Ольга Александровна Коренева
В барханах песочных часов
Дома он никого не обнаружил. «Ветка в баньке, дочки на улице гуляют, это и к лучшему», – решил он, чувствуя себя все более уверенно.
Он сел за компьютер, перекрестился на озолоченную икону Святого Николая и вывел на принтер документы с отчетом и расчетами Влада по Ольховскому руднику. Только под ними уже стояла фамилия Кравцова.
Затем позвонил Виктору, и через несколько минут тот сидел напротив него и внимательно слушал распоряжения босса.
– Просмотри дома еще раз все документы, чтобы не заплавать ни в чем, палки-колеса, такой шанс! – не мог успокоиться Абасов.
Виктор забрал пакет документов и ушел в свою квартиру. Но через четверть часа он по- звонил боссу и в недоумении спросил:
– Ты что мне подсунул, Иваныч? Что это за филькина грамота?
Обескураженный Абасов срочно вызвал его к себе опять. Заглянув в бумаги, он зарычал будто раненный зверь:
– Как это могло случиться, палки-колеса! Что с компьютером? Я же сам вводил информацию и точно помню, что все цифры были…
Абасов, словно не веря глазам своим, вновь и вновь перебирал листы, где вместо цифр зияли пустоты, а кое-где стоявшие числа были немыслимой величины.
– Ебаная электроника! – заорал он на компьютер, – я тебя сейчас в окно вышвырну, палки-колеса!
Виктор невозмутимо переждал истерику и спросил:
– Значит, ты говоришь, что цифры ты сам вводил, стало быть, они здесь были?
– Да, палки-колеса, должны были быть, – уже с каким-то страхом взглянув на монитор, подтвердил Абасов.
– Ничего, сейчас поищем, – Кравцов переместился в компьютерное кресло и, схватив мышку, лихорадочно защелкал по значкам. Он вывернул наизнанку «мусорный ящик», но и там документа не оказалось.
– Так-так… – задумчиво бормотал он, – вывод один: если цифры были, значит кто-то их вымарал.
– Что ты говоришь, палки-колеса, ведь код знал только я один… Это что-то с компьютером. Подвела техника, палки-колеса… Ладно, что теперь… сегодня вечером надо лететь в Читу. Давай думать что делать…
– Надо, Иваныч, просить Влада, чтобы брал документы и по дороге к Чите восстанавливал. Черновики-то у него наверняка остались.
– Палки-колеса, как я не хотел этого, эхе-хе, как не хотел, но деваться некуда.
Влад был еще на руднике, когда Абасов, связавшись с ним по телефону, объяснил суть дела и попросил слетать в Читу, после чего пообещал отпустить на все четыре стороны, так как все подписи будут Кравцова, и от Влада более ничего не потребуется в этом деле и ответственности, естественно, никакой. Так что он со спокойной душой сможет предаться беззаботной жизни и утехам с молодой женой, чего ему, Абасову, за грехи тяжкие не видать в этом мире, как собственных ушей.
Влад согласился. Такой вариант его тоже вполне устраивал со всех сторон, кроме одной, о которой он по телефону Абасову не стал говорить. Владу стало жаль этого дурня Виктора, который так легко согласился на предложение босса. И вообще, с Виктором связывала его если не дружба, то настоящие мужские отношения на протяжении многих лет. Однажды на зимней охоте в тайге Виктор буквально спас Владу жизнь. Не успели отойти от зимовья и на полтора километра, как Влад провалился сквозь тонкий лед в какое-то черт знает почему не замерзшее наглухо озерцо, к тому же вывихнул правую ногу и поранил об острые края льда другую. Виктор оказался настоящим охотником и мужественным парнем: рискуя сам последовать за Владом, он на животе подобрался к стоящему по пояс в воде товарищу и, напрягая все силы, вытянул его на лед. Хотя зима только началась, мороз стоял градусов двадцать. О том, чтобы развести костер, нечего было и думать: Влад за это время превратился бы в ледышку. Виктор принял радикальные меры: мигом сорвал с друга всю одежду и напялил на него свою, оставшись лишь в теплом нательном белье и шерстяных носках. Потом надел на себя обледенелые уже валенки Влада и его заиндевевший свитер, обмотал голову шарфом, и тянул его за собой на веревке до зимовья. Благо было недалеко. Влад помогал Виктору изо всех сил, напрягаясь и переставляя больные ноги. Страшно подумать, что было бы, выпади к тому времени уже настоящий глубокий снег. В зимовье Виктор заставил его выпить стакан спирта, и долго растирал медвежьим жиром в смеси с медом. После того случая Кравцов ни разу не намекнул, что Влад ему чем-то обязан.
Человек, у которого в кармане всегда приличная сумма денег, гораздо меньше подвержен давлению со стороны таких своих «недругов», как время и пространство. Сколько добрых начинаний погибло из-за нехватки времени и распылилось по необъятному пространству нашей планеты, необъятному для нас, конечно. Но деньги частично компенсируют этот космический дефицит возможностей человеку, имеющему их в большом количестве. Видимо за это их свойство пространство и время, а короче говоря, Бог, презирает деньги и блага, связанные с ними.
Влад не был верующим человеком, поэтому никаких угрызений совести на этот счет не испытывал. Он попросил Абасова передать Виктору, что завтра будет ждать его в Чите в гостинице «Забайкалье», и там они обо всем поговорят. Потом позвонил жене, что будет через пару дней, и маханул в аэропорт прямо с работы. Часов в десять вечера он уже был в Чите. Кое-как через знакомого добыл номер на двоих, потому что гостиница была битком набита китайцами.
– На какую они добычу слетелись на сей раз? – спросил Влад администраторшу.
– На солдатские шинели, – серьезно ответила девушка, – наши военные им по дешевке продают шинели, а китайцы перепродают их монголам, которые делают из них классные юрты.
– Все понятно, – улыбнулся Влад, – а наши потом по дешевке скупают у них юрты и кроят классные шинели.
В этот миг лицо девушки исказилось от ужаса, и Влад, поняв, что за его спиной какая-то опасность, резко шагнул в сторону. Мимо грузно пронесся массивный тюк и врезался в парадные двери гостиницы. Следом по лестнице покатились другие мешки с шинелями. Таким образом китайцы спускали со второго этажа гостиницы добычу.
Влад старался не думать о завтрашнем дне, о предстоящем серьезном разговоре с Виктором, чтобы не распыляться. У него была спасительная привычка перед каждым важным делом отвлекаться на всякую ерунду. Это сохраняло ему массу энергии. На сей раз он тоже воспользовался проверенным способом: перед сном размышлял о изобретательности китайцев, о неприхотливых монголах и щедрых русских. Сделав идиотский вывод, что в России столько шинелей, что над Монголией можно одну большую юрту сделать, Влад блаженно улыбнулся, но это было уже во сне.
Утром он решил прогуляться по городу. Лавируя меж тюками и торговцами, пробрался на улицу. В Чите он был несколько раз и успел полюбить этот город, затиснутый между огромными сопками и дремучими легендами о всяких драмах, связанных с золотом, мехами и мускусной железой кабарги, которая полностью излечивает импотенцию и потому дороже золота. Чита видала на своем веку немало стервятников, прилетающих сюда за легкой добычей и оставляющих здесь собственную жизнь без могилы и без памяти. Странный город: в любое время года здесь живет осень. В сухом шуршании листьев слышится слово «чита». Владу жаль было эту местность, может, потому, что сам он был детдомовцем и даже в городах чувствовал это сиротство. А может, ему показалось, что сюда приезжают лишь за тем, чтобы что-то урвать и отчалить? .
Когда вернулся с прогулки, Виктор ожидал его в номере.
Влад вытащил из дипломата черновики своих расчетов по Ольховскому руднику и быстро вписал на место таинственно исчезнувшие цифры.
– С компьютером босса что-то творится, – заметил Виктор, – подставил хозяина.
– Компьютер здесь не при чем, – отозвался Влад, – это с боссом что-то творится. Сам ввергается в «дохлое» дело, и других за собой тянет. Крепко он, Витя, тебя подсек… За все будешь теперь ты расписываться.
