Игорь Колынин
Божественная трагедия
Шаг 19. Находки в силиконовой долине
Сессилия подошла к двери без надписи в дальнем зале галереи, людей здесь почти не было, набрала код и вошла в небольшую комнату. Максу показалось, что это рабочий кабинет. На стеклянном столе стоял белый моноблок, стены были заставлены в книжными шкафами, только вместо книг там стояли, лежали, валялись, тысячи глянцевых журналов. У одно из стен стоял белый диван несимметричной формы, выглядящий крайне модно и современно. Картины, о которой говорила итальянка, нигде не было. Макс даже обрадовался. Значит его ожидания были верны, его ждет встреча с работой лучших пластических хирургов.
Сессилия, закрыв дверь, включила музыку. Кабинет заполнили красивые итальянские серенады.
– Я из Неаполя, – промолвила она, чуть смущаясь. – Вы мне простите мою слабость к неаполитанским мелодиям.
Она подошла почти вплотную к Максу и зашептала. Макс с огромным трудом заставил себя слушать ее слова, а не то, как звучит ее шепот.
– Если говорить громче, то нас могут услышать. Вы выключили свои очки? Я не хотела бы, чтобы то что я сейчас скажу было записано и передано кому-либо.
Мак молча достал очки из кармана и начал на нужную кнопку.
– Что Лингфилд сказал про ваших конкурентов?
– Что они скоро будут здесь, что будут более подготовлены в следующий раз, – также прошептал он.
– Они уже здесь. И это он сообщил им, где вас искать.
– Они работают на Лингфилда? – Макс был не сильно удивлен.
– Нет, они работают на себя. Но наш Бальи умеет манипулировать людьми. И они делают то, что надо ему. Он вам не доверяет. Он боится, что вы не захотите возвращать амулеты в Орден, а эти искатели ценностей с радостью ему продадут. Ему легче заплатить им с гарантией, чем самому организовывать слежку, погоню за вами.
– Я ему тоже не доверяю, – зло произнес Макс.
– Последние события показали, что в вас есть потенциал. А у них потенциала стало меньше.
– Что вы имеете в виду?
– Лингфилд знает про Капитолийский холм, – продолжила итальянка, игнорируя вопрос. – Его люди уже ищут амулеты на Форуме и музеях. Мне он сказал, что вы ловко запутали Гетца и Рачовски, с этим Шекспиром, но он все понял.
– Нашли?
– Конечно нет, – усмехнулась она, – иначе с вами бы разговаривали по-другому. Наш почтенный Бальи очень хочет, чтобы амулет был найден. Не важно кем, самому не получилось найти, теперь думает, что получится у вас.
– Да кто он такой! – не выдержал Макс.
– У Ордена очень серьезные покровители. И задачи Ордена далеко не только те, что официально заявляются. Вам не приходило в голову, почему во главе католического ордена стоят люди из страны реформаторской церкви.
– То есть?
– Вы что, не знаете, что в Англии основная религия не католицизм? – с удивлением спросила Сессилия.
По правде говоря, Макс этого не знал. Тут бы Барт, конечно, не помешал, а то выглядеть перед прекрасной дамой полным идиотом совсем не хотелось. Он попытался промычать что-то, но итальянка продолжила.
– И Лингфилд и великий магистр приняли католицизм не так давно. До этого они крестились в англиканской церкви.
– И что?
– Вас это правда не удивляет?
– Меня с недавних пор уже ничего не удивляет.
– Орден осуществляет благотворительную деятельность по всему миру. Это его изначальное и главное признание. Но Орден также обладает и сильным политическим влиянием на многие государства Африки и Азии, да и Европы тоже. Вот поэтому у Лингфилда могущественные покровители, и он может многое узнать про любого человек.
– А почему вы мне это все говорите? – именно близость шепчущих губ итальянки, и инстинкт самосохранения заставил засомневаться в ее откровениях.
– Орден всегда был оплотом католичества и был призван помогать больным. Англичане предают его идеалы. Многим у нас в Ордене это не нравится. Но нас становится все меньше. В рыцари принимают англичан, американцев, которые работают на политику.
– А сами-то вы не занимаетесь шпионской деятельностью? – спросил Макс. – Подобрались к Бальи, он вам доверяет, а вы его планы хотите нарушить.
– Я не настолько близко подобралась к нему, – сказала она и ее грудь почти коснулась его, она смотрела прямо ему в глаза, губы чуть приоткрыты.
Макс не смог себя сдерживать, он обнял ее, слегка притянул к себе, губы встретили приоткрытые губы. Сладкий вкус. Он чувствовал ее каждой клеткой тела. Руки устроили слалом на ее спине, не чуждаясь и других местностей. Макс снежинками мыслей, еще не поглощенных страстью, смог отметить, что творение лондонских пластических хирургов было безупречно. Огонь полностью охватил его. Но тут пришло спасение – пошел ливень, двое дернулись и инстинктивно разжали объятья. Дым, горький дым разочарования. И сладкий вкус на губах.
«Откуда здесь дождь! …» – и Макс выругался по-русски. И только тогда он понял, что это сработала пожарная сигнализация. Через минуту поток воды иссяк. Мануччи была вся мокрая, но прекрасной быть не перестала. Платье подчеркнуло каждый изгиб, выпуклости, впадинки тела, Макс ощутил пустоту черепной коробки, глядя на итальянку. Мыслей не было, только желание. Ее глаза были испуганы, оттого желание защитить, успокоить у Макса только выросло и окрепло. Но глядеть пришлось не долго – выключился свет.
– Надо выбираться, если это пожар, то нас будут искать, – услышал в темноте ее низкий взволнованный голос. – Я не хотела бы, чтобы Лингфилд понял, что я с тобой…– она оборвала фразу.
– Выбираться? – эхом прозвучал Макс, «о чем она говорит? Ведь все только начинается».
И причем здесь этот англичанин?
– Но ведь это Лингфилд попросил тебя показать коллекцию, почему тебя это волнует?
– Лингфилд хотел поговорить с Марлен без тебя, – холодно отрезала Мануччи. – Иди за мной, вернее за моим голосом, я хорошо знаю этот кабинет, это мой офис.
Макс мог бы найти ее в темноте не только по голосу, вода не погасила жар, исходящий от прекрасной итальянки. Он чувствовал этот жар и на расстоянии. Усилием воли Макс удержал себя в рамках приличия.
Шаг 20. Отдушина искусства
Марлен любила современную живопись. За разноцветными квадратами и непонятными кляксами она ощущала энергию, обнажённые чувства. Для нее, как для психолога, эти пятна были отпечатком эмоций художника, моментальным слепком души автора, души раздираемой метаниями, горестями, радостями, противоречиями.
Лингфилд оказался прекрасным экскурсоводом. Было совершенно понятно, что эта выставка – его детище. Он знал каждую картину, знал ее историю, так будто лично отбирал картины для выставки. Он рассказывал об авторе на своем аристократическом английском языке так, что Марлен заворожённо следовала за ним повсюду. Барт плелся сзади, почти не слушая англичанина.
– Дорогая Марлен, – Лингфилд обернулся с открытой улыбкой, – не желаете ли оказать мне честь и осмотреть коллекцию картин на втором этаже? Там не выставка, а частная коллекция.
– Буду польщена подобной возможностью, – Марлен поймала себя на том, что общаться на красивом английском высшего света ей доставляет удовольствие.
Они стали подниматься по неширокой, но старинной лестнице. Барт последовал за ними. При всем недоверии к англичанину, Марлен кольнула легкая досада. В кое-то веки за ней ухаживает такой галантный аристократ, богатый духовно и материально. Даже образ Алекса совсем не давал о себе знать.
Зато Барт давал. Картины на втором этаже его заинтересовали сильнее. Он останавливался у каждой и постоянно спрашивал у Лингфилда. Тот, совершенно не выказывания неудовольствия, с приятной улыбкой отвечал. Но по тому какие слова применял англичанин, и как он строил фразы, Марлен поняла, что он не в восторге от чрезмерного любопытства Бартоломью.
Помещение на втором этаже были меньше, чем на первом, эта в общем-то, была целая череда маленьких комнат с открытыми дверьми, как галерея. Все стены утыканы картинами. Частный музей был предназначен не для массового посещения, а для созерцания лишь хозяином и показа избранным гостям. Здание, построенное полтысячелетия назад подчеркивало значимость собрания произведений.
Картины, так привлекавшие Барта были старше, гораздо старше картин на выставке: малые голландцы, и итальянцы позднего возрождения, русские иконы и карты. На картинах изображались пейзажы всех времен года, замерзшие каналы с людьми, катающимися на коньках, натюрморты, сцены из жизни людей: крестьян, ремесленников, горожан.
Барт, как ни странно очень заинтересовался творческом Давида Тенирса, и долго всматривался в темную, но живую картину знаменитого фламандского мастера, изображавшую старика в какой-то примитивной лаборатории. Барт ничего не спрашивал, просто замер перед полотном.
Линглифильд внимательно посмотрел на картину, но, видимо, ничего нового не обнаружив, бережно взял Марлен за локоток и подвел к соседнему произведению с античным сюжетом. Они отдалились от Барта, поскольку у американца, по всей видимости, началась своя программа. Он заметил старинные карты, занимающие всю стену в соседней комнате. И пропал. В глубине души Марлен вздохнула с облегчением, и целиком окунулась в ненавязчивые и чрезвычайно приятные ухаживания Почтенного Бальи.
Шаг 21. Время пришло
– Барт! Барт! Пожар! – голос Марлен проходил сквозь тугую мутную паутину пространства, окутавшего все вокруг одной картины, на которую смотрел Барт. На картине был изображен Форум с несколькими колоссами и зданиями, по развалинам которых они недавно ходили.
На огромной площади, окруженной зданиями с портиками и колоннами стояла огромная бронзовая статуя языческого бога. Когда-то это был колосс Нерона, потом ее переделали в статую Гелиоса. Его голова была утыкана штырями, символизирующими солнце, в одной руке бог держал огромный бронзовый шар, а другой копье. На картине казалось, что свет исходит из золотого наконечника этого огромного копья. Вдруг все погрузилось в темноту, но перед Бартом сиял этот золотой блеск.
Света не было во всей галереи. В залах, около входа слышались голоса людей и блестели огоньки фонариков. Макс и Сессилия шли на свет, вдруг перед ними оказался Лингфилд с фонарем в виде старинной керосиновой лампы.
– Мы уже начали беспокоиться.
– Где пожар? – с тревогой спросила итальянка.
– К нашему всеобщему удовлетворению никакого пожара не было. Просто неисправность электрики. Сейчас все восстановят.
– А картины? Их водой не залило? – не унималась Сессилия.
– Какой водой, дорогая мисс Мануччи? Просто отключилось электричество. Но вы, кажется, действительно мокрые, – спросил он поднося фонарь к ним ближе. – Что случилось? На улице пошел дождь?
Она отмахнулась. Вероятно, не хотела говорить про уединение в офисе.
– А где Марлен? – меняя тему, спросил Макс. – С ней все в порядке?
– О да, можете не беспокоится. У нас тут было сухо. Вот она стоит с Вашим другом. Ждет Вас, – и он указал рукой на вход.
Там, действительно стояли Марлен с Бартом. Максу не хотелось отходить от Сессилии, но он понимал, что еще больше скомпрометирует человека, который пытался помочь ему.
– Спасибо за впечатляющую экскурсию по шедверам современного искусства, – промолвил он, отметив, что даже ни чуточки не соврал. – Меня заждались друзья.
Макс машинально достал очки и включил их. Тут же получил в ухо громко и четко сказанную фразу Ангелом:
– Еще раз во время работы выключишь очки, включу сирены, будешь голым прыгать по улицам.
– Иди ты! На порносайт, – разозлился Макс, сам не может и другим не дает, – Порадовался бы за меня, у самого таких не будет никогда.
– Конечно, у меня никогда не будет силиконовой психованной куклы, которая бросается на первого встречного.
– Виртуальные блондинки значительно привлекательнее.
Макс уже подошел к друзьям и Барт, заметив его, выплывшем из темноты в свете отраженного света фонариков, сразу же затараторил:
– Поехали отсюда, – в один голос сказали Барт и Макс.
Макса устроило что их направление движения с Бартом совпали. Но Марлен выглядела недовольной.
– Марлен? С тобой все в порядке? – спросил Макс.
Девушка не ответила, даже не смотрела на него. «Значит все в порядке» – решил Макс. Барт уже выбежал на улицу, не заботясь, следуют ли за ним или нет. За ним следовали. Марлен шла так, будто она совершенно не знакома с Максом. «Да что с ними со всеми такое?» – подумал Макс. Айтишник, Марлен. «Из-за Сессилии что ли?»
– Такси, такси, – кричал Барт на улице, но вокруг, кроме выбежавших на улицу гостей галереи никого не было.
Улица, похоже вообще была пешеходной, и остальные люди смотрели на Барта подозрительно. Макс снова услышал голос Ангела: «Я такси вызвал, ждет вас на соседней улице, следи за картой». И на экране появилась схема улиц Рима с указателем, куда идти.
– За мной, к такси, – коротко приказал Макс, и его послушались. Хотя цоканье шпилек Марлен по каменной мостовой было очень сердитым.
– Campidoglio, prego, – сказал Барт таксисту, и водитель рванул машину так, что у Макса голова ударилась о подголовник.
Резкая езда по римским улицам равномерно распределила кровь в его теле, и огонь, воспламененный итальянкой и непотушенный, постепенно успокаивался.
– Барт, ты можешь сказать нормально, куда мы едем? – спросила Марлен.
– На Капитолийский холм. Я все понял, – возбужденно почти закричал Барт. – Знаешь, почему ни Бэкон, ни кот другой не смог найти амулеты ранее, хотя были в Риме, знали про тайну? Ну, конечно, если они вообще искали эти амулеты.
Макс попытался что-то ответить, но Барт не нуждался в комментариях.
– Да потому что, они не догадывались, что амулеты связаны с Константином, – продолжал он. – А без этого тайну не расшифровать. Непонятно, что имел ввиду Луиджи да Порто. Он ведь был первым, кто написал про Ромео, Джульетту и прочее. Шекспир взял сюжет, аккуратно взял всех героев, даже не главных, и передал всем ключ этой тайны, хотя ни сам, ни Бэкон ее не разгадали.
– А ты разгадал? – спросила Марлен, – прямо там, разгадал, в галерее.
Тут Макс услышал голос Ангела: «Скажи ему заткнуться, немедленно!»
– Подожди, Барт, потом расскажешь, – быстро перебил собирающегося с силами и предвкушающего немалый успех слушателей Барта.
Тот был обескуражен.
«Они, наверняка, просканировали все ваши телефоны», продолжил говорить Ангел, – «на очки я успел поставить защиту, так быстро ее не взломать, а телефоны – плевое дело, могут все слушать».
– Ну тогда они знают, куда мы едем. Мы же сказали таксисту!
«Они и так знают, уверен, что за вами хвост».
Макс посмотрел в заднее стекло. На вечерней виа дель Корсо было много машин, да и улочка была узенькая, совсем не похожа на центральные улицы других европейских столиц. Париж, Берлин, Москва приобрели свой нынешний облик и широкие авеню в ходе масштабных перестроек совсем недавно, не то что Рим. Улицы были расширены, построены новые дома. Виа дель Корсо тоже была расширена, но в 15 веке, и до сих пор ее ширина составляла аж 10 метров. Сейчас она пригодно лишь для двух автомобильных полос и узенького тротуара.
Так что Макс мог видеть только одну машину, которая следовала на за ним. Черная «альфа ромео», вроде не похоже на машину крутых парней. Водителя в темноте видно не было.
«Пусть таксист включит радио», – Ангел не советовал, а приказывал. «И телефоны поднесите к колонкам. Тогда не услышат». Макс лишь повторил распоряжения айтишгика.
– Барт, продолжай
– Марлен, помнишь Лингфилд показал картину какого-то там голландца «Алхимическая лаборатория»? – и опять не дожидаясь ответа, продолжил. – Там на переднем плане стоит колба такая круглая с тонким столбиком. Ну вот, как только я ее увидел, все сразу стало понятно.
– Барт, ты когда говоришь, думай о тех для кого ты говоришь, – Макс был строг.
– Господи, ну что же здесь непонятного. В таких алхимических колбах держали ртуть, чтобы ядовитые пары медленнее испарялись. Ну и теперь вспоминаем Шекспира. Помнишь друга Ромео, Меркуцио? Меркуцио – это указание на ртуть. Только многие исследователи пишут, что Шекспир хотел подчеркнуть, что он непоседлив как ртуть. Ерунда. Во-первых, Шекспир взял и этого персонажа у Луиджи да Порто. А у того, я специально посмотрел, пока ждали тебя, такая фраза «Меркуччо Гуерцио, чьи руки от природы всегда, и в июльскую жару, и в январскую стужу, оставались холодными, как лед». Тут, конечно, указание на ртуть, но не на ее свойство текучести, а на то, что ртуть настолько холодный металл, что плавится холодным. В общем, все эти авторы явно указывают на ртуть, – с этими словами Барт победоносно посмотрел на Макса и Марлен.
– Барт, – Марлен улыбнулась, но не весело, – Тебе даже покоритель силиконовой долины мудрый совет дал – думай о тех, с кем разговариваешь.
– О Господи! – завопил Барт. – Ну что здесь непонятного. Меркуцио, ртуть, в колбе с вертикальным носиком. Мы должны найти ртуть на Капитолийском холме в Риме Юлия, то есть в древнем Риме. Ты, Макс, вчера видел это место, и еще спрашивал, неужели в Древнем Риме знали что земля круглая.
– Ты про остатки статуи Константина?
– Рыцарь упругого силикона и непоколебимого ботокса наконец догадался. Алилуя. Амулет должен быть в глобусе, бронзового колоса Константина. Этот глобус – ну один в один напоминает алхимическую реторту. Более того, это единственная реторта в своем роде. Никогда так глобус не изображали. Никогда и нигде. Не было никакой небесно оси, символов величия и прочей чепухи. Мир круглый, без всяких но. И этот штырь был явно поставлен туда уже непосредственно в музее. Лет пятьсот назад.
– Зачем?
– А за тем, чтобы ни у кого не было сомнений в святости Константина. Это ведь луч солнца. Константина часто изображали в виде Гелиоса, бога солнца, с торчащими из головы лучами. И эта статуя, как раз, и украшала Форум рядом с триумфальной аркой Константина в Риме, рядом с Колизеем. Наверняка, сам Константин повелел спрятать часть нашего амулета в свою статую. Чтобы его статуя обладала божественной силой и делала его власть непоколебимой над старой столицей, где он бывал крайне редко. В 15 веке при Папе Сиксте IV на Форуме производились масштабные раскопки. И в том числе нашли бронзовую голову Константина. И сферу. И, наверняка, амулет. Все перенесли в музей. Но Папа Римский Сикст IV, мог допустить изображать одного из величайших христианских святых в виде языческого бога. Но и найденный луч жалко. Все-таки ценность. Вот и приделали его на глобус. Очень похоже на реторту меркуцио, нелепая конструкция. Но зато, именно это и сохранило, как я надеюсь, амулет до наших времен. Амулет тоже надежно спрятали, вероятно, в эту самую реторту. Так, чтобы никто не узнал. Но, вероятно, кто-то, все-таки, узнал. И в виде литературных загадок тайное знание начало распространяться. Причем переписчики могли уже не иметь никакого понимания, о значениях всех имен, героев и символов.
– А может бросим все это? – произнесла Марлен. – Наверняка, за нами следят. Надоело. И ради чего? Ведь если такие умные и талантливые люди лишь передавали знания, да еще таким изощренным и непонятным способом, значит не хотели, чтобы амулеты были найдены.
– Ты права, – произнес Барт, – они действительно не хотели, чтобы амулеты были найдены, но и не хотели, чтобы знания о них потерялись. Мне кажется, что всему свое время. И время амулетов пришло.
Шаг 22. В глыбе глобуса
– Ангел, сможешь отцепить хвост?
– Интересно, как ты хочешь, чтобы я это сделал? Вызвал штурмовой вертолет? Тут игрушкой не отделаешься.
– Ну светофоры попереключай, что ли.
– Мы вы Италии, здесь нет центрального управления светофорами. К тому же, на вашем пути всего один светофор, и вы его как раз проезжаете.
Слева действительно показалась огромная конная статуя Отца Нации, стоящая перед несоразмерным остальным постройкам Рима, огромным белым комплексом со множеством колонн. Его сегодня Макс уже рассматривал утром. Честно говоря, монумент Витториано, построенный в честь Виктора Иммануила, ему понравился значительно больше, чем развалины Форума, и плюгавенькие музеи на Капитолийском холме. Здесь чувствовалась и мощь, и стать, и величие. Но сейчас Макс внимательно смотрел на альфу ромео. С площади, она повернула направо вслед за такси. Пока Макс пытался придумать какое-то решение, такси остановилось. Прямо у львов у подножия лестницы. Альфа Ромео пронеслась мимо. Макс проводил ее взглядом, но машина скрылась за поворотом.
Барт припустил по лестнице Микеланджело.
– Не торопись, – крикнула ему вдогонку Марлен. – Ты разве знаешь, как пройти внутрь? Там двери закрыты, охрана.
