Евгения Мулева
Небо молчаливое
II
Эмма сидела в комнате уже где-то сутки, фальшивое небо с ладных дисплеев успело побуреть, порозоветь, налиться серыми грозовыми тучами, очиститься до лёгкого предночного сияния, подмигнуть растущей вернской луной, далёкой и невидимой. Эмме хотелось выть, и она ни в чём себе не отказывала. Всю первую половину злосчастного дня она плакала, потом попила воды и уснула. Нога почти не болела. Боги, да разве то рана? Так глупость! Ну, наступила на гвоздь, получила от Фета укол и долгий выговор. И то и то Эмма выдержала стойко, как солдат, с лицом совершенно несчастным, но каменным. И к себе дохромала резво, и весело буркнула в рацию, что-то про «больной-выходной». За день корабль не развалится. За два тоже. А вот сама она, как оказалась от маленького гвоздя развалилась. «Дура, – думалось горько, – смотреть надо. Смотреть», – и что-то в этих словах было очень-очень докторским. Эмма перевернулась на другой бок, чтобы фальшивых звёзд не видеть, натянула одеяло до подбородка. Верхний одеяльный краешек был весь мокрый, подушка тоже. Зараза. Придумала сама себе беды. Фальшивые звёзды так и манили своим несбыточным белым сиянием.
– Эмма, ты не права, – увещевал Фет. – Тебе нужно выговариваться. Приходи ко мне, боги, неужто так сложно прийти?
– Сложно, – буркнула Эмма. Она не умела, она терпеть не могла такие разговоры. Фет постоянно пытался… и ни черта у него не выходило. – Чья сейчас смена?
– Луи, – безразлично отозвался доктор.
– Проверить не хочешь?
Доктор закатил глаза: без меня что ли не справится? Но вслух ничего не сказал, поднялся, грозно глянул на Эмму, ведьма нагло улыбнулась, будто не про неё всё это, ох не про неё. Доктор неохотно вышел в коридор. Он вообще-то любил смотреть, как Луи ведет корабль сквозь облака. Луи за штурвалом менялся. Из вора вышел отличный пилот.
Фет не любил судить людей, оно само выходило, само. Не попишешь. Правилам нужно следовать, иначе выйдет дерьмо такое, что за жизнь не разгребёшь. Кажется, для него одного это очевидно. Даже Эмма, умнейшая Эмма местами так безответственна, не приведи небо.
– Можно я просто умру? – спросила Эмма без трагедии, без надрыва, она так спрашивала который час у собственных часов.
– Нет, – запретил Фет. – Не пугай меня, Эмм. Вспомни, кто собственником на корабль записан.
Эмма устало пожала плечами. «Вот к чёрту всё это делать – почти сказала она, – если всё равно без толку? Таблетки пить и витамины, за кораблём следить, сидеть в лаборатории. Не выходит же ни черта!».
«Надо!» – приказал Фет, он молчал, конечно, разглядывал свои обожаемые бумаги. Эмма вздохнула: надо так надо. Она не лениться, просто устала. Просто упасть бы и часов двадцать проспать.
Она тряхнула головой. Фет прав, прав конечно. Корабль институтский, она единственный представитель научной группы и так далее…
– Не могу, когда так. Как дельфин в аквариуме.
– Дельфин?
Фет как исконный житель Верны о дельфинах ничего не знал.
– Как большая рыба, только млекопитающее.
– Ты издеваешься?
Эмма улыбнулась.
– Ты отчёт просмотрела, да?
Эмма кивнула, конечно, смотрела! Что за вопросы? Смотреть она не собиралась.
– Есть замечания? В конце я не совсем точно написал, как правильно не знаю. Хотел расспросить Константина, но неудобно как-то, человек устал, перелёт хм…, а потом сразу в машинное и буря! Он даже не ел с Тирхи своей. Тирха это где?
В голове у Эммы всё плыло и мельтешило. Буря, Тирха, Константин. Какой отчёт он вообще имеет в виду?
– Мм… – протянула ведьма.
– Так есть замечания?
«Всего одно, Фет, – подумала Эмма, – зачем ты его написал?» Или это не замечание? Наверное, нет, решила Эмма и как на лекции сказала:
– Нет почти. Не значительные. Можно вшивать в систему.
Фет довольно кивнул, а потом нахмурился, а потом снова кивнул. Надо бы было всё же хотя бы пролистать.
– Точно? Давай лучше исправим на всякий?
– Не стоит, – уверила Эмма. – Хочешь я сама внесу?
Доктор вёл бортовой журнал примерно… примерно всегда, ну то есть с того момента, как основной экипаж Неба покинул Верну. Эмма ленилась: отчёты, по её мнению, были тупой тратой времени и места в безлимитном корпоративном облачном хранилище, но Фету кажется нравилось.
– Нет-нет, – покачал головой доктор. – Я не хочу утруждать тебя. Я и так твоё время занял, занимайся исследованиями.
Фет посылал отчёты в облако каждый день. Эмма и знать не знала о чём он там писал, о купленной картошке, о мелких бурях, визитах пиратского капитана, о её шарлатанской работе? Да впрочем, без разницы, их всё равно никто не станет читать. В конце недели Эмма отсылала собранные данные и расчёты по ним и краткую сводку «всё хорошо, мы не упали». Ей тоже никто не отвечал. Возможно, связь Верны и Нового мира давно прервалась. Возможно, вся её работа и жизнь давно ничего не стоят, потерянные электронные импульсы, ничто в чернющей пустоте.
Доктор отправился мыть кружки. Он вряд ли думал об этом, и вряд ли думал так. Он знал инструкции, он вызубрил законы Неба и просто шёл по ним. А Эмма даже брошюрку открыть не потрудилась, на инструктаже по безопасности она сбежала в коридор, когда пошёл рассказ о струйках артериальной крови. Эмма знала, где висят огнетушители и куда жать, если буря; знала, что переходить из корабля в корабль можно только в респираторе, что главное – команда, а на станциях лучше не высовываться. Большего и не нужно, больше знает Фет.
Кто-то постучал. Эмма дёрнулась, больная нога накрепко запуталась в простыни. Постучали ещё раз.
– Это я, – сказал Константин.
«Ваш новоявленный кэп, – уныло подумала Эмма.– Ну, впрочем, понятно, Фет с Луи заняты, а этому по всей видимости некуда себя приткнуть».
– Вижу. – Она правда не хотела грубить. Это ведь глупо и пользы не принесёт. Лучше побыстрей его выпроводить и поблагодарить, конечно. Эмма попыталась улыбнуться, добавляя к улыбке глупое: – Здравствуй.
Он кивнул вполне дружелюбно, и вместо того, чтоб побыстрей убраться, вошёл в комнату.
– Я тебе поесть принёс. Ты ела вообще сегодня?
Эмма неопределённо пожала плечами. Она, кажется, вчера завтракала, а потом машинное и… ну в общем не доковылять до кухни. У неё, конечно, была рация и…
– Поставь на столик. Спасибо. – Она указала в сторону, пряча руку под пледом.
– Как ты?
– Нормально, – отмахнулась Эмма. – Рана ерунда, только ходить не могу. Ты что-то хотел?
Он растерянно покачал головой.
– Я подумал, тебе одиноко тут сидеть. Мне было бы одиноко.
«Странно, что именно ты подумал», – Эмме сделалось очень тоскливо, тоскливо и всё тут. Сколько раз Луи прибегал к ней погрустить, сколько Фет из-за ерунды выдёргивал, а теперь… Ну а впрочем, может и правильно? Чем она их участие заслужила? Конечно правильно. Как и тогда. Не было б правильно, Эммы б тут не было на этой треклятой планете, на этой дурацкой посудине.
– Нормально. Правда, нормально.
– Хорошо, – он кивнул. – Может…
– Нет, правда, всё хорошо. Если что у меня есть рация, – которую она не включала, – могу… Так что, не надо.
– А нога?..
– Пойдёт.
Примерно тут он должен уйти. Любой бы ушёл. Давай вали, капитан.
– Точно? – Он улыбался широко и добродушно. Эмме хотелось запустить в Константина подушкой, только б убрался.
– Нет, – она вдохнула глубоко-глубоко. Простить было трудно. Эмма вообще не любила простить. Никого. Ни о чём. Никогда. Сама. Тут самой не получится. Какая ж она всё-таки жалкая! – Ты мог провести меня? – ну вот несложно совсем, разжать губы и сказать. – Тут недалёко, – добавила Эмма, винясь. Будто на корабле может далёко. В нём всего-то сто метров от силы. – Мне надо… Хочу тросточку взять. – Боги, ну что за признание? Хочешь бери. – Вдруг упаду опять, – она грустно улыбнулась. Если бы это хоть где-то было смешно! Не смешно.
– Давай руку, – сказал он с готовностью. У него была тёплая, надёжная и явно сильная рука. Эмме почему-то захотелось реветь. Боги, сколько жалости к себе и к этому маленькому, вечно болеющему телу успело скопиться. Боги, как долго она не давала себя плакать. Не разрешала. Некогда. Некогда. Сегодня смена и завтра смена. Два человека на борту мало, три мало. – Встала? – спросил Константин. Она встала как раненная цапля на одну ногу. До чего же жалкое зрелище! – Берись за руку. Берись, берись.
Эмма неуверенно схватилась за подставленный локоть. То ещё унижение! «Сама напросилась», – напомнила она строго.
– Нормально, – буркнула Эмма. Благо, идти тут недалеко. Ковылять.
– Если хочешь, я тебя поне…
– Нет, – Эмма опасливо покачала головой. Ей стало дурно и холодно от страха, от стыда. Чужой человек возьмёт, схватит, поднимет. Эмма отшатнулась.
– Не бойся, ты лёгкая.
– Не надо. Не надо, пожалуйста. – Она понимала, что её голос звучит жалко и загнанно. Лучше б Луи пришёл, или Фет в крайнем случае. Ну отругал бы. Ещё раз.
– Эмм? Хорошо. Всё хорошо. Я нормальный, если что.
«А я нет, – подумала она тоскливо, незачем такое говорить. – Завтра будет получше. Конечно, утешай себя», – мысли разбредались, бестолковые и колючие. Ну вот и пришли почти.
– Нам туда. Там каюта… Тимофея Владимировича.
Она действительно собирается взять трость Рогача? Теперь. Ну, ему-то, с другой стороны, тросточка уже не нужна.
Константин кивнул.
В каюте было темно и тихо, и попахивало какой-то дрянью: валерьяной и сухими цветами, кто-то на Южной тогда нарвал и притащил охапку и бросил без вазы. Эмма неуклюже ухватилась за столик. Константин стоял сзади, стоял тихо.
– Где здесь свет? – спросил негромко.
– Слева за дверью.
«Как странно, что помню», – подумалось Эмме. Каюты всё типовые: стол, шкаф, кровать. Научным сотрудникам – одноместные, команде – скромнее. Рогач мог попросить что-то роскошное, только ему было незачем. Капитан тем временем нащупал выключатель.
– Не дави, – сказала Эмма, – просто коснись и задержи ладонь.
Свет хлынул в комнату, как вода, оголяя память. Как было, так и осталось. Аккуратно прибранная кровать. Иссохшие цветы у изголовья. Его вещи: планшет и тетради, коробок цветных карандашей, красная кисть в стакане, альбом забрали. Заречься не ходить сюда, чтобы потом прийти и разграбить.
– Трость? – угадал Константин. Она кивнула. Кощунство рушить эту тишину. «Не для него», – поняла Эмма. Новоявленный капитан бесстрашно ломанулся по каюте, бесстрашно вклинился в царствие мёртвых вещей, откинул коробки, обошёл кровать, вытащил трость и протянул её Эмме: получи, принцесса, драконью голову.
– Спасибо, – сказала она тихо, нельзя было не сказать, но брать не спешила. Казалось, мир рухнет, казалось сейчас явится Дэвид и проклянёт её и корабль, и Верну, и небо. Сначала ты так, а потом… Эмма просто и спокойно сжала пальцы на рукояти. Холодное дерево было ладным и гладким, как надо в руку легло. – Вещи, – Эмма набрала побольше воздуха, и время замерло на долгом вдохе, – это просто вещи, – объяснила сама себе. Выдохнула. – Спасибо, что сходил со мной.
Следующий день оказался попроще. Натуго перемотанная нога почти не болела, почти не мешала, так что и трость толком не была нужна. Эмма закрылась в лаборатории, выставив перед собой полную кружку пряного кофе и стопку тетрадей Рогача. Рано или поздно их нужно было открыть. Рано или поздно, да к чёрту. Сейчас.
