Евгения Мулева
Небо молчаливое
III
– Боже, – вздохнул Константин. Отчего-то ему очень хотелось ржать. – Главное разочарование этого мира из хреналиона прочих, – он хмыкнул. Людвиг ждал. – Все пираты у вас тут патрульные. Это ж подстава какая-то!
Людвиг доверительно улыбнулся.
– Ну что поделать. У меня есть шпага и разрешение на неё. Удобно.
– Ага. Не говори только, что такова жизнь и…
– Скажу лучше, – перебил его Людвиг, – что за той дверью Тирхский посол запер Эмму. И тебе лучше поторопиться.
– Что? Что твою мать? Какого тогда ты удостоверениями трясёшь?
– Чтобы убедить тебя. Медленней, капитан. Медленней. Они тебя ищут.
– Да твою мать!
– Тише. Сильно не горячись там.
– В смысле не горячись? Ты нормальный? Они! Эмму! Да сука!
– Что им от тебя надо? Корабль?
Константин криво усмехнулся.
– От меня им нужен я. А Небо, так, – сувенир. Мой прокуратор, хочет, чтобы я вернул Верну Старому миру, Тирхе конкретно.
– А ты не хочешь?
– Я не хочу больше ввязываться в это. Они могут заставить меня? Я в ссылке, но я все ещё я.
– Ты капитан Неба по документам, так?
– Так, – подтвердил Константин. – Луи заверил это всё в Портовой, нас проверяли в мой первый день.
– Хорошо. Значит теперь ты работаешь не на Тирху, а на Новый мир.
– И что это меняет? У меня все ещё Тирхское гражданство
– Меняет, – возразил Людвиг. – Всё, кто прилетает на Верну, становится частью обитаемого неба, прошлое не важно. Если ты на Верне, ты больше не принадлежишь Тирхе, ты больше никому не принадлежишь. Люди из Старого мира бегут сюда за этим, мы с ребятами помогаем устроить им новую жизнь.
– Значит, я могу послать их нахрен?
– Можешь, – улыбнулся Людвиг. – Только не будь так резок. Третья дверь за трехголовой девкой. Я помогу тебе. – Пират хлопнул Константину по плечу. Он благодарно кивнул. – Удачи, капитан.
***
– Ты правда капитан Неба?
– Правда, – признал Константин.
Взгляд паренька сильно переменился, в нём удивление мешалось с благоговением.
– А ты знаешь госпожу…
– Олег! – шикнул на него второй охранник. – После будешь автографы просить.
– И я не собирался, – тихо-тихо пробормотал тот и замолк.
Больше охранники не заговаривали с ним, встали столбами по трём углам комнаты, всем видом выказывая серьёзность ситуации. Вероятно, им было велено напугать Константина, но единственное, что его сейчас тревожило, это исчезновение Эммы. «Не нужно было её бросать, – с укором подумал Константин, – Хотя тогда и её тоже схватили». Константин чувствовал, как начинает закипать, это тихое ожидание ничуть не шло ему на пользу. Он должен найти Эмму и честно объясниться с ней, всё рассказать, а не как на входе. Думал нелепое признание привяжет ведьму? Она и слушать не захотела. «Она попросту испугалась», – догадался Константин.
– Долго ещё ждать, – он потянулся, – вашего господина? – и небрежно повёл плечами. Под пиджаком на сбруе у него имелся не только краденный пистолет из хором художника, но и Людвигов нож с крупной жемчужиной на рукояти. Стоящему по левую руку охраннику ни что не мешало разглядеть и то другое, и каплю брусничного соуса на лацкане, которую Константин посадил, спеша на «разговор»; и на размах плеч пусть полюбуются! Конечно, он немного сдал со времен Тирхского генеральства, но размозжить носы этим придуркам сил хватит. Губы его невольно растянулись в ухмылке достаточно бравой и хищной вполне. Кажется, он разучился улыбаться по-доброму. Разучился и вся беда.
– Скоро, – был ответ пустой и короткий, одно хорошо: этот бравый наконец-то решился открыть рот.
