Юрий Валерьевич Литвин
Психоделика. Книга для мертвых
– Ни хера себе!
– А я тебе о чем? По документам естественно. А на базаре они лежат за шестьдесят, валом, но наша организация покупает их в десять раз дороже, разумно?
– Весьма.
– А потом мы удивляемся, почему так живем.
– Я уже не удивляюсь. Я больше удивляюсь, почему мы вообще живем. Еще. Или вопреки.
– Мда…
Чудны дела твои Господи!
Мы покурили и, поболтав еще немного ни о чем, пошли на платформу. Интересно, а сварочники они почем покупают? Наверное, и цифр таких в природе не существует. Суки.
Такое важное и ответственное событие в жизни каждого метрополитена, как комиссионный смотр, случалось раз в полгода и отражало готовность, как коллектива, так и оборудования служить великому делу Безопасности Пассажиров, что являлось непременным условием функционирования нашего предприятия в целом и в частности.
И я нисколько не иронизирую. В дни комиссионного смотра наблюдалось удивительное единение людей и механизмов. Видимо, проникаясь грандиозностью момента, оборудование вело себя согласно норм и технических характеристик, было вымыто, выкрашено и протерто от пыли. Люди были особенно аккуратно одеты, предупредительны и трезвы. Начальство – солидно и подчеркнуто вежливо.
Бывали, конечно, исключения, но они сразу же переводились в разряд ЧП и легенд и лишь подчеркивали правило – во время комиссионного осмотра все должно работать как хронометр. Хотел написать, как часы, но вовремя вспомнил, что в метрополитене все и так должно работать как часы каждый день, включая выходные и праздничные дни, у нас даже все часы на всех станциях и линиях работают синхронно. Такая специфика. Так что, пусть будет хронометр, что ли. Для красного словца, для эффекта. Ага.
Ну а когда все заканчивалось, тогда…
Вот, допустим, на линии двенадцать станций. Комиссия едет со стороны тупика. Там вышли, там вышли, там решили пропустить, там опять вышли. Вопрос, на какой из станций им захочется перекусить? Проблема? Та, еще! Напрямую же не спросишь, да и у кого. Вот поэтому начальницы станций и накрывают в день смотра столы, за свой и своих работников счет, разумеется. Ну а там, кому как повезет. Отобедают – значит, отобедают, не отобедают – сами отобедаем, да еще как. Весело, если замечаний мало написали. Сердито – если много, но не пропадать же добру, тем более полгода к смотру готовились.
Но уж если комиссия какую-то станцию облюбовала, тогда берегись. Тут у тебя в гостях все будут регулярно: и пожарники, и санэпидемстанция, и энергонадзор какой-нибудь. Запах жертвы распространяется мгновенно, и тогда все стервятники моментально слетаются, чтобы полакомиться ее плотью. И редко кто выживает.
Это я к чему веду так длинно, а к тому, что смотр на носу и мне сегодня красить насосы выпало. Не самая хреновая работа я вам скажу, но и не самая чистая. Краска – это знаете, краска. Это не огрызок собачий.
Вот допустим, вам надо покрасить два насоса в зеленый цвет. Невелика премудрость, но при этом крышки электродвигателя и Борно необходимо покрасить в красный, корпуса задвижек и фундамент установки в черный, их маховики в желтый, а потом дать всей композиции просохнуть, и беленькой красочкой аккуратненько нанести маркировки. Такая вот подземная радуга. Спрашивается, сколькими цветами будет сиять моя спецовка по завершении работы и за сколько выветрится запах керосина после того, как я ототру руки?
Ответы такие – пять и долго. Вздохнув, я приступил к работе. Зубами отодрал акцизную марку от горлышка, свернул пробку и в приступе жесточайшей меланхолии сделал хороший глоток. Вообще-то пить в одиночку – признак дурного тона. Я с этим полностью и абсолютно согласен, не согласен я с другим, почему Захарович не выделил мне сегодня напарника. Нет, я прекрасно понимаю, что людей, как всегда, не хватает, но ведь и работа-то какая?
Что я, глядь, мастер курва, маляр-штукатур? Хера. Ты вот, поди попробуй сам это все до обеда покрасить…
Так, повторить. И на финиш оставим. Еще глотнул и зажевал заранее припасенным сухариком. Теперь покурить и можно работать. А в облом-то как…
Но делать нечего, сигарета закончилась быстро, и пришлось распаковывать кисти. Художник, бля, от слова хуево, да еще и как.
Потом я услышал, как открылась дверь, и кто-то добренько приложился мне по черепушке. И все погасло…
х х х
Сон
И я таки нашел себе. Та еще ночка получилась. Девчонку я как следует в темноте и не рассмотрел, но дело свое она знала. Потому и спал я как убитый, излив на несчастную все накопившееся за этот бесконечный день раздражение. Впрочем, она недовольной не казалась. А с первыми лучами солнца вошел Франциско. Девицы в отведенной мне комнате уже не было и монах укоризненно глядя на мой растрепанный и заспанный вид сказал:
– Иди к ней, она будет говорить…
Я пробурчал что-то типа того, что голову ее черную откручу. Франциско уверил меня, что в этом сегодня нет никакой необходимости:
– Ты пойми, она невозможная да, но она все время рискует своей черной шкуркой почище нас.
– Да понял я, – успокоил бенедиктинца, оделся и пошел.
Руфия сегодня выглядела, словно египетская статуя некой богини. Черная королева на белом поле. Тут же сверкнула в моем уставшем мозгу шахматная ассоциация. Она указала мне место, где я мог пристроить свою задницу и сказала:
– Слушай и молчи. Вся эта возня здесь, между христианами и неверными служит одной цели, чтобы мы как можно быстрее истребили друг друга.
Я ждал продолжения.
– И тогда придут они…
– Кто?
– Люди с Востока, – ответила Руфия, – там лежат громадные земли, и живут люли, много людей, их скоро станет еще больше и тогда им понадобится пространство. Жизненное пространство. Звезды назвали мне странные имена. Тимудзин и Гао. Я не знаю, кто они, но кто-то из них предъявит свои права на этот мир. Ты можешь себе представить миллион всадников?
Я представил, получилось много.
– А воинов из глины?
– Какой глины? – сумела удивить. Из глины.
– Не знаю это видение. Оно не всегда понятно, воины из глины, не живые, не мертвые. Их невозможно убить. Они спрятаны где-то до времени и ждут сигнала.
– И что тогда?
– Равновесие нарушится.
Он так и сказал, а я запомнил, хотя и не понял.
– Они ждут, они умеют ждать. И у них есть что-то, что может уничтожить всех нас. Какое-то тайное знание. Но этот мир так устроен, что у него на всякое колдовство всегда находится свой ответ. То, что мы ищем здесь, оружие сдерживания. В этом городе много веков хранится нечто, что поможет сдержать Проникновение.
Пока Святой Город в руках Саладина, или христиан, наша святыня в безопасности. Они не придут за ней. Но если война опустошит эти земли, и настанет хаос, тот что … тот что мы умеем устраивать, вот тогда… Пойми Клемент, – она обращался непосредственно ко мне, – здесь становится слишком опасно, нужно найти Реликвию и вывезти ее отсюда.
– Если все так серьезно, то почему…
– Наши правители никогда не договорятся между собой
– Ты хочешь сказать, что сарацины..
– Да, – горько усмехнулась Руфия, – они тоже ищут ее здесь, и не могут найти.
– Откуда ты это знаешь? Этот старик…
– Он не старик.. Да это и не важно. Он как губка впитал знание, витающее в воздухе этого города. Как же объяснить тебе. Вот ты дышишь. Воздухом. Он вокруг тебя, так?
– Допустим.
– Допустим… – черная маска слегка исказилась легкой улыбкой, – Знание тоже вокруг нас, как воздух. Все события, те, что были и те, что будут, нужно только закрыть глаза и прочитать их, или просмотреть. Есть люди, которые умеют это делать. Он умеет, но он делает это неосознанно. Нужно было вынуть это знание из него. Сегодня он не будет помнить того, что говорил вчера…
– Но как такое возможно?
