З. И. Курцева
Речевой поступок: риторический и методический аспекты
1.4. Речевой поступок и речевой жанр
Изучение речевого поступка как наиболее яркого проявления нравственной стороны речевого поведения личности невозможно без обращения к речевым жанрам, так как наша речь «отливается» в речевых жанрах, «относительно устойчивых типах высказываний» [36, с. 250].
Проблема изучения речевых жанров занимает в речеведении одно из ведущих мест, «речевой жанр следует считать одним из ключевых понятий, структурирующих новую научную парадигму» [284, с. 7], о возросшем интересе ученых к жанрологии свидетельствуют выпуски специальных научных сборников, освещающих общие теоретические проблемы речевых жанров и отдельные РЖ[23], диссертационные исследования[24]. Мы не ставим своей целью подробное реферирование и анализ всех опубликованных работ, обозначим лишь некоторые аспекты, актуальные для нашего исследования.
Термины «речевой жанр», «жанроведение», «жанрология» широко используются в современных лингвистических исследованиях (Н. Д. Арутюнова, А.Г. Баранов, Г. И. Богин, А. Вежбицкая, Т.Г. Винокур, В.Е. Гольдин, В. В. Дементьев, О. Н. Дубровская, Е. А. Земская, М. В. Китайгородская, Т. В. Матвеева, Н. Н. Розанова, К. Ф. Седов, М.Ю. Федосюк, Н.И. Формановская, Т.В. Шмелева и др.). В основе большинства работ, посвященных проблемам жанроведения (генологии, генристики), лежит концепция М. М. Бахтина, который рассматривал речевой жанр (РЖ) как высказывание и как отдельное речевое произведение. Он писал: «Мы отливаем нашу речь по определенным жанровым формам. <…> Эти речевые жанры даны нам почти так же, как нам дан родной язык. <…> Научиться говорить значит научиться строить высказывания» [36, с. 271].
Мы придерживаемся позиции М. М. Бахтина, который утверждал, что «к речевым жанрам мы должны отнести и короткие реплики бытового диалога (причем разнообразие видов диалога в зависимости от его темы, ситуации, состава участников чрезвычайно велико), и бытовой рассказ, и письмо (во всех его разнообразных формах), и короткую стандартную военную команду, и развернутый и детализированный приказ, и довольно пестрый репертуар деловых документов (в большинстве случаев стандартный), и разнообразный мир публицистических выступлений (в широком смысле слова: общественные, политические); но сюда же мы должны отнести и многообразные формы научных выступлений…» [36, с. 250–251]. Далее М.М. Бахтин замечает: «Замысел нашего высказывания в его целом может, правда, потребовать для своего осуществления только одного предложения, но может потребовать их и очень много. Избранный жанр предсказывает нам их типы и их композиционные связи» [там же, с. 275].
Вслед за М. Бахтиным современные исследователи определяют речевой жанр как «вербальное оформление типичной ситуации социального взаимодействия людей» (Дементьев, Седов), «вербальное отражение интеракции, социально-коммуникативного взаимодействия индивидов» [284, с. 10], как «единицу такого уровня, когда стираются границы между речевым и языковым» [95, с. 53] и т. п.
Мы склонны придерживаться мнения ученых, считающих, что речевой жанр сложился не в лингвистических теориях, а в реальном восприятии общения, прежде всего с точки зрения получателя речи (О. Б. Сиротинина, Г. И. Богин и др.).
Интересна точка зрения на жанры польского ученого Станислава Гайды, который называет разные способы существования жанра: «1) в конкретных текстах, в системе (узус) на текстовом уровне и в компетенции; 2) в жанроведческих описаниях (как познавательная категория); 3) в кодифицированной норме (запреты, предписания), особенно в дидактической практике», при этом он полагает, что «каждое высказывание выступает в культурно определенных условиях и может быть в разной степени детерминировано ими» [71, с. 105]. Он пишет: «Можно выделить три контекста. Ближайший составляет коммуникативная ситуация. Она находится в рамках более широкого контекста – социокультурного (включающего типы ситуаций, категории участников – их функции и общественные роли и конвенции поступков). Этот последний, в свою очередь, детерминирован общекультурным контекстом с такими элементами, как виды и цели общественной деятельности» [71, с. 105–106]. Как видим, автор коммуникативную ситуацию воспринимает в качестве особого контекста. С. Гайда предлагает следующую типологизацию речевых жанров: 1) простые, соотносимые с иллокутивными актами (угроза, отказ, присяга, вопрос, клятва, приглашение и т. д.), и сложные, представляющие собой типизированную последовательность речевых актов, структура которых имеет относительно конвенциональный характер (например, поздравление и благодарность); 2) примарные (актуализируются в текстах), «которые рождаются в коммуникативных условиях “лицо-в-лицо” и непосредственно отнесены к “Я – Здесь – Сейчас говорящего”» (вопрос, разговор), и секундарные (производные) жанры, которые «появляются в условиях высоко развитой культурной коммуникации и являются дериватами от примарных жанров (бытовое письмо, дневник, дискуссия)»; 3) тематически специализированные РЖ, к ним относятся жанры речевого этикета (соболезнование, благодарность, приветствие, прощание, пожелание и т. д.) [там же, с. 110–111].
В настоящее время ученые рассматривают РЖ в разных аспектах: речеведческом (Т. В. Шмелева и др.), лингвопсихологическом (К. Ф. Седов), системно-лингвистическом (М.Ю. Федосюк), стилистическом (М.Н. Кожина), герменевтическом (Г. И. Богин), когнитивном (А. Г. Баранов).
Некоторые исследователи полагают, что необходимо разграничение жанров, требующих специальной подготовки, и жанров, используемых в типичных, неофициальных ситуациях (О. Б. Сиротинина, К. Ф. Седов и др.). О. Б. Сиротинина пишет: «.. один и тот же жанр может быть чисто речевым при отсутствии специально спланированного, сознательно использованного построения речи и употребления в ней определенных языковых средств и риторическим – в случае сознательного планирования и употребления тех или иных средств (подчеркнутая вежливость просьбы, подчеркнутая императивность приказа и т. д.)» [290, с. 28]. Подобное противопоставление жанров вызывает вопрос, могут ли быть риторические жанры неречевыми.
К. Ф. Седов предлагает иной вариант классификации: риторические жанры/нериторические жанры, где «риторические жанры – это способы оформления публичного, по преимуществу “внепрактиче-ского”, социально значимого взаимодействия людей», нериторические жанры «обслуживают типические ситуации неофициального, непубличного, бытового по преимуществу поведения, которые имеют характер естественного, бессознательного (помимовольного) взаимодействия членов социума)» [284, с. 20]. Как известно, риторические жанры (судебные, политические, эпидейктические) изучались начиная с античных времен.
М. М. Бахтин речевые жанры делил на первичные, реализующиеся в повседневном общении, и вторичные, реализующиеся в сфере научного, делового общения, а также относящиеся к жанрам художественной речи.
Рассматривая текстовую природу речевых жанров, М. Н. Кожина отмечает, что «по отношению к однословным высказываниям вряд ли можно говорить о композиции; кроме того, стихийность, широкая стереотипность, даже клишированность многих высказываний (особенно этикетных) в ходе реплицирования в разговорной речи трудно сопоставима с продуманной композицией, стилем. <…> Справедливое в отношении первичных РЖ утверждение, что “мы говорим высказываниями”, вряд ли справедливо в отношении вторичных РЖ…» [145]. Заметим, М. М. Бахтин предостерегает: необходимо отличать высказывание как единицу речевого общения от предложения как единицы языка.
Нельзя не сказать и о подразделении жанров на информативные (цель общения – сообщить о чем-либо) и фатические[25] (коммуникативная цель – установить и поддержать контакт, само общение) (Т. Г. Винокур, В. В. Дементьев, М. В. Китайгородская, Н. Н. Розанова, К. Ф. Седов, Н. И. Формановская и др.). К. Ф. Седов отмечает: «Генеральной фатической интенцией является удовлетворение потребности в общении – кооперативном или конфликтном, с разными формами, тональностью, отношениями <…> в реальной речевой практике информативная и фатическая иллокуция тесно переплетены в рамках любого жанра. Поэтому, классифицируя речевые жанры, мы можем говорить лишь об их тяготении к информатике (информативные по преимуществу) или – фатике (фатические по преимуществу)» [284, с. 20–21].
Различные подходы современных ученых к характеристике речевых жанров убеждают нас в том, что до сих пор не сложилась общепринятая трактовка понятия речевых жанров и типов их классификации. В. Е. Гольдин справедливо замечает: «Понятие жанр речи “втиснуто”, если так можно выразиться, между понятиями речевого акта, текстового типа, тональности общения и некоторыми другими» [81, с. 5]. Так, одни исследователи рассматривают речевые жанры, делая больший акцент на одном из участников коммуникации – адресанте, говорящем (Н. Д. Арутюнова, Т.В. Шмелева и др.), что не поддерживается другими (В. В. Дементьев, М.В. Китайгородская, Н.Н. Розанова и др.), считающими недопустимым «крен в сторону говорящего» [95, с. 48]. На важность роли адресата, занимающего «активную ответную позицию», указывал М. М. Бахтин, то же отмечают и современные ученые. Так, О. Б. Сиротинина подчеркивает, что речевой жанр складывается «в реальном восприятии общения», то есть «прежде всего с точки зрения получателя речи» [290, с. 27]. Многие ученые (А. Н. Баранов,
В. В. Дементьев, М.В. Китайгородская, Г.Е. Крейдлин, Н.Н. Розанова, К. Ф. Седов, О. Б. Сиротинина и др.) вслед за М.М. Бахтиным, называющим диалог «классической формой речевого общения», считают, что «разведение» диалогических единств реплик (например, просьба/ отказ или согласие) по разным РЖ «приводит к разрыву их текстового единства (как формального, так и содержательного)» [142, с. 23]. Так, Н. Д. Арутюнова, описывая жанры общения, выделяет пять типов диалога: информативный; прескриптивный (предписывающий определенные правила ведения диалога, регламентирующий употребление языковых единиц в речи); обмен мнениями в диалоге с целью принятия решения или выяснения истины (спор, дискуссия); диалог, имеющий целью установление или урегулирование межличностных отношений; праздноречевые жанры [24]. А. Г. Баранов, «спасая диалог как первичный в генезисе тип текста», развивает бахтинскую классификацию речевых жанров, выделяет первичные простые (они близки речевым актам) и сложные речевые жанры (они равны диалогическому тексту), вторичные простые (функционально-смысловые элементарные тексты) и сложные («тексты, включающие низшие речевые жанры в трансформированном виде») [33, с. 8].
Другие исследователи, представители лингвистического изучения РЖ (В. В. Дементьев называет это направление генристикой), речевой жанр считают тождественным речевому акту (высказыванию), единице речевого общения (А. Вежбицкая, Дж. Остин, Дж. Серль и др.). А. Вежбицкая полагает, что замена понятия «речевой акт» на понятие «речевой жанр» разрешит существующие проблемы, она пишет: «Я думаю, что для выхода из тупика <…> в теории речевых актов следует начать именно с перенесения акцента с понятия “речевой акт” на бахтинское понятие “речевой жанр”. <…> Слово “жанр” все же лучше, меньше вводит в заблуждение, чем слово “акт”. <…> В результате исследование речевых действий человека часто превращается (чтобы не сказать: “вырождается”) в исследование типов предложений – в особенности тех типов предложений, которые специализировались как орудия определенных жанров» [58, с. 101]. Однако другие ученые (М.В. Китайгородская, Н.Н. Розанова, М.Ю. Федосюк) высказывают иную точку зрения: отождествление жанра и РА не вполне правомерно, так как «это явления разного порядка»: «если РА, являясь действием одного из ПК [партнеров коммуникации] (вставлено нами.– 3.К.), относится к самому процессу коммуникации, то жанр представляет собой ее и р о д у к т, текстовое воплощение» [112, с. 23].
Полемика вокруг терминологического определения РА и РЖ и их взаимосвязи приводит специалистов (М.Н. Кожина – 1999, В. В. Дементьев – 2007 и др.) к выводу, что, несмотря на существующее сходство между РА и РЖ (они являются единицами процесса языкового общения и речевой деятельности), несмотря на стремление ученых выйти за рамки абстрактной системы языка в живую практику речевого общения и изучать эти единицы в контексте экстралингвистических факторов (интенции адресанта, отношения говорящего и слушающего, содержание РА и РЖ, условия и обстоятельства их производства, ситуации общения) [146, с. 53–54], все-таки РЖ существенно отличаются от РА, а именно: а) в теории речевых актов (ТРА) рассматривается грамматический аспект, РА «привязаны» к грамматике языка, изучаются предложения в определенных условиях, функционирование РЖ исследуется в условиях коммуникативных ситуаций; б) в ТРА трактовка речевого общения строится на основе психологической позиции, а в РЖ – на социологической основе; в) РА всегда соотнесен с лицом говорящим, на первый план выступает воздействие говорящего на адресата, а в основе теории РЖ – диалогическая природа коммуникации, ориентация на взаимодействие; г) РА трактуется как действие, отдельная реплика в диалоге, РЖ может состоять из нескольких РА (в большей степени это относится к вторичным РЖ). М. Н. Кожина пишет: «Положение о том, что РЖ отечественный аналог РА, лишь в какой-то мере справедливо, по нашему мнению, относительно первичных РЖ (но не вторичных)» [146, с. 59].
Сравнивая генристику и жанрологию, В. В. Дементьев, с одной стороны, утверждает, что для прагматического жанроведения характерно признание равной степени важности фактора адресанта и фактора адресата, более пристальное внимание к психологическому аспекту коммуникации (в противовес преобладающей ориентации на логику и грамматику), а также большая ориентация на социолингвистический аспект, на социально-культурные условия коммуникации. С другой стороны, он отмечает, что в прагматическом жанроведении языковым явлениям отводится «служебная роль», в этом он видит «главный недостаток прагматического жанроведения», «РЖ и язык не тождественны, но имеют общую коммуникативную природу», поэтому целесообразно объединить их в «синтетическое» направление теории речевых жанров – «коммуникативную генристику», «где рассматривались бы как диалогические, так и лингвистические аспекты речевых жанров» [95, с. 50–52].
В рамках нашего исследования актуальны следующие обозначенные выше направления теории речевых актов и теории речевых жанров: как мы определили выше, речевой поступок являет собой речевое действие (речевой акт), выполняющее воздействующую функцию с целью нравственного влияния на собеседника, поэтому: а) результат, эффективность диалога/монолога будет зависеть от умения говорящего создавать высказывание с учетом всех составляющих коммуникативной ситуации, прежде всего адресата, а также психологического и социального факторов КС, обеспечивающих взаимодействие участников общения; б) РП может состоять из одного или нескольких РА; в) РП реализуется как в первичных, которые, на наш взгляд, включают в себя риторические средства и приемы создания высказывания, так и во вторичных речевых жанрах. Речевой поступок как явление коммуникативное воплощается в конкретные речевые жанры, которые естественно связывать «с категорией ситуации как формы, структуры события» [80, с. 32].
Как видим, классификация, типология речевых жанров еще в стадии формирования, вопрос о критериях выделения жанрообразующих признаков и о методах описания речевых жанров остается открытым, поскольку исследователи предлагают учитывать разные жанрообразующие признаки. Обратимся к характеристике отдельных систем описания РЖ.
Наиболее продуктивными, на наш взгляд, являются подходы к описанию РЖ, предложенные Т. В. Шмелевой, М. В. Китайгородской и Н. Н. Розановой, К. Ф. Седовым. Рассмотрим основные направления в описании РЖ этими авторами.
Модель речевого жанра Т.В. Шмелевой включает семь конститутивных признаков [352, с. 91–96]:
коммуникативная цель (ей отведено первое место среди всех параметров РЖ), позволяющая выделить четыре типа РЖ: цель информативного жанра – предъявление/запрос, подтверждение/опровержение информации; цель императивного РЖ – «вызвать осуществление/неосуществление событий, необходимых, желательных или, напротив, нежелательных, опасных для кого-то из участников общения»; цель этикетного РЖ – «осуществление особого события, поступка в социальной сфере, предусмотренного этикетом социума», и цель оценочного РЖ – «изменить самочувствие участников общения, соотнося их поступки, качества и все другие манифестации с принятой в данном обществе шкалой ценностей» [там же, с. 92];
образ автора, информация о нем как об участнике общения, причем эта информация, как подчеркивает Т. В. Шмелева, «заложена» в типовой проект речевого жанра, обеспечивая ему успешное осуществление. Концепция автора проявляется в таких аспектах, как социальная роль и социальный статус (или позиция), авторитет и полномочия, заинтересованность и осведомленность и др.;
образ адресата, может быть адресат-исполнитель, адресат-подчиненный, адресат-конфидент и др. Для коммуникативного облика адресата речевого жанра важно не только то, какими предварительными знаниями о ситуации он обладает, но и каково вообще его представление о мире и принципах общения;
образ прошлого и образ будущего, показывающих взаимосвязь предшествующих и последующих ситуаций общения в условиях конкретного коммуникативного события; в аспекте фактора прошлого речевые жанры могут быть инициальными, то есть способными начинать общение, и реактивными, то есть являющимися реакцией на другие жанры. Фактор будущего предполагает дальнейшее развитие речевых событий, воплощающееся в появлении других речевых жанров;
тип диктумного (событийного) содержания, влияющий на выбор участниками коммуникации того или иного РЖ в условиях конкретной ситуации общения; жанрообразующий признак диктумного содержания обращен к внеречевой действительности. Одно и то же диктумное содержание может быть представлено, как замечает Т.В. Шмелева, в различной «жанровой оправе». Важными признаками диктумной информации при формировании РЖ являются временная перспектива диктума (жанры с перфектной и футуральной перспективой диктума), характер актантов и отношения актантов и участников речи, существенен также фактор оценки диктумного события, противопоставляющий императивные жанры, например: разрешение и запрет, приказ и совет, а также отрицательную (например, для РЖ жалобы или упрека) и положительную (например, для РЖ похвалы, комплимента) оценки;
языковое воплощение, Т. В. Шмелева поясняет, что называет его последним в соответствии с действиями автора от замысла к его воплощению, однако с позиции адресата этот жанрообразующий признак должен был бы начинать характеристику речевых жанров, поскольку «это первое, что получает адресат, из чего он вычитывает информацию об авторе, его коммуникативных намерениях, прошлом и планируемом будущем жанра» [там же, с. 96]. Языковое воплощение – это «спектр возможностей», лексических и грамматических ресурсов речевого жанра.
При этом может иметь место клишированность (стереотипное воплощение) или индивидуальность, минимальность или максимальность словесного выражения, что будет связано с целым рядом параметров общения: сфера общения, отношения участников общения, их речевые возможности и др.
Т.В. Шмелева справедливо замечает, что если первые шесть параметров относятся к реальностям действительности и общения, то параметр языкового воплощения «выводит речевой жанр в пространство языка с его сложнейшей дифференциацией языковых средств по требованиям речи» [там же, с. 97].
В модели М.В. Китайгородской и Н.Н. Розановой актуальным для нас является обращение к разговорной речи и речевой ситуации, нередко являющейся речевым событием. В.Е. Гольдин, соотнося понятие жанра с ситуацией, событием, поступком, также считает, что поступок есть событие [80].
М.В. Китайгородская и Н.Н. Розанова описывают жанрообразующие параметры разговорной речи, исходя из следующих теоретических предпосылок: «жанры, реализуемые в определенных коммуникативных ситуациях, соотносимы с КА и являются его текстовым воплощением»; жанрообразующими признаками текста являются «общность содержательно-тематической структуры, композиционная упорядоченность, специфический набор языковых средств и характер их использования»; жанровое членение должно базироваться на типологии коммуникативных ситуаций [142, с. 24].
Авторы выделяют четыре основополагающих параметра, которые формируют коммуникативную ситуацию.
1) Пространство:
место коммуникативного акта (КА): дома и вне дома (внесемейный локус); пространство «около дома» (лифт, домофон, подъезд, двор и т. и.); работа; места временного пребывания вне дома (больница, дом отдыха, гостиница, поезд дальнего следования и т. и.); городское пространство: городские объекты, связанные преимущественно с целеориентированной коммуникацией (магазин, поликлиника, предприятия сферы обслуживания и др.; городские объекты, связанные преимущественно с коммуникацией фатического характера (музеи, театры, дискотеки, клубы, кафе и т. д.);
пространственные характеристики компонентов КА: взаимное расположение ПК (визуальное/невизуальное; контактное/дистантное); участие (роль) предметных объектов в К А (есть/нет).
2) Время: будни/праздники; рабочее время/свободное время; «физическое» время (календарное, суточное); временной объем КА: ограниченность во времени (да/нет), протяженность КА (большая/средняя/ малая); повторяемость КА (высокая/невысокая).
3) Партнеры коммуникации: коммуникативные роли ПК: говорящий (один/более одного), слушающий (один/более одного); социальные роли ПК: постоянные/непостоянные, симметричные/несимметричные (одинаковые или различные социальные признаки), равноправные/неравноправные (социальный статус); коммуникативная установка ПК: тип общения (официальное/неофициальное), тональность общения (нейтральное/шутливое); коммуникативные намерения ПК (фатическое/нефатическое общение).
4) Тема: тема-ситуация (например: семейный праздник, приход врача и мн. др.), текстовая тема, включающая два аспекта: собственно тематический (говорить о чем?) и «содержательный» (говорить что?), разновидности тем.
Представленные выше «жанровыделяющие параметры» положены авторами в основу типологии РЖ, что послужило базой создания «алгоритма описания жанра устной некодифицированной речи», включающей в себя «определенный набор “шагов” перехода от уровня коммуникативной ситуации к типу текста», – это сфера коммуникации, коммуникативные намерения ПК (фатическое/нефатическое общение), коммуникативная активность ПК, цели коммуникации [142, с. 34–35].
Подход к описанию жанрообразующих элементов РА («путь к жанру») М. В. Китайгородской и Н. Н. Розановой и анкету речевого жанра Т. В. Шмелевой мы рассматриваем как взаимодополняющие друг друга модели, служащие для нас опорой для характеристики «жанровой оправы» речевого поступка (см. об этом ниже).
В теории речевых жанров дискутируются вопросы, связанные с принадлежностью определенных высказываний к РЖ. Так, по мнению исследователей, некоторые высказывания нельзя отнести к категории речевых жанров. Например, М.Ю. Федосюк, рассматривая речевые жанры с положительной оценкой адресата (комплимент, любезность, похвала) и противопоставляя их похвальбе, бахвальству, хвастовству, лести, высказывает мысль о том, что последние, «как правило, не имеют устойчивых жанровых признаков и в речи маскируются под высказывания каких-либо других типов». Далее автор подчеркивает: «Лесть, похвальба, подстрекательство, придирки и другие типы высказываний, заслуживающие отрицательной нравственной оценки, не имеют закрепленных за ними жанровых форм и не являются речевыми жанрами, поскольку говорящие не заинтересованы в их адекватной квалификации адресатами» [323, с. 86]. Ученый выражает несогласие с точкой зрения Вежбицкой, полагающей, что похвальба включается в перечень речевых жанров, обосновывая это тем, что «если бы даже такой речевой жанр, как “похвальба”, и существовал, высказывания этого жанра не могли бы служить средством положительного эмоционального воздействия, поскольку похвальба – это оценка, направленная не на адресата, а на самого говорящего» [323, с. 75]. Полностью соглашаясь с мнением М.Ю. Федосюка относительно невозможности считать похвальбу[26]жанром положительного воздействия, отметим, что это высказывание в определенных коммуникативных ситуациях может быть не только речевым действием, но и речевым поступком, который реализуется в РЖ. Сравним две ситуации и попытаемся показать, что похвальба – речевой жанр (заметим, что В. В. Дементьев, К.Ф. Седов, О. Б. Сиротинина, в отличие от М.Ю. Федосюка, похвальбу считают РЖ):
(1) К1: Ты знаешь//а мне вчера сообщили/что я могу участвовать в Международной олимпиаде//Оказывается/моя работа лучше всех//Здорово/да//
К2: Лешка,/я так рад за тебя//
(2) К1: Ты знаешь//а мне вчера сообщили/что я могу участвовать в Международной олимпиаде//Оказывается/моя работа лучше всех// Здорово/да//
К3: (завистливое молчание).
В первой ситуации К1 обращается к позитивно настроенному человеку с целью скорее поделиться, нежели похвалиться своими успехами. Эта ситуация не является кризисной, и, хотя, как известно, восхваление самого себя не приветствуется, перед участниками коммуникации не возникает нравственной проблемы, которая требует решения путем воздействия на кого-либо, следовательно, в данном случае имеет место речевое действие (С + В = РД). В ситуации (1) высказывание К1 – приятное известие (не похвальба), которое влияет на доброжелательную ответную реакцию К2.
Если К1, недоброжелательно настроенный, намеренно хочет вызвать чувство зависти у КЗ и обращается к собеседнику-сопернику, который не получил возможность участвовать в Международной олимпиаде, то во втором случае (Ск + Пн + В = РП) налицо кризисная ситуация, в основе которой лежит негативный речевой поступок – похвальба первого участника коммуникации. Возможно, похвальба как речевой акт и не является РЖ, поскольку это речевое действие могло не планироваться заранее с точки зрения построения или выбора языковых средств [246, с. 28], и говорящие могли быть не заинтересованы в их адекватной квалификации адресатами [323, с. 86]. В нашем примере представлена аксиальная коммуникация (лат. axis – ось), предусматривающая, что адресант имеет ясное представление о собеседнике и сознательно строит общение, учитывая известные ему характеристики адресата, следовательно, совершает РП.
Рассмотрим более подробно вторую ситуацию, которая являет собой речевой поступок. Приведенный пример (2) полностью соответствует формуле речевого жанра похвальбы А. Вежбицкой, описывающей РЖ при помощи предложений, выражающих мотив, цель, ментальный акт («чувствую», «думаю» и т. п.):
«говорю: обо мне можно сказать нечто хорошее, чего нельзя сказать о других людях;
мне по этой причине приятно;
говорю это, потому что хочу, чтобы ты был удивлен и завидовал мне» [58, с. 105].
Если обратиться к модели речевого жанра Т.В. Шмелевой, то в ситуации (2) можно обнаружить все признаки РЖ: коммуникативная цель говорящего – вызвать у собеседника чувство зависти (у инициатора общения, напротив, проявится чувство удовлетворения). Хвастовство как РЖ является оценочным речевым жанром, цель которого – «изменить самочувствие участников общения, соотнося их поступки, качества и все другие манифестации с принятой в данном обществе шкалой ценностей» [352, с. 92]. В данной ситуации существенным является взаимоотношение автора и адресата – конкурентов; определяющим в этом РП является предшествующий и последующий эпизоды общения: партнеры были соперниками. Хвастовство, полагаем, относится к «инициальным» речевым жанрам, адресант (К1) прогнозирует реакцию собеседника и намеренно совершает этот РП. Как правило, фактор будущего предполагает как перспективное будущее, так и ближайшее в виде ответных реакций на речевое высказывание, в анализируемой ситуации молчание КЗ экспрессивно значимо, оно красноречивее иной вербальной реакции. Фактор прошлого и фактор будущего функционируют в совокупности, определяя динамический аспект структуры речевого жанра, перлокутивный эффект РП. Эксплицитное высказывание (языковое воплощение) адресанта «моя работа лучше всех» отражает специфику жанра «хвастовство», ответная невербальная реакция соответствует диктумному событию.
Таким образом, хвастовство как речевой поступок следует отнести к оценочным речевым жанрам с явно негативным оттенком.
Существует мнение, что имена речевых поступков (например: жалоба, извинение и др.) соотнесены с речевыми событиями опосредованно, на основе оценочных отношений, «субъектом оценки выступает некий наблюдатель, определяющий характер поступка прежде всего с внешней стороны, то есть со стороны обстоятельств, ситуаций, в которые погружено оцениваемое им речевое действие, но, конечно, с учетом допускаемых этим речевым действием (его внутренней структурой) прагматических интерпретаций. Если обещание, клевету, похвалу, угрозу и подобные поступки рассматривают в качестве жанров <…> то исследуют таким образом форму двух ситуаций, соотнося их между собой» [80, с. 33]. В нашем примере (ситуация 2) необходимо подвергать анализу не только речевое поведение К1, но и невербальную реакцию КЗ.
Заметим, что речевые жанры оценки (в том числе и похвальбу), можно выделить в группу субжанров, к ним К. Ф. Седов относит «минимальные жанровые единицы, которые способны выступать во внутрижанровой интеракции на правах речевых тактик, равных одному речевому акту» [284, с. 10], и особо отмечает способность субжанров менять «сюжетные повороты в развитии интеракции» [там же, с. 14]. Так, в зависимости от конкретной ситуации общения к субжанрам, полагаем, можно отнести этикетные речевые жанры приветствие, извинение. Приведенный выше пример РП-приветствие кардинально изменил ситуацию общения в сторону дружеского расположения, субжанр приветствие стал частью гипержанра дружеское общение. Гипержанрами К. Ф. Седов предлагает называть речевые формы, «которые сопровождают социально-коммуникативные ситуации, объединяющие в своем составе несколько жанров» [там же, с. 14]. Т.П. Сухотерина под гипержанром понимает «совокупность различных по форме жанров, в основе которых лежит единое функционально-семантическое содержание» [309, с. 11]. Следовательно, в нашем случае РП-приветствие может сосуществовать с такими потенциально возможными жанрами, как разговор по душам, извинение, болтовня, то есть, по словам М. М. Бахтина, «каждый жанр по-своему тематически ориентируется на жизнь, на ее события, проблемы и т. д.».
