Юлия Александровна Бочарова
Любовь на американских горках
Глава 17. Развязка
С тех пор как Алёна и Володя воссоединились в начале лета, пережив столько злоключений, жизнь у них потекла ровно и спокойно. Настолько спокойно, что им стало скучно. Володя окончательно перешёл на «удалёнку» и был целыми днями дома. Он много сил вложил в автоматизацию работы – и теперь мог пользоваться её плодами. Алёна готовила завтраки, обеды и ужины, а также разбирала шкафы, в которые она давно не лазила – чтобы хоть чем-то себя занять. За время болезни Алёны предприимчивый коллега занял её место, и теперь в компании её не очень-то ждали. Коллега был не так хорош в работе, но умел «подъехать» к нужным людям и расположить к себе коллектив. «Тихой сапой» он укрепился на месте начальника Экономического управления, поставил у своего компьютера и холдеров старинные календарики с Арнольдом Шварценеггером, а также сделал фоном рабочего стола кадр из «Конана Варвара» – и трогательно покраснел, когда директор их увидел.
– Да это я… увидел у вас плакат, – сказал коллега, якобы смутившись, – и стал смотреть фильмы, и увлёкся. Шварценеггер такой крутой! Я даже не знал, что он настолько реально крутой.
Какая грубая и заметная лесть – но увы, директор Сергея Никитич, который ощущал себя одиноким и никем не понимаемым на высоте своего положения, увидел в этом признак душевного родства. Он с удовольствием отвлёкся от работы и стал рассказывать Валяеву интересные факты из жизни своего кумира. Тот поддакивал и задавал вопросы, вставлял реплики и делился своими мыслями, которые были очень в тему (на самом деле, эти мысли он вычитал на форумах фанатов Арнольда, поэтому они и были в тему). Слово за слово – и появился «коннект» с начальником. А что ещё нужно для успешной работы организации? Увы, ловкие подхалимы процветают.
Алёна не жалела о том, что ей нашли замену. Ей нужен был отдых. Однако спокойствия в доме стало чересчур много. В этом было что-то ненастоящее. «Привет» – «Доброе утро» – «Как спал?» – «Спасибо, хорошо. Одеяло новое хорошее, спасибо тебе». Не семья, а рекламный ролик, где жена намазывает мужу на хлеб слой сливочного масла (крупный план этикетки), а муж пододвигает к ней маслёнку с тем же маслом (крупный план этикетки), а корова мычит и ест ромашки (крупный план этикетки) – и все они, залитые светом, улыбаются рабочей стороной лица к камере, словно знают, что их снимают.
Алёна и Володя всё лето обходили больные темы и берегли друг друга (а может, больше самих себя?), стараясь не задевать прошлые проблемы. Но и прежнего ощущения родства между ними не было – того, что держало их вместе.
Дни шли за днями, и Алёна переставала понимать, какой сейчас день недели и что за число. Раньше её держал в тонусе рабочий график, а теперь и этого не было. Володя тоже потерял счёт времени: он мог работать, развалившись на диване, в любой день, а иногда откладывал ноутбук и ни о чём не думал, не замечая, сколько времени прошло. Володя приложил столько сил, чтобы наладить рабочий процесс и чтобы тот шёл спокойно без его присутствия в офисе – и ради чего?
«У нас всегда пять часов, и всегда время пить чай», – говорил Безумный Шляпник удивлённой Алисе в Стране чудес. Девочка не удивилась бы, если бы пожила с нами в эти карантинные времена.
Алёна понимала, что надо что-то менять в их жизни – но не знала, что и как, и не пожалеет ли она, если вдруг что-то поменять. Володя просто об этом не думал. Он часто «зависал», глядя в одну точку, словно его внутренний компьютер» в это время перезагружался и что-то обсчитывал, обсчитывал и никак не мог не мог обсчитать. А сознательное время Володя посвящал работе или воспоминаниям о далёком детстве. Даже с Костиком он перестал общаться как прежде: не очень-то его тянуло разговаривать со свидетелем прошлых неудач.