– Возможно. Запоминай, пригодится. Мы ищем церковь, или заброшенную часовню, – голос Руфии наполнился металлом, и зазвучал как набат, – она подобна Терминалу…
– Кому?
– Проклятой Крепости, это одно из ее имен. Так вот, часовня то появляется, то исчезает. Ее охраняют восемь бессмертных стражей из числа Первых людей, – смена по два человека, строго по два часа. Смертный может попасть туда только один раз в двадцать четыре года. Он должен быть уроженцем Лангедока, и не иметь в своей крови примесей иной крови, кроме той, что зовется вином и течет в гроздьях виноградников.
Можешь себе представить, что количество таких людей на земле с каждым годом все меньше и меньше. Кровь имеет привычку перемешиваться. Ее чистота падает. Скоро не останется никого… Улавливаешь Клемент?
Я промолчал «Лангедок», – это было круто, это многое объясняло и хотя это было не совсем приятно. Я проглотил ком стоящий в горле и выдавил из себя:
– Кто еще знает. Нет, кто был тот, кто входил туда до меня?
–24 года назад там был де Фок…
–Ты знаешь это имя?
– Я прочитала его…
Мозаика сложилась. И тут же рассыпалась. Где прочитала, чего прочитала? И, тем не менее, что-то отчетливо щелкнуло у меня в голове.
– И что..
– Его пропустили внутрь. Он говорил, что глаза стражей насмехались над ним. Там не было ничего. Часовня была совершенно пуста. В караулке был стол, а на нем яблоки. Желтые и красные, но он не смог их взять. Стражи не угостили… – Руфия неожиданно хихикнула, совершенно по-детски. Что я тут делаю?
– Они охраняли пустоту?
– Да, получается, что так.…А может быть он не умел искать. Как он говорил помещения два. Собственно церковь с алтарем. Без скамеек и прочей мебели. И караулка, где находятся стражи.
Повисло молчание, теперь надолго.
– Что мне там искать?
Она очаровательно повела плечиком.
– В тебе кровь Лангедока. Она подскажет тебе. Но я знаю . – она резко наклонилась ко мне, – я знаю что ты найдешь. А теперь иди сюда. У тебя сильная кровь, поделись немного со мной…Тем более время наше уже совсем вышло…
Как я мог ей отказать?
х х х
Глава XXXI
Twink “Suicide”
Явь
…– И вывод из этого, какой?
– Ты молодец, Федя.
– Нет, я мудак!
– Перестань, мы все мудаки. Каждый в своем.
– Нет, вы нормальные, а я…
– Тихо, не ори. Давай еще по грамульке и баста.
– Не наливай ему.
– Как не наливай! Наливай, бля!
Тишина и бульканье.
– Вот, другое дело, а все равно я – мудозвон!
– Опять, бля.
– Да, и говорю это с полной ответственностью.
Я разлепил глаза, лежал я на участке. Мужики пили по обыкновению. Ночь был или день было непонятно, впрочем, как и всегда у нас в подземном царстве. Жутко болело под лопаткой. На лавочке была выступавшая из дерева шляпка гвоздя, и я спал, разумеется, как раз на ней. Арбалетный дротик, блин. Глупо-то как…
– О,бля, очнулся! На хлебни!
Я хлебнул, я не гордый, голова, как ни странно, не болела.
– И че это было?
– В смысле?
– Оказался я тут как?
– А! – Петрович махнул рукой, – видать тебя с краски затошнило, не в коня корм, бля. Я ж Захаровичу говорил, на хуя такую едучую краску берешь? Вот и нанюхался наркоша. Давай еще махни от вредности.
Я и махнул. Потом зажевал корочкой и говорю:
– А мне почудилось, что какая-то падла мне по башке треснула!
– Так бывает! От этих растворителей и не такое…– серьезно объяснил Петрович, – у меня такое было в девичестве. Это все ебаные нитраты. Красишь, красишь, все нихуево, а потом бац! Нитрокраска! И лежишь, девчатам спасибо скажи уборщицам, это они тебя подобрали…
– И обобрили! – нечесело пошутил Жека.
– Ага! – кивнул я и подставил свою фарфоровую чашечку, куда немедленно было набулькано.
– Троекратно и на работу не пойдем! – объявил Петрович и я снова прилег подремать.
Много позже, когда самочувствие наладилось, я принялся пересказывать Петровичу то, что на днях наплел мне Данилыч. Мы брели по пустынной улице, и прохожие были редки и нетрезвы, как впрочем, и мы. Я говорил о делах давно забытых, и у меня было стойкое ощущение того, что я сплю наяву. Петрович был настолько любезен, что даже делал вид, что слушает и слушает внимательно.
… – У Ричарда и его ближайших командиров Роббера де Сабле и Гарньера де Наблюса было примерно столько же людей. Но из двадцати тысяч – четырнадцать составляла пехота, четыре – конные рыцари и было еще около двух тысяч туркополов.
– Кого?
– Туркополов. Так их называли. Мля. Это были местные конные лучники в основном из принявших христианство сельджуков или из сирийских православных христиан. Мамелюки Саладина считали их предателями и в плен не брали. Вооружены они были луками и пиками, выполняли в основном разведывательные функции, либо прикрывали тылы. Но, как говориться, питались отдельно, ибо основное христианское воинство относилось к ним свысока и смотрело косо.
– Понятно. Национальный вопрос.
– Вот именно. За день прошли около десяти километров, под палящим солнцем, в состоянии постоянной готовности к отражению неприятеля. Устали как физически, так и психологически. Наконец вблизи города последовал приказ остановиться и разворачиваться в боевые порядки.
Стали коробочкой, причем конных рыцарей поставили в центр, а с боков их своими телами прикрыла от стрел пехота. Мамелюки атаковать не спешили, продолжая методично обстреливать крестоносцев с безопасного расстояния. Постояли и видя, что противник не ввязывается в бой, медленно двинулись к городу. Как и прежде тамплиеры составили авангард, а госпитальеры арьергард. Кружившие вокруг войска отряды конных лучников все также терзали рыцарские ряды, и большие потери несли, как ни странно именно госпитальеры. В конце концов, нервы у них не выдержали и они атаковали, разрушив строй.
Я злобно пнул ближайшую урну и она ответила мне чугунно. Аж нога заболела.
– В ближнем бою у арабов шансов не было, и вскоре Арсуф был занят крестоносцами. Пожалуй, тут и остановимся.
Усевшись на ближайшей лавочке, мы выпили за взятие Арсуфа, и рассказчик продолжил повествование. Ну надо же с кем-то поделиться новым знанием, иначе к чему все это? Башку ж разрывает! Петрович молодец, слушать умеет. Уважительный у меня бригадир, хотя и строгий, как де Сабле.
х х х
Сон
Франсиско выглядел печальным.
– Ты думаешь там засада? – спросил я у него.
Старший из братьев пожал плечами.
– Не знаю, может быть да, а может быть и нет. На все воля Божья.
Гарольд шумно раздул ноздри:
– А мне все равно, тем более, если есть шанс умереть с оружием в руках.
– Твоя жизнь еще может понадобиться Ему. Не спеши умирать.
– А я и не спешу! – расхохотался гигант, – более того, я с удовольствием пропущу кого-нибудь впереди себя. – и учтите, мне совершенно не интересно с кем вы там будете встречаться и с какой целью. Только обидно проделать такой далекий путь и не получить того чего хотел…
– А чего ты хотел?
– Отпущение грехов и Царствие Небесное.
Воцарилось молчание.
– У нас нет этих полномочий,– сказал я.
– Есть,– произнес молчавший все это время Пьетро и добавил после паузы,– есть.
И еще посмотрел прямо в глаза Франсиско. Тот глаз не отвел и некоторое время они буравили друг друга, мне показалось, что вокруг уже сыпется бетонная крошка. Семейная сцена ни дать ни взять.
Но дальше этой борьбы дело не пошло. Вот и славно. Вообще-то они забавные, эти дети Римской империи. В бою стоят друг за друга, а в мирное время частенько друг дружке глотку перегрызть пытаются. Что за люди?
– Тебя кто за язык тянул? – прошипел Франциско.
Пьетро ничего не ответил.
Я церемонно поклонился монаху. Кто он на самом деле, кардинал, воинствующий епископ? Или сам…
– Ваше преосвященство вы полны сюрпризов…
Франциско метнул в меня молнию, но сдержался.
– Наклонись, – негромко каким-то совершенно чужим голосом приказал он Гарольду.
Тот поспешно выполнил приказ.
– Здесь и сейчас волей Господа нашего отпускаю тебе сын мой прегрешения твои…
– Аминь! – хором пропели близнецы.
Краткая церемония в условиях приближенным к боевым. Ай да Франциско! Кто бы мог подумать… То-то он ко мне неровно дышал, обидно конечно с их стороны целый не знаю кто, а с нашей де Фок отправил обыкновенного наемника. Хотя кровь… Это аргумент.
–Клемент!
– Да!
– Мы будем прикрывать тебя. Ассасины близко я чувствую это. Они следят за нами и потому нападут только тогда, когда Реликвия будет в наших руках. В твоих руках. Хода в часовню им нет. Мы будем прикрывать тебя до последнего. Твоя задача выбраться из города и не ввязываясь в драку передать Руфии то что возьмешь. Как только выйдешь из часовни двигайся прямо по направлению к реке. Вот этим маршрутом.
Он вынул карту Иерусалима и прочертил пальцем путь моего отступления. Я вгляделся в лабиринт нарисованных улиц.
– Запомнил?
– Запомнил. Примерно.
–Хорошо, маршрут я проверил, там идти минут десять, если быстро.
– Понесусь как птица.
– Главное чтоб не как курица… – это Пьетро, вот же язык!
– Заткнись! Острослов…
– Потом просто уходи от города, просто уходи от города, постарайся добраться до Аскалона, если останешься сам. Иначе, иди к деревне, ну той где мы…
– Понял.
– Да на холмах. В том же доме жди нас до рассвета. Если никто не явится, уходи один. В остальном действуй по ситуации.
– У нас получится. В этот раз получится, – это Пьетро.
– Заткнись! Допросишься…
– Господу одному ведомо, что тут происходит…
Я знал, что близнецы расстались и Паоло теперь с Руфией. Ему придется разбираться с устройством Реликвии, Руфия и ее девушки отвечали за доставку. Наверное, Паоло тоже переодели девушкой. Мне стало смешно, уголки губ дернулись и Франциско с удивлением поглядел на меня. Ничего пробьемся. А там ищи ветра в поле…
Ассасины конечно серьезные парни. И много чего умеют, но и мы…
– Откуда они знают?
– Они знают время. Они не знают места, где появится часовня, потому тоже наверняка просто блуждают по городу. Но это только мое предположение. Наверное, кто-то следит за нами. Я слежки не заметил, но они умеют делать это так незаметно…
Нет, ради Бога, умереть я не боялся, опасался немного за то, что миссия в таком случае врядли будет выполнена должным образом. Ведь плохо работать я не привык. С другой стороны, наверное, я все-таки тщеславен. Как ни странно у меня даже не возникло желания бросить весь этот бред и уйти. Или я был не в себе, или почувствовал достойный вызов. Не знаю. Одно знаю точно, у меня прям мурашки по коже бегали, так мне было интересно.
Франциско был одет католическим священником, переодетым к ночному служению, мы с Гарольдом изображали его помощников. Пьетро должен был идти по крышам, что при его ловкости и скученности здешних построек представлялось вполне возможным. Франциско считал, что ассасины могут следить за нами сверху и тогда Пьетро подаст нам знак. Наверняка ценой своей жизни.
Изначально наша миссия напоминала мне блуждание слепого в темноте. Но приказ есть приказ, а я солдат Господа. И хотя я не выполняю никаких обетов, иронизирую над его служителями, чтоб их, но в Него я верю, иначе все просто не имеет никакого смысла. Простите за высокий стиль. И если Ему угодно, а в моем приказе так и звучало «Ему угодно», значит и обсуждать здесь нечего.
Нет, я прекрасно понимаю отцов церкви и ту досаду, которую весь христианский мир испытывает после неудачи крестовых походов. Относительных, как они говорят, хотя каких там относительных, неудач и все тут. Вышвырнули нас и из Иерусалима, и вообще скоро вышвырнут со Святой Земли.