– Славно, – ухмыльнулся Константин. – Может ты тогда, – он указал на нервно мнущегося у двери охранника, – да, ты. – Тот сглотнул, но кивнул. – Принеси чего-нибудь выпить. Четыре бокала. – Этим ребятам тоже не помешает промочить горло. А если откажутся – их дело. Пусть заметил, что Константин и о них подумал. Охранник сомневался. – На твой вкус.
Константин небрежно махнул рукой, мол чего ждёшь, и тот выскользнул за дверь, чтобы минуты через три вернуться с целым подносом красных бокалов. Константин взял один и протянул левому охраннику, тот недоуменно глянул, но всё же взял. «Таких людей, – подумал Константин, – отец бы держать не стал, и я бы не стал». Правый начал отнекиваться, а тот, что принёс угостил себя сам.
Красные пузырьки в стакане приятно лопались, напиток пах розами и немного кислил.
– За вас, господа! – Константин поднял бокал, там как раз оставалось на один последний глоток. – И за моё Небо, – добавил он, оглядываясь на третьего охранника. Тот слабо улыбнулся.
– Говорят, Молчаливому Небу нет равных, – осмелел правый охранник. – Но по скорости нашим кораблям он уступает.
– Небо, – начал Константин, – исследовательское судно. Мы изучаем небеса, а не гоняем подобно пиратам.
– Вот-вот, – закивал левый стражник, – Пираты, – выплюнул он, – никому жить не дают.
– А если не секрет, что именно вы исследуете? – подал голос, стоящий у двери. – Если тайна, я пойму, не нужно говорить.
– Ну, – протянул Константин. Он ведь сам в душе не ведал, чем занимается Эмма, но кое-чем похвастаться мог. – Сейчас мы тестируем радар бурь. Здесь был такой, но лет тридцать тому назад вышел из строя, – он повторил Эммины слова, и охранники вдохновлёно закивали. Пираты и бури вот главные вернские напасти.
– Я такое чудо не застал.
– Куда тебе! – усмехнулся правый стражник. Всем троим охранникам было на вид не больше тридцати, а тому, что у двери, и двадцать не дашь.
– И давно вы на Верне служите?
– Лет десять, наверно, – пожал плечами левый.
– Я пять, – отозвался правый.
– А я всю жизнь, – сказал стоящий у двери. – Ну не служу в смысле, – поправился, – живу. Родился на Стрельце.
– Солидно.
Наконец посол соизволил явиться. Разъехалась бесшумно пёстрая перегородка с танцующими журавлями, которую Константин принял за фотообои, довольно безвкусные, как для галереи. Посол, видимо, думал появиться из стены и тем произвести большое впечатление. Не получилось. Константин отставил свой бокал обратно на поднос третьему охраннику, и с улыбкой произнёс:
– Добрый вечер!
Посол повернулся. На широком загорелом лице смесь досады и недоумения. Впрочем, он довольно быстро сумел с ними совладать. Он был невысок, но очень крепок. Короткие волосы, ресницы и брови были до того светлыми, что казались совсем белыми. Одет он был в стандартную Вернскую форму, на поясе болталась резиновая дубинка, не исключено, что где-то под курткой припрятан пистолет. Только дурак явился бы без оружия. В общем, ничего примечательного, только загар. «Явно не Вернский, – рассудил Константин, – и прилетел недавно».
– Добрый, – отозвался посол. Глаза у него были хитрые, но не злые.
«Знакомая рожа, – подумал Константин. – Открой он рот минутой позже, я даже бы вспомнил как его зовут. Малек? Мингслей? Чёрт его знает!». Но человек заговорил глубоко и зычно, казалось, его голос проник в стены, оплёл галерейную балюстраду и, изливаясь, наполняет всю Южную, как она есть. И Константина оплетает, опутывает.
– Простите мне моё опоздание. Возникли некоторые дела. Олег? – Парень с подносом встрепенулся. – Что это у тебя?
