Евгения Мулева
Небо молчаливое
Небо молчаливое
Пока вы не ушли, Администратор, я должна ещё об одном вам сообщить.
Солнце было очень добрым ко мне.
«Клара и солнце» Кадзуо Исигуро
Глава 1
герой героев
I
Говорят, у белых звёзд так далеко, что и не сосчитать годами, кружатся другие миры, на этот чем-то похожие. Говорят, духи квантовой запутанности знают, как оно там наверняка. Ну, а нам остаётся жить.
В одной из множественных вселенных, вполне вероятной: процента на семьдесят три она точна была и процента на четыре ещё немножечко пробудет; в планетарной системе жёлтого карлика жили люди. Сто семьдесят световых лет тому назад, согласно местному календарю, они основали колонию на пятой от звезды планете. Планета та была не то что бы хороша, но и не слишком плоха: атмосфера плотная, давление у земли такое, что слона в монетку расплющит. Возможно, поэтому слонов там не водилось, правда и монет тоже никто не нашёл, но воздух, воздух почти пригодный. Жить можно – если в атмосфере, если запустить плавучие станции-дирижабли, выплавить небесные города. Сказано, рассчитано, ещё раз рассчитано и ну ещё раз. Инженерам дали премию, химикам – по шапке, металлургам – правительственную награду. И полетели первые корабли, и стало небо молчаливой Верны обитаемым.
С тех пор минуло много, много лет. Люди, что когда-то выдавали награду металлургам, что ругали бедных химиков, умерли, и на их место пришли другие. Вернские колонии жили тихо, работали себе автономные и далёкие, настолько далёкие, что со временем о них позабыли. Инженеры продолжали строить корабли и двигатели. Астрофизики с помощью спектрального анализа1 искали пригодные для жизни миры. Генералитет штамповал кадры, способные эти миры покорить.
Прямо сейчас один из этих кадров сидит в приёмной секретаря Августина в ожидании вердикта прокуратора. В Тирхе, так называлась страна, прокуратор был чем-то вроде царя или президента. Он занимал самое красивое кресло на слушаньях, вещал с трибуны, носил дорогущие костюмы из шерсти и шелка и кожаные туфли, начищенные до слепящего блеска. Военным он не был, по крайней мере, прямого участия в кампаниях не принимал, для этого есть кто помоложе и подурее, кто с радостью возьмётся за импульсный клинок, кто выйдет пред толпой и скажет: в бой! И люди побегут и полетят сверхзвуковые самолёты, и двинуться армадой корабли. Звали такого дурака обычно генералом, и в генеральстве своём он был тем лучше, чем горластее. Вот прошлый продержался без малого тринадцать лет, а этот даже года не протянул, хотя наследник. Его величество. Герой героев. А вот кампанию морскую провалил. Осталась Тирха без залива.
– Облажался ты, – вздохнул с опаской Августин, – и весь рассказ.
– Казнят? – запальчиво бросил генерал. Бывший.
– Уволь, мы разве звери? – Августин развёл руками, причмокнул и сказал: – Сам прокуратор за тебя просил.
Этого, конечно, он не понимал, но слово прокуратора! Слово прокурора… Слово прокуратора не обсуждается.
– Так почему он отказался говорить со мной? Лично, Августин? Я имею право! Я генерал.
– Бывший.
– Скажи, как есть! – с тоской вымолвил разжалованный.
– Ты придурок, ваш’ величество, – честно признался Августин.
Августин работал секретарём прокуратора вот уже тридцать лет. Тридцать, честное слово. Прокураторов за этот срок успело смениться штук десять, а кресло Августина только примялось в точности под его зад. Скольких генералов, сколько главнокомандующих он успел повидать! Ох, боженька, с такой текучкой кадров только и успевай досье подшивать. И, ох боженька, каких кадров только не было! Но этот, честное слово, этот… всем генералам генерал.
Вышеупомянутый генерал генералов страшный, точно северный великан, открыл рот и ничего не сказал.
Августину же хватило и этого, чтобы побагроветь до свекольного цвета от шеи до щек. Была у него такая особенность багроветь при виде начальства пусть и бывшего. «Бывшего», – сладко тянул про себя Августин, нравилось ему это слово, ой как нравилось, точно силу давало, возвышало над самым высоким, над самым великим человеком-героем, человеком-с-мечом-и-погонами, человеком, которого нынче гонят взашей, на мёртвую Верну гонят. Довоевался, ваше величество.
– Иди к чёрту, – посоветовал ему довоевавшийся, смахивая со стола приказ и посадочный. Себя он придурком не считал. Он был зол, зол и обескуражен. За всю его громкую да не долгую двадцатичетырёхлетнюю жизнь с такой бедой он столкнулся впервые. Он брал пиратский лагерь в одиночку, он хоронил отца, он выходил на поле брани с чужим мечом, он был великим, он был везучим, но вот удача, дурная баба, покинула его, ушла туда, где больше платят.
Человек-герой, поднялся со стула, выпрямляясь во весь свой немалый рост. Августин шумно сглотнул, почти что квакнул. Одно хорошо – больше этого он всё равно не встретит. Нового им дадут генерала покладистее и дальновиднее. С этой славной мыслью Августин выдохнул, стукнул печатью по фотографии разжалованного героя, на которой тот был года на четыре моложе и килограмм на десять меньше, вытер лоб клетчатым платком и был таков. К сожалению, Августин не знал и знать не мог, во что это выльется.
Разжалованного героя звали Константином Кесаевым, под таким именем проходило его досье. Дверь секретарского кабинета хлопнула так, что пальто, повешенное с обратной стороны, рухнуло на пол, тихо подсказывая, что силы с потерей звания герой не лишился, а вот благоразумия… впрочем да чёрт с ним.
II
Он шёл к кораблю понурый и злой. Всё должно быть не так! Не так, о боги!
«Срань», – процедил герой. Мало что ли ему поражения? Под ногами чавкало сырое и холодное, ещё не весна, уже не зима – бурое варево грязи и льда, не сметённое с асфальта: листья мокрые и прелые, подмороженные по краям. Полигоном лет двадцать не пользовались. Двадцать лет никто отсюда не улетал. О проклятой Верне говорить не принято, в тех облаках только яд и прогорклая память. Может и правильно? Может это и правильно? Разве другое ты заслужил? Герой.
Не зря ведь говорят: не бывает бывших героев, бывают павшие. О духи, о боги всех времен и лет, почему он? Почему теперь? Почему не дали умереть в бою? Так было бы верней, так было бы проще. Он, взлетевший так высоко и так скоро: не становятся смертные генералами в двадцать четыре, упал ещё быстрее. Все нутро его кипело и рвалось. Всё в нем обратилось горечью густой и липкой, как ни скреби в горячем душе, как ни кричи в пустой квартире, ни молоти кулаками по стенам, вот она, здесь она, мерзкая, мерзкая проедает кожу в районе груди.
Шагал он гордо и голову держал прямо, и солнце золотило его короткие каштановые кудри. Он и забыл уже, что волосы вьются, столько лет ходил по-армейски, а теперь-то что? Месяц тянулись суды. Нарешали политики, надипломатили. Вот приказ, а вот печать, покиньте казённое жильё в течение суток.
Ночь он пролежал без сна, ни разу ещё такого не было. Обычно тело, привыкшее к лошадиным нагрузкам, вырубалось быстро и охотно, а тут! Он лежал и считал назад от пятисот. Дошёл до двухсот семидесяти, бросил, включил лампу, открыл книгу – стало полегче. Утро вползло в спальню за час до будильника. Шторы сделались рубиновыми, а стены золотыми. «Как будет на Верне? Есть ли там солнце?» – подумал он почти с интересом, треснул кулаком по матрасу и встал. Солнце на Верне то же самое, и шторы вероятно можно похожие раздобыть. О боги, почему он не умер? Почему?!
