Юрий Валерьевич Литвин
Психоделика. Книга для мертвых
– Тьфу, блядь! – сплюнул брезгливый Вова, затаптывая бычок.
Санек рядом тупо давился от хохота.
– Такие дела, братуха. Отсюда мораль – сигареты лучше свои иметь…
Тут уже и Колян заржал, а я докурил и не спеша стал инструмент разбирать, ну его на хуй Вову этого, усилитель, сука.
Потом ни к селу, ни к городу вспомнился давешний сон. Да так ярко. Италия… Реликвия… Че за реликвия? Третью ночь подряд. Это ж надо! Надо Петровичу рассказать, бригадиру нашему. Тоже поржем…
х х х
Сон
Неприятности начались даже раньше, чем я мог предположить. Практически сразу, как часто бывает в нашей быстротекущей жизни.
Вечерело. Вокруг не было ни души. Я ехал вдоль симпатичной рощицы и присматривал местечко для короткого отдыха. Присмотрев, спешился и расседлав Арка отправил его прогуляться к воде, благо судя по всем признакам недалеко протекал ручей. Сам же собрался перекусить, но предварительно справить малую нужду. Воткнул в землю меч и принялся разбираться со своей нехитрой амуницией, чтобы добраться сами знаете до чего. И тут хрустнула ветка, да громко так. Тут же кто-то выругался на местном наречии. Моментально обернувшись и одновременно выдергивая меч, я увидел несущихся на меня всадников. Их намерения угадывались сразу и потому, не теряя времени, я кинулся наутек вглубь рощи.
Их оказалось трое. Поначалу я немного преувеличил опасность, посчитав, что врагов четверо, но их оказалось трое, просто у них был лишний конь. Чего они стоят мы узнаем чуть позже, а пока необходимо их разделить, чтобы не сражаться со всеми одновременно… На-ка, вот! Удар сверху я отразил легко, и вежливо пропустив всадника, ткнул его в бок без особых затей, держа в поле зрения остальных и одновременно прикидывая пути дальнейшего отступления. Всадник стал заваливаться в седле, и я понял, что мой первый удар получился. Количество нападавших уменьшилось на треть. Оставшиеся направили коней одновременно с двух сторон, я отпрыгнул за дерево. В него моментально воткнулся метательный нож. Из доспеха на мне оставались только наплечники, что было неплохо из-за большей свободы маневренности и плохо из-за слабой защищенности моего бедного тела.
Конница в лесу воюет плохо. И пусть тут был не лес, а небольшая роща, я попытался использовать все преимущества, которые послал мне Господь. Прежде всего, древесные стволы. Я бросился вглубь рощи, туда, где деревья и кустарник создавали неодолимую преграду для конника. Оказавшись пешим по причине природной необходимости, я позволил противникам уравнять шансы. Хорошо еще что нужда была малой, а то бы у них гляди и преимущество образовалось бы. Хорош герой, сидящий в спущенных штанах под кустом! Как же я их проглядел, наверное, задумался. Проклятый герцог со своими заданиями! Слава Богу, что эти никакие не ассасины, те подкрались бы совершенно незаметно, и шансов бы не было уже у меня. Да обыкновенный стрелок принес бы больше пользы при нападении на одинокого путника. А эти прямо в лоб. Благородные что ли?
Совершенно сумбурные мысли скакали в моей голове, пока я прыгал и маневрировал, пытаясь добиться удобного для себя расположения атакующих.
Ну вот, можно попробовать, я резко затормозил и бросился прямо под копыта лошади, обмотанные какими-то тряпками, с диким нечеловеческим криком. Ага! Вот почему я их проглядел, вернее прослушал…
Лошадь сделала попытку встать на дыбы, седок попытался достать меня клинком, я подставил под удар наплечник, и лезвие нелепо скользнуло по нему, уводя за собой всадника. Парень явно потерял равновесие и был схвачен мною и жестоко вытянут из седла и нанизан на кинжал, аки каплун в канун праздника… Каплун – канун, как-то так… Только без каштанов. В сгустившихся сумерках мне показалось, что у него нет лица, но когда оно приблизилось, то понял, что ошибался. Лицо было скрыто под маской, столь уважаемой здешними любителями карнавалов. Этот, правда, уже оттанцевал.
Жалко лошадь сбежала. Пока я боролся со своим знакомым каплуном, третий негодяй решил, что моя несчастная спина только и ждет, чтобы в нее воткнули короткое копье. Э нет. Все было не так, бдительности я не потерял, более того настолько обнаглел, что решить взять третьего разбойника живьем и с пристрастием допросить. Даже дерево успел подходящее приметить, он бы на нем неплохо смотрелся в своем шутовском наряде настоящего охотника за головами странствующих рыцарей лишенных всего.
Но, увы, увы, мечты мои так и остались мечтами. Копьем он пользоваться не умел. В том месте, куда он целился, меня не оказалось. Какой доверчивый ассасин… И надо же такому случиться, вы не поверите, он тоже потерял равновесие. Да что же за день сегодня такой? Наверное, день Неловкого Разбойника. Интересно есть ли у неловких разбойников какой-нибудь свой святой? Наверное, есть… Иначе несправедливо получиться.
Вобщем, я немного помог и ему выпасть из седла, и он это проделал, да так громко, что деревья вздрогнули. Наверное, шею сломал. Мне даже неудобно немного стало. Ну, надо такому случиться?
Раздосадованный я присел на пенек и вдруг вспомнил про четвертого коня. Должен быть стрелок! Ведь если это банда, то у них наверняка есть стрелок, который выцеливает жертву сидя в безопасном месте, а потом остальные добивают и грабят раненого или убитого путника. Отчего они сразу кинулись на меня, а шут их знает, может, решили, что и так справятся. Нет это точно не ассасины, тьфу, вт же привязалось! И даже не… Странные они какие-то. Нет, с кем-нибудь они бы и справились, может друг с другом…
Мысль я додумывал уже лежа в высокой траве и внимательно осматривая окрестности. Понятно, что мои заячьи петляния по лесу в условиях плохой видимости основательно сбили стрелка с толку. Вот где он сейчас? Я прислушался, вечерняя роща была наполнена множеством звуков, по ней бродили неприкаянные кони. Мой верный Арк так и не вернулся с водопоя, но его судьбой я мало заботился, ибо сей хитрый зверь, побывавший во многих переделках, умел вести себя, как подобает.
Темно-то как! Я, наконец, решился и, встав во весь рост, двинулся в сторону дороги перебегая от одного древесного ствола к другому.
Наконец я засек какое-то движение слева от меня. Толи это был чей-то конь, толи не конь…Я сменил позицию, мой преследователь тоже. Значит не конь. Стало совсем темно, прицелиться он не сможет, разве что у него кошачий глаз.
Меня охватила та бесшабашная веселость, которая приходила ко мне здесь, в моменты настоящей опасности. Это не было равнодушием к собственной судьбе, нет. Скорее это просто была твердая уверенность в окончательном и бесповоротном Успехе. Именно так, Успехе С Большой Буквы.
И мой противник это почувствовал. У него не было теперь ни единого шанса, а я был настолько исполнен этою непонятной, но такой чистой и свежей Силы, что победил бы, будь их не четверо, а пятеро, шестеро да сколько угодно. Не одолеть им меня сегодня, не одолеть.
В несколько гигантских прыжков я преодолел разделявшее нас расстояние и с удовлетворением увидел, что мой незнакомый друг, поняв, что его обнаружили, теперь удирает от меня без оглядки. Тогда я свистнул, послышался топот копыт по траве, потом чавкающий звук удара, от столкновения двух тел, конского и, надеюсь, человеческого сдавленный вскрик и короткое конское ржание. «И упал он клинком сиим сражен». И нечего нападать на одиноких странствующих и немного безжалостных рыцарей. Поделом.
Кто-то ткнулся мне в затылок мокрыми противными губами. Арк, конечно. Этот конь имеет удивительную способность исчезать при первой опасности в том случае, если седок на нем отсутствует. Потом он внимательно следит с безопасного расстояния за тем, как его хозяина пытаются убить неприятные разбойники, но потом у него просыпается совесть и он спешит на помощь, потому что вспоминает о том, что еще толком не ужинал и мыться ему, если что придется в одиночку. Примерно так я понимаю сегодняшнее поведение моего боевого напарника. В конном же строю ему равных нет. Потому что в конном строю много зрителей из числа людей и конечно же лошадей, а Арк у нас позер каких свет не видывал. Ему, видите ли, публика нужна для подвигов, а в темном лесу ему не интересно. Вот что это? Он словно говорит мне своим поведением, вместе мы сила, а по отдельности каждый сам за себя. Я потрепал его по шее, и конь всхрапнул что-то типа:
– Ну вот, снова нарвался на неприятности. Говорил я тебе, не стоит останавливаться в незнакомом месте…
– Умный ты больно! – зачем-то произнес я вслух и Арк подмигнул мне хитрым глазом. – А поить тебя не надо было?
– Надо! – Арк мотнул головой и на меня полетели капли воды с его роскошной гривы.
– Ну, ты хоть переживал за хозяина?
– А то! – откликнулся Арк и поплелся к четвертому телу, я поплелся следом, надо же было поглядеть, кого мы там пришибли. А вдруг и вправду ассасин, хотя бы начинающий…
Вот Джига был не такой. Джига был… Сердце мое на миг сжалось, и я отогнал от себя воспоминания. Не вернуть…
Арк фыркал, ему не нравилась эта быстро потемневшая роща, тревожили чужие неприкаянные кони, и мертвецы ему тоже были не по нраву.
Взошла луна. Все вокруг приобрело сказочные очертания, было свежо и покойно. Что ж, пора изучить трофеи, и сделать выводы. Но для начала…
Я наконец-то облегчился и подошел к сбитому моим верным Аркоцефалом телу. Оно было укрыто собственным плащом, голова же укутана сплошным черным платком с прорезями для глаз. Как говорит мой новый друг герцог, можно обойтись без лишних церемоний.
Без церемоний, так без церемоний. Ну, не люблю я их, церемонии эти, чай не церемониймейстер. Ни в отношениях с мужчинами, ни с женщинами. С женщинами тем более. Увы, я не далеко не монах, скажу иначе, я совсем не монах, и даже не монах воинствующий. Убедившись, что поверженный Арком враг дышит, я взрезал кинжалом маску и немного удивился. Поверженный оказался женщиной. Здравствуйте, святые угодники. Этого еще не хватало.
В моем состоянии было не до сантиментов, я принялся тормошить неудавшегося стрелка и мои усилия не пропали даром. Незнакомка застонала и открыла глаза. Предательская луна заглянула в них и обнажила прятавшийся там испуг.
– Демон! – с ненавистью произнесла она вместо приветствия.
– Чего это? – я слегка опешил.
– Демон! – повторила незнакомка.
Нарисовалась проблема. Женщина, и притом явно не в себе, а с ними я не воюю, в смысле и с теми, кто женщина, и с теми, кто не в себе. Нет, это не обет, это как бы получше сказать, наверное, это, образ жизни и отчасти воспитание. Но попугать надо.
– Кто тебя послал смертная? – спросил я загробным голосом, а именно так в моем представлении должны разговаривать демоны, я прижал к ее горлу мизерикордию.
– Убей меня! – в глазах женщины загорелся огонек фанатизма, я сплюнул и перестал кривляться. Спрятал кинжал и выпрямился.
– Хватит смертей на сегодня, вставай и скажи, чего ты решила, что я демон?
Она долго молчала, потом осознав, что никто ее не держит медленно села и стала приводить в порядок одежду. Женщина что с нее взять. Внутри ее черепа, что-то поскрипывало и жужжало, я просто физически чувствовал напряженную работу этого незаурядного женского ума. Отошел на пару шагов и наступил на валявшийся в траве небольшой арбалет. Пнул его в сторону и в сердцах выругался. Арк тут же подошел, чтобы меня успокоить.
– Так ты не демон? – спросила она, глядя на то как я вытираю Арка и привожу в порядок поклажу.
– Кто сказал тебе эту глупость?
– Ты был в замке! – это прозвучало как обвинение.
– И что? Это запрещено? Я много где бывал, я путешественник.
– Но герцог…
–Что герцог? Я мало с ним знаком и не имею с ним общих дел.
– Он общается с дьяволом, – после раздумья сообщила незнакомка.
– Интересно, но мне интересней другое, за что вы напали на меня. Нападали бы на герцога…
Она снова задумалась. А говорят, что местные красавицы обладают определенной живостью ума. Мда. Такое впечатление, что я где-нибудь во Фландрии, да и с красотой тут тоже проблема. Фигура так еще, а вот лицо… Вытянутое какое-то, лошадиное… Арк и то симпатичней будет.
Понемногу разговорилась. Ее звали Мария. А спутниками ее были, единокровный брат Горацио и пара здешних мелких дворянчиков, отчего-то решивших, что мой герцог виноват в страшных вещах. Оказывается, после того как он поселился в здешнем замке у них перестали нестись куры и с урожаем возникли проблемы, там еще что-то было, но я слушал в пол уха, как всегда при общении с женщинами. А Мария уже болтала вовсю. Слава Господу ее спутники как-то одновременно принялись стонать, и поток красноречия сменился заботой о ближнем своем. Пришлось и мне присоединиться и оказывать помощь этим балбесам и бездельникам. Лучше б за курами своим следили, чем охоту на людей устраивать.
К счастью, или, к сожалению, от встречи с великим и ужасным мной никто не погиб, но пострадали прилично, и то будет наука ассасинам недоделанным. У братца Горацио была серьезная рана в боку, у второго подпорчено брюхо, а третий еще не пришел в себя от удара о землю, но это было делом времени.
Когда все пришли в себя и собрались в кучу, я задал простой вопрос:
– И что мене с вами придурками делать?
Придурки смотрели хмуро и молчали. Я им немного помог:
– Во-первых, запомните, герцог – государственный человек!
При этих словах головы слушателей поникли.
– Во-вторых, если я сообщу, куда следует, о вашем поведении, то сами понимаете, что с вами будет!
Головы опустились еще ниже.
– И в третьих! Вы украли мое время, а я спешу по очень важному поручению, оттого вы просто обязаны предоставить мне сменную лошадь и накормить горячим ужином…
Головы взглянули на меня благодарными взглядами и я наконец-то получил возможность отлучиться к ручью, напиться вдоволь холодной воды и искупать Арка.
Мы нуждались в отдыхе, а пока суд да дело, наступила ночь, а ночью и заблудиться можно легко, хотя как я уже убедился, в этой богатой на ассасинов провинции все дороги ведут не в Рим, а к морю. И все как одна опасные.
х х х
Глава IV
Manowar “Swords in the wind”
явь
Сегодня меня чуть не убило. Уф… Бывает же такое. Бывает. Послали меня насосникам помогать. Работы типа у них минного, а времени мало. На водоотливную. Ну, послали и пошел, дело-то не хитрое. Взялся клапан менять. Три болта снял, все нормально, за четвертый взялся, чегой-то не то…Кручу гайку, что-то тугенько идет. Взял ключ удлинил, все равно туго. Зову Гришку, иди, мол, помогай. Стоим, друг напротив друга, я кручу, он болт придерживает. Труба вертикально между нами. Сотка, изогнутая. На самом выходе, как стрельнет и мне в лицо. Как отпрыгнул до сих пор не пойму, хорошо она дальше не пошла. Ключи в разные стороны, Гриша Тушканчик бледный, как смерть. Метростроевцы долбанные в натяг конструкцию смонтировали, видать не состыковывалось у них, вот она и распрямилась курва…но ничего, покурили, успокоились. Пока на обед ехали все сон давешний вспоминал. Чудно совпало, там меня тоже укокошить пытались…
Мечи все еще стучали у меня в ушах, а неумолимая реальность все плотнее и плотнее обступала меня. И как всегда в таких случаях нашелся человек, который все мне объяснил.
– Я тебе так скажу, – вздохнув, сообщил Петрович, вытирая рот сухою своею ладошкой, – сны твои итальянские, полная херня, вот у меня помню было, Лизаветка в армии снилась, так уж и снилась. Сильно ее хотел. Каждую ночь, недели две… Потом приехала проведать, выебал ее и до свидания, перестало… А вообще, я че хочу сказать? У настоящего болельщика смысл жизни проявляется дважды в неделю. На выходные, когда играется очередной тур чемпионата, и в среду, когда играют международные. И никогда не заморачивайся! Наливай, время в обрез.
Он погрозил мне пальцем и сделал такое выражение лица, как будто у него только что милиционер отобрал половину аванса.
– Ну, что ты там цедишь? Все разливай!
– Так может еще на раз?
– Не выдумывай, некогда нам рассиживаться. Работа ждет.
Это да, это он точно, насчет работы. Я когда-то видел, как обедают метростроевцы, те, что непосредственно в тоннеле, на водоотведении или на укладке. Вот так вот как стояли, инструмент положили на землю. На шпалы присели, тут же бутерброд развернули, бутылку открыли, на троих по стаканам разлили за раз, ебнули, загрызнули, и снова за инструмент и вперед. Вот и весь обед – три минуты. Курят по ходу пьесы, ибо некогда и работы полно. А нам-то чего спешить, мы ж эксплуатация, часом раньше, часом позже. Какая разница?
Можно вообще на все забить и за второй сбегать, завтра, в конце концов, тоже на работу выходить. Но нет, Петрович сказал, Петрович сделал. Придется сегодня заканчивать. Ну и ладно, подумаешь…
Каждый уважающий себя метрополитеновец где-то в глубине души убежден, что обслуживаемое им оборудование тоже имеет собственную душу. Нет, он никогда не признается вам в своих мыслях, даже мысли о подобном не допустит, но тем не менее это так. Придите когда-нибудь ночью на станцию, походите по служебным помещениям, сами все увидите.
Одно знаю точно, ни один насос не будет работать, если сам того не захочет. Вот так вот. Ни один.
И каждый работник знает, что чтобы насос этот заработал, за ним необходимо ухаживать. Вовремя проводить техобслуживание, менять смазку, сальники, подшипники, и будет тогда он служить тебе верой и правдой.
А иначе… Вода в тоннеле – страшная вещь. Поднимется до головки рельса и амба. Пиши, пропало. Откачивать нужно. В некоторых местах постоянно. Да, так и живем в постоянной борьбе с силами природы.
Сегодня я с Петровичем на насосе. А что вы? Линейный участок, это вам не хухры-мухры. Тут и ВОМДы и местная вентиляция, ну та, что поменьше в размерах, и насосы и прочая сантехника с унитазами, оборудования море, и все на нас. Бывают дни некогда и стакан вина пропустить, со всех сторон: «Давай! Давай!»
Сегодня еще по-божески, хоть пообедали нормально, теперь и потрудиться не грех.
Труд – это процесс. Наблюдая и активно участвуя в жизни подземки, я понял одну интересную вещь – весь смысл нашей жизни в постоянном движении. Вот пока присутствует оно, все крутится, одно за другое цепляясь. Одни умирают – другие приходят, и процесс этот поддерживают, отчасти ничего о нем не зная. Ну, словом, все как в обычной жизни. Механизмы стареют, как и люди, мы их лечим по мере сил. Понятие даже такое есть – усталость металла. От этого и оборудование иногда умирает, отработав ресурс, и тогда, хочешь, не хочешь, ставят новое. И все крутится, вертится…
Когда-то, изрядно выпив после работы, мы провели мозговой штурм на тему, сколько времени протянет метрополитен, без человека. Мнения разделились, но в целом получилось – недолго. До первого серьезного отказа, а там по цепочке. Тоннель заполняется подземными водами, замыкается электрика, горит все что может гореть, плавится все, что может расплавиться. В целом наблюдается картина, близкая по содержанию к Рагнареку. Что не есть гуд. Так что, ощущение нужности у нас присутствовало, несмотря на средненькие в целом зарплаты.
Есть одна простую истину, о том, что люди делятся всего-навсего на две категории – богатых и бедных. И богатые при этом беззастенчиво используют своих оппонентов. И раз уж суждено было родиться в категории номер 2, то нужно по возможности избегать того чтобы твое тело, твой мозг использовали сытые наглые ублюдки. А потому расслабляемся и тупо живем в удовольствие. Насколько позволяют наши скромные средства.
А то начинают некоторые умничать, вот ты неправильный, вот ты блядь, не патриот. Та пошли вы на хуй, говорю я подобным умникам, все что вы ни делаете окромя жрать, спать и совокупляться, вы делаете в угоду тем, кто заказывает музыку в этой жизни. Нравится вам им помогать? Помогайте, а мне не нравится, мне на них насрать. Такая вот не хитрая, но очень жизненная философия. Так-то вот… Можете назвать меня тупым животным, мне от этого ни холодно, ни жарко. Но вы не заставите меня плясать под ваши дудки и делать то, что я не хочу.
И если иногда приходиться делать что-то вразрез с моими принципами, то это обусловлено только суровой жизненной необходимостью и элементарным выживанием, не более. Вот в армию меня например заперли, два года жизни – коту под хвост, но отслужил? Отслужил, еще и как. А куда деваться? Теперь отстаньте. И размышляя подобным образом о превратностях нашей быстро текущей жизни, пошел я бухать. А че еще делать? Не в общагу же переться. Скучно там в общаге.
х х х
сон
Корабль шел на юго-восток, так утверждал капитан, старый прожженный южным солнцем, сицилийский бродяга, коих великое множество пребывало в портах великой страны во все времена. Как в лучшие, так и в худшие.
Ветер держался попутный, и те, кто не лежал вповалку, скрученный морской болезнью, могли в полной мере ощутить Благодать Божью, вдохнув соленый воздух Средиземноморья и устремив взгляд прямо по курсу, туда, где, по словам капитана, лежала Земля Обетованная. Цель нашего похода.
Наполненные попутным ветром, несущие крест паруса судов окружали меня со всех сторон. Флотилия насчитывала десяток крупных торговых судов и несколько посудин поменьше. Охранники и торговцы, все как обычно. Врядли пираты позарились бы на нас в этом походе, ибо слишком велико было количество вооруженного люда, стремившегося в святую землю исполнить свой долг пред Господом. По крайней мере, так они говорили, на разных языках и наречиях, а как по мне, то подавляющее большинство ехало пополнить свой карман за счет имущества неверных, коим не посчастливится оказаться у них на пути.
Трюмы флотилии были наполнены товарами и людьми. Как по мне, так последних было больше. И большую часть груза составляло оружие. Самое разное. На самом крупном корабле, как сказал мне в порту один всезнайка, коими полны порты всего мира, везли в разобранном виде осадные орудия. Слухи о Третьем Крестовом Походе уже вовсю будоражили умы человеческие. Слишком многие мечтали вернуть утерянный Иерусалим.
Путь наш лежал на Мальту. Кто только не владел этим прекрасным островом. Сейчас он был под Сицилийским королевством. Не так давно турков прогнали отсюда, и если нам христианам удастся подольше удерживать Мальту у себя под контролем, то она превратится в удобнейшую базу для всего крестоносного движения. Сицилийцы облюбовали его неспроста. Прекрасный перевалочный пункт, замечательный средиземноморский климат. В общем и целом лакомый кусок суши в относительной близости, как от наших берегов, так и от Святой земли. Кстати, наш груз должен был быть выгружен на острове, а взамен мы должны были взять на борт более мирные товары для торговли с Султаном, ибо у нас перемирие, как у двух убийц живущих по-соседству. Вроде все нормально, только ночами не спят, и ножи время от времени точат. Ну и конечно, паломники, паломники, паломники…
По-моему после взятия Иерусалима султаном, количество христиан, стремящихся в Святой Город, только возросло. Такой вот парадокс.
На данный момент, наши «успехи» в Палестине привели к тому, что от Иерусалимского королевства осталось только громкое название. Иерусалим был потерян бездарно и по-моему уже безвозвратно. Потеряно было все, что с таким трудом завоевывалось христианами на этой негостеприимной земле. Нас тут не ждали, и нас не хотели здесь. Не знаю, что я должен был отыскать, но вся моя миссия выглядела очередным жестом отчаяния, когда утопающий хватается за соломинку.
С другой стороны предчувствие Третьего крестового похода действительно витало в воздухе. Очень многие власть имущие жаждали реванша. Тот же Вильгельм Сицилийский не мог допустить окончательного изгнания христиан, ибо чувствовал, что если турки сумеют выполнить эту угодную Аллаху задачу, то что помешает им прийти на Сицилию?
Пока же держался Тир, держались крепости, да и султану нужна была передышка. И те и другие готовились к грядущим битвам, но сейчас не имели возможности их начать.
Вот было бы забавно, если бы откуда-нибудь из-за гор, объявилась бы сейчас третья сила, которая бы воспользовалась тем, что и мы и турки ослаблены, и установила бы свой контроль над этими местами. Момент был тот, что нужно. Да только где ее взять?
В данный момент у меня были варианты добраться до Иерусалима, либо под видом паломника, либо в качестве охранника торгового каравана. Ибо и тех и других султан в Город пускал пока беспрепятственно. С одной стороны, говорили, что, будучи человеком просвещенным, он с уважением относился к чаяниям верующих, стремящихся поклониться Гробу Господню, а с другой стороны торговое значение Города тоже никто не отменял. И торговые выгоды для империи были очевидны.
В целом там, куда я плыл было все также неспокойно, хотя большой войны и не было. Но, франки сидели укрытые в крепостях. Арабы же совершали набеги как на крепости, так и на караваны, идущие к ним. Франки тоже не чурались разбоя, но называли его богоугодным, если грабили неверных, и никак не называли, если случайно нападали на своих. Однако, тем не менее, торговля велась во всю, ибо звонкая монета одинаково мила, что франку, что сарацину.
Итак, я плыл на Мальту. Ветер развевал мои кудри, а левая рука была подвязана широкой оранжевой лентой. Вроде как сломана. Герцог при нашем прощании вручил мне ее со словами:
«Когда будете на корабле, повяжите ее на одежду, это будет знаком для ваших спутников». Я не придумал ничего лучше перелома и приспособил подарок своего нанимателя так, как посчитал нужным, и теперь озирал водную гладь с этой оранжевой перевязью одновременно зорко присматриваясь к попутчикам. Пока никто не беспокоил, мало ли что у кого болит, но чувствовал я себя как-то неудобно, что ли, больно уж яркий цвет имел мой аксессуар.
Тут я отвлекся от созерцания морских просторов, потому что на палубе назревала нешуточная драка. Вот уж действительно беда всех этих совместных походов – еще и до берега не добрались, не то что до неверных, а уже здоровые мужчины, мающиеся временным бездельем, начинают выяснять кто сильнее. Либо чье служение более Господу угодно. Да и вопрос национальности никто не отменял, разумеется.
Нет, чтоб объединиться перед лицом грядущих испытаний и укрепиться в вере своей, делают все наоборот. Всплывают старые обиды и столетней давности пограничные истории, когда чей-то дед под флагом того или иного вождя гонял по лугам да по горам другого деда. Тоска…
Я повернулся на шум и убедился в своей правоте, увидав как несколько решительно настроенных французов-южан, наполовину обнаживших клинки, явно не для их чистки, во всю свою гасконскую прыть наседают на громадного германца, который ухмыляясь, строит им козу и даже не делает попытки вынуть из ножен лежащий у его ног немалых размеров двуручный меч, слава Богу, хоть не изогнутый. Честное оружие. Страшное оружие в умелых руках, скажу я вам по секрету. Обращаться с ним – целая наука. А вот обладателей подобных мечей с изогнутым лезвием, я не любил, да и не только я, и в бою им пощады не было, уж больно ужасные раны наносили они своими мечами-монстрами, а потому обладатели подобного оружия и истреблялись безжалостно. А прямой двуручный меч лучше всего говорил о характере владельца: с таким приятно иметь дело, разрубит напополам и привет, не подставляйся, сам виноват.
