Игорь Колынин
Божественная трагедия
Шаг 23. В поле Капитолия
Неожиданно зал прорезал множество лучей, белых и острых. Белые лучи исходили от черных фигур заполнивших внутренний двор музея.
– Не дергаться, – приказал знакомый голос. – И не двигаться.
К ним приближалась не менее знакомая фигура.
– Рачовский, – пробормотал Барт.
– Он самый. Вы что думали, что ваша спецоперация в тихом немецком городке вам не аукнется? Или своих ребят забуду? Какая наивность. У меня есть точные сведения, что вы разыскали все наши побрякушки. Теперь пришло время их вернуть законным владельцам. Я передам, не беспокойтесь.
Он шагнул на встречу. Марлен, невольно прятавшаяся за широченной спиной Макса, почувствовала, как у него напряглись все мышцы.
– Без глупостей, Макс. Ты же профессионал. Здесь у тебя нет шансов. А у меня нет желания миндальничать. Отдавайте побрякушки, и вы не пострадаете.
Макс молчал, не двигаясь, инстинктивно закрывая Марлен. Барт сел на пол и удрученно опустил голову.
– Ну-ну, Макс. Отдавайте амулеты. Мы знаем, что они у вас с собой. В ваших романтических номерах на Навоне нет, в сейфах нет. Мы, конечно, были уверены, что вы в номере не храните, но проверить следовало.
– Макс, – Марлен обняла Макса за плечи и подалась вперед. – Раз уж мы так любим попадаться в музеях, то наш единственный шанс отдать им все. Я больше с этими джентельменами в Париж не хочу.
С этими словами она достала из сумочки косметичку шуршащий пакетик из коричневой крафт-бумаги с логотипом булочной.
– Вот, возьмите, – она протянула пакет Рачовски. – Забирайте и убирайтесь.
Макс дернулся вперед:
– Нет! Марлен! Стой!
– Я в Париже была уже, – твердо сказала Марлен.
Рачовски с ухмылкой взял пакет и заглянул в него.
– Тут не все, – Энди хитро посмотрел на Марлен. – Еще новенький. Ленгфильд был уверен, что вы отыщете последний. Давайте-давайте. Больше вам так не повезет, как в Германии.
Марлен вздохнула и протянула маленький сверток в обветшалой тряпке темно-серого, почти черного цвета. Энди одобрительно кивнул, и мельком взглянул в тряпицу.
– Ну и запах, – поморщился он. – Пятьсот или сколько там лет – не шутка. Господа, – торжественно объявил он. – Я не буду вас связывать, если вы пообещаете мне провести в музее еще час. Ну посмотрите на оторванные головы, и порадуйтесь, что ваши не оторвали.
Он развернулся, чтобы уйти, но, задержавшись на секунду, бросил как бы вскользь:
– Не то чтобы я вам не доверяю, но надо бы быть уверенным на сто процентов. Вдруг вы что-то спрятали, что принадлежит мне. Будет лучше, если вы разденетесь. Догола. Все.
– Опять? – у Макса возникло ощущение дежавю.
– Опять. Мне нравится этот процесс.
– Ублюдок! – процедила Марлен.
– Вам, дорогая Марлен, стыдится своего безупречного тела нет никакой нужды. Мне нужно все проверить. Но моя просьба касается и Вас, джентльмены. Включить музыку?
– Она же отдала все! Что Вам еще нужно?
– Шоу, – коротко ответил Рачковски.
Макс разделся быстро, просто скинул с себя джинсы и бадлон, оставшись в черных трусах. Он понимал, что сопротивляться под прицелами автоматов преступно в первую очередь по отношению к Марлен. Он не очень хорошо понимал, почему их до сих пор не убили. Видимо, они были еще для чего-то нужны. Или лишние трупы помешали бы Ордену больше, чем живые.
– Теперь карлик!
Барт пыхтя и вздыхая неуклюже стянул с себя одежду.
– Ты этого хотел, извращенец-неудачник, – Марлен стала нарочито развязанно качать бедрами, и платье медленно стало сползать на пол. Оставшись в вишневом кружевном белье, она вскинула кипевшвие яростью глаза на мучителя и воскликнула:
– Ты этого хотел?
– Не совсем, – почти ласково произнес Энди. – Продолжай.
