Рина Оре
Три цветка и две ели. Первый том
Но вернемся к морскому закону. Его как такового не существовало, тем не менее в открытом море суд вершил капитан: арестовывал, разрешал споры и иногда казнил, – иначе ничем, кроме как угрозой расправы, обуздать лихих моряков не удавалось. А лихость приветствовалась: на торговых путях всегда промышляли разбойники, и команде корабля случалось отражать нападения как на море, так и на суше, уходить от погони и проливать кровь, защищая свой груз. Лакомые торговые суда нарочно заманивали на рифы, скажем, огнями ложных маяков, после чего грабили. Сильване, если видели севшее на мель судно, то тоже предпочитали не помочь, а поживиться.
При всем том морские перевозки являлись самыми безопасными, ведь капитаны вели корабли вдоль знакомых им берегов и останавливались в привычных портах. Они охотно продавали каюты путешественникам как своим гостям, а те, в свою очередь, наводили справки о капитане и его судне: чем дольше капитан появлялся в одном и том же городе, тем сильнее ему доверяли. Капитанам-новичкам приходилось пару первых лет туго: они брались за любую перевозку, работали за бесценок и оставляли в залог дом, имущество, даже семью. Зато после, заслужив добрую славу, забывали про нужду.
У капитанов существовал свой негласный устав. Правило о том, что торговые суда должны заходить в порт утром или хотя бы днем, а покидать его вечером тоже было негласным, но уважаемым. За его нарушение могли при случае «набить морду», но более – ничего, так как спешка порой имела веские основания, в частности: скоропортящийся груз. И загулявшая команда была значимой причиной того, что капитан принимал решение отойти от берега утром и не позволить своим морякам к вечеру вновь напиться от безделья.
________________
Набережная Дюрбонс удалялась. Уменьшалась и толпа оглушительно свистевших головорезов на пирсе (очень шумный народ эти лодэтчане!). Хельха, провожая мужа, махала вслед «Розе ветров» белым платочком; толстушка растворялась среди другого народа – а скоро лишь один порхающий платочек от нее и остался. Расплывались также черная фигура Магнуса, силуэт Марлены и пестрый сверток в ее руке – покрывало с лебедями, какое Рагнер принес в порт и насильно ей подарил. Ольвор молча жестикулировал с носовой надстройки «Розы ветров», раздавая указания своим морякам, прямой парус поднимался выше, а Маргарита и Рагнер стояли на палубе в самом тихом ее месте – под плоской крышей кормовой надстройки-помоста, и смотрели в бойницы глухой ограды на берег. Рагнер обнимал свою любимую со спины.
– С Енриити ничего дурного не выйдет? – спросила Маргарита, глядя на Лодольц, на полукруглый Малый дворец. – Я тревожусь за нее.
– За девами зорко присматривают воспитательницы Алайды, разгуляться Енриити не дадут. Она будет жить на всем готовом, своего барахла у нее полно, да серебра почти на сотню рон есть. И с Экквартом они поладили. Кроме того, там ныне еще будет Аргус. В обиду твою падчерицу не дадут.
– Мне правда здесь понравилось, – теперь Маргарита смотрела на величественную «Хлодию» у причала Рюдгё. – А вот в Ларгосе… Мне страшно. Мне Соолма о тамошних зимах сказала… что я спать буду в шапке и одеваться стану как ремесленник. Что даже в замке, как в погребе: мерзлота одна кругом и голые камни. И плащи летом носят, и…
– И поэтому мы везем туда дюжину ящиков роз?
– Погибнут, да?
– Откуда я знаю… Послушай, Соолма – непомерная мерзлячка. И это понятно – она же у Линии Огня родилась, а мы к Линии Льда идем. И вовсе в Ларгосе не голые камни. Мы среди леса будем жить, где теплее и приятнее, чем на побережье. Там столько снега зимой! Там красиво… И в замке будет тепло – это я тебе обещаю. Не зря же я печника с собою туда волоку.
– Печника?
– Я в Лодольце видел красивые, маленькие печки. Дядя сказал, что эти крошки лучше любого камина. Наставим их по всему замку.
– И когда ты успел печника найти? Ты же пьянствовал три дня подряд!
– Любимая… – недовольно произнес Рагнер. – Я его нашел сразу, пока ты с Соолмой по Ордрхону гуляла. Я сперва все дела делаю, а после и отдохнуть хочу так, как хочу!
– Тогда, конечно… – улыбалась она, глядя вверх на Рагнера. – Тогда отдыхай, как хочешь, я что, против?..
Брослос исчезал из вида, синел, превращался в мираж…
– А кто у тебя в замке живет? Я знаю про сестру Эорика, кухарку.
– Есть такая. Это Кётрана. Она очень веселая, но сплетница. А еще есть Олзе, Железная Олзе… Она подкову разгибает – страшная женщина. Кётрана и Олзе целыми днями ругаются в кухне, но жить друг без друга не могут. Еще у Олзе есть сын Нёген и дочурка Ледяная Люти. Та пока подковы еще не гнет, но взглядом точно сможет убить курицу. И у Кётраны есть дочурка… Всё время забываю, как ее зовут… Кётрану на дальнем краю деревни слышно, а ее девчонка тихая, как мышка. Про других дам не помню. Там ходят какие-то женщины из Ягодного дома, что-то метут…
– Почему Ягодного?
– Понятия не имею. Есть Охотничий дом – это понятно, там одни мужики живут. В Ягодном – все женщины и один управитель… Загадка…
– Что у Ларгоса растет? Ягоды растут?
– Растут! Этого добра там навалом. А еще там дубовые рощи есть. Из дуба чего только не делают: и корабли, и столы, и бочки. А еще желуди жарят и напиток делают, какой я люблю.
– Крепкий? – улыбаясь, спросила Маргарита, а он ткнул ей пальцами в ребра – не больно, скорее щекотно, отчего она тихо и довольно взвизгнула.
– Такой тоже есть! И, да, я его тоже люблю!
– Что еще там растет?
– Много чего. Сосны растут… Ну… из камышового клубня у нас варят сладкий сок, как из тростника, но чем он слаще, тем чернее… Яблоки тебе покажутся кислыми после Лиисема… Зато у моего друга Вьёна растет единственная во всей округе груша, потому что его дом среди густого теплого леса, а мой замок у реки и на холме. Ячмень сажаем, лен, овес… Пиво там – ммм… – мечтательно промычал он. – И из чего только вино не квасят! Хорошо, что хоть ты у меня не пьянствуешь, а то бы не вылезала из местных пивных – их там навалом.
Маргарита засмеялась, представив себе эту картину.
– А еще там есть ларгосская гадююка, – нежно прошептал ей Рагнер на ухо. – Если она укусит, то падешь через миг и будешь как мертвый, но живой… Часа через четыре умрешь по-настоящему.
– Рагнер! Ты мне зачем сказки всякие сказываешь?! Мне и так страшно!
– Это не сказки. Соолму спроси. Она ничего так не боится, как эту гадюку.
– Рагнер! Теперь и я боюсь!
– И верно: ее надо бояться, особенно весной, когда гадюки пробуждаются и ищут себе теплое жилье. Они могут заползти в подвалы или по деревьям в спальни, но люди об этом знают и прежде, чем почивать, проверяют под кроватью: нет ли там кого, а то ночью она как – цап! – резко схватил ее повыше талии Рагнер и услышал смех. – Хорошо, что тебе уже весело, а то мне самому страшно, что тебе не понравится в Ларгосе. И не бойся гадюки: она тварь ночная, днем сидит в глубоких норах или под пнями в лесу, а кусается, если только на нее наступить. Я за все шестнадцать лет ни разу ее не видел. Случай в моем замке был, что одна дама даже выжила – с того света вернулась. Дама эта тучная очень. Ее уж обмыли, уложили в горнице Ягодного дома, сжигать покойницу поутру собрались. А дама ночью воскресла, огляделась – и, понятно, к себе в спальню пошла – и нашла там супруга с ткачихой… Она ему кулаком по башке – как молотом – и в тот же миг тот мужик помер. Как раз его сожгли поутру, – тяжело вздохнул Рагнер. – И дама та – Железная Олзе. Теперь ты понимаешь, почему все ее боятся – гадюка ларгосская и та Олзе не взяла! И на мне ведь, чертовка, руку свою железную набила! Я до сих пор немного боюсь, что Олзе меня вновь поколотит… Зато я без страха оставил на нее свой замок, а то управителя у меня пока нет…
Глава VII
Обычная глушь