На сборы ушло минут двадцать. Следуя старой привычке, он сгреб одежду в рюкзак, упаковал в непромокаемый конверт документы, ссыпал отцовскую заначку в отцовский кошель, осмотрелся и понял, что больше здесь делать нечего. Если по-честному, в этом «казенном жилье» ему принадлежала одна щётка и та старая. Всё остальное было отцовское. Картины в широких позолоченных рамах, мраморные мадонны, хрустальные бокалы за барным стеклом, пять бутылок дорогущего коньяка. Он взял одну, протолкнул, не глядя в рюкзачную горловину, взял и вторую, откупорил, выпил, но терпкий янтарный дух не дал ни спокойствия, ни наслаждения, коньяк обжег глотку и в пустой голове стало убийственно жарко и звонко, и больно на столько, что проще в окно. Открыть и выйти. Открыть и выйти. Константин безжалостно захлопнул дверь.
Он шёл к кораблю голодный, пьяный и очень, очень злой. Чтоб пусто вам… Чтоб… Если б мир мог треснуть от его шагов, он бы давно развалился на две дрожащие половинки. К чертям и демонам такой мир. Мир, которому он больше не нужен. Рюкзак, бухло да форменные ботинки – вот всё, что он себе оставил. Оружие конфисковали в штабе, форму и того раньше отобрали. Ну и подавитесь. В пяти шагах от него семенил молоденький солдатик, а за ним Августин – такой вот немудрёный эскорт для героя.
«Погодите, господин Кесаев!», – принеслось ему в спину. Константин оборачиваться не стал, останавливаться тоже. На взлётной полосе уже ждали. Там, да осветится имя его, стоял сам прокуратор. Константин прошёл мимо, он, собственно говоря, не очень знал, куда надо идти, но предполагал, что тот единственный корабль потрепанный да крепкий предназначен ему.
«Кесаев!» – гаркнули грозно.
Константин шагнул на трап, споткнулся.
«Кость!» – воскликнул прокуратор.
Он стукнул кулаком по двери, та распахнулась. Лишь тогда он решил обернуться, улыбнуться и заблокировать дверь изнутри.
«Пусть небо будет добрым к тебе!» – крикнули в спину.
«Добрым, – прыснул герой, – куда уж там!». Внутри корабля было темно, только дорожка под ногами мигала синим. Теперь, уже когда всё решено, спешить не хотелось. Даже просто переставлять ноги по прорезиненному полу вслед за синими огоньками не хватало сил.
Какая теперь разница, что они ему сказать хотели. Кораблик-то вот он! Гудит сволочь. Рейс в одну сторону. Внутри оказалось темно и тесно. Приклонив голову, точно арестант, Константин поплёлся в рубку. Интересно пилот там есть? Может подговорить его сбежать? Полетят куда-нибудь к морю.
– Доброго утречка! – сказал пилот, щуплый дедок. Как его такого в отставку до сих пор не отправили? Или он единственный из всей Тирхи межпланетными кораблями управлять умеет?
– Здрасьте.
– Садись, герой, пристёгивайся. Что власть имущих обижаешь?
Константин молча сел и молча пристегнулся.
– Ну сиди, сиди. Ща тряхнет. А дальше полегче будет. Что про Верну знаешь?
Грубый ландшафт, усеянный останками вулканических пород. Люди живут на станциях, парящих в верхних слоях атмосферы. Была колония – стал ад.
– Что меня туда сослали.
– А-а, – протянул пилот. – Ага, – кивнул пилот. – Ну, пристегнулся? Молодец. Взлетаем! – беспечно объявил он. – Значит, расскажу сейчас. Ух!
Все зарябило, затряслось и загудело, закачало, заворчало. Заворочался коньяк, комок желчи поднялся к горлу. Константин попытался зажмуриться, вспомнил, что обычно от этого становится ещё хуже. Пилотишка покосился на него, поцокал, но милостиво промолчал.
Минут через двадцать, когда тряска прекратилась, а мерцать стало нечему, Константин отрубился. Тревожный рваный сон укрыл его от пилота, от космоса, тряски и прокурора с Августином.
– Добро пожаловать на Верну, господин Кесаев! – отрапортовал пилотишка. Константину захотелось наружу, вырваться, выпрыгнуть прямо в эти грузные, в эти жёлтые серные облака.
Корабль подплыл к станции. В динамике зашипело приветствие. Тяжёлые створки разъехались, пропуская их внутрь газового шара.
– Снаружи тефлон, – бормотал пилотишка. Папка с документами, точно калённая, жгла ладони. – Защищает от неблагоприятного воздействия атмосферы.
«Да, заткнись ты», – хотелось рявкнуть, но силы оставили. Он точно замер оледенел внутри, а может умер, и это не Верна, а ад за бортом. Что б Верне не быть адом? Кругом жара и яды. «Значит, это я заслужил?» – подумал Константин.
Корабль встал, и его попросили наружу. Прощаться с пилотом Константин не стал, смотреть печально вослед кораблику тоже. Ему всё ещё было тошно. И голова в придачу болела от перегрузок, похмелья и голода. Он оказался в каком-то ангаре, где кроме Тирхского стояли ещё семь кораблей.
«Люди живут на станциях», – вспоминал Константин. Было ему от этого ни тепло, ни холодно. Живут и живут. Он тут причём? Не увидит больше неба и весны не увидит. И, собственно, что?
Из ангара его доставили прямиком в местное министерство, в лаконично серый барак в четыре этажа. «Станция, – думал Константин, – просто город какой-то. Разве что неба не видно». Вместо неба над головой где-то томительно высоко маячили белые лампы. Крутить башкой по сторонам желания не было. Он просто вышел из машины и вошёл в лифт, вышел из лифта – попал в кабинет. Само время сделалось тусклым и быстрым, и мыльным каким-то.
– Добрый день! Добрый день! – сказали ему на входе. – Нечасто к нам гости из Старого мира заглядывают. Ну, вы проходите, господин Кесаев.
– Вы знаете моё имя?
Откуда бы ему знать? Сигналы до Верны идут долго. Константин попытался вспомнить сколько. Не вспомнил. Ну черт с этими сигналами. Странно, что местный в курсе откуда Константин и зачем.
– Знаю. Вы присаживайтесь.
Он сел, придвинув стул поближе к столу. «Начальник полиции», – прочитал Константин. Почему полиции? Ему, кажется, говорили о другом…
Начальник был худ и невысок, светловолос, уже не молод, ещё не стар. Он выглядел совершенно скучным и ни капли не опасным. Такие люди хороши, когда сидят смирно на своих постах да они обычно высоко и не смотрят. Константин отменил всё это по привычке и широко зевнул, потер виски и сказал:
– И как давно вы знаете о моём прибытии?
– Неделю, – пожал плечами начальник. – Может чуть меньше.
А суд когда был?
– Значит, – протянул Константин. Что-то мерзкое зрело внутри, зрело-зрело и вызрело, – значит, – он ухмыльнулся, – прокуратор обо мне позаботился.
– Значит так, – добродушно поддакнул начальник. – А теперь давайте о делах поговорим.
– Давайте, – согласился Константин, выкладывая на стол треклятую папку.
– Я готов принять вас в наше ведомство. Работа, конечно, хлопотная, но местами интересная. Жильё будет. Тут, – он развел руками, точно обнимая свой тесный кабинет. – неподалёку.
– А платите сколько?
– Вам правда интересно? – он улыбнулся с облегчением. Явно на другое рассчитывал, подготовился.
– Правда, – кивнул Константин, ему было плевать. – Так сколько?
– На жизнь хватит.
– Размыто, – хмыкнул Константин. Ему бы воды, а лучше пива.
– С моей стороны и так было уступкой взять вас. А вы, господин, отказываетесь…
Он похож на человека, который отказывается? Константин потёр виски. Ни графинов, ни чайника, ни кулера, ни стакана. Это просто пытка какая-то устраивать собеседование после перелёта!
– У вас… – начал он сбивчиво.
– Меня предупреждали, что вы…
Воды не предложат. Константин поднял голову. В голове трещало и поскрипывало.
