Дмитрий Гартвиг
Чёрные крылья
И тут же потёр позолоченное кольцо на безымянном пальце правой руки. Достаточно новая привычка для меня, кстати. Только в октябре заимел. Никогда не думал, что оно вообще там хоть когда-нибудь висеть будет.
– Гриш, – тихо позвал меня Вася, выглядывая из разбитого окна небольшого амбарчика, где располагался штаб моего полка. – Мы дошли…
В его голосе звенела такая чистая и детская простота, что я поневоле улыбнулся.
– Дошли, – также тихо, добро и успокаивающее согласился я.
– Я в это поверить не могу. Вижу, слышу, как канонада грохочет, – продолжал он, глядя в окно. – А всё равно не верю. Ты был хоть раз в Москве, Гриш?
– Да, – печально ответил я. – Только совсем не в той.
Громовой обернулся на меня и на секунду его глаза расширились от удивления. Лишь через мгновение до него дошло.
– Ах да, точно… А до войны был?
– Какой там! – я отмахнулся от настолько бредового предложения. – Я кроме своего родного села только в Калинине и был. Да и то разок.
– Раньше Москва красивой была, – мечтательно, словно совсем не заметив моего ответа, продолжил Вася. – Папа всегда её с гордостью вспоминал. А я так ни разу и не побывал.
– А сейчас – отвратительна. Серые бетонные коробки да орлы со свастиками.
– Это ничего, – махнул ладонью Вася. – Это ничего. Слышишь? Это наша артиллерия работает. Сейчас разнесут в клочья всю эту срань бетонную, а мы потом Москву заново отстроим. Всё восстановим! От Большого и до Китай-города…
Васину болтовню я слушал в пол-уха. Был занят тем, что никак не мог нащупать на дне длинных карманов полковничьей формы спичечный коробок.
Честно говоря, с началом операции «Валькирия» моя жизнь круто повернулась. Первое – это, конечно, женитьба. Я вообще никогда не думал, что когда-то буду женат. Ещё буквально год назад сама мысль о том, чтобы законодательно закрепить за собой женщину казалась мне не то чтобы противной, но просто очень странной. Несмотря на достаточно долгое сожительство с Аней, я не рассматривал её как законную избранницу, предназначенную мне самой судьбой. Скорее, как привычное для себя существо, значительно облегчающее мне быт. Теперь же я частенько потирал обручальное кольцо и с нежностью на него посматривать. Оно стало для меня отдушиной в череде одинаково тяжёлых штабных дней.
Вторым знаменательным событием для меня стала армейская служба, которую я уже несколько лет как покинул. В конце сентября Алеутов подошёл ко мне и по секрету сообщил, что в грядущей войне толку от единичных оперативников контрразведки (пусть даже и очень толковых) будет очень мало толку. А вот армейские капитаны, в звании которого я и вступил в ряды «Стальной руки», пусть даже и бывшие, будут в большом почёте. Особенно, если они за время службы в разведке поднялись по карьерной лестнице аж до звания полковника. Тот факт, что полковничье звание в разведке равнялось генеральскому в армии, Алеутов благополучно проигнорировал. Всё-таки не настолько широк мой офицерской опыт, чтобы с ходу командовать целым корпусом. А вот с полком я вполне справлялся.
Так что пришлось принимать командование. Семнадцатым мотопехотным. Учился прямо на ходу, вспоминал всё, что успел усвоить и понять за то недолгое время, что командовал батальоном. В целом, выходило неплохо. Воевать у моих ребят получалось здорово, а мои тактические ошибки с лихвой компенсировала солдатская храбрость. Поэтому мы с подчинёнными были довольны друг другом. Я не занимался шапкозакидательством, следил, чтобы солдат не кормили откровенной парашей, а за это получал искреннее уважение и высокий боевой дух подразделения.
Впрочем, сильно подбадривать солдат мне и не приходилось. Они сами горели диким желанием, объединяющим всех нас. Желанием отомстить. А поэтому военная дорога, что довела нас от Казани и Ижевска до самых ворот Москвы оказалась очень короткой.