С ледников в Великую Впадину Тидии стекала уйма ручьев, сходящихся в озера, сплетающихся в речушки, а затем и в реки, чтобы в итоге излиться в Хельхийское море. Эти воды издревле заменяли тидианцам дороги. Широких, крупных рек в Великой Впадине насчитывалось три: Су́а, Ба́зера и самая полноводная – Вёка. Городок Ларгос вырос у моря и на правом берегу коварной Йёртры, тихой у устья, но бурной выше по течению, спокойной летом и зимой, но весной и осенью затопляющей левый берег. Всё восточное побережье Тидии ограждали россыпи рифов и крошечных островков, какие звали островками горя, ведь столько судов погубили эти коварные ловушки. Ларгос прятался за относительно крупным островом Фёо, защищавшим ларгосцев от холодных ветров, да чтобы большому паруснику пройти через Фёоский пролив, не наскочив на островки горя, от кормчего требовалось недюжинное мастерство. Таким образом, несмотря на то, что Ларгос являлся самым крупным городом в округе, многие корабли не заходили туда, и капитаны высаживали желающих попасть в Ларгос перед проливом, например, в городке Нюёдлкосе, а сами направляли суда в открытое море.
Земли городка Нюёдлкоса не принадлежали Рагнеру Раннору. Обширный округ южнее Ларгоса, являлся графством Гельдор, ведь некогда скромное баронское имение, после замужества Хлодии, превелико расширилось – от торговой дороги до левого рукава реки Вёки, а всё графство вошло в королевский домен (Гонтер, мышь, продал дяде!). Граф, будучи главой округа, должен был управлять феодом сам или через доверенных лиц, хранить порядок и защищать подданных, судить и женить землеробов, то есть должен был жить в своем имении большую часть года, объезжать земли и олицетворять собою закон. Но граф Эгонн Гельдор суровым северным краем не интересовался. Со слов Рагнера, Маргарита узнала, что земли Гельдоров облюбовали лесорубы-разбойники и прочая «мелкая поганка». Лесорубы в лесу графства разбойничали тихо, не желая привлекать внимания, искали только ценные деревья, и отнюдь не тихо жили в «драном-сраном Нюёдлкосе». А Рагнер ничего не мог поделать с таким неприятным соседом Ларгоса. Лесорубы платили подати и сборы как рыбаки, значит, мирской закон их защищал и без суда покарать их было нельзя; местный, несомненно, подкупленный судья их оправдывал и отпускал. Высший суд мог устроить граф. «Вот только Эгонн-ветрогон камзола своего золотого никогда не сунет в Нюёдлкос!»
Ларгос и Нюёдлкос разделяло где-то два часа пути по суше летом и почти четыре по снегу зимой. Летом также плавали на лодках, и этот путь мог занять при хорошем ветре всего час (всего час!). Рагнер ветру указать не мог, покарать его тоже – оставалось втройне ненавидеть Нюёдлкос.
А Маргарита умудрилась проморгать столь любопытный городок, полный занятных занятностей, – одни живые лесорубы-разбойники чего стоили, не говоря уж об «обители разврата», «притоне мерзостей» и «самой клоачной клоаки из клоак». И упустила она Нюёдлкос, отлучившись с верхней палубы на всего ничего. Девушка сделала справедливый вывод о том, что «клоачная клоака» весьма необширна, если даже вовсе не жалка.
________________
Ветер благоприятствовал, не случилось бурь, да едва «Роза ветров» вышла в открытое море, как заморосил дождик. И моросил он все пять дней и пять ночей пути. К утру тридцатого дня Трезвения он иссяк, но побережье виделось в легкой туманной дымке. Серое северное небо и серые волны…
Рядом на верхней палубе дышала Айада. Маргариту снова обнимал со спины Рагнер, а ее золотисто-черный, роскошный плащ будто тоже находился в объятиях его черного плаща. Маргарита оделась так же, как в день прибытия в Брослос. Рагнер едва поменял образ: черные, узкие штаны, черные, остроносые сапоги, черный камзол и черный длинный плащ без рукавов; на пятах – вороненые шпоры, на правом бедре – кошелек и Анарим, на левом – сумка на поясном ремне. Голову герцога Раннора прикрывал неизменный черный берет с развалистым пером и брошью в золоте. Кстати, камень этой броши Рагнер звал морионом, ведь так в Меридее величали все камни тьмы, то есть черные. Однако этот морион был необычным: камень по диагонали прорезала белая полоска, похожая на меч. Брошь подарил Рагнеру его второй отец, дядя Лодевиг Раннор, какой погиб в годы Тридцатилетней войны.
