Виталий Аркадьевич Надыршин
Ошибка императора. Война
Специальными щипчиками посол откусил горящий кончик сигары, положил его в пепельницу и с удовольствием малыми глотками стал прихлёбывать из стаканчика чай.
Решид-паша не торопил гостя. Он медленно срезал небольшим ножом с красивой рукояткой кожицу с яблока и также не спеша отправил кусочек в рот. Наконец Рэдклиф продолжил:
– Как я уже говорил, надеюсь, первую проблему вы вскоре решите, уважаемый Решид-паша… Я постараюсь помочь вам в этом.
Поклоном головы министр поблагодарил Великого Элчи.
– Но, – продолжил англичанин, – вам нужно жёстко противостоять давлению русских по второй, более серьёзной проблеме. Я имею в виду право России надзирать… Другими словами, осуществлять протекторат в отношении православных Оттоманской империи. Советую вам всячески затягивать это решение, а при чрезмерной настойчивости русского посла Меншикова решительно ответить отказом. И потом, вы должны знать каждый шаг русских. А у вас, уважаемый Решид-паша, нет никакой политической полиции, ни тайной, ни явной. Подозреваю, вы даже не знаете, где живёт русский посланец… Нельзя же так! Девятнадцатый век на дворе! Заведите в конце концов тайную полицию. И способного человека директором поставьте, –Рэдклиф сделал паузу. Отхлебнул из чашки и лениво закончил: – И тяните, тяните время с русскими на переговорах.
– Что мы и делаем, милорд. Ожидая вас, тянем время. Однако, сэр, прежде чем дать отказ русским, я должен знать: а можем ли мы при надобности надеяться на вооружённую помощь Британии и Франции? И есть ли гарантия, что ваши великие страны объединятся и заключат союз против России?
– Давайте, ваше сиятельство, не будем торопить события,– уклончиво ответил лорд Рэдклиф. – Но в любом случае Англия не бросит вас в трудную минуту, в этом я могу вас заверить.
Визирь в ответ благодарно склонил голову.
– А по поводу тайной полиции, сэр, я обязательно напомню высокочтимому султану о вашем предложении.
Великий Элчи не стал говорить Решид-паше, что уже в феврале этого, 1853 года, английские политики в пику России, а главное – тайно, заключили секретное соглашение с французами о совместной деятельности против России.
Рэдклиф взял сигару, не спеша чиркнул спичкой, пыхнул дымом и на минуту задумался.
«Всё идёт по плану. Капкан для русских варваров захлопывается. Надо вместе с этим де Ла-Куром[48] продолжать давить на турок, напоминая им лишний раз, что Россия их враг. И смелее подталкивать их к войне с ней».
От собственных слов Рэдклиф самодовольно ухмыльнулся. Он с видимым удовольствием затянулся сигарой и медленно тонкой струйкой стал выпускать дым.
«А за это время мы, британцы и французы, накопим силы на подступах к границам варваров. В Средиземное море уже направилась британская эскадра, а в Эгейское – французская. А там… война даст нам повод под предлогом защиты османов от русских в нужный момент начать активные военные действия против императора Николая I», – выпустив остатки дыма, весьма довольный собой, посол закончил свои размышления.
А затем, настороженно взглянув на своего визави, продолжил свои размышления: «Готовится выход флота в Балтийское и Белое моря и на русский Восток. Мы возьмём Россию в клещи. Но этого знать туркам пока не положено…»
Рэдклиф встал, загасил сигару. Подошёл к окну, распахнул его пошире и выглянул наружу.
– Красота! – воскликнул он, любуясь чудным видом на Босфорский пролив. – Красиво тут у вас, уважаемый Решид-паша. Слышите, как шумят волны? Этот шум мне напоминает шум волн под бушпритами английских корветов с гордо развевающимся флагом на корме. И пока этот стяг реет на мачтах наших кораблей, Турции нечего бояться угрозы России, и не только в водах Босфора, но и на Чёрном море. Помните это, паша, и будьте тверды в общении с русскими, несмотря ни на какие угрозы.
