Сергей Львович Григоров
Русская доля
Завершая лирическое отступление о католиках, порадую любителей всяческих примет и прочей чертовщины. 1054 год знаменателен не только уходом в мир иной Ярослава Мудрого и обменом анафемами между Константинополем и Римом. В том же году китайскими астрономами была замечена в окрестностях солнечной системы вспышка Сверхновой. Сейчас на том месте наблюдается так называемая Крабовидная туманность.
Итак, размышления о происхождении русских позволяют понять, как начал складываться их национальный характер. Дабы не было ненужных параллелей и повторов, наш дальнейший исторический путь логичнее осветить в следующем этюде, посвященном Российскому государству. Здесь же остается сказать несколько слов о современном состоянии и
О духовной эволюции русских
Конечно, рассмотрение истории народа отдельно от истории государства, им образованного, некорректно. Для нас, русских, подобное разделение в какой-то степени допустимо только потому, что практически до начала двадцатого века наши политические системы на удивление мало и робко вторгались в народный быт, в сферу нравственности. Почти не пытались перекраивать на свой лад русское мироощущение.
Власть имущие налаживали собственное безбедное существование. Заботились о поддержании общественного порядка, гудении заводов и выполнении полевых работ, о спокойствии на рынках и дорогах. Пестовали армию и флот, объявляли войны и заключали перемирия. А духовные вожди, отстраняясь от всего этого шебуршения, размышляли о вечной справедливости и творили нетленку. Простой же русский человек пребывал где-то посредине, то подчиняясь одним, то прислушиваясь к другим.
Худо-бедно, но функционировали центральные органы государственной власти. Одно время заседала боярская дума, затем исправно составлялись бумаги в Сенате и Синоде. «Внизу» же, в масштабах села, городской улицы или квартала, быт народа определяли местные моральные авторитеты за спиной выборных старшин и старост да «своего» наезжего барина. Среднего звена управления фактически не было. Вначале – из-за бурного продвижения государства Российского на север и восток с присоединением обширных областей с нерусским населением. Затем – из-за длительных смут и постоянной отсталости соответствующей законодательной базы. Воеводы и губернаторы кормились на управляемых ими наделах, но права их и обязанности не были четко определены. Как гениально метко подметил Салтыков-Щедрин, суровость российских законов смягчалась необязательностью исполнения оных. Поэтому, наверное, и привыкли мы жить не по писаному уложению, а по понятиям, как говорилось в «Характере».
В общем, государство существовало, а люди жили как жили. Все они равны были под Богом. Каков оказывался их юридический статус – по-настоящему мало кого интересовало. В век златой Екатерины объявилось приличное количество крепостных-миллионщиков, по современным понятиям что-то вроде мультимиллиардеров. И что? Почему-то не особо рвались они на свободу, не выкупались на волю у своих господ, зачастую ведущих полунищенское существование. Это ли не более чем убедительное свидетельство жизни государства и народа в разных плоскостях? А также того, что в целом страна функционировала более-менее нормально?
Авторитетные историки старательно проталкивают мнение, что на Руси Рюриковичей и первых Романовых был налажен быт, но не было интеллигенции, не было народной мысли, размышлений о насущных проблемах бытия. Позже возникла горсточка образованных людей, которые и думали за всех. А народ в тяжких трудах своих и разгулах не удосуживался даже оглянуться вокруг, душа его спала. Такой вот, мол, многовековой душевный сон. Господи, прости их, грешных. Все было на Руси. Как в Греции. Были духовные наставники, была соответствующая публицистическая литература для социальных низов. Была, конечно же, и мысль, разве что не оформленная по канонам европейского Возрождения. Довольно часто она выплескивалась «наверх» и определяла государственную политику.
За последнее тысячелетие Русский мир сумел не сломаться, выстоять в жесточайшей битве за существование. Сумел впитать в себя лучшие достижения цивилизации и занять ключевое место среди других миров и жизненных укладов. И потерпел обидное поражение от родного государства.
Нашествие в тринадцатом веке монголо-татар – это не просто начало самой страшной в мировой истории войны, растянувшейся на три столетия и непонятно насколько отбросившей русское общество назад, к временам варварства. Не только физическое истребление подавляющего большинства жителей Восточно-Европейской равнины. Не только полное обнищание и одичание чудом оставшихся в живых. Это было величайшее испытание на сохранение общечеловеческой морали, ценностных ориентиров, выращенных и сохраняемых в Хартленде.
Предыдущее массовое движение на запад народов из второго основного центра расселения людей – из Приалтайя – произошло в третьем-четвертом веке. Возглавлялось оно уже упоминавшимися гуннами. Тогда переселенцы шли довольно медленно, вбирали по дороге встречные народы на правах союзников и приневольных, привыкали и «притирались» к ним. Поэтому удалось найти точки духовного соприкосновения. Научиться понимать жизненные установки пришельцев. С ними оказалось возможным найти общий язык, договориться о совместном существовании, принять общие, гласные и негласные правила войны и мира.
Совсем другое дело – стремительный бросок на запад кочевых орд, направляемых наследниками Чингисхана. Пусть собственно монголы составляли ничтожную часть войска, они навязывали свою волю вовлекаемым в их движение народам и не терпели ослушания. В течение прошедшего тысячелетия развития цивилизации контакты между обитателями Запада и Востока Ойкумены были редкими, чисто спорадическими. В результате накопилось великое множество отличий в понимании, что это значит – правильно жить. По части нравственных идеалов для жителей запада Евразии монголы были все равно что пришельцы с другой планеты.
На Западе почтовый служащий, гонец всегда пользовался почетом и уважением, все старались не причинять ему вреда. На Востоке же человек, принесший черную весть, мог быть немедленно умерщвлен – и большинством населения казнь его не порицалась, а одобрялась.
На Западе считалось допустимым демонстративно убить парламентария, высланного враждебной стороной. Цепочка рассуждений примерно следующая: не хочу я о чем-либо договариваться и показываю это войску; заодно и моральный дух солдат поднимаю. Но на Востоке убийство дипломата, ушей и уст верховного предводителя, носителя его ауры, – немыслимо тяжкое преступление. Виновные бесповоротно оказывались вне сферы действия морали, что исключало возможность каких-либо дальнейших разговоров с ними. Не знали этой особенности восточного менталитета жители Киева и злого города Козельска – и были поголовно истреблены. Не вызывали они ни малейшей жалости у монголо-татар потому, что не воспринимались за людей.
Возможно, приведенные примеры не впечатляют, можно было бы придумать зарисовки и поярче. Но стоит ли ломать голову? Что бы ни было сказано, оно будет схоже с верхушкой айсберга: основная масса различий в видении мира и самого себя в нем все равно спрячется от поверхностного взгляда.
Суть произошедшего понятна и так: при первой встрече с монголо-татарами русским не удалось наладить с ними какого-либо человеческого общения. Столкнувшись с тотальным невосприятием себя и отчаянным сопротивлением, пришельцы применили самый эффективный и простой инструмент – насилие. Взамен получили то же самое. А ожесточенность военных столкновений вскоре сделала невозможным нормальный диалог.
Сейчас возникло много спекуляций вокруг монголо-татарского нашествия. Одни утверждают, что ничего страшного не происходило. Другие в Батые даже разглядели Батьку, казачьего атамана… Бог с ними со всеми. Придумать можно все что угодно. Однако нельзя пренебречь тем незатейливым фактом, что в народном фольклоре монголо-татары всегда были «погаными». Так что пусть фантазии останутся фантазиями. Истина в том, что степняки, пришедшие на Русь, воспринимались русскими лютыми врагами рода человеческого. На них, как на исчадия Ада, не распространялось действие моральных принципов. Смертельно ненавидеть их, вредить им всеми доступными способами, обманывать и убивать при каждом удобном случае воспринималось как богоугодное дело.
Но такое отношение к чужаку несет страшную опасность. Любой неэтичный поступок обладает эхом, имеет свойство предъявлять счет к оплате. Моральные принципы истончаются, становятся не обязательными, не абсолютными, если каким-либо образом ограничивается область их действия. Поставив вне морали чужака, аналогичным образом когда-нибудь можно поступить и со своим соотечественником, нарочно ли по неведению преступившего нормы поведения. Не забывается подобный опыт никогда.
В последнее время стало модным заявлять, что Александр Невский де нашел единственный правильный способ борьбы с монголо-татарской напастью – «воцерковать», христианизировать Орду. Глупость данного утверждения сопоставима с абсурдностью заявления, вложенного в уста экранного грека-ахейца, собиравшегося в Малую Азию, будто бы он желает прославиться участием в величайшей в мировой истории Троянской войне.
В самом деле, попробуйте представить себе следующую картину: сидит великий князь перед дружинниками своими и говорит: хочу оцерковить Орду. Представили? Счастливые люди. А я не могу. Александр Невский наверняка и слова-то такого – оцерковить – не знал. Нехорошо, неэтично приписывать нашему национальному герою то, что он не делал и не хотел делать. Предложить поганому татарину принять то единственное богатство, что еще осталось у народа, – христианскую веру? Ни за что! Да и не в русском обычае лицемерное прозелитство.
Что в действительности мог предпринять Александр Невский, спасая от истребления последних жителей своей земли?
Скрипя зубами от бессилия и унижения, мог вступить в переговоры, попытаться понять строй мыслей ненавистных пришельцев. Поучиться предсказывать их поведение. Самому, как говорится, втереться в доверие.
Мог предложить откупного, чтобы поменьше шлялось по русским дорогам убийц и грабителей. Каким бы худым ни был мир, он лучше войны, победа в которой невозможна.
Мог поискать способы посеять среди монголо-татар раздор. Мог, держа камень за пазухой, поискать во вражьем стане вольных или невольных союзников и предложить им перейти на свою сторону.
Все это и было проделано. Вначале Александром Невским, затем его последователями. Главное было – упрятать гордость, наступить на горло собственной песне.
Собственно говоря, у Орды не было будущего. В наши дни труд ученого и инженера производительнее, чем рабочего или фермера, – в те времена радения земледельца и горожанина также приносили больше общественно полезного продукта, чем заботы пастуха. К тому ж объективно наличествующие центробежные процессы… Как только численность оседлых жителей лесной зоны Восточно-Европейской равнины подросла, стала сравнима с населением южных степей, гибель Орды, разделившейся на несколько соперничающих улусов, была предрешена несмотря на сохраняющееся военное превосходство. Вопрос стоял только вокруг того, сколько новых жертв потребует восстановление былого суверенитета.
Куликовская битва и последующее через столетие Стояние на Угре – зримые торжества русского народа над Ордой. Но не менее важны достигнутые моральные победы.
После первых же успехов русского оружия спесь сошла со степных бродяг. Начали они искать вождей поперспективнее. Сперва еле заметным ручейком, а после становления Касимовского царства – полноводным потоком бросились социально активные татарские царевичи ко двору правителей земли русской проситься на службу. Принимали всех достойных. Подобная практика расцвела во времена Ивана Третьего, с удовольствием привечающего многочисленных перебежчиков из Белоруссии (из Литвы, как ныне пишут) и из Степи. Через полвека, при царствовании его внука, Ивана Грозного, старая русская аристократия была фактически оттеснена от трона, растворилась в татарском многолюдье. Наследники пришлых степняков правили дружбу с царями, возглавляли правительство, водили войска, вершили суд и расправу. Легионы их было, тот же Борис Годунов татарских кровей.
Что в результате? Орда уничтожалась руками потомков ее основателей. Заслуги служилых татар и безоговорочное принятие ими русских ценностных ориентиров возвратились им общенародным прощением. Грехи их предков были забыты. Величайшее духовное достижение русского народа! Удалось зарубцевать душевную рану, не опуститься до гиблой мести и бесплодного злорадства.
Многие из нас, должно быть, встречали словосочетание «сирота казанская». Но не все, видимо, знают историю его происхождения.
После взятия Казани войском Ивана Грозного несколько тысяч татарчат, отцы которых погибли, были приняты в благополучные русские семьи. Действовал негласный, но исключительно строгий надзор: следили, чтобы сирот не обижали, чтобы силой и лестью не переманивали в христианскую веру, находили им богатых и родовитых невест или, соответственно, женихов, выгодные военные и прочие должности. Иными словами, дети вчерашних злейших врагов были усыновлены государством.