– Так я могу отказаться? Прекрасно!– Константин не дал этому начальнику заговорить: – отказываюсь. Всё вам доброго.
– Подождите! – всполошился начальник.
– Да чёрта с два. Привет прокуратору, – добавил Константин, уходя.
Он сделал глупость и даже сам это, кажется, понял. Теперь эту глупость надо запить.
III
Во всех мирах обитаемой вселенной бары по городам раскиданы гуще, чем туалеты. Так Константин думал раньше и, впрочем, оказался прав. Бар он нашёл быстро, в пятнадцати минутах ходьбы от министерства. Были и ближе, но ему не хотелось пересечься с неслучившимися коллегами. Герой героев чуть взъерошил волосы, шинель поправил и подтолкнул обитую металлом дверь. Внутри творилось нечто безобразное. Во-первых – запах, воняло там кислятиной и потом, горелым хлебом и табаком. Ослепшая на треть люстра уныло подмигивала оставшимися лампочками. Сам барчик был узкий, но двухэтажный. У лестницы на второй толпились угрюмые рабочие. Скудно тут и грязно. И что? Он не девчонка, чтобы боятся гадюшников. «Мне пива», – сказал он у стойки и сразу вспомнил, что местных денег у него при себе нет, и что ел последний раз он, кажется, вчера.
Под лестницей какой-то бестолковый бугай с позолоченным кастетом прижимал к стене мальчонку. Если б не блик от кастета, Константин их бы и не заметил. Под лестницей темно и тихо. Константин поставил рюкзак на соседний стул и встал. Зачем? Бугай не такой уж и бугай, просто толстый мужик чуть повыше Константина, лысый и щетинистый. Лицо у бугая совершенно красное, у мальчонки белое. Пацан что-то хрипел, тянулся к карману комбинезона, но вынуть не мог. «Чудесно», – подумал Константин.
«Пусти его!», – крикнул Константин. Пиво не подали. Бармен только полез за стаканом. Вот же… Ну вот… Константин, не раздумывая ломанулся в их сторону. Кто-то охнул, а кто-то присвистнул, предвкушая хорошую такую драку, только драки, увы, не случилось. Константин быстро и крепко вмазал бугаю, дернул на себя пацана, тот принялся верещать. Константин шикнул, глянул тоскливо в сторону не случившегося пива и поволок пацана наружу.
– Ты идиот? – спросил Константин. Пацан кивнул. – Живой-то хоть?– Пацан снова кивнул. Константин великодушно постучал его по спине, отряхивая налипшие куски побелки. – Какого чёрта ты ему сделал?
– Я… я… – промямлил спасённый. – Н-ничего, честно. О-он…
– Ладно,– отмахнулся Константин. Это совсем не его дело. – Бывай.
– Постойте. Стой! Спасибо, – пацан улыбнулся, бледный, измятый.
– Да не за что, – пожал плечами герой.
–Я Лу́и, – пацан протянул руку. Ладонь у него была мягкая и розовая как у ребёнка, только ногти грязные и обкусанные. – Луис.
Константин кивнул, сжимая его мягкую руку, и невольно поднял голову. Пацан продолжал виновато скалиться, забавный. Он выглядел ровно так как мог бы выглядеть мальчик, выросший на Верне, выросший без солнца в огромной летающей кастрюле, что по ошибке обозвали станцией. Бледный, светловолосый, пухлый, но не толстый, не то, что бы низкий, но и не высокий, он доставал Константину примерно до плеча; и в общем какой-то бездомный. «На уличного кошака похож. Да, – рассудил герой героев, – на белого кота с помойки».
– Константин, – вспомнил Константин, фамилию он называть не стал. Да и что она скажет этому мальчишке?
– Ты военный? – оживился тот.
С чего бы?.. Ах, да! Шинель.
– Почти, – хмыкнул Константин.
– А летать умеешь? – не к месту спросил пацан.
– Ну, умею.
– А удостоверение есть?
– А тебе какое дело?– Константин хотел уйти, а пацан всё не отлипал. Помог на свою голову.