Макс дернулся, но был остановлен тучей лазерных точек, впившихся в его голую грудь. Марлен также сделала останавливающий жест.
– Не надо, Макс, джентельмены хотят просто шоу. На большее они не способны. Так что я в полной безопасности, – и она быстро и ловко скинула с себя белье.
Макс не мог не смотреть на нее. Рачовски медленно поднял с пола сумку, заклынул в нее, открыл косметичку, безцеремонно вытряхнул бижутерию, бросил косметичку обратно в сумку.
– Вот еще что, – продолжил Энди. – Мы, без вашего позволения, но с величайшим удовольствием, заберем все ваши чудесные электронные дивайсы. Пара солдат легко выудили из одежды телефоны, планшеты, подобрали с постамента очки.
– Я снимать трусы не буду, – заявил Макс. – Можешь сам подойти и проверить.
– Я проверю, – вдруг раздался приглушенный томный женский голос.
Из темноты на свет фонарей штурмовых винтовок вышла Мануччи. Двигаясь плавно, словно плывя, он приблизилась к Максу вплотную. Красные точки переместились на обнаженную грудь Марлен, что не ускользнуло от внимания Макса и остудило его желание воспользоваться ситуацией.
Она едва коснулась его груди выступающим изгибом своего шелкового платья, и, неотрывно глядя ему в глаза, произнесла:
– Ну. Что ты там прячешь?
Она оттянула резинку его трусов и опустила взгляд.
– Нечего особенного, мистер Рачовски, – не скрывая насмешки произнесла она.
Солдаты загоготали и красные лучи устроили бешеную пляску по всему телу Марлен. Мануччи отстранилась от Макса и направилась к Барту.
– Тут совсем ничего, – холодно произнесла она. – Джентельмены, наша миссия окончена, вы можете отправляться к нашему Бальи и получать положенное вознаграждение. Мне тоже здесь делать нечего. А вы, – она обратилась к голым горе-искателям сокровищ, смотрите не замерзнете. А я, пожалуй, возьму, все-таки, что-нибудь по настоящему твердое и большое.
Сессилия вернулась к Максу, нагнулась почти задев его, и подняла с пола луч с глобуса Константина.
– Оу, – томно прошептала она, гляда на него.
И вышла, ее бедра качались как лодочка на нежных сентябрьских волнах неаполетанского залива. Когда Макс оторвал взгляд от пустоты, куда скрылась Сессилия, Марлен зло смотрела на него. Она двумя руками прикрывала то, что должно было прикрывать белье, но глаза ее сверкали гневом. Причем гневом, направленным явно на Макса.
– Они забрали одежду, – сказал Барт. – Отлично. А задерживаться нам здесь не стоит. Твоя итальянская пассия может и полицию вызвать.
– Поздно на меня пялиться, – наконец выпалила Марлен. – Найди мне одежду, живо.
Это было сказано так, что Макс подскочил на месте и выбежал из зала со статуями Константина. Барт тоже поспешил покинуть разгневанного компаньона. Макс бегал по помещениям и ничего подходящего не отыскал. Ужас от мысли, что ему придется выйти в самый центр города обнаженным, пусть и в трусах, пугала его гораздо сильнее, чем угроза оказаться в руках полиции. Но его окликнул Барт:
– Макс, помогай.
Макс пришел на голос американца, и обнаружил, что тот стягивает штаны с охранника, который сжалился над потерявшей паспорт девушкой и пустил ночью в музей. Охранник был без сознания. По всей видимости, ему что-то вкололи, удар Макса не мог вырубить его на столь длительное время. Макс быстро освободил итальянца от пут, и они вдвоем стали стягивать одежду с несчастного. Вскоре они, как волхвы с дарами, вернулись к Марлен. Та скептически посмотрела на крутку, штаны, и рубашку. И выбрала только рубашку. Охранник оказался достаточно крупным, так что мужская рубашка довольно соблазнительно прикрывала то, что нуждалось в прикрытии. Максу досталась куртка, поскольку его широкие семейные трусы с большой натяжкой могли сойти за экстравагантные шорты. Барт одел штаны, но ни чуть не комплексовал из-за голого верха.
Едва открыв дверь и выйдя на площадь, Барт издал радостный крик.