С одной стороны, произошедшее свидетельствует о выздоровлении русской души. С другой – о мудрости правителей растущего государства, заботившихся о консолидации исконных и присоединенных областей. Между прочим, современная наука утверждает, что волжские татары и исконно русские генетически тождественные народы.
Семя, вовремя брошенное в подготовленную почву, дает добрые плоды. В Смутное время из сыновей и племянников казанских сирот были сформированы самые боеспособные части народного ополчения, изгнавшего иноземных оккупантов. Да и сам гражданин Минин был крещеным татарином, всамделишное имя его, говорят, Кириша Мининбаев.
Ныне же в повседневной жизни что русский, что волжский татарин – все одно. Разве что молельные дома в Казани иные, да на бытовом уровне нет-нет, да мелькнет «он какой-то злой; татарин, наверное». Восторжествовало мироощущение, выращенное в Хартленде.
В относительно мирные времена животрепещущих духовных проблем тоже хватало. Покой кому-то только снится.
При Иване Третьем, например, разразилась общенародная дискуссия между осифлянами, ведомыми Иосифом Волоцким, и нестяжателями во главе с Нилом Сорским.
На первый взгляд, спор шел вокруг абстрактных вопросов: может ли Церковь обладать собственностью, особенно – землей? из каких источников должны поступать средства на содержание культовых зданий и священнослужителей? и так далее. На самом-то деле разговор велся на злободневную тему: предоставить ли государству монополию на колонизацию Северо-востока. Победил здравый смысл и осифляне. Церкви оставили право владеть землей и хозяйничать на ней. С центрального правительства была снята непосильная для него задача освоения новых земель, и в бескрайние просторы Евразии на свой страх и риск устремились первопроходцы. На севере Восточно-Европейской равнины точками роста цивилизации стали монастыри нового типа – работные, созданные по заветам Сергия Радонежского.
Еще один пример народной дискуссии, предопределившей ряд длительных войн России с Турцией, – споры вокруг церковной реформы патриарха Никона в царствование второго Романова, Алексея Михайловича. Главная тема разговоров была не в приведении священных книг в соответствие с константинопольскими, не в том, сколькими перстами себя осенять. Последнему иноку тогда было ясно, какой действительно обсуждался вопрос: заявить ли Руси о своих претензиях на лидерство в православном мире или замкнуться в себе?
Что, надумана логическая связь? Трудно до нее добраться? Нелегко нам, теперешним, привыкшим, что все-то тебе разжуют, разложат по полочкам умные дяди и тети на экранах телевизора и по радио. Трудно нам, отвыкшим самостоятельно мыслить под постоянным новостным прессом. А в семнадцатом веке не отвлекались на пустяки. Средств массовой информации не было. Редкие и потому драгоценные книги принято было читать вслух, смакуя каждое слово. Любоваться искусством переписчика и гравировщика. А самое главное – не спеша размышлять о важных вещах.
Стараниями Никона и Алексея Михайловича победила партия церковных реформ. Напрасно, конечно, в запале споров предали анафеме старообрядцев. Что ж, от прискорбных ошибок никто не застрахован. За исключением этого недоразумения, принятое решение было абсолютно правильным – жизнь доказала. Россия превратилась в лидера православного мира, и со временем все братские по вере народы с ее помощью обрели независимость.
После того, как Орда была передавлена, во главу угла встали вопросы преодоления негативного наследия трехсотлетней войны – одичалости, отсутствия привычки планировать жизнь на дальнюю перспективу. В общем, преодоления отсталости по всем статьям за исключением разве что военного дела. Появилось вполне понятное желание наладить общественное хозяйство, поднять катастрофически низкий уровень жизни основной массы населения. Научиться мирному, цивилизованному существованию. Для решения накопившихся проблем наиболее естественно было обратиться за опытом к Западной Европе, активно развивающей науки и искусства. Что и было осуществлено при Петре Первом.
И потекли с Запада на Русь культурологические новшества. Появились люди, которых принято называть образованными. Учились они либо в Европе, либо по заграничным учебникам в недавно образованных университетах и высших школах. Контактировали преимущественно либо между собой, либо с европейскими коллегами по сфере приложения интеллектуальных сил. Первые наши академики – сплошь иноземцы. Они не только давали полезные практические и теоретические знания. Они невольно навязывали отданной им в обучение молодежи свой образ мысли, свои ценностные ориентиры. Успех им был почти гарантирован, так как сравнение уютной Европы с русским разором было явно не в нашу пользу – исторически обусловленные причины отсталости имеют свойство подзабываться. А раз там лучше – значит, иноземцы умнее. Значит, во всем надо брать с них пример. Забыть, что тебе внушалось в детстве, начать жить с чистого листа… Что в результате? То, что практически все русские люди, получившие образование по европейским стандартам, оказались страшно далекими от народа и не могли потому стать выразителями его интересов.
К сожалению, это так – покопайтесь в своих чувствах, чтобы свыкнуться с сей горькой истиной.
Да, наша, доморощенная интеллигенция изначально оказалась чужда простому народу. Свою черную роль в этом деле сыграли также государственные структуры, и при царях, и при большевиках действующие по принципу «разделяй и властвуй».
Много воды утекло с Петровых времен, но до сих пор это отчуждение не преодолено. Убедительных доводов и примеров предостаточно. Можно было бы сослаться на покаяния лучших представителей русской интеллигенции – одни произведения позднего Льва Толстого предоставляют безбрежное море подтверждающих материалов. Можно вспомнить, как рафинированные интеллектуалы бросались на колени перед простецом. И тут же отметить неконструктивность подобных действий. А также заметить, что исповедь их была что глас вопиющего в пустыне.
Не будем теребить неприятное, скажем лишь о самом парадоксальном.
Наиболее удивительным лично мне кажется факт сетования нашей «интеллектуальной элиты» с тридцатых годов двадцатого века по поводу упадка русской культуры. Наконец-то была решена проблема всеобщей грамотности. Сотни тысяч детей крестьян и рабочих получили высшее образование, вышли на передний край наук и искусств. Повсюду открывались новые театры и библиотеки, музеи и выставки. Ан нет: потомственные академики и искусствоведы ахали о невосприятии квадратов малевичей, вольности манер, огрублении языка и так далее и тому подобное. Доходило до курьезов. Противопоставляли, например, такого-то профессора старой школы, постоянно ходившего в галошах и аккуратно снимающего их в прихожей, и молодых докторов наук, заваливающихся в гостиную в ботинках.
Что это – снобизм? Отчасти. А также невольное подтверждение кастовости, отрыва от народных масс. Возможно, присутствует и капелька страха перед талантливыми конкурентами.
Вызов истории, казалось бы, был успешно преодолен. Послемонгольский Русский мир достойно вписался в мировую цивилизацию. С восемнадцатого века достижения русских музыкантов, поэтов и писателей, светских и религиозных философов, ученых, врачей, педагогов и прочих деятелей наук и искусств занимают ключевое место в общечеловеческой культуре – вряд ли кто осмелится оспаривать данное утверждение.
Однако клин между простым народом и образованными людьми сыграл роковую роль.
Только после длительного и тяжкого процесса обучения и многолетнего упорного интеллектуального труда человек приучается правильно и понятно выражать свои мысли и чувства – иначе трудно «овладеть» языком. Только высокообразованные, тонко чувствующие люди, постигшие таинства искусства объяснений и разъяснений, в состоянии описать мироощущение народа, раскрыть его душу. Только им по силам и факту рождения найти нужные слова для обоснования сложившихся само собой общественных отношений, для наполнения высшим смыслом дел и поступков соотечественников, зачастую совершаемых чисто рефлекторно. Поэтому сыновний долг интеллигенции перед своим народом заключается в словесном представлении национальных ценностных ориентиров. В переводе в вербальную форму смутных посылов спинного мозга соотечественников. Это жизненно необходимо для нормального развития нации, а также для сплочения общества, налаживания связи низов с верхами. Наша, русская интеллигенция не справилась с этой задачей.
Чтобы лечить недомогание, необходимо поставить диагноз. То есть предельно ясно сказать, в чем причина отклонения от нормы. Только после этого врач сможет выписать правильное лекарство и посоветовать, что делать и чего избегать, чтобы не было рецидивов болезни. Так и всюду в жизни: налицо недовольство, неудовлетворение окружающим миром и своим местом в нем, но в чем истинная причина подобного состояния – далеко не всегда понятно. Причины эти произрастают, как правило, на несоответствии реальности с ценностными ориентирами, и чтобы найти разумный путь к восстановлению гармонии, все существенные расхождения должны быть вскрыты, точно описаны. Должны быть даны рекомендации, как себя вести в похожей ситуации в будущем. На послемонгольской Руси не нашли нужных слов, не связали существующие нравственные представления народа с общими принципами отбора правильных поступков в неоднозначных обстоятельствах.
Для американцев, например, общие правила выстраивания своей жизни описаны весьма точно. Они немудрены:
1. Всегда улыбайся. Будь чист и опрятен, чтоб не столкнуться с брезгливостью или пренебрежением в отношении себя.
2. Не грузи окружающих своими проблемами. Даже на смертном одре говори, что все о`кей.
3. Постоянно думай, как бы заработать побольше денег. Помни, что ты стоишь ровно столько, сколько банк готов дать тебе в кредит.
4. Если можешь без напряга и особого ущерба для кошелька помочь кому-то – помоги. Чем незначительнее услуга, тем вернее расчет на ответную благодарность.
Кто-нибудь когда-нибудь формулировал подобные правила для русских? Вспоминаются разве что три «не» для заключенных наших лагерей: не верь, не бойся, не проси. И все. Для прочих категорий населения ничего нет. Каждый вольный человек на Руси мог рассчитывать только на свой ум.
Конечно, в лучших произведениях русских мыслителей прослеживаются малейшие духовные нюансы, психологические портреты персонажей выверены с изумительной точностью и достоверностью. Однако касается все это в основном общечеловеческих качеств. Особенности русского национального характера были разве что констатированы. Общие же умозрительные правила как жить, как продумывать линию действий в сложных жизненных коллизиях, не были сформулированы. Простые русские люди не получили «клише» для выстраивания своего поведения в непривычных внешних условиях.
Если представить Русский мир огромным живым существом, можно сказать, что достижения цивилизации были им съедены и переварены, но живительные соки ударили в голову, и заболталась она туда-сюда под случайными порывами ветра. Тело же как было закостенелым, таким осталось. Слава богу, что большим и крепким – не распалось. Однако если обычный человек волею судьбы оказывался вырванным из привычных условий существования, он мучительно долго и трудно находил новую общественную нишу. Не было у него нужных слов и разъяснений, что значит жить правильно, и потому он мог действовать только методом проб и ошибок. А пока он находился в поиске, любой шарлатан мог сманить красивой сказкой.
Много было высказано обид, что простые труженики, твердо стоящие на ногах, во все времена оставались глухи к призывам «передовых» людей поддержать их что-то сделать. Не потому, конечно же, русский народ не зажигался пламенными речами кабинетных ученых и массовиков-затейников, что привык безмолвствовать, а потому, что либо не понимал, что от него требуют, либо оценивал предлагаемое как ненужное или даже вредное для себя.
Интеллигенция восхищалась модными идеями, приходившими с Запада. Государственные законы принимались исходя не из действительных народных нужд, а из «общих» соображений, подкрепляемых какими-либо придуманными теориями. А простые люди, повторимся, жили как жили. Не было взаимопонимания – не было и диалога народа с лучшими его представителями, с родным государством.
Мы еще коснемся этих вопросов в следующем этюде. Здесь же констатируем, что оказавшись не в состоянии объясниться с мощной и духовно враждебной государственной машиной, общественные низы отстаивали свои взгляды на правильную жизнь доступными им способами – показной леностью и нерасторопностью, неповиновением или стихийным бунтом. Русский человек несомненный рекордсмен в умении затягивать или извращать любое дело, которое ему не по душе. Если ж разойтись по-доброму не получается, будет открыто саботировать. И только в крайнем случае схватится за дубину.
Современное состояние русского народа
Когда сейчас начинается разговор о современном состоянии русского народа, обязательно фигурирует слово «разделенный». Правильно ли это?
