Ольга Александровна Коренева
В барханах песочных часов
Глава никакая – четрые
Дневники Яны
“…И пришел новорожденный свет,
И крестил он Белого Ангела,
Ангела с пушистой головой…
Это был сугроб…
Ого, я становлюсь поэтессой, – подумала я и вылезла из сугроба. Вокруг меня кипела битва. Мои чернокожие ангелы мочили людей Ёхомбы. У меня болело правое плечо, видимо вывих, и ощущался синяк под глазом. Кто-то прямой наводкой направил меня в сугроб, это последнее, что я запомнила перед тем, как вырубиться. Башка была чугунная, но боевого пыла я не утеряла. Драться умею с детства, в этом я азартная, да и у Старика меня в свое время в этом поднатаскали, дзюдо-айкидо всякое, ушу, и просто смесь приемов. Это сейчас пригодилось. Всегда надо уметь за себя постоять современной женщине, чтоб не быть убитой или изнасилованной. Мои новые друзья тоже классно дрались, я это тут же оценила. Прямо на глазах Говард провел отличный перехват на коренастом бритом парне. Тот упал, тяжело охнув, и судорожно ловил ртом воздух. На Джона бросился сзади мощный толстяк в кожанке и мгновенно завалил его. Просто Джон неудачно провел переброс, толстяк успел вскочить на ноги, а Джон грохнулся навзничь, но успел двинуть напавшего ногой в пах, тот согнулся и тут же получил каблуком в челюсть. Джон вцепился в его руку, дернул, захватил ногой его плечо, прогнулся и так сдавил плечевой сустав, что мощняга в кожанке взвыл от нестерпимой боли. Тут я рванулась в бой, но кто-то отстранил меня, и голос Ромгура скомандовал:
– Быстро в машину. Ну!
Сугробы, переулок, драка, дома рванулись и откатились назад. На развороте я заметила два авто ФСБ. За рулем первого был Туркин. Боже, он увидит меня с синяком, всю измордованную! Я мигом сползла вниз, под сиденье ромгуровой тачки, это так органично у меня вышло, сама удивилась. Федор меня не приметил. Вскоре мы выехали на кольцевую. Я молчала и никак не могла отдышаться. Да еще озноб бил. Нервишки.
– Загадочная ты девушка, – нарушил молчанье Ромгур. – И неожиданная.
– Женщина, – поправила я его, стуча зубами. – Какая те девушка.
Ромгур включил печку.
– Куда мы едем? – нервно вскрикнула я, очнувшись. Во мне вдруг все взбунтовалось.
Ромгур раскурил сигарету и протянул мне. Я схватила ее, глубоко затянулась.
– Мы едем ко мне на дачу, – успокоительным тоном произнес он. – Там нас никто не найдет, и мы сможем нормально побеседовать.
– О чем? – спросила я, снова затягиваясь.
– Да о чем хочешь. Об Индокитае, к примеру. Просто выпьем, попаримся в сауне, поболтаем, послушаем хорошую музыку. У меня прекрасный дом, большой трехэтажный особняк, с чудесной сауной из настоящего дуба с березовыми пологами. Тебе понравится.
– Останови, сейчас же останови машину! – заорала я, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнотворный комок неясного животного ужаса. Нехорошие предчувствия стали во мне подниматься, подсознание кричало: SOS…
– Это невозможно, – ответил Ромгур. – Мы почти у цели.
– У какой еще цели? Тормози, или я выскочу на ходу!
Я дернулась к дверце, и тут у меня все пошло кругом перед глазами. Сигарета оказалась слишком крепкая, или начинка ее была со спецэффектом, уж не знаю. Помню лишь, что состояние было как у младенца в колыбели, которого баюкают. Полностью уйдя в полузабытье, я бездумно глядела на длинную ленту шоссе, мчащуюся мне навстречу за лобовым стеклом, созерцала повороты, мелькание деревьев, редкие деревянные домики, козу или корову, мохнатую собаку на коротких лапах, тетку с коромыслом, снег, снег, снег…
– Ого, нас преследуют! – раздался удивленный возглас Ромгура. – Кто это?
– Наверно, Оскар, – вяло пробормотала я. – Ему я тоже звонила по мобильнику Говарда.
– Кому? – не понял Ромгур – Ну, тебе, Оскару, Федору… Еще кому-то…
Ромгур повернул ко мне свое смуглое длинное лицо, пристально вглядываясь в мои мысли, и в глубине его глаз полыхнула странная искристая дымка, на которую быстро наползало светящееся облачко. Я ни разу еще ничего подобного не видела.
– Люблю погоню, – глухо произнес он, отворачиваясь от меня и вперив взгляд в дорогу.
Он достал большую сигару с надписью по ободку “Лилит”, раскурил, и нажал на переключатель скоростей.
Машина рванула вперед так, что меня вжало в спинку кресла.
– Что у тебя, самолет, что ли? – вскрикнула я и вцепилась в подлокотники. – Сверхскоростная тачка.
Он молча усмехнулся. Пейзаж за окном замелькал каруселью. Это становилось забавно. Вдруг о стекло ударилась маленькая серенькая пташка и замертво отлетела под колеса. Кровавый размах повис перед глазами, Ромгур включил мойку, струйки воды и «дворники» замыли красный след, окно стало прозрачней воздуха. В этот миг мы резко свернули на неширокую дорогу, машину слегка занесло, но она тут же выровнялась. Меня так сильно качнуло вбок, что стукнулась о его плечо. Хохотнул, сказал:
– Держись крепче. Не спи.
И сбавил скорость. Мы въехали на большую тропу в лесу и неспешно покатили меж деревьев.
– Подъезжаем к моим владеньям, – осторожно произнес Ромгур.
Глава 17
И снова встреча с тетей Ниной – это как встреча с детством, буря воспоминаний, фейерверк нежности, все это буквально разрывало Леночку каждый раз! В этом доме ничего не изменилось. Тот же старомодный буфет с теми же вазочками и рюмками, немецкими фарфоровыми слониками и оленем-ночником. Книги на книжных полках стояли на своих прежних местах. Все такое милое, родное и уже чуть подзабытое обволакивало ласковой шалью особого чувства уюта и доброго семейного постоянства. В стране, объятой очередным пожаром роковых политических страстей, такой дом может показаться детским сном после дальней дороги.
Тетя Нина была счастлива. Целыми днями она возилась с Иришкой, готовила ей всякую вкусноту, водила на прогулку к шуршащей шугой Волге. Иному чувственному человеку могло бы показаться, что эта женщина вынуждена собирать осколочки своего собственного разбитого счастья, заменяя его любовью к своей родне. Ничего подобного! Тетя Нина жила полной гармоничной жизнью, любя и воспитывая детей своей родни как своих собственных.
Спокойная жизнь Леночки потрясалась только лишь телефонными звонками Янки, которая, как выяснилось, жить без нее долго не может. Звонила Янка почти всегда под хмельком и почти всегда среди ночи. На замечание Леночки она отвечала коротко, но убедительно:
– Саламандра, ты что, блин, не знаешь, что дружба понятие круглосуточное!
Янка заваливала ее московской информацией. Из ее сбивчивых и фрагментарных повествований Леночка узнавала о судьбе своих друзей. Оказывается, Боб во время штурма Белого дома находился в пресс-центре Верховного Совета и вместе с лидерами оппозиции угодил в Матросскую тишину. Вся Леночкина компания во главе с вождем папуасов Кирным носила Бобу передачки. Однажды в письме Боб написал странную фразу: “Друзья мои, жизнь в тюрьме была бы не так горька, если бы со мной была моя малютка…” Друзья, прочтя письмо, долго думали-гадали, какую малютку Божмеров имеет ввиду. Малолетних детишек у него вроде не было и не намечалось. В конце концов, Кирной вспомнил, что малюткой зовут Леночкин мобильник, благодаря которому она от горе-рекетиров спаслась. Кирному же поручили выпросить у Трошина эту малютку. Кирной знал, на что шел. Трошин и Божмеров во время штурма были в разных пресс-центрах, и могли случится всякие накладки. Но он решил, что времена “Тихого Дона”, как безысходности в человеческих отношениях, давно должны пройти. Решил и не ошибся. Во всяком случае, для Трошина эти времена точно прошли: он не только отдал Кирному телефон, но и посоветовал, как лучше спрятать, чтобы во время осмотра не обнаружили. Сделали просто: вырезали углубление в куске сыра, вложили туда мобильник, и заклеили универсальным водостойким клеем для обуви. Риск, конечно, был, потому что надзиратель проткнул сыр стальным заостренным штырем. Но совет Трошина поставить малютку ребром имел решающее значение: надзиратель промазал. По мобильнику Боб быстро вышел на связь со своими зарубежными коллегами, и через несколько месяцев его освободили с первой партией политзаключенных. Из тюрьмы Боб поехал сразу же к Трошиным. Пожил у них с недельку и укатил в Париж. О чем мужчины говорили, только Богу известно.
Карпов официально расписался с Бедной Лизой, и она теперь живет в его квартире. Совершенно неожиданным образом возникла любовь между Пончиком и Кирным, но со свадьбой они не торопятся, видимо, еще надеясь сохранить свою художническую свободу друг от друга, потому что другим людям она, естественно, на дух не нужна.
Сама Янка наконец-то подцепила серьезного иностранца, который на нее имеет виды. Какой-то американский японец, ниже ее на голову, но все равно – это почти реализация ее мечты о загранице.
Так безвыездно, пользуясь лишь информацией подруги, Леночка с дочуркой и дожила у тетки до зимы девяносто пятого…
Постоянные звонки Янки погружали ее в воспоминания. Это расцвечивало ее однообразную провинциальную жизнь. Долго гуляя с Иришкой по берегу Волги, Леночка заново перебирала в памяти все, что произошло с ней после детства. Фактически, ее детство затянулось до недетского уже, девического возраста, и даже после замужества она все еще оставалась ребенком, пока жестокие события не оглушили ее и не выбили из “эмбрионального” состояния. Теперь у нее было время все передумать заново, сделать некие выводы и кое-что понять. И любовь к “покойному” мужу – она почему-то чувствовала, что он жив, что он никогда не был даже на краю смерти и долго еще костлявая до него не доберется, – любовь ее к Владу поостыла. Теперь она к нему “дышала ровно”.
Перетряхивая в памяти прошлое, она подметила любопытную деталь: женский психотип в стране круто изменился. Произошла поразительная эмансипация: на примере своих подруг и приятельниц – Янки, Пончика, Виолетты, – она остро ощутила, насколько сильно и неотвратимо это явление. Прежняя скромная женщина-хозяйка, такая вот мышка, задавленная общественным и домашним трудом, почти повсеместно исчезла. На смену ей пришла боевая женщина-лидер с крутыми замашками полового ганстера. Эта женщина не нуждается в нежных семейных отношениях, она сама берет все, что ей надо, от жизни. Мужчину. Золото (любыми путями добывает, ни чем не брезгует и ни перед чем не останавливается, прет как танк, – такова Махорка, например). Бизнес… Судя по сообщениям в прессе и в эфире, женщин немало даже среди киллеров… Женщины-убийцы особенно безжалостны и циничны, в этом они далеко переплюнули мужчин. Да, перестройка круто перестроила «слабый» пол. Что за поколение родят такие матери?..
А ведь это Иришкины сверстники, с ними ей придется идти в ногу, она – одна из них…
От этой мысли Леночка поежилась. Какая судьба уготована ее дочери? Не угадать сейчас, нет…
Вместе с Бобом Божмеровым вдохнул воздух свободы и его бывший сокамерник Федор Туркин. Журналист очень помог ему, в заключении они стали почти друзьями. Освобождение шумно отмечали у Трошиных, и Федор подцепил красивую московскую деваху, которая забежала по- соседски за чем-то хозяйственным. Ее звали Янкой, и она так прилипла , что он не стал сопротивляться и отправился к ней. В душе Туркина все еще был траур по Гале-Махорке. Ему хотелось забыться, не растравливать свою боль, но он не мог… Даже чары этой заводной блондинки не могли развеять его горе…
Вновь перед мысленным взором его покачнулась тайга, вновь он примчался на звуки выстрелов. И увидел то, что долго пытался забыть – медленно оседающую на снег Галю, и рядом – Тайшета с ружьем. Они делили золото, и тот убрал сообщницу. Вне себя бросился Федор на Тайшета… Потом он сжег трупы, но не совсем. Не смог… Обуглившаяся, она лежала на черном снегу… Федор погрузил мешок с золотом на Орлика…
Думать об этом невыносимо больно. Потом долго не мог оправиться от удара, метался, места себе не находил. Сибирь – Москва, Москва – Бодайбо, Новосибирск – Москва – Белый Дом – Матросская Тишина…
Яна вскрикнула на нем и, сладко застонав, упала ему на грудь. Принялась осыпать поцелуями, нежно лепетала что-то. Федор обнял ее и прошептал:
– Успокойся, лошадка, спи. Ночь за окном.
