Евгений Викторович Донтфа
Девочка и пёс
– Вы свободны, госпожа Кория, – сказал судья. – Ваши показания внесены в протокол заседания и приняты к рассмотрению.
Женщина поднялась со стула и с гордой осанкой удалилась к своему месту в рядах зрителей.
Мастон Лург оглядел окружавшую площадку толпу. Он хотел объявить о закрытии судебного заседания, но для порядка всё же возвысил голос и спросил:
– Кто-то из присутствующих здесь имеет ли что-нибудь ещё сказать по рассматриваемому делу?
Ответом ему была тишина. Люди смотрели друг на друга, с нетерпением ждали, что вот-вот кто-нибудь выйдет вперед и что-то скажет, но все молчали. «Отлично», радостно подумал Мастон, предвкушая стремительно надвигающийся обед. Но в следующий момент, протолкнувшись сквозь первый ряд, из общей массы вышел невысокий, коренастый, широкоплечий мужчина в темно-серой рубашке, черном жилете, кожаных штанах и начищенных, почти глянцевых сапогах. Судья несколько сник, это был отец Радвига – солидный и, по словам начальника каравана, весьма состоятельный торговец Мелинор.
67.
Элен не раздумывая бросилась вперед. Галкут, придя в себя от своих размышлений, посмотрел куда она устремилась и тут же рванулся за ней. Он вытянул руку, словно бы хотел схватить и удержать девочку, и даже вроде бы закричал «госпожа Элен, это игра, они просто играют», но на самом деле лишь прошептал это или возможно эти слова только прозвучали в его голове. Он понял что опоздал и остановился, склонив голову и пряча лицо под широкой шляпой. Его тонкие сухие губы тронула усмешка. У него промелькнуло ощущение, очень приятное и трогательное, будто он родитель непослушного, но очень милого сорванца. И это ощущение, полное отцовской любви и гордости, ударило его в грудь как железный четырехгранный наконечник кирмианской стрелы, ибо когда-то оно действительно существовало для него.
Огромный, невероятно широкоплечий туру, покрытый светло-коричневой курчавой шерстью, в ярких желтых шортах и опоясанный толстым кожаным ремнем, упрямо, по-пластунски полз по траве, яростно глядя большими коровьими глазами куда-то вперед, в то время как двое мужчин, со всей силы колотили его палками по голове и спине. Один из мужчин, весьма дородный и могучий, с почти ласковым взглядом и добрым лицом, украшенным окладистой, аккуратно подстриженной русой бородой, облаченный в какой-то бесформенный балахон, подвязанный обычной пеньковой веревкой, напоминал добродушного попа. Другой, высокий, худой, лысый, одетый в заношенную светлую рубаху с закатанными рукавами, синие шаровары и стоптанные низкие сапоги, со своим изможденным костлявым лицом, на котором в первую очередь обращали на себя внимание очень внушительный, некогда сломанный нос и длинные обвислые какие-то грязно-седые усы напоминал уставшего постаревшего разбойника, который за всю свою, видимо, долгую жизнь так и не узнал счастья и достатка. Впрочем, всё это было абсолютно пустые умозаключения, просто внешнее впечатление и Галкут не придавал им особого значения.
Девочка без всяких колебаний перепрыгнула с разбега через лежавшего туру и, вклинившись между ним и «разбойником», попыталась оттолкнуть последнего, едва не угодив под его дубинку.
– Перестаньте! Немедленно перестаньте! – Крикнула Элен.
Лысый, с несколько оторопевшим выражением лица, опустил свое оружие и отступил. Девочка тут же снова перепрыгнула через поверженного мохнатого гиганта и, упираясь в мощное брюхо «попа», попыталась и его сподвигнуть отойти на шаг назад. Тот естественно не шелохнулся, но свою дубину все же опустил.
Зрители «избиения», около дюжины человек, притихли и с удивлением разглядывали странного ребёнка.
А туру тем временем продолжал ползти вперед.
– Как вы смеете?! Это бесчеловечно! – Возмущалась Элен. – Ему же больно! Вы что убить его хотите?! Что это за варварство такое! Если он в чем-то виноват, видите его к капитану Эркхарту и разбирайтесь…
Но договорить ей не дали. Пузатый «поп» с неожиданной проворностью схватил её за правое ухо и слегка приподнял. Девочка визгливо вскрикнула, схватилась за мощное широкое мужское запястье и поднялась на носочки, пытаясь уменьшить боль.
– Да как ты, мелкая, к взрослым людям обращаешься? – Произнес он гулким сочным басом, который весьма соответствовал всей его тяжелой внушительной фигуре. – Распрыгалась тут, блоха глазастая, на взрослых бросаешься как щенок шелудивый. Если родителям некогда заняться твоим воспитанием, то я тебе живо сейчас порку организую.
Элен, одной рукой подтягивая себя к запястью «попа», другой изо всех сил пыталась расцепить его толстые короткие пальцы, сжимавшие её ухо.
– Пустите! Пустите! – Яростно шипела она, раскрасневшись от усилия и негодования.
В какой-то миг, извиваясь в стальном захвате бородатого, её глаза встретились с глазами Галкута. И ожидая увидеть в них насмешливое удовольствие от происходящего с ней, она непроизвольно вся сжалась внутри, готовясь пережить приступ очередной острой обиды от нового унижения. Но она почти замерла, осознав, что на его загорелом лице, затененным широкополой шляпой, светилось нечто вроде ледяного бешенства, сдерживаемого усилием воли. Казалось он готов убить. Пытаясь разобраться в его эмоциях, Элен попыталась проанализировать его ауру, но не успела. «Поп» выкрутил ей ухо и она, поворачиваясь, вынуждена была отвернуться от Галкута.
– Ты откуда такая взялась? – Сердито спросил бородатый, при этом его широкое открытое лицо по-прежнему светилось добротой и лаской. – Ты понимаешь, что людям игру испортила?
– Я свою ставку забираю, – решительно сказал «разбойник» и направился к лежавшей на траве шелковой тряпице.
В этот момент Элен показалось, что на солнце набежала тень. С земли поднялся туру.
– Деньги мои! – Хмуро сказал он.
– С чего это твои?! – Обеспокоенно воскликнул «поп» и на его добром лице проступило волнение. Он отпустил ухо девочки, но при этом тут же схватил её за шиворот, удерживая ребёнка рядом с собой. Элен, избавившись от боли, притихла, вслушиваясь в разговор взрослых и остро чувствуя у себя на загривке могучую тяжелую длань, которая казалось способна оторвать её от земли как котёнка.
– Мои! – Упрямо произнес мохнатый великан. – Я прополз сколько договорились.
Высокий лысый «разбойник», не знавший в жизни счастья и достатка, остановился, не дойдя пары шагов до шелковой тряпицы, обернулся и сказал:
– Ты же видел, что нам помешал ребёнок. То, что ты полз после этого, значения не имеет. Игра была прервана и значит каждый остаётся при своих.
– Ещё чего! – Буркнул туру. – Детеныш это ваша проблема. В любом случае, к тому моменту как появился детеныш, я уже прополз три четверти… нет! даже четыре пятых всего расстояния. Значит четыре пятых того что вы ставили моё!
– Да ты что, Баратус! Какие четыре пятых?! – Всё более волнуясь, пробасил «поп». – Тебе в голову ничего не ударило? Гашон же тебе сказал, что игра была прервана. Прервана, понимаешь, коровья твоя душа?! Значит все ставки возвращаются игрокам.
– А пятки тебе не почесать, толстопузый?! – Мрачно поинтересовался туру по имени Баратус. – Вы что меня просто так, за здорово живешь, пять минут дубасили?! Хорошо устроился, мурло бородатое!
– Ты на себя посмотри, оглобля мохнатая! – Рявкнул «поп». – Игра не состоялась. Эта блоха стриженная бросилась прямо под наши дубины, мы что по ней должны были лупить?!
– Я должен получить эти деньги, – упрямо произнес Баратус.
– Получи с неё! – Сердито сказал «поп» и сильно толкнул девочку в сторону туру. – Пусть тебе её родители платят, а если она сирота продай её Горвику, у него как раз одна клетка полупустая.
Элен, упав на четвереньки, врезалась в толстые ноги Баратуса. Она ощутила острый, кислый запах с неким цветочным оттенком исходящий от ног и скорчила гримаску. У неё даже промелькнула мысль, что это запах мочи смешанный с чем-то еще, но в целом сейчас её голова была занята другим. Она пыталась как-то свыкнуться с осознанием того что это была просто игра. Когда между взрослыми возник спор, она даже позабыла о своем истерзанном ухе, с удивлением вникая в их слова и понимая, что никакого избиения, по-видимому, не было. Это поразило её. Получалось, туру добровольно согласился на то, чтобы его били палками по голове и спине, пока он ползет по земле. Элен стало любопытно: туру выигрывал, если проползал оговоренное расстояние под непрестанным градом ударов, а в каком случае выигрывали его противники? Если приводили туру в бессознательное состояние? Если убивали его? Последнее, конечно, представлялось маловероятным. И все равно для Элен это было какой-то дикостью. Она вспомнила как судья рассказывал о том, что туру отличаются азартом и жадностью. Что ж, судя по всему, она получила тому наглядное подтверждение.
– Гашон, забери наши деньги, – сказал «поп».
Не знавший в жизни счастья и достатка лысый «разбойник» было двинулся к тряпице, но Баратус недовольно прорычал:
– Стой!
Гашон остановился и поглядел на него.
Туру сжал могучие кулаки, его волнистая светло-коричневая шерсть приподнялась, ноздри огромного черного носа с розовыми пятнами раздулись. У Элен возникло острое желание убраться отсюда подальше. Даже без всякого разглядывания ауры, она понимала, что туру внутри клокочет от гнева. Казалось он в любой момент может броситься на тех, кто пытался лишить его денег, и тогда заодно своими стальными ногами растопчет и её. Но девочка не решалась пошевелиться и привлечь к себе его внимание.
Элен, скользнув по лицам окружавших место действия зрителей, увидела, что они с нетерпением ждут продолжения и явно надеются на кровопролитие. И понимая, что причиной всему этому явилось её необдуманное вмешательство, она почувствовала стыд. Но ведь она хотела как лучше. Куда там благими намерениями дорога вымощена бабушка говорила?
В этот момент на сцене появился Галкут. Поправляя свою шляпу, он спокойно прошел мимо Гашона и «попа» и приблизился к рассерженному туру. Не обращая на него никакого внимания, он нагнулся и со словами «Нам пора, госпожа Элен» подхватил девочку под мышки и поставил её на ноги. Сердце дочери Валентина Акари билось взволнованно и часто. Она понимала, что для неё сложилась опасная ситуация. И против воли почти тянулась к этому высокому, худому мужчине с равнодушными бледно-голубыми водянистыми глазами. Она не посмела поднять на него взгляд, но отпускать его костлявые жилистые руки ей не хотелось. Рядом с ним, возвышающаяся за её спиной мохнатая гора туру, пугала её уже не так сильно.
Наверно это было странно. В заведении Громми Хага она отважно бросилась на спину разъяренного бушующего туру чтобы отцепить от него ядовитое насекомое, а теперь её пугает другой его соплеменник, который вполне в трезвом уме и пока что стоит не шелохнувшись. Но в «Одиноком пастухе» у неё было дерзкое, почти боевое настроение, она презирала судью и его слугу и жутко хотела доказать, что она лучше их и в тоже время там она не чувствовала враждебного окружения. Теперь же, после встречи с Изамери и арабами, она словно бы потеряла какую-то часть своей обычной уверенности, и те, кто окружали её здесь и сейчас испытывали к ней по меньшей мере раздражение, ибо из-за неё возникли проблемы в таком животрепещущем и болезненном вопросе как деньги. И конечно она бы не посмела признаться в этом, но в глубине души была рада, что подлый, жестокий, гадкий слуга её похитителя наконец вмешался.
Галкут присел на корточки, отряхивая черные брюки девочки, как заботливый родитель.
– Надеюсь, вы не ушиблись, госпожа Элен. Вам следует быть осторожнее, – проговорил он как ни в чем не бывало.
Девочка молчала, покорно принимая пседвозаботу слуги судьи и чувствуя затылком тяжелый взгляд стоявшего сзади туру.
– Так это твоё что ли чудо? – С усмешкой спросил «поп».
Галкут выпрямился и впервые взял Элен за руку. И хотя девочке это было неприятно, она не стала вырывать свою ладошку из его сухой, жесткой, словно бы высушенной руки.
И, как будто не замечая обращенного к нему вопроса, он поглядел на ребёнка и произнес:
– Идёмте, госпожа Элен, я думаю здесь вам больше не интересно.
Однако бородатому субъекту такое игнорирование собственной персоны естественно не понравилось.
– Э-эй, приятель у тебя с ушами что ли проблемы?! – Спросил он, но, впрочем, вполне беззлобно. – Твоё чудо нам всю игру похерило и кто-то должен заплатить Баратусу за напрасно намятые бока.
Галкут наконец неприветливо поглядел на него.
– Госпожа Элен не обязана знать всех ваших дурацких игр, – холодно произнес он. – Госпожа Элен увидела избиваемого человека и поспешила ему на помощь. Я не успел её удержать. Если у тебя есть какие-то претензии к ней, можешь пойти и высказать их моему хозяину, королевскому судье Туила, господину Мастону Лургу. Госпожа Элен его племянница.
Над местом действия словно пролетел холодный ветерок. Стало тихо и зрители как будто заскучали. Люди потеряли интерес к виновнице происшествия, никто не собирался связываться с судьей. Конечно существовала небольшая вероятность того, что незнакомец в шляпе просто лжет, но все уже знали что Эркхарт потребовал королевского правосудия у проезжавшего мимо чиновника Судебной палаты и никому неизвестный странно одетый ребёнок, которого раньше в караване никогда не видели, вполне мог быть родственником этого залетного судейского.
«Поп» несколько сник и даже в некоторой задумчивости поскреб подбородок.
Но в следующий момент туру оживил вроде как уже затихшее представление и зрители воспрянули духом. Не издав ни единого звука, Баратус рванулся вперед. Галкут, подхватив Элен, шарахнулся в сторону. Впрочем, туру и так двигался, огибая их. С казалось бы невероятной для такого огромного и тяжелого существа скоростью он устремился вне всякого сомнения к заветной тряпице.
– Ах что б тебя, телок обоссанный! – Выругался «поп» и завопил: – Гашон!…
Но тот уже и сам всё понял. Развернулся, сделал пару шагов, нагнулся, чтобы схватить деньги. При этом совершив досадную ошибку, выставив навстречу летящей громаде туру свой тощий зад. И тот не преминул этим воспользоваться, с разбега заехав по нему своей широкой крепкой ступней. Громко охнув, Гашон пушечным ядром понесся над землей. «Браво!», весело заорали в ряду зрителей. Но в последний момент «разбойник», не знавший счастья и достатка в жизни, успел зацепить тряпицу и вожделенные монеты драгоценными брызгами разлетелись по красно-коричневой траве. Туру зарычал и, упав на колени, принялся собирать то что считал по праву своим. «Поп», придя в неистовство от этого зрелища, воздел одной рукой свою дубину, другой подхватил свой балахон, чтобы не путался в ногах и отважно устремился на мохнатого гиганта, при этом придав своему внушительному животу колебательные движения.
– Давай, пузатый, давай! – Кричали среди зрителей. – Это твои деньги! Мочи мохнатого!
Элен ошарашенно наблюдала за развернувшимся действом, испуганно сознавая, что это именно она сотворила всё это. Она вопросительно посмотрела на Галкута и встретилась с его взглядом. И хотя его губы оставались неподвижными, его глаза определенно улыбались и также определенно предлагали: «Бежим?» «Бежим», ответили ярко-синие большие глаза девочки. И мужчина и девочка слаженно и очень быстро зашагали прочь.
Никто не обратил на их уход внимания.
Оказавшись подальше от места действия, Элен сразу же ушла от Галкута вперед, явственно показывая, что не желает иметь с ним ничего общего. Ей было очень неуютно на душе. Она чувствовала свою вину за то что так глупо вмешалась в чужую игру и стала причиной драки. Она искренне волновалась чтобы кого-нибудь из этих троих не покалечили или даже не убили, но острее чем эти муки совести её мучили горечь и сожаление за то что она на какие-то минуты или может секунды позволила себе отнестись к слуге судьи с благодарностью и вроде как симпатией. И теперь у неё в душе пылал огонь раскаянья и стыда, словно она совершила гадкое предательство кого-то очень дорогого и любимого. Она знала, она твердо верила, что непременно должна ненавидеть и презирать Галкута, что он её враг, садист и убийца. И если она хоть на миг допустила отойти от своей неприязни к нему, если она позволила себе отнестись к нему по человечески, то значит она предала не только саму себя, ту кого он похитил, истязал и унижал, но и своего отца, Кита, дедушку и остальных, кто несомненно тоже бы ненавидел и презирал этого негодяя. И ей хотелось обернуться к нему, срочно сказать какие-то неприятные жестокие слова, восстановить статус-кво, показать, что ничего не изменилось в ней по отношению к нему. Но она этого не делала. Что-то мешало ей. И может быть впервые в жизни её детская категоричность растерянно отступала в сторону, путаясь в каких-то непривычных, вроде бы взаимоисключающих эмоциях. Наверно Элен еще не понимала этого разумом, но уже чувствовала сердцем, что Добро и Зло, два столь громких, ясных, определенных, очевидных понятия на самом деле не так уж определенны и очевидны, что порой они настолько спутаны и слиты, что разделению просто не поддаются. Злой жуткий Галкут, убивавший детей, участвовавший в похищении людей, рабски прислуживающий еще более гнусному и подлому злодею чем он сам, Галкут, который водил её на цепочке в туалет, который причинял ей боль, унижал её, Галкут, в глазах которого пылала ледяная ярость при виде того как бородатый «поп» выворачивает ей ухо, Галкут бросающийся со стулом на громадного озверевшего туру, защищая её, какой он? Она не хотела в этом разбираться, не хотела думать о нем, она ускоряла шаг, инстинктивно пытаясь отдалиться от него, пытаясь забыть как держала его за руку.
Но в какой-то момент она поняла что убегает. Ей стало стыдно, она не хотела быть или по крайне мере казаться кому-то другому трусихой. И Элен остановилась и обернулась. Галкут тоже замер и внимательно посмотрел на неё. Девочка искала слова, но не понимая что именно она хочет сказать, естественно не находила.
Слуга судьи потрогал большим и указательным пальцем край своей шляпы, что возможно было некоторым жестом задумчивости, и очень спокойно проговорил:
– Всё в порядке, госпожа Элен. Вам совершенно не нужно беспокоиться по поводу того что вам пришлось принять мою помощь. В этом нет ничего зазорного для вас. У вас сейчас просто нет другого выхода. И да, я, конечно, помню, что я подонок и убийца и если порой и оберегаю вас, то только лишь потому, что этого требует от меня мой хозяин.
Элен пыталась разобраться в своих чувствах, но не получалось. Этот человек был ей неприятен, но вместе с этим она сейчас поняла, что больше не боится его. Не потому что она вдруг преисполнилась отчаянной отваги, а просто потому что почувствовала что он безопасен для неё. Нечто подобное она недавно испытала и по отношению к страшному Изамери.
Она вспомнила дядю Васю.
Шатров Василий Геннадьевич работал мастером в одной из коммунальных городских служб и курировал ту улицу, на которой находился дом Валентина Акари. По началу, когда Элен по её же словам была еще маленькой, она очень боялась дядю Васю. И когда он заявлялся в их дом и хозяйничал у них в подвале, на крыше, в ванной или на кухне, Элен чуть ли не в благоговейном ужасе спешила как можно надежнее спрятаться от этого жуткого человека. Дядя Вася, шумный, громадный, энергичный, пузатый, абсолютно лысый, с вечной щетиной, разговаривал громким басом, обладал невероятной силой и даже папа, которого Элен считала широкоплечим великаном, рядом с Василием Геннадьевичем выглядел чуть ли не ребенком. Сама же Элен рядом с ним представлялась самой себе какой-то крохотной писклявой мышкой. Кроме того дядя Вася вечно был обвешан многочисленными ремнями и поясами с кучей каких-то инструментов и оборудования и от этого казался ещё больше. Будучи мастером на все руки он чинил в доме всё что угодно, от трещины в тротуарной плитке дворовых дорожек до интеллектуальной системы энергозахвата световых панелей на крыше. При этом дядя Вася много курил, любил напевать себе под нос, рассказывал скабрезные истории и запросто мог затейливо выругаться, если что-то шло не так. Со всеми он был на «ты» и обожал живое общение. Постепенно Элен привыкла к нему. Какое-то время она решалась приближаться к нему только в присутствии папы, а затем уже и без всякого сопровождения. Правда Валентин Акари, слушая истории дяди Васи или его неожиданный заковыристый мат, вдруг спохватывался, осознавая, что дочь рядом, и спешно просил её пойти поиграть в другое место. Если она пыталась воспротивиться, он делал большие глаза и повышал голос, если и это не приводило к успеху, то тогда он обещал отдать её дяде Васе, чтобы тот перенастроил её модуль вредности. Василий Геннадьевич с удовольствием это подхватывал и, доставая какой-нибудь ужасный инструмент, алчно глядел на девочку и обещал сделать всё как надо. И тогда Элен, искренне недоумевая как взрослые могут так глупо дурачиться, гордо удалялась. Но порой папы дома не было и тогда Элен уже никто не мешал слушать необыкновенные истории дяди Васи, его веселые присказки и поговорки, вдыхать его брутальный запах, состоящий из ядрёного одеколона, крепкого табака и кофе и глядеть как ловко и умело он расправляется с очередной проблемой. Дядя Вася называл её Белоснежкой или Белой молью, потому что она всегда такая не загорелая. На его вопрос почему Элен охотно поведала ему что это наследственное, что папа с такой планеты где люди потеряли эту способность и теперь она остается незагорелой, сколько бы не находилась под солнцем. «Ну значит, Белоснежка и есть», заключил дядя Вася. И они продолжали весело болтать обо всем на свете, о соседях по улице, о роботах, о школе, о мальчишках, о всяких вкусностях, о Дальнем Космосе, о странностях инопланетных рас, входящих в Звездное Содружество, о космических пиратах, о привидениях и чудовищах. Дядя Вася с удовольствием пичкал девочку сказочными страшными историями, не подозревая, что та с легкостью определяет когда он, мягко говоря, выдумывает. Элен очень полюбила дядю Васю и уже и представить не могла, что когда-то боялась его. Теперь ей представлялось это абсолютно смешным и нелепым, как можно было бояться этого пусть большого и могучего, но такого добродушного и веселого человека. Какого же было её удивление, когда папа рассказал ей что, дядя Вася прежде чем стать «завхозом» их улицы, шестнадцать альфа-лет отслужил в космическом десанте, прошел через две войны, был разорван гранатой и что часть его туловища и левая рука это воссозданная военными хирургами биопротезированная напичканная наноэлектроникой плоть. Так вот сейчас, глядя на Галкута, она припомнила, как по началу, когда она еще шарахалась от дяди Васи как от огня, тот весело кричал ей: «Ну ты чего, бледнолицая? Не боись. Солдат ребенка не обидит!»
И сейчас ей казалось будто что-то подсказывает ей что слуга судьи тоже один из этих "солдат". Это ощущение было нелогичным, наверно инфантильным и в любом случае неправильным. Ведь Галкут убийца детей. И совершенно запутавшись, девочка устало произнесла:
– Я просто хотела спросить, может нам не стоило уходить. Может нам стоило вмешаться, а то там еще убьют кого-нибудь.
– Не волнуйтесь, госпожа Элен, никого там не убьют. Этим двоим с туру не справиться, а туру, покуда он в трезвом уме, смертоубийства не допустит. Намнут друг другу бока, поделят деньги и разойдутся. Не волнуйтесь. А вот у вас теперь правое ухо больше левого.
У Элен дернулась рука потрогать свое истерзанное ухо, но на полдороге остановилась. Что это было? Издевательство? Шутка?
Элен отвернулась. Вполне обретя душевный покой, она пошла дальше.