Да, ныне, в начале двадцать первого века, русские разделены государственными границами. Советский Союз распался, и миллионы этнических русских оказались за пределами России – на Украине, в Прибалтике, в Казахстане и так далее. Там впервые за полутысячелетие они ощутили на себе национальный гнет – требование говорить на чужом языке, дискриминацию при приеме на работу, прочие обидные ущемления гражданских прав и свобод.
Однако в понятие «разделенный» вкладывают также и другой смысл: то, что у русских разрушено чувство целостности. Не ощущают, мол, они себя единым народом. По этой причине отдельные выдающиеся мыслители даже отказывают нам в праве называться нацией. Хочется им очень, чтоб было именно так. А когда очень хочется, но нельзя, то… вроде бы можно.
На поверхностный взгляд духовное разделение в самом деле существует. Современная действительность, казалось бы, являет более чем убедительные следствия разрушения в нас чувства целостности.
Наши соотечественники, оказавшиеся за границей, свидетельствуют, что какую-либо помощь или даже простое человеческое участие можно ожидать скорее от совершенно чужих людей, чем от своего, русского. Такое же положение и внутри страны: нам почему-то легче оказать содействие иностранцу, чем собственному соседу. Более того, взаимоотталкивание явно прослеживается не только на уровне «активных» реакций, когда требуется хоть что-то реально сделать, а даже на уровне внутреннего существования. Нам, якобы, попросту не интересны мысли и чаяния соотечественников, мы не считаем зазорным при удобном случае как-нибудь «осадить» их, а иногда, бывает, и навредить. От неясной озлобленности или просто от скуки двинуть от души, как говорится, локтем под дых.
Каждый подтвердит, что в любой компании, на любом совещании наблюдается эффект разбиения на этнические группки по интересам: армянин, скажем, с большим вниманием прислушивается к тому, что говорит представитель его национальности, немец усиленно внимает немцу, чукча, не в обиду будет сказано, – чукче, и так далее. За одним исключением: только русские могут не обращать внимания на своих соотечественников, ловя каждое слово кого бы там ни было. Только русские могут оказать содействие чужестранцу в ущерб другому русскому, лично ничего не выигрывая, а то и проигрывая от этого. Правильно?
При советской власти в исконно русских районах большинство местных начальничков – директоров фабрик и заводиков, заведующих складами, гаражами, магазинами и ресторанами, аптеками, больницами, почтовыми отделениями и прочими заведениями местечкового масштаба – оказались этническими нерусскими. Не потому, что автохтоны были глупыми и непроворными. Механизм «возгонки» залетных элементов представлял собой полнейшую примитивность. Приезжал в русскую глубинку, скажем, азербайджанец. Устраивался на заштатную должность. Его далекая родня изо всех сил помогала, поддерживая деньгами и разнообразным человеческим участием. Приезжий, явно не хватая звезд с небес, но угождая нужным людям добытыми родней подарками и мелкими услугами, делал карьеру. Местные русские, тронутые его обходительностью, отдавали ему приоритет при назначении на вышестоящую ступень в ущерб делу и здравому смыслу. А став каким-нибудь начальничком, приезжий азербайджанец отдавал моральные долги, устраивая на хлебные места ближних и дальних родственников, а также их знакомых. И знакомых их знакомых. Русские же оставались у разбитого корыта. Было такое?
Согласитесь, что было. И не только в глубинке, но и в крупных городах.
Все бы ничего, если б советская власть существовала по сей день. Но рухнул Союз нерушимый, прокатилась дикая приватизация, и народная собственность, созданная русскими руками, оказалась у чужих: лучшие куски достались, естественно, начальствующим. Переиграть назад уже не удастся. Каждая диаспора сплоченна, отстаивает интересы своих. Попробуй, тронь кого из них – мало не покажется. Русские же разобщены. Как прозябали, так и существуют, еле сводя концы с концами. В итоге произошло тотальное обнищание титульного народа России. Многомиллиардные состояния – особый разговор, у русских выхвачена даже собственность, «размытая» в массе сравнительно малых по масштабам рукотворных творений. Ныне совокупное богатство, которым распоряжаются представители русского народа, пренебрежимо мало.