Но она словно заводная извивалась на нем змеей, опутывая своими длинными волосами, целовала его глаза и брови. И Федор почувствовал, как отступает его внутренняя боль и мозг освобождается от тяжких мыслей… Янка словно спихнула с него нечто тяжелое. Он был ей благодарен за все, он улыбнулся уголками губ, она ответила счастливым смехом…
Поздно вечером в Тверь опять позвонила Янка и восторженно воскликнула:
– Саламандра, жизнь потрясает невероятными событиями! Про себя сейчас говорить не буду, но у тебя! Только не падай в обморок! Твой покойничек объявился, Влад! Он сейчас на своей московской квартире и просит, чтобы ты позвонила.
– А почему я ему должна звонить, а не он мне? – спросила Леночка.
– Ну, блин, ты даешь! – удивилась Янка. – Так говоришь, будто это не муж с того света явился, а Кирной из очередного запоя вышел и с тобой общнуться хочет. Ты даешь!
– Янка, что ты как маленькая? С какого того света? Ладно, я позвоню ему. Клади трубку. Пока.
Она сидела возле телефона и удивлялась собственному равнодушию. Никакой радости, разве что некоторое недоумение. Она набрала номер Влада и, услышав в трубке знакомый голос, вяло поприветствовала.
Влад замешкался с ответом и заговорил невпопад:
– Как дети? Как погода в Твери?
– С ребенком все нормально, погода обычная, – отозвалась она.
– Странный разговор у нас какой-то, – обиделся Влад. – Сто лет не виделись, а говорим словно чужие.
– Давай поговорим как родные, – согласилась Леночка.
Влад с минуту молчал, и вдруг решительно сказал:
– Крошка, нам надо увидеться. По телефону это, конечно, не разговор. Приезжайте завтра ко мне с дочкой. Нам есть о чем с тобой поговорить. О; кей?
– О; кей, – зевнула Леночка, – завтра во второй половине дня мы к тебе приедем. Пока.
Положив трубку, она подперла кулачками подбородок и попыталась сообразить, что же произошло и что надо делать в такой ситуации. Когда тетя Нина с Иришкой пришли с прогулки, Леночка сказала:
– Завтра нам с Иришкой придется уехать в Москву. Влад Французов объявился, хочет нас видеть.
– Господи, живой твой Влад! – всплеснула руками тетя Нина. – Какое чудо! Счастье-то, радость-то!
– А у меня что-то никакой радости нет, тетя Нина. Какое-то странное явление после странного исчезновения.
– Да что ты такое говоришь, миленькая моя? Разве так можно, Леночка, он же отец твоего ребенка!
– Мне кажется, тетя Нина, что я все сама сделала, – отмахнулась Леночка. – Да, зашибенный случай.
На следующий день тетка проводила племянницу с чадом на вокзал, и они отправились на «историческую встречу».
В электричке Леночка попыталась отыскать в своей душе положенные в таких случаях чувства, но тщетно. Кроме настороженности, никаких эмоций. Тогда она попробовала умозрительно разобраться в этой ситуации. А умозрительно получалось так:
Восторженная юная Леночка с банальной мечтой о принце терпит первое разочарование в любви к Оскару, и вскоре перед ней во всей мужественной и материальной красе предстает Влад. Потом время сжимается до предела: свадьба, беременность, Сибирь, криминальная история с золотоносной жилой, взрыв моторной лодки, на которой якобы находился Влад. Потом пространное письмо-завещание, годы одиночества, и вот раздается телефонный звонок Янки, возвестивший о продолжении казалось бы оборванной судьбой нити отношений между двумя людьми. Все это очень трудно назвать любовью, хотя и расчета явного со стороны Влада не видно. Но все выяснится при их встрече. Умозрительно выходило, что Леночка вела себя совершенно нормально, во всяком случае психологически оправданно.
Она и дальше решила держать себя с Владом так же: с любопытством. Да, она изменилась. Она независима от обстоятельств и не очень доверчива.
Уже перед самыми дверями Влада она спохватилась, что ничего не сказала Иришке, никак ее не подготовила к встрече с родным отцом. Но раз забыла об этом, стало быть, так и надо. Все шло как по продуманному сценарию, хотя ситуация была явно экспромтная.
– Привет, крошки! – воскликнул Влад, обнимая и целуя их поочередно. – Действительно, тысячу лет не видались. Прошу к столу.
Он помог им раздеться и провел в комнату, где был накрыт стол. Посреди стола красовался пышный букет живых роз. Все как прежде. Леночка отметила, что без бороды он вновь стал походить на того молодого мужчину, с которым она впервые встретилась когда-то на Арбате.
– А ты изменилась. Стала более женственной, и серьезной какой-то, – сказал он. – Но, я надеюсь, наша мама осталась все такой же доброй и непосредственной Саламандрой, как несколько лет назад? – спросил он, обращаясь к Иришке.
– Мама доблая, – пропищала малышка, прижимаясь к Леночке.
– О, мы уже говорить научились! – воскликнул Влад, и протянул ребенку коробочку, обтянутую бархатом. – Это золотые сережки с бриллиантами, мой подарок дочери, – пояснил он. – А это тебе.
Он вложил в ладони жены прозрачную шкатулочку с массивной золотой цепочкой и часиками-кулоном.
– Скажи папе спасибо, – попросила она дочку.
– Пасибо, – пролепетала Иришка без обращения.
– Ладно, будем считать, что в этом слове есть и благодарность к па.
Пока Влад болтал с дочерью, Леночка внимательно его разглядывала. Внешне почти не изменился, словно произошел образный скачок назад в прошлое. Ведь в последний раз она видела его с бородой в толстом свитере, а сейчас перед ней сидел мужчина, с которым она целовалась в “Арагви” под крики “горько”: дорогой костюм, белая рубашка пурпурного цвета, галстук с золотой иглой. Короткая стрижка подчеркивала кровную связь этого человека с новым временем. Возле правой руки на столе лежал мобильник типа Леночкиной малютки с изумрудно подсвеченной цифровой панелью. Но ничего родного по-прежнему она не могла в нем отыскать, почувствовать, предположить или даже намечтать.
– Можешь мне ничего не рассказывать, – успокоил ее Влад, – я все про тебя знаю. Как ты жила все эти годы. И про сына тоже знаю. Не волнуйся. Я тебя не осуждаю за такой поступок.
– А я и не волнуюсь, – просто ответила Леночка, – давай выпьем за встречу. А тебя бы я не отказалась послушать. Честно сказать, ничего о тебе не знаю, а может, и не знала никогда.
– Ну зачем же так сразу “никогда”, – картинно перебил ее Влад, поднимая свой бокал. – Я все сделал для того, чтобы ты меня лучше и быстрее узнала. Обеспечил тебя материально, оградил от суетного существования, ну и многое другое, – кивнул на дочку.
Леночка пригубила бокал и, оставив его в сторону, продолжала:
– За материальную поддержку огромное спасибо, но лучше бы ты был все это время с нами. А сейчас получилось так, что нам вновь знакомиться надо. Это сложно, потому что ты, дорогой, остался прежним, а я уже совсем не та девочка, на которой ты женился несколько лет назад.
– Интересная мысль, – похвалил Влад, чуть посерьезнев, – интересная мысль. Люди – время, время – деньги, деньги – свобода, а свобода вообще черт знает что такое. Да, интересная мысль…
Он пододвинул к Иришке вазу с фруктами и, видя, что она стесняется, положил перед ней персик.
– Пасибо, – вновь пролепетал ребенок.
– Пожалуйста, девочка моя, кушай на здоровье.
Было заметно, что он о чем-то мучительно думает, и этот процесс прикрывает необязательными фразами и жестами. Леночку это насторожило, и она молча ждала откровения.
– Можно тебя попросить, Влад, не называть меня больше крошкой, – вдруг неожиданно для себя самой выдала она. – Какая я тебе крошка. Я настоящая баба, даже в двух штурмах Белого Дома участвовала. Я уже больше на “махорку” тяну, чем на крошку.
– Ради Бога, Леночка, ради Бога, – как-то суетливо согласился Влад, – ты не подумай, что я перед тобой оправдываюсь, но я расскажу тебе, как я жил эти годы, если тебе интересно, конечно.
– За этим я и приехала, рассказывай, но чур не врать, – улыбнулась она.
– Я тебе сейчас такую правду поведаю, что красивее всякого вранья смотрится. Начну с того дня, как я тебя в Москву отправил. Только я вернулся с аэродрома и поставил кофе, как Туркин мне звонит и просит немедленно встретиться. А ты ведь знаешь, какую он должность на руднике занимал.
– Влад, надоел мне этот рудник, все я про него знаю, – перебила его Леночка, – ты лучше расскажи, куда тебя взрывной волной занесло. А о том, что ты пустую лодку взорвал и этим Абасова с Кравцовым так напугал, что они вперед тебя за границу смылись, даже Виолетта догадалась. Кстати, твой “труп” и сейчас на них висит.
Влад с удивлением посмотрел на Леночку, улыбнулся и развел руками.
– Тем легче рассказчику, – стараясь сохранить бодрый тон, сказал он. – Начну с того, куда меня занесло, как ты говоришь, взрывной волной. А занесло меня аж в Бельгию в город Льеж. Сейчас у меня там дом и свое дело. Все есть, кроме одного: семейного уюта. Вот решил сделать тебе второй раз предложение. С ответом не торопись. Я понимаю, что это опять своего рода выбор для тебя. Знай также, что в любом случае все, что я тебе оставил, так и останется за тобой. У меня все есть…
– Ты прямо благородный странствующий рыцарь, Влад, – искренне рассмеялась Леночка. – Все мои близкие играют какие-то придуманные ими роли, и ты туда же. Мне надо тоже потихоньку начинать вживаться в образ, иначе впереди полный разрыв с окружающими.
– Неужели у тебя за это время не было ни одного мужчины? – удивился Влад. – В своем письме я же тебя ни к чему не обязывал. Единственное, что я от тебя хотел – благотворительность.
При слове благотворительность Леночка расхохоталась, вспомнив все свои злоключения.
– Ты больше, Влад, никому такого не желай в России. У нас заниматься благотворительностью – все равно, что кормить льва с ладони кузнечиками. В лучшем случае лишишься руки.
После паузы она, как бы между прочим, спросила:
– У тебя там есть женщина?
– Да, есть, но именно женщина, а не жена, не мать моих детей, просто женщина, каких на земле миллионы… Она тебе не конкурентка.
Иришка устала и захныкала. Леночка засобиралась к родителям. В прихожей Влад шепнул ей:
– Отведи ребенка и приходи.
– Когда ты уезжаешь? – не реагируя на эту его фразу, спросила она.
– Да несколько дней еще могу побыть в Москве. Но я тебе сделал предложение, крошка, я…
– Ладно, подумаю, решу, и дам знать. В общем, через три дня, вечером, приходи к нам.
Все это время Иришка таращила глаза на Влада.
– Ты что ей не сказала, что я ее папка? – кивнул он на ребенка.
– А зачем, мы еще три дня будем думать, – серьезно ответила Леночка, и они вышли на лестничную площадку. Влад посадил их в такси и вернулся домой.
“Вот хреновина, – в сердцах подумал он. – Слишком уж она изменилась. Другой человек, в самом деле. Но ребенок-то наш общий. И потом, что делать в России? Война в Чечне, война на улицах Москвы, война в правительстве, сплошная война… В конце декабря выборы, и неизвестно кто придет к власти и сколько у него патронов… Если не дура, согласится. Только смогу ли я с ней? Слишком самостоятельная, соображать стала, да и вряд ли простит…”
В то время как Влад холодно, рассудочно оценивал ситуацию, Леночка была в полном смятении мыслей и чувств. Слишком много решений пришлось ей принимать. Влад был ее первым мужчиной, отцом ее детей, первой родней от чужого мира. Но что-то в нем пугало Леночку. Нечто холодное, – выверенное, – как его золотая формула, которую он никому не советовал в путеводители, но сам не отступал от нее ни на шаг, – всегда присутствовало в его взгляде. Даже Карпов со своим кибернетическим умом рядом с Владом казался сентиментальным пареньком. Но Леночка также понимала, что лучше космический холод, чем полное одиночество души. Посвятить себя ребенку, как тетя Нина? Найти утеху в друзьях? Но друзья скоро разойдутся по своим мирам и миркам. Это закон жизни, как говорит отец. Леночка не спала всю ночь, но так и не поняла, как поступить. “Что будет, то и будет”, – продумала она, и решила до встречи с Владом больше не мучить себя этой проблемой.