Да и сам Костик реже стал выходить на связь: его увлекло общение с юной соседкой Алисой, для которой он как-то незаметно стал покровителем, опекуном, старшим другом, воспитателем и примером в жизни. Чтобы отвлечь девочку от суицидальных мыслей и страданий по пожилому соседу, он стал убеждать её в необходимости интересного дела в жизни, собственной опоры под ногами. Если она реально хочет кому-то помогать, то надо сначала самой стать сильной. В итоге он и сам в это поверил, и даже работу поменял на более приличную (ушёл в хорошую компанию по разработке видеоигр). Он перестал отсиживать часы до новых свиданий, переписываясь с девчонками в вотсапе и тиндере – а начал нормально вкладываться, работая на результат. Да и процесс его захватывал. Появились поводы для гордости и уважения к себе. Алиса его поддерживала и восхищалась, и ждала возможности поиграть в игры, к которым он приложил руку. Она стала его первым тестировщиком. Маму Алисы поначалу всполошила эта дружба, но вскоре она убедилась, что их отношения – чисто дружеские. О сексе или «скользких» намёках не было и речи. Костик решил подождать, пока Алиса вырастет и сама решит, захочет ли быть с ним и в горе, и в радости до конца жизни. Он и сам не ожидал, что окажется таким романтиком.
Чтобы хоть как-то встряхнуться, Алёна с Володей поехали в парк аттракционов. С самого начала всё шло не так. По прогнозу весь день должна была сохраняться переменная облачность, но лёгкие перистые облачка сгустились к обеду серой пеленой, и заморосил мелкий дождик.
– Если хочешь, не поедем, – сказал Володя.
– Да не, почему. Это если тебя напрягает, можем остаться.
– Меня не напрягает совсем. Вдруг тебе мокро, не хочется.
Алёна пожала плечами, показывая, что она не такая уж и неженка, чтобы из-за неё срывались общие планы.
Так они и отправились в парк, хотя обоим не очень хотелось тащиться куда-то в такую погоду.
Половина аттракционов не работала. В кафе их не пустили, поскольку уличные веранды были заполнены, а внутри старались соблюдать дистанцию и не пускали «лишних» покупателей. Ждать под дверью Алёна с Володей не стали. Хозяева кафе, может, и были бы рады хорошо одетой парочке – но боялись проверок. Именно так, в их понимании, и должны были выглядеть контролёры.
Володя купил жене хот-дог в киоске. Сам есть не хотел.
Алёна с Володей прошлись по парку, не зная, о чём говорить. Она отмечала, что скамейки мокрые. Он разглядывал под навесом парня в кресле, имититирующем кабину пилота. Мальчишку крутило во все стороны, а он кричал: «Вау!» И «Вот так вота! Йоу-йоу!». Крепкий вестибулярный аппарат у человека.
Большой разноцветный батут лежал на асфальте, сдутый и жалкий – как мультяшный герой, у которого кончились силы. Но у батута всё ещё впереди: будут солнечные дни – и его накачают воздухом. С людьми сложнее.
Проходя мимо американской горки, Алёна вспомнила, как её подруга занималась сексом в люльке аттракциона. Но горки не работали, и Алёна потащила мужа дальше – к колесу обозрения, которое медленно поворачивалось вокруг своей оси. Скучный аттракцион, но лучше, чем ничего.
– Давай покатаемся? – сказала Алёна.
На этот раз её муж пожал плечами:
– Давай.
Ему было всё равно.
Они заплатили за билеты и сели в ближайшую кабинку без очереди (в будний день желающих было мало). Колесо потащило их наверх. Уезжаешь от работника аттракциона, поднимаешься над деревьями, становится лучше обзор… Вот крыша билетного киоска… Внизу остаются машины, электрические столбы. Становится страшновато.
Американские горки бодрят пассажиров сменой скоростей и предвкушением «падения», и короткими промежутками спокойствия, когда успеваешь перевести дух и поделиться впечатлениями с другом, сидящим рядом. И пусть он через секунду заорёт тебе в ухо: «Ааааааа!» – ты его очень хорошо понимаешь. В этом есть и жизнь, и правда, и настоящие эмоции.
А «чёртово» колесо подавляет неотвратимостью своего движения – по крайней мере, на Алёну оно действовало так. Медлительность, механическая равномерность и желание сойти, не достигнув и четверти оборота (не надо выше, хватит, пожалуйста)… Но куда ты денешься с подводной лодки, как говорил отец Алёны. Может, потому это колесо и называют чёртовым.
Алёна крепко держалась за железные ручки сиденья и думала, что зря потащила сюда мужа. Её мутило. «Через десять минут это всё закончится, и мы будем стоять на земле, а от этого останутся только воспоминания», – повторяла она самой себе раз за разом, чтобы не бояться. Наружу она не смотрела, а старалась сосредоточиться на близких предметах. Так ей удавалось подавлять тошноту.
