Ольга Александровна Коренева
В барханах песочных часов
Вылезла из постели, подошла к окну и поежилась: по выцветшему, словно больничная простыня, небу плыло темное облако, в котором пряталась непонятная усмешка, так усмехался ее собеседник в недавнем сне, ее ночной оппонент, требующий заключения пари. Она поежилась. Нехорошее предчувствие и тяжесть на душе с утра – это, пожалуй, на весь день.
И действительно, день оказался тяжелым. Все предметы в комнате приняли укоризненно-угнетающий вид. Они беззвучно говорили ей о том, что по ее собственной глупости она теперь попадет в список свидетелей, и поездка к Владу сорвется…
А может, это не Олега нарисовал фоторобот? – мучилась она. Слоняясь из комнаты на кухню и обратно, натыкаясь на мебель и стены, она надрывно ругала себя за всю эту затеянную авантюру со срочным получением диплома и охмурением преподавателя. А что, если ее теперь запишут в соучастницы?.. К вечеру, измученная, она набрала номер его телефона. В трубке прозвучал незнакомый голос. Леночка в панике отключила связь. Но через минуту ей позвонили.
– Извините, вы только что набрали номер Олега Васильевича Карпова.
– Кто это? – выкрикнула она.
– С вами говорит инспектор МУРа Новиков. Вам придется подойти к нам и ответить на несколько вопросов.
– А где он, где Олег Васильевич? – вырвалось у Леночки.
– Он находится в розыске. Запишите наш адрес, мы вас ждем с…
Она записала время и адрес.
Ночь прошла в кошмарных фантазиях. Ведь она была соучастницей: во-первых, знала и не предупредила кого следует, во-вторых, дополнительные занятия на квартире Карпова, о которых знают соседи, в-третьих, чем объяснить столь экстренную выдачу ей диплома… Теперь ее повяжут. Впереди – мрачная тесная камера с мутным зарешеченным оконцем вверху, с цементным полом и парашей в углу, с тяжелой железной дверью, с тюремными ужасами, какие показывают по телеку. От всего этого мурашки по спине пробежали. Вот жизнь: неточное действие, маленькая глупость – и скатываешься в мрак, в жуть…
Утром следующего дня она была в отделе по борьбе с какими-то преступлениями – с какими именно, она тут же забыла, увидев свою сокурсницу Надю и других девушек. Надя держалась спокойно, даже чуть насмешливо, другие тоже были невозмутимы, и у Леночки отлегло от сердца. Может, не так уж все и серьезно? – подумала она.
– Ну и отмочил наш Олег Васильевич, – усмехнулась Надя, поддернув узкие джинсы, чуть прикрывающие круглые бедра. Тесная вязаная кофточка не доходила до талии, и пупок игриво подмигивал при движении. А двигалась Надя все время.
– Олег у нас крутой оказался! – поддакнула девушка.
Дверь открылась, и вызвали следующего. Лена вошла. Все оказалось действительно не так уж страшно: несколько дежурных вопросов, которые были записаны, потом она поставила свою подпись и дату.
До метро летела, как на крыльях. От счастья ошалела, словно ее окатили сладким искристым вином, все вокруг нее плясало и шумело. Она прямиком проехала в кассы аэровокзала покупать билет до Иркутска на сегодня. Поездка в Сибирь теперь казалась ей не только радостным круизом, но и избавлением от неприятных проблем.
Взяв билет на вечерний рейс, она вернулась домой и первым делом отключила все телефоны. Потом, быстренько собрав чемоданы, помчалась на родительскую квартиру. К счастью, отец был дома и пообещал подбросить в аэропорт.
– Па, если меня по телефону спросят, то меня уже нет, улетела, – попросила она.
– Что за конспирация? Ты что, банк ограбила? – пошутил Трошин.
У Леночки от такой шутки в глазах потемнело, но она быстро взяла себя в руки и весело отшутилась:
– Па, я наводчицей была, надо рвать когти!