* * *
Трель штабного телефона стала для меня неожиданностью. Я всё же надеялся ещё на пару часов отдыха, пока не закончится артподготовка.
– Полковник Отрепьев? – спросила меня телефонная трубка знакомым, но искажённым помехами голосом.
– Да! – я поморщился, чувствуя, как затряслись в амбаре стёкла от рёва реактивных бомбардировщиков, заходивших на цель.
– Александр Сергеевич Алеутов вызывает вас к себе, – узнал я наконец-то голос адъютанта начальника разведки.
– По какому вопросу?
– Узнаете на месте. Скажите пожалуйста, полковник Громов сейчас с вами?
– Да, – ответил я, глядя на Васю, сосредоточенно разглядывающего боевой пейзаж за окном.
– Его Александр Сергеевич тоже требует. Немедленно отправляйтесь в расположение шестого артиллерийского полка. Знаете, где это?
– Примерно, – слегка задумавшись, прикинул я.
– В таком случае, выезжайте немедленно, вас уже ждут – на этих словах адъютант бросил трубку, оставив меня в глубокой задумчивости.
– Вась, – обратился я к другу.
– Ау?..
– Ты знал, что Алеутов на фронте?
– До этой секунды – нет, – ответил он, оторвавшись, наконец-то, от квадрата окна. – Это же вы с ним друзья-товарищи. Или с началом войны котлеты отдельно, а мухи – отдельно?
– Именно, что отдельно, – с начала декабря я действительно оставался в неведении о положении дел у своего бывшего шефа. – Вызывает вот к себе.
– Это куда? – удивился Громов. – В Свердловск что ли?
– Ты, мля, Свердловск, – огрызнулся я. – Ты чего такой глушёный сегодня, Вась?
– Ничего я не глушёный, – Вася огрызнулся в ответ. – Просто задумчивый. Я Москву в первый раз вижу, понимаешь?
– Вот раз такой задумчивый, то и думай, как нам с тобой эту белокаменную ковырять. Там внутри минимум две немецкие дивизии, «Поволжский легион», который нам и так порядочно крови попил, и ещё чёрт знает сколько власовцев. Хотя нет, отставить думать. Собирайся, со мной поедешь.
– Куда? – не понял Громов.
– К Алеутову. Он и тебя тоже вызывал. Я сейчас своего ординарца вызвоню, пусть транспорт нам организует.
– А куда едем-то? – спросил Громов, когда мы уже выходили из моего импровизированного штаба.
– В расположение шестого артиллерийского. Алеутов сейчас там, судя по словам его адъютанта.
Ординарец справился с поручением довольно неплохо, а что самое главное – быстро. Уже через пять минут около штаба стоял тёмно-зелёный джип «КЗ-1» нашей собственной сборки. Конечно, американцы тоже поставляли нам машины, однако отечественному качеству я в данном вопросе доверял больше. Нашим кулибиным, например, ещё очень долго доводить до ума американскую «М-16», прежде чем её станет возможно использовать в русских лесах и грязи. В конечном итоге, разработали и поставили на штамповку собственный автомат с очень специфичным названием. «АД-62» – Автомат Драгунова был гораздо современнее и мощнее морально устаревшего «ППШ-51» и в разы надёжнее американской «эмки».
Покачиваясь в такт подпрыгивания автомобиля на дорожных кочках, покрытых грязью и снегом, мы достаточно быстро добрались до правого фланга наших позиций, где и располагался шестой артиллерийский. По пути нам попадались колонны грузовиков и танков, кружащие, словно стервятники, вокруг осаждённой Москвы. Всем в Генштабе было предельно ясно, что падение города – вопрос решённый, загадка состояла лишь в том, чтобы захватить оккупированную столицу с как можно меньшими потерями.
– Алеутов где? – спросил я у первого попавшегося часового.
Тот стоял по стойке смирно, вооружённый как раз новым «АД» и подозрительно смотрел на нашу машину.
– Хто? – с каким-то южным говором уточнил он.
– Алеутов Александр Сергеевич, – терпеливо повторил я.
– Не знаемо таких, – ответил он, поудобнее перехватывая оружие.
Я тяжело вздохнул.
– Начальника караула позови.
Он снова пристально посмотрел на меня, а затем, видимо успокоившись видом моих полковничьих погон, куда-то упёрся.
Вернулся, правда, быстро. На этот раз вдвоём со смуглым лейтенантом.
– Фамилия и звание? – без лишних слов перейдя к сути дела, спросил он.
– Полковник Отрепьев, семнадцатый мотопехотный полк, восьмая гвардейская дивизия. К Алеутову Александру Сергеевичу.
– Ваши документы, – попросил он, кивком головы соглашаясь со справедливостью причины моего приезда. То, что Алеутов находится в расположении его полка он, как минимум, знал.
Я протянул ему документы. То же самое сделали и Громов с моим ординарцем, сидящим за рулём автомобиля. Бегло их просмотрев, лейтенант снова кивнул и отпустил нас, объяснив перед этим, как попасть в штаб.
Сам штаб полка представлял из себя типично немецкую бетонную коробку. Скорее всего, это был бывший полицейский или армейский пост, хозяев которого словно ветром сдуло при приближении нашей армии. По крайней мере дыр от пуль и снарядов я не обнаружил, ровно как и закопчённых стен, а поэтому захватили здание, скорее всего, без боя.
Внутри оказалось достаточно спокойно и привычно. Штабисты ровным шагом сновали туда-сюда, решая тактические вопросы и внимательно рассматривая карты местности, слышались негромкие разговоры. На нашу троицу глядели с интересом, особенно после того как я поинтересовался, где именно находится Александр Сергеевич, однако с расспросами не приставали.
Обнаружив требуемый кабинет, я отпустил ординарца покурить, а сам без стука распахнул дверь. Вася последовал за мной.
– Гриша! – радостно приветствовал меня Алеутов, вставая из-за своего стола.
Мы крепко обнялись и помяли друг-другу бока.
– Окончательно заматерел, – с удовлетворением заметил Алеутов, разжимая объятия. – Свежий воздух, физические нагрузки, да?
– Встречи с интересными людьми, которых я вынужден убивать, – с улыбкой ответил я.
– Хочешь сказать, скучаешь по тихой штабной должности? – с улыбкой спросил мой бывший шеф.
– А она у меня когда-то была? – картинно поразился я, чем вызвал искренний и радостный смех.
– Что верно, то верно, – подметил Алеутов. – А, и Вася здесь?
Они пожали друг другу руки. До объятий, понятно, дело не дошло, всё-таки они были не такими крупными приятелями.
– Тебя-то какими сюда ветрами занесло? – спросил я, располагаясь на одном из хлипких стульчиков, стоящих в кабинете.
– Ветрами войны, какими же ещё. Должен же шеф разведки присутствовать при освобождении архивов ОГПУ. Или ты оттуда и так всё, что можно вытащил? – улыбка не сходила с его губ.
Я лишь виновато развёл плечами, мол, конечно всё.
– И всё же?
– Не поверишь, Гриша, но я действительно тут по этой причине. Банальной, соглашусь, но всё же. Нужно все эти старые бумажки собрать, каталогизировать и перевезти в Свердловск. Плюс немецкие и власовские документы тоже надо бы прибрать к рукам, что не успеют уничтожить. Нечего добру пропадать. Однако, не всё так грустно…
Его голос в момент посерьезнел.
– Едва я прибыл на фронт, тут же обнаружил кое-что интересное. Помнишь «Метро-2»?
Я кивнул. Сложно было забыть.
– Так вот, наша карта с тобой была неполной. Точной, но неполной. До какой точно степени – неизвестно, но одно могу сказать точно: у нас с тобой сейчас под ногами вход в сеть подземных тоннелей, которого на наших с тобой картах и в помине нет.
– В этом здании?! – я даже немного подскочил. – Хочешь сказать, немцы, что работали здесь, за столько лет его не обнаружили?