Барт остановился и обескураженно посмотрел на девушку. Та улыбнулась и произнесла:
– У меня как раз есть план. Это Италия. Тут ничего нельзя, но если попросить очень хорошо, то можно абсолютно все. От вас требуется только молчать и глупо улыбаться. Макс, ты просто улыбайся.
Макс улыбнулся.
– Лучше спрячьтесь, – сказала Марлен.
Перед музеями никого не было. Тусклые фонари, направленные на здания дворцов скупо делились светом с площадью, туристы ночью не ходили, рестораны и клубы находились вдалеке от Капитолийского холма – кому нужны музеи ночью?
– Нам какой нужен? – спросила Марлен.
– Правый, дворец Консерваторов, – тихо ответил Барт.
Стеклянная дверь, разумеется, оказалась закрытой. Но Марлен, не смутилась, и стала стучать в стекло. Те две минуты, пока из полумрака музея не выплыл охранник, Максу показались часом как минимум. Он прислушивался к звукам на лестнице, примечал точки, откуда могли появится названные гости. Но никто не потревожил. Ночью Риму, казалось, нет дела до холма, где он был основан. Но Максу спокойней не становилось. Ангел еще не подключился к камерам, оказывается. Он объяснял очень запутано, но суть все равно одна. Здесь автономная система, замкнутая только на службу безопасности музеев. Чтобы получить к ней доступ, нужно взломать сервер, а доступ в интернет сейчас не работает. Ну не работает, такое часто бывает в Италии.
Молодой охранник, которого оторвали от iPada и комментирования ленты новостей друзей на facebook, прищурившись, всматривался во мрак площади. Через стекло он увидел, что из мрака на него смотрело узкое красивое лицо девушки обрамленное ореолом светлых волос.
– Сhe cosa è
– Извините, – смущенно начала Марлен по-английски, – мы сегодня посещали музей, и я забыла свою сумочку в туалете. А там документы, паспорт.
– Утром, – охранник попытался сказать это как можно суровее, пусть красотка знает, какой он крутой.
– Я не могу утром! – взмолилась девушка. – У меня самолет в 6 утра, в самолет не пускают без паспорта.
– Ничего не могу сделать, – голос охранника дрогнул. – Утром.
– Ну пожалуйста, – и Марлен чуть не заплакала, молельно сложив руки. – Я пропущу самолет, а денег на новый билет у меня нет, вы же знаете как они дороги. Я самый дешевый билет покупала, его нельзя сдавать.
– Ее, наверняка, нашел уже кто-нибудь, – не сдавался охранник. – В каком туалете вы его потеряли? Я бы сходил и посмотрел.
– М-м-м, – застонала Марлен, – мне так неловко. Там сумочка открытая, а там… Ну в общем мне будет крайне неловко, если вы ее найдете.
– Сеньорита, – строго сказал охранник, – я не могу вас пустить по причинам безопасности. Ваш единственный шанс улететь завтра – это сказать мне, в каком туалете вы забыли сумочку.
– По-моему, это было… нет постойте. Мне надо самой, я так не смогу.
– Но я не могу открыть вам дверь, по правилам это запрещено.
– Ну пожалуйста… – прошептала Марлен прямо смотря на охранника. – Я буду так вам признательна, – слегка смущенно проговорила она.
Замок щелкнул и дверь приоткрылась:
– Только очень быстро, сеньорита.
– Конечно, – Марлен лукаво улыбнулась, потянулась к его лицу и поцеловала с щеку.
Момент блаженства – последнее, что почувствовал охранник.
– Извини, друг, – сказал Макс, опуская руку, – будет небольшая шишка.
В момент поцелуя, Макс посодействовал хуком справа.
– Дикарь, – поморщилась Марлен, смотря как Макс связывает руки и ноги охранника лентой с ограждений. – Барт, куда …? – вопрос Марлен оборвался, поскольку Барт уже бежал по коридору в сторону зала Марка Аврелия.
Макс запер дверь, отметив, что если за ними, все-таки, придут, то взломать этот замок не составит труда даже любителю. Он посмотрел в стекло двери. Площадь по-прежнему была пуста. Что ж, может повезет в этот раз. Во музее вряд ли есть еще охрана, экспонаты, конечно, бесценны, но такого добра в Риме на каждом шагу, так что любители древности, наверняка могут отыскать более легкий путь чем грабить музей.