– Игристое, – ухмыльнулся Константин. – Кисловато, как по мне. Подай ему! – распорядился он чужим Олегом, тот нервно дёрнулся с подносом.
– Благодарю, – фыркнул человек. – Так что, господин Кесаев, как протекают ваши странствия? – он пригубил бокал. – Вижу ядовитый норов Верны пришёлся вам по душе.
«Ядовитый норов. Пришёлся. Мне по душе, – покрутил про себя Константин, он уже отвык от всякого кудрявого пустословия. – На кой ему тянуть время?».
Отвык, не отвык – сейчас не время. Столько лет жил с лизоблюдам! Забыл? Так вспомни. Улыбку натяни и действуй. Один вечер не возвратит тебя на Тирху, капитан.
«Я не хочу, – наконец понял. – И не вернусь. Не из упрямства, не от обиды, а потому что та жизнь была не по мне. Пора обрести свою, капитан». Капитан? И сила разлилась внутри. Да, капитан. Если хочешь им остаться – делай что-нибудь.
– Пришёлся? – Константин изумлённо поднял бровь. – Верна, Мирек, – он вспомнил его имя и точно власть обрёл. – Ничем не хуже иных миров. Есть города и люди. Гении, – он развёл руками, точно намерился обнять всю галерею, все стены, все творения в ней, – и дурачьё, – случайно хлопнул ближнего охранника по куртке. – Отец учил меня защищать и тех и этих. И жить достойно, сколь бы ни был богат я или стеснён.
– И чем ты тут живёшь? – Мирек утратил почтенное «вы» и чуть не добавил «разбоем?», но Константин и без слов это считал.
– Наукой, – широко-широко ухмыльнулся Константин. – Я, как тебе известно, служу капитаном на Молчаливом Небе. Помогаю госпоже Эмме исследовать тайны вернских облаков и всего, что под.
– Госпоже ведьме, – благоговейно выдохнул охранник.
– Достойно, – хмыкнул Мирек. – Стало быть в науке все равны. Предатели, – он наклонил голову, – воры и шарлатаны. Занятно, что сказать.
– Вы Небо не клеймите! – робко возмутился охранник. – Они своё дело знают.
– К госпоже ни у кого претензий нет, – подхватил второй.
А третий лишь кивнул.
– Но мы, господа, говорим отнюдь не о ней. И рот вам раскрывать пока что не было велено.
– Строгий ты, – усмехнулся Константин. – Давай к делу теперь. Ты, как я понимаю, хочешь корабль, и чтобы я слушался прокуратора? Корабль сразу скажу принадлежит не мне и даже не Эмме. Корабль собственность небесного ведомства Нового мира. И я теперь, с тех самых пор, как стал капитаном, служу им.
– С чего ты взял?
– По документам. Показать? Прокуратор ясно дал понять, что больше во мне не заинтересован ещё на Тирхе. И говорить с ним у меня нет никакого желания, Мирек. А будут вопросы, – Константин улыбнулся. Он умел улыбаться. – Я переговорю с представителями наших соседей, с Полисом, например. Слышал в зале есть такие. Позовём? Думаю, им будет любопытен план реколонизации Верны.
Мирек закипал, а Константин ухмылялся. Троица охранников жалась к стене.
– Изменщик, – процедил Тирхский посол.
– Я? – удивился Константин.
В зале грохнуло. Мирек махнул охранникам, те высыпали наружу. «Людвиг», – догадался Константин. Бал колонистов был безнадёжно испорчен, зато будет материал для вернских газет.
– Ты не можешь отказаться.
– А вам нужен человек, который будет рулить колонией из-под палки?
Примерно тут послу захотелось набить Константину морду, а Константину уйти, что он и сделал, увернувшись. Посол с размаху шлёпнулся на собственный стол. Он просто потерял равновесие и возможно сломал нос.
«Эмма», – прошептал Константин и бросился прочь из зала.
Он даже получил какое-то удовольствие от стычки с Миреком, точно доказал сам себе, что может как до Верны и больше не хочет. Это не слабость, а просто жизнь, которая течёт, непрестанно меняя людей.