– Да не прямо здесь, балбес, – мимоходом осадил меня Алеутов. – В расположении полка. Лес видел, когда подъезжал? Вот на самой его опушке, где артиллерийские батареи стоят. Солдаты и обнаружили. Сперва сами пробовали сунуться, но особист, слава Богу, осадил, послал за мной. Я-то здесь уже, по сути, прописался. Залезли вместе с бойцами внутрь, а там батюшки! Видимо, советские вожди готовили этот ход на самый-самый крайний случай, когда понадобится срочно оказаться как можно дальше от Москвы. Здесь даже железнодорожных путей нет, только длинный коридор к ним ведущий. Понимаешь, что это всё значит?
Я понимал. Это был шанс взять город почти без боя. Сеть подземных тоннелей, почти как в древности, когда посреди осаждённого города вдруг появлялась вражеская армия.
– Знаю, что понимаешь, парень неглупый, – не дождавшись ответа, продолжил мой бывший шеф. – Переброска войск, удар в тыл, всё как по учебнику. Однако нас с тобой интересует другой вопрос. А конкретно – Владимир Вишневский.
– Рейхскомиссар? – удивлённо спросил я.
– Именно он, – улыбнулся Алеутов. – Знаешь, чем он так важен?
– Предатель?.. – неуверенно уточнил я.
– Именно, Гриша. Единственный не немецкий рейхскомиссар во всей нацистской империи. Обычно их назначают прямо из Германии, но здесь особый случай. Вишневский сотрудничал с немцами почти с самого начала Последней войны. Перешёл на их сторону ещё до Власова. До этого, говорят, много раз пытался достучаться до советского командования, предупреждая их о грядущем немецком вторжении. Был закономерно проигнорирован, а само вторжение началось почти на месяц раньше, чем он предсказывал. Видимо, очень хорошо он немцам сапоги вылизывал, раз его назначили аж рейхскомиссаром. Его, славянина и недочеловека. Просто неслыханно.
– И что с ним? – подал голос Громов, также усевшийся на какой-то тахте. – Ликвидировать?
– Узко мыслите, Василий. Ликвидировать всегда успеем. Гораздо лучше будет его именно захватить, а затем судить. Сделать из этого зрелище, всенародный трибунал, создать прецедент. Финал-то заранее ясен – эшафот и верёвка, однако политическое значение такой акции трудно переоценить. Россия, Василий, больше не в изоляции. Особенно – после признания Соединённых Штатов и присоединения к нам Новосибирска и Магадана. Теперь нам нужно думать не только о мести, на которую мы, безусловно, имеем право, но и о том, что будет дальше. Мы не горные дикие варвары, которых интересуют лишь головы немецких шавок. И мы должны показать это всему международному сообществу. А поэтому так важно взять живьём как можно больше именитых коллаборационистов и Вишневского – в первую очередь. Пусть даже расправа с ними будет самой, что ни на есть кровавой, но правосудие должно стоять на первом месте в таких вопросах. Это понятно?
Мы с Громовым согласно кивнули.
– И поэтому, ребята, вы оба переходите под моё командование, – с ехидной ухмылкой сообщил Алеутов, потрясая перед лицом каким-то приказом. – Передадите своим заместителям все дела, а через полтора часа я буду ждать вас прямо возле этого здания. Всё ясно?..
* * *
Через указанный срок я стоял перед уже знакомой бетонной коробкой. Рядом со мной переминался и Громов, тихонько выкуривая вонючую американскую сигарету, к которым в последнее время пристрастился. Наконец, входная дверь штаба артиллерийского полка распахнулась, и на пороге показался Алеутов.
Вместе с ещё одним человеком.
– Артём?! – удивлённо воскликнул я.
– Гриша?! – изумлению моего сына также не было предела.
Мгновенно повторилась сцена приветствия, которая уже имела место быть в кабинете Алеутова. Правда, на этот раз объятия были намного дольше, а похлопывания по спине – намного сильнее.
– Надо же, уже капитан… – пробормотал я, отстраняя его от себя и глядя на погоны.
– А то! – похвастался Артём. – Ещё и орден «Отечественной войны» недавно получил. Второй степени.
– Это за что?
– А, – махнул он рукой. – Долгая история.
– Матери похвастался? – с напускной строгостью спросил я.
– Неделю назад письмо написал, сразу после вручения.
– А меня тогда почему не известил?
– Так до тебя попробуй ещё допишись, – с лёгкой обидой пояснил Артём. – Ты то под Казанью, то под Астраханью, то вообще под Москвой. Я пытался тебе пару раз писать, но почтальон с ног сбился, в итоге мне письма обратно пришли, с извинениями.
– Ну и хрен с ними, – махнул я рукой. – Свиделись – и слава Богу.
– И слава Богу! – радостно повторил за мной Артём.
– Хочешь сказать, – обратился я к Алеутову. – Мы втроём пойдём?
Такой расклад имел свой смысл. В конце концов, мы с Артёмом уже работали вместе, и я знал, чего от него можно ожидать. К тому же, я лично наблюдал за его тренировками ещё в детстве, и сам же его воспитывал. С Громовым мы вообще сдружились именно в боевых условиях и тоже имели за плечами совместный опыт.
Однако, нас троих было явно мало для проникновения в самый центр осаждённой Москвы.
– Почему втроём? Впятером! Сейчас ещё один оперативник должен подойти. Тоже с боевым опытом, не волнуйся.
И действительно, Алеутов ещё не успел даже закончить фразу, как возле нашей четвёрки остановился военный джип и из него вылез, одетый в форму Чёрной Армии…
– Джеймс! – воскликнул я.
– Я тоже рад вас видеть, Григорий, – вежливо и ехидно, как и всегда, поздоровался со мной американец.
Ещё один крепкий удар по рукам.
– Какого чёрта ты тут делаешь?! – продолжал удивляться я.
– Воюю, разве не видно? – не изменял своему сарказму американец. – Записался добровольцем, параллельно обеспечиваю работу всей логистической системы Чёрной Армии в освобождённых частях России.
– Агентуру разводишь? – недоверчиво спросил у него Артём.
Американец с пренебрежительной миной повернулся к нему, будто только заметил.
– Нет, Артём, всего лишь обеспечиваю бесперебойные поставки припасов в армию. Или вы собираетесь воевать без патронов, танков и фуража?
– До этого как-то справлялись, и ничего, – с вызовом произнёс Артём.
– Так, хорош собачиться, – пресёк разгорающийся спор Алеутов, сделав при этом вид, что не заметил презрительной усмешки американца. – Не затем здесь собрались. Джеймс, вы полностью уверены в своём решении?
– «Цивус романус сум»[2], – подтвердил шпион. – С нашего с вами последнего диалога я не изменил решения, господин Алеутов. Я готов оказать помощь своим русским друзьям, – он широко улыбнулся. – Только хорошо было бы выдать мне, штабной крысе, хотя бы какую-нибудь амуницию.
– Вооружим всех, не беспокойся, – успокоил его мой начальник. – Все готовы?
Мы согласно кивнули.
– Ну пойдём тогда что ли?
– Э, стой! – прервал я Алеутова. – А пятый где?
– Чего?
– Ты сказал, что нас будет пятеро, – повторил я его слова. – Нас четверо. Где ещё один?
Александр Сергеевич вдруг улыбнулся мне доброй и тёплой улыбкой.
– Дурак ты, Гриша. Я и есть пятый. Не могу же я такое веселье пропустить.
* * *
На этот раз в подземельях было влажно. Даже слишком. Если в мае вода доставала мне до колен, то теперь затхлая и холодная жидкость поднималась аж до пояса.
Мы шли уже несколько часов, не издавая лишнего шума и не разговаривая, лишь изредка показывая друг другу знаками, где можно оступиться. Все препирания остались наверху. Осталась там взаимная неприязнь Артёма и Джеймса, молчаливая задумчивость Громова и мои пререкания с начальством. Старик никак не хотел отправить нас вчетвером, ссылаясь на то, что слишком засиделся на кабинетной должности, а пятьдесят – не шестьдесят, и он вполне ещё боеспособен. На все мои упрёки о том, что это чистой воды политическая дурость – начальнику разведки ходить в атаку с шашкой наголо, он отвечал, что в случае чего покончить с собой всегда успеет, живым его не возьмут, а преемником своим назначает меня. На моё замечание по поводу того, что я тоже в этом отряде, он лишь весело усмехнулся и ответил, что в таком случае у меня больше причин остаться в живых и выполнить задание.
