Сергей Львович Григоров
Русская доля
Русский характер
Со второй половины двадцатого века в психологию вообще, а в этнопсихологию – в частности, пришла математика, и они стали принимать облик настоящих научных направлений. Гуманитарного произвола, основанного на чьем-нибудь авторитетном мнении, стало меньше. Появились формализованные методы исследования. Были разработаны тесты со строгими правилами обработки результатов.
Один из них – предложенный еще в 1941 году Миннесотский многофакторный личностный опросник (сокращенно – ММЛО), вначале предназначаемый для диагностики психических заболеваний. Однако подключение к его доработке профессиональных математиков, отшлифовка системы вопросов, включающей как дискриминационные, так и контрольные, потенциально позволило расширить область его применения. Несмотря на неопределенную достоверность результатов этого теста в культурологических целях, он стал использоваться для выявления наиболее характерных личностных черт различных групп населения.
До Советского Союза этот тест добрался к середине шестидесятых годов двадцатого века и, конечно же, подвергся резкой критике в высоких академических кругах: недостойно прикладывать буржуазные выдумки к светлому социалистическому обществу. Как следствие, применялся он фактически подпольно, на малых группах. Известны кое-какие результаты опросов советских граждан в семидесятые годы, описанные, например, Ксенией Касьяновой. Для периода перестройки, бандитских девяностых и на начало двадцать первого века, сведений о применении ММЛО в России у меня, например, нет.
Вероятно, их попросту не существует в природе. Почему? – вопрос более сложный, чем кажется на первый взгляд. Предложу следующую гипотезу на сей счет: влиятельные международные финансовые круги, распределяющие научные гранты и премии, ныне рассматривают нас, русских, главным образом как объект, требующий не изучения, а рассредоточения.
Кроме того, прежние результаты применения ММЛО оказались, мягко говоря, не совсем понятными и удобными для интерпретации. По тем шкалам этого теста, которые американцы традиционно считали «своими», где у них якобы не могло быть достойных конкурентов, русские получили фактически те же оценки. Мы, оказывается, не уступаем янки по показателям «целеустремленность», «деловитость», «конкурентность», «сила воли» и так далее. Есть от чего схватиться за голову.
Между прочим, опросы советской молодежи в середине семидесятых годов выявили повышенную ее тревожность, недоверие государству, неуверенность в будущем – неужели народ уже в то время предчувствовал грядущие катастрофы? Неужели то, что произошло – распад Советского Союза, тотальное ограбление населения, коренное ухудшение быта, – явилось следствием тогдашнего духовного настроя? Как бы там ни было, в историческом масштабе прошло еще мало времени, чтобы выкристаллизовалась правда.
Итак, прочной «объективной научной» базы, которая помогла б с необходимой полнотой раскрыть особенности русского национального характера, не существует. В то же время налицо
Наветы и наговоры
Когда охватываешь целиком, что о нас, русских, писали и говорили европейцы на протяжении всей истории наших взаимоотношений, невольно возникает впечатление: они нас панически боятся! Их страх безотчетный, неосознаваемый. Непреодолимый. Чисто звериный. Они боятся нас. Боятся какой-то неведомой опасности, исходящей из краев, где мы живем. Боятся даже своего страха перед нами. «Да, скифы мы, да, азиаты мы с раскосыми и жадными очами…»
О возможных причинах возникновения этого ужаса поговорим позже, а сейчас посмотрим на последствия – на те наветы и клевету, что слышатся на Западе в отношении нас, русских.
В каких только грехах нас ни обвиняют! Что бы мы ни делали, как бы ни старались им угодить – мы всегда во всем виноваты. В Европе даже снег выпадает потому, что зимний ветер мы направляем в их сторону.
А оскорбительные эпитеты, навешиваемые на нас! Разве что в тупости и физической немощи не обвиняли – всеми прочими отрицательными качествами мы были награждены.
Культивируется, например, миф о том, что русские были дикарями до первых контактов с европейцами. Такими якобы и остались. Доныне почти неуправляемы, склонны к преступлениям и не в состоянии перебороть животные страсти. А государственность нам насадили шведы. Нелепость такая, что и возражать не хочется. Коснемся этой темы позже, при разговоре о происхождении русского народа.
Любят говорить, что мы грязные и вонючие, не приучены к простейшим навыкам гигиены. И это позволяют себе утверждать люди, чьи предки только к середине девятнадцатого века стали пробовать изредка – не более одного-двух раз за сезон – прикоснуться к горячей воде! Когда была изобретена русская баня, теряется в веках. А вот сопоставительные и исторически достоверные факты. Король-солнце, французский Людовик Четырнадцатый, в течение всей жизни очищался довольно своеобразно – обтирал кисти рук коньяком. Генрих Четвертый, первый Бурбон на французском троне и большой любитель чеснока и лука, также не мылся. Далеко не всякий его современник мог выдержать даже непродолжительное пребывание с ним в одном помещении. И вообще, главной достопримечательностью залов всех западноевропейских дворцов и замков являются большие вазы, предназначаемые для благовонных жидкостей, нейтрализующих вонь их высокородных обитателей.
В начале двадцатого века европейцы неожиданно перевоспитались. Вы серьезно предлагаете поверить в это перерождение?
Ополоснувшись под душем и побрызгавшись дезодорантом, чистым не станешь. Лучше раз в неделю помыться как следует. Мы не грязнее европейцев. Просто у нас разные понятия о чистоте, и далеко не очевидно, чьи воззрения лучше.
Утверждают, что русские ленивы. Наши горе-интеллектуалы послушно подпевают. Знаменитый режиссер, родившийся в Советском Союзе, но много лет проживший на Западе, снимает фильмы, в которых на основании того, что во время больших праздников на Руси испокон веков запрещалось работать, пытается внушить зрителям: русский народ ленив по природе. Гнусная ложь! В нашем климате не проживешь, не работая. Мы не негры, чтобы позволить себе лежать под пальмой да изредка срывать какой-нибудь дикорастущий плод. А насчет запрета работать – следуя подобной логике, самым ленивым народом надо назвать евреев: у них каждую субботу палец о палец нельзя ударить. Просто у нас иное, чем в Европе, назначение праздников.
Русских обвиняют в неделовитости, в неумении к самоорганизации, создании эффективных механизмов общественного устройства. Вновь все переворачивается с ног на голову!
Скажите, существует ли еще такой народ, который смог освоить территории, сопоставимые с бескрайними просторами азиатского Севера, Сибири, Дальнего Востока и впридачу северо-западной оконечности американского континента? Обыкновенные русские люди приходили в новые края, находили общий язык с местным населением, перенимали от них все самое лучшее, учили аборигенов передовым методам хозяйствования… надо ли продолжать? Самоорганизовывались: в Сибири разные местности и села «сами по себе» специализировались на производстве того или иного продукта, а обмен товарами осуществлялся на периодически – отнюдь не стихийно! – устраиваемых ярмарках. Эффективность народного хозяйства поражает. Одно время рожь, выращиваемую под Якутском, то есть на почвах, пораженных вечной мерзлотой, развозили по всему азиатскому Северу, Дальнему Востоку, Приалтайю, Русской Америке и многолюдному Срединному Китаю.
По поводу способности к самоорганизации можно говорить долго, здесь я позволю только один вопрос: скажите, какова была истинная роль государства в расширении Российской империи? Мысленно пробегите непредвзято по страницам истории. Что получается?
На восточном направлении припоминаются разве что сплавы по Амуру в середине девятнадцатого века, организованные по указке сверху, и закладка двух городов – Владивостока и Хабаровска. А также строительство Транссибирской железнодорожной магистрали. И все! Далее одни огрехи. Договоры с Китаем о границе были составлены столь бездарно, что до сих пор уточняются вежи. Считали ниже собственного достоинства замечать государства на территории Маньчжурии и Джунгарии, тянущиеся к северному соседу. Русскую Америку отдали. Отказали Томеа-Меа в просьбе о российском протекторате над Гавайями. Проникли было в Корею, но проиграли войну с бумажной в то время Японией. Стыдоба!
А начинались ошибки, наверное, с выбора названия главного города Дальнего Востока: крестьянский сын Ерофей Хабаров чуть ли единственный из русских первопроходцев, кто оставил о себе недобрую память у местного населения.
Колонизация Средней Азии? Скорее всего, это вынужденное действие Российской империи. В результате были прекращены многовековые разбойничьи набеги на наши мирные селения за рабами и промышленными товарами. Одновременно, правда, дополнительное ярмо повесили на русскую шею по подкормке замиренных областей.
Примерно такая же картина вырисовывается и для Закавказья. Хорошо, что дружественный армянский народ спасли от геноцида. Но попутно помогли и грузинам – на свою голову.
Так что же выходит? То, что в умении организовывать жизнь, свое хозяйствование на земле нет равных нам, русским! Ни один народ на планете не может похвастаться даже малой толикой тех успехов, которых мы добились несмотря зачастую на прямое противодействие родных и чужих государственных структур. Излишне, наверное, напоминать о нашем вкладе в мировую сокровищницу наук и искусств. В общем, можно и нужно гордиться не только своей историей, но и самим собой. И с большой долей снисходительности воспринимать выпады в наш адрес западоидов.
Вероятно, представления о русском национальном характере целенаправленно искажаются Западом из-за ощущения собственной подпорченности.
Во все времена достойной задачей для любого уважающего себя человека было докопаться до истины. Поскольку большая наука не может помочь нам в познании нашей души, приходится опереться главным образом на субъективное знание, на ощущение самого себя «изнутри». Начнем с разговора
О фундаменте русского мироощущения
На протяжении многих лет звучит один и тот же вопрос: «Кто мы, русские, такие – европейцы или азиаты, Запад или Восток?». Большинство воинственно восклицает: несомненно, мы европейцы. И добавляет какое-нибудь невразумительное «но».
Внесем ясность в это самое «но».
И схожесть, и различие мироощущений определяются фундаментальными представлениями о себе и о Мироздании, описанными в предыдущем этюде, в «Народах».
Мы, русские, полагаем окружающий мир независимым от человека и потому наше мышление подобно европейскому. Но мы не «чистые» европейцы, ибо строй нашего мироощущения принципиально отличается от европейского.
Русский человек склонен к реализации наиболее древней стратегии обустройства жизни и хозяйствования на земле – приспособления к окружающему миру. Выбор этот, напомним, неосознанный и «добровольный». То есть не навязанный внешними обстоятельствами, не обусловленный бессознательным ощущением бессилия или пониманием нецелесообразности, нерациональности замены естественного искусственным. В этом – первое фундаментальное отличие нас, русских, от западных европейцев, воспринимающих среду обитания скорее как область приложения своих сил, как фабрику.
Согласитесь, что в нас присутствует какая-то тяга ко всему естественному, являющемуся не плодом человеческого труда, а вылепленному природой. Мы восхищаемся английскими газонами и японскими садиками, а сердцу ближе первозданные ландшафты, куда не ступала нога человека. Даже кухня наша старается как можно меньше «испортить» продукты. Густые соусы из многих ингредиентов, перемешивание по-разному приготовленного мяса, фруктов и овощей – это не наше, заимствованное. Винегрет по-русски – это капуста отдельно, свекла отдельно, горох отдельно и так далее. Алкогольный напиток? – водка, то есть фактически один разведенный спирт, никаких примесей. Гуся жарить? – только целиком. А рыба в пироге желательна одним большим куском… Естественность – вот наш идеал.
Второе фундаментальное отличие нас от западных европейцев в том, что они склонны относиться к себе, любимому, как к суверенному государству, со всех сторон окруженному явными и тайными врагами. Нам же, русским, ближе понимание лично созданной свободы, требующее поступать с учетом интересов других людей, в соответствии с заботами и проблемами окружающего мира.
Понятно теперь, почему мы, русские, иные? Почему мы мыслим подобно европейцам, но не единообразно им?
Отмеченное различие фундамента мироощущения многое объясняет. В том числе – сетования европейцев и их духовных учеников по поводу «загадочности» нашей души. Мы для них потому и загадка, что отличаемся от них, что им приходится думать о русских чуть глубже, чем они привыкли. А для нас не должно быть особых проблем с разложением самих себя «по полочкам».
Что же мы видим, устремляя взор свой внутрь себя? Первым делом надо отметить
Терпение
Легендарное русское терпение является, очевидно, наиболее яркой чертой нашего национального характера. Оно проявляется во всем, а начинается со стойкой привычки контролировать, сдерживать свои эмоции в повседневной жизни. В публичных местах у нас не принято проявлять излишнюю веселость, громко разговаривать, демонстрировать какую-либо необыкновенность. Вообще не принято чем бы то ни было привлекать к себе внимание окружающих.
В целом наше поведение окрашено не в яркие мажорные, а в мягкие, пастельные тона. В бытовом общении превалирует серьезность и сосредоточенность, и даже между близкими людьми часто пролегает определенная суровость. Бурное проявление эмоций, особенно ложной, наигранной радости, лобызания при встрече – это не наше, не русское. Это пришлое, как и оргиастическое дерганье при выступлении поп-музыкантов, как громкое пение в неурочное время и в неположенном месте, как эпатажная одежда и многое-многое другое.
Психиатры в связи с отмеченным ставят следующий диагноз: у русских гипертрофированы психические механизмы репрессии и суппрессии, то есть вытеснения из сознания нежелательных видов активности.
Обусловлено наше терпение, конечно же, выбором фундаментальных основ мироощущения, но в повседневности всегда объясняется конкретными, соответствующими случаю причинами. Всех их не перечислишь, но главная и наиболее часто встречающаяся – это, несомненно, чувство уважения к окружающим, нежелание беспокоить их по пустякам.
Следует признать, что сдерживание в себе эмоций в целом неблагоприятно сказывается на здоровье граждан и на атмосфере в обществе. Если человек эмоционально «заряжается» до какого-то критического уровня, то любой мелкий повод может неожиданно вызвать бурную и сокрушительную реакцию. Все равно что в паровом котле срывается клапан. Вспоминаются прошлые незначительные обиды и уколы, обидчики получают все причитающееся в полной мере и еще сверх того. А когда разрядка завершена – перед нами вновь тихий человек, раскаивающийся в своей несдержанности. Вновь готовый терпеть, накапливать в себе новый заряд эмоций.
Привычка терпеть входит нам в плоть и кровь, становится неотъемлемым свойством личности и рано или поздно создает особую привлекательность самоограничению во всем и всюду. А затем уже в нас просыпается жертвенность, а точнее – саможертвенность с ударением на «само», как независимая нравственная ценность. Причем чем воспитаннее человек, тем более ярко высвечивается в нем это качество.
Материалов для доказательства доминанты жертвенности, потребности служения в русском национальном характере множество. Но по моему мнению, чтобы разом убедить всех неверующих Фомов, достаточно попросить их ответить только на один вопрос: кто из русских первым был причислен к лику святых и за что? Так вот, первые русские святые, канонизированные вопреки слабым возражениям тогдашних церковных руководителей, приехавших из Константинополя, были князья Борис и Глеб, младшие сыновья Владимира Ясно Солнышко, убиенные по приказу их старшего брата Святополка. Духовный подвиг их заключался в непротивлении смерти в последовании Христу. Исконно русский далеко не сразу постигает величие этого деяния. Удел же человека западного строя мышления – недоумение.
Русское государство давно б рухнуло, кабы не жертвенность миллионов наших современников – учителей и врачей, работников музеев и библиотек, театров и выставочных залов, – не оставляющих рабочие места несмотря на нищенскую зарплату.
Обратите внимание, каким почтением и вниманием окружены у нас люди, много страдавшие, выдержавшие нелегкие жизненные испытания. Как пренебрежительно мы относимся к «счастливчикам». Оцените, насколько типичен следующий пассаж: «А кто она такая, чтобы советовать или, тем более, судить меня?! Да ей же всегда было легко. Никто из родных и близких не болел, дети без дурных наклонностей. Да она же не знает жизни!».
Высокой жертвенностью выделяются все наши былинные и реальные исторические герои. Согласитесь, что наиболее безотказным, действенным и эффективным способом возвеличить в наших глазах какого-либо политического деятеля, поднять его авторитет является упоминание о его бескорыстии.