– Не за все, Влад, – попытался возразить Виктор, – он за свое, а я за свое.
– Ты что, Витя, на крючке у него, раз идешь на такое? – спросил Влад, заглянув в глаза друга.
– Я на крючке у своей скудной жизни, Влад. Хочу пожить по-человечески. Есть шанс…
– У тебя есть только шанс его подельником стать и в тюрьму попасть, – резко возразил Влад, – ты что, слепой? Не видишь, он уже и Туркина прибрал к рукам, как ему кажется. Я не уверен, что Туркина можно купить… Представляешь тогда, какой расклад получается?
Виктор отошел к окну, закурил и решительно сказал:
– Вот что, дорогой мой Влад, я тебе очень благодарен за такую обо мне заботу, но дай мне возможность самому решать, что мне делать. Тем более, кроме советов ты мне предложить ничего не можешь…
– Почему не могу? – оживился Влад, и с жаром принялся объяснять, как можно на тормозах спустить это «дохлое» дело.
Его план был прост и гениален: дело с Ольховским рудником придать огласке, и конец. Провернуть через Московских журналистов, которым только подавай такие штучки. Статья, вышедшая в центральной прессе, имеет колоссальную взрывную силу, пока, конечно, у власти стоят коммунисты. Но так как дело идет к тому, что коммунистов скоро сметут, то надо торопиться. Влад даже, для пущей важности, похвастался Виктору, что знаменитый журналист Трошин – это его тесть.
К его удивлению, реакция друга оказалась непредсказуемой. Он попросил Влада не предпринимать никаких действий, которые могли бы сорвать планы Абасова в отношении золотой жилы лично ради него, хотя бы в благодарность за то, что он, Виктор, однажды спас ему жизнь…
Когда Виктор напомнил даже об этом, Влад впал в полную растерянность. Мысли смешались. С одной стороны, ему жаль было этого парня, который в случае провала пойдет на закланье вместо него, а с другой стороны уж не совсем вместо него: Туркин-то в курсе, кто в действительности делал расчеты и брал пробы…
– Ладно, Виктор, мы с тобой ни из-за денег, ни из-за девок никогда не ссорились, так что не будем нарушать традицию. Не беспокойся, я не вставлю вам палки в колеса, хотя шеф очень любит эту поговорку. Я сразу же по возвращению подам на увольнение и умотаю в Москву. Надоело… поживу ветерком над рощей, как говорят поэты… Но ты, брат, знай, что в случае чего можешь всегда рассчитывать на мою поддержку.
Влад сделал, как обещал: они с Виктором представили на комиссию хорошо аргументированные и подкрепленные дельными расчетами технологические и экономические обоснования частичного использования остановленного рудника для добычи попутных золоту полезных ископаемых: «добро» было получено, и они вернулись в Бодайбо.
Глава 18
Абасов встревожился, когда Кравцов отчитался за командировку в Читу. Собственно, встревожил его лишь разговор Виктора с Владом. Обещание Французова молчать не утешало. Пугало то, что в прессу в любой миг все же могут просочиться факты об Ольховском. Хреново, – думал он, – что Владу закралась мысль о двойной игре мента.
Он не стал делиться своими опасениями с Виктором, лишь посетовал, что инвесторы, пожалуй, откажутся сотрудничать, ведь обстановочка в стране напрягает.
Проводив Кравцова, он позвонил Акулину и спросил, готово ли то, о чем просил. Тот подтвердил, и Абасов решил ехать к нему сейчас же.
Банщик хоть и показался Леночке номенклатурным типом, на самом деле был всего лишь прапорщиком, одним из тех типичных представителей русской армии, которые так срослись с ней, что давно уже не различали, где свое барахлишко, где армейское. Видимо, это никак не отражается на боеспособности русского воинства в целом. Если взять в историческом плане, то побед выходит намного больше, чем поражений. Хотя постоянно не хватало то того, то другого. Можно сказать, что воришки даже в какой-то мере стимулировали боевой дух русской армии. Ясное дело, доведенный до отчаяния солдатик воюет гораздо свирепее, чем благополучный, экипированный с избытком неприятель. Акулин все это четко себе представил однажды, прикинул так и эдак и пришел к выводу, что пользоваться имуществом и другими материальными ценностями армии – это есть просто его армейский долг. От этого лучше не только армии, ему лично и окружающему обществу, но даже и предполагаемому противнику, к примеру тем же американцам.