IV
– Эмм! – воскликнул он и перемахнул через забор, наплевав на расшикарный костюм, газон, чужие взоры и этикет.
Эмма стояла непринужденно, по крайней мере, попыталась встать. Волосы пусть лежат чёрным шёлком слева, нет, сзади. Платье хорошо, а вот содранные локти… Если бы она курила, то закурила. Она нелепо помахала Константину, мол, привет, я тут.
– Эй, всё в порядке? – он подбежал так близко, что мог обнять бы, и это было правильно – обнять. Но Эмма отошла к стене. Она кивнула. Кивнула и поправила волосы. Ей хотелось выглядеть непринужденно, хотелось казаться смелой.
– Как ты… – начал Константин. Он тоже замер. Это его искал тирхский посол, это из-за него Эмме пришлось… Только сейчас она вспомнила, что до сих пор держит туфли в левой руке, правой поправляет волосы. Это поэтому ногам холодно. Нет, просто холодно.
– Я из окна выпрыгнула, – прошептала она. Туфли стукнули каблуками о плитку и раскатились, благо, недалеко.
– Со второго?
Эмма кивнула. Тут невысоко. Первый этаж был скорее цокольным – полуподвальным. И на траву прыгать не страшно, не твёрдо почти.
– Прости меня.
– За что?
– За… За то… Меня увели… – признался он с неохотой. – За то что тебе пришлось прыгать из окна и всё это… Бал этот… пираты, послы. Прости…
– Я видела, – тихо сказала Эмма.
– Уроды, – процедил он. – Меня Людвиг предупредил. Думал, на Верне таких уродов меньше, – он говорил нескладно и нервно. Эмма хотела добавить, что уродов повсюду много, но не стала перебивать. – Не в смысле, что Людвиг урод. Они уроды. Ну ты поняла.
– Да, – кивнула Эмма, поняла, ей наконец удалось обуться. – Домой пойдём? – спросила Эмма, потому что сейчас нужно что-то спросить, потому что молчать впервые страшно.
Он другим стал, героем в мраморе, в позолоте волос. Хотелось на плечи накинуть что-нибудь, хотелось в тень уйти, в тени спрятаться.
– Иди сюда, – он взял Эмму за руку, а она дёрнулась так будто Константин её подстрелил, и она сейчас рухнет куда-нибудь в клумбу эту, к примеру, хорошая такая клумба, чтобы свалиться туда в красном платье, потрёпанном, но роскошном. – Прости, я резко, да?
– Нет, – вздохнула Эмма. – Меня трясет.
– Ещё бы. Эмм?
– Странное чувство, – обронила Эмма, ей не хотелось говорить, долго-долго объяснять не хотелось. Кэп поймал руку и легонько погладил пальцы. – Не злись на меня. Пожалуйста, – попросила Эмма шепотом. Но взрослые люди так не говорят. Не говорят. Боги, как же она не любила объясняться! Руки дрожат. Кажется… И голос глупый. И до чего нелепо так стоять!
– Я не злюсь. Честно! – он ухмылялся нахально и весело. – Может я сам был не прав.
Эмма фыркнула. С такой рожей неправоту не признают.
– Ну… – протянула она кротко, нужно мириться, а не опять… Да что с ней не так?! Он ведь неплохой, и плохого не говорит. – Пойдём уже, пожалуйста, – попросила она.
Ты не сбежишь от разговора. Никуда ты не сбежишь, потому что на Верне бежать некуда. Константин кивнул, и взял её под руку, точно она вещь какая-то! «Боги, Эмма, да что ж ты возмущаешь всё время? – подумала она хмуро. – Мне нравится, – Эмма легонько тряхнула головой, но мысли не вытряслись. – И так я не упаду».
– Слишком быстро, да? Я буду ждать если, нужно. Нужно, Эмм?
Ну почему это так нелепо? Почему ей нужно отвечать?
– Да, – наконец выдавила она. – Я не умею людям доверять.