Зря мы охранника раздели. Вот одежда наша.
Прямо перед входом валялись их вещи, просто брошенные. Даже обувь. На переодевание ушло не более пары минут.
Одевшись, они двинулись в полном молчании. У них не было амулетов, не было телефонов, не было денег. Разом исчезли все цели. Они спускались по лестнице Микеланжело, камни для ступеней которой великий зодчий отковыривал со стен Колизея.
Они прошли мимо львов и замерли. На лестнице лежали люди в черном, вернее в красном. Кровь не оставляла сомнений, что это не был массовый приступ нарколепсии. Двое на ступенях, остальные у подножья лестницы. Оружия при них не было. А на месте глаз у каждого зияли кровавые раны. Рачовского узнать было трудно, но Марлен хорошо изучила его массивную челюсть за время путешествия в Париж и обратно. Он лежал чуть в стороне от своих людей, почти на проезжей части. Широко раскинув руки, на спине, а из правого глаза его торчал луч с головы Константина.
Полшага насквозь. Ниншубуру
Три дня Ниншубуру не получала вестей от своей госпожи. Она не находила себе места, потому что знала: Эрешкигаль опасна, Эрешкигаль – смертельна.
Три дня прошло, а Инанна не появилась ни во дворце, ни верхнем мире, ни в мире людей. Ниншубуру поняла, что случилась беда и отправилась к Нанну, отцу Инанну на луну. Она умоляла его помочь спасти его дочь. Но тот отказался. Он не хотел связываться с Эрешкигаль.
Тогда Ниншубуру отправилась к Энлилю. Она молила великого бога спасти его внучку, но тот даже не стал слушать просительницу. Дела его потомков его мало интересовали.
Тогда Ниншубуру, следуя наказу, который ей дала Инанна перед тем, как отправилась в Иркалу, страну без возврата, отправилась в Абзу, к Энки.
Она понимала, что Энки должен быть очень зол на Инанну, за то, что та ослушалась и не вернула ему таблички Ме. Но Ниншубуру надеялась на мудрость древнего божества. У входа ее встретил двуликий Исимуд. Лицо, обращенное к ней, было бесстрастно.
– Что ты хочешь? – спросил страж ворот.
– Моя госпожа попала в беду. Я прошу великого Энки помочь ей.
– Когда великий Энки просил твою госпожу вернуть ему таблички Ме, она не послушалась. Почему же ты думаешь, что Энки послушает тебя?
– Потому что он мудрый и любит Инанну.
– Жди здесь, – приказал Исимуд и исчез.
Ниншубуру покорно осталась у входа в царство Энки.
Она ждала день. Но никто не вышел из недр подземного океана. Ниншубуру, понимала, что уходить нельзя – второго шанса не представится.
Исимуд не появился и на второй день. И на третий. Ниншубуру стояла на одном месте, боясь пропустить слугу великого бога.
Через месяц ее ноги вросли в землю, но она не смела двинуться с места.
Через полгода ее тело настолько одеревенело, что птицы стали прилетать и садиться на нее, думая что это дерево. Голуби свили гнездо в волосах.
Птицы первыми почувствовали беду. В свитом ими гнездо на голове Ниншубуру появились яйца. Но птенцы не вылуплялись.
Плоды на деревьях не завязывались. Из города Эриду, что находился неподалеку все громче и чаще стали раздаваться крики женщин, не могущих разродиться, и плачь детей, которых нечем было кормить. Урожай не зародился.
Голод и боль медленно накрывали землю, пока Ниншубура стояла перед входом в Абзу, в ожидании Энки. Только он мог помочь, только он не побоится требовать у Эрешкигаль освобождения Инанны из подземного мира.
Но великий бог не появлялся.
Крики птиц, стоны умирающих в родах женщин, страшная пустота полей, становились все сильнее. Смерть Инанны, богини плодородия, легло страшной печатью на землю.
Боль превратилась в постоянный вой, росший над Землей.
Ниншубура не двигалась с места. Гнездо в ее волосах было брошено голубями вместе высохшими яйцами. Видимо, крики с несчастной земли достигли самых глубин подземного океана. Перед входом появился Исимуд.
