Елена Черкашина
Жизнь на гранях миров
Воины относились к осмотру спокойно: верховный приказ Адамара велел наказывать каждого, кто посмеет ослушаться врача, а потому, позёвывая и ёжась от холода, солдаты давали раздеть и ощупать себя. Таким образом, Игорю удавалось держать под наблюдением огромное число людей и заботиться о здоровье солдат даже в мирное время. Но, к облегчению его практики, войско хасаров состояло из молодых, крепких мужчин, и болели здесь редко.
Ночь текла незаметно, и лишь первые звуки наступающего утра напомнили: пора заканчивать. Игорь отпустил Хальгу, отправил спать клюющую носом Шалиян и лёг сам, примостившись в углу лазарета на узком топчане. Накрылся одеялом, согрелся. Шорох ветра доносил мягкие трели птиц, просыпающихся навстречу солнцу, голос жеребят, зовущих матерей, и лёгкое ответное ржание. Неподалёку, полоснув ярким светом факелов, прошли часовые: их дежурство заканчивалось, и воины мирно переговаривались в предвкушении сна. Игорь немного полежал, успокаиваясь и затихая, а потом вдруг очень чётко, ясно подумал: «невероятно, что в обоих мирах я – дома…»
– Как наш врач?
– Благополучно. Он продолжает практику.
– Вы обеспечиваете ему безболезненный проход по мирам?
– Да, он ничего не чувствует ни поднимаясь, ни возвращаясь: спит.
– Прекрасно. Позаботьтесь, чтобы он ни в чём не терпел недостатка.
– Ему нужны лекарства. Мир хасаров очень скуден, средств для лечения почти нет, и врач постоянно думает о том, как пронести препараты.
– Это невозможно. Мы не должны позволять мирам взаимопроникновение в столь сильной степени. Его знания, умения – вот единственный источник помощи.
– В последнее время он мечтает о помощнице. Владыка Адамар собирается начать новые войны, и доктору нужен кто-то, кто мог бы ассистировать во время операций.
– Это конкретный человек?
– Да, девушка. Она привязана к нему эмоционально.
– Любовь?
– Возможно.
– Он знает об этом?
– Догадывается.
– Так помогите им. Создайте условия. Всё, что можно, сделайте и в мире хасаров, и на земле. Он уже говорил с ней о помощи?
– Нет, и вряд ли рискнёт: слишком деликатная тема.
– Проанализируйте все варианты и выберите лучший. Эти двое должны быть вместе. Но будьте осторожны: психика людей хрупка, мы обязаны щадить их, считаться с тем, что они чувствуют, как переживают. И ещё. Думаю, что немного лекарств мы всё же можем им позволить…
Часть 2. Светлана
У Светы не было того, что называется «привыканием», – несмотря на достаточный опыт и то, что уже четыре года работала старшей медицинской сестрой, она волновалась перед каждой операцией. «Как первоклассница», – думала о себе. Но на самом деле это не было беспокойством новичка, скорее, волнением ответственности, осознанием того, что многое в этом стерильном царстве зависит от неё. А потому она входила сюда неизменно первой, тщательно проверяла наличие инструментов, салфеток, и сама, точно следуя инструкции, готовила сестринский стол к операции.
Обычно в этот момент она не позволяла себе думать о постороннем, но сегодня мысли, эти своевольные создания, то и дело улетали к Игорю. Для неё там, внутри, он никогда не был Игорем Анатольевичем, или «главным», как его иногда называли в бригаде, и уж тем более она никогда не звала его по фамилии. Только самое близкое, родное: Игорь…
Неведомо как, Света чувствовала, что в последнее время он необычно напряжён, будто что-то беспокоит его. Словно в подтверждение этой догадки, она несколько раз ловила на себе его взгляд – внимательный, вдумчивый, словно, глядя на неё, он пытался решить какую-то проблему.
«Что волнует тебя, родной? – думала Светлана. – Я плохо работаю? Нет, не это, ты бы непременно сказал мне. В бригаде не принято замалчивать случаи ошибок или нерасторопности. Здесь что-то другое. Но что?»
Она опять и опять сердцем взвешивала этот взгляд, молчаливое раздумье и касалась чего-то скрытого, глубоко личного. Но почему она решила, что его поведение связано именно с ней? Лишний вопрос: она просто знала.
Вокруг начиналась чёткая, деловитая суета предоперационной подготовки. Вошёл анестезиолог, сказал несколько слов, сёстры засмеялись. «Хорошо, всё хорошо, – думала Света, – но где же Игорь?» Скользнула взглядом по часам: сейчас придёт. И улыбнулась самой себе: пока его нет – жду. Как явления, как чуда! Маленькая, крохотная грусть вслед за тем пробралась в сердце: безнадёжно, все безнадёжно. И остаётся только одна радость – видеть его каждый день, быть рядом с ним и быть нужной ему…
Он показался в предоперационной, как всегда, стремительный, собранный. Она радостно запнулась, но тут же справилась с лицом и, немного помедлив, вышла к нему.
– Ты готова? – взгляд, обращенный на неё, очень тёплый, улыбки нет, но она видит её в самой глубине зрачков: мягкую, добрую ласковость, спрятанную от других и предназначенную только ей.
Он тщательно моет руки, ожесточённо скребёт щёткой кончики ногтей. Света ловко разворачивает стерильную салфетку, хирург выставляет руку ладонью вверх и подхватывает её. Вытирает пальцы, протягивает ладонь за шариком, смоченным в спирте, и так же виртуозно ловит его на лету. Эти простые движения, которые они выполняют вот уже четыре года день за днём, звучат у них как блестяще отработанные па танцоров, а потому согласованность, с которой они совершаются, вызывает у обоих улыбку. Света чувствует, что, начиная с этих минут, они вступают в некую тайную общность, принимаются говорить на одном лишь им известном языке: взаимопонимания, тонкого проникновения в мысли и чувства друг друга.
Она не только знала, как он наденет халат, – будто нырнёт в него одновременно обеими руками, – не только точно угадывала, как прижмёт к лицу маску, слегка потрётся об неё, насаживая удобнее и ожидая, пока сзади завяжут тесёмки. Она знала с точностью до полсекунды, когда нужно развернуть перчатку и, вывернув манжетку наружу, широко удерживая четырьмя пальцами, подать ему. Игорь стремительно вводит руку, перчатка плотно облегает кисть. Он немедленно поднимает руку вверх. Она повторяет всё со второй перчаткой и смотрит ему в лицо. Он благодарит её одними глазами, ей становится радостно и легко. Всё, готовы, бригада на месте, можно ввозить больного.
Операция проходит ритмично, без сбоев, и Света довольна: для неё очень важно угодить ему, не нервировать секундными задержками, всё подавать точно и вовремя. Игорь бросает короткое слово, раскрывает ладонь и берёт инструмент, глаза прикованы к ране. А она, иногда и не зная, а будто предчувствуя, уже готовит следующий; он вдруг взглядывает, удивляясь: как она догадалась? Он и сам не всегда предвидит, что именно может понадобиться…
Наконец, Света быстро, не прикасаясь руками, вводит конец кетгутной нити в ушко иглы и подаёт ассистенту. Игорь отходит.
Потом она сама, не позволяя другим сёстрам, поможет ему снять халат и, сказав несколько ничего не значащих слов, станет смотреть, как он уходит по коридору. То, что только что объединяло их, вдруг исчезает, и он становится далёким, почти чужим. Конечно, они ещё не раз встретятся в проходах больницы, но вот этой общности, этой тайны «мы – вместе» уже не будет. До следующей операции…
И вдруг… Что-то изменилось в привычном ходе дня, потому что сегодня он не спешит исчезать, а опять смотрит этим своим особенным взглядом, будто хочет сказать нечто важное, и, наконец, говорит:
– Зайди ко мне чуть позже, в ординаторскую. Найдешь минуту?
– Конечно, Игорь Анатольевич.
– Отлично! – и убегает.
Но свободная минута в хирургическом отделении – это несбыточная мечта! Свету зовут то туда, то сюда, и лишь ближе к обеду она находит момент передышки. Тихо стучится в дверь ординаторской. Его нет: занят по горло. Проходит по отделению, спрашивает у сестёр. Наконец, находит его разговаривающим с одним из врачей, он видит её, кивает издалека: не сейчас. Она улыбается: понимаю. И так – до вечера.
На улице темно: поздняя осень, прохладно, но запах от тополей, растущих вокруг больницы, – обворожительный. Света выходит, несколько секунд стоит, поправляя пальто, и собирается повернуть к остановке, как вдруг видит Игоря. Радуется, потому что там, в отделении, так и не смогли поговорить. Он стоит у машины, подняв воротник, и смотрит прямо на неё:
– Света, садись, нам по пути.
«Впервые такое! Он даже не знает, где я живу!» Но поспешно подходит и садится в машину.
– Спасибо, Игорь Анатольевич! Я искала вас…
– Да, знаю. Мы с тобой – как два корабля в бушующем море, – он смеётся, бросает на неё ласковый взгляд и поворачивает ключ зажигания. Аккуратно, не торопясь, выезжает со стоянки.
Они медленно движутся в потоке машин, и Света видит его глаза: внимательные, тёмные. Она переводит дыхание и незаметно, с нежностью оглядывает всю его фигуру. Игорь красив красотой взрослого, зрелого человека. Подтянутый, стройный, движения чёткие, и ощущение, будто сосредоточен, словно куда-то стремится. Никакой вялости, весь свобода и собранность. Смелые широкие брови, чёрные волосы коротко острижены, но видно, что густы и совершенно не схвачены сединой. Морщинки собрались лишь у глаз, но они не портят лица, напротив, придают ему мягкость и сдержанное очарование.
«Кто сказал, что ему – сорок восемь? – думает Света. – И почему это лицо кажется мне самым красивым в мире?» Минуты текут, она сладостно отдаётся волнам радости от его присутствия, от неожиданной и тем более восхитительной близости. Нежность захлёстывает сердце, она так ощутима, что кажется: всё вокруг пропитано ею. Света слегка смежает ресницы: не выдать бы тайну! – а сама слышит, как в глубине рождается детское, несбыточное: «пусть эта дорога никогда не кончается!»
– Ты улыбаешься? – вдруг спрашивает он.
Она замирает: «как он заметил?»
– Давай поедим где-нибудь. Мне так и не пришлось: забегался.
– Конечно.
В городе тесно, Игорь всматривается в освещённые окна кафе, но везде суетно, и они понимают, что это – не то. Оба устали, хочется тишины. А потому она не удивляется, когда он, наконец, говорит обречённо:
– Придется самому готовить ужин! Поможешь?
Света смеётся:
– Помогу, я картошку чистить умею.
– И всё?!
Они сворачивают на тихие улицы и, немного покружив, подъезжают к его дому. Это частный квартал, здесь мирно и очень красиво. Деревья трепещут, тонкая листва светится в лучах фонарей.
– Как в деревне! – говорит Светлана с затаённым восторгом, выходит и прислушивается к аромату ветра.
Игорь берет её за руку:
– Идём, здесь темно.
У дверей разбрасывает ногой влажные листья.
– У меня холодно, сейчас включу отопление.
Он входит первым, комната освещается, и Светлана с изумлением видит строгий, аскетический порядок. Здесь нет лишних вещей, мягких подушек на диване, нет картин и салфеток: всё сурово, чисто и точно. Ей становится не по себе, как-то слегка прохладно, но в эту минуту Игорь ловит её взгляд и с улыбкой поясняет:
– Знаю: как в казарме. Это потому, что времени нет убирать. Дом от деда достался, и однажды, когда я делал ремонт, вдруг понял, как мне мешают вещи. Взял большие коробки и просто всё выбросил.
Он прошёл в кухню.
– И ты знаешь, сразу стало легко. Все эти пустые штучки на столах и шкафах забирали внимание, а переставлять их, когда убираешь, вообще сущая мука. Ты не находишь?
Она улыбнулась:
– Да, когда убираем, то больше времени тратим на то, чтобы подвинуть, переставить, переложить…
– Вот-вот!
Он уже доставал картофель, ставил сковороду.
Они готовили ужин и тихо смеялись, и говорили, и чем-то делились. Она понимала, что нравится ему, но сможет ли он сказать это вслух? Или так и закончится этот чудесный вечер, и окажется лишь, что разговор – только о деле, что-то незначащее, не относящееся к ним самим?
Наконец, выпит чай, посуда убрана, он берёт её за руку и сажает напротив. Лицо становится строгим, почти суровым. Внимательно смотрит в глаза:
– Трудно начать.
– Что, так серьёзно? – она пытается шуткой смягчить ситуацию, помочь ему, и он это ценит.
– Светочка, – говорит, – мне нужна твоя помощь. Но в деле настолько неординарном, что я полгода не знаю, как вообще подступиться к этому разговору.
– Полгода?! Игорь Анатольевич! Да вы бы давно уже…
– Не спеши! Всё выходит за пределы реального. В этом – главная сложность.
Он держит её сжатые ладошки, и она чувствует, как он напряжён. Но в эту минуту нет ничего, что ей было бы трудно понять. Нет ничего нереального, потому что всё, что связано с ним, уже принято, понято ею! Не зная, о чём пойдет разговор, она уже готова сказать «да» и только «да», потому что слова «нет», когда он рядом, не существует.
– Давай представим, что один человек, вполне нормальный, обыкновенный, каждую ночь в течение многих лет пересекает границы пространства и появляется в другом мире. Он не знает, как это происходит технически. Не знает, что это за мир, в который попадает: Земля, или другая планета, или ещё что-то третье… Не важно. Важно другое: там, в том мире, есть люди, которые живут… – Игорь подумал: – Как дикари! Света, ты, медработник, была бы в шоке. Руки грязные, лица немытые, о зубной щётке понятия нет. И вот, эти люди воюют, а потом умирают от сепсиса, гангрены, кровопотерь и так далее.
– И этот человек хочет помочь? – её голос очень тих.
Он смотрит внимательно:
– Очень хочет. Потому что он может и знает – как.
– Много лет?
– Пятнадцать.
– Это значит, что он привык и чувствует себя там как дома.
– Верно, как дома. Потому что мир не то, чтобы мягкий, но там всё как-то проще: нет машин, суеты, много полей и пространства. Ветер напоен травами, ночью кони пасутся на лугах.
– Может быть, это мечта?
– Нет, реальность.
Они пристально смотрят друг на друга. Игорь молчит. Он ждёт, понимая, что ей нужно время. Читает в глазах тревогу.
– А там не опасно?
Смеётся:
– Нет. Потому что по какой-то невероятной случайности владыка, повелитель всех этих солдат, умнющий парень. Не какой-нибудь самодур, а нормальный, мыслящий человек. Их тысячи, целое войско, и очень много работы. Шикарная практика! Они называют себя «хасары», а внешне похожи на… Ты можешь представить войско Тамерлана? Вот что-то подобное, только без мохнатых шапок. Лошади такие же, как на земле; еда – бараны, свинина, всё очень вкусно. То же телосложение, та же кровь, тот же страх, та же мука, когда умирают.
Света слушала очень внимательно.
– А барьер общения?
– Нет никаких барьеров! Такое ощущение, будто кто-то или что-то переводит нас, делает понятными друг другу.
Света молчала. Вопросов было много, мелькали сомнения, но главное она видела перед собой: абсолютно чистые глаза Игоря. Он говорил правду!
– Как это получается?
– Не знаю! Но на деле просто ложусь, засыпаю и просыпаюсь уже там.
– Может быть, всё же сон? Какой-то особый вид, незнакомая фаза?
– Сначала думал, что так, а потом доказал себе множество раз, что реальность.
Он рассказал ей про скальпель и про то, как проносит бинты. Показал пустые коробочки из-под мазей.
– Оттуда не могу взять ничего, это непостижимо. Когда возвращаюсь обратно, то ни швов, ни грязи, ни даже усталости после бессонной ночи не остаётся. Хотя… Есть одна вещь, доказательство, пусть непрямое. Смотри.
Он встал и выпрямился. Лицо стало очень спокойным.
– Света, сколько мне лет?
Она смутилась:
– Сорок восемь, Игорь Анатольевич, все знают.
– А сколько ты видишь?
Она задохнулась:
– Поняла! Замедлен процесс старения!
– Почти вполовину! Переход в пространстве «забирает» те часы, которые я провожу там. Он как бы компенсирует мне время, которое потратил, гасит его. Ты понимаешь? Я должен быть слегка поседевшим, кожа – другой, зрение… Так сколько? Давай напрямую!
– Сорок, самое большее. Игорь Анатольевич, вы ведь не занимаетесь спортом?
– Какой спорт! Работаю в две смены. Они ведь, как дети: стоит оставить ненадолго – сразу инфекция, грипп.
– Они гриппом болеют? – смеётся.
– И гриппом, и корью, и всеми болезнями, как на Земле. Мне от этого легче: всё знакомо, не нужно делать анализов, по внешним симптомам читаю.
Они говорили долго. Она верила, верила!
– Почему ты мне веришь? – спросил он, наконец.
Света задумалась.
– Начистоту?
– Только начистоту!
Она стеснялась, но всё же сказала:
– У меня раньше бывало: во время операции смотрю в раскрытую рану и думаю: у них там свой мир. Клетки, бактерии, обмен веществ. Всё разумно, точно, взвешено. Такое ощущение, что они мыслят. Может быть, даже реагируют на нас: «Что вы тут делаете, ребята, зачем раскрыли наши тайны?!» А мы копаемся, режем, потом зашиваем, и они опять продолжают свою работу.
Игорь смотрел с любопытством, слушал внимательно, лёгкая и очень ласковая улыбка не сходила с губ.
– Ты прелесть, – сказал, склонив голову. – Ты сохранила взгляд ребёнка. Ведь мы все так чувствуем поначалу, а потом привыкаем к чуду и перестаём удивляться.
– Смеётесь? – прячет глаза.
– Не смеюсь, восхищаюсь! Потому что знаю тебя, как серьёзнейшую медсестру, и вдруг – подарок.
Он замолчал, сам смутился. Но Света успела понять. Как ни в чём не бывало, продолжила:
– Вот и этот мир, о котором вы говорите, может быть, лишь один из сотен миров. Они все – здесь, рядом с нами, но скрыты от глаз. Мне легче поверить в то, что они существуют, чем в то, что их нет.
Она любовалась им, сидящим напротив, а потом просто вздохнула:
– Вот и всё!
Они засмеялись, но каким облегчённым был этот смех!
– Так, Игорь Анатольевич, в чём моя помощь?
Он помолчал. Подумал.
– Прошу у тебя одну ночь. Идём со мной. Посмотри, понаблюдай, послушай. Хотя даже не знаю, смогу ли провести тебя за собой. Я очень рискую: ведь если ничего не получится, ты навсегда останешься с мыслью, что твой коллега – сумасшедший!
Она резко подняла руку и прикрыла его губы. Глаза стали серьёзными. На мгновение ей показалось, что сейчас отважится, погладит его по лицу, но сдержалась, медленно убрала ладонь. «Мне страшно», – подумала, а сама сказала:
– Идём.
Он понял, почувствовал.
– Света, не надо бояться. Риск, конечно же, есть, но вот я прохожу туда и обратно многие годы, и ни разу, ни единого раза не остался там, ни одной накладки. Иначе бы я не позвал тебя. Рискнём?
Она улыбнулась:
– Рискнём.
Он уложил её на диване, укрыл очень тепло, прочитал так много инструкций, что у неё голова закружилась. Страх не прошёл, стал сильнее, но даже мысль о том, чтобы отказаться, принесла ей такую боль! Пусть, что бы то ни было, она идёт за ним! Закрыла глаза, прислушалась: спокойно внутри. Окунулась в это спокойствие, растворила страхи; плечи расслабились, голова уютно устроилась на подушке. Игорь ушёл; она думала о нём, а потом, засыпая, ощутила, как мягким комочком согревает её пушистый котёнок доверия: абсолютного, всепоглощающего доверия. И только одно желание – чтобы взяться за его руку, сжать крепко и не отпускать до конца.
Ночь оказалась мучительной. Она металась, рвалась куда-то, потом, будто устав и смирившись, тихо возвращалась. Душа болела, страдала, сны прерывались отчаянным чувством чего-то потерянного и прекрасного, что могло произойти, но не произошло. Уже перед самым рассветом проснулась, глянула вокруг: утро ещё не наступило, но серые тени поползли по углам, наполнив комнату призрачной синевой. Встала тихонько и, стараясь не дышать, заглянула в спальню, куда вчера ушёл Игорь. Постель смята, его нет. Дом тих и пуст. Ужас хлестнул душу, сомнения роем поползли в голову. Но в этот момент, будто раздвигая границы пространства, а заодно и рамки её собственного разума, на самой середине кровати медленно проступил силуэт. Это заняло не больше минуты: вот, только что никого не было, и вдруг – Игорь мирно лежит, поджав под себя руку, ничем не укрытый. На нём теплый спортивный костюм, кроссовки. Да, он говорил, что спать приходится в обуви, иначе так неприятно просыпаться посреди воинского стана с босыми ногами! Почему-то это её насмешило и придало уверенности. Света подошла и мягко рукою коснулась его лба. Он ещё мгновение спал, а затем очнулся, вздохнул и сел.
– Я искал тебя, – сказал, проведя ладонью по лицу. – Предупредил всю охрану. Шалиян, моя помощница, тоже пыталась тебя найти.
Света покачала головой: горестно, с чувством сожаления.
– Ничего, девочка. Первый раз ничего не значит. Ты обязательно пройдёшь, – он внимательно вглядывался в её лицо: – Хорошо спала?
Света засмеялась, честно ответила:
– Не очень. Всю ночь металась, рвалась куда-то, а проснулась – смотрю, тебя нет. Вот тогда испугалась! А потом ты прямо на моих глазах материализовался!
Она улыбалась и не заметила, как их руки соединились, и мягкое, естественное «ты» несколько раз сорвалось с её губ, переводя отношения в совсем другую плоскость, где тайной была не загадочная материализация и даже не переход по мирам. Тайной были они сами. Она сидела на самом краешке кровати и крепко держала его ладонь, и почему-то не было смущения и неудобства, а было очень хорошо, будто просыпаться утром в одном доме так привычно…
– Ну что ж, моя путешественница, пойдём пить кофе. А заодно и смоем турецкую грязь, – бормотал Игорь, слезая с кровати и развязывая кроссовки.
– Почему турецкую?
– А какую же? Они то ли на турок, то ли на чингисханцев похожи. Я не силён в антропологии. Ну вот, а теперь можно надеть домашние шлёпанцы.
С ним было легко, так легко! Света помогла напечь блинов, разлила кофе и радовалась, радовалась каждому мгновению, только маленькая печаль лёгкой струёй пронзала грудь: почему же я подвела его? Почему не смогла идти за ним в этот загадочный заоблачный мир?
На работу ехали молча, она лишь тихо взглядывала в его лицо. Расстались перед дверью в отделение.
– Можно мне попробовать ещё раз? – спросила Светлана.
– Не боишься?
– Боюсь. Но попробую. Ты же возьмёшь меня с собой?
Тайна! Глаза – это тайна! Где словам угнаться за ними?
– Конечно, возьму…
– Хорошо.
– Что? Что случилось?
– Девушка не поднялась.
– Почему?
– Страх.
– А, страх! Вечный тормоз души человеческой! Но она поверила?
– Да. И была готова подняться, но глубокая внутренняя боязнь стать соучастницей нового, неизведанного, войти в другую реальность помешала ей, и она так и не преодолела барьеры пространства. Миры сомкнулись и не дали ей пройти.
– Конечно, ведь свободу духу даёт только отвага… Помогите ей. Нужно, чтобы она поднялась, иначе её душа так и останется навсегда прикованной к земле.
Вечер наступил с глухими облаками, заполонившими небо, и чувством чего-то прекрасного, что вот-вот должно совершиться.
– А дождь не помешает? – спросила Света, оглядывая мощную тучу, нависшую над городом.
Они уже подъезжали к дому, и Игорь тщательно осматривался, ища парковку.
– Нет, ни дождь, ни ветер, ни снег. Погода не имеет значения.
– А что имеет?
– Думаю, готовность, состояние духа. Об этом сказал Адамар. Это их полководец, – пояснил. – Он открыл мне однажды, что поднимается тот, кто очень хочет лечить, помогать, и что такой человек притягивается мирами, где в нём нуждаются.
Света задумалась. Ей на мгновение представились сотни людей, нуждающихся в помощи: раненые, больные. А врач – только один, и медсестра лишь одна. «Сегодня я поднимусь! – вдруг резко и крепко подумала она. – И мне не помешает ни дождь, ни ветер, ни вся эта зыбкость во мне!» Вслед за тем стало очень легко, будто решимость что-то изменила в ней самой. Беспокойная волна, терзавшая душу, отступила, и на смену ей пришла уверенность, твёрдость. «Если он может и преодолел все страхи, значит, смогу и я!» И ещё: весь этот день, когда они работали вместе, теперь уже связанные неземной, особенной тайной, невероятно приблизил их друг к другу. Так два человека, ещё вчера чужие, влюбляются и обручаются неведомо от родных и от всего мира, и ведут себя так, словно ничего не случилось, лишь ловят взгляды и улыбаются украдкой. Света именно так и чувствовала себя, – обручённой невестой, потому что в их отношениях переплелись две тайны: влечение и загадочный мир. Она понимала, что никто из окружающих не должен догадываться ни о чём, а потому старалась вести себя как обычно, и лишь радость, эта верная спутница влюблённых, то и дело прорывалась в улыбке, ласковом жесте или тихом ответе: «Да, Игорь Анатольевич, я сделаю». И она готова была сделать для него всё, именно всё! И если только готовность могла помочь ей пройти в этот мир, то сегодня она пройдёт, непременно пройдёт!
Они мирно ужинали, потом долго пили чай, Игорь шутил, и Света видела, что он старается снять напряжение, а затем, как и вчера, уложил её на диване:
– Тебе удобно? Может, хочешь лечь на кровать?
– Нет, здесь хорошо.
Комната и вправду казалась уютной: с улицы лился свет фонарей, ветви деревьев бросали призрачные тени на окна, прогретый воздух мягко окутывал дом. Тихо, ласково, спокойно. Игорь ушёл, и она уснула, и уже ничего не боялась, кроме как ещё раз подвести его.
Холод… Холод! Какой же тут холод! Света открыла глаза и пыталась натянуть на себя одеяло, но… его не оказалось! Рука нащупала влажную траву, над головой ярким закатом сияло небо. Стоп! Но ведь вечер давно наступил и солнце ушло! Значит… Это значит только одно: она прошла! Ужас окатил душу волной, но Света тут же вспомнила слова Игоря: «Первые мгновения – самые сложные. Не бойся, где бы ты ни была, я найду тебя. Но, даже если и не найду, помни: перед рассветом всё кончится, ты вернёшься домой». Заставила себя успокоиться, крепко вздохнула – и вдруг была очарована: «Какой чудесный воздух! Напоен травами, а ветер – как тонкий ветер с гор…» Без страха огляделась. Огненный шар солнца круто спускался вниз, и небо озарилось мощным пурпуровым светом, который быстро мерк, превращаясь в кровавое зарево. Торжественно, сильно, красиво, и так хочется полюбоваться, но эта мелкая дрожь бьёт всё тело!
Она озирается, ища Игоря, но его нет, а вокруг – чистое поле и серебристые далёкие холмы. Кутается в свитер и внимательно осматривает возвышенности. Вдалеке, будто манящие искорки, светятся огоньки фонарей. Нет, это факелы, и Игорь несколько раз предупреждал, что первое «попадание» может оказаться неточным, она проснётся не в самом стане, а недалеко от него.
«Километр-полтора», – измеряет взглядом расстояние и с решимостью, которая поселилась в ней вчера, пускается в путь. Ей пришлось идти быстро, очень быстро, чтобы согреться, ноги скользили по мокрой траве, а вмиг наступившая ночь окутала долину плотным покрывалом. Ближе, ближе, и вот уже видны шатры, отстоящие друг от друга на небольшом расстоянии, меж ними – улицы, и тут кипит вечерняя жизнь: лошади, конвой, солдаты жгут костры, хохочут грубыми голосами. Света опять заробела: как подойти? Что сказать? Да и поймут ли её? Недалеко от стана остановилась, передохнула и сурово отогнала маленькую мысль: «А может, и не входить вообще в лагерь, подождать до утра, укрыться и – в безопасность, домой?» – «Игорь ждёт!» – мягко облило сердце. Он ждёт, она нужна ему! И вышла прямо на часовых.
Воины, тяжёлые, мощные, одетые в грубые куртки, грелись у костра и не сразу заметили девушку, а потом одновременно повернулись к ней, и Света тут же потеряла самый важный в эту минуту дар: дар речи. Пауза, потом один отделяется от группы и быстро уходит. А Света тихо, писклявым голосом говорит:
– Мне нужен доктор.
Эту фразу они с Игорем учили целый вечер. «Больше ничего, Света, просто скажи: мне нужен доктор!» – «И это сработает?» – «Ещё бы не сработало! Ты знаешь, какая у них дисциплина? Адамар убьёт каждого, кто не подчинится мне. А я убью каждого, кто не позовёт меня тут же, если ты поднимешься».
Игорь, Игорь, где ты? Воины улыбаются: девушка нравится им, да Света и знает, что привлекательна, но сейчас это не имеет значения, а важно одно: смогут ли быстро найти Игоря. Она застывает, обхватив себя руками, словно защищаясь от страха и холода, но внезапно немолодой солдат одним движением снимает с себя меховую накидку и, подойдя, набрасывает ей на плечи.
– Иди, грейся, – говорит дружелюбно, и она едва не падает, потому что, несмотря на незнакомое движение губ, слова звучат совершенно понятно!
Мир сразу меняется, становится ласковее и проще. Никто не собирается обижать её здесь, суровые воины кажутся милыми парнями.
– Откуда ты? – спрашивают её, и она отвечает:
– С Земли.
Это, видимо, не совсем понятно.
– Ты – наложница доктора?
Света фыркает, затем смеётся:
– Нет, я медсестра. Его помощница.
– Как Шалиян?
Она знает о Шалиян.
– Да, как она.
Минуты идут, Света несколько раз оборачивается. «Не волнуйся, стан большой, его не могут найти сразу». Но она напрасно тревожится, потому что скоро, очень скоро вдалеке появляется стремительная фигура, и Света, хоть и не видит лица, моментально узнаёт эту походку, этот широкий разворот плеч и этот родной голос:
– Света!
Он обнимал её, обнимал так крепко, что часовые на миг смешались: так помощница или всё же наложница? А она смеялась, а потом, взявшись за надёжную руку, пошла с ним по стану, дивясь и оглядываясь на всё.
– Я едва не подпрыгнул, когда мне сказали, что в лагерь пришла девушка. Вот бы мои подопечные удивились!
– Было такое ощущение, что меня ждали.
– Конечно, ждали. Всю охрану предупредил: появится незнакомая женщина – сразу ко мне. А уж я-то как ждал!
Он остановился, пристально посмотрел ей в глаза:
– Прости, что заставил тебя пройти через всё это. Но ты так нужна мне здесь!
Она замерла, несколько мгновений, не дыша, вглядывалась в его лицо:
– Я знаю…
– Идём, идём, – в его голосе – затаённое счастье. – У нас много работы…
Осмотр лагеря занял чуть ли не всю ночь. Игорь показывал, рассказывал, объяснял. Свете всё нравилось, всё было интересно. Но когда вернулись в лазарет, и она оглядела скудную «операционную» доктора, то чуть не заплакала.
– Ничего нет! Ни антисептиков, ни обезболивающих! Чем же работать?
Игорь умолк, присел на край лежака.
– Но как же вы оперируете, Игорь Анатольевич? – спросила Светлана, вдруг переходя на обычное в работе «вы».
– Всё, что могу, это сделать операцию быстро. Как говорил Гиппократ, «причиняющее боль должно быть наиболее короткое время, а это будет, когда сечение выполняется скоро».
– А как вы обеспечиваете асептику?
– Шалиян мне помогает. Она собирает травы, делает отвары для обеззараживания; инструменты приходится кипятить, как в древности, что-то наподобие мыла у них есть. Вот и всё, в принципе.
Света озадаченно оглядела лазарет.
– Хорошо, – вдруг сказала тоном хозяйки. – Растворы и асептика – моя обязанность, моя задача, я и буду её решать. Где Шалиян?
Они разложили содержимое чемоданчика на столе, Света подержала инструменты в руках:
– Тяжёлые!
– Это единственный металл, который не ржавеет, не окисляется и прекрасно кипятится, – отозвался Игорь.