«А пора бы уже научиться», – подумала она и даже без злобы. Просто пора. За этим прячется страх, выученный и старый. «Бесстрашной я никогда не была и точно не стану, а вот храброй…» – Эмма стиснула его руку и ей стало полегче. Ей было больно, но кажется, это «больно» вполне зажило.
– Мне нужно рассказать тебе, на этот раз нормально. Эти люди, которые… ну тебя… Им я нужен. Я тогда, в тот день, когда… В тот день, когда Луи приволок меня на Небо, я сбежал из местного полицейского ведомства. Послал их к чёрту, сказал – надоели. Решил, лучше сопьюсь чем опять. А они отпускать не умеют. Меня, – он вдохнул глубоко-глубоко, – меня сослали… Правительство Тирхи хочет Верну. Моими руками. А Вернские власти хотят Небо. А мне надоело. Хочу летать с вами.
– Они отстанут?
– Не знаю. Я был убедителен, – он усмехнулся. – На самом деле, я думал, я думал, что с Верной… Отсюда нужно валить.
Эмма кивнула. С тем не поспоришь. Ядовитая Верна не убивает, но истощает.
– Я тоже думала, – она вздохнула. – Я думала… Пора её отпустить.
– Эмм, если получится, скажи можно, – он снова остановился, чтобы вдохнуть, – с тобой улететь?
– Да.
– Так просто? – улыбнулся Константин.
– Н-наверно. А почему бы… Да. Просто. Не хочу думать, почему должно быть иначе. Пусть будет так. Если улетим, улетим вместе.
– Признанья в любви ты принимаешь сложней.
– Не смейся.
– Я не смеюсь. Эй? Я послу нос сломал.
Эмма прыснула.
– На всей Верне остался хоть один посол, с которым ты ещё не подрался?
– То были законники, – сказал Константин по-вернски. – Я не виноват, что они ко мне лезут. То есть виноват, наверно. Да пошли они!
– Боги. Знаешь на кого ты похож?
– На идиота?
Эмма покачала головой.
– В детстве мама читала мне сказку о золотом императоре. Ты на него похож. – Эмма вздохнула. Боги, сколько нежности в ней дремлет, сколько страха мешает дышать!
– Мне тоже читали, – кивнул Константин. Под ногами розовый гравий, ботинки забавно шуршат. – Это наша сказка. Старого мира, как ты говоришь.
– Он наша колыбель и наша память. – Теперь же голос не дрожал, почти красиво. Красиво ведь прозвучало? – Я… я… в детстве полюбила его. Хотела быть колдуньей, его женой. А может им самим, не знаю.
– Ты похожа, знаешь, на них обоих. Такая же смелая и умная.
– Ни черта я не умная.
«И всё время боюсь», – додумала она. В груди стало тяжело-тяжело от проглоченных слов.
– Ну да.
***
– Я люблю тебя, – выдохнул он обречённо. Будто это могло что-то значить. Последний кто любил её не так нежно, не так нагло, но тепло, но легко, но любил, отвернулся. Ни предал, ни бросил, просто не смог. И нет в том ничего плохого. Это все ядовитые Вернские облака.
Эмма молча приняла это признание, как принимала отговорки Луи, нотации Фета, как мамины упрёки когда-то приняла. Ей было слизко от самой себя и от обиды, что никак не выходит, что совсем не проходит, тускнеет немного. Немного. Слишком медленно она выцветает. Постель была мягкая – легче лёгкого провалиться в простыни, провалиться и промолчать. Боги, боги и духи и демоны вернского неба! Ей б расплакаться. Кэп нежно, едва касаясь провёл пальцами по спине, вырисовывая тонкую линию позвоночника. Её трясло.
– Холодно?
Эмма промычала отрицательно, вышло жалко. Подумаешь переспали. Подумаешь не отстанет теперь. Сама разрешила. Зачем? А захотелось. Это слабость? Это глупость? Это?..
– Кэп?
И что она дальше скажет?
– Иди сюда, – он продвинулся ближе, – давай просто полежим? Тебе не хорошо?