Володя осматривал парк с высоты и не замечал состояние Алёны. Он думал, не пора ли менять фильтр в кондиционере дома, где его лучше заказать и не купить ли на «Али-экспресс» новый чехол для телефона и зарядки, которые быстро сгорают, и ещё про много разных бытовых вещей.
И тут их кабинка остановилась. То ли в колесе обозрения после долгого простоя что-то случилось, то ли внизу пассажиры не успели выйти или зайти, и ради их безопасности пришлось остановить аттракцион. Алёна страшно испугалась. Их кабинка поднялась более чем на треть оборота и была в тот момент довольно высоко. Её раскачивало ветром.
– Я тебя держу. Слышишь, Алёна? Иди сюда. Я держу.
Володя заметил, что жена позеленела, и сразу же пересел к ней, крепко обнял. Она нагнулась, наклонилась к нему – и её стошнило. Прямо на его ботинки и носки, и на правую штанину брюк…
Ещё пять минут они торчали наверху в одной точке: он с мокрыми облёванными ногами, она – в обжигающей смеси эмоций: стыда, страха и новых подступающих приступов тошноты.
Когда колесо сделало полный круг и они вышли из кабинки, Алёна была опустошена. Тошнить больше было нечем, но состояние всё равно было так себе.
Володя попросил салфеток в ближайшем киоске с хот-догами и попытался отчиститься. Он не предъявлял претензий к жене и не злился даже «в воздух», что одежда испорчена. Но уж лучше бы он ругался – тогда бы Алёна отбила его нападки, и ей стало бы немного легче.
Из парка они выходили через задние ворота: они были ближе, чем парадный центральный вход.
Володя сказал:
– Ты не будешь против, если я заеду к Костяну, переоденусь?
– Нет, конечно, – ответила жена.
– Он тут недалеко просто.
– Конечно, езжай.
– Ты точно не обижаешься?
– Володь, ты издеваешься?!
– Ты сама домой сейчас?
– Ага.
– Всё нормально? Тебе лучше? Или, может, «Скорую» вызвать?
– Слушай, езжай уже. Вон твой трамвай.
Он сел на трамвай и поехал к другу. А она вызвала Яндекс-такси, но отправилась не домой, а попросила водителя поездить по Москве. Вечерело, вдоль дорог зажигались фонари. Мимо проплывали витрины магазинов, яркая вывеска секс-шопа, светофоры, переходы, вестибюль станции метро…
Вот так буднично закончилась последняя попытка Алёны и Володи стать семьёй.
Таксист пыхтел в голубенькой маске, надетой поверх густой чёрной бороды. Время от времени щёлкал поворотник. Навигатор женским голосом по-хозяйски указывал путь. В машине играла тихая музыка.
Глава 18. По инерции
Ещё месяц они протянули по инерции в старом режиме. А потом Володя решил съездить в Воронеж к родственникам. Тёте Лиде надо было починить крыльцо.
– Я на пару недель.
– Ага.
Оба понимали, что через пару недель могут появиться новые обстоятельства, которые вынудят Володю задержаться ещё на пару недель, а потом ещё и ещё. Работа у него стала полностью дистанционной. Директор-китаец перестал приезжать в офис совсем, а Володя добился разрешения максимально перевести всех своих «бойцов» на удалёнку. Торопиться с возвращением в Москву Володе не было смысла. Хотя вдруг на расстоянии он соскучится по жене. Или она не выдержит и приедет к нему в Воронежскую область, навестить, обнять и поболтать.
Алёна старалась не строить планов и не воображать варианты будущего. Слишком много энергии это отбирало. Но планы строились как бы сами собой.
– Тебе серый свитер положить? – спросила она, вытаскивая вещи из шкафа. Алёна помогала мужу собраться в дорогу.
– Он толстый. Вроде, тепло пока обещают.
– Ну на всякий случай.
– Лан, давай.
– А витамины? Я вторую баночку кину, там осталось мало.
– Да себе оставь, – ему было неловко.
– Они мужские, – Алёна не сдержала ухмылки. – И по-любому, чтоб тебе не бегать, не покупать лишний раз. Всюду бродит злобный вирус.
Так она попыталась пошутить напоследок. Вышло не очень.
Володя застегнул дