Юрий Валерьевич Литвин
Психоделика. Книга для мертвых
– Ступай за мной. – абсолютно не опасаясь меня он двинулся прочь из часовни в ту дверь через которую я пришел.
Труп ассасина подметал руками пол и от пальцев скребущих ногтями бетонную крошку потянулись зигзагообразные узоры, похожие на арабское письмо. Ну что ж, домой так домой.
Увы и ах, за дверью часовни не было улицы, за дверью часовни было караульное помещение в точности такое, как я нарисовал в своей голове, облокотившись на алтарь три минуты назад. Только в нем уже находился второй страж, а еще там стоял стол и на нем не было яблок, зато на нем, грубом неструганом столе стояли песочные часы, стоял огарок свечи в глиняной кружке, стаканчик с игральными камнями и дивной красоты кинжал с инкрустированной драгоценными камнями рукояткой .
– Он пьяный… – сообщил страж напарнику. Они были похожи как братья, второй, правда казался немного крупнее и это несмотря на то, что сидел на скамейке. От их присутствия комната казалась ужасно тесной.
– Пил? – спросил второй.
– Немного, – еле выдавил я из себя, язык мой шевелиться отчего-то отказывался.
– Для храбрости?
– Угу…
Первый распахнул дверь на улицу, и швырнул туда труп.
– Еще одна наполненная горечью капля сорвалась в бесконечность с вечного древа жизни… – прокомментировал он
Я с ужасом отметил, что никакой улицы за дверью не было, там была только чернота и редкие звезды.
Похоже, миссия моя провалилась не начавшись. Молчание затянулось, струйка песка в часах бежала неотвратимо. Если мои предположения были верны, то прошло уже почти половина смены.
– Я тоже когда-то пробовал вино… – мечтательно произнес второй страж.
И снова молчание. Я лихорадочно соображал. Потом набрался наглости и уселся на край лавки.
– Простите, я не подумал. Пришел с пустыми руками. У меня был кувшинчик прекрасного вина. Но понимаете. Со мной один германец. А это такие люди.. Такие люди… В общем вина не осталось. А он только разок глотнул. Но они-то германцы, уж если глотнут, так глотнут… – я нес полную околесицу. В глазах Стражей не читалось ничего кроме жесточайшей скуки, ну а каково тыщу лет охранять пустую часовню?
– Это не важно… – сказал второй, и я осекся, жадно облизывая пересохшие губы.
– Дай нам крови своей. Мы так давно не пробовали… Вина.
Ах, вот как? Была, не была! Двум смертям не бывать, оставалось только сохранить лицо. Я смело подставил руку.
Первый страж вынул свечу из кружки, канул воском на стол и установил ее на расплавленную каплю, потом отодвинул часы, взял кинжал и полоснул меня по вене. Кровь брызнула в емкость, я молча смотрел и терпел.
Когда кружка наполнилась до краев, он капнул мне воском свечи на рану. Боли не было, рана задымилась, и кровь перестала течь. Все еще держа свечу в руке страж сделал хороший глоток и передал кружку напарнику. Его ясные глаза затуманились и приобрели так знакомое мне мечтательное выражение старого выпивохи.
Второй не заставил себя ждать и осушил кружку до дна. Потом они уселись напротив меня, и второй сказал первому:
– А тот старик отказался…
Первый кивнул.
– Да, только он был не старик, даже по их меркам…
– Старик он сейчас, старик.
– А тогда был не старик.
– А сейчас старик.
– А тогда нет…
Тут я понял две вещи, и обе меня рассмешили. Во-первых, они имели ввиду де Фока, а во-вторых, были вусмерть пьяны. На посту. И я стал ржать. Точь в точь как мой несчастный Арк во время купания. Я ржал, я сгибался напополам и не мог остановиться. Стражи в молчании взирали на меня и не говорили ни слова. Наконец я отсмеялся, поднялся на ноги и сообщил им:
– Пойду я… Был рад оказаться полезным. – и сделал шаг по направлению к выходу. Эх, чего уж теперь…
– Стой! – сказал кто-то из двоих. Я замер.
– Ты можешь взять с собой одну вещь. Он указал на стол. Яблок там по-прежнему не было. Там по прежнему лежал смоченный моей кровью кинжал, который все еще немного дымился, стояла кружка, и прилепленная к столу свеча, и еще стаканчик с игральными костями. И стояли песочные часы…
Моя рука дернулась в направлении кинжала, но в последний момент увидел стекающие из емкости в емкость песчинки, и лицо Руфии возникло передо мной, и ее последняя фраза насчет того, что время наше почти вышло.
Я выбрал часы. Не знаю, как они там дальше будут без них меняться.
х х х
Глава XXXI
БГ «Псалом 151»
Явь, чем-то похожая на сон
А иногда, довольно часто мне приходит сон о том, как я еду в дилижансе. Он скрипит и подрагивает, подскакивает на неровностях дороги, а я сижу себе в уголке, в окошко поглядываю и или размышляю о чем-то, или беседую с разными случайными попутчиками, причем, что интересно, что попутчики меняются, а дилижанс нет.
Вот и сейчас сидит напротив меня человек, немолодой, уставший, жизнью изрядно потрепанный. И беседу мы с ним ведем неторопливую, под стать движению. Знаю, что зовут его Илларион, и он торговый агент, и еще отчего-то четко знаю, что год от Рождества Христова, 1877. И смешно мне почему-то оттого, что Ленину семь лет исполнилось, да только сказать я об этом Иллариону не могу, не поймет ведь, а самому смешно, спасу нет. Как там, когда был Ленин маленький с кудрявой головой… Нет время иногда выделывает забавные штуки.
Пытаюсь анекдот рассказать, да анекдоты все современные попадаются, надо бы на злобу дня переделать под стать времени на коней 19-го века, а хлопотно это, и тем не менее пытаюсь:
– А вот давеча историю рассказали, уехал один еврей из Киева в Изр… короче за границу.
– Ага,– при слове еврей Илларион оживляется.
– Так вот, ну не сам конечно уехал, с родственниками, ну у них же семьи изрядные, вы знаете, плодятся, простите, как эти…
– Ага, ага…
– Вот, и кто-то там у них умирает, и шлют они в Киев телеграмму… – тут я едва не прикусил язык, и стал лихорадочно соображать, изобретен ли к тому времени был телеграф или нет. Но судя по тому, что моего собеседника слово телеграмма не смутило, я успокоился и продолжил,– А услуги телеграфа как известно дороги чрезвычайно…
Илларион снова закивал: «Мол, дороги, дороги».
– Изя – все!
– Аха-аха, – зашелся Илларион,– как вы сказали? Изя, все? Аха-аха… Замечательно! Превосходно!
Я поднял руку:
– Минуточку! Это не все.
– Да? – у попутчика даже слезы на глазах выступили.
Я продолжил:
– А ему в ответ, внимание, в ответ из Киева, телеграфируют: «Ой!»
Какое-то время Илларион молча, взирал на меня, а потом стал икать и биться в радостном истерическом припадке.
«Дошло!» – обрадовался я.
Вообще-то у них тут с юмором туговато. Но, что поделаешь, у каждого времени свое. С другой стороны мне тут была бы уготована слава Петросяна, если бы я решил идти на сцену, наверное, и это как минимум. Но зачем? Ведь это только сон, сон, сон.
Встал… Почесался, сходил в туалет, потом испил водицы холодненькой и снова свалился… Сплю сегодня целый день. Хреново мне. Основной сон просмотрел как-то бегло, стражи там конечно красивые. Потом до работы еле дополз, туда-сюда и как только на меня внимание перестали обращать сразу и спать. И дилижанс тут как тут…
Не напрягайте меня сегодня, ну пожалуйста…
Сон после яви чем-то похожей на сон
Брр… Странное ощущение просыпаться во сне. Дилижанс. Какой дилижанс? Слово-то какое непривычное и странное. Во сне я ехал в дилижансе и наяву я ехал…
Проснувшись, я огляделся, наша повозка, поскрипывая катила в сторону от Великого Города. Внутри вповалку спал Пьетро. Очевидно, Франциско и Гарольд управляли лошадьми. Я сладко потянулся и сел. Да я прекрасно выспался, вот это да. Мелочь, но приятно. Осторожно я высунулся наружу и осмотрел окрестности.
Жара, каменистая дорога, на которой наша повозка подпрыгивает и стонет, впрочем, все как обычно. Германец и итальянец мирно покачивались в такт движения повозки. Потомки Римской империи, однако. Забавно, германский император зовет себя императором Римской империи, но Римом не владеет. Король Ги кличется Императором Иерусалимским, а Иерусалим в руках Саладина.
– Эй! – позвал я. Оба тут же обернулись. Немец улыбнулся, Франциско по-обыкновению не выразил никаких эмоций.
– Как?
– Тихо, – откликнулся Гарольд. Он был счастлив, вчера мы откопали его двуручник и теперь меч, замотанный в тряпье, ждал своего часа под днищем повозки.
– Слишком просто все прошло, – пробурчал Франциско, – он пристально вглядывался в горизонт, но вокруг не было ничего примечательного кроме унылого пейзажа.
Я перебрался к ним, превозмогая боль, и снова сладко потянулся, хрустнув костями.
– Если не будет ничего непредвиденного, к вечеру свернем в пустыню.
Я кивнул. Просто. Это с какой стороны посмотреть. Вчера я потерял много крови. Когда я выполз из часовни, то просто свалился на землю рядом с трупом ассасина, того, со сломанным луком, и просто потерял сознание. Помню, что труп валялся прямо напротив входа и злобно скалился в небеса.
Все, потом меня куда-то несли, Гарольд что-то бубнил на ухо, я то приходил в себя, то проваливался куда-то. Пришел в себя я на постоялом дворе, недалеко от западных ворот. Гарольд сказал, что я бледен подобно мертвецу. Я и чувствовал себя мертвецом, потом появился Франциско и сказал, что видел еще два трупа, один был с удавкой, другой с отравленным кинжалом. Видимо вчера была ночь падающих ассасинов. У обоих были сломаны шеи. Я вздрогнул, когда вспомнил кинжал на столе у ангелов и подумал, чтобы было со мной, если б я выбрал именно его.
Франциско напоил и накормил меня, я почувствовал себя лучше и снова уснул. Часы все время были со мной. Спал я урывками, мне все чудилось, что кто-то отбирает их у меня. Сначала турки, потом какие-то всадники в высоких меховых шапках, потом желтолицые воины в пластинчатых доспехах с изображением драконов, с узкими, словно прищуренными глазами. Они измотали меня совсем. Потом пришла Руфия. Я сказал ей, что если снова усну, то больше не смогу защищать Реликвию. Когда я сообщил об этом, она засмеялась и сказала, что теперь это уже не важно, и белый рыцарь может отдыхать, а черный рыцарь обо всем позаботится. Мне показалось, что она была счастлива. Руфия… видели бы вы ее лицо в тот момент, когда я передал ей часы… Я не видел, оно было скрыто платком, но глаза…
Хлебнув из фляги, любезно предоставленной германцем, я почти не скривился, кисловатый отвар прекрасно утолял жажду, но вкусовые его свойства оставляли желать лучшего. Лопатка болела нестерпимо, повязка пропиталась кровью, а рука не слушалась меня совершенно.
– Кстати, за нами едут, – сообщил старший из Эсперо, – но пока не суются. Держатся на расстоянии. Как ты?
– Бывало лучше…
– Хм…
Приглядевшись, увидел легкое облако пыли на границе видимости.
– И кто это на сей раз? – поинтересовался Гарольд. – Опять ассасины?
– Может так, а может, и нет… – резонно отметил францисканец, – думаю главные встречи у нас впереди.
– Главное, чтобы Руфия добралась.
– Думаю, упустив Реликвию, они будут досматривать все, что выехало сегодня из Города. Особенно через западные ворота.
– И даже девушек для египетской знати…
– Кто знает, там не дураки командуют. Правда наша красавица имеет серьезную поддержку в окружении султана, но кто знает.
Гарольд зевнул.
– Я бы предпочел добрую драку.
– Посмотрим…
– Посмотрим. На все воля Божья.
– Объясни, с кем мы вообще сражаемся? Эти ассасины кто они?
– Секта. У них что-то вроде Ордена. Занимаются в основном убийствами. Берут заказы у богатых людей…
– Короче как мы…
– Ну да… – на хмуром лице монаха скользнуло легкое подобие улыбки.
– А султан?
– А что султан? Он сам по себе, они сами по себе. Официально они ни во что не вмешиваются. Сидят себе в горах.
– Ясно…
Так и ехали. Медленно и большей частью печально.
– Скажи Франциско, а вот другие Реликвии, что слышал ты о них, допустим, Плащаница, она существует?
– Говорят, да… в Лире ее даже выставляли на всеобщее обозрение многие, в том числе и лиц приближенных к Папскому престолу, убедились в том, что Реликвия подлинная. в Турине в Соборе Иоанна Крестителя тоже выставляли разные интересные вещи..
– А правда, что на ткани угадывался лик человека?
– Более того, я слыхал, что остались даже следы от монет, коими прикрывались глаза усопшего. На самой же Реликвии ясно прослеживались контуры человеческого тела.
– Как может быть такое? – удивился Гарольд.
– Сие неведомо… Они отвернули. Слава Богу!
– Как ты видишь их?
– Поживешь с мое, научишься. Странно все это, очень странно…
– Надо было изображать циркачей, или артистов.
Гарольд фыркнул, а зря он вполне мог бы сойти за силача. Франциско выразил мысль, что когда-нибудь циркачи станут управлять нами. И профессия эта станет настолько почетна, что под музыку цирковых дудок запляшут короли и султаны. Я промолчал, но в который раз восхитился оригинальностью мышления нашего брата во Христе. А вот Гарольд сцепился с ним не на шутку. Даже пару раз сжал свои огромные кулачищи, в ответ на то, что оппонент заметил, что Гарольд был бы в этом искаженном мире – королем королей.
Гигант обиделся не на шутку, но сдержал себя и прекратил общаться с нашим философом.
Мрачность монаха куда-то испарилась. Эсперо даже уселся на крыше фургона и стал насвистывать легкомысленный мотив, напоминающий тарантеллу.
А я, наблюдая однообразный и уже довольно примелькавшийся пейзаж, задумался о том, что предстоит сделать нашей команде в ближайшем будущем.
По большому счету можно было расслабиться, свою часть контракта я выполнил, теперь только бы добраться до уже упоминавшегося выше Баит-Итаба, где ожидала меня награда. А потом… У меня были планы, и тех денег, что обещаны были мне должно было хватить на то чтобы завязать с опасным ремеслом. Правда, я не был уверен, что готов бросить свою теперешнюю жизнь и осесть где-нибудь в ожидании старости.
Да бред это все. Нет, не бред. Была у меня мечта. Старина Гэлуэй, был бы впечатлен, если бы однажды я вернулся в золоченой карете под видом богатого негоцианта. Он любил меня, как сына, но свято верил, что лишь на королевской службе можно добиться подобающего положения в обществе. Где-то он сейчас? Наверное со своим безумным Ричардом готовится к очередному Крестовому Походу. Да.
И тем не менее, мы едем.
Едем ну и ладно.
На миг появился Пьетро. Посидел немного с нами и снова уполз внутрь кибитки.
– Переживает о брате… – подытожил Гарольд.
– Близнецы, что сделаешь… кивнул Эсперо.
В этот момент что-то показалось вдали. Черные точки. Неподвижные. Мы пристально всматривались в них. Они оставались неподвижными по мере нашего приближения и вскоре…
x x x
Глава XXXIV
The Who “The Song Is Over”
Явь
– Знаешь из-за чего все твои проблемы?
– Ну.
– Вистуешь с жадностью, ты без жадности попробуй, по-человечески, понял?
– Та идешь ты…
– Вот. О чем я и говорю.
– Трус в карты не играет.
– Опять начинается. Пас.
– Вист.
– Ого! Ну-ну…
– Гну, восьмерочка…
Ага. Играли мы как-то в домино, я, Руколом, Гонибес, и капитан Алатристе. Шутю. В преф мы играли. Жестко. Премудрости этой старинной игры всегда привлекали меня своею вечною неразгаданностью, что ли. Я был в курсе, что сколько не играй, все равно все их не освоишь, и, тем не менее, предпочитал играть, будучи на сто процентов уверен, что простое шлепанье картами по столу не делает игру привлекательней.
Некоторые играли именно для того, чтобы пошлепать, и при этом ухитрялись получать от игры удовольствие.
Нет, кроме игры было еще и общение. И коньячок, ибо играть старались под него. Под водочку считалось дурным тоном, хотя иногда приходилось и под нее родимую. А че делать? Бюджет же не резиновый. Игра в похер является разновидностью игры в классический покер. Играют так. Один из игроков, а их должно быть четыре раздает по две карты. Сидящий слева(!) и это действительно важно! От него игрок вскрывает свои карты, демонстрируя их окружающим. Оставшиеся игроки, а вот тут важный момент! Согласно собственного желания могут посмотреть свои карты, а могут и не смотреть и тогда игра для них идет в темную, швыряют карты на стол и по очереди объявляют: «Мне похер!»
После этого сдающий собирает карты, кладет их в коробочку и игра на этом заканчивается.
Вот примерно так, многим нравится. С классическим покером у похера много общего, как-то количество игроков, наличие на карточном столе выпивки и сигар, задумчиво-сосредоточенное выражение лиц, общая атмосфера подлинного благородства и азарта.
С друзьями я играл по чуть-чуть, лишь бы интерес подогреть. В казино мы не ходили, хлопотно это, да и уровень доходов не позволял. А так, для себя в самый раз.
Так, что тут у нас. Ага, похоже у Вадика сильная пика на руках, а у меня черви неплохие. Поторгуемся, или подсадить?
Тут осторожненько надо. И еще – следить за лицом. Вот играли когда-то у Славика. Хорошо играли, душевно, под вермут. Сначала…
Вадик карты рассмотрел и говорит:
– Все решают за нас.
А он у нас вроде как из начальничков мелких, на фирме какой-то крутой работает, короче при бабках, хотя и не при огромных.
Мы на него смотрим с удивлением смешанным с непониманием, и Варяг Иванович, да, это имя такое, дедушка наградил в свое время, а мы уж по-дружески Ивановича Варей кличем, душевно, по-женски. Тем более он в нашей компании самый длинный и самый старый. В смысле опытный.
Так вот, опять отвлекся, Варя и говорит:
– Ты, блядь, про себя говори…
Вадик брови свои кустистые хмурит, в носу волосок выдирает с мясом и гундосит:
– Я и говорю…
– Что там за тебя решили, объебас покровский? Взял карту играй, мычишь, бля…
– Та играю, а ведь все равно. По жизни так и выходит, что рождаешься – тебя не спросили, помираешь, тоже, когда никто тебя не спрашивает…
– Дебил! – переглянувшись, мы вынесли свой окончательный вердикт.
– Да, дебил! – Вадик прикупил и опять надолго задумался.
Вот что за человек! Испортит настроение и ходи потом с ним, с испорченным.
– Козлы! – выругался вдруг Варя, что было для него в целом не характерно, обычно он употреблял более крепкие выражения. Но, видимо из-за отсутствия более крепких, чем вермут напитков он несколько понизил градус беседы.
Мы поинтересовались, кто?
– Все, – объяснил Иванович, морщась допил свое вино и сказал, обращаясь к хозяину:
– Больше такого никогда не бери!
– Так у меня еще пять бутылок! – обиделся Славик,– куда его теперь?
Варя отмахнулся.
– Пойдет в дело, я не о том…
– А о чем Иваныч?
– Да, так… Ты вот скажи, на хрена нам все это? – Варя широким жестом обвел стол, игроков и все помещение в целом.
– В смысле?
– В самом обыкновенном. На хуя?
– Ну начинается, философия.
– Не пизди, а отвечай!
Варя встал из-за стола, подошел к окну и выбросил в форточку окурок.
– Сука, сбился из-за тебя! Нету никакого смысла ни в чем, никогда! Понял?
– Эт, точно, – веско произнес Роман, молчавший все это время и неплохо, кстати, просчитавший все варианты. Он вообще играл лучше всех и сейчас довольно что-то мурлыкал себе в усы составляя полный контраст со спорящими и уже надутыми друг на друга игроками.
– И никогда не бросай окурки в форточку! Там внизу может стоять и мирно писать хороший человек!
– Тьфу, дурак! Сбил!
– Мы разучились просто разговаривать с друг другом, а ты про философию, – Варя осушил рюмочку и недовольно поморщился синеватым и хищным носом, – улавливаете суть?
– Ну, началось…
– Продолжается, бля. Философы все бездельники, а мы работаем, так что слушай и молчи. Все мои умозаключения основаны на житейском опыте, а не просто высосаны из… Короче, парни, я вот что вам скажу, человеку по сути своей просто нравится рассуждать о жизни и смерти. Нравится просто трындеть ни о чем, худшие – все это записывают на бумагу. Это уже на уровне инстинкта.
– Как говаривал одна моя знакомая: «Будет спермотоксикоз заходите».
Он зашел с девятки снова наполнил свою рюмочку и повертел ее в руках.
– Был вчера на балке. Сколько там книг! И никто ничего не покупает, только пишут. А авторов сколько развелось, из ниоткуда! Я вам повторяю парни, человечество делает скачек, сознание меняется. Писать что-то на бумаге становится нормой.
– Это раньше грамотных не было, теперь полно, – я тоже вставил свои пять копеек.
– Вот именно. Суки.
– Выпьем! Еще две.
– Заебали уже со своими разговорами, мы играть сегодня будем?
– И выпивать тоже. Вперед!
Выпили. Потом Роман объявил мизер, и философская беседа сама собой сошла на нет.
x х х
Сон
Воздух горячей пустыни гудел от жары. Или этот гул был у меня в голове?
Она лежала, спрятав руки под себя, и казалась ужасно маленькой посреди всей этой пустоты, которая была и внутри меня и снаружи. Они убили всех и погонщиков и охранников, а охраняли девиц люди султана, и самих девиц. По разбросанным в беспорядке вещам и вскрытым тюкам, Было видно, что что-то усиленно искали, и я знал что. И видимо ничего не нашли, потому что убивали жестоко, применяя пытки. Это было видно по растерзанным телам. Более того искали не только внутри грузв, но и внутри тел. Половина погибших была выпотрошена, половина просто разрезана на фрагменты. Руфия умерла быстро, наверное, приняла яд. Надеюсь она уже ничего не чувствовала когда эти нелюди терзали ее плоть. Маленький флакон в виде фигурки Харибды из черного камня валялся рядом с телом, я поднял его и машинально положил в карман. Тихонько поскуливал Пьетро. Над телом брата. Тот был еще жив, но говорить не мог и глядел в небо пустыми невидящими глазами. Франциско что-то делал с его внутренностями, наверное, пытался засунуть их обратно, потом резко поднялся и подошел ко мне. Лицо его было совершенно черным.
– Ищи Клемент, Часы где-то здесь…
Я непонимающе поглядел на него. Он медленно качнул головой.
– Рыцарь…
Что-то блеснуло на шее Руфии, я нагнулся ниже и увидел медальон в виде монетки. Я снял его с шеи африканки. Это была вторая монетка из Крепости, я узнал ее.
Это ввело меня в совершеннейший ступор. Кто-то мощно хлопнул меня по спине. Гарольд.
Он сообразил раньше всех. Взяв тело Руфии на руки, он оттащил ее легко, как пушинку, немного в сторону и по-собачьи принялся разгребать песок под собой. Я принялся помогать ему, несмотря на душившие меня слезы.
Мы рылись в земле, словно два бешеных пса. Смешанный с кровью песок так и летел в разные стороны. Потом что-то блеснуло. Это были Часы. Руфия и тот, кто помогал ей, думаю, это был Паоло, закопала их, за то короткое время, что оставалось у них, после чего она накрыла тайник своим телом и приняла яд.
Я так ярко увидел все это, что слезы сами потекли из моих запорошенных глаз.
– Есть! – крикнул Гарольд и тоже закашлялся и отошел в сторону, отворачивая от меня лицо.
Мы подошли к братьям. Паоло бледный, с распухшим языком пытался что-то говорить. Франциско гладил его по щеке, Пьетро откровенно рыдал.
– Перестань! – Франциско выпрямился и требовательно протянул руку, я передал ему Часы.
– Малыш разобрался. – сказал Эсперо, – малыш будет жить. И еще…он просит монетку…
х х х
Глава XXXI
Hawkwind “Earth Calling”
Явь
Я – трезвый, слегка выпивший и вусмерть пьяный – это три совершенно разных человека. Причем подозреваю схожие проблемы не только у меня.
Вот допустим, жили-были два грузина Веселидзе и Кувыркадзе, один любил веселиться, а другой соответственно кувыркаться. Ну и поехали они скажем на ярмарку, чтоб побухать. Как-то так, а в результате с ярмарке в родную деревню вместо двух замечательных горцев вернулся понурый и злой армянин Похмелян. Отсюда спич:
«Воистину, вчера я был грузином Веселидзе, сегодня хмурый армянин я – Похмелян!»
Как всегда на выходе из метро стояло четыре гипперолевых кавказца, бросающих жадные взгляды на проходящих мимо девиц. Но не до девиц им было, они деньги меняли. На деньги. Эдакие менялы, словно с картины одного моего знакомого Рафаэля. Это я ему, кстати, идею подал. Напиши, говорю, Гоша картину – «Современные менялы». Вот таких, как есть и напиши, и взгляд этот постоянно оглядывающийся по сторонам, и душонку мелкую сквозь радужку глаз поблескивающую, короче. Как ты умеешь Никодимыч. Георгий Никодимыч трубку пососал и говорит:
– Не буду их рисовать, пидарасов. Противно…
У него как что, так все вокруг пидорасы. Такой человек.
Примерно через месяц полотно было готово. Даже продал потом какому-то эфиопу дагестанскому. Тот там, в смысле на картине, родственника случайно обнаружил…
Славная сегодня была погодка. Я уселся возле венткиоска и с удовольствием вытянул ноги, облокотившись при этом спиной о шершавую стену строения. Хорошо!
Апрель набирал силу и был уже совсем похож на май. Девушки понемногу раздевались и поглядывали по сторонам со все возрастающим интересом.
Потенциальный предмет их интереса курил и с удовольствием рассматривал окружающий мир.
Как часто бывало, в голову лезли совершенно посторонние, а отчасти и потусторонние мысли.
Вот, например, было бы забавно, если б НЛО сейчас между теми двумя домами приземлилось. Это чего б началось сразу! Тут тебе и милиция понаехала бы и пожарные.
Или нет, не так совершенно, наоборот, все б с перепугу поразбегались на хрен, ну кроме меня конечно, а я за венткиоском залег и наблюдал бы. А может даже зарисовал бы на бумажке, сколько у них, бля, пулеметов. Хе-хе…
А гуманоиды такие раз, высадились бы, и пошли по квартирам шнырять, или по ганделикам, а чего им еще делать после длительного перелета, ночлег искать и пожрать. Нет, конечно, можно и у себя на лодке, тьфу ты, на тарелке, или в тарелке? заночевать, но в квартире лучше будет, наверное. Мягче, так стопудово. Я бы, например, точно в захваченной спал, предварительно над хозяевами инопланетно поглумившись. Тем более, что там наверняка студентки бы жили, так как это общага и есть. Или не общага? Не, вроде общага, хорошо.
А я, еще, если они вдруг агрессивные окажутся, сразу вниз по стволу и на ВОМД, там хуй найдут. Может и искать не будут, но не найдут точно.
А вообще на хер никому эти инопланетяне сейчас не нужны, ну может ученому какому-нибудь, для опытов. А нам, в смысле простым людям они без надобности. А зачем? Ну, прилетят, ну даже не агрессивные. А с технологиями, где гарантия, что технологии эти до нас до людей дойдут, а не осядут на даче у какого политика педерастического. Захапает себе бессмертие, а нам потом по кусочкам продавать будет за бешенные бабки в виде лекарств. Ну как сейчас.
И без инопланетян, я так думаю, все уже давно изобрели и эликсир молодости и скатерть-самогонку и все что хочешь, даже особое биотопливо ничем не уступающее по характеристикам нефтепродуктам. Только нам не говорят. А если б и сказали, то что?
Вот собрали бы всю службу в актовом зале и официально с трибуны, как положено, донесли бы до ведома общественности, что инопланетяне передали нам, всему человечеству технологии, только вы их, суки, хрен получите, потому что вы, блядь, отверженные, а мы, блядь, избранные. И всю жизнь мы вас сука наебывали и наебывать будем, а вы в своем говне как копошились, так и продолжайте, потому что там вам самое место.
Вот так скажут и уйдут. И что? Революция свершится? Хуя. Поругаемся в курилке, обсудим все, обсосем. Скажем, вот ведь гандоны, и ответим сами себе, гандоны конечно, ясен красен. И все. Располземся по норам.
Так и есть. Всю жизнь нам обосрали, денег девать некуда, а все тянут, тянут и тянут…
И разговоры эти говнистые, тайное правительство Земли, золотой миллиард. Масоны. Жидомасоны. Херня это все.
Да даже придут нам и скажут, что не херня, что все это есть на самом деле и ебет нас в спину всю нашу долбаную жизнь, от нашего знания или незнания об этом – проблема не решится и не изменится!
Всем все по хуй, кроме бабла, естественно. И это было, есть и будет, чтобы ни говорили нам господа идеалисты.
Козлы, бля, все.
Я выматерился вслух, выкинул вонючий окурок и полез в свою нору. Весеннего настроения как не бывало. А еще и песенка страшненькая привязалась. Да знаете вы ее. Из старых.
«Этот мир, придуман не нами, этот мир придуман не мной». Только вдумайтесь. Я вдумался, сразу страшно стало. Вопросов много возникло.
Кем придуман? С какой целью? Кому, наконец, выгодно, было придумывание этого мира?
Додумался до того, что никому мы тут давно уже на фиг не нужны. Поиграли с нами, и бросили как надоевшую игрушку. Которая к тому же очень беспокойная, мнительная и постоянно чем-то недовольная.
Вот такие мысли меня посещают по этому поводу.
А песня? Сколько лет пели, пели, и никто даже не поинтересовался историей ее написания.
А есть еще люди, придумают себе фишку и ходят с ней радостные до невозможности. Вот Ефремыч у нас был, потом на пенсию ушел благополучно. Каждое утро орал дурным голосом: «Ах, мой милый, Августин, Августин, Августин!»
Люди слышали и говорили: «О! Ефремыч пришел!»
А я вот сегодня реклама I-PAD видел, так это же просто кошмар: «У тебя большой, а она хочет мини!» Еб твою… Такая злоба меня взяла. Это ж как наживаются корпорации на слабостях человеческих. Купил уже человек игрушку, а все не такая, надо блядь, мини. Пиздец!
А завтра ей захочется, чтоб ты с окна кинулся, прекрасно, покупайте надувные подушки и спасательные коврики, кладите их себе под окно и прыгайте, хоть целый день! Так?
Все, решено, напьюсь сегодня обязательно, где же этот Серега, на пять минут говорит, отойду, час уже прошел…
х х х
Сон
Монетка идеально вошла в углубление на стойке Часов. После этого песок внутри повел себя странно. Несмотря на то, что Часы стояли как и положено вертикально, песок сначала прекратил свое неукротимое движение вниз. Потом вообще перестал сыпаться из одной части Часов в другую. А потом. Медленно, очень медленно песок из нижней части стал подниматься вверх подобно пару над чаном с кипятком и постепенно заполнять собой верхний резервуар.
– И что дальше? – шепотом спросил заворожено наблюдавший эту картину германец.
– Ждать… – прошептал белыми бескровными губами Франциско и добавил повернувшись к Гарольду, – приготовь свой меч, воин…
Германец бросился к повозке и вернулся к нам уже во всеоружии.
Ждать пришлось недолго. Запустив часы в обратную сторону, Паоло вернул нам два часа. Переход произошел как-то одномоментно что ли. Только вот еще сидели мы в кружке друг напротив друга посреди черных птиц и мертвецов, в абсолютной тишине и тут вдруг тишина лопается лязгом железа, криками и звуками боя, и мы оказывается посреди всего этого. И кто-то воет нечеловеческим голосом. Звенят стрелы и бой уже вокруг нас. Стражники-мамелюки сражались со странными раскосыми воинами со старинными, будто нарисованными лицами, в кожаных доспехах с изображенными на ни них золотыми драконами. И им очень нужна была наша подмога. Женщины визжали, лошади ржали, и Паоло в женском платье выглядел вполне симпатично, особенно когда резал горло какому-то узкоглазому лучнику, неожиданно свалившись ему на плечи с крыши повозки, а горло не резалось, и лезвие ножа елозило по нему как по точильному камню. Хорошо Гарольд оказался рядом и разрубил лучника практически напополам своим ужасным мечом. И было странно видеть, когда вместо крови на землю медленно потекла похожая на нефть черная вязкая жидкость.
