Виталий Аркадьевич Надыршин
Ошибка императора. Война
Бомарзунд. Павшая крепость
Расположенный в Ботническом заливе между Швецией и Финляндией остров Аланд когда-то принадлежал Швеции. Однако в результате проигранных сражений перешёл в собственность России.
…В августе 1809 года генерал от инфантерии Барклай де Толли, занимавший тогда должность командующего войсками и начальника края, донес российскому военному министру графу Аракчееву: «Будет весьма полезно разместить на Аландских островах гарнизонный полк для надзора за почтовой конторой и другими гражданскими учреждениями, но прежде всего – для обороны островов, особливо, ежели будет построена малая крепостца».
Местом для строительства «малой крепостцы» под названием Бомарзунд генерал выбрал территорию самого большого острова Аланд. Через три года последовал указ посетившего ранее Аландские острова императора Александра I. Вскоре был сооружён деревянный редут с батареями, мало похожий на крепость. Сама же каменная крепость начала строиться уже при императоре Николае I с 1832 года. Часть старых деревянных редутов к тому времени частично разрушилась, дерево местами сгнило, стены стали обваливаться. Строился Бомарзунд почти двадцать два года, но так и не был до конца закончен.
Ближе к описываемым событиям строительство крепости не велось совсем. Однако политическая напряжённость в отношениях с Великобританией и её союзниками настораживала императора. В начале лета 1854 года для инспекции укреплений и поселений, расположенных на Аландских островах, был послан адъютант военного министра молодой офицер Шеншин.
После проверки островов он имел личный разговор с Николаем I, которому предложил ряд мероприятий для укрепления островов, обратив особое внимание на Бомарзунд. И в том же 1854 году император распорядился срочно приступить к окончанию строительства и ремонту укреплений в Бомарзунде.
По плану крепость должна была состоять из главного форта и нескольких башен, защищающих подступы к нему.
Предполагалось соединить эти башни с фортом крытыми ходами сообщений, возведя вспомогательные укрепления. Однако закончить строительство к августу 1854 года не успели: главный форт так и стоял, топорщась мокнущими под дождем лесами.
Для вооружения крепости в своё время было привезено свыше ста пятидесяти орудий, но, как всегда бывает, забыли доставить для них часть лафетов. Поэтому на позиции была установлена только половина пушек, стволы остальных лежали во дворе крепости.
За полукольцом оборонительных сооружений расположился небольшой гарнизонный городок. В нём были почта, лавки, штаб коменданта. Вместе с гарнизоном, финскими солдатами-«охотниками», гражданскими людьми население Бомарзунда во второй половине 1854 года насчитывало около двух с половиной тысяч человек.
Гарнизоном командовал старый служака шестидесятилетний полковник Яков Андреевич Бодиско.
В начале августа стояли на редкость тихие и спокойные дни с небольшими, как правило, во второй половине дня, порывами северного ветра. Но радости от подарка небесной канцелярии не было.
Не было слышно привычного смеха в гарнизонных курилках, возле пустого здания гауптвахты не стоял караул, отгоняя друзей сидящих за решётками проштрафившихся горемык, не маршировали по плацу солдаты, не звучали командные голоса офицеров. Даже в гарнизонном городке, где жили сотен шесть гражданских, и там и днём, и ночью стояла тишина, спозаранку нарушаемая разве что истошным криком петухов и ленивым лаем собак. Правда, по пустым улицам, как и прежде, носилась ватага мальчишек во главе с задиристым на голову выше всех сыном купца-бакалейщика. Кто с хворостинами, кто с длинными палками наперевес, копируя солдат гарнизона, колющих штыками соломенные чучела на плацу, мальчишки шныряли по всему посёлку в поисках врага. И враг находился… коровы, свиньи, на худой конец – гуси.
Последние месяцы Бомарзунд просыпался рано. Первые лучи небесного светила ещё не успевали упасть на землю, как, нарушая тревожную тишину, слышался визг пил, стук молотков да храп лошадей, тащивших многопудовые пушки и брёвна к наспех построенным редутам и амбразурам. Две тысячи защитников крепости, включая офицеров, почти всё гражданское население с самого утра и до глубокой ночи в свете костров и разного рода светильников спешно вели строительные и ремонтные работы.
Ещё недавно на внутренний двор центрального форта падали ядра. Обстрел вели три английских корабля, подошедших к Бомарзунду. Крепость тоже отвечала, но лениво и неохотно, хотя и влепила несколько ядер в борт одного из них.
«К чему тратить порох? – думал комендант. – Ясно же, просто разведка боем: пристрелочные выстрелы, замеры глубин фарватера и подходов к крепости…»
Особого вреда укреплениям многочасовая пальба не нанесла, так, по мелочам, но несколько защитников уже покоятся с миром, а полтора десятка раненых лежат в госпитале.
Лучи солнца даже в летний сезон редко баловали острова. Вот и сегодня после ночного ливня утро было пасмурным и сырым. Но всё же сквозь тучи, нависшие над островом, нет-нет да проглядывало солнышко, обещая хорошую погоду. По всем признакам, день и впрямь обещал быть ясным и тёплым. Ремонтные работы и на главном форте, и в трёх охранных башнях вокруг него с мудреными финскими именами шли полным ходом.
Около десятка солдат, выпачканные липкой грязью, ёжась от сырой утренней прохлады, с остервенением вбивали во влажную землю заострённые двухметровой длины брёвна, укрепляя бруствер редута, примыкающего к одной из башен. Солдаты по привычке бурчали и матерились, проклиная грязь, англичашек, какой день торчащих в заливе, и бог весть кого ещё… Однако работу не прекращали ни на минуту.
Несколько человек, среди которых, выделяясь немалым ростом, был недавно прибывший из Кронштадта мичман Михаил Дмитриевич Аниканов (средний из братьев Аникановых), уже второй раз пытались втолкнуть тяжёлое бревно на место сгнившего. С третьего раза мокрое бревно соскользнуло и больно ударило Михаила в плечо. Он поморщился, но сдержался, вслух не выругался.
– Мичман, мать твою, бога душу! – заорал старый солдат, тоже потирая ушибленное колено. – Здеся не сила потребна, а осторожность. Чего тычешь бревном-то мимо, силы девать некудова? Чему вас, флотских, учат? Баба и та ниткой в ушко иглы с первого тыка попадает, а ты цельным бревном в энту дыру в стене не могёшь. Тьфу… Чего стоишь?.. Давай поменяемся, берись с другого конца и толкай, а мы подсобим, едрёна вошь.
И старик, повернувшись к своему напарнику, с ехидцой прошептал:
– Кады ишо смогу на охфицера покричать… Глядишь, не сегодня-завтра полным вашим благородием станет, не покричишь тады.
Вставив наконец бревно на место, солдаты облегчённо вздохнули и, поплевав на руки, принялись за следующее.
К обеду трухлявые от времени брёвна на редуте были поменены и накрепко скреплены чугунными скобами между собой. Как старший по званию Аниканов разрешил всем солдатам сделать перекур. Сев в кружок, мужики достали носогрейки и задымили.
Придирчиво осмотрев укрепления, мичман остался доволен работой. Чтобы не слоняться без дела, некурящий Аниканов придвинул к солдатам почерневший от плесени обрубок от старого крепления бруствера и тоже сел.
– Ты, Митрич, не обижайси, что накричал. Не накричишь тут, кады англичашки с хранцузами над душой стоят. Нерва, она такая, спросу не требует, сама из организма прёть, – затягиваясь дымом, виновато, но с хитринкой в голосе произнёс баталер. – Вона их, вражин, сколько на рейде стоять, а мимо нас сколько прошло на Петербурх, жуть! Давно, поди, надоть было закончить сие строительство и ремонт.
– Да что я, не понимаю, что ли… Все на нервах… И то правда твоя, какой десяток лет всё строим и строим, а закончить, даже главный форт, никак не можем. Ещё не все пушки на лафетах стоят, и то неизвестно, все ли исправные. Вона возле казармы остальные стволы, что дрова, навалены в кучу. Полковник недовольный, мрачный ходит, думает, как успеть пушки установить, ума не приложит.
– Будешь мрачный, кады орава вражеска пред тобой. Ни хрена не успеем кончить постройку. Форт да три башни стоят, а кады сообщения-то меж ними сделают?.. А?.. Как тута успеть таперича?.. Думаешь, Михал Митрич, попрёт вражина на нас?
Молоденький солдат по фамилии Загородников спросил мичмана:
– Чаво наших-то кораблей не видать в море? Поди, боятся?
Аниканов встал, подошёл к брустверу. В стороне от него в саженях четырестах, вытянувшись вдоль пролива выпуклой дугой, виднелись каменные стены главного форта с торчащими в некоторых местах строительными лесами.
Массивный двухъярусный форт с мощным верхним сводом, покрытый слоем земли в четыре фута, с торчащими из амбразур стволами пушек выглядел внушительно.
Напротив форта, в заливе, который, собственно, форт и должен был охранять, недалеко от берега, коптя трубами, тем же полукругом, что и крепость, стояло несколько десятков боевых и десантных кораблей союзников. Стояли они давно, не шибко шумели, не озорничали, к ним привыкли, и в последнее время защитники форта не обращали на них внимания.
Михаил прислушался. На этот раз со стороны эскадры доносились слабые звуки корабельных дудок, трели свистков и… скрипы судовых талей. С бортов десантных судов матросы спускали шлюпки и понтоны, а из трюмов поднимали какой-то груз…
– Странное у них оживление сегодня, – вслух произнёс он. – Никак, пушки из трюмов на понтоны грузят… Тренируются или… – мичман обернулся к солдатам. – Гляди-ка, зашевелились супостаты. Поди, нас в подзорные трубы разглядывают, как мы копошимся здесь.
Затем бросил взгляд на Загородникова:
– Говоришь, корабли наши боятся союзников? Не думаю. Что толку выйти в открытое море, принять бой и погибнуть. Вона врага сколько… Супостаты, поди, того и ждут. Столицу нашу, братец, оберегают корабли, оно под пушками-то крепостей сподручнее будет. Уж точно англичашки не сунутся в Невскую губу[75].
И, посмотрев на старого солдата, зло произнёс:
– А напасть на нашу крепость могут и, видно, совсем скоро, коль выстроились в боевые порядки и шлюпки спускают.
– И то верно! А куды им деваться? Ить как пить дать, нападут. Зря, что ль, припёрлися к нам! – уверенно заявил баталер.
– Брат старший в Севастополе служит, весточку прислал. В Одессе, пишет, ещё в начале апреля… – увидев удивлённые глаза солдат, Михаил уточнил: – Одесса – это далеко отсюда, в Чёрном море. Союзнички обнаглели, обстреляли этот город. Но по зубам получили и отошли. Брат ещё сообщает, что в Севастополе тоже неспокойно. Почитай, война уже идёт, братцы. Теперь наша очередь.
Закончив перекур, солдаты застучали по дереву трубками, выбивая остатки табака. Работа продолжилась.
Не прошло и часу, как над головами работающих что-то вдруг зашипело, и через секунду саженях в восьми от редута раздался взрыв. За ним второй, третий… Сидевший на корточках Загородников вскочил и испуганно вжал голову в плечи.
– Кажись, началось, – пробормотал он. – А може… – договорить солдатик не успел, очередные разрывы заглушили его слова.
– Ложись, дурень! – закричал старый солдат, но было поздно – осколок вспорол солдату плечо. На рукаве его рубахи расплылось кровавое пятно. Солдат ойкнул и стал затравленно озираться, не понимая, что с ним…
Аниканов бросился к брустверу и… обомлел: кораблей противника видно не было, огромная шапка белого дыма над заливом скрыла их. Но вдруг, словно из сказочного облака, спустившегося с неба, оттуда выплыла армада шлюпок, баркасов и понтонов. На них Михаил различил фигурки в синих мундирах и тёмные силуэты пушек. Вся эта серо-синяя масса, будто крыльями, ритмично взмахивая длинными вёслами, стремительно двигалась в направлении берега.
Мичман оцепенел. «Вот он, штурм», – мелькнуло у него в голове. Он стоял и не мог пошевелиться. Вся эта грозная масса тихо и неотвратимо наваливалась на берег. Михаил не мог оторвать завороженного взгляда от развернувшейся перед ним панорамы.
Достигнув берега, французы стали выпрыгивать из шлюпок и тут же, выстроившись длинными цепочками, принялись стягивать за канаты орудия с понтонов, оттаскивая подальше от воды.
С форта защёлкали выстрелы. Территория перед укреплениями огласилась криками раненых, вспышками и треском ответной ружейной пальбы.
– В башню, в башню… – выйдя наконец из оцепенения, заорал мичман.
Но и без его команды, подхватав инструмент и свои ружья, солдаты уже мчались в нужном направлении.
Михаил перевёл взгляд на главный форт, откуда в этот момент загрохотали выстрелы орудий. Нижний ярус форта окутался дымом. Однако ядра не причинили вреда высадившимся французам, находившимся в мёртвой зоне. Ядра полетели в сторону ближайших к берегу кораблей союзников, но, не достигнув цели, плюхнулись в воду, поднимая фонтаны брызг. Но вот ухнули пушки верхнего яруса… Удача! Ядра на этот раз достигли цели: фок мачта ближайшего к берегу корабля «Леопольд», увлекая за собой такелаж, с шумом рухнула на палубу.
Запыхтев трубой, оставляя за собой чёрный шлейф дыма, корабль поднял якорь и, не сбрасывая швартовые концы причаленных к борту шлюпок, быстро-быстро отвалил подальше от берега.
Стукнув кулаком по бревну бруствера, Михаил прошептал:
– Так тебе, тварь подлая!
И тут дрогнул воздух. Почти одновременно корабли эскадры произвели залп из более чем полутора сотен орудий, их палубы и борта окутались белым дымом. И через мгновение земляное покрытие верхнего яруса главного форта и примыкающая территория вокруг вздыбились снопами взрывов, в воздух взлетели камни и комья земли, со стен крепости посыпались куски гранита, из амбразур нижнего яруса вырвались языки пламени… Всё вокруг загрохотало, засвистели осколки, в воздухе почувствовался резкий запах гари.
Сражение набирало обороты…
Под прикрытием теперь уже своих, крепостных, орудий навстречу французам из главного форта высыпал отряд солдат в тёмно-зелёных мундирах и финские гренадёры-снайперы в серой неприметной среди валунов побережья форме.
Со штыками наперевес они бросились навстречу неприятелю: русские с криками «Ура!», финны – молча. Однако не успели они добежать до передних рядов французов, как отряд смельчаков накрыли частые разрывы ядер корабельной артиллерии. Взрывы разметали наступавших. Атака захлебнулась. Оставив на земле убитых и взвалив на плечи раненых, защитники отступили. Берег теперь остался в полном распоряжении французской пехоты.
Отбив атаку русских, в двухстах саженях от крепости французы спешно устанавливали батареи осадных орудий и короткоствольных мортир. К берегу продолжали непрерывно подходить шлюпки и баркасы с войсками. На одной из шлюпок в окружении большой группы французских офицеров прибыл генерал. По тому, как возле него почтительно стояли офицеры, Михаил понял, что это весьма важное лицо (да, это был генерал Барагэ де Илье).
Рассматривая французского генерала с такого близкого расстояния, Аниканов непроизвольно посмотрел на свой пистолет и от досады сплюнул, жалея, что под рукой не оказалось ружья.
Оглядев ещё раз картину высадки, Михаил помчался вслед за своими солдатами. Уже перед самой башней взрывная волна от очередного разрыва снесла с его головы фуражку, ухо уловило звук пролетевшего мимо него осколка. Желая подобрать фуражку, мичман остановился, но, перекрестившись и пробормотав «О, Господи!», вслед за солдатами вбежал в башню.