Выпив ещё несколько чашек чая, английский посол любезно распрощался с гостеприимным хозяином.
С появлением в Константинополе английского посла тон переговоров с турками резко изменился.
Влияние лорда Рэдклифа на ход переговоров Меншиков почувствовал сразу. К немалому удивлению русской делегации, турецкие чиновники стали вдруг опаздывать к назначенному ранее часу заседаний, чего до прибытия англичанина никогда не было. Прекратились приглашения на совместные обеды и прогулки… Князь сердился, угрожал Решид-паше покинуть переговоры, однако турецкий министр только виновато разводил руками, льстиво извинялся, улыбался, но твёрдо стоял на своём.
Переговоры неизбежно двигались в тупик. И тут Меншиков узнал, что турки часто встречаются с английским послом. Тогда, видя бесплодность своих споров, Меншиков стал советоваться с послом Рэдклифом.
И, о чудо!.. Дело сразу сдвинулось с мёртвой точки. Три посла – русский, французский и турецкий – встретились и, к немалому своему удивлению, а также к удивлению всех прочих, довольно быстро достигли соглашения по многим вопросам, связанным со святыми местами. И вскоре, что совсем удивительно для медлительных турок, султаном был подписан фирман, гарантирующий права православных в Османской империи. И уже совсем неожиданно турки издают конвенцию, согласно которой, в Иерусалиме выделяется место для строительства русской православной церкви и приюта для паломников. Россия вернула себе привилегии на Святой земле.
Однако вопрос о русском протекторате в отношении православных христиан на территории Турции, как того требовал Кючук-Кайнарджийский трактат, решён так и не был. И Меншиков решил посетить английского посла. Встреча произошла в доме англичанина.
Посланник императора выразил Рэдклифу благодарность за посредничество в переговорах с турками, заверил лорда в неизменной дружбе императора Николая с королевой Викторией, а также убедил, что две великие страны должны жить в мире и согласии.
Выслушивая дежурные слова благодарности русского посла, без присущей европейскому дипломатическому этикету изящности, лорд Рэдклиф в душе ликовал.
Английский посол прекрасно понимал, для каких целей пришёл к нему этот длинный, как жердь, сухопарый, с неприятным голосом старик, доверенное лицо самого императора Николая.
При упоминании Меншиковым имени своего императора английский посол, как того требует этикет, почтительно встал с кресла и даже вытащил изо рта свою неизменную сигару. Несколько смутившись, вслед за хозяином с кресла поднялся и Меншиков.
Когда русский посол закончил свою речь, лорд Рэдклиф многозначительно произнёс:
– Моя помощь, сэр, это знак уважения королевы Англии к вашему императору, что подчёркивает самые дружественные отношения между нашими странами.
Однако, господин посол, не обольщайтесь в отношении турок. Разве можно верить этим османам? Турция слаба, и позвольте дать вам совет: у вас есть все шансы требовать более весомых уступок от султана. Я имею в виду ваше полное влияние на христианскую паству в Порте.
И, видя немой вопрос русского посла, добавил:
– Нет-нет, сэр, не думаю, что Турция окажет вам серьёзное сопротивление. Ну а уж на случай конфликта между вами, не берусь, сударь, сказать о явной поддержке вашей страны, но Англия точно не выступит на стороне Турции.
Услышав эти слова, Меншиков успокоился. Но ему явно не понравилось слишком поспешное заверение англичанина в дружбе. Да и интонация коллеги какая-то льстивая…
«Слишком быстро, даже без моего нажима произнёс этот старый лис слова о дружбе. Странно… И голос его не просто льстивый, а какой-то чересчур бравурный… Вроде как мы уже воюем с турками, а он меня успокаивает. А может, показалось, придираюсь, наверное, к бриттам по-стариковски…»
Наговорив друг другу кучу комплиментов, послы попрощались. Уже входя в открытую слугой дверь, Меншиков неожиданно повернулся.
Заложив ногу на ногу, с сигарой во рту лорд Рэдклиф сидел в кресле. Как раз в этот момент он выпустил целую вереницу сочных колец и теперь с довольной улыбкой на лице смотрел вверх, внимательно следя за ними. А кольца медленно поднимались, и там, наверху, контуры их таяли, таяли…
Своего гостя Рэдклиф не видел.
Вид тающих колец навеял Меншикову неприятную ассоциацию. «Слова, что дым: выпустил и забыл… Поди, и с дружбой так будет…»
Меншиков хмыкнул и вышел из комнаты.
Собрав ближайших помощников в посольстве, Меншиков рассказал им о своей встрече с английским послом.
– Англичанин прав, ваша светлость, – высказался Озеров. – Прав Рэдклиф и в отношении нашего протектората над православными и недоверия туркам. Султан, ваша светлость, ранее уже подписывал подобные фирманы и конвенции, и они тут же нарушались чиновниками. Нам нужно добиться законодательного права покровительства нашего императора над православным населением Турции. Собственно, так же, как это уже сделано относительно покровительства Франции над католиками.
– Нонсенс!.. – ваша светлость. – Не пойдёт Диван на это… Сие право над многомиллионным православным населением будет явным вмешательством в их, турецкие, дела, – осторожно заметил один из помощников Озерова. – И понять турок можно.
Кивнув в сторону своего помощника, Озеров уже менее убеждённо произнёс:
– Понимаю, что это нонсенс. Зато было бы надёжнее! А по поводу заверения английского посла… я бы доверял им в последнюю очередь, ваша светлость.
Адмирал Корнилов и генерал Непокойчицкий поддержали Озерова в том, что доверять словам англичан не следует. А по поводу турок…
– Ну, турки… что турки, ваше высокопревосходительство, – сказал генерал. – Войска его величества готовы встретиться с любым неприятелем. Побьём окоянных, коль нужда в том будет.
– А коль англичане и французы объединятся да плюс турецкий флот?.. – вставил Меншиков.
– Будем биться до конца, ваше высокопревосходительство, – уклончиво ответил Корнилов. – Им что нужно? Севастополь. А с моря его не взять никому. Чего, правда, не могу гарантировать с суши.
Меншиков посмотрел на генерала, но по его лицу понял, что обнадёживающего ответа не получит. С тяжёлым вздохом Меншиков отпустил подчинённых. Князь задумался.
Светлейший понимал: государь не удовлетворится частичными уступками турок. Их несогласие по второму вопросу приведёт к обязательному обострению отношений с Россией…
«Однако в этом есть и свои плюсы, – размышлял Меншиков. – Чем не предлог для России занять Дунайские княжества, на что мне намекал государь. Но как на это посмотрит Англия, да и Франция, в конце концов… А Австрия и Пруссия?!.. Но в то же время обострение отношений с европейцами происходит не только из-за заботы императора о православных в Турции… Здесь что-то большее… О чём, видимо, знает только один государь», – терзался мыслями светлейший князь.
И Меншиков ответил Решид-паше самым решительным и холодным посланием, смысл которого: всё или ничего. И в качестве последней возможности спасти положение Меншиков дал туркам для ответа три дня.
Для большей наглядности своих серьёзных намерений светлейший князь вызвал Озерова и Аниканова и приказал им убрать со здания посольства российский флаг, запаковать документы, архив, вещи посольства в ящики и демонстративно перевезти их на борт «Громоносца».
Озеров тут же покинул кабинет князя, оставив военных наедине.
– Проследите, лейтенант, за погрузкой на борт корабля членов делегации.
– Слушаюсь, ваше высокопревосходительство, – ответил адъютант, щёлкнув каблуками, однако не уходил.
Князь вопросительно посмотрел на Антона.
– Спуск флага, а тем более вывоз архивов и прочего, ваше высокопревосходительство, очень похоже на ультиматум, как я понимаю.
Седые брови князя резко взметнулись вверх.
– А если султан не ответит? Война?.. Позвольте, ваша светлость, просить вас о милости, которую вы уже мне обещали: направить меня по приходу в Севастополь на действующие корабли.