Акулин хорошо знал, что если бы во время Карибского кризиса Хрущеву не доложили, что наши ракетные точки в таком состоянии, что никто уверенно сказать не может, взлетят ли ракеты в случае чего или нет, то неизвестно еще, чем бы все кончилось… Во-первых, оборудование разворовывалось в течении всего послевоенного периода. Во-вторых, спирт, отпускаемый на протирку пусковой аппаратуры, выпивался систематически и, собственно, ничего не разу не протиралось. В-третьих, было большое подозрение, что пропали и планы дислокации наших ракетных точек. Ну какой дурак, зная все это, будет духариться. Не стал и Хрущев. Вот и миновали третью мировую. Все не так просто…
А то, что Акулин стал производить впечатление представителя номенклатуры, так это естественный процесс: результат постоянного общения с большим городским начальством. Все через его баньку прошли. Кому солдатиков надо на помощь отправить, кому машины пожарные – огород пролить как следует. Да мало ли чем еще может пригодиться воинское подразделение достойному обществу. Вплоть до решения сексуальных проблем. Солдат – самая идеальная форма услуг. Приказ сначала исполняется, а потом, если ему охота, солдат может его обсудить с боевыми друзьями.
Рассуждая на эту тему, банщик любил иногда посидеть, попыхивая сигареткой, в своем зимнем саду под пальмой с глухарями, либо под сосенкой с крокодильчиком. За этой сосенкой была дверь в его неофициальный кабинет, куда он и провел сейчас Абасова.
– Ну, Леонид Иваныч, о чем мечтаем? – спросил он мягко, исключительно чтоб поддержать общение.
Но хмурый Абасов громко и на полном серьезе заявил:
– Мечтаю, Евдокимушка, на месте моего рудника твою пожарную часть дислоцировать. Вот тогда бы мы с тобой жили, как у Христа за пазухой!
– Надо подумать, – в тон ему ввернул Акулин. – А что, армия это прежде всего порядок, и кроме дела никакой тебе болтовни и нервотрепки.
Абасов развалился в массивном мягком кресле, стряхнул с ног туфли, и налил себе коньяку.
– Ну показывай, что у тебя получилось? – отхлебнув из рюмки, буркнул он.
– Получилось только то, чему надо было получиться, и не более того.
Акулин и выложил на низкий столик стопку фотографий размером с печатный лист.
– Так, посмотрим… посмотрим, – бормотнул Абасов. – Да, ничего у этой Леночки фигурка. У Влада губа не дура… Вот, а это то что нам надо, – оживился он, взяв из стопки очередное фото. – Молодец, Евдокимушка, натурально вышло, палки-колеса, у меня аж встал. Ух, стерва, хороша, палки-колеса! – похвалил он Акулина.
Фотография действительно, с точки зрения порнографии, была удачной: на ней Леночка, жена Влада Французова, совершенно обнаженная, изящно нагнулась, держась за поручни спуска к бассейну, ее полный округлый зад маняще вздымался над прогнувшейся узкой талией, распущенные волосы свисали светлым водопадом, в то же время не закрывая пышную грудь с торчащими сосками. Леночка кокетливо любовалась своим отражением в настенном зеркале. Рядом с ее розовым задом торчал огромный возбужденный мужской член. Парень атлетического сложения, стоявший сзади Леночки, оглядываясь на фотографа, плотоядно улыбался, предвкушая момент, который должен был произойти через секунду.
– Отлично, отлично – повторял довольный Абасов. – И этих тоже трахнул? – удивленно сказал он, рассматривая следующую фотку. – Это же Надя, жена Виктора моего, а это подружка Валя. Ну ничего, и эти пригодятся…
Вдруг он неприятно, как от зубной боли, искривил рот и, отбрасывая очередную фотографию в сторону, буркнул:
– Сколько тебя просить, Евдокимушка, не снимай больше мою проблядь, она уже осточертела, да у меня еще старых фоток навалом.
