Сын!» – сказало сердце. Игорь усмехнулся: да, такого сына хотел бы я иметь. «Твой сын», – повторило что-то. И тишина…
Он отпустил плечо юноши и отошёл подальше. «Ничего не пойму. Эти тонкие вещи недоступны разуму, и нужно время, чтобы понять, что и к чему было сказано».
Я опять между мирами. Скольжу в пространстве, словно гибкая нить. Мозг растворён, тогда что же сохраняет способность мыслить? И где моя память? В каких ячейках Вселенной она сохраняет накопленное? Где гены, где кровь? Жизнь, которая бьётся во мне, – кто сохраняет её, пока я здесь? И кто вдыхает её в меня, когда я возвращаюсь?!
– Игорь, проснись! – голос Светланы напряжён. – Мне пора…
Он открывает глаза:
– Что пора?
– Воды отошли…
Мгновенно сбрасывает с себя сон.
– Света! Ещё не время! Давно?
– Минут десять назад.
– Я звоню в «скорую».
– Я уже позвонила.
Обнимает её:
– Тебе больно?
– Немного. И страшно.
Он укладывает её в постель, приносит подушки.
– Твоя сумка готова?
– Давно уже…
– Девочка, всё хорошо. Ты лежи, я пойду, встречу их.
Быстро оделся, вышел на улицу – и у самого дома встретил врачей.
Света очень хотела родить сама, но заведующая отделением настояла на кесаревом:
– Игорь Анатольевич, она тоненькая, риск велик.
Он согласился:
– Правильно. Я могу присутствовать?
– Вы – нет. Ждите.
Остался, но переоделся, обработал руки и всё время, пока шла операция, сидел наготове: мало ли что случится! Иначе не мог. Наконец, дверь распахнулась, и вынесли малышей. Игорь поднялся. «Они ещё меньше, чем я ожидал!» – подумал растерянно, переводя взгляд с одного на другого.
– Крохотные какие… – сказал вслух.
– Не такие уж и крохотные! – возразила сестра. – Мальчик два двести, а девочка – кило восемьсот! Хотите подержать?
Он ужаснулся: «нет!» А потом, отважившись, осторожно взял сына. Ребёнок легко поместился в ладонях и, глядя на свет, щурился синими глазками.
– Он ничего не весит…
– Это не страшно, Игорь Анатольевич, дети быстро набирают вес.
Сестра смотрела с интересом и лёгкой улыбкой: такой смелый хирург, и вдруг…
– Смеётесь? – заметил он, с улыбкой отдал малыша, взял девочку: – Чтоб не обидно было…
– Правильно, – поддержала сестра, – внимание нужно распределять поровну. А то отцы любят сыновей, а на девочек ничего не остаётся.
Игорь пристально вглядывался в дочку. «Невероятно! Ведь не было, и вот – есть. Ниоткуда, из маленьких клеточек…»
– Игорь Анатольевич, – напомнила сестра, – я несу детей на осмотр, позже вы сможете навестить их.
– Да, конечно. А Света? – спохватился он. – Как она?
– Всё хорошо.
Прошёл к ней в палату, сел рядом и долго сидел, всматриваясь в прозрачное лицо. Она спала: беззвучно, едва дыша. Он редко видел её спящей, но это был особый сон, к нему остро примешивалась боль, страдание, и почему-то, сидя здесь, он явственно чувствовал это. Потом взял руку и, зная, что никто не видит, поцеловал.
– Родной… – она открыла глаза. – Ты здесь…
– Да, и больше никуда не уйду.
Она обвела взглядом палату:
– Мне холодно…
Он принёс одеяло, накрыл её.
– Дети? – одними губами спросила она.
– В порядке, их унесли на осмотр.
– Ты видел их?
– И даже держал!
– Они красивые?
«Придётся соврать…» Открыл рот…
– Света, они маленькие, с красными личиками. Ну конечно, красивые.
– А вес?
– По два килограмма.
Она облегчённо вздохнула:
– Два – это хорошо.
– Я поеду домой и привезу тебе термос, чай с молоком, помогает лактации.
– Вернёшься?