Ниншубура дернулась, но не смогла пошевелить и ресницами. ПОсланец великого бога сказал:
– Всемогущий Энки повелел освободить Инанну. Но не потому что, он простил ее. Крики и боль матерей и голодных детей несчастных мешают его уединению и покою. Ты пойдешь в Иркалу, и передашь ей волю Энки. С тобой пойдут два демона, созданных Энки. Когда Эрешкигаль отдаст тебе тело Инанны, демоны помогут вернуть ее к жизни.
– Почему Эрешкигаль послушает меня? – в ужасе проговорила Ниншубура, представив, что ей придется отправиться в царство мертвых и требовать свободы для своей госпожи.
– Потому что, это воля великого Энки, – невозмутимо ответил двуликий.
– Но Эришкигаль и раньше не слушала волю верховных богов.
– Сейчас послушает. Она беременна давно страдает – не может родить. Ей нужна живая Инанна, чтобы прекратить свои муки.
Исмуд смахнул со своей ладони на землю две крошки, превратившихся тут же в бесформенных коричневых существ, напоминающих куски засохшей глины сморщенные, в сетке трещин. Один имел огромный красный глаз прямо в центре шара своего тела, маленькие ножки с большими ступнями, напоминающими корни старых деревьев, и крохотные ручки, как тонюсенькие веточки куста. Другой имел две длинные руки по бокам, а сверху, на том месте где могла бы быть голова, дымился вулкан.
Ниншубуру поморщилась, ей были нужны сильные помощники, наподобие тех, что Энки послал, чтобы отобрать у Инанны таблички Ме.
Ниншубуру знала, как создаются такие демоны. Она почти увидела как Энки выковырял золотой булавкой грязь из под своих ногтей. Она знала этих демонов. За демонами появились семь фигур, по виду, напоминавшие людей. Безмолвные и безликие. Они различались только цветом накидки, оранжевые синие, красные, желтые. Голову закрывал капюшон. Вместо лица зияла черная пустота.
– Отправляйтесь немедленно, великий Энки хочет отдохнуть и не слышать больше стонов людей, – сказал Исимуд и указал на лестницу, ведущую вниз. Этой лестницы раньше не было, но Ниншубуру прекрасно знала, что пути в Иркалу могут появляться и исчезать в любом месте на земле.
– Двое демонов проведут тебя в Иркалу. Чтобы пройти семь ворот, нужно оставить что-то у каждой преграды. Оставляйте по одному безликому. Тогда сможете пройти незаметно для слуг Эрешкигаль. Это не люди. Это существа, созданные под светом одной из семи блуждающих звезд. Только так вы сможете пройти в страну без возврата.
Нишубуру спускалась по лестнице, а за ней тянулась длинная, молчаливая процессия странных существ. У каждых ворот оставался один безликий, и, казалось, смотрел им вслед. Хотя ни глаз, ни лица, ни даже головы его было не видно. Никто из слуг Эришкигаль им не повстречался. Наконец они вышли к дворцу сестры Инанны. Они подошли к задней, не парадной, стене. Демоны передвигались бесшумно и гораздо ловчее, чем Ниншубуру могла себе это представить.
Вокруг них медленно проходили мертвые. Их глаза были открыты, но они не видели ничего. Те, что умер давно, были настоящими тенями, невозможно было различить даже мужчина это или женщина. Память их потомков была утрачена, и от человека осталась только бесформенная тень. Те же, кто умер недавно, и у кого остались родные люди на земле, выглядели как живые. С тех, кто умер в бою даже капала кровь, и Ниншубуру видела внутренности в их страшных изорванных ранах. Мертвецы бесцельно бродили вокруг дворца, не разговаривая, даже не замечая друг друга. Их было так много, что приходилось протискиваться сквозь них. Демон, что с длинными руками и вулканом вместо головы помогал расчищать путь перед Ниншубуру. Они подошли к стене дворца из лазурита. Демон с глазом на животе неуклюже, но быстро перемещался вдоль нее и, наконец, высмотрел то, что искал: незаметную до сих пор дверь. Нинушубуру открыла ее и вошла в тронный зал правительницы «земли без возврата».
Они вошли сбоку, но в зале почти никого не было. Ниншубуру заметила, что почти по центру на крюке висит ее госпожа. Висит вниз головой. Висит ее обнаженное прекрасное и недвижимое тело.