У этого во всех отношениях великолепного воина имелись в наличии: гигантский рост, широченные плечи, многократно ломаный нос и заплетенная в косички рыжая борода, а также открытый и честный взгляд старого бойца, который, несмотря на внушительные данные, никогда не будет калечить людей зря. Это было мне по душе, но зарвавшихся засранцев необходимо учить, и тут я понял, что мы в этом вопросе солидарны. Взвесив шансы сторон, я понял, что у лягушатников шансов нет, хотя они, конечно же об этом еще даже не догадывались. Их напор и решительность сделали бы им честь на поле брани перед лицом неверных, или на базаре где-нибудь в окрестностях Беарна, перед лицом их жен и невест, но только не здесь и не сейчас.
Словом я решил соотечественникам, хотя какие они мне уроженцу Лангедока соотечественники, у них свое море, у нас свое, об этом поведать, предварительно подмигнув германцу, отчего его улыбка стала еще шире. Потому что нести потери не добравшись до места глупо, а проучить этих любителей покричать и помахать конечностями никогда не помешает. И им польза будет, и команду повеселим.
С соотечественниками у меня вечные проблемы. Имея неосторожность появиться на свет в милом моему сердцу Лангедоке, я большую часть детства и юности провел в Англии, так уж сложилось, а во Францию вернулся в более солидном возрасте вместе с лордом Гэлуэем и отчаянным королем Ричардом, понятно с какой целью. Так что, не сложилось у меня с соотечественниками.
После моих слов, сказанных на том языке и с тем акцентом, что принят на моей малой родине, гнев обиженных воинов французского льва обернулся на меня, и клинки полностью обнажились, а гасконская слюна из широко открытых пьяных ртов полетела в мою сторону в опасной близости от моей же одежды.
И хотя, в случае необходимости я мог изъясняться на нескольких языках и наречиях, причем, используя разные местные диалекты, в сложившейся ситуации я выбрал самый быстрый и не особо гуманный способ разрешения конфликта. Скучно мне было, что тут поделаешь, а так какая-никакая разминка. Сырости я опять же не люблю, потому подняв правой рукою, лежавший неподалеку трос с крюком на конце, я немедленно прихватил ближайшего ко мне недотепу рукою «раненой» и зацепив его крюком за пояс, перевалил через борт и отправил на освежающие процедуры за борт.
Германец захохотал и схватив за шиворот сразу двоих отправил их следом за первым.
Оставшийся не удел горячий гасконский жеребец захлопал глазами, попятился и сел на задницу под оглушительный хохот генуэзцев из числа команды и прочей разношерстной публики с удовольствием наблюдавшей за развитием конфликта.
Германец подошел ко мне и протянул громадную ручищу:
– Гарольд…
Так мы и познакомились. Он не был богат и подобно мне рыцарь сей обходился без слуг, что в крестовом походе не было редкостью. Я же время от времени подумывал о том, чтобы кого-нибудь нанять, но все никак руки не доходили. А в глубине души, наверное, я просто свыкся с тем, что работаю один и не нуждаюсь в помощниках.
Пока веселые матросы с удовольствием вылавливали наших незадачливых двуногих пловцов. Удивительно похожих на лягушек, если смотреть сверху вниз, выяснилось, что мой новый знакомый – наемник, и плывет в Святую землю немного подзаработать. Он был немногословен, но дал понять, что немного поиздержался в последнее время, и будет честно сражаться на стороне того, кто платит звонкой монетой. Религиозным фанатизмом от него и не пахло, по-моему он вообще молился древним богам, или кто там у них у готов? Или как их назвать? Всегда путался во многообразии германских племен. Если умел молиться вообще. Пока же он не вступил ни в один из отрядов, но рассчитывает встретить на Мальте земляков из Любека и присоединиться к ним. Сам он был младшим сыном совершенно небогатого, но весьма многодетного барона перспектив на родине не имел совершенно, потому я, завидев родственную душу, тут же испытал к этому бродяге совершеннейшую симпатию. Баронет, ага, заливай дальше.