Мы шли в тишине, вооружённые чем попало, кто в лес, кто по дрова. У меня в руках вместо любимой «Мосинки», оставшейся в арсеналах Свердловска, удобно лежал новенький «АД». Хорошая машинка, перед спуском в подземелья я успел чуть-чуть с ней поработать. При стрельбе автомат уводило немного вверх, но в условиях боя в замкнутом помещении, который нам, судя по всему, и предстоял, это было не критично. Артём предпочёл всё тот же пятьдесят четвёртый «гевер», с которым, как мне кажется, успел сродниться. Не понимаю, чем ему конкретно нравилось это оружие, как по мне – слишком громоздкое и маломощное. Однако, в таких вещах больше решают привычка и опыт, чем характеристики пушки. Джеймс и Вася предпочли американские «эмки», и если в первом случае я понимал обоснованность такого решения, то вот выбор Громова стал для меня полной неожиданностью.
Вася вообще сегодня был слишком задумчивым для самого себя. Когда мы только спускались в подземелье, но на секунду остановил меня и предупредил:
– У меня странное предчувствие.
Я не то, чтобы был суеверным человеком, однако опыт разведчика сообщал, что в таких случаях предчувствиям других людей лучше доверять.
– Хочешь сказать, нас ждут неприятности?
Вася на секунду задумался.
– Нет, – уверенно ответил он. – Ничего плохого, но… то, что мы встретим там, – он кивком головы указал на тёмный провал подземелья. – Нам не понравится. Что-то очень противное и… мерзкое. Понимай как хочешь.
И с этими словами спустился в темноту. Мне же ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.
Несмотря на большую продолжительность пути, в этот раз для меня он, несмотря на возросшее расстояние, был несравнимо легче. У меня были мои товарищи, подсказывающие в случае чего путь, у меня был фонарик, а не обжигающие руки свечи. В конце концов, у меня была даже штурмовая винтовка, так что я был готов ко всему, и в этот раз засада из темноты не смогла бы застать меня врасплох.
В конце концов, Алеутов, идущий в голове колонный, остановился. Достал из нагрудного кармана, до уровня которого вода так ни разу и не поднялась, потрёпанную карту. Начал водить по ней указательным пальцем, что-то шепча одними губами. Наконец, после двух перепроверок, он поднял глаза от пожелтевшего листка и обратился к нам:
– Это здесь, – и кивнул на массивную металлическую дверь, брата-близнеца той, что вела в здание ОГПУ.
– Уверены? – недоверчиво спросил Джеймс.
– Процентов на девяносто. Мы сейчас должны быть прямо под Кремлём. Точнее, под той бетонной коробкой, которая стоит на его месте.
– И вы хотите сказать, что немцы просто так оставили вход оттуда прямо в подземные коммуникации города? Ни патрулей, ни растяжек? – продолжал сомневаться американец.
– А почему бы и нет? Хочешь сказать, им самим в случае чего «Метро-2» не понадобится что ли?
– Что-то не спешат они им воспользоваться.
– Исключительно их проблемы, – тоном, прекращающим всякие споры, ответил Алеутов. – Мы заходим. Ребятки, займите позиции, я открою вентиль. Будьте готовы встретиться там с чем угодно: от одинокого часового и до укреплённой огневой точки. Готовы?.. Поехали!
Дождавшись, пока мы встанем выгнутой дугой и наведём стволы на громаду металлической двери, Алеутов начал откручивать запорный вентиль. Он очень хорошо поддавался, как и аналогичный ему механизм на станции под штабом ОГПУ.
Это могло означать только одно.
– Алеутов, стоять! – заорал я, однако было уже поздно.
Дверь, сбросив с себя великую тяжесть застоя, начала медленно открываться, не издав при этом ни звука.
За ней стоял, слегка сгорбившись, но всё же в полный рост тучный старик, силуэт которого был мне до боли в отсутствующем глазу знаком.
– А я уже и не надеялся, что здесь кто-то появится…
[1] лат. Немецкий мир.
[2] лат. Я римский гражданин.