Сергей Львович Григоров
Русская доля
Коренные реформы государственного управления пришлись на 1689…1725 годы – время царствования Петра Первого.
Начало Петрового правления в чем-то схоже с первыми годами властвования Ивана Грозного: вблизи трона неспокойно, страна чего-то хочет, молодой царь полон энергией и мечтаниями. Но интеллектуальный центр государства привык к безделью, не было вначале никакого ясного плана действий. В 1696 году сунулись было на юг, к Азову. Повоевали с оттоманами – прибыток близкий к нулевому.
Петр Алексеевич, однако, оказался не чета каким-то там Грозным. Неудачи лишь распаляли его. После облома на юге государственная стратегия была коренным образом пересмотрена, и в 1697 году в Европу отправляется так называемое великое посольство. Царь в нем «инкогнито», рядовой сотрудник. Не отступая ни на йоту от по-иезуитски коварного плана, составленного его советниками, он изображает эдакого рубаху-парня, восхищенного западной цивилизацией дикаря. Задача – прорвать плотину недоверия, призвать на Русь дельных людей поднимать промышленность и приобщать население к достижениям научно-технического прогресса.
Историки пишут, что посольство не выполнило основную задачу, не уговорило Англию с Голландией заключить с Россией антишведский союз. Достигнуто, однако, было много больше: установлены необходимые связи, мастеровой люд протестантских, наиболее передовых в то время стран принял Петра за своего и потянулся на восток. Был прорван шведско-польско-турецкий вал, огородивший страну от прочего мира, Россия вышла на международную арену.
Северная война начинается в 1699, заканчивается в 1721 году Ништадтским миром. Области южного побережья Балтийского моря, до этого нещадно эксплуатируемые Швецией, отторгаются от нее. Россия получает более-менее удобные морские порты и навечно устраивается на Балтике. Даже столицу переносит в устье Невы. Вступает в войну отсталой, по европейским понятиям дикой страной, заканчивает сильнейшей державой мира.
Деяния Петра, перемусоленные официальной наукой историей, трудно переоценить. Русский мир при нем получил толчок огромной силы. В считанные годы страна прошла путь, на который другим понадобились столетия. Избегая банальной вторичности, отметим следующее: под предлогом военной необходимости, соблазняя подданных жизненным комфортом богатых слоев западноевропейского населения, Петр Первый заменил прежний стержень государственного устройства новым. При нем структура власти перестроилась. Из союза равных, из большой семьи с харизматичным вождем, обладающим высшим моральным авторитетом, Россия превратилась в корпорацию, в деловое предприятие.
Внутреннее строение европейского государства проще простого: ты мне, я тебе. Я не нарушаю писаные законы, плачу налоги и подати – страна мне гарантирует безопасное существование и защиту моей собственности. Я проявляю служебное рвение – страна осыпает меня чинами и наградами, дает средства существования. Все расписано, нанесено на бумагу, и эмоциям, внутреннему чувству справедливости не остается места. Далеко не все в нашем мире можно выразить словами и записать? Жаль, конечно, но в любом селе не без урода.
Возможно, Петр сделал далеко не все, что замышлял. В последние годы жизни он много внимания уделял Азии, одну за другой слал на восток научные экспедиции. Пользуясь временным политическим расстройством в Персии, в 1723 году присоединил к России прикаспийские провинции Ирана с городами Дербент, Решт и Астрабад. Каспийское море стало внутренним российским озером. Согласно некоторым историческим источникам, Петр Алексеевич планировал большой поход на юг, чтобы установить наместничество в Тегеране и обмыть заодно сапоги в Персидском заливе.
Вряд ли вобрание в себя столь обширных и многонаселенных мусульманских земель отвечало действительным интересам бурно развивающейся Российской империи. Не ясно, куда далее покатился бы мир. Представляете, как петербургский Синод одновременно управлялся б с православной церковью и мусульманскими шиитами, а попутно также с частью суннитов, буддистов и так далее? Но не удалось добраться до Индийского океана – и нечего обсуждать то, что не случилось. Проблемы снялись естественным путем.