– Ой, извини, Леонид Иваныч, увлекся. А может, когда и эта сгодится… – засуетился Акулин. – Между прочим, Леонид Иваныч, мои солдатики по второму разу ни за какие удовольствия не соглашаются на такую работу со змеями, то есть с растениями… черт их знает что это вообще за твари. Я мимо них ходить боюсь, – кивнул Акулин на змеевидные жесткие листья, торчащие из горшков на подоконнике.
– Что, новобранцев нет? – недовольно проворчал Абасов.
– Где ж я для нее новобранцев каждую неделю возьму?! У меня не военкомат…
– Да черт с ней, Евдокимушка, – оборвал его Абасов, – обойдется тем, что есть. Ты мне вот что, моего мента Туркина сведи с какой-нибудь сановной блядью, желательно, конечно, с женой какого-нибудь райкомовского деятеля, палки-колеса.
– Раз надо, значит, так и сделаем, – с готовностью согласился Акулин.
Абасов спрятал в дипломат фотографии, выложил из него на столик несколько пачек денег в крупных купюрах и добавил, отечески похлопав Акулина по плечу:
– Ко дню рождения я тебе, Евдокимушка, иномарку подарю. Только скажи, какая тебе больше по душе? Что эта «Волга» твоя! Консервная банка.
– Спасибо, отец родной, Леонид Иваныч! – благодарно зажмурился Акулин, – но, истинный господь, не надо мне иномарку, ни к чему она мне. Не люблю внимание привлекать особое к своей персоне, ни к чему это, отец родной.
– Ну как скажешь, тебе видней.
На следующий день Влад зашел в кабинет к Абасову и бросил на стол заявление об уходе. Босс махнул рукой на кресло:
– Присаживайся.
Заявление в несколько строк он читал слишком долго. Затем отложил бумагу в сторону.
– Жалко расставаться со старыми испытанными товарищами, но ты правильно, Влад, решил. С золотом надо вовремя рвать, пока оно тебе еще дает по земле самостоятельно передвигаться. А я вот уже от него отяжелел, мне уже с места не сдвинуться… Да, палки-колеса, одно удовольствие у меня осталось в жизни: на охоту сходить да в баньке с девками попариться. Девка у тебя хорошая, но смотри за ней в оба, а то уведет кто-нибудь пофартовее тебя…
Влада стал раздражать этот никчемный разговор:
– Слушай, Иваныч, хватит тебе картину гнать. Говори прямо, чего тебе еще от меня надо.
– Ты не обижайся, Влад, но я для твоей же пользы это сделал, хотя и для своей, конечно, тоже… Береженного бог бережет, палки-колеса…
– Что ты еще придумал? – насторожился Влад.
– А что тут придумывать, палки-колеса, жизнь, Влад, самый лучший придумщик, и если уж она что-нибудь придумает, то это лучше всякого кино.
С этими словами он выложил перед изумленным Владом несколько порнографических снимков с Леночкой в бане.
Влад долго рассматривал первую фотку, потом взял со стола остальные и сунул в дипломат.
– Вот такие дела, палки-колеса, – вздохнул босс, – кто не был молод, тот не был глуп, как говорится. Но лучше, когда это к тебе не относится…
Влад молча закурил. Удар был потрясающий, и он не мог собраться с мыслями.
Наконец, выдавил:
– Я отдам на экспертизу, если это коллаж… мы продолжим разговор…
– А если, палки-колеса, это настоящие? – взволновано заговорил Абасов.
– Этого не может быть! Зачем ты это сделал? – Влад ненавидяще уставился на босса. – Говори, зачем тебе понадобилось меня шантажировать, я ведь вышел из игры чистый?
– Береженого Бог бережет, Влад, – после некоторой паузы начал Абасов. – Но клянусь, эти снимки попали ко мне случайно. Кстати, мы с тобой товарищи, так сказать, по несчастью…
Он достал из стола еще одну стопку фотографий, и бросил их перед Владом на стол. Это были снимки с Виолеттой и солдатом.
В голове Влада опять все пошло кругом.