– Ты ведь не местный. И не отсюда! – воскликнул пацан. Быстро же он отошёл! – И не зарегистрирован в структурах, а в форме. Ха.
Константин начал потихоньку понимать того бугая.
– Ещё раз спрашиваю, тебе-то что?
– Мне? – хитро улыбнулся пацан. – Хочу тебе кое-что предложить.
– Тебе лет-то сколько?
– Сколько есть, все мои, – пацан насупился и выдавил еле слышно: – Семнадцать. А тебе, вояка?
– Двадцать четыре.
– Немногим больше, – хмыкнул пацан. Лицо его снова разгладилось, а громадные светлые глаза блеснули по-чертячьи. – Значит, слушай сюда.
– Прям слушай?
– Прямо заткнись и слушай! – шикнул пацан. – Сюда идут законники, ты, я так понимаю, от них свалил?
– Не твоё дело.
– А ну раз не моё, так и досвиданьце! Я тут помочь хотел. Услуга, так сказать за услугу, а ты в тюрьму собрался! – он радостно развёл руки. – Ну, и шут с тобой.
– Луи?
– Да? – пацан ухмыльнулся, но как-то фальшивенько, Константин был готов поспорить, что тот за кем-то повторяет.
– Что за законники?
– Вот эти! – он указал в сторону скоренько марширующих ребяток в серых форменных комбинезонах. Вот посредине начальник, нашивка на плече красная, лысина и отсюда поблёскивает. – Я бы хотел тебе предложить кое-что… Хочешь быть капитаном?
– Что?
«Законники» приближались.
– Капитаном, – повторил пацан, он, кажется, никуда не спешил. – Будешь кораблем управлять. Будешь…
– Согласен, – Константин улыбнулся так широко, как только мог, не без злорадства воображая, как будут счастливы на Тирхе, когда узнают, что в первый же день он стал капитаном сам по себе, без их помощи. Он им не собака, чтобы на кости обглоданные кидаться. Пусть других идиотов ищут. Верна. Тирха. Пошли они лесом. Константин протянул Луи руку.
– А? – пацан въехал не сразу. – Да? Ты да?.. Ну… ну… Добро пожаловать на борт!
Они скрепили договорённость рукопожатием. Нет, Константин чувствовал, что поступает глупо. И что с того? Ему плевать. Он это чёртову Верну сжечь готов. «Законники» приближались. Пацан сглотнул, руки у него были влажные.
«Отмирай давай, спаситель», – выругался про себя Константин. В отличие от некоторых он привык соображать и действовать быстро .
– Луи?
–Ждём, – убийственно спокойно осадил пацан, показывая пальцем куда-то вправо и вверх. Полицейские приближались. Им осталось обогнуть свалку, метров двести.– Раз,– начал Луи не к месту. Чего он ждёт? – Два, —пацан осклабился, он и не собирался никуда двигаться.
– Три, – рявкнул Константин, хватая этого идиота за шиворот.
– Нет, – просипел Луи нисколько не обидевшись, – ещё не три. Пусти, – он дёрнулся, но Константин был сильнее. – Чего ты? Сам пойду.
Константин судорожно огляделся, спрятаться, как назло, некуда. Треклятые «законники» приближались. Конечно, они заметили Константина, конечно, обиделись. Что за люди такие? Неужели он не имеет права отказать? Константин затащил Луи в проулок. «Бесполезно», – думал он. Пацан придурковато крутил башкой, высматривая что-то вверху.
– А вот теперь, – подал голос Луи. Над головой противно грохотало, точно поезд по куполу полз, тяжёлый и ржавый. Константин не мог разобрать это на самом деле или просто сходит с ума. Треклятая Верна. Треклятый Луи. Если сдаться? И будет, что будет… – три!– победоносно заорал Луи, и на ту свалку, у которой они только что стояли хлынул из труб мусорный водопад, отрезая «законникам» путь.
Как Константин не заметил труб мусоропровода? Они же торчали прямо над их головами? Придурковатый Луи заморочил.
– Что стоишь? – поинтересовался пацан, – Бежим!