Европа оторопела от внезапно раскрывшейся перспективы: рядом с ней грозила появиться империя, в сравнении с которой ни одно из политических образований прошлого и рядом не стояло. Вмиг вспомнились страхи и ужасы перед Востоком. Что было предпринято? Есть мнение, что Петру Алексеевичу «помогли» отойти в мир иной. Проще говоря, притравили неугодного – чересчур бойкого и предприимчивого – правителя земли русской. Уж больно внезапно и быстро, необъяснимо с чисто медицинской точки зрения проявились все его застарелые болячки. Даже указ о наследнике престола не хватило времени продиктовать. Но явных улик содеянного не осталось, и не пойман – не вор.
После смерти в 1725 году первого российского императора страна двинулась по накатанному им пути. Народ за уши потянули в Европу. То, что мы, русские, иные, что наш национальный характер отличается от европейского, создавало определенные трудности.
Отдельные умные правители России чувствовали неясный дискомфорт. Николай Первый после шока от декабрьских событий 1825 года ввел в практику поклонение народу при короновании и пытался дополнить структуру государственной корпорации таинством – заговорил о триаде «православие – самодержавие – народность». Большевики, проведя несколько неудачных экспериментов в области общественного управления, Николаевскую конструкцию видоизменили, превратив в «коммунистическая идеология – диктатура партийной номенклатуры – гарантирование каждому минимума материальных благ». Стержень государственности, однако, оставался неизменным: корпорация по-европейски. Дополнение не прижилось. Все мы, рожденные в Советском Союзе, помним ехидные насмешки по поводу светлого завтра, темного прошлого и диссонирующего со здравым смыслом окружающего.
Но издевки к делу не пришьешь. Чтобы понять, насколько естественным было дальнейшее развитие России и в какой степени отвечало оно чаяниям народа, необходимо сделать лирическое отступление и вернуться к разговору о государственных интересах.
Что такое государственные интересы
Как таинственная тень отца Гамлета, словосочетания «национальные» или «государственные интересы» часто мелькают на страницах журналов и газет. Упоминают, что уже в девятнадцатом веке английский еврей Дизраэли как-то по случаю произнес что-то похожее на «у Англии нет постоянных союзников, но есть постоянные интересы». Однако что это за штука такая – государственные интересы – полной ясности нет. В наши дни в США время от времени даже возникает, говорят, высокопоставленная правительственная комиссия для выявления этих важных сущностей. Но американцы люди практичные. Не забивая голову научными определениями, они сразу говорят о стоящих перед администрацией США стратегических задачах. К ним, в частности, традиционно относят защиту суверенитета и территориальной целостности США, сохранение и защиту демократии и экономической системы страны от внешних угроз, а также обеспечение долгосрочного материального благосостояния американского народа.
Все, казалось бы, ясно и понятно. Пока не начинаешь сравнивать между собой высказывания авторитетных и влиятельных политологов по конкретным вопросам современности. Выявляется, например, что регион Персидского залива входит в зону жизненно важных американских интересов. Неужели интересы – это нечто географическое? Однако по другому поводу говорится, что к жизненно важным интересам США относится сохранение их глобального военно-экономического лидерства. Значит, интересы есть поддержание мощных вооруженных сил и экономическое процветание? Или все же география?
Наши, российские политтехнологи без опоры на высокую науку не могут. В отличие от западных практиков, они чувствуют обязанность дать хоть какое-нибудь определение для государственных интересов. Но, похоже, даже мудрейшие из мудрых академики от политики переживают собачью трагедию: нюхом чуют что к чему, но членораздельно ничего сказать не могут. Единство области изменения аргумента главной и основной функции государства (народ, граждане) создает для них непосильную интеллектуальную задачу.