Вдруг громкий жуткий вопль остановил ее. Вопль перешел в стон, затем в плачь боли, страдания.
Около трона прямо на каменном полу лежала Эрешкигаль. Она скребла длинными страшными ногтями по полу, оставляя глубокие царапины. Сестра Инанны лежала на спине и ее огромный живот смотрелся горой, наросшей сверху. Плод, развивался в утробе, а она не могла разродиться. Ее мужа, бог болезней и смерти Нергала, не было поблизости. Как, впрочем, и всегда. Он почти не проводил время со своей женой, предпочитая действовать на земле, дабы не прекращался поток мертвецов в царство Иркалы. А работы сейчас было много.
Но Ниншубуру побежала к телу Инанны и дотронулась до нее. Никогда еще тело прекрасной богини любви не было таким холодным. Ниншубуру горько заплакала и ее слезу потекли по ледяной кожи мертвой госпожи.
Эрешкигаль подняла голову и впилась страшными черными проваленными глазами в Ниншубуру.
– Ты пришла за ней?
– Отдай мне мою госпожу, такова воля Энки.
– Здесь нет его воли! – простонала от боли Эрешкигаль. – Здесь только моя.
– Отдай мне труп с этого крюка. И облегчение тебе придет.
Эрешкигаль закричала от боли, схватившись за живот, который рос, казалось, прямо на глазах и отвернулась.
Демоны приблизились к Инанне. Тот что, с длинными руками снял с крюка безжизненное тело. Второй, достал своими маленькими ручками пучок зеленой травы, глиняную чашу с водой. Водой полил ей губы, а травой растер все тело.
– Она мертва! – в муках хохотала Эришкигаль. – Тех, кого я умертвила взглядом, не воскрешают.
Инанна, действительно, не шевелилась. Слезы лились из глаз Ниншубуры. Они обливали ее тело, а демон продолжал растирать кожу травой.
Вдруг ресницы Инанны едва заметно дернулись, как крылья бабочки, раздумывающей как ей перелететь на другой цветок.
Она открыла глаза и Ниншубуру расплакалась еще сильнее, так она была рада видеть светлые очи своей госпожи.
Инанна приподнялась, огляделась, вздрогнула при виде красноглазого и большерукого демонов, перевела взгляд на Ниншубуру.
– Что со мной было? – спросила она.
– Я все расскажу, госпожа, но вначале покинем Иркалу.
– Попробуйте уйти, – со злобой закричала Эришкигаль, пересиливая свою боль. – Никто не может уйти просто так из моего царства мертвых. Никто. Кто уйдет, должен привести замену. Ты слышишь Инанна. Ты должна выбрать того, кто вернется сюда вместо тебя. Просто укажи пальцем и мои слуги приведут его.
Инанна молча смотрела на свою сестру и не двигалась с места.
– Ну что ты стоишь, – простонала Эрешкигаль. – Я тебя отпускаю, раз уж ты жива, то возвращайся на землю и дай мне разродиться этим чудовищем и она схватилась снова пальцами с огромными когтями в свой живот.
Инанна отправилась к центральным дверям перед входом во дворец.
Ниншубуру и демоны последовали за ней.
– Мне надо забрать свои амулеты, которые я оставила.
И она прошла через все ворота, через которые входила в подземное царство. Она забирала каждый свой амулет и Ниншубуру помогала надевать его. Безликих у ворот не было. Ниншубуру удивилась. Нужно было поскорее выбираться на землю.
Инанна желала вернуться к своему возлюбленному во всей красе и во всем величии. То ли провисела она слишком долго, то ли еще почему, но подвеска стала будто давить на шею, а сетка, казалось жгла грудь. Инанна не обращала внимания. Она спешила к Думузи, ради избавления от смерти которого, сама претерпела смерть.
Когда все семь амулетов были собраны и надеты на богиню, демоны открыли выход из Иркалы около Урука. Как только вся процессия оказалась на земле, демоны исчезли, оставив Инанну вместе с Ниншубурой.
– Госпожа, – тревогой спросили Ниншубуру. – Кого ты найдешь на замену себе? Кто согласится отправится в Иркалу?
– Никого, – рассмеялась, Инанна. – Зачем?
– Но слуги Эрешкигаль будут преследовать тебя всюду.
– Я на земле могущественна, а слуги моей злобной сестры мне здесь на земле не страшны. К тому же, как я чувствую, она только что разродилась. Ее дитя будет занимать все ее внимание. Сын Бога болезни и царицы мира мертвых, вряд ли вырастет милым ребенком.
Шаг 24. На поезде разочарования
Макс поджал губы, молча схватил Марлен за руку и потащил ее прочь от места страшной расправы. Она неловко семенила на каблуках, цокание которых, казалось, способно разбудить весь город. Но на такие мелочи никто внимание не обращал. Барт едва поспевал сзади. Они фактически бежали по ночному Риму, почти не встречая прохожих: туристы спали уже, римляне еще. Вдалеке начали выть сирены. Трупы обнаружили.
Лабиринт улиц и площадей привел их к набережной Тибра, неподалеку от острова Тиберия. Они, не переходя на другую сторону, спустились по каменной лестнице к воде. Макс вел, а Марлен и Барт не сопротивляясь и не спрашивая шли вслед. На широкой каменной площадке, что шла вдоль всего Тибра Макс остановился.
– Если за нами следили, чтобы убить, то уже убили бы. Если не следили, то здесь им найти нас сложнее. Что это было?
– Ну, видимо, кто-то не захотел, чтобы американцы больше что-то увидели, – в голосе Барта если и была ирония, то почти незаметная.
– Вы видели там эту, силиконовую? – резко спросила Марлен, и продолжила не дожидаясь ответа: – Ее там не было. Она, и ее мальтийские дружки их прикончили.
– Только эти выкалывания глаз… Уж очень по Византийски. Не по-рыцарски.
– Какое рыцарство, – фыркнула Марлен. – Пока мы картины смотрели, Этот Бальи все прижимался ко мне. Бр-р. Как представлю, что он приказал перебить этих солдатиков, буквально через полчаса после этого, так жутко становится.
– А зачем ему это? – Макс попытался проанализировать. – Если начнут все раскручивать, то ниточки, даже я бы сказал канаты, тянутся к нему. Мы приехали в музей прямо с мероприятия, организованного Орденом. Контакты Лингфилда с Рачовски установить будет несложно. Ну и зачем ему убивать, если он мог просто купить?
– А зачем платить? Если можно просто избавиться от это неприятной необходимости? – возразила Марлен.
– Решение вопросов с полицией, журналистами будет стоить дороже, в том числе и для репутации. Не такой он человек, чтобы так рисковать.
– А мисс пластическая хирургия? – злобно спросила Марлен. – Это же, в конце концов, она была в музее, и исчезла потом.
– Ну она может работать и не только на Орден.
– А на кого еще? – изумился Барт. – У нас что, весь мир ищет эти дурацие побрякушки.
– А убийство Виктора? Теперь я как-то сомневаюсь, что это был Сергей, – Барт задумался. – Что, черт возьми, происходит! И зачем выкалывать глаза? Слова Рачовски не были метафорой. Что это за знак?
– Да какая разница, что за знак, – очнулся Макс. – Главное, чтобы с нами такое не сделали. У нас есть максимум 2 часа, чтобы убраться из города. Охранник в музее что-то вспомнит. А уж таксист, подвозивший нас, и опишет. Но его допросят не раньше утра. В аэропорт нельзя, у нас паспортов нет, а в отель идти безрассудно. У кого-нибудь деньги остались? И прощупайте одежду на наличие жучков. Они могли незаметно поставить маячок.
Макс и Барт вывернули карманы – ни монетки. В планах Рачовски, вероятно, было не только посмеяться над ноготой физической, но и над финансовой. Прощупали каждую складку одежды. Ничего подозрительного не обнаружили.
– Деньги есть у меня, – голос Марлен обрел твердость. – Но не с собой. Идите за мной и не спрашивайте. Зайдем за деньгами, после поедем на вокзал и сядем в поезд. Паспорта для покупки билетов на поезд не нужны.
Не дожидаясь ни единого знака согласия, Марлен встала и направилась к лестнице. Макс молча зашагал за ней следом по щербатым каменным ступеням. Их поиски закончились. Амулетов нет, денег нет. Если их не обвинят в убийстве, то за разграбление музеев они могут сесть надолго. Барт плелся сзади. Макс слышал его бормотание: «Ну почему так по-византийски?»