– Мне стрёмно. – В подушку всё же легче говорить. «Я поступила так, как обещала себе не поступать» – нет, этого она не скажет. – Я… я дура. Мне слишком долго было страшно. Боги! Я и тебе столько нервов… Чёрт! – она пнула подушку. – Знаешь, что я так долго пытаюсь сказать? – Эмма усмехнулась. Ей было не то стыдно, не то смешно. Боже, неужели так сложно губами выдавить слова?
– Нет, – улыбнулся Константин.
– А то, – Эмма резко подняла голову, говорить в подушку было как минимум неудобно, – что ты мне тоже нравишься, – закончила она почти что с вызовом, но больше себе и онемевшему так не кстати горлу. – И мне, с одной стороны, стыдно, что я так долго… не знаю обижала тебя? – Нет, не так. Она ведь не хотела кого-то обижать, эти перепалки… – Что мы ссорились, – она кивнула. Кажется, так правильно. Эмма не хотела извиняться, за то, что она такая, какая… какая бы ни была. Ей было страшно и больно очень долго. Ей было не до «нравиться», а главное не до «люблю».
– Мне тоже. Хорошо, что я настойчивый.
– Боже.
– А что? Нет что ли? Важное что-то?
– А? – не поняла Эмма.
– У тебя на коммуникаторе, – пояснил он.
– Нет, – отмахнулась. – От Эвы. От сестры. Она пишет мне периодически. Нотации в основном. Хочет, чтобы я жила, как она живёт. Не хочу отвечать.
– Звучит похоже на моего отца. Это он был Тирхским генералом. Героем.
Эмма уткнулась ему лбом в плечо.
– В бурю их. Давай я выключу.
Константин приподнялся и протянул ей коммуникатор с тумбочки. Эва теперь писала нечасто, запомнила, наверное, про разницу во времени, кусочек релятивисткой механики, а может Дэвид разжевал. Он умеет хорошо разжёвывать.
– Столько дерьма, которое я не могу отпустить. Вроде и время прошло, а меня гложет.
– Смерть учителя?
– Не знаю. Люди умирают, это данность. Это факт.
– Эмм, если тебе больно – это нормально, что тебе больно.
– Ага.
Но больно ей похоже было по какой-то другой причине. Да…
– Расскажи про него. Ну, как его звали.
– Рогач Тимофей Владимирович. Смешная фамилия.
– Моя лучше.
– Ага, – Эмма цокнула. – Знаешь, – протянула она, – он любил говорить, что дома в столе у него есть волшебная книга, которая позволяет путешествовать между мирами. Книга младшего бога. Вроде как он с подругой украл её из школы, в мире-как-наш. Что бы это ни значило.
– Он с моей планеты?
– Не думаю. Он просто шутил. В этих байках одна его подруга была принцессой, другая опальной чародейкой, крутившей шашни с тёмным колдуном.
– А с кем он шашни крутил?
– Не знаю. Официально он был женат на профессорке теологии. – Эмма положила ему голову на плечо и стало тепло.
Утром Эмма выскользнула из-под одеяла, оделась быстро и быстро ушла. Константин ещё спал. Так в общем-то проще – не нужно объясняться, смотреть на него не нужно. Ей стыдно – вот в чём дело! Боги, но разве это плохо? «Я разве предала кого-то? – спросила она, – Ни Дэвида, ни Рогача». Она только проверит почту, напишет Эве, что всё хорошо и выключит к чёрту компьютер, и сразу вернётся к нему.
«Странное вышло приключение», – Эмма рухнула в кресло, кресло скрипнуло и откатилось к столу. Где-то наверху в рубке Луи вел по радарам тяжелое Небо, вёл через тучи и Вернские дожди. Эмма тронула мышку. Монитор засветился зелёным. Луи…Опять не выключил после себя. В непрочитанных мерцало только одно письмо, то самое, пришедшее перед балом, ни Эвино, ни Дэвида, от заведующего центра космических исследований.
Эмму звали домой.