– А вот и Ларгос, – негромко сказал Маргарите ее возлюбленный.
Через пару минут девушка узрела с десяток домов, загадочно больших и из дерева, за домами был лес, перед домами – обширный пустырь. На берегу в строительных лесах различались корпусы двух кораблей, практически готовых, но без мачт. Множество махоньких фигурок мужчин, в нательных рубахах или вовсе без них, копошлись на пустыре: таскали что-то, рубили топорами, стучали молотками. Над черными пятнами кострищ качались черные котлы, в прорытых рвах мокли груды бревен, в стороне вздымались горки из серых камней. Меж полураздетых, несмотря на хмурое небо, плотников мелькали яркие пятна женских юбок и чепчиков. Еще Маргарита видела детей и пару ломовых лошадей.
– Нууу… – протянула Маргарита, кисло глядя на берег. – Не такая уж и дыра, этот твой Ларгос. Домов, конечно, немного, зато в них вроде не тесно…
Рагнер хохотнул.
– Это верфь моего друга. Сейчас мы обогнем Южный мыс – и Ларгос покажется, как на ладони.
– Так это лишь верфь! – выдохнула Маргарита. – Ой, сколько же здесь людей! И женщины с детьми есть… А что они все делают? И что в этих домах?
– Интересно? – довольно улыбался Рагнер. – Здесь тысяча людей работает, иногда больше. Жены плотников шьют паруса, крутят веревки и делают иную малую работу. Дети плотников помогают отцам. А в домах, там много всего… Там дерево гнут, сушат его, хранят там всякое… Много чего делают. Корабль – это и дерево, и железо, и камни, и травы… и даже огонь.
– Эти люди все здесь живут?
– Только те, кто не из местных. Остальные живут в городе.
– Сколько строится корабль?
– Санделианцы собирают свои огромные галеры за три восьмиды. Я не шучу, – подтвердил он, глядя в ее удивленные глаза. – Сперва ладят разные части галер, а потом их собирают за три восьмиды. Далее срок зависит от того, насколько роскошную посудину желает заказчик. А хороший корабль, не галеру какую-то паршивую, строят и год, и три года…
– Три года…
– Зато он прослужит не десять лет, а весь век! Ну, дела, кажется, у Вьёна пошли в гору… Целых два новых парусника… Боюсь, придется мне встать в очередь. Но это хорошо.
– Почему?
– Я найду, чем мне заняться, любимая. Откровенно говоря, я боялся, что Вьён уж разорился… Но раз так, то я рад. Пока поутираю нос бронтаянцам. На острове Фёо славные кузни. Там Вьён заказывает якоря и прочее. Буду делать пушки, наши, лодэтские… А к кораблю приступлю в начале зимы. Изобрести новый парусник – это сперва бумажный труд. Я хочу трехмачтовик: чтобы на корме еще мачта была. Надеюсь, гений согласится на меня вновь поработать…
– Что за гений?
– Увидишь.
– А зачем трехмачтовик?
– Чтобы шел так же быстро, как паршивая галера: обвешаю его парусами, по центру точно будет прямой парус – я в этом уверен. И боевые корабли тоже Лодэнии новые нужны. Будут поменьше и пошустрее. Никаких галер – и никаких гребцов!
– Тебе гребцов жалко… – погладила она его руку.
Рагнер хмыкнул.
– Просто их отменно кормить надо, и еще это лишний груз. В труде гребца нет ничего жалкого или постыдного. Конечно, если не берут каторжное отребье, с каким в море-то выходить страшновато… «Хлодии» вот нужна команда в сотню моряков или больше. Даже восемьдесят моряков вместо сотни – это меньшие затраты на жалования да больший запас воды и пищи.
«Роза ветров» миновала Южный мыс, и взору девушки открылся городок вдоль неглубокой бухты, окаймленный дощатой набережной. Мощный серый форт встал кубом у берега, напротив пристани с двумя пирсами. Между пирсами, от набережной к волнам спускались лесенки, а там сбились в стайку лодки. Левый пирс пустовал, у дальнего, северного, сложив парус, спала «Медуза». «Роза ветров» направлялась к своей сестрице.
Устье Йёртры выглядело мутным и широким как полноводная Лани. На левом берегу лежала пространная каменистая пустошь, от правого берега реки начиналась городская стена, далее, сразу за ней, темнели несколько уродливых срубов, портивших вид города. Зато остальные домики были, хоть и деревянными, но милыми. За фортом-кубом виднелись пирамидальные, цвета морской бирюзы (!), шатры храма, правее форта густел нарядный квартал из особнячков, каменных и красивых. Маргарита наблюдала стрельчатые арки, высокие ступенчатые или треугольные фронтоны, балкончики, кованые козырьки над оконцами, даже проходные галереи, вернее: «галерейки». Особнячки казались уменьшенными, обрубленными до десятины, копиями столичных дворцов.
– Здесь красиво! – воскликнула Маргарита, разглядывая особнячки. – Нарядно… И вовсе не холодно летом, а приятно без жары! Почему меня все пугали? Дома добротные и чистые, крыши из черепицы… А что это за серая крепость на берегу?
– Это Вардоц. Там Суд, тюрьма, оружейная, управа… Вардоц – это я и моя герцогская власть! – гордо заявил Рагнер. – Управой заведует мой наместник – он и градоначальник, и верховный судья, и главный за сбор податей со всех моих земель. Графов в моем герцогстве нет, но есть семнадцать баронов, какие служат поколениями нашему роду как наместники. Признаться, я с ними всеми едва ли знаком – и это упущение тоже придется исправить.
– Здесь на самом деле весьма мило, – широко улыбалась Маргарита. – Мне нравится… А это чей светлый и большой дом? – указала она на самый интересный из особнячков: трехэтажный, со ступенчатым фронтом и под горкой из редкой зеленой черепицы. Эта зеленая кровля заметно возвышалась над соседними, рыжеватыми, коричневыми или соломенно-желтыми, крышами.
– Здесь живет с семьей Арл Флекхо́сог, наместник при моем брате. Я освободил его от должности.
– Ты и с ним в ссоре?
– Во-первых, любимая, – крепче обнял ее Рагнер, – Герцог и какой-то бывший наместник не могут быть в ссоре – это всё равно что льву быть в ссоре с мухой. Я на этих землях – как король. Могу всё делать с теми, кто здесь очутился. Даже с красивыми чужестранками из Орензы, – прошептал он, прижимая Маргариту к себе сильнее. – Во-вторых, Арл всегда знал свое место, всегда с уважением относился ко мне и ругаться со мной не стал бы. А в-третьих, – разжал он руки и отпустил Маргариту. – Мы скоро причалим. Придется ждать до замка, чтобы тискать тебя дальше. Отсюда видно самую верхнюю смотровую башенку замка. Вон там, – указал он.
Маргарита силилась разглядеть ее, но ничего похожего на башню в туманном небе не обнаружила. А Ларгос быстро приближался: стали различимы редкие люди на дощатой набережной, каркасы домов, полукруглый, с опускной решеткой, проезд в сизом форте.
– Твой замок далеко?
– Примерно в часе езды отсюда. Верхом на лошадях быстрее, с телегами можно и два часа тащится. Левый берег по весне заливает, поэтому там ничего не строят, – говорил Рагнер, поглаживая голову счастливой Айады. – Эта река, Йёртра, только кажется тихоней. За городом есть низина с болотом. Она там накапливает силы, а потом изливается потоком грязи, снося все деревья на своем пути – что уж говорить о постройках. Но мой замок как раз стоит на левом берегу – на отсыпанном и укрепленном холме. Ладно… – тормошил он шею Айады, поглядывая на Маргариту. – Не буду более ничего говорить. Скоро всё увидишь сама.
________________
Ольвор что-то орал, грязно бранился на команду корабля, махал ручищами с носовой надстройки, напоминая голодного, разъяренного людоеда. «Роза ветров» развернулась в бухте и пошла кормой вперед; пока убирали парус, она мягко встала на якорь и медленно подкатилась к пирсу, после чего моряки подтянули ее баграми ближе – и судно оказалось напротив «Медузы». Тогда Маргарита признала, что Ольвор лучший капитан в Меридее, да и с набережной громко засвистели восхищенные портовики (очень шумный народ эти лодэтчане!). Далее Рагнер, вместо Ольвора, «замахал», выкрикивая что-то и раздавая указания по разгрузке трюмов, а к причалу спустили сходни – доску с планками вместо ступеней. Моряки легкой поступью сновали по ней туда-сюда, Маргарита же в очередной раз с ужасом приблизилась к «доске». Подниматься на судно и спускаться по сходням ей было страшно; корабль качался на волнах, доска, закрепленная веревками лишь у палубы, дрожала и угрожала именно под ней начать елозить, а то и вовсе затанцевать.
Рагнер молча обнял Маргариту за талию, приподнял ее и понес вниз – она вцепилась в его плечи. Прежде чем опустить ее на пирс, он не преминул взять «свою награду» – его рука скользнула под плащом девушки и игриво ухватила ее за зад.
– Трусиха, – размыкая объятия, улыбнулся Рагнер и позвал Айаду.
Собака по-королевски грациозно и неспешно спустилась к ним. Соолма в двурогом белом колпаке, овеянная развевающимся полотнищем вуали, сошла с корабля сама – тоже грациозно и неспешно, подбирая шуршащую юбку. Рагнер подал Черной Царице руку. Затем две дамы и собака направились к набережной, к охранителям, что там их уже ждали у двух телег.
С палубы «Розы ветров» соскочил, перемахнув через фальшборт, как заправский моряк, черноусый Раоль Роннак. Поправляя на плече сумку-мешок, он оглядел Ларгос сонными темно-карими глазами.
– То, что тебя интересует, находится на концах города, с двух его сторон, – сказал ему Рагнер. – В тех домах, что близ реки, над входом будет банный веник. Помыться там тоже можно.
– Да я не думал ни о чем таком, Ваша Светлость… – пробормотал Раоль, смутившись и посмотрев вслед Соолме – на умопомрачительное шевеление ниже ее спины. – Я б женился лучше. Невесту как раз ищу…
– Ааа, – недовольно протянул Рагнер. – Невест в моем замке хватает, только помни, Раоль, что у них есть отцы и братья. Лучше потратить час дороги и несколько сербров, чем подохнуть. Здесь случается, что блудливые мужики пропадают без следа, – и это, если еще повезет! Тут тебе хер топором отхватят, а лишь потом спросят. А обидишь мону Криду, – тихо сказал он и шагнул ближе к молодому, черноусому мужчине. – Пропадешь за одну ее жалобу. Следи и за руками, и за ртом, и за глазами своими тоже. И еще за усами черными… Я всё это уже тебе объяснял. В третий раз повторять не буду.
Раоль выставил вперед ладони, заверяя, что всё понял.
– Я ж по-серьёзному к Соолме… моне Криду… Слово воина! Я б сразу женился, если бы она согласилась.
Рагнер усмехнулся.
– Ладно… Бери пока чего-нибудь еще, а то как на прогулке.
Раоля нагрузили увесистым мешком, какой он взвалил на спину и потащил по пирсу к берегу.
– Жених… – проворчал ему вслед Рагнер, чувствую ревность.
Он вновь взошел на корабль и направился в свою каюту под главной палубой, где захватил дорожный ларчик Маргариты, тяжеловатый для рук девушки. Возвращаясь наверх, он осматривался; вздыхая, проводил рукой по дереву, перилам, столбам кормовой надстройки.
– Прощай, девочка, – подходя к мачте, сказал Рагнер. – Ольвор позаботится о тебе даже лучше, чем я. Кто знает, может, еще повоюем, но вряд ли. И ты, и я займемся ныне мирным делом. Не обижайся, что я оставляю себе «Медузу», а не тебя. Такая красавица, как ты, достойна морей и путешествий, а не беготни до острова Фёо, где ты даже пристать нормально не можешь…
Он с нежностью обнял мачту, словно стан любимой, погладил и поцеловал соленую сосновую твердь. Вздохнув, Рагнер постоял еще немного, после чего направился к Ольвору, следившему за разгрузкой Большого трюма.
________________
Дома вдоль набережной ограждали Ларгос сплошным забором – метлы над дверьми, венки из ячменя и круглые вывески гласили о постоялых дворах, пивных и харчевнях. Многие дома казались заброшенными, пустующими, но еще не пришедшими в упадок, будто закрылись недавно – не более года назад.
Прибывшие на «Розе ветров» и не участвующие в ее разгрузке, собрались у сизо-серой громадины, у форта Вардоц, неподалеку от его полукруглого проезда, что являлся восточными воротами Ларгоса – Вардоцскими воротами. Вблизи толстостенный форт возносился, будто отвесная скала, к низким облакам, а там, вверху, виднелась зубчатая лента стрельницы, посередине «скалы» темнели прорези-бойницы и лишь этаже на третьем, высоко-высоко над землей, поблескивали скупые квадраты застекленных окон. Мощь, краткость, суровость, – такое впечатление производил мрачно-серый форт-куб. «Вардоц – это я и моя герцогская власть!» – вспомнила Маргарита слова своего возлюбленного.
Рагнер, Маргарита, Соолма, двенадцать охранителей и Раоль Роннак отправлялись в замок верхом на лошадях, каких для них выводили из форта. Телеги с грузом, ларями и прочими людьми ожидались в замке после полудня. На «Розе ветров» прибыли также Сиурт и Эорик. Последний значительно похорошел из-за короткой, аккуратной стрижки. Айада разминала ноги, показывая, что ей невтерпеж побегать после морского путешествия, но Соолма держала ее за поводкок и не позволяла отходить далеко от себя.
Пока выводили лошадей, Маргарита рассматривала Ларгос и ларгосцев, а те пялились на нее. Все горожане на набережной либо застыли в отдалении, либо прошествовали дальше, оглядываясь и лишь снимая шляпы. Дамы в Ларгосе носили чепчики с широкой лентой у лица или шапероны с пелеринами, как капюшоны. Юбку верхнего платья они высоко подбирали спереди и затыкали ее за пояс, тем самых сохраняя подол в чистоте. Ни одна из дам не имела наряда с глубоким вырезом, не поднимала при помощи белья грудь, не подчеркивала ее кружевом – скорее здешние женщины старались утянуть грудь, следуя моде прошлого цикла лет. Еще Маргарита видела много светловолосых людей. Особенно ей понравился нежный и одновременно яркий соломенный оттенок. Светлокожие северянки, окажись они в Лиисеме, сразу стали бы считаться красавицами только из-за своих голубых, словно небеса, глаз. Что до мужчин, то среди блондинов мелькали рыжеволосые и брюнеты. Одевалось мужское население Ларгоса без фантазии, в грубые и удобные одеяния ремесленников, если не сильван: кафтаны с капюшонами, мешковатые штаны, поверх них – собранные валиками под коленями гетры; в довершение всего – башмачищи на толстой, подбитой деревянными или костяными плашками, подошве, какими местные работяги задорно гремели, шагая по дощатой набережной. На головах мужчин – войлочные колпаки, старые невзрачные шляпы, а под ними – тонкие белые шапочки-белье с завязками под подбородком. Такие льняные чепчики мужчины в Орензе не носили уж как с полвека. Дядя Жоль, к примеру, ни разу подобной шапочки не надевал после своего младенчества.
Тем временем, пока Маргарита смотрела вправо, пытаясь разглядеть за харчевнями и пивными храм с лазурно-зелеными пирамидами, с левой стороны по набережной тащился истощенный старик в рваной, грязно-бежевой хламиде, надетой на голое тело. На веревке, что заменила этому нищему ремень, болталась грубая стеклянная бутыль, заткнутая пробкой. Всклоченные, серые волосы обрамляли обширную лысину, блестящую и розовую, будто купол. Старик неслышно ступал босыми ногами, хотя шел, пошатываясь, сжав руки у груди и вытаращив в никуда большие голубые глаза.
Соолма и охранники знали этого человека, но не стали его окликать – даже расступились, позволяя тому пройти; только отвели глаза от его черепа: лысый и розовый купол сзади имел пугающую вмятину.
– Баронесса Нолаонт, – позвала Соолма Маргариту, чтобы и она уступила дорогу.
Оглянувшись, Маргарита встретилась взглядом со стариком, и тот, словно проснувшись, вытаращился на нее.
– Этот юродивый некогда спас жизни малолетним герцогам Раннорам, Гонтеру и самому Рагнеру, – сказала Соолма Маргарите. – Он безобиден. Просто не надо его трогать и мешать ему.
Маргарита кивнула, отступая к пирсу, но юродивый вдруг бросился к ней – и вцепился костлявыми пальцами в ее плечи:
– Зеленые очи, – горячо зашептал он. – Эти зеленые очи заглянули в красные зеницы демона, и он придет за ними из-за трех морей, ибо они сняли печать и пробудили его ото сна – и они зовут его! Он придет и примет облик знакомый и родной. Человек из-за трех морей, человек из-за трех морей, человек из-за трех морей… Он хочет жить, как человек, и ему нужно нерожденное дитя твое…
Залаявшую Айаду успела схватить за ошейник Соолма, охранители оттащили старика от испуганной Маргариты. Баронесса Нолаонт, не понявшая ни слова, хлопала глазами и нервно прижимала руки к груди. С неожиданной силищей костлявый старик вырывался из рук охранителей – застонав, он утянул за собой в направлении Соолмы двух здоровых парней.
– Черная женщина, – прокричал он, – якшаясь с демоном – расплату дашь ему ужасом! Смерть придет черная, страшная тебе, самая страшная!
– Эй! – оттолкнул юродивого Раоль и встал перед Соолмой – та успокаивала собаку. – Да смолкнить его! – говорил Раоль на ломаном лодэтском, – Чё бывает тута? Стучать его!
– Мы бы радае… – ответил один из парней, что держал юродивого. – Но нама незя…
– Это и тебя касается! – указал старик костлявым, грязным пальцем на Маргариту, которая уже стояла за спинами охранителей – Не якшайся с демонами и сбережешь свою дочь… – закатил он глаза вверх и задрожал. – Красные очи! Помни того, у кого видела красные очи! Беги от него! Не подпускай близко и убей его прежде, чем он возродится! Не нянчи его на своих руках, не то дитя самого Дьявола вскормишь и возвысишь! Он ненавидит всё живое и желает его уничтожения во имя Отца Своего! Убей это дитя, пока оно будет еще мало – свое дитя! И имя его…
– Йёртр! – раздался громкий голос Рагнера, уж подбегающего к ним по причалу. – Как поживаешь, старина?
Старик затих, впялив голубые глаза в Рагнера – тот, держа ларчик под мышкой, положил другую руку на плечо юродивого и заглянул ему в лицо.
– Демон стал очень близко, Ваше Величество, – будто захлебываясь, быстро зашептал ему старик. – Он ныне почти касается вас… Близко! Близко!
– Йёртр, – говорил Рагнер, немного приседая и равняя свои спокойные светло-карие глаза с голубыми и безумными. – Довольно о демонах, Йёртр. Я приказываю тебе это как твой король.
– Мой король! – простонал старик и опустил веки.
Когда он снова посмотрел на Рагнера, то его взгляд стал меняться – в нем засквозил разум.
– Так-то лучше, – удовлетворенно сказал Рагнер. – Ну ты как, старина? Бутыль у тебя пустая… Что за не порядок, а? Или моего приказа не исполняют? Кормят тебя, поят и дают спать везде, где ты захочешь?
– Да, Ваш Вяличество, – заговорщически поведал Йёртр. – Мене жалуватися не на ча.
– Так-то лучше, – повторил Рагнер и убрал руку с плеча юродивого. – Куда ты направляешься, старина?
– К б…м, Ваш Вяличество.
Рагнер глянул на белую от испуга Маргариту и, будто извиняясь за «приятеля», поджал губы.
– Вот что, Йёртр, – достал Рагнер из кошелька золотую монету. – Ее тебе на год хватит, понятно? Отдай ее в бане и скажи, что за год плата. Ничего не перепутаешь?