Трошин вышел в гараж подготовить машину, и Леночка осталась с мамой. Ирина Николаевна была в хорошем настроении, она радовалась за дочь: что у нее такой муж и жизнь начинается интересная. Она без умолку болтала о своих знакомых мужчинах, эстрадных певцах, артистах… Лена молчала. Почему-то сегодня ей было очень тоскливо в родном доме. И даже то, что мама, самый близкий ей человек, сидела рядом и болтала с ней как с равной, не веселило. Наоборот, она почувствовала в этом какое-то отчуждение, чуть ощущаемое дыхание будущей большой разлуки.
Ирина Николаевна прервала ее печальные размышления вопросом:
– А на будущее лето ты куда планируешь с малышом и мужем поехать отдыхать? На море, наверно?
– Ну, мама, спросишь тоже… До следующего лета еще дожить надо, – улыбнулась Леночка, понимая, что мама задала этот вопрос для того лишь, чтобы подвести разговор к будущему ребеночку. – Возьмем малыша и поедем с тобой вместе к Вале в Погорелое Городище грибы собирать да в Держе купаться! – добавила она серьезным тоном.
– А я когда была маленькой, – слегка погрустнев, сказала Ирина Николаевна, – мечтала вблизи увидеть настоящее море. Потрогать его. Погладить. Море представлялось мне чем-то большим и ласковым, чем-то вроде синей пушистой кошки. Таким оно мне и снилось всегда.
Мысль о возможной поездке к морю взволновала маму, словно она, очутившись на берегу моря, снова станет маленькой девочкой и сможет все начать сначала. Ирина Николаевна поделилась с дочерью своими лирическими мечтами, оговорившись, что, конечно, это невозможно, но на чувство каждый человек имеет право, на странное, радостное чувство, что чудеса все-таки бывают. Как в детстве, когда скоро весна. Вот-вот, еще немного, и случится что-то особенное, самое лучшее!
Леночка растрогалась, обняла маму и стала ее целовать, как маленькую девочку. Обе они всхлипывали и плакали светлыми и печальными слезами разлуки, уже обнажившей безмолвный и безучастный космос над их головами.
Ирина Николаевна вытерла слезы, отошла к окну и, полуобернувшись к Леночке, тихо сказала:
– Доченька, у меня к тебе на прощанье будет большая просьба: если у тебя родится дочка, а я чувствую, что так оно и получится, то ты, пожалуйста, назови ее моим именем, ладно…
– Ты что, мамочка, помирать собралась? – встревожилась Леночка.
– Почему же, мне просто будет радостнее ожидание моей Ирочки, я только это имела в виду, – успокоила дочь Ирина Николаевна.
– Если родится девочка, то считай, что она – Ирочка. Даю тебе честное слово, мамочка, честное-пречестное…
Леночка вновь обняла и поцеловала маму.
Трошин пришел из гаража и сказал, что машина в порядке и пора выезжать. Леночка хотела позвонить Владу, но отец решил сделать это сам, после того как вернется домой из аэропорта. Телеграмму, на всякий случай, он пообещал отправить из Домодедово.
На улице чуть моросило. В луже у подъезда плавал прошлогодний кленовый листок. Леночка подхватила лист, стряхнула с него воду и засунула в карман ветровки.
– На память о родном дворе, – улыбнулась она отцу с матерью.
Глава 12
Всю дорогу до аэропорта ехали молча. Никому не хотелось говорить. Когда в машине едет семья, состоящая из любящих и хорошо знающих друг друга людей, как правило, разговаривают мало, каждый думает о своем.
Леночка думала о маме с ее пробирающей до дрожи какой-то фанатичной жаждой чуда. Причем, чуда не в обычном его представлении: например скульптура оживает или там… человек по воздуху разгуливает над Москвой. Маме важнее было представлять это чудо превращения внутри себя, чтобы оно было скрыто от посторонних глаз.
Леночка, кажется, поняла, почему мама попросила назвать предполагаемую внучку своим именем, Ирочкой. Это будет еще одно ее чудесное возвращение в детство…
Лишь немного взгрустнулось ей от того, что отец, который всегда бывал очарован таким маминым мироощущением и, собственно, полюбил ее за это, теперь стал относиться к этому равнодушно и даже с иронией. Но все равно, они сейчас живут гораздо лучше и спокойнее, чем в конце восьмидесятых, когда богема просто топила их в своем угаре страстей и иллюзий «истинного» творческого счастья.
Отец, словно уловив мысли дочери, взглянул на нее в верхнее зеркало и весело сказал:
– Все оно так, Леночка, но все равно следующая остановка Домодедово…
Она улыбнулась ему в ответ, мол, да такой ты мне, па, и нужен, и другого мне не надо, и к черту все иллюзии о более подходящей судьбе.
Так вымотал этот день, что, очутившись в самолете, она сразу после взлета задремала. Но какое-то странное ощущение тревожило. Казалось, что за ней наблюдают. Так оно и было. Оглянувшись, Леночка столкнулась взглядом с пристальными глазами мужчины в соседнем ряду. Их кресла отделял узкий проход. Стриженая репообразная башка, сросшиеся брови, острые кнопки карих глаз, черная кожанка с поднятым воротником. Мужчина тут же отвернулся, но тяжесть взгляда ошарашила ее. Рядом с ним сидел второй, в коричневой ветровке, узколицый, но было что-то общее у них.
«Что это значит? Неужто «братки» сели на хвост? Логично, дочь крутого журналиста, жена бизнесмена, добыча!..»
Но мысль эта выскользнула из ее усталого сознания, и через несколько минут она провалилась в глубокий сон.
Когда она очнулась, на табло уже зажглась надпись «Пристегнуть ремни». Голова спросонья кружилась, плечо затекло от неподвижности и неудобной позы.
На входе в аэровокзал она смешалась, и захваченная людским потоком двинулась вперед. В этот миг от толпы встречающих отделился русобородый крепыш в куртке цвета хаки и темных очках. Он мгновенно очутился рядом, и сгреб ее в охапку:
– Привет, крошка! Что, не узнаешь мужа ? – снимая очки, засмеялся Влад. – Да, а если бы еще пару месяцев не увиделись, то вообще!
Растерявшаяся сначала Леночка с восторгом бросилась ему на шею.
– У меня без бороды муж был, это не честно, я за молодого замуж выходила, – защебетала она, – я с бородатыми и целоваться не умею… страшно.
– Ничего, научишься, здесь почти все парни с бородами.
Влад похвалил жену, что послушалась его совета и не потащила с собой много вещей, но, узнав, что один чемодан все же придется ждать, он тоже не расстроился. Спешить им было некуда, потому что утром из этого же аэропорта они, как сказал Влад, улетят на небольшом самолете в Бодайбо.
У Леночки от впечатлений аж дух захватывало. Столько всего с ней случилось за эти дни! Самой не верилось…
Взяв багаж, они очутились на заднем сидении «Волги». Дороги она не видела, потому что Влад беспрестанно целовал ее. От его пропахшей табаком бороды и усов у Леночки даже голова закружилась. В гостиничном номере на столе стоял шикарный букет роз, шампанское и всякая вкуснота.
– А ты здорово похорошела, крошка, – с восхищением оглядывая жену, сказал Влад, – беременность тебе на пользу.
– А ты стал старый и от тебя табачищем за версту разит, – сидя у него на коленях и щекотя пальчиками его бороду, ласково прошептала Леночка.
Утром за ними приехала машина и отвезла в аэропорт. Потом небольшой турбореактивный самолет местной авиалинии понес их над сибирской тайгой дальше на Север.
– Смотри! Байкал! – восторженно восклицал Влад, тыча пальцем в иллюминатор. Леночка во все глаза смотрела на «славное море», убеждаясь в его живом существовании на земле, а не только в народной песне. Потом самолет приземлился среди огромных сопок, поросших тайгой, и снова езда на машине, и наконец стела в виде знака «виктория» с надписью цвета золота – Б О Д А Й Б О – возвестила о том, что они въехали в золотую столицу Сибири.
Влад привез жену в двухкомнатную квартиру на пятом этаже вполне цивильной многоэтажки. Как он и обещал, из окна открывался великолепный вид на реку Витим, и далее на таинственно синеющие на том берегу сопки, курящиеся каким-то магическим сиянием. И над всем этим – высоченное небо: такой эффект создавали низкие облака.
В квартире обстановка была менее роскошная, чем в московской, но бедной ее назвать было бы грешно. Диваны, кресла, шкафы, современная аппаратура, включая компьютер, на стенах висели охотничьи ружья и ножи, шкуры зверей и оленьи рога. Словом, квартира напоминала, в известном смысле, логово сильного человека, а вовсе не гнездышко либо норку. Леночку этот шарм возбуждал. Она тоже ощущала себя в окружении значительных предметов этакой львицей.
– На рудник я тебя не потащу, – сказал Влад, кивнув на компьютер, – будешь моим личным программистом. Какую ты хочешь зарплату? – пошутил он.
Леночка за словом в карман не полезла и ляпнула сходу:
– Маленькую, но золотом! Идет?
Влад с улыбкой взглянул на нее и вдруг, резко посерьезнев, сказал:
– Запомни, крошка, золотом в Бодайбо никого не удивишь, так что проси лучше, чтобы любовью тебе платили, поверь мне – так будет лучше.
Леночка растерялась и надула губки. Такого грубоватого и витиеватого ответа она не ожидала.
Влад понял, что переборщил, и принялся ее ласкать, приговаривая:
– Ну, обиделась, ты же у меня теперь сибирячка и все сантименты должна была оставить за Уралом.
– Я проспала Урал, – съязвила Леночка.
– Ну, что ж, я считаю, что сон уважительная причина, и посему прошу меня простить за нравоучительство, ну, Саламандра… – доверительно назвал он ее по прозвищу, подхватил на руки и закружил по комнате. – Да, крошка, сейчас я тебе представлю еще одного члена нашей семьи. Побудь немного одна, я сейчас, только к соседям загляну.
Он опустил ее на диван, и звякнул кому-то по телефону. Она и спросить ничего не успела, как Влад уже был на лестничной площадке. Через несколько минут он вернулся, ведя за ошейник мощного пушистого пса.
– Знакомьтесь, это Норд, замечательный пес, мой начальник охраны и спутник на охоте. А это – Леночка, твоя мама, она тоже очень хорошая, и вам надо быстрее подружиться.
Леночка была в восторге от Норда. Крупная лайка с голубым чепраком, белоснежным подпалом и ослепительным оскалом явилась ей, как реализованная давнишняя мечта о своей собаке.
– А на охоту меня возьмете с собой? – воскликнула она.
– Девочку на охоте легко можно перепутать с белочкой, но поживем – увидим, – двусмысленно ответил Влад.
Потом он растолковал жене правила жизни в их подъезде:
– Ты, надеюсь, обратила внимание, что наш подъезд внизу снабжен охраняемой вахтой. Охранники вооружены и не пропускают никого без звонка и согласия жильцов. Запомни, что без телефонного звонка дверь никому не открывать. Вот телефон вахты, а это номера телефонов всех наших соседей сверху и снизу. Ты скоро их узнаешь, они мои сослуживцы и коллеги. Некоторых ты уже знаешь по Москве.
– А рудник тоже охраняют? – спросила Леночка и, тут же поняв, что задала глупый вопрос, рассмеялась.
– Ну вот, самой смешно стало, конечно, охраняют, – продолжал Влад. – Вообще, в этом что-то есть: когда тебя охраняют, ощущаешь свою самоценность. Шучу, естественно, – добавил он. – Да не волнуйся, скучно тебе не будет, и на охоту я тебя возьму. Вот увидишь: все будет о’кей!
На майские праздники Влад с Леночкой были приглашены к шефу Леониду Ивановичу Абасову. Идти никуда не пришлось, потому что они жили на одной лестничной площадке. У богатыря оказалась столь же внушительная женушка с кокетливым именем Виолетта, две толстенькие дочурки и совершенно крохотный песик Федька. Из гостей Леночка узнала только Виктора Кравцова, он был с Владом и в первый вечер их знакомства, и на свадьбе. Виктор пришел один и был несколько грустноват или чем-то озабочен. Стол пестрел экзотическими кушаньями: жареный глухарь, заливное мясо кабарги, знаменитый омуль, соленые грибы и брусничный морс, дикий мед, черемша наполняли столовую необыкновенно возбуждающим ароматом.
– Прямо пир викингов, – пошутила Леночка.
Виолетта приняла это как похвалу в свой адрес и, самодовольно улыбаясь, сказала:
– Скоро, лапочка моя, и вы все это готовить научитесь. Они же на работу с ружьями ездят, – кивнула она в сторону мужчин, – вокруг рудника тайга и дичи всякой прорва. Вы, лапочка моя, заставляйте своего дичь самому обрабатывать, а то замучаетесь…
Вскоре появился и еще один гость, высокий широкоплечий мужчина лет под сорок, с раскосыми глазами, поблескивающими, словно лезвия, с тонким, по-птичьи загнутым носом и прямыми черными волосами. «Злой чечен ползет на берег, точит свой кинжал», – вспомнила Леночка Лермонтова. И действительно, если бы вместо спортивного костюма на нем был бешмет, он вполне мог сойти за фольклорного горца-разбойника. Лицо его показалось Леночке весьма привлекательным, ярким и каким-то, даже, почти знакомым, словно она его когда-то видела.
Песик Федька с разбегу запрыгнул гостю прямо на руки, выказывая свою дружбу.
– Привет, тезка! – ласково сказал гость, гладя собачку словно кошку от головы до кончика хвостика.
– И вам большой привет, жулики, – улыбнулся он мужчинам.
– Привет, привет, мент проклятый, проходи, садись, – радушно улыбаясь, пригласил гостя за стол Абасов. – Ну, кажется, все собрались главные люди, – выдал он уже знакомую Леночке фразу, – предлагаю выпить за праздник солидарности трудящихся, а то неизвестно, придется ли за него в следующем году пить.
Гости засмеялись, оценив остроумную речь шефа, и дружно осушили рюмки с водочкой. Леночка тоже выпила водки и запила ее брусничным морсом.
– Я вот знаю, Федор, о чем ты сейчас думаешь, – обратился Абасов к черноволосому, уплетая глухариную ножку, – ты сейчас думаешь, чем ты, Федор Туркин, хуже Абасова? Умен, подполковничье звание имеешь, а к золотому корыту тебе пробиться никак не удается. Просто Абасову везет больше, думаешь ты, и жуликом меня обзываешь, я ведь чувствую, – полушутя, полусерьезно резюмировал он. – Так ведь, Федор?
– Что спрашиваешь, Иваныч, коли сам все знаешь, – отозвался Туркин, ничуть не обижаясь. Видимо, такие разговоры были у них делом привычным и весьма абстрактным.
– То-то и оно, сколько уже вместе работаем, а ты мне все равно не доверяешь, хотя это же пустое дело. Вот я перед тобой вывалю все свои документы с коммерческими тайнами, и ты в них будешь всю жизнь копаться и не разберешь, что к чему. Вот в чем суть!
– Если бы я таким деятелям как ты, Иваныч, доверял, то грош бы мне была цена, и меня бы давно из органов выперли. Так что у меня есть свой резон не доверять.
– Никакого такого резона у тебя, Федор, быть не должно, потому что мы с тобой оба коммунисты, но с небольшой разницей, – Абасов лукаво улыбнулся, – а разница в том, что я – представитель элиты, так как являюсь депутатом, а ты представитель стражи, которая должна охранять эту элиту, а не мучить ее подозрениями бесконечными и беспочвенными.
– Ну, брат, ты как Платон выражаешься. Это у древнего философа такая формула была, – оживился Туркин, почувствовав возможность блеснуть интеллектом, – помнишь его знаменитую формулу: «Элита-стража-рабы». Стража может за хорошую службу попасть в элиту, а за плохую в рабы. Вот мне и приходится хорошо работать, чтобы уж если не в элиту, то хотя бы в рабы не угодить.
– Пока я жив, не угодишь, – пообещал Абасов.
– Это все так, Иваныч, – продолжал разговор Туркин, – но что же с документом, с письмом? Не могло же оно само исчезнуть из твоего кабинета? Вот так взять и исчезнуть? Кто-нибудь из твоего окружения наверняка знает тайну его исчезновения. Знает и молчит. Конечно, трудно работать, не имея союзников в коллективе.
– Кто тебе не дает, заводи, давно бы уже завел, – засмеялся Абасов, – советую тебе начать с моей секретарши Лидочки. Пригласи в кино, в ресторан… Нет, в ресторан слишком дорого… в кафе. Лучшие союзницы в любом шпионском деле – это женщины, Федор!
– Язвишь, Иваныч, у тебя ж никого не перекупишь. Попробую, чтобы какая в меня влюбилась, что ли, – отбивался Туркин, но легкая грусть в этот миг промелькнула на его лице.
Виалетта подсела к Леночке и сказала покровительским тоном:
– Не слушайте вы их разговоры, лапочка моя, все равно ничего понять невозможно, так сказать, словесные упражения. А Влад нам о тебе рассказывал, – бесцеремонно перешла она на «ты», – твоего отца Трошина мы часто по телевизору видим и его статьи в газетах читаем, толковый мужик. Я своего давно уговариваю, чтобы бросил этот медвежий угол и насовсем перебрался в столицу. Обеспечены мы во как, – Виалетта сделала характерный жест ладонью поверх высокой прически. – А здесь эти деньги и потратить не на что. Вон, видишь, эти сопки да разговоры о золоте – вся наша жизнь. Но эта, лапочка моя, какая-то зараза, если эти золотые бактерии в организм проникли, то все, конец всей остальной жизни. Человек лишь о золоте и думает и сны про него видит и в конце концов сам в золотой песок превращается. Ты знаешь, Лена, эти золотые бактерии, в самом деле, на настоящие живые бактерии похожи, я их под микроскопом видела. Мне даже показалось, что они шевелятся, заразы, истинный Господь! – Виалетта истово перекрестилась на икону Николы чудотворца в золотом окладе. Леночка обратила внимание, что квартира Абасовых вся была завешена иконами свежего письма, в золотых окладах, с драгоценными каменьями. Коллекционируют, догадалась она.
– Хорошая у вас коллекция икон, – поддержала она разговор.
– Это Леонид мой собирает, любит иконы, сам заказывает мастерам.
Абасов, уловив, что разговор пошел об иконах, живо переключился на Леночку.
– Иконами интересуетесь? Это хорошо. У меня, видите, свой храм на дому. От Иркутска и до Якутска таких икон ни в одной церкви не увидишь, палки-колеса, – похвалился шеф. – Здесь, перед этими золотыми иноками, и служу я Господу, замаливая грехи свои и родных моих, да прошу у Всевышнего не оставить нас в милости своей.
– Уникальное явление! Православный коммунист и депутат, – вновь поддел шефа Туркин.
Абасов сделал вид, будто обиделся, и погрозил песику Федьке, сидящему на коленях у Туркина:
– Федька, шельмец, совсем ты у меня забыл, кто твой хозяин, палки-колеса, с Туркиных колен не сгонишь…
– Не расстраивайся, Федька, – успокоил песика Туркин, – это он мне, а не тебе говорит: я же тоже Федька. Это он тебе специально такую кличку придумал, для маскировки, чтобы меня безнаказанно поносить при обществе.
– Так вот, Леночка, – продолжал бахвалиться Абасов, – наше местное духовенство замысел имеет такой: построить новый храм в честь Рождества Христова, школу. В связи с перестройкой, Господь дал возможность, поэтому и мы, золотничники грешные, решили, что настала пора немного помочь духовенству золотишком, как говорится, не поперек и не впереди воли Божьей и нашего закона, а в согласии с ними.
– Зря подобостраствуешь, Леонид Иванович, – отвлекся Влад от разговора с Виктором, – на таких, как мы с вами, Бог сквозь игольное ушко взирает…
– И пусть, и правильно взирает, а то ведь без его сурового надзору черт знает до чего дожиться можно, палки-колеса, – сказал Абасов, словно речь шла не о Боге, а о вышестоящем начальстве.
– Ну и артист же ты, Леня, – прыснула Виолетта, – где ты только так болтать научился на любые темы.