– Ещё надоем. Поцелуй меня…
– Нагнись.
Она слегка прикоснулась к его губам:
– Побрейся, детей испугаешь…
По дороге домой чувствовал, как кружится голова: от эйфории, гордости и страха. «Испугался ответственности? – смеялся над собой. – Есть такое. Одно дело – отвечать за себя, свои поступки, и совсем другое – за крошечных малышей». Войдя в дом, не стал никому звонить, хотя наступило утро, а прошёл в кухню и открыл бутылку коньяка. Налил немного: «За детей, чтоб не болели!» Выпил, подумал. Ещё налил: «За Свету, чтоб поправлялась быстрее». Третья рюмка была полнее двух предыдущих: «Чтобы всё было хорошо!» Лег на диван и уснул.
Когда через час зазвонил будильник, Игорь еле поднялся. Заварил «злодейского» кофе, выпил, поморщился и на такси поехал на работу.
«Его нет уже неделю. Куда он опять пропал? Куда он всё время исчезает? И как можно выйти из дворца, оставаясь абсолютно незамеченным?» Юсан-Аминах ходит по крыше, отмеряя расстояние то плотными, то большими рассеянными кругами, взгляд скользит по долине, покрытой густым туманом. Она встала рано и вышла сюда, надеясь увидеть врача: иногда он бывал здесь и утром, но его опять нет. «Может быть, я слишком холодно обошлась с ним? Слишком сурово? Поэтому он не выходит сюда, а теперь и вообще исчез… Надолго ли? А если – навсегда?» Она замирает в ужасе от того, что её резкость в обращении с ним могла оттолкнуть его настолько, что он покинет страну и никогда не вернётся. «Нет, нет, – успокаивает себя, – ведь остался Ласоро, а его-то врач любит…» Волнение стихает, но глубокая тревога тенью оседает в душе. «Так нельзя. Он хотел только обнять и наверняка не позволил бы большего. И разве мне не хотелось того же?» Она едва не плачет: единственный мужчина, которого выбрало сердце, недостижим для неё. Словно огромные горы между ними, а она отказалась от одного лишь объятия: испугалась, застеснялась. Ей так больно, так страшно его потерять, что вдруг понимает: если когда-нибудь Игорь опять захочет обнять, она не скажет ни слова, а просто тоже обнимет. Только едва ли теперь он захочет…
Тихий голос за спиной: слуга зовет её к завтраку. Юсан-Аминах покидает террасу. А ровно через час сюда поднимается Игорь. Он только что проснулся и, соскучившись по дворцу, делает первый обход. Обводит взглядом долину, пристально всматривается вдаль. Солнце уже разогнало последние клочки тумана, согрело поля, и отсюда, с крыши дворца, хорошо видны маленькие фигурки, бодро работающие на крохотных участках земли. «Воду им приходится носить на себе, а ведь можно было бы провести искусственное орошение! Эти крестьяне трудятся, чтобы снабдить нас всем необходимым, а что получают взамен? Не думаю, что у них есть хоть какой-нибудь пункт врачебной помощи… – размышляет Игорь. – Нужно сказать об этом Юсан-Аминах…»
Юсан-Аминах! Он почти забыл о ней в последние дни: Света, рождение детей, хлопоты… Он смотрит на место, где они стояли, и опять вспоминает. Сердце отзвучит не жаром – теплотой, мягкой нежностью. По какой-то причине, когда она рядом, ему все время хочется подставить плечо, защитить. Может быть, потому, что она так хрупка? И ведь той ночью он не хотел обнимать, он хотел только согреть…
Солнце становится жарче, и Игорь спускается вниз, обходит широким кругом комнаты императрицы, не желая встречаться, и не знает того, что жизнь, расставляя фигуры согласно собственному лукавому замыслу, уже приготовила им обоим сюрприз. Именно там, где он меньше всего ожидал увидеть Юсан-Аминах, слышны легкие шаги и шуршание платья. Мгновение – и они сталкиваются лицом к лицу!
– Мира и света! – произносят одновременно и смеются.
– Вас не было целую вечность, – говорит Юсан-Аминах просто и искренне.
– Я уезжал.
– Что-то случилось?
– Случилось. Я стал отцом двух детей: сына и дочери!
Юсан-Аминах замирает и светится от счастья.
– Всё благополучно? Они здоровы?
– Всё в порядке.
– А как Света? Я волновалась за неё.
– Я тоже.
– Мне хочется сделать ей подарок, – внезапно говорит Юсан-Аминах. – Вы передадите?
Игорь замялся:
– Боюсь, что… Не лучше ли, если вы сами вручите ей, когда она вернётся сюда? Ей будет приятнее получить его из ваших рук.
– Конечно, – Юсан-Аминах коснулась платья, приготовляясь идти, но задержалась: – Мне бесконечно приятно, что вы вернулись. Без вас дворец кажется пустым.
«Извиняется, – догадался Игорь. – И напрасно, я не чувствую себя задетым».
– А мне, как всегда, приятно вернуться. Здесь много людей, которые дороги мне.
Она покраснела. «Он не сердится, – подумалось ей. – Не сердится!»
– Юсан-Аминах, – вдруг вспомнил Игорь о деле, – я хотел бы поговорить с вами о крестьянах из соседних деревень.
И они вместе, переговариваясь, не торопясь пошли по коридору.
«Сколько света излучает эта женщина! – думал он, расставшись с Юсан-Аминах. – Я не влюблён, я просто вовлечён в круг её света, потрясающей нежности и доброты. Мне бы смотреть на неё, как на тихого ангела, любоваться издалека, а я переступил черту своей дерзостью. Ты намного выше, Юсан-Аминах, но как же, наверное, тебе одиноко там, в твоей вышине! Она волнует меня, но волнует не страстью, а теми духовными струнами, которые незримо прячутся в ней самой. За такую женщину и жизнь отдать не жалко. Но что-то другое ждёт меня в тишине, – он остановился, прислушался. – Странные ощущения: к радости всё время примешивается тревога. Я будто иду по лезвию: тонкому, узкому и опасному. Дети, Света, Ласоро, Юсан-Аминах… Во всех мирах есть люди, которых мне страшно потерять».
– Игорь, – Света стоит посреди комнаты с растерянным лицом, – у нас проблема!
– Я здесь, – он вышел из кухни с чистой салфеткой в руках. – Какая проблема?
– Мне нужно обрезать им ноготки, а я не могу: боюсь! У них всё такое маленькое…
– Ножницы! – командует Игорь.
Света поворачивается и точным, чётким движением, таким же, как на операциях, вкладывает в его раскрытую ладонь крохотные маникюрные ножнички. Далее – работа хирурга. Игорь склоняется и начинает с ювелирной точностью обрезать ногти на малюсеньких пальчиках. Малыши неспокойны, беспорядочно взмахивают ручками и ножками, но папа терпелив и, хотя пальцев сорок, а он один, благополучно доводит процедуру до конца.
– Ну вот, теперь вы не будете царапаться, – заканчивает он.
– Да ведь сами себя царапают, – отзывается Света.
Папа ловко одевает детей, и она любуется:
– У тебя получается лучше, чем у меня.
Это действительно так: Игорь приступает к детям без страха, смело берёт их, переворачивает. Света боится, ей кажется, что малыши очень хрупкие, и поэтому прикасается к ним с осторожностью.
– Смелее, смелее, – поощряет муж, – они не такие слабые, как кажется. Ты знаешь, что эскимоски рожают своих детей при температуре минус тридцать пять градусов?
– Вот это стресс для организма! – смеется она. – И – живут?!
– Ещё как живут! – смотрит на часы: – Кормить не пора?
Он наблюдает, как Света кормит сына, и носит дочку по комнате, уговаривая потерпеть:
– Подожди, маленькая, мама пока не умеет держать вас двоих.
Света улыбается, но смотрит на малыша: по какой-то причине, стоит ей отвести взгляд, он тут же начинает нервничать.
– Всё правильно, – приговаривает папа, – еда – момент ответственный, мама должна принадлежать только тебе.
Потом берёт сына и очень осторожно, держа вертикально, прижимает к себе. Затем они возьмут малышей и уложат их спать на тёплой, прогретой солнцем веранде. Сложную науку отцовства Игорь постигает на практике. Прогладить распашонки, сделать влажную уборку комнаты – у него нет проблем. Проблема наступает ночью. Ему страшно хочется подняться, но нельзя: обещал Свете всё время быть рядом. И ей нужна помощь: дети просыпаются в разное время, она едва успевает кормить, переодевать и опять засыпать. А если один заплакал, то почему-то тут же плачет другой… «Близнецовая солидарность», – смеётся Игорь, хотя понимает, что Свете не до смеха.
– Они очень разные, – тихо рассматривают они малышей.
– Смотри, – говорит Игорь, – Маша любит спать на животе, а Саша – только на боку. И он спокойнее.
– Когда кушает, не так нервничает, – соглашается Света. – А Машенька всё время бросает грудь, и не поймёшь, сыта она или нет.
Днём приходит бабушка. Она точно знает, что делать и как, а потому Игорь спокоен: две женщины, два ребёнка, разберутся! И только ночные вахты принадлежат ему. Проходит неделя, другая, затем ещё несколько дней, и он не выдерживает: ему кажется, что он никогда не вернётся в свой мир. Подходит к жене:
– Света, одну только ночь, прошу тебя.
Она напряжённо застывает. И вдруг – слёзы:
– Мне не справиться одной!!!
Убегает в спальню, Игорь идёт следом. «Истерика, это нормально: она устала, не спит».
– Я останусь, не плачь, – обнимает, тихо гладит её по спине.
Но ей нужно поплакать, и она приникает к его плечу.
– Хорошо, что в доме много салфеток, – он подаёт ей коробку.
– Я не смогу, не смогу, – бормочет она, – я никогда не справлюсь.
Наконец, успокаивается, какое-то время сидит, вытирая лицо, а затем поворачивает голову:
– Поднимись, родной, а потом возвращайся.
– Ну конечно, вернусь!
Она крепко обнимает его:
– Мне так страшно! Я стала нервная, злая, боюсь отпустить тебя, потому что боюсь, что ты не вернёшься.
Он пытается возразить, но она не слушает:
– Пока ты здесь, рядом, всё хорошо, а как подумаю, что ты улетишь, и вдруг что-то сломается в этих винтиках, и ты… И я останусь одна…
Опять слёзы. «Нужно было молчать», – ругает себя Игорь. И в то же время понимает, что – хорошо, что она рассказала: теперь он знает о её страхах и сомнениях.
– Я останусь, останусь, – успокаивает он.
Чуть позже, выйдя во двор, долго сидит на ступеньках, думает, чашка с кофе застыла в руке. «Мне не подняться, по крайней мере, в ближайшее время…»
И вдруг – голос Светланы:
– Игорь, иди скорее! – она открывает дверь, за её спиной виднеется чья-то высокая фигура.
«Не может быть, – изумляется Игорь, – Ласоро!»
– Как ты сюда попал?!
– Завтра – торжественный день. Я не мог прислать тебе приглашение, а потому явился сам! – принц улыбается, и на Игоря веет чем-то духовным, возвышенным: юноша будто принёс очарование другого мира с собой.
– Но как ты прошёл пространство?!
– Сделал, как ты и учил: лёг, расслабился и мысленно попросил.
– Молодец, – обнимает его, – видно, хорошо попросил.
Света поила их чаем и, смеясь, смотрела на гостя:
– Загорел, похорошел! Так ты у нас теперь император?
– Пока нет. Завтра буду, – скромно отвечает Ласоро.
Они сидят за столом, и, воспользовавшись минутной заминкой, Лас одними бровями спрашивает Игоря: «Что такое? Где ты был?» Вместо ответа Игорь указывает взглядом на Светлану.
– Это я не отпускала его, – говорит она, повернувшись от плиты и чувствуя их молчаливый диалог. – Мне трудно без него по ночам, – ставит на стол ароматные гренки, – но теперь отпущу: такой день!