В помещении стоял полумрак и тяжёлый пронизанный пороховой гарью воздух. Сразу стало трудно дышать.
Со стороны противоположной от входа стены раздавались едва различимые команды офицеров, отовсюду неслись матерные выкрики канониров, топот и шарканье ног сотен солдат, и весь этот шум сливался в общий неразборчивый гул.
Михаил в надежде побыстрее привыкнуть к полутьме потёр руками глаза, и когда они стали различать предметы и людей, стал крутить головой из стороны в стороны, надеясь увидеть командира башни капитана Теше. На мичмана никто не обращал внимания.
Но тут, Аниканов не поверил своим ушам, из дальнего угла нижнего яруса раздался весёлый задорный смех солдата. И это было так неожиданно, что на какое-то мгновение возникла тишина – все прислушались. Но через секунду-другую грохот выстрела одной из пушек разрушил это безмолвие – пространство вновь наполнилось гулом.
Когда рассеялся пороховой дым и глаза привыкли к полумраку, среди защитников башни Михаил разглядел своих солдат. После очередного выстрела они помогали канонирам подкатывать к амбразурам пушки. Недалеко от себя он увидел старого солдата, что отчитывал его у редута. Задыхаясь от нехватки воздуха, еле передвигая ноги, старик тащил к выходу раненого солдата, потерявшего сознание, в котором Аниканов узнал Загородникова. Михаил бросился к ним…
И в это время раздался страшный грохот: сильный удар потряс башню. От прямого попадания тяжёлых ядер, выпущенных мортирами с близкого расстояния, угол стены треснул и обвалился, куски кладки из гранитных камней с шумом посыпались вниз. Груда камней завалила одну из пушек. Сквозь огромную дыру в стене проник дневной свет, высветив медленно оседавшие частички пыли. Послышались крики раненых.
Взрывная волна отбросила мичмана в сторону, и он всей своей массой обрушился на щуплого солдатика, в это время тащившего мимо него большую кастрюлю с кашей для канониров первого яруса. От толчка солдат взмахнул руками, кастрюля взлетела вверх: мичман и несколько находившихся рядом солдат покрылись липкой, на счастье, не горячей кашей.
После грохота взрыва в помещении опять наступило секундное безмолвие, и в этой зловещей тишине раздался характерный звук: затрещали потолочные балки перекрытия, с потолка посыпались куски глины, камни… Казалось, мгновение – и он рухнет… Страх охватил людей… Однако свод остался на месте.
Оцепенение прошло… Помещение наполнилось стонами раненых, а из дальнего угла, откуда только что раздавался смех, послышался перемешанный с проклятьями и матом истошный крик одного из защитников, требующего помощи.
Чуть не сбив в полутьме мичмана, мимо пробежал командир башни Теше. В это время под тяжестью второго яруса опять угрожающе затрещали балки перекрытия: потолок вновь стал медленно оседать. По трапу, ведущему наверх, гурьбой, толкая друг друга, стали сбегать солдаты верхнего яруса.
– Аниканов, выводи всех наружу. Потолок… свод рухнет… – успел бросить капитан, прежде чем скрыться во мраке помещения.
– Все наружу! – заорал Михаил и бросился на помощь старому баталеру. Обхватив одной рукой Загородникова за туловище, второй – задыхающегося старика, он выволок их во двор. За ним устремились остальные защитники. В нижнем ярусе осталось человек тридцать канониров.
И опять взрывы… Сразу несколько ядер угодили в оба яруса. Башня вздрогнула, качнулась. Часть внутренних перегородок нижнего яруса обвалилась. Взрывная волна загасила фитили, зажжённые канонирами для очередного залпа. Из последних сил задыхающиеся от нехватки кислорода пушкари за несколько секунд до следующих взрывов успели поджечь фитили – грохнул последний залп. Едкий пороховой дым заволок помещение.
– Пушки заклепать, – раздался среди хаоса отчаянный голос капитана. – Помирать, братцы, так с музыкой… Захватив с собой несколько солдат, капитан бросился вниз, к пороховому погребу, чтобы взорвать башню. Но не успел… Очередные взрывы накрыли башню. Канониры бросились к выходу.
На прилегающей к башне территории покинувшие её защитники после пропитанного внутри гарью и пылью воздуха теперь здесь, на улице, пытались отдышаться и жадно хватали ртом свежий воздух.
И тут с левого фланга башни через редут неожиданно полезли французы. Это был, по всей видимости, отряд разведки, так как их было совсем немного, человек пятнадцать-двадцать. Они столпились в саженях двадцати от защитников башни, которые с удивлением, больше похожим на любопытство, разглядывали своих врагов. Судя по лицам французов, они мучительно размышляли, бежать вниз или ввязаться в бой. И они уже было повернулись, чтобы отступить, приготовившись спрыгивать с бруствера, как раздался сухой щелчок выстрела винтовки. Лежавший на земле Загородников выстрелил в толпу французов. Один из французских пехотинцев упал. Тут же раздалась команда на французском языке: пехотинцы резко вскинули ружья и дали залп. Несколько русских солдат вскрикнули. Аниканов выхватил пистолет и, не целясь, нажал на курок.
– К бою! – закричал капитан Теше.
Выставив вперёд ружья с грозно торчащими штыками, защитники крепости бросились на французов. Завязался бой, страшный своим молчаливым безмолвием, в котором раздавались глухой металлический скрежет железа, стоны и предсмертные крики раненых.
Выхватив у Загородникова ружьё, Аниканов бросился в бой. Разделившись по парам, солдаты обеих сторон делали выпады, стараясь проткнуть штыком противника. Среди них, размахивая своим палашом, капитан Теше сражался сразу с двумя французами.
Заметив рядом с собой щуплую фигуру баталера, отбивавшегося от рослого пехотинца, Михаил поспешил сделать выпад, целясь в грудь француза. Но вёрткий французик заметил опасность и увернулся. Скользнув по его груди, штык Михаила вспорол французу плечо, на его рукаве сразу появилась кровь. От боли француз вскрикнул, и в это время штык старого солдата вонзился ему в грудь. Француз стал медленно валиться на землю.
Неожиданно сзади мичман услышал тяжёлое дыхание, а затем чей-то возглас. Краем глаза Михаил успел увидеть француза и сталь его штыка… И в этот момент пехотинец дёрнулся, словно что-то толкнуло его в спину. Рука француза дрогнула… Разодрав сбоку мундир, штык прошёлся по телу Михаила, слегка зацепив кожу.
Михаил обернулся. Позади француза он увидел мальчишку, который вторично замахивался большой палкой на французского пехотинца. Не раздумывая, Аниканов развернулся и с разворота, вложив всю силу, концом приклада ударил пехотинца по голове.
Брызнула кровь, француз отлетел в сторону. Глаза мальчишки радостно заблестели, он издал победный крик и палкой стал добивать упавшего врага. В мальчишке Аниканов признал сына купца. К упавшему французу бросился его товарищ.
– Назад, пацан! – заорал Михаил.
Схватив мальчишку, он отбросил его в сторону. Подбежавший в это время француз с ходу выкинул вперёд руку с ружьём, целясь штыком в мичмана.
И опять Михаилу повезло. На этот раз находившийся рядом с ним старый баталер успел подставить своё ружьё и отвести штык француза в сторону. Испуганный мальчишка бросился наутёк.
Вскоре с французами было покончено.
Потный, весь в крови, с разорванным воротником и портупеей, устало опираясь на рукоять палаша[76], воткнутого в землю, капитан Теше стоял рядом с единственной нетронутой снарядами стеной башни. Он хмуро разглядывал недавнее поле боя. Капитан тяжело дышал. Наконец уставшим голосом, но так, чтобы его слышали все, командир башни приказал солдатам собрать убитых и двигаться в сторону северной башни.
Заметив Аниканова, Теше вложил палаш в ножны и, слегка прихрамывая, подошёл к нему.
Посмотрев на порванный мундир мичмана с подтёками крови в районе плеча, он слегка похлопал Михаила по плечу:
– С боевым крещением тебя, мичман. Страшно впервой-то было?.. Видел я… Этот чертёнок вовремя встрял. Ладно, это ещё цветочки… Пошли глянем на берег.
Обогнув башню, они подошли к брустверу редута с правой стороны башни, совсем недавно отремонтированного солдатами Аниканова. Большая часть с таким трудом вбитых свай теперь была разбросана ядрами. Повсюду дымились воронки.
С высоты редута было видно, как берег пестрил синим и алым цветом сюртуков и брюк тысяч французских пехотинцев, среди которых то тут, то там мелькали красные мундиры англичан. Все они, словно саранча на голом поле в поисках добычи, двигались туда-сюда по берегу, выполняя какие-то команды своих офицеров.
– Ты гляди, мичман, сейчас попрут на нас. Господи… сколько же их… Боятся, видать… Хватило бы и десятой части при такой-то корабельной поддержке. Эх… расслабилась Россия, как расслабилась… Оно, как Наполеона-то разбили, так, почитай, с 1812 года и до сего времени больших-то войн и не было. Боялись, Аниканов, Россию! Ох как боялись…
Обратив внимание, что взгляд мичмана устремлён в сторону французов и что он его не слушает, капитан со вздохом произнёс:
– Да что уж теперь-то…
– Видимо, с нашего фланга хотят в тыл главного форта зайти, как думаете, господин капитан?
– Да всё к тому идёт. Эх, мать честная, не выстоим, вон их сколько… Пока не поздно, надо отступать к северной башне. Свою мы не спасём, – качая головой, с горечью произнёс капитан.
– Кабы достроили крепость, как того план требовал, да пушки поставили дальнобойные…
– Если бы да кабы, – раздражённо перебил мичмана капитан. – Воровать чиновникам нужно меньше. Тогда бы и пушки нужные стояли, и крепость успели бы достроить.
– Построили же! Вон, громадная какая стоит… Ну, малость не успели, что ж теперь делать-то? – вставил Михаил.
– Не успели… Всё у нас великое да громадное. И Царь-пушка не стрелявшая, и Царь-колокол не звонивший… Там чего-то недосыпали, тут где-то недолили… Уж как только царь-батюшка Пётр Алексеевич казнокрадов не наказывал… А толку…
– Поди, и невозможно одному человеку за всем догляд иметь.
– Кто знает… Ладно, чего теперь-то языками чесать. Давай, Аниканов, топаем отсюда. «Лягушатники» вот-вот долезут до нас.
Он выглянул из-за бруствера: перепрыгивая через валуны, рассыпанные по берегу перед крепостью, французы лавиной шли на укрепления.
Тишину вспорол гром залпов. Береговые и корабельные орудия открыли массированный огонь по крепости…
Несколько суток без сна и отдыха дрался небольшой гарнизон форта Бомарзунд против десятка тысяч пехоты неприятеля. И все эти дни корабельная артиллерия союзников вела изматывающий огонь, разрушая укрепления.
И наступил момент, когда стало ясно, что заблокированный в портах Балтийский флот не сможет прийти на помощь, боезапас крепости подходит к концу, оставшиеся в живых защитники не могут уже отстоять свою крепость. Комендант крепости Яков Бодиско «за невозможностью сделать России что-либо полезное, окромя как умереть» решил вступить в переговоры с неприятелем. В одной из амбразур главного форта он выставил белый флаг. Однако, не желая сдаваться врагу, солдаты крепости вырвали флаг у офицера и разорвали его в клочья. Но кусок белой материи появился снова, и теперь его охраняли уже несколько десятков верных коменданту людей. Тогда группа солдат, не желая опозорить себя и русский флаг, решили сами взорвать пороховой погреб форта.
Однако комендант не позволил этого сделать, он выставил у порохового погреба усиленную охрану.
Вскоре крепость Бомарзунд пала. Генерал Барагэ де Илье, войдя на территорию крепости, сказал коменданту форта, что он хорошо сделал, что не довёл дело до штурма, потому что при взятии крепости «французы не пощадили бы никого»…
Многие взятые в плен защитники крепости были недовольны, что им не дали погибнуть со славой, хоть и в безнадежной борьбе.
Позже, глядя на развалины крепости, французские офицеры рассуждали между собой: «Наступит зима, море замерзнет, и с материка по льду придут казаки. Они, как медведя в берлоге, обложат крепость и наш флот, скованный льдом. К чему эти жертвы, господа?..»
Взятые в плен русские и финны были переправлены в Англию, в тюрьму Льюис. Позже им позволили вернуться в Финляндию и Россию.
Европа ликовала. Союзники объявили взятие Бомарзунда как великую победу.
Не зная, что делать с крепостью, союзники решили… подарить её шведам. Шведское правительство, пристально следившее за ходом войны, подумало-подумало и, поблагодарив за столь ценный подарок в самых изысканных выражениях, благоразумно (и от греха подальше) отказалось от подарка: они ещё не забыли сражения с Россией полувековой давности.
Произведя ещё несколько обстрелов небольших крепостей, в сентябре 1854 года основной флот союзников покинул Аланды, взорвав перед этим уцелевшие после штурма оборонительные сооружения Бомарзунда, а вскоре и последние корабли эскадры адмирала Нейпира покинули Балтийское море.
В конце сентября 1854 года над руинами Бомарзунда снова был поднят русский флаг!
Очередной поход англо-французского флота к берегам России в Балтийском море состоялся на следующий год. Но и он не принёс союзникам успеха.
Русские крепости, расположенные в Балтийском море, оказались неприступными для интервентов.
Забегая вперёд, надо отметить, что в 1856 году Парижский мирный договор присвоил Аландским островам статус демилитаризованной зоны, который сохраняется и в настоящее время
Могилы русских, английских, французских, финских и прочих солдат на Аландских островах ещё долго будут напоминать миру о наглом и бессмысленном нападении Великобритании и Франции на Россию.
Блокирование балтийских портов и ожидание нападения союзников на столицу всё же наложили отпечаток осторожности на решение Николая I перебросить дополнительные войска на юг России. И это обстоятельство в скором времени несколько отрицательно скажется на исходе сражения в Крыму. Но об этом позже…
И всё же нападение союзнического флота на Россию в Балтийском море в 1854 году не принесло желаемого успеха ни Великобритании, ни Франции. Падение крепости Бомарзунд – слишком ничтожный результат, который абсолютно не компенсировал огромных затрат на организацию кампании. У себя на родине адмирал Нейпир подвергся жестокой критики со стороны парламента и правительства. Чтобы спасти свою честь, разъярённый незаслуженными обвинениями в свой адрес адмирал издал сборник документов, где указал все недостатки правительства, способствующие неудачному походу. Один экземпляр своих сочинений Чарльз Нейпир позже пошлёт в Россию великому князю Константину Николаевичу.
Неудачный поход союзников на Балтике затронул, как писали английские газеты, честь великой морской державы. Забегая вперёд, надо отметить: дабы загладить воспоминания английского общества о неудачной кампании Чарльза Нейпира, на следующий год правительство её величества королевы Англии организовало следующий поход своих и французских кораблей на Балтику. Но и эта кампания не имела успеха, хотя сил у союзных войск на этот раз было больше, чем у адмирала Нейпира. И если побед не случилось и в этой кампании, то виноваты здесь были: британское правительство, нечётко сформулировавшее цели; император Наполеон III, не пожелавший на этот раз дать сухопутные войска, а сами англичане не хотели высаживать своих людей под губительный огонь русских береговых укреплений. К тому же за это время русское командование серьезно подготовилось к встрече союзников, Кронштадт стал неприступен. В конечном итоге союзные эскадры опять покинули русские воды. На этот раз пресса не особенно критиковала своё морское ведомство за неудачи, другие события отвлекли её внимание.