– Видал, палки-колеса, а ты говоришь, Абасов своего старого друга шантажировать вздумал. Обижаешь, Влад. Возьми и эти заодно, я тоже хочу удостовериться в их подлинности. Но… ты меня прости, конечно, дело с золотой жилой нешуточное, и уж в случае подлинности этих снимков этот крючочек на тебя я буду хранить. Береженого Бог бережет, – добавил он, перекрестясь на воздух.
– Подпиши заявление, – сказал Влад, указав на листок.
– Конечно, дорогой мой, конечно, – трагически произнес босс и черкнул подпись. – А, прости меня, Елена твоя что, родная дочка того журналиста Трошина? – как бы невзначай спросил, протягивая листок.
– Какая тебе разница, чья она дочь, – резко ответил Влад.
– Ну, извини, брат, извини, – вздохнул Абасов.
Влад словно захмелел от горя и обиды. Пошатываясь, вышел он из кабинета. Кое-как добрел до проходной, сел в свою «Ниву» и замер. Долго не трогался с места. Курил одну за одной сигареты. Сейчас он не владел собой. «А что, если не коллаж? – мелькнувшая мысль потянула за собой целый ряд подозрительных обстоятельств, которые оправдывали появление этих снимков, но он вдруг вновь брал себя в руки и верил Леночке. – Она же готовится стать матерью моего ребенка, материально на сто лет вперед я ее обеспечил, в сексуальном плане у нас все о’кей… Нет, никаких поводов быть не могло!» Но тут он вспомнил, что в гостинице в Чите, листая свежий номер журнала «Работница», он наткнулся на репродукции картин московского художника. Одна его очень заинтересовала. На ней была изображена девушка в просторной огненной тоге, бьющейся по ветру, и с такими же яркими, словно отсветы пожара, длинными волосами. Картина называлась «Саламандра». Он привез журнал домой, но забыл показать его Леночке. Сейчас, после того как в руках у него были такие снимки, эта информация с картиной представилась ему совсем в ином свете. Оказывается, она шлялась по мастерским московских художников, пока он в тайге торчал!
«А с чего ты взял, что она ангелочек? – говорил он себе, – и снял ты ее, собственно говоря, на улице. Москвичка из богемной семьи. Но нельзя же быть такой дурой! Нет, тут что-то не так…»
В муках ревности Влад доехал до дому, так и не решив, что ему делать в такой ситуации. С чего начать разговор с женой, и начинать ли его вообще?
Леночка встретила его как всегда радостно и ласково, словно кошка ластясь и мурлыча. Влад отстранил ее, сказав, что очень плохо себя чувствует. На самом деле каждое ее движение было для него прикосновением к открытой ране. Она почувствовала, что муж не в себе, и не стала докучать вопросами, а пошла накрывать на стол.
– Я сегодня яблочный пирог испекла, – крикнула она из кухни.
– Очень хорошо, – буркнул Влад. Налил себе коньяку, выпил. Поковырялся в котлете и отдал ее Норду, потом то же самое проделал с куском яблочного пирога. Есть ему не хотелось…
– Миленький, я чувствую, что с тобой случилась какая-то неприятность , – не выдержала Леночка. – Скажи, это связано с Ольховским рудником?
– В какой-то мере моя головная боль связана с этим чертовым рудником. Пора менять профессию. Например, в художники пойти. Я в детстве неплохо рисовал кошек, лошадок, птичек разных… А у тебя друзья-художники есть в Москве? – закончил Влад свою витиеватую фразу неожиданным вопросом.
Она обрадовалась, что хоть какой-то разговор завязался:
– Конечно, есть, ты знаешь же, моя подружка художница, ну помнишь, Пончик, Лариска. Она классные сюрные картины рисует. У Янки все обои в квартире изрисовала. Хохма!
– Стало быть, я тебе сделаю неожиданный приятный подарок, – сказал Влад, поднимаясь из-за стола. Он сходил в свой кабинет и принес журнал «Работница».
Леночка с любопытством разглядывала картину.
– Вот здорово! – в полном восторге вскричала она. – Надо же, тоже Саламандра, и даже на меня чуть-чуть похожа!