III
– Люди из шкуры лезут, чтобы быть не такими как все, а ты и без этого, – запал кончился, и Константин скис, но фразу закончил: – особенная.
Это комплимент такой? Судя по наглой улыбке, он самый.
– Просто скажи, что я странная, – Эмма вздохнула, – не обижусь.
Константин покачал головой: нет, не то он имел в виду.
– Нет. По крайне мере, не в плохом смысле.
«Смысл один», – подумала Эмма.
– Что ты от меня хочешь?
– Ничего, – он улыбнулся, разводя руки в стороны, то ли распятие, то ли объятия… – Хочу узнать тебя.
Он давил. А этого Эмма не выносила, она просто выскальзывала из-за стола с остывшем чаем, из разговора, из-под пристального взора. У неё всегда, всегда-всегда имелась волшебная дверь, в которую можно уйти, за которой никто не тронет.
– Эмм?
Она вздрогнула. Почему он пристал к ней, а не к Луи? И если молчать, отвяжется?
– Я, наверное, не так сказал. Знаешь, я очень хорошо чувствую людей.
«Ты очень хорошо навешиваешь ярлыки», – поправила она, но говорить не стала. Пусть думает, что как хочет, если ему так больше нравится.
– А меня не чувствуешь. Очень романтично, – Эмма вздохнула. Хватит тут сидеть. Пора в лабораторию.
– Зачем тебе это?
Он не смотрел с укоризной, по крайней мере, Эмме хотелось так думать, очень хотелось, а ещё хотелось под стол залезть, чтобы не видеть, и чтобы её не видели. Но так ведь нельзя. Она запахнулась в кофту, пряча руки в растянутой ткани.
– Татуировки?
А что же ещё? Глупый вопрос, но хоть немного выкроит время. Выкроит и?.. Кофта больше не тянулась. Эмма смутно чувствовала, что мёрзнет. Он кивнул и чуть поддался в её сторону.
– Я не осуждаю, ты не подумай. Просто для меня, – Константин задумался, явно подбирает слова. Пусть подбирает, предыдущие вышли не очень. Эмма зажмурилась. Если сейчас встать и уйти? Если… – Для меня это странно. Не так! Непривычно. Там откуда я родом, девушки таким не увлекаются. Ну, может только музыкантки какие или…
– Проститутки? – Вообще-то Эмма подумала о художницах и бандитках, о байкершах в кожаных куртках.
– Не знаю, – он улыбнулся чуть-чуть смущённо. – Я не покупал секс.
– Ты покупал расположение. Красивый алкоголь, твоя мордашка… – Эмме сделалось мерзко от собственных слов. Нужно остановиться. – Не так уж и много отличий.
– Цинично.
«Он не обиделся?», – Эмма вздохнула.
– Прости, – она мотнула головой. – Меня сбил с толку твой вопрос. Не знаю почему. – К чему ему твои оправдания? – Прости ещё раз. Зря я…
Так бы она защищалась от Эвиных слов и нападок родителей. «Зачем ты это с собой сделала?» – ужасались домашние. Юная Эмма улыбалась, ей нравилось, наконец, обрести что-то своё, что-то, что отделило бы её от этой маленькой хибары, где всю жизнь она была чужой, неуместной и неправильной, в отличие от замечательной сестры. Как хочешь из кожи лезь, всё равно любимой не станешь. «Эмма, зачем?» – холодно и смирено спросил тот, кто любил, спросил и руки не подал, от неё отвернулся. «Надо», – прошептала она одними губами. От равнодушия Дэвида колкости не спасли.
– Да всё нормально, – отмахнулся с улыбкой Константин. – Мне не стоило…, да?
– Не знаю, – обронила она устало. Ей очень нужно, до ломоты, чтоб хоть кто-то пожалел, как она жалела Луи, чтобы поговорил и обнял. Она тряхнула головой. – Ты про татуировки спрашивал? Мне нужно… мне… Я вижу себя такой. Мне нравится, как они выглядят. Этот контраст между тёмной краской и светлой кожей. И так я… как бы… чувствую себя живой. Чувствую себя. Не могу объяснить. – Эмма не думала, что у неё получится говорить так долго.
– Я, кажется, понял, – он кивнул, примирительно улыбаясь. – Или нет. – Эмме стало тепло и, кажется, капельку проще. – Выглядит здорово, как по мне.
– Спасибо.
Когда-нибудь она перестанет пугаться людей.
IV
– Сиди смирно.
– Сижу! – улыбался Константин. – Ты раньше стригла людей?
– Стригла, – согласилась ведьма. – На Верне с парикмахерскими, видишь ли, туговато. – Она пожала плечами. Ей было скучно сообщать простые, сами собой разумеющиеся вещи. – Не бойся, капитан, уши оставлю.
– Эмм, я тебе не особо нравлюсь, да?
– Ты не деньги, чтобы всем нравится.
Она взяла расчёску, а ножницы опустила в карман передника. Подошла ближе близкого так, что игнорировать можжевеловый дух он больше не мог. Белым росчерком в зеркальной мути взметнулись руки. Он замер, почему-то он замер, вдохнул, а выдохнуть забыл. Но ничего не случилось, ножницы так и остались торчать в кармане передника, расчёску она сжимала между пальцев левой руки. Он никогда не чувствовал себя таким беспомощным, безголосым. Снаружи бушевали метановые облака. Холодные пальцы пробежались он шеи к затылку.
– Надо будет побрить, – заключила ведьма. Её дыханье коснулось макушки, запуталось в мокрых кудрях.
Сколько это длилось? Не меньше жизни. Её быстрые касанья, её тепло и близость дыханья и близость… А потом пришёл Луи с машинкой для бритья, воткнул её в розетку, протянул шнур и совершенно довольный, и совершенный спокойный уселся с ногами на стол.
– Готово, – Эмма взъерошила его кудри, стряхнула простыню. – Следующий.
Луи спрыгнул со стола и два пружинистых шага оказался на месте Константина, и надо сказать, он лучше сюда подходил.
– На пять сантиметров, – показал ребром ладони Луи.
– Как пожелаете. – Она стянула с руки резинку, и закончив вычёсывать собрала часть его волос в пучок. – Ты пахнешь дымом.
– Я мылся, – запротестовал Луи. – Это рубашка.
– Да знаю.
Солнечно-белые волосы Луи падали на пол. Падали к его тёмным, ещё мокрым кудрям.
– Как там ты говорила?
– О чём? – она проводила расчёской и стригла. Проводила, стригла, отходила на шаг смотрела, кивала сама себе или хмурилась, так живо, комично.
Константин думал было уйти, но вдруг прирос к тому самому столу, где пятью минутами ранее сидел Луи.
– Обо всем!
– Конкретнее Луи.
Было видно, как нравится ей этот разговор. Нет, с Луи и с Фетом она была совсем другой: весёлой и славной, а с ним едва ли.
– О мире, в котором живут внизу. Не в этом низу, – он вытащил руку из-под простыни только чтобы указать пальцем в пол. А Константин сидел, не двигаясь, боясь, что она разозлиться? Эмма казалась такой безмятежной. Глупости, глупости. Просто боясь.– Ты тоже там был?
– Нет, – ведьма не дала Константину ответить. – Он из другого мира. Из старого дома. Мой мир – колония, как Верна, но более развитая.
– Ты собираешься вернуться туда?
Почему его вопрос прозвучал упрёком?
– Не знаю, – холодно ответила ведьма.
– Эмм? – дёрнулся Луи.
–Тш. Уши остригу.
– Готов.
– Спасибо! – Луи ринулся к зеркалу. Что он думает там разглядеть? – Ты чудо, Эмм.
– Я знаю, – улыбнулась ведьма, довольно кивая.
Сеанс закончился. Она взяла веник и совок с длинной ручкой и подмела, а ведь могла приказать кому-нибудь.
– А про солнце расскажешь? – Луи крутился возле совка, норовя наступить в кучку мусора.
– Луи, шаг назад, – просто сказала ведьма, не упрекая, не повышая голоса, сказала – не цыкнула. – Встань к кэпу, – а вот на кэпе поморщилась, ну конечно же! – тогда расскажу. Я ведь уже рассказывала?
– Ага.
– Найди тетрадь. Термоядерный синтез мы с тобой ещё не разбирали ведь?
– О боги, – выдохнул Константин, спиной ощущая, что его-то как раз никто не спрашивал.
–Неа! – Луи уже приготовился бежать за тетрадью. Стоит отметить, что ничего бумажнее Эмминых карт Константин тут на Верне не видел.
– Ты правда ученная?
– Непохожа? – усмехнулась она в привычной манере.
– Ну… Эти шали, карты.
По-хорошему ему нужно согласиться и всё.
– Как много НИИ ты тут видишь, а капитан? – Она смеялась над ним, каждым словом, каждым. Не дала ответить, сказала сама: – Я столько же. А карты вот.
«А карты вот», – повторил про себя Константин.
– Стой, – обронила она растерянно.
– Да? – он с радостью остановился. Он хотел, чтобы она его остановила. Чтобы подошла чуть ближе. Чтобы простила. Чтобы позволила показать, что он не враг и не животное.
– У тебя тут… Подожди.– Она подошла вплотную, наклонилась и провела пальцами по голой капитанской шее. – Я поцарапала, пока брила. Прости. Сейчас за мазью схожу.
– Эмм?
– Что?
– Прости меня.
– Да, кэп. Прощаю. А за что?
Глава 4
здесь пахнет солнцем
I
– Близко, – встревожено оповестил Луи.
– Кто? – так и не понял Константин.
– Друзья, – нахмурилась Эмма. – Разрешай стыковку. А ты, – она указала пальцем на Константина, – оповести Фета, чтобы был здесь, – поморщилась, – немедленно. Зараза.
– Да, Эмм, – отозвались они с Луи почти что хором.
Фет выругался в рацию, через три минуты он уже был в рубке. Луи натружено пялился на дисплеи, выкручивая ручки. Эмма извлекла из кармана брюк круглое зеркальце и жирный угольный карандаш, быстро, почти не глядя, она подвела глаза, возвращая себе ведьминский облик. Фет усталый и грязный после прерванной смены в машинном кратко выругался.
Они замерли в ожидании. Константин просто рядом встал. Беды на Молчаливом Небе не повторялись.
Корабли состыковались с первого раза. Луи даже присвистнул от удовольствия, в первый раз вышло так ладно! Эмма улыбнулась ему. Она явно нервничала, но никто, пожалуй, никто кроме Константина этого не заметил. Доктор, примчавшийся из машинного, стянув респиратор и гогглы, застыл у люка, точно каменный страж, точно статуя рыцаря пред собором. Люк выпустил воздух, словно выдохнул, и открылся. Константин вышел им навстречу, раз он капитан, значит должен встретить их первым.
– Госпожа, Эмма! – из люка вылетел широкий рыжий человек в кожаной фуражке с косматыми бакенбардами. – Здравствуй!
– Здравствуй, Людвиг, – ведьма легко проскользнула мимо спины Константина, в которой раз указывая капитану его капитанское место. Она протянула руку вошедшему, и тот радостно сграбастал своей мохнатой рыжей лапой Эммину кисть. Человек походил на пирата. За ним из люка вытекло ещё двое – Рано вы в этом цикле. Приключилось что?
– Знаешь всё, ведьма! – усмехнулся человек-Людвиг. – Это что новый у вас? Правильно, руки на борту лишними не бывают, даже у такой ведьмы как ты!
– Константин!
– Тебя не спрашивали. Так, госпожа?
– Его зовут Константин, – сказала Эмма. Спасибо, что хоть сказала.
– Будем знакомы!
– Будем, – буркнул Константин. Этот человек-Людвиг ему не нравился.
Наконец они отвлеклись. Рыжий Людвиг стянул фуражку, хлопнул Луи по спине, свистнул своим компаньонам и прилепился к Фету. Доктор покорный, точно рыбак перед бурей, вытянулся по струнке, хотя куда ему становиться ещё прямей? Вытянулся и точно выскользнул из этой реальности, от этих людей.
– Ты пойдёшь? – шепнул Луи тихонечко, точно крикнул во всё горло: не ходи.
– Да, – ответила она также едва слышно. – Сейчас закончат и…
– Три ящика, так? – громовым басом поинтересовался рыжий.
– Один яблоки, два картошка, – подтвердила Эмма. – У Фета список.