В действующей на конец 2007 года «Концепции национальной безопасности Российской Федерации» говорится, например, что национальные интересы России определяются совокупностью (суммой ли разностью, вектором, набором?!) основных интересов личности, общества и государства. Утверждается, что интересы личности состоят в обеспечении (значит, интерес – это обеспечение?!) конституционных (и только?!) прав и свобод, … в физическом, духовном и интеллектуальном развитии (?!). А в одном ужасно дорогом учебнике, по которому ныне учатся высшие административные кадры, к жизненно важным интересам личности относят «…обеспечение научно обоснованного и гарантированного государством минимума (все согласны?! я – нет!) материальных и экологических условий существования при тенденции (всего лишь?!) к их улучшению…». Здесь в скобках помещены комментарии, которые невозможно было удержать в себе. Более ничего не буду говорить, чтобы не сорваться на грубость и не обидеть невзначай уважаемых профессоров и академиков.
Короче говоря, известные попытки раскрыть понятие государственных интересов несостоятельны. Придется перейти на самообслуживание, что-то самому придумать. Но прежде для порядка условимся считать государственные интересы синонимом национальных. Поскольку, однако, термин «национальные интересы» может использоваться в более узком значении – как интересы одной национальности в многонациональном государстве – употребление его разумно ограничить.
Не надо быть мудрецом, чтобы констатировать: слово «интерес» омонимично. В русский язык оно пришло из латинского (interest – имеет значение, важно) для обозначения либо причины действий, лежащей в основе непосредственных побуждений, либо отношения личности к предмету как к чему-то ценному, привлекательному. В социальном аспекте, естественно, это слово должно использоваться только в одном, первом значении – как некое побуждение, стремление, мотив действий.
Так же не требует чрезмерных умственных потуг банальное замечание, что интересы конкретного человека – нечто сугубо индивидуальное, относящееся к области забот психолога, педагога, философа, но отнюдь не политолога. В социологии под интересами личности допустимо подразумевать разве что интересы некоего «усредненного» человека, не более.
Запросы от государства типичного европейца сформулированы в известной хельсинкской Декларации прав и свобод человека. Обратим внимание на преходящий, исторический характер этих потребностей: в рабовладельческом или, скажем, в феодальном обществе большинство отвергло бы упомянутую Декларацию. Да и в наше время многие власть предержащие «не замечают» ущемлений интересов значительных социальных групп.
Для системного аналитика очевидно, что мотивы поведения какой-то «обобщенной» личности и движущие посылы любой общественной целостности – совершенно разные вещи.
Неразумно определять высоту дерева по массе его листьев. В той же степени глупо вычислять интересы предприятия, города, области, страны через «алгебраическую» сумму, «совокупность» интересов относящихся к ним людей. Чтобы сей факт стал понятен и не искушенному в системном анализе человеку, достаточно привести всего один пример.
Легко заметить, что интересы рядового сотрудника связываются с проблемами предприятия, на котором он работает, только косвенно – фактически лишь в части получения вознаграждения за свой труд, обеспечения приемлемых условий труда, удовлетворения от общения с другими членами трудового коллектива и тому подобное. Однако интересы предприятия, определяемые его целостными характеристиками, – это иное. Здесь, вероятно, следует упомянуть стремление увеличить прибыль, расширить производство, закрепить авторитет на рынках сбыта продукции, поддерживать стабильные связи с поставщиками сырья и так далее. Имеет смысл говорить, что предприятие в лице, например, его владельца, директора или иного представителя администрации заинтересовано в заработках своих работников лишь в той степени, в которой они позволяют поддерживать престиж фирмы, удерживают ценных для него специалистов. А можно утверждать и обратное: предприятие вынуждено удовлетворять отдельные интересы своих работников даже в ущерб собственным. Важно – выдержать равновесие, не перегнуть палку в сторону выполнения главной функции системы «предприятие» за счет основной и наоборот.
Повторим: государственные интересы есть сугубо системные, эмерджентные свойства политического образования под названием «государство». Природа их совсем иная, чем движущие мотивы социальных поступков отдельного человека, какой-то одной семьи или иного общественного объединения.
Поскольку современное государство устроено довольно сложно, пытается пролезть в каждую дырку и руководить своими гражданами везде и всюду, перечень его запросов и потребностей должен быть немалым, касаться фактически всех сторон общественной жизни. А раз так, то на множестве государственных интересов можно выделить какие-то обобщенные мотивы и частные, ввести соответствующую иерархию от высокоабстрактного, сложносоставного к простому, понятному последнему ярыжке.
Самые общие из государственных интересов напрашивается назвать фундаментальными. К ним резонно отнести те, которые затрагивают перечисленные выше атрибуты государства. Отсюда – следующее определение: фундаментальные государственные интересы есть стремление государства к совершенствованию системы государственной власти и государственного права, обустройству своей территории и укреплению суверенитета.
Не надо удивляться отсутствию набивших оскомину словосочетаний типа «все более полное удовлетворение материальных и духовных потребностей», «формирование подлинно демократического гражданско-правового общества», «развитие суверенной демократии» и прочих. Всю жизнь вроде бы только о том и мечтали мудрые государственные деятели, только о том и говорили, радея о дорогом своем народе? И бутерброд-то по утрам не лез им в рот… Но мы не на митинге, не надо насильно вставлять красное словцо по делу и без. Закавыченные обороты естественнее относить к средствам достижения фундаментальных государственных интересов, а не к ним самим.
Но, конечно, предложенная формулировка может подвергаться доработке и совершенствованию. Лично мне, например, не нравится словосочетание «обустройство территории», но не хочется тратить силы на поиск более удачного выражения. По этому поводу скажу лишь, что «обустройство» нельзя заменить, например, «расширением»: пространственный рост, строго говоря, не является собственно интересами конкретного государства и должно восприниматься главным образом как их проявление, следствие. Перенос географических границ изменяет само государство, и не всегда можно отделить интересы «первоначальной» страны от интересов новой. Если бы при Петре Первом Россия закрепилась на берегах Персидского залива, то к началу двадцатого века, вероятно, население империи более чем наполовину состояло б из мусульман – какой была бы тогда наша общественная жизнь?
Используя известные логические методы деления понятий, фундаментальные государственные интересы без особых проблем могут быть конкретизированы. Преобразованы к виду, допускающему практическое руководство. Например, по признаку деления «временная длительность» могут быть выделены краткосрочные и долгосрочные интересы; по «области действия» – внутренние и внешние, продолжая в том же духе, можно рассматривать государственные потребности применительно к тому или иному географическому району – на Ближнем Востоке, в Азиатско-Тихоокеанском регионе, в Западной Европе, на территории бывшего Советского Союза. Богатое множество классификационных схем государственных интересов формируется введением различных иерархических структур на поле «сферы деятельности» – экономика, военное дело, образование, социальное обеспечение и так далее.
Но мы не будем копать глубже на поле государственных интересов, поскольку для нашего повествования достаточно ограничиться тем, что сказано выше. Далее мы проследим, в какой степени удовлетворялись фундаментальные государственные интересы, и насколько соблюдался баланс между выполнением основной и главной функции государства – повышением роли и значимости властных структур и качеством жизни народных масс.
В завершении данного отступления от основной линии повествования скажу лишь, что для любого политического деятеля чрезвычайно важно не придумывать, не брать с потолка, а докапываться, пытаться догадаться, в чем заключаются и каковы действительные государственные интересы его страны. Если эти интересы поняты правильно и осуществляются попытки их достижения, страна процветает, народ горд и счастлив. В противном случае наступают тяжелые времена – феодальные копошения перед монголо-татарским нашествием, опричнина, Смутное время, бироновщина, пугачевщина, революции и гражданские войны, красный террор, брежневское удовлетворение, ельцинский разгул с чубайсовской приватизацией и прочие напасти.
Государство и государство
Выше говорилось, что главная функция государства как сложной организационной системы – холить и шлифовать свои атрибуты, расти и усложняться, увеличивать собственную значимость и важность. Качество выполнения этих задач в определенной степени характеризуется тем, что власть предержащие делают для самих себя, каков их жизненный уровень, как тешат они самолюбие и предаются тщеславию.
В части уровня жизни привилегированных слоев населения на Руси все всегда было в порядке. Императорские дворцы и усадьбы Петербурга с окрестностями, Московский Кремль, виллы в Крыму и на Водах Кавказа, прямо скажем, по всем статьям превосходят жилища европейских монархов. Одежда, бытовая утварь также на высоте: без малого столетие уже наши пролетарские и младобуржуазные власти гребут из Алмазного фонда, а все равно богатств в нем не перечесть. Многие сохранившиеся до наших дней пригородные резиденции и дачные домики дворян и купцов все еще используются под санатории и детские садики. Медицинское обслуживание? Во все времена Русь славилась целителями – один Пирогов стоит тысячи рядовых хирургов. Первый бальнеологический курорт был открыт при Петре Алексеевиче. В сотне иных мест условия: лечись – не хочу, но в моде было по ничтожному поводу ехать на санаторные развлечения в Европу. Причем ездили не только богатые, но и полунищая по русским меркам интеллигенция – тот же Федор Достоевский, например. Кормежка? Вспоминаются строчки из «Евгения Онегина» о страсбургском пироге и каком-то экзотическом супе. В «Цусиме» Новикова-Прибоя присутствует описание кушанья флотскими офицерами маринованных огурчиков и грибков таких размеров, что с большим трудом их удавалось поймать на вилку. Да что там столичная знать! – в Иркутске у зажиточных горожан в обычае было употреблять на завтрак французские булочки: эту снедь сразу по изготовлению в Париже замораживали и спустя долгие месяцы пути особым образом приводили в состояние, как будто бы она только что выпечена в соседней пекарне. А еще всплывает в памяти поэтическая строчка «желаю выйти тутова – рубите дверь по мне!». В наши дни российский президент удовлетворяет тщеславие по-взрослому и направо-налево списывает многомиллиардные задолженности третьих стран перед Советским Союзом. Надувшись от мнимого величия, одним росчерком пера дарит соседним, по сути враждебным государствам миллиарды долларов при том, что больше половины россиян живет, по меркам Запада, за чертой бедности. В общем, жизнь верхушки русского общества в полном ажуре.
Для сравнения – каков был уровень жизни народных масс? Вряд ли для ответа на этот вопрос разумно будет воспользоваться какими-либо статистическими материалами. Цифра лукава, на одних и тех же источниках разные исследователи часто приходят к противоположным выводам. Во все века обширность территории и заповедные леса служили источником неучтенных продуктов питания и промышленного сырья. Народ не распространялся перед начальством о приработках – вспомните: в советские времена магазинные полки пустовали, а домашние холодильники у большинства ломились от снеди. Поэтому воспользуемся косвенными данными.
На Руси испокон веков солдат питался примерно так же, как крестьянин-середняк. Ну, разве что, алкоголя потреблял больше: что поделаешь, война – крайне вредная для здоровья вещь, психологическая релаксация требовала применять сильнодействующие средства. До наших дней дошли старинные армейские продовольственные нормативы. Сравните-ка их с современными. Мясомолочной пайке времен и Петра Великого, и Николая Второго можно позавидовать. А в походе каждый суворовский солдат «на перекус» между хорошим завтраком и обильным ужином после дневного марша дополнительно получал килограммовую буханку черного хлеба, что говорит о привычке к обильной пище. Вы сможете осилить килограмм хлеба между обычными приемами пищи?
В Средние века и в Новое время по Европе с пугающим постоянством прокатывались неурожаи, вызывающие массовый голод. Были и на Руси неблагоприятные в сельскохозяйственном отношении года – о голоде что-то очень скупо упоминается вплоть до второй половины девятнадцатого века. Трудно, в частности, жилось перед Смутным временем, когда несколько лет подряд пропадали посевы. И, тем не менее, отсутствуют свидетельства вымирания от голода целых областей: лес выручал, не давал опуститься до людоедства, как в Центральной Европе.
Регулярные голода в русской деревне начались после появления железных дорог и промышленном вывозе хлеба за рубеж. После отмены крепостного права недоедание крестьян усилилось. Почему? О сельскохозяйственном производстве в целом будет сказано чуть ниже, здесь же назовем лишь общую непосредственную причину: вывозились не излишки хлеба, а продовольствие, необходимое для нормального проживания простых тружеников. Эту незатейливую истину подтверждает, в частности, то обстоятельство, что поморы и сибиряки, далекие от железнодорожных магистралей, вообще никогда голода не знали. При расцвете НЭПа, между прочим, экспорт хлеба был полностью прекращен. Оказалось выгоднее досыта кормить свой народ, чем зарубежного дядечку. Позже, в начале тридцатых годов двадцатого века голодомор на юге Восточно-Европейской равнины был вызван искусственно: руководители областей выслужились, отобрали у крестьян весь собранный ими хлеб.
Жилищные условия, медицинское обслуживание и образование основных слоев русского населения? Следует честно признать: хуже, чем по общеевропейским показателям. Хуже, но не намного. Черные избы, повсеместное наследство затяжного противоборства с Ордой, исчезали довольно медленно, особенно в южных губерниях России, где была сильна крепостная эксплуатация. Пропали они фактически лишь к началу двадцатого века. Вроде бы обнадеживающий показатель, но возник государственный кризис, затем Гражданская война – и благосостояние основных масс населения упало ниже некуда. Подъем был тяжелым и длительным. И все же, как ни парадоксально это может показаться современной молодежи, к сороковым годам по уровню жизни Советский Союз обогнал почти все европейские страны. Не верите? – проверяйте.
Всплеск народного благосостояния произошел на рубеже тридцать девятого-сорокового года: сталинское окружение перешло к новой модели развития страны. Люди преклонного возраста вспоминают те года легкой в материальном отношении жизни с ностальгией. А потом опять опустошительная война… Хозяйство страны было восстановлено где-то к началу пятидесятых, но основные показатели жизненного уровня населения отставали от «западных» раза в два. После же горбачевской перестройки и ельцинских реформ упали на порядок, до катастрофических отметок. Чуть оправились, мысленно распрощавшись с прежними накоплениями, – так возник дефолт 1998 года. И в то же время состояние единиц очень богатых людей возросло.
Невольно подмечается интересная закономерность: как только благосостояние народных масс превышает некий психологически приемлемый уровень, следует какое-нибудь несчастье. Однако власть имущие шикуют всегда.
В общем, как и отмечалось в предыдущем этюде, верхи и низы в России всегда жили как бы в разных эпохах и странах.
Исключительно для справки и чтоб сократить последующий текст, приведу годы правления российских императоров и императриц послепетровского периода:
1725…1727 годы – Екатерина Первая (Марта Самуиловна Скавронская); в царицах она состояла с 1717 года;
1727…1730 годы – Петр Второй;
1730…1740 – Анна Иоанновна;
1740…1741 – Иван Шестой;
1741…1761 – Елизавета, Дщерь Петрова от «подлорожденной» Екатерины;
1761…1762 – Петр Третий;
1762…1796 – Екатерина Вторая, Великая;
1796…1801 – Павел, Русский Гамлет;
1801…1825 – Александр Первый;
1825…1855 – Николай Первый, Палкин;
1855…1881 – Александр Второй, Освободитель;
1881…1894 – Александр Третий;
1894…1917 – Николай Второй, «дурачок Ники».
Не совсем правильно описывать каждый исторический период, каждое царствование исключительно в черных или белых красках. Все было. И хорошее и плохое.
Петр Первый в научно-техническом отношении двинул Россию вперед, но именно ему мы обязаны махровым бумаготворчеством во всех органах управления и последующей бюрократической удавкой на шее простого труженика. Отстояв день в очереди за никчемной справкой, благодарить за это следует его, великого нашего императора. Сталинско-брежневская номенклатура также, вероятно, произрастает из Петровой «Табели о рангах» 1722 года, впервые в истории разделившей народ на сорта.
Нельзя характеризовать и Николая Палкина только как законченного ретрограда, вначале повесившего декабристов, а после проигравшего Крымскую войну: зато население России при нем выросло почти в два раза. Одновременно, правда, бюрократический аппарат несказанно разросся, а народ стал давить крепостной строй…
Не отвлекаясь на детали, какими бы интересными и красочными они ни были, зададимся вопросом: что общего было у всех послепетровых правителей?
Первое, что приходит на ум, – то, что этническими русскими Романовых можно назвать с большой натяжкой. Все они брали себе жен в Европе и начиная, скажем, с первого Александра в их жилах текла почти чистая немецкая кровь. Досадный факт, но вряд ли это обстоятельство существенно. Воспитывали царских детей в русской среде и потенциальная их порочность, присущая европейским ценностным ориентирам, довольно успешно подавлялась. Чувствовали и мыслили великие князья и княжны, в основном, как и ведомый ими народ. В «Характере», вспомните, говорилось, что для нас русский – не этническая, а главным образом поведенческая характеристика. Еврей или немец, живущие в соответствии с общечеловеческими моральными принципами, нам родней, чем коренной московский плут. Вряд ли иноземное происхождение великокняжеской фамилии играло самостоятельную негативную роль.
Важно отметить иное – преклонение перед Западом.
В отличие от двадцатого, в девятнадцатом веке среди диссидентов были не только интеллигенты, но и князья. Один из них – Юрий Долгоруков. Всклянь, видать, напились его предки народной кровушки, расправляясь с доведенными до вооруженного бунта тружениками, коли проснулась в князе-эмигранте матушка совесть. Порвал он со своим родом, обругал собратьев по общественному классу и удрал в Европу. Там он от скуки занялся публицистикой и как-то сподобился до удивительно точного и емкого замечания: «Петербургское правительство не боится ни Бога, ни совести, но трепещет перед европейской гласностью». Вот это-то трепетание перед общественностью Европы, затем и Америки, есть самое яркое отличие российской, после нее советской а далее младобуржуазной правящей верхушки России от руководства прочих стран и народов. Наша государственная традиция, наше тяжкое ярмо.
Романовы всегда жили с оглядкой не на свой народ, а на говорунов с Запада. Екатерина Вторая, чистокровная немка, борзо переписывающаяся с Вольтером и другими вольнодумцами тех времен, в угоду модным европейским веяниям заговорила о просвещенной монархии, смягчении нравов и иных либеральных ценностях. С ее легкой руки Российская империя одно время оказалась единственной страной, в которой были отменены казни. Но шпицрутенами, тем не менее, секли исправно, до смерти. Остались и публичные порки смутьянов и недоимщиков из простого народа кнутом.
После свержения прогнившей монархии только Сталин смог преодолеть стойкую традицию заглядывать в уста иноземным мудрецам. Только ему Запад был не указ, остальные словно ждали оттуда манны небесной с указанием, как ее использовать. Особенно комбайнер наш меченый и несостоявшийся разведчик, оправдывающиеся перед западными гуру о каждом шаге, лишь бы повод какой нашелся. Заступили в кои-то веки на боевое дежурство российские стратегические бомбардировщики, так надо тут же покаянно пояснить: мол, все так делают, не могут пилоты не летать. А непомерно раздутый Стабилизационный фонд обязательно надо хранить в западных банках – там он в большей безопасности, там более умело с ним будут обращаться, с большей пользой.
Русский народ на блюдечке с голубой каемочкой преподнес Романовым огромную страну. Способствовал возникновению уникального политического образования, единственной в истории самодостаточной державы мирового уровня, способной обеспечить свое существование за счет внутренних ресурсов – природных, цивилизационных, экономических, человеческих. От центрального правительства требовалось только навести элементарный порядок, установить прочные связи между различными областями империи. Нельзя не признать, что с этой задачей оно не справилось. Констатируем очевидное: во все времена, в Российской империи, в Советском Союзе и в теперешней России, система государственного права крайне далека от идеала.
Сегодняшние недостатки видны и слепому – можно их не обсуждать, не сотрясать попусту воздух. Проблемы в юриспруденции при существовании Советского Союза современными «доброжелателями» вскрыты с убийственной полнотой. Скажу лишь следующее: если действующая юридическая практика позволяла сослать на каторгу фактически любого человека по мизерной до издевательства причине, в основном потому, что кому-то что-то показалось и он стукнул куда следует, то эта практика просто-напросто негодна.