– Да нет, похожа капитально, – сварливым тоном возразил Влад, – один к одному… с натуры рисовал…
– С какой еще натуры? – насторожилась Леночка. – Ты что, приревновал меня к этой картинке? О, мой Отелло!
– Прекрати кривляться, крошка, – грубо оборвал Влад, – лучше ответь мне, кто такой этот Павел Кирной?
Неожиданно резкий тон мужа так ошарашил, что она выронила журнал.
– Что, боишься? – сорвался он. – Испугалась, что бить буду? Да? Говори, испугалась?
Совершенно растерявшись, Леночка смотрела на него широко распахнутыми, полными слез глазами, и не могла выговорить ни слова, лишь отрицательно мотала головой.
– Я понял, что тебе нравится позировать, и не только художникам, но и перед фотокамерой, – продолжал Влад, злясь все больше и чувствуя, что не может остановиться. – Кто этот парень, который с вами в баньке Акулина был? Мне рассказали, что там у вас творилось…
– Господи, так ты об этом? – оживилась она, – я тебе специально ничего про этого солдата не рассказывала, чтобы тебя не расстраивать. Он с Виолеттой вперед нас в баню зашел, а что они там делали, я не знаю.
– С Виолеттой? – злорадно улыбаясь, наседал Влад, – а ты разве с ним не общалась в бане?
– Нет, конечно, я что, дура? Кто тебе об этом сказал? – вдруг посерьезнев и о чем-то догадавшись, спросила Леночка. – Я чувствую, тебе что-то плохое обо мне наговорили. Так ведь, признайся?
Влад с любопытством вглядывался в глаза жены, в совершенно чистые и открытые, не умеющие лгать глаза. «Неужели женщины так вот могут? После всего, что произошло, еще глядеть мужу в глаза так непорочно… Потрясающий случай!» – подумал он, и голова его вновь пошла кругом. «А если коллаж?! – спохватился вдруг, – лучше пока обождать с разборами, а то потом не помиримся».
– Да, крошка, мне о тебе сказали одну нехорошую вещь, но я ее должен сначала проверить. Извини меня за резкий тон. Нервы стали пошаливать.
– Почему ты хочешь выяснять с кем-то, а не со мной? – плача, промямлила Леночка. – Я же тебя люблю и ни в чем перед тобой не виновата, а ты хочешь, чтобы кто-то сказал тебе обо мне за меня.
Влад вновь уперся в нее долгим изучающим взглядом, и наконец произнес:
– Не плачь, крошка, завтра ты сама поймешь, что так было надо и по другому я поступить просто не мог. А сейчас погуляй, пожалуйста, с собакой, а я должен поработать за письменным столом. Не сердись, крошка, завтра ты действительно многое поймешь. Ступай.
Влад через силу улыбнулся ей и ушел в свой кабинет.
Совершенно убитая, пошла она на берег реки с Нордом. Мысли одна горестнее другой роились в ее головке.
Она понимала, что кто-то возвел на нее напраслину, и все связано каким-то образом с банькой Акулина. Но ведь вместе с ней, кроме Виолетты, там неотлучно находились Надя с Валей. Они это могут подтвердить… «Господи, почему я должна оправдываться? Я же ни в чем не виновата перед Владом», – метались мысли. – «Сегодня мы переступили черту, за которую переступать нельзя. Влад не верит мне, говорит в оскорбительном тоне… Что-то собрался выяснять… Вот и вся любовь… Стоило только чуть ветерку грязному подуть, как все доброе словно ураганом унесло».
Леночка гуляла так долго, что даже Норд забеспокоился и начал проситься домой. Собака тоже почувствовала, что в доме сегодня вечером ходит что-то тревожное, нехорошее.
Больше она решила ни о чем с Владом не говорить. Пусть выясняет то, что его интересует! Она не могла себе представить, что может быть потом, но мерзкий страх уже рвал на части наивную душу, еще не знавшую боли от любимого человека.