«Интересно, – подумал Макс. – А смертную казнь в Италии отменили? Трупы оставшиеся на лестнице – служили доказательством обратного. Человеческие законы могут накладывать вето на что угодно».
Марлен идя впереди по набережной, резко свернула и зашагала по мосту. На другой стороне в утренних сумерках показались остатки крепостной стены и арка. Приблизившись, Макс прочитал на табличке Piazza di Porte Portesse. Это название ему ничего не говорило. Но Барт заметил:
– Мы определенно на правильном пути. Всюду знаки.
– Ты про выколотые глаза и потерянные амулеты? – мрачно спросил Макс
– Название площади ди Порте, такое же как и у автора первого рассказа про Монтекки и Капулетти.
Макс не стал комментировать, а Марлен, тем временем, подошла к зданию, чуть в глубине в квартала, на котором едва различалась вывеска Отель «Порте».
– Так, мальчики, – Марлен резко обернулась к ним. – Вы заходите внутрь через минуты две после меня и остаетесь на креслах около ресепшена. Ни слова. Я поднимаюсь наверх и забираю вещи, затем вызываем такси и едем на вокзал. У отеля есть еще выход на другую сторону, туда такси и подъедет. Все вопросы потом. Все, тихо, входите и сидите как два туриста-олигофрена.
Марлен впорхнула в дверь отеля. Когда Макс с Бартом зашли внутрь, то Марлен уже не было в маленьком холле. Лишь на лестнице были слышны постукивание каблуков. Портье вопросительно посмотрел на них, но Макс промычал что-то нечленораздельное, показал рукой вверх и присел на кресло. Портье углубился в свои бумаги. Марлен спустилась через пять минут, таща за собой небольшой кейс, размером с ручную кладь, которого ни Макс ни Барт раньше у нее не видели. Марлен весело спросила портье про такси, и он, широко улыбнувшись, кивнул. В этот момент у него зазвонил сотовый, Макс напрягся и привстал, готовясь ко всему сразу. Портье не меняя улыбки на лице, произнес: «Si. Grazia» и показал Марлен в сторону, противоположную входу. Марлен поблагодарила портье, оставив розовую десятиевровую купюру на стойке и дала знак следовать за ней.
Действительно, узкий коридор отеля вел к выходу на другую улицу, на которой ждало обычное такси. Марлен знаком остановила Барта, который ринулся к двери.
– Сейчас за вами приедет еще одно. Лучше, чтобы мы ехали в разных. Наверняка, полиция уже ищет трех человек. Я буду ждать у центрального входа на вокзал.
Марлен элегантно скользнула в заднюю дверь и машина улетела по еще пустой улице только просыпающегося вечного города. В голове Макса не успели зародиться сомнения, поскольку второе такси подкатило через минуту. Макс заметил, что такси другой фирмы – другой, не той на котором уехала Марлен. «Умница», – удовлетворенно отметил про себя он. По дороге Макс и Барт молчали. Да и что было говорить. Опустошение и опасность не располагают к беседам.
Едва зайдя в здание Марлен, выросшая ниоткуда подхватила под руку и уверена повела вперед.
– Поезд отходит через 7 минут, билеты у меня, надо поторапливаться.
В серебристый остроносый состав садились сонные итальянцы в деловых костюмах. Еще бы, кто едет в такую рань кроме тех, кому надо быть вовремя на какой-нибудь презентации или встрече в другом городе. В целом это была хорошо одетая, но однообразная масса менеджеров среднего звена. Заходя в вагон, Макс вдруг заметил женскую фигуру, которая, почему-то привлекла его внимание. Высокая, на шпильках, женщина плыла перону, удаляясь от них. Длинные черные волосы был собраны на голове в конский хвост, что выглядело характерно для утренних пассажиров. Ее тонкая фигура быстро скрылась с толпе. плечи. Макс бы не обратил на нее никакого внимание, если бы не какая-то почти звериная магия сексуального ореола, окружавшая идущую по перрону женщину. Видение длилось мгновение, Макс зашел внутрь вагона и перрон остался вне поля его зрения.