– Ветка, цить, палки-колеса, – погрозил жене пальцем Абасов, – я серьезно говорю. – Мне сон недавно приснился, будто я на охоте споткнулся о камень, пригляделся, а это самородок с лошадиную голову. Я золото всю жизнь в земле роясь ищу, да на драгах мою, а оно на поверхности меня поджидало. И тут со мной что-то необыкновенное стало твориться: смех напал сильный, остановиться не могу. Смотрю на самородок и хохочу, как сумасшедший. Глаза отвел, и смех как сдуло. На золото поглядел, опять от смеха весь затрясся. Вот, думаю, какую власть золото над человеком имеет. Только я это подумал, как все вокруг осветилось оранжевым светом, и передо мной явился сам Иисус Христос, ну в точности, как его на иконах изображают.
– Неверно ты, Леонид, подумал про власть золота над человеком, – говорит мне так спокойно. Тут я смекнул, что Он не наказывать меня явился, и осмелел, палки-колеса, говорю: «Господи! А как же я должен был рассудить, чтобы правильно вышло?»
– Я – твоя высшая власть, Абасов, а ты передо мной простой червь, – сказал он мне и добавил, – плачь, говорю тебе, грешник несчастный, горькими слезами!
И только Он это произнес, как слезы ручьями брызнули из моих глаз и такая тоска навалилась на меня, что жить стало не в радость.
А Он руку поднял и говорит:
– А теперь смейся, Абасов, рабска твоя душа, смейся, как никогда раньше не смеялся!
Засмеялся я, друзья мои, именно таким смехом, как Он мне повелел. И такую радость испытал, что и наяву по сей день об этом прекрасном чувстве вспоминаю и с нетерпением жду, когда мне Бог опять приснится.
– А голос какой у него был? – просто спросил Туркин.
Абасов удивленно уставился на него и расстерянно пробормотал:
– Не припомню, палки-колеса… Не до того было…
– Так вот я тебе помогу его вспомнить, – заулыбался Туркин, – когда в следующий раз будешь по телефону с Генеральным директором Лензолота разговаривать, слухай внимательно, каким голосом он твою фамилию говорить будет…
Все дружно засмеялись. Абасов пытался как-то отшутится, но у него ничего не получилось. Он только рукой махнул.
– Потягайся с молодыми в красноречии, – сказал он, кивнув на Влада с Виктором. – Они тебя быстро за пояс заткнут.
– А что, и потягаюсь, – сощурил и без того узкие глаза Туркин. – И тема есть достойная… Меня, ребятки, все-таки очень интересует история таинственного исчезновения из кабинета вашего начальника пакета документов по закрытому Ольховскому руднику, как говорится, не за праздничным столом будет сказано: это не просто мое любопытство, а моя работа…
– Все понятно, – ничуть не смутившись, сказал Влад, – Федя, ну я снова повторю тебе то же самое, что я тебе уже сто раз говорил: давай я тебе восстановлю отчет о проверке рудника по буковке и сделаю новую расшифровку запроса, который мы делали в Лензолото по этому руднику. Ничего более добавить я не в силах. В конце концов, Федя, копия ответа Лензолота у тебя есть. Прикладывай к нему мой отчет, обосновываый свой криминал, добивайся создания новой комиссии, и находите на этом заброшенном Богом и людьми руднике то, что вы там хотите найти. Вот и все проблемы, Федя! – уверенно произнес Влад, потягивая брусничный морс из хрустального стакана и подмигивая Леночке.
– Ты, Влад, этот морс словно мою кровушку сосешь, давай лучше по рюмке водочки выпьем, – сменил тему Туркин.
Наконец, праздничный обед закончился, и Леночка с Владом, поблагодарив хозяев, вернулись к себе. Леночку утомило это застолье с постоянными, как ей казалось, двусмысленными разговорами и полунамеками на какие-то неизвестные ей обстоятельства. И вообще, она чувствовала себя у Абасовых несколько не в своей тарелке. Влад успокоил ее, сказав, что это от непривычки к новому уровню общения, обычное дело… Встречи с людьми другого круга по-первости всегда утомляют.
Они решили прогуляться перед сном по берегу Витима. Взяли с собой Норда, и вышли в блекнущий день. Они шли по каменистому берегу, вдыхая терпкий запах хвои и любуясь видом окутанных вечерней дымкой сопок.
– Через пару недель тайга зацветет, вот тогда ты ощутишь настоящий аромат ее шкуры. Между прочим, очень сексуальный дух весной от тайги исходит. Я читал где-то, что подобное бывает весной в березовом лесу, но тайга возбуждает гораздо сильнее, – сказал Влад.