«А люблю ли я его?» – вдруг подумала она. – «Похоже, что это и не любовь вовсе. Со мной уже было нечто похожее, да вот хотя бы с Оскаром, те же ощущения поначалу, дурацкая влюбленность. Увлечение. Хорошо еще, что не так далеко зашло, могла бы замуж выскочить за Оскара, будь мы тогда постарше. Ужас! А теперь, так глупо оказаться женой Влада, просто из-за обычного увлечения. Как можно всерьез любить его, он глуп, и потом, для него всякие бредовые идеи, «золотые формулы», весь его противный мир с Виолеттой и Абасовым важнее меня и будущего ребенка! Что мы для него?»
От горечи и обиды она тихонько застонала. Норд недоуменно оглянулся на хозяйку.
Впервые она пожалела, что вышла замуж. Ведь как хорошо было дома, с мамой и папой, по соседству – веселые бесшабашные Янка и Пончик, в соседних домах – бывшие одноклассники, с ними она сталкивалась в московской толчее чуть не каждый день, в двух часах езды на электричке – милая заботливая тетя Нина в чудесном городе Твери… А здесь холодно, неуютно, чуждо, и так далеко от дома! Здесь как на другой планете, совсем иной мир, непонятный и ненужный ей, ненужный! Поначалу интересно было, все интересно, муж, Сибирь как приключение, круиз. Но оказалось, что круиза-то нет! Ее надули! Она стала пешкой в чужой игре, разменной монетой! Как страшно все! И непонятно! За спиной творится неведомое что-то, а виноватой получается она, неизвестно за что, и Влад глядит на нее в ярости, но ничего не хочет объяснять. Ужас!
Она почувствовала, как злой холод вползает в душу скользкой змеей и сворачивается противным клубочком, вытесняя человечьи эмоции. «Ладно, перетерпим, что ж, поиграем в любовь», – подумалось как-то само собой. – «Чего уж теперь терять? Невинность девичью? Так с ней я давно рассталась в угоду Владу, пусть он ей подавится…»
Влад тем временем сидел за письменным столом и чиркал карандашом на листке бумаги бессмысленные закорючины. Как всегда в минуты крайнего расстройства. Своего рода стенография чувств. Его мысли крутились возле одного: коллаж или подлинник?
После разговора с Леночкой в нем зародилась какая-то надежда. Слишком искренне и открыто вела она себя. Не могла же она, в конце концов, в неполных девятнадцать стать такой прожженной шлюхой, что и пробу ставить негде. Артистических данных он в ней что-то не замечал. Притворяться она, вроде, не умела. Но ведь Абасов отдал ему компромат и против себя самого. Вот это совсем непонятно… Собственно, Виолетта в роли хранительницы чести своего мужа никогда и не пребывала, насколько Владу было известно. Слухи о ее необузданной распущенности давно перестали кого-то удивлять в городе. Но одно дело слухи, а другое… А вообще-то, какой Виолетта компромат, когда и так все знают, что она такая и есть…
Владу показался подозрительным вопрос Абасова о Трошине. Это имя возникло впервые здесь во время его разговора с Виктором в Чите, в связи с возможностью напечатать статью о руднике в центральной газете. Но опять же, зачем надо было Виктору передавать их разговор шефу с такими подробностями?
Влад мучился, потому что не знал того, что уже выяснил Туркин: Виктор Кравцов вместе со своим отцом, замаскированным под именем Томаса Уиллингтона, более самого Абасова был заинтересован в этом темном деле с рудником. Он и спровоцировал Французова на проверку этого рудника. Но ничего не знающий об этом Влад продирался к истине сквозь дремучий лес противоречий. Наконец, тяжелые мысли окончательно его измотали, и он почувствовал острую необходимость приласкать и пожалеть жену, которая сидела в соседней комнате тихо, как мышь, и наверняка обливалась слезами.
Ему стало не по себе из-за такой своей несдержанности, и он заранее готов был просить у Леночки прощения за грубость и грязные подозрения. Мелькнула даже мысль простить ее, если эти фотки окажутся все же подлинными. «Молодая дуреха. Крыша поехала. Время пройдет, все забудется. Все-таки она ждет от меня ребенка». Представив себя этаким великодушным, Влад даже заулыбался, настроение стало резко улучшаться.