– Потом пройдёмся, госпожа! – в голосе Людвига радости было излишне, хотелось её поумерить. В нос кулаком поумерить.
– Боги, – вздохнула Эмма шёпотом. – Яблоки у нас последние.
– И картошка, – обреченно добавил Луи.
– И Фет только из машинного без отдыха, а у них ножевые опять. Вовремя, боги, вовремя.
– Эмм? – встревожился Луи и голос повысил, так что один из людвиговых зыркнул на них.
– Штурвал, Луи. Мы сцеплены, но вот то облако никто не отменял. Они явно на радар сейчас не смотрят.
– Правее, – подсказал Константин. – Уводи на двадцать градусов.
– Есть!
Корабли в связке двигались медленнее, точно огромная фура, двуглавый холм на колёсиках.
– Эмма! – позвал Людвиг. Натрепались. – Идём кофейка выпьем, пока доктор готовится. Иль покрепче, – он подмигнул. Подмигнул собака!
Она кивнула, мол иду, и двинулась. У Константина всё внутри стало как снаружи шаттла, и не увести правее на двадцать градусов.
Она задела его плечом и замерла.
– Кэп? – ему послышалось. – Кэп, – повторила Эмма, – пойдёшь со мной?
– Да, – кивнул Константин с охотой.
– Спасибо, – прошептала Эмма ему в плечо. – Каждый раз с ними пью – по краю хожу, – она шептала и улыбалась пиратам. Шептала и улыбалась. Константин никогда не думал, что можно так, что смелость не равна бесстрашию. – Не отходи от меня, – приказала ведьма.
– Не отойду.
– Что с вами приключилось? – спросила ведьма, поравнявшись с Людвигом. Константин поймал себе не мысли, что воздушных пиратов видит впервые, что сам бы с пиратами хотел бы говорить также, а ещё рома бы выпить хотел. Но мысль такая показалась ему глупостью, Эмма искала защиты, а не ребячества.
– Ох, все ты расскажи!
– Сам разве не хочешь? Похвастай, Людвиг, – подначивала она пирата.
– Ну обожди чутка! – он растянул свой рот в оскале. Пять золотых зубов, в одном торчит зелёный камушек, неужто изумруд? – Плеснём крепкого и перетрём. С тебя, госпожа, тоже рассказ полагается.
– Как скажешь! – она нелепо подмигнула: сщурила и второй глаз. Константин и не догадывался, что можно так нелепо подмигивать.
За люком оказался длинный коридор с полукруглыми чёрными стенами, точно туннель метро. Воняло там адово: пылью и какой-то сладковато-едкой химической пакостью. Как бы запах и к ним не протёк.
– Что за? – сморщилась Эмма.
– Тараканов травили.
Эмма натянула повязку на нос. И она, и Луи, и Фет, и люди на станциях и даже пираты носили на шеи банданы. Константин ещё не успел обзавестись вернской привычкой и потому задыхался.
– Боги, эта дрянь и через ткань воняет. Похоже, что с тараканами вы вытравите и меня.
– Прости, госпожа, – Людвиг почесал голову.
Вся процессия, не сговариваясь, ускорила шаг. Коридор закончился светлым «предбанником», если такие бывают у кораблей. В отмеченных красными лампочками застеклённых шкафах скрывались нетронутые костюмы химзащиты, три штуки. «С эмблемой Молчаливого неба», – мрачно отметил Константин. Кроме костюмов два огнетушителя и меч, длинный такой широкий.
– Трофей, – ухмыльнулся Людвиг, подмечая, куда смотрит гость.
– Настоящий?
– А то!
Из глубины грохотом принеслись шаги.
– Капитан? – окликнули Людвига.
– Идём! – рявкнул он в ответ.
Пиратский корабль был не меньше Неба, может даже и больше. Но был именно кораблём, и за бортом, казалось, плещутся не серные облака, а настоящие солёные волны. Константин почти слышал их шепот, их шелест.
– Минуточку, ребят! – голос Эммы выдернул его их раздумий, и шелест немного утих. Она выскользнула из хватки Людвига и как-то оказалась рядом с Константином.
– Налево, а потом ещё раз налево! – прикрикнул им след Людвиг.
– Я помню, спасибо! – отозвалась Эмма, подпихивая Константина в бок.