– Сильнее всего возбуждает любовь, – вставила Леночка, – впрочем, даже эротические сцены, я не имею в виду всякие там «мурзилки» по видаку, а сцены из живой жизни.
И Леночка рассказала мужу, как она апрельским прохладным вечером гуляла в сквере возле московской квартиры и заметила на декоративной лавке без спинки влюбленную парочку, сидящую в странной позе. Сначала она очень удивилась, увидев, что из-под черной накидки у девицы выглядывают явно мужские ноги в ботинках и брюках. Но, подойдя ближе, увидела, что парень сидит на торце лавки, а она у него на коленях. Ее сапожки белели у парня за спиной. Накидка все скрывала, но по их подергиваниям Леночка догадалась, чем они заняты. Когда она с ними поравнялась, парень совсем втянул голову в плечи, и на лавке осталось теперь лишь одно четвероногое плавно вздымающееся и опускающееся существо с красивой женской головкой. Пройдя мимо них, Леночка оглянулась и встретилась глазами с девицей, издавшей в это время тихий стон. Через мгновение девица развела в стороны над головой парня свои изящные ручки и кокетливо улыбнулась, как бы давая понять: «Ну что же поделаешь, раз ему так хочется!». Леночка улыбнулась ей в ответ и пошла дальше с каким-то легким, светлым чувством на душе. Вроде бы и то и се, и пятое, и десятое, как говорится, а вот не было никакой пошлости в этом, а красота была. Вот что такое настоящая любовь.
Влад с любопытством выслушал рассказ Леночки и весело предложил:
– А давай и мы попробуем так?
– Ну что ты, любимый, здесь таких скамеек нет, как в Москве, а камни холодные.
– Нет, я хочу по-московски, – завелся Влад.
Он взял Леночку за руку и подвел к большому кубообразоному валуну с гладкой как у стола поверхностью. Бросил на валун свою куртку, и через мгновение Леночка уже сидела у него на коленях в той же позе, о которой только что рассказывала так красочно. Норд носился вокруг них кругами и заливисто лаял, топя их сладострастные стоны в своем собачьем восторге.
Вдруг она заметила, что на площадку портового крана, стоящего метрах в ста впереди, вышел парень и с любопытством стал наблюдать за ними. Леночка сделала ему приветственный жест руками, вскинув их высоко вверх над головой Влада. Парень в ответ поднял вверх большой палец, как бы сигналя: о’кей, молодцы, – и скрылся в башне крана.
– Кому это ты там знаки подаешь? – поинтересовался Влад.
– Нашей любви, дорогой, – игриво ответила она, натянув белые лосины. – Пошли скорее домой, я замерзла немножко, чаю хочу, – добавила, нарочито застучав зубами, – Бр-ры-ры, холодно.
Влад подхватил ее на руки и всю дорогу нес, словно сокровище, бережно и крепко прижимая к себе. Спустил жену на землю он лишь возле дома.
Потом был романтический ужин при свечах и под пение магнитолы, с шампанским и местными деликатесами, после чего они плескались в ванне, наполненной душистой импортной пенкой, были бесконечные поцелуи и восторги любви, и бесконечные разговоры и рассказы взахлеб, и снова поцелуи и восторги. И так долго-долго тянулась эта восхитительная ночь. Прижимаясь к мужу в постели и нежно водя пальчиком по его бороде, Леночка разговорилась о его друзьях:
– А Туркин твой, колоритный он тип, правда? Вид разбойника, голос как у девушки, да еще и гэбист полковник. Загадка.
– Верно заметила, яркий тип, – согласился Влад. – Но загадки в его облике нет. В этих краях люди обычных жизненных игр не придерживаются и масок не носят. У каждого на лице его сущность проступает. Здесь свои правила. Закон – тайга, медведь – хозяин, вот и все заповеди здешние. Реакции довольно прямолинейные. Ты заметила, как Туркин с лица сменился, когда разговор о женщинах зашел? Это Абасов против него запрещенный прием применил.
Влад крепко прижал к себе Леночку и потерся бородой о ее раскрасневшееся возбужденное личико.