Мы невольно склоняемся в почтительном поклоне перед любым бессеребренником, трудящимся не для себя – на благо других. Готовность жертвовать своими интересами и желаниями, самим собой – вот что становится у нас, русских, принципиально важным. Необходимым для становления личности, приобретения уважения со стороны окружающих и личного, внутреннего самоуважения. Для ощущения себя полноценным, свободным человеком. Примерно к такому же пониманию свободы, кстати, призывают все мировые религии: путем аскезы и подавления своих страстей – к независимости от мелких мирских забот. Не зря константинопольский патриарх Филофей Коккин называл русских святым народом.
Что получается? Добровольное принятие страданий ради повышения своего общественного статуса и воспитания себя как личности? М-да, необходимо затронуть довольно трудный вопрос –
Особенности русского целеполагания
Бытует мнение, что народ бунтует тогда, когда резко ухудшаются условия жизни. Не совсем правильная точка зрения. Точнее, совсем неправильная. Любой народ может нести непосильные казалось бы невзгоды – было бы ради чего. Русские готовы терпеть сколь угодно пока видят в этом смысл.
Научная школа Макса Вебера подразделяет все социально значимые поступки человека на четыре типа, объединяя их в две группы.
В первую группу включают поступки, которые осуществляются как бы «автоматически», без лишних раздумий и духовных метаний и относятся или к аффектно-обусловленным, или традиционно-обусловленным.
Под аффектно-обусловленными понимаются поступки, совершенные под влиянием сильных эмоций, то есть полуосознанно и импульсивно, а под традиционно-обусловленными – совершенные потому, что «все так поступают», то есть основанные на существующей традиции. Например, человек не раздумывая вскакивает тогда, когда кто-нибудь его сильно разозлит, или «за компанию» – когда все встают потому, что так принято. И в первом, и во втором случае особые раздумья не требовались.
Поступки второй группы «вычисляются», являются плодом более-менее продуманного и осознанного выбора из нескольких альтернатив, то есть являются результатом усиленной работы коры головного мозга. Они подразделяются на целе-рациональные и ценностно-рациональные.
Когда ставятся определенные цели, оцениваются и рассчитываются условия и средства их достижения, а затем принимается решение о соответствующем действии – это целе-рациональный поступок.
В ином случае человек совершенно осознанно и обдуманно поступает так, а не иначе потому, что убежден в правильности самой линии данного поведения, выбранной с учетом, например, неких религиозных, этических, эстетических или каких-либо других соображений. Что за результаты в итоге будут достигнуты – дело десятое: важно не то, что получится, а как себя ведешь, как исполняешь свой долг. Такие поступки и есть ценностно-рациональные.
В жизни, конечно, поступают и так, и эдак. Однако типичные европейцы склоняются к совершению в основном целе-рациональных поступков. Русские же люди – ценностно-рациональных.
Наиболее выпукло эта черта проявляется в феномене русского правдоискательства, когда человек в ущерб личным интересам упорно пытается установить какую-то абстрактную истину, доказать всем и каждому абсолютную и безоговорочную правильность той или иной линии поведения.
Предпочтение ценностно-рациональным критериям обусловлено, конечно же, фундаментальными основами русского мироощущения. Величайший смысл всего нашего существования мы видим в достижении и сохранении справедливости и гармоничности отношений между окружающими нас людьми. Споспешествование в меру сил всеобщему порядку дает нам самое большое удовлетворение. И филологи совершенно правильно утверждают, что в русском языке слова «миръ» – согласие, гармония и «мiръ» – вселенная этимологически тождественны. Различное написание их возникло под влиянием академиков-иностранцев, но безболезненно отмерло.
Сразу надо отметить, что не одни мы такие. У китайцев, например, мотивация к свершению ценностно-рациональных поступков также явственно проглядывается, безусловное выполнение своего долга считается одним из главных нравственных достоинств любого человека. А рекордсменами в этом плане являются, вероятно, японцы.
Когда после окончания Второй мировой войны американцы просмотрели японские пропагандистские фильмы, они были шокированы: то, что призывало японцев лучше воевать, воспринималось обычными янки как контрпропаганда войны, как оголтелый и агрессивный пацифизм.
Вот один из типичных сюжетов: молодого человека призывают в армию, где над ним изобретательно издеваются злобные сержанты; затем он попадает в окружение, а оставшийся в тылу недоброжелатель пускает слух, что добровольно перешел на сторону противника; родители в безутешном горе, красавица-невеста накладывает на себя руки, не выдержав позора; в эпилоге главный герой, собрав последние силы, бросается в бессмысленную атаку, чтобы умереть.
Да какой здравомыслящий американец после просмотра подобного фильма побежит воевать!? А японцы рвались на войну, потому что долг для них выше личного благополучия.
Но хватит про японцев и американцев, пусть сами разбираются в тонкостях своей национальной психологии. Поговорим о себе.
Все известные психологические тесты убедительно показывают, что русские одни из самых сильных «достижителей». Как никто другой мы умеем детально продумывать и ставить цели, а затем достигать их несмотря ни на какие трудности. Однако спрятанные глубоко внутри ценностно-рациональные модели поведения исподволь намекают, что в наших чисто эгоистических интересах вначале следует заняться проблемами и заботами окружающих людей, добиться всеобщей справедливости, гармонии в человеческих взаимоотношениях.
Во-первых, таким образом можно обеспечить душевный комфорт, когда ничто не будет отвлекать от текущих забот, когда внешний мир станет божьим миром, то есть своим, добрым, благожелательным. Притягательность для нас песенной строчки «лишь бы не было войны» объясняется следующей подсознательной установкой: не будут вмешиваться черные силы – как-нибудь проживу, добуду свое счастье.
Во-вторых, можно рассчитывать на помощь и добрый совет в устройстве личных дел.
В-третьих, создается своего рода «страховочный фонд» на непредвиденный случай: если, не дай бог, со мной что-нибудь произойдет, то памятуя о былых заслугах меня не оставят в беде.
В соединении с внутренней потребностью саможертвенности русские ценностно-рациональные модели поведения формируют уникальное понимание личностных обязанностей перед обществом. Чем выше положение человека, тем больше он должен отдавать, тем труднее и сложнее должны быть его общественные заботы. «С того спросится много, кому было много таланта дано…». В православии данное положение звучит примерно так: избранничество есть обязанность служения ближнему своему. Исключительно для сопоставления: в иудаизме, как и в протестантизме, избранничество понимается как право господствовать над окружающими людьми, эксплуатировать их в угоду собственным интересам. Какой разительный контраст!
Одной из важных особенностей русского мировоззрения является ориентация на вечность. Наши ценностно-рациональные модели поведения как бы настроены на абсолютные истины, на независимые от времени и конкретных обстоятельств понятия что такое хорошо и что такое плохо.
Нас мало волнует удаленное будущее. Ныне безостановочно качают нашу нефть и газ, а нам вроде бы и все равно – мы заняты либо самим собой, либо обсуждением мировых проблем. Потом когда-нибудь придумаем, как будем отапливать дома и плавить сталь…
Мы не любим копаться в прошлом, оно для нас безлико. Сочинять историю нашего государства начали иностранцы, приглашенные Петром Первым, и что они понаписали – как бы и не наше дело. До и после появления официальной версии нашей истории русский фольклор не претерпел никаких изменений. Наши сказки, не привязываясь ни к какому географическому месту или моменту времени, начинаются словами «Жили-были…», «В некотором царстве, некотором государстве…». В этом мы разительно отличаемся от многих народов. Для китайцев, например, каждая эпоха расцвечена именами конкретных исторических деятелей с известными достоинствами и недостатками, привычками и пристрастиями, с каждым местечком связывается своя череда событий, каждый артефакт имеет свою замысловатую историю.
Для нас главное – обустроить тот мир, который окружает нас в данный момент. Добиться, чтобы вокруг царила гармония. Чтобы все было «в порядке». И мы готовы нести тяготы, лишь бы сохранить статус-кво неопределенно долгое время.
Действительность, казалось бы, со всей очевидностью противоречит сказанному. Обухоженность каждого родничка в глухом лесу, любовно уложенные мостки через ручейки и речки на потаенных тропинках, затейливые украшения незначительных предметов быта, мир и лад во всей округе – все это, раскапываемое археологами и описанное в старых книгах, стало детской сказкой, мифом. Ныне наши улицы и обочины дорог в грудах мусора. Подъезды домов и лифты, детские площадки и городские скверы словно только что вынесли нашествие вандалов. Везде обшарпанность и запустелость.
Внутри жилищ, в так называемом личном пространстве, как правило, ненамного лучше. Маленькие городские квартирки, пропахшие многолетней пылью, с вечно заставленными ненужной всячиной столами, с подвешенными под потолок покореженными велосипедами и сломанными лыжами. С грудами ветхой одежды в самых неподходящих местах, с требующими срочного ремонта ванными комнатами и туалетами. На селе – обветшалые, покосившиеся избы с удобствами в дальнем углу двора, без водопровода, без централизованного газоснабжения, кое-где даже без телефонной связи и подъездных дорог. Всюду непролазная грязь и серость…
Пусть вся эта разруха начиналась с больших городов и спившихся деревень. Как раковая опухоль она распространяется по всей Руси. Где здесь элементарная тяга к порядку и обустройству мира!?
И все же нет противоречия. Все вышесказанное – правда. Нас самих безмерно раздражает теперешние бытовые условия, скотское, без особого преувеличения, существование.
Почему творится сие, почему образовался вопиющий диссонанс между желаемым и действительным – особая тема, достойная отдельной книги. Здесь скажу лишь, что причин много. Кое в чем виновата наша безалаберность или элементарная бесхозяйственность, в чем-то – ложное понимание смысла терпения и жертвенности, где-то сказывается привычка не отвлекаться на несущественные мелочи и так далее. Но главная причина, несомненно, – наш нарастающий протест против своего же государства, но об этом ниже. Вернемся к рассмотрению особенностей русского менталитета.
Связующее звено между нами и большим миром – наш круг непосредственного общения, наш малый социум.
Индивидуализм и коллективизм
Много говорится о том, что русские большие коллективисты. Это так, но… и не совсем так. У нас своеобразные понятия о «правильно» организованном коллективе и своем месте в нем.
Да, мы коллективисты, так как постоянно волнуемся и переживаем за всех и вся. Иностранцы удивляются, сколько места в наших теле-, радио- и прочих новостях занимают сообщения о незначительных происшествиях где-нибудь далеко от наших пределов. Как будто нет у нас других забот помимо «Гондураса в огне».
Наши ценностно-рациональные модели поведения требуют постоянной заботы о своем окружении, нашептывая в подсознание, что добиваться личных успехов – не жизненно важная проблема. У нас состоявшаяся личность, уважаемая и полноценная в собственных глазах и глазах знакомых ему людей, – это соборная личность. Правила поведения, которыми мы руководствуемся, – не писаные законы и прочие указы «сверху» или «сбоку» как себя вести, а чувствуемые изнутри нормы бытия. В то же время часто звучащая у нас присказка «за компанию и жид удавится» недвусмысленно предостерегает: надо иметь свою голову на плечах, не плыть по течению. К чему бы это?
Этнопсихологи выделяют две «чистые» стратегии обзаведения знакомыми и друзьями. Если человек реализует первую стратегию, то он стремится к так называемому конкретному общению, если вторую – то к диффузному.
При конкретном общении человек поддерживает контакты, полезные для реализации собственных целей. Главное, но не исчерпывающее здесь – заинтересованность в каких-либо функциональных качествах знакомых.
Во все времена считалось полезным, а то и совершенно необходимым иметь «своего» парикмахера, врача, работника вышестоящей государственной структуры, сотрудника правоохранительных органов и прочих социально значимых служб. При этом далеко не всегда «свой» врач являлся лечащим, но «использовался» как надежный источник дружеского совета в своей области. С другим человеком знакомство поддерживалось, например, потому, что он интересный партнер для игры в шахматы, с третьим – чтобы рассуждать о смысле жизни или вместе отдыхать на природе и так далее.
Как не счесть алмазов в каменных пещерах, так не перечесть возможных сфер приложения человеческих сил. Поэтому множество лиц конкретного общения оказывается довольно большим. При этом оно, как правило, разбивается на несколько непересекающихся групп: шахматист, скажем, не любит бывать на пленере, и одновременное общение с ним и с любителем рыбной ловли оказывается затруднительным или вообще невозможным. Они обитают как бы в разных ваших жизнях, и один может даже не догадываться о существовании другого. Всяк сверчок знай свой шесток.