– Мы куда? – полушепотом спросил он. Коридоры стали темней. Коридоры, обитые снизу тёмным лакированным деревом, стали темней и уже. Пол тоже дерево. Роскошно живут. Откуда на Верне вообще взяться деревьям?
– В туалет, – прошипела ведьма.
– Я не хочу.
– Ну, можешь не ссать, – она пожала плечами.
В пиратском сортире удушливо пахло антисептическим раствором. Она хлопнула дверью и повернула затвор.
– Что ты?..
Эмма скинула один ботинок, встала на него, расшнуровала второй.
– Снимаю штаны. Разве не видишь?
– Зачем? – не понял Константин, – Мне тоже снять?
– Как хочешь, – отмахнулась Эмма. Если это флирт, то самый безбашенный и неуместный, круче даже того раза, когда он свалился со сцены. – Была шаль – станет платье, – сказала Эмма и сунула ему в руки скомканные штаны. – Подержи.
– Мне отвернуться.
– Отвернись. Но думаю, ты уже видел девушек в трусах, и многие явно были поинтереснее меня. Я ведьма, – она взмахнула подолом вполне приличной юбки, – они хотят шоу.
– Понял.
– Не понял, – усмехнулась Эмма, – а теперь слушай. Первый раз нальют – выпей залпом, сколько б не было. Ты ж военный, – она ухмыльнулась, – справишься. Дальше уже не пей, но будут предлагать – не отказывайся. И от еды не отказывайся, но много не бери. Они щедрые, но тупые, – последнее слово она произнесла так тихо, что Константин едва разобрал.
Ведьма опасливо оглянулась. Не хорошо так о хозяевах, ей было жутко и стыдно. Но слышать тут некому. Константин хотел было ободряюще её по плечу погладить, благо, опомнился, точно б леща получил.
– Еда на Верне – ресурс и чуть ли не главный, – Эмма хмыкнула. – Они, видишь, пустые почти. Иначе б нас не ловили. Картошку забрали. Боги, хорошо, что Южная близко. Людвиг щедр и неблагоразумен, и команда у него такая же. Впечатление произвести и гостей порадовать важнее, а наперёд подумать… Это я так. Не ешь много, а то снова заявится.
– Я всё понял, Эмм.
– Тогда пошли. Боги, боги, боги…
– Я рядом, Эмм, – прошептал Константин ободряюще. Будет ли правильно взять её за руку?
– Ага, – кивнула Эмма совсем отрешённо и бодро зашагала по коридору. – Нам туда.
«Сумасшедшая», – понял Константин. Они подошли к приоткрытой двери, из-за которой тянуло чем-то жаренным и пряным, за которой слышался раскатистый бас рыжего. Ведьма толкнула дверь и проскользнула в щёлку, Константин последовал за ней, но дверь треснула его по плечу.
– А это кто? – ухмыльнулся один из пиратов, чернявый и бородатый, из-под дурацкой шапочки-колпачка выглядывает залысина. Он разливал пиво, и видимо прикидывал, наливать ли Константину.
– Это? – она упала на стул, закинула ногу на ногу, протянула стакан. – Мой официальный капитан, – говорила она нарочито медленно, – Вторая правая рука. Пора было завести такую. Луи мой…
– Светленький? – полюбопытствовал крайний пират, так будто у Эммы было штук пять Луи на выбор.
– Светленький, – она усмехнулась, – Луи его привёл. К нам на станциях придирались, корабль большой, людей мало, не по правилам, и бумажек не доставало. Я послала Луи бумажки эти сраные выправить, он выправил и вот пожалуйста! – Эмма стукнула Константина по плечу, как заводчик бьёт лошадь по крупу. – Благо, ни Фет пошёл, он бы служивого притащил в сане. – Она снова хмыкнула, и Людвиг принялся хохотать, а за ним и остальные пираты, Константин тоже, чтобы не выбиваться из общего ритма.
Жареное мясо пахло дивно. Подумать только он не ел мяса, нормально мяса: ни маслянистой тушенки, ни этой вяленой древесины, об которую только зубы ломать, кто её вообще мясом назвал? Фета точно обдурили! Короче говоря, последний раз он мясо ел дома ещё в Тирхе.