Меншиков удивился такой просьбе молодого офицера:
– Стало быть, адъютантом не хотите быть, Антон Дмитриевич? Что ж, похвально, весьма похвально.
Князь задумался. Нет, не о просьбе лейтенанта размышлял он. Впервые так явственно морской министр услышал слово «война». И к этому страшному слову причастен он, Меншиков.
Перед глазами поплыли картинки боя, взрывы, чёрный дым пожарищ, крики о помощи… И вереницы, вереницы медленно идущих измождённых солдат и матросов, все они смотрели на него осуждающим взглядом.
«Я сделал все, что мог! – пытался крикнуть им князь. – Не за себя, за братьев наших по вере спорил с басурманами».
Но звук застревал в горле. Солдаты его не слышали.
– Помоги, Господи! Внуши всем разум свой, не дай свершиться несправедливости, – прошептал Меншиков.
– Не понял вас, ваше высокопревосходительство, – несмело проговорил Антон.
Князь не ответил. Он с грустью взглянул на лейтенанта:
– Идите, лейтенант. Я прикажу адмиралу Корнилову выбрать вам место службы. Свободны!
Вскоре на борт парохода перешёл весь персонал посольства за исключением торгового атташе.
Восемнадцатого мая 1853 года «Громоносец» вышел из гавани, встав на якорь на внешнем рейде Константинополя, где простоял до конца заявленного срока. Однако ответа от султана так и не последовало.
Двадцать первого мая 1853 года после полудня «Громоносец» поднял якорь и вышел в открытое море. Русская делегация возвращалась домой.
После визита в Константинополь светлейшего князя и его не совсем удачных переговоров относительно надёжности отношений с Англией некоторые сомнения всё же заставили Николая I рассмотреть возможность сотрудничества в вопросе раздела Турции с Австрией, в благонадёжности которой он не сомневался. Отпуская в июне 1853 года в Вену своего посла Мейендорфа, император напутствовал его:
– Передайте австрийскому императору, что я всецело рассчитываю на его дружбу. Надеюсь, он припомнит, кем я был для него в деле с Венгрией.
– Непременно, ваше величество, – сказал посол. – Франц-Иосиф в душе боится Наполеона III, а потому совсем не лишним было бы посулить ему нашу военную помощь.
– И то правда, Пётр Казимирович! Коль вследствие нашей общей политики относительно Турции он подвергнется чьему-либо нападению, скажите ему, что мои войска опять к его услугам.
Когда явно почувствовалось ослабление позиций Николая I в турецком вопросе, в Англии начались ещё более острые политические дебаты касательно дальнейшей политики в отношении России. И здесь более всех усердствовали виги. Их партия боялась, что Россия станет более сильной и это может оказать негативный эффект на баланс сил в Европе, где Великобритания была на первых ролях.
Не все европейские страны полностью соглашались с Великобританией в вопросе отношений России и Турции. Некоторые всё же высказывали осторожное мнение, что Россия и впрямь требует таких уступок от османов, которые несовместимы с независимостью Турции и суверенными правами султана. И как ни доказывал канцлер Нессельроде, что речь идет только о «покровительстве православной церкви» и князь Меншиков разорвал сношения с Турцией из-за якобы редакционных несогласий в нотах и проектах формулировок, Марку Васильевичу не верили.
Нельзя сказать, что переговоры русской делегации прошли совсем неудачно: и да, и нет. Удивительно, но результат переговоров, в принципе, устроил все стороны конфликта.
Россия не добилась главного, но, пригрозив мусульманам, что православных христиан в Турции она не бросит, обеспечила себе право (пусть и спорное) при необходимости ввода войск в Валахию; Англия тоже не упустила своего: напрочь рассорила турок с русскими, подведя их к началу войны. Молодой император Франции выиграл пока в том, что без его страны уже не мог разрешиться этот вопрос. Но были ли дипломатические старания Англии и Франции продиктованы одним лишь желанием защитить Турцию от нападения со стороны России? Нет, конечно, у них были свои интересы.
Англия вплотную подошла к своей главной цели: под предлогом защиты Турции напасть на Россию и ослабить её. В надежде вернуть себе северное побережье Чёрного моря, Кубань и Крым Турция заручилась поддержкой сразу двух великих стран – Англии и Франции; Наполеон III увидел в этом прекрасный момент для реванша за 1812 год, чтобы поднять свою популярность среди французов.
Проявляя максимальные усилия в разжигании воинственных настроений слабой к тому времени Турции, обе западные державы желали отстоять Османскую империю исключительно затем, чтобы не допустить Россию к Средиземному морю. А уж потом самим (без России) разобраться с Турцией.
А Европа уже захлебывалась от восхищения деятельностью английской дипломатии и стойкостью турецкого султана, который, как писали все популярные в то время газеты, проявил незаурядную выдержку, терпение и стойкость в переговорах с Россией. «Грозный русский царь Николай, – писала английская «Таймс», – потерпел поражение»
Император Николай I, читая иноземную прессу, был в ярости. Он потребовал от Нессельроде немедленно отправить в Турцию ультиматум: если Порта не даст положительного ответа на требование России, русские войска пересекут границу придунайских территорий, чтобы «силой, но не войной» добиться того, что султан отказался сделать добровольно.
Санкт-Петербург так и не получил от турецкого султана ответа на ультиматум. Потеряв терпение, Николай I решил действовать.
В начале июля 1853 года царь издал манифест, в котором всенародно признал необходимость двинуть русские войска в Придунайские княжества. «Не завоеваний ищем мы, в них Россия не нуждается. Мы ищем удовлетворения справедливого права, столь явно нарушенного…» – написано было в царском указе.
Вскоре русские войска под командованием генерал-адъютанта князя Михаила Дмитриевича Горчакова переправились через Прут[49] и вошли в Молдавию и Валахию.
Царь рассчитывал, что эта силовая акция заставит султана подчиниться давлению России. «Если и это не поможет, – открыто говорил император послам Франции и Англии, – мне останется только признать независимость этих территорий».
Как всегда, отличился французский посол Кастельбажак. Как-то старый вояка напрямую спросил Николая I:
– Ваше величество, а коль и это не поможет?
– Тогда Россия признает независимость Сербии. Но, увидите, господа, все закончится благополучно. Ни Англия, ни Австрия за Турцию не вступятся. Без их поддержки, даже если случится, что этот авантюрист Наполеон встанет на их сторону, османы не решатся на открытое неповиновение мне. Султан, поди, не самоубийца, – уверял послов и свое окружение император.
Правительство Англии в лице министра иностранных дел Кларендона, а также оппозиция, возглавляемая тем же лордом Палмерстоном, и прочие английские политики, тщательно маскируя свои истинные намерения, за спиной России упорно готовились к вторжению на её территорию.
А премьер-министр Англии лорд Абердин продолжал лицемерно говорить о нерушимости дружбы и мире с Россией.
И царь этому верил, но здесь он заблуждался: самоуверенность Николая возобладала над его благоразумием. Создалась тупиковая ситуация. Всё шло к большой войне.
В июле 1853 года в Вене собрались послы Британии, Франции, Австрии и Пруссии. После долгих споров и компромиссов они выработали соглашение, так называемую «Венскую ноту». Император Николай I, как ни странно, согласился подписать компромиссное соглашение, однако не без участия англичан, а главное, совсем неожиданно, турецкий султан отказался от подписи.
Труд венских дипломатов пошёл прахом.
Именно в это время объединённый флот Англии и Франции получил приказ следовать в пролив Дарданеллы и встать на якорь в Безикской бухте.
Эта неглубокая, защищенная от ветров бухта в Эгейском море являла собой прекрасную якорную стоянку для кораблей – плацдарм, от которого было рукой подать до Черного моря, а там – и России. Флот союзников постепенно стал заполнять акваторию бухты.
На все вопросы русских дипломатов англичане клятвенно заверяли, что их флот не пойдёт дальше, если Константинополю не будет грозить вторжение. К этим обещаниям подключились и Австрия, и Пруссия, заверив российского императора о своём нейтралитете по отношению к России.
Удивительно, но царь Николай, воспитанный на рыцарских понятиях и будучи благородным, верил этой лжи, так велика была его вера в порядочность джентльменов с берегов Туманного Альбиона и стран Европы, которых Россия не раз выручала, проливая кровь русских солдат на их территории. Жалко, но Николай I не слышал, как австрийский император Франц Иосиф I в тайных беседах со своими партнёрами говорил: «Конечно, нехорошо выступать против старых друзей, спасших тебя когда-то, но в политике нельзя иначе, а наш естественный противник на Востоке – Россия. Наше будущее – на Востоке. Мощь и влияние этой страны стали возможны только по причине слабости и разброда в нашем лагере. Мы должны объединиться и довести русских до краха».
И всё-таки Австрия и Пруссия не рискнули открыто выступать на стороне Великобритании и Франции. Однако их враждебный к России нейтралитет сковывал на границах значительные силы русских войск, так необходимые в Крыму и Севастополе.
А в Европе всё больше и больше складывалось негативное отношение к России.
Слишком долгое нахождение на российском троне Николая I оторвало его от реальной жизни в собственном государстве. Он уверовал в свой авторитет в Европе, силу и мощь российской армии и флота. И он, царь, словно ослеп. Он не видел, как вокруг России плетётся клубок лжи и недоверия. Как из стран Европы вокруг Англии постепенно образовывается враждебная России коалиция.
Действия русского императора приобрели противоречивый, непоследовательный характер. Он продолжал считать, что врагов в Европе у него нет, кроме Турции.
Создавалось впечатление, что император не понимал особенностей своего времени: эпохи завоеваний и желания любыми средствами расширить свои территории.
Как однажды канцлер Нессельроде, говоря о своём государе, горько произнес: «Он намерен выбросить Россию из Европы».
По всем признакам назревала война с Турцией. Османы усиленно готовились к захвату русских территорий на Кавказе и с помощью союзников хотели вернуть себе Крым, хотя султан, глядя на громадный флот союзников, скопившийся недалеко от его границ, подспудно понимал, что быть полновластным хозяином на Крымском полуострове ему уже не придётся.
И вот под давлением англичан в начале октября 1853 года Османская империя объявила войну России. Сосредоточенная в районе Батуми двадцатитысячная турецкая армия должна была высадиться в районе Поти и Сухуми, чтобы окружить и уничтожить русскую армию на южном Кавказе. Переброску этих войск должен был осуществить турецкий флот под командованием адмирала Осман-паши.
Ещё до объявления войны, предвидя эти события, по приказу военного ведомства эскадра вице-адмирала Нахимова в конце сентября перевезла из Севастополя на Кавказское побережье вместе с большим количеством снабжения около семнадцати тысяч человек. Затем в целях недопущения переброски турецких войск на Кавказ эскадра Нахимова вышла для крейсерства восточной части Черного моря.
Выход в море эскадры не остался незамеченным Турцией, её корабли попрятались в бухты. Несмотря на жесточайшие штормы, русские корабли в течение месяца упорно искали место стоянки турецкого флота. И наконец, в начале ноября 1853 года турецкие корабли были обнаружены на внутреннем рейде Синопской бухты.
Чтобы исключить возможность турецкому флоту покинуть якорную стоянку, несмотря даже на многочисленные береговые батареи, установленные по берегам узкой бухты, Нахимов принял решение, не дожидаясь помощи, атаковать турецкую эскадру.
Обнаружив на рейде Синопа русские корабли, командующий турецким флотом Осман-паша не стал волноваться: «Флот неприятеля небольшой, шесть береговых батарей охраняют нас… Надо быть полным глупцом, чтобы зайти в бухту, – рассуждал он. – Поди, султану уже известно о русских кораблях. Если потребуется, флот союзников выручит…»
Но, как мы увидим из дальнейшего повествования, этого не случилось: помощь Осман-паше не пришла.