Игорю хочется сделать шутливый поклон, но сдерживается: знает, на какую жертву идёт жена и что за ночь ей предстоит.
– Но чтобы вернулся сразу после церемонии! – продолжает она. – Никаких обедов с придворными дамами!
– Ревность? – смеётся он. – Это что-то новое! Не припомню, чтобы раньше ты ревновала!
– Ревновала, конечно, только слегка…
Ласоро переводит взгляд с Игоря на Светлану: ему невдомёк, сколько трудностей в семье в эти первые дни, но замечает, что у Светы бледное, уставшее лицо, а Игорь как-то странно напряжён.
– А детей можно посмотреть? – вдруг спрашивает он.
– Конечно! – и Света ведёт его в детскую.
Это спокойный момент, когда близнецы спят, и взрослые, стараясь не шуметь, рассматривают их. Ласоро впервые видит таких крошечных малышей.
– Кто из них мальчик, а кто – девочка?
– Это – Машенька, а это – Саша.
Игорь стоит в дверях и едва сдерживает нетерпение: получив согласие жены, он получил свободу. «Я готов лететь, – улыбается сам себе. – Крылья расправлены, ждут попутного ветра…»
У Юсан-Аминах напряжённое утро: она одевается, служанки вьются вокруг неё, парикмахер усиленно трудится над прической. Императрица заметно нервничает и то и дело поглядывает на дверь: послала слугу ещё раз проверить, не появился ли Игорь. «Такой день! Неужели он не вернётся? Приехали главы всех государств! А его нет…»
– Не нужно, не нужно, – просит она не украшать голову слишком броско: не хочет быть похожа на феерический цветок. Скромнее! Не она сегодня должна привлекать внимание, а Ласоро…
Второй раз она возводит сына на престол. Аминасар… Пальцы дрожат. Девушка, которая наносит на руку императрицы сложный узор, замирает.
Вздох… Ещё раз. Сегодня не плакать!
– Продолжайте…
Внезапно дверь открывается, и по встревоженному виду слуги Юсан-Аминах понимает: что-то случилось.
– Император пропал! – шепчет он тихо, склонившись.
– Что значит «пропал»?
– Его не могут найти ни в покоях, ни нигде во дворце.
Ей хочется испугаться, но почему-то сердце спокойно.
– Ждите, – говорит она, – возможно, он уединился в каком-либо месте.
Торжество назначено ровно на полдень, волноваться пока рано…
И вот – готова: великолепное платье, отливающее серебром, голову украшают драгоценные подвески, камни на них сияют таинственным синим блеском. «Если ему нравится, когда подчёркнут цвет глаз, то сегодня он останется довольным». Она пристально оглядывает себя в зеркало. «Ты красива!» – шепчет отражение. Однако Юсан-Аминах чужда тщеславия. «Немного ярко», – думает она и хочет попросить парикмахера убрать несколько камней, но в эту минуту неожиданно входит Ласоро.
– Мама, ты удивительна! – искренне восхищается он. – А я привёл тебе гостя.
«Ну, наконец-то!» Ей хочется протянуть Игорю руки, прикоснуться хоть на мгновение, но взгляды всех присутствующих в комнате устремлены на неё.
– Вы обещали не покидать нас надолго! – легко укоряет его Юсан-Аминах.
– Простите. Семейные хлопоты.
– Что-то серьёзное?
Она всмотрелась: бледен, возможно, просто устал; но как же чудесно, что успел, вернулся!
– Нет, – с улыбкой отвечает Игорь, – просто маленькие дети, а в моём доме нет слуг.
– Нет слуг?! – изумляется Юсан-Аминах и неожиданно предлагает: – Так возьмите моих! У меня их слишком много!
Врач и Ласоро переглядываются, в глазах обоих – смех. «Что так забавляет их?» – недоумённо размышляет женщина и обращается к сыну:
– Милый, ты не одет! Время подходит…
Они удаляются, и Юсан-Аминах опять поворачивается к зеркалу. На губах порхает радость. Взгляд скользит по лицу и останавливается на подвесках. «Нет, пожалуй, я не буду ничего убирать, – решает она, – эти синие камни так хороши!»