Значит, и это Ему угодно, кто бы, что не говорил. А что до всего остального… Не знаю, не знаю. В одном только я был уверен, чем бы не закончилась наша миссия, несмотря на всю ее фантастичность, кто-то очень хорошо нагреет на этом руки. Без этого тоже никуда, какими бы клятвами и призывами не прикрывались. Ищите деньги. Именно так, как всегда говорит мой друг Гийом. А он всегда оказывается прав.
х х х
Глава XXXII
The Yardbirds “Heart Full Of Soul”
Явь
В свое время я, как и все земляне, узнал о готовящемся согласно предсказанию древних майя конце света.
Что тут можно сказать? Забавно было слышать высказывания многих вполне адекватных людей, о том, что все это чушь, бред и прочая хрень, а потом узнавать, что худо-бедно, но по мешку муки и сахара, а также свечи, заряженные аккумуляторы, спички и соль, в обязательном порядке, они на этот черный день припасли.
Интересно было следить за нагнетанием истерии в прессе и на телевидении, а уж, сколько различных мнений от авторитетных специалистов удалось выслушать!
Когда все указанные сроки прошли, включая и несколько так называемых резервных дней, если честно, то лично я был несколько разочарован. Нет, не подумайте дурного, мне как и вам дорог этот мир, и пускай все идет, как идет. Но…
Что но? А то и но, обманули же блин, опять обманули! Пусть я не закупал рис или сахар, пусть я плевался в телевизор, на долбаных, и обдолбанных провидцев, но ведь обманули. Как всегда.
Это как с жизнью нашей, только войдешь во вкус, только наладится – бац, или болячка, или смерть. Рождают тебя без твоего согласия – это раз. А так бы еще и подумал, да и не раз. Потом живешь себе, живешь, набираешься этого пресловутого жизненного опыта, и тут тебе раз, кто-то добренький говорит:
«А ты в курсе, юноша, ты ж умрешь, как и все!»
Ты в панике:
« Как так, уважаемый?»
А тот хохочет:
« А вот так!»
Ты опять:
« А меня не предупреждали!»
А уважаемый доброхот все смеется. И все. Картина мира разрушена, настроения никакого, бежишь с вопросами к родителям, типа, а на фига меня рожали, если все равно умирать.
Те плечами пожимают, инстинкт говорят, сработал к размножению, так надо говорят, и ты, мол, своим детям когда-нибудь подобную подлянку сделаешь, а сейчас иди, беги, радуйся, играй.
Вот заебись! Кричишь в слезах:
«Но я же умру?»
« Да еще не скоро!»
Вот ведь хороший ответ! Правда? Отож, так и живем. Вот и какие теперь сны после всего этого человеку сниться должны? Да и заснет ли он, человек этот? Тот еще вопросик.
А какие сны мне раньше снились после ночи… Ночь, это не то чтобы, вот просто ночь. Ну, там день и ночь. У нас у метрополитеновских, ну и вообще у железнодорожников, слова «день» и «ночь», наполнены совершенно особенным смыслом. Это в зависимости оттого, какой у тебя график работы на сегодня. Можно как все нормальные люди работать «вдень» – восемь часов, как с куста и домой. Можно работать в ночную смену с десяти вечера и до первой электрички. А можно быть в смене – а тут, чу, внимание: «день, ночь, сорок восемь». Вот так это называется. Объясню для тех, кто не в курсе. Выходишь «вдень», но на двенадцать часов с восьми утра до восьми вечера, потом – домой. Отдыхаешь всю ночь и весь следующий день, но в ровно в 20.00 ты уже должен быть на работе. И работаешь до восьми утра следующего дня. Ага, каламбур, вы тоже заметили? Прикольно, до восьми утра следующего дня. А почему не просто до восьми утра? Ладно, не отвлекаемся. Отработав до утра, вы отдыхаете два дня и одну ночь(которая между ними) а всего это получается 48 часов, и выходите на работу снова «вдень» к восьми утра.
И потому иногда ты спишь ночью, а иногда после ночи днем. Но тут уже, кто как привык, можно в принципе и вообще не спать, но это тяжело. Некоторые ухитряются спать на работе, но это тоже не совсем то. Хотя на любителя. Я пытался – ничего хорошего, и не отдыхаешь, только еще более разбитый становишься. А многие дрыхнут только так, короче, дело вкуса и привычки.
Единственное, что заметил, сны разные получаются совсем. На работе под утро прикорнешь – одно, дома – другое, с ночи – третье, с дня – и так далее. Со временем стал замечать некоторые закономерности. Связанный с Реликвией, последовательный практически недискретный, скажем так, сон снился тогда, когда я работал в день и спал как все нормальные люди, но если случалось работать в ночь, то с ночи снилось что-то из разряда воспоминаний о прошлых жизнях, как я это себе называю. Абсолютно не связанные между собой сновидения, наполненные неясным практически не поддающимся объяснению смыслом.
Если же удавалось закемарить под землей, в ночь. Тут вообще мистика в три листика плелась, такая, что не позавидуешь. Хочь плачь, хоть кричи. «Никто не услышит», – как поет незабвенный Миша Шахрин. Ну и разумеется, от степени выпитого, тоже немало зависело. И хорошо, что я, уподобившись героям Кастанеды, не удолбался пейотом и прочей наркотической дурью, хотя сторонники этой школы иногда и упрекали меня в нелепой, с их точки зрения, приверженности к традиционной русской алкогольной школе, но это их точка зрения. Кто к чему привычен. Да и сновидения, точнее их содержание также напрямую зависело от количества и качества выпитого. Вот и попробуйте тенденцию уловить. Время, место, количество, качество. С ума сойти легче. Точнее, дешевле.
Нет, я где-то читал, что можно сновидения по выбору заказывать, но я этим не занимался. Это происходило независимо от моего желания и знания подобных вещей и процессов. Иной раз такое снилось, что и спать в следующий раз страшновато было ложиться. А разбираться со всем этим… Ну я же в конце концов не НИИ какое-нибудь, я простой слесарь метрополитеновский.
А этот бесконечный сон про Реликвию и разведчиков-крестоносцев… На хрена мне это? Допустим, один из них это я. Причем, был. Ладно. Был и был, в смысле, было и было, как говорила одна старушка некоему Василию после того, как он геройски установил ей унитаз. Ну и что, я вас спрашиваю? Мне нынешнему это зачем? Я простой обыкновенный, среднестатистический человек. Ну, пописываю стишки иногда, там рассказки разные, в стол. Да мало ли кто сейчас чего пишет? Писателей этих развелось, сука до хрена. Зла не хватает. А почитать, между нами, нечего. Сплошные штампы и рукоблудие, э-э-э… Я хотел сказать графомания, ну, вы поняли если что.
Заговорился, блин. Так, все спать, спать, спать…
х х х
Сон
Знакомый туман окутал Город. Или ту его часть, где находились мы. Улочки были пустынны и нас никто не встречал. Казалось, столь шумный днем, к ночи Город вымер, и нет никого здесь кроме нас. Мимо тянулись унылые постройки, а мы все сворачивали и сворачивали. Людей практически не попадалось, казалось, Город расступался перед нами. Неужели Господу действительно угоден наш промысел?
Как произошла подмена, я не понял. Казалось, часовня эта всегда здесь стояла.
Была она старая и казалась неприметной что ли. Она была в стороне от того места, где находился Храм Венеры и Гроб Господень и Вифлеемская базилика. В стороне от Голгофы и самого места Креста Животворящего. Три дня назад я был там, и видел Анастасис и сам Гроб Господень, под шестигранным шатровым навесом, кивиклией. Был даже в базилике, что располагалась чуть далее. Видел и Крипту, отмечающая место Обретения Креста.
Но сейчас мне не туда. В старую обветшавшую церковь, часовню сиро-яковитов.
Уж если святыня действительно была здесь, то спрятали ее очень хорошо. Никто из причастных даже предположить не мог, что она спрятана тут. Даже сами яковиты.
Дверь открылась бесшумно, я прошел сквозь пустую темную комнату и оказался собственно в самой часовне. Я медленно прошел вдоль алтаря и огляделся. Сумрак и запустение царили здесь. Именно так, сумрак и запустение.
Братья с Гарольдом прикрывали меня каждый со своей части света, разумеется, Гарольду достался север, а Франциско юг. Я усмехнулся, интересно они специально их выбирали или так получилось
На фресках кое-где оставались образы героев прошлого, кающихся грешников и грустные лики святых. Под ногами шелестели обрывки пергамента, мелкие камушки, мусор, тряпки и опавшие листья. Последние, очевидно, попадали сюда через отверстие в прохудившейся кровле.
Довольно быстро я обошел помещение присматриваясь к обстановке и с первого взгляда даже предположительно не смог определить место возможного тайника. Меньше всего это место подходило для того, чтобы устраивать тут тайники. Так мне казалось.
Здесь и вправду не было ничего, что могло бы служить Реликвией.
Однако с учетом поставленной мне задачи… Простукивать стены? Я вздохнул и принялся простукивать стены, но уже минут через десять я понял, что занятие мое глупое и не перспективное. Если Святыню действительно прятали здесь, то наверняка придумали что-нибудь более оригинальное, чем банальный тайник в стене.
Тем более, что подобных мне искателей здесь побывало уже не мало, судя по тому, что все ценности, какие тут могли бы быть уже давно отсюда были вынесены предшественниками.
Я остановился посередине и глубоко втянул в себя затхлый сладковатый воздух. Спрашивается, что они охраняют и что может унести вор из пустой часовни? За тысячу лет никто ничего не украл, да и что можно украсть оттуда, где ничего нет? Забавная история? Или дань некому древнему ритуалу? Или здесь что-то еще?
Итак, если вы обладаете действительно ценной вещью, и имеете перед собой цель спрятать ее как следует, то, что бы вы сделали? Спрятали на самом видном месте? Замаскировали бы вещь под ненужную? Вздохнув, я принялся добросовестно пересматривать камешки на полу и прочий мелкий мусор.
Реликвия в Храме, Клемент., сказал я себе. Но где? Такая вот загадка. И еще должно быть караульное помещение, где восемь стражей охраняют пустую часовню. Нет тут ничего, ни идола, ни распятия, ни караульного помещения. Только алтарь. Думай Клемент, думай. Я облокотился на алтарь и прикрыл глаза. И представил себе караульное помещение, где стоит стол, а на нем яблоки, желтые и красные, и, наверное, песочные часы. Иначе как им знать время, когда меняться? Каждые два часа охранник меняется, и когда он заступает на смену, его предшественник переворачивает часы. Песок сыпется в одну сторону ровно два часа. После этого снова происходит смена караула, и так продолжается уже тысячу лет.
Я потерял ощущение времени и бдительность. И почти сразу же получил тупой колющий удар в спину, с уже прекрасно знакомыми мне болевыми ощущениями. Эсперо был прав, за мной следили и следили внимательно. Неизвестный стрелок подстрелил меня, тупое как зазевавшееся животное.
Свалившись на пол, я замер и притворился мертвым. Все плыло перед глазами, но я сообразил, что стрела влетела через отверстие в крыше, причем угол для стрельбы был не самым лучшим, иначе стрелок врядли бы промазал, а потому лучше не двигаться и сэкономить силы, и рассчитывать на помощь братьев.
Все же не зря я поддел под рясу доспех…
Он спустился из-под потолка и озарил светом своим запустенье. Сначала я услышал шум крыльев, словно гигантская птица спустилась с небес. Потом легкие пружинистые шаги и приоткрыв глаза, увидал я, мощные икры ног обутых в алые сандалии.
– Вставай смертный, – устало произнес Страж.
Я встал. Он был огромен, примерно как полтора меня. В коническом шлеме. В доспехах, алый плащ. Могучие крылья, белые перья. Словно сошел с фрески на стене. А может и вправду сошел. Обычное лицо воина. В огромных глазах читалась невыразимая скука. Под мышкой он держал изломанную бородатую куклу в серой хламиде, на шее у куклы висел переломанный лук и отчего-то не падал. Такое вот чувство юмора. И на ассасина бывает укорот, гласит известная сиро-яковитская поговорка. Только что придумал. Интересно, где второй?