Он нагнал Марлен и Барта уже в зале, где сегодня утром он слушал про космогонические познания римлян. Барт и Марлен освещали патио дворца Консерваторов фонарями, на темном небе не было ни звезд ни луны. Честно говоря, то, что глобус такой огромный Макс и забыл. Видимо, такое впечатление у него возникло на фоне размеров частей другого колосса, каменного. Макс в тайне надеялся, унести глобус с собой. Но теперь, глядя на почти метровый бронзовый шар с длинный конусом, желание прихватить его с собой разом исчезло.
– Барт, а почему ты думаешь, что за 500 лет его этот глобус никто не обследовал, и никто не нашел перепрятанный там амулет, – Марлен одолевали сомнения. – Археологи, реставраторы, эти твои Бэконы. Как можно не найти? Ведь, если его откопали один раз, второй раз могли бы найти гораздо легче. Вот он, прямо на виду стоит.
– Я не знаю, но единственное место, куда реставраторы могли не заглянуть – это этот самый штырь. Скорее всего, при таком способе передачи тайны, какая-то информация может теряться. Возможно, Шекспир и не знал про этот глобус ничего. Он просто переписал имена героев и сюжет да Порто. Ведь, как я уже говорил, эти амулеты не связывали ни с Константином, ни с шумерами. А значит, догадаться об их местоположении было почти непосильно.
Марлен, тем временем, подошла к глобусу и внимательно его осматривала. На его поверхности было несколько незначительных дырок. Ни амулет, ни тем более, руку туда было не просунуть. Марлен посмотрела на стоящую рядом метровую руку Константина. В самом центре ее зияла огромная дыра.
– Барт, этот глобус стоял на левой руке?
– Да, глобус всегда в левой. Вот в этой, – и Барт направил луч фонаря на огромную руку, в которой зияла дыра.
– Это дыра образовалась не просто так. Она появилась, при падении статуи, наверное, тогда глобус и оторвался.
– Ну, наверняка, и в шаре есть такая же дыра, только снизу, – торжественно заключила Марлен. И, предположу, что через эту дырку штырь припаяли к глобусу.
– А чего предполагать, надо проверить, – и Макс бесцеремонно подошел к глобусу, схватил штырь и потянул за самый край.
Хруст металла, которого так все ждали в тишине и темноте закрытого ночного музея не прозвучал. Было слышно только пыхтение Макса.
– Да, как-то я не подумал, – разочарованно проговорил Барт. – За 500 лет тут и без сварки диффузия металлов навечно соединила эти две железяки.
– Болгарка нужна, – Макс заозирался вокруг. – Или что-нибудь тяжелое.
С этими словами он схватил стойку ограждения, отсоединив матерчатый ремень от соседней стойки. Поднял увесистую столбик в воздух и со всей силы ударил по бронзовому солнечному лучу.
Раздался звон, способный разбудить Папу Римского, почивающего в другом государстве километрах в пяти от Капитолийского холма.
– У нас отличная команда – я умный, ты сильный, Марлен красивая…
Свет аварийного фонаря Барта выхватил фигуру Макса, держащего оторванный бронзовый штык в вытянутой руке.
– Он, ведь, полый? Посвети внутрь, – попросил Барт Марлен.
– Блин, тяжелый, никогда бы не подумал, что могу подержать в руках солнечный луч, и что он такой неподъемный.
Макс положил луч на пустующий гранитный постамент и посветил внутрь.
– Пусто, – разочарованно проговорил он.
– Ну, разумеется пусто. Ты что думаешь, все так просто, – спокойным тоном сказал Барт.
После очередного акта вандализма он был абсолютно спокоен и уверен в своей правоте.
– Смотри, – Барт светил внутрь луча, – там внутри запаяно значительно ближе к основанию штыря, чем это требуется. Полость заканчивается почти на половине длины.
Макс рванул к соседнему залу, и прибежал с куском арматуры, оставленной строителями. Он снял очки и положил на постамент с головой Константина.
– Русские с итальянцами очень похожи, обожаем беспорядок.
Он воткнул арматуру внутрь штыря и со всей силы ударил по ней столбиком стойки ограждения. Металлический хруст дал понять, что старая пайка поддалась.
– Дай-ка мне, – сказала Марлен отстраняя Макса, который пытался засунуть внутрь луча свои огромные ладони. – Мои руки поизящнее, – промурлыкала она и Макс сразу отступил.
– Есть, – почти закричала Марлен. – Нашла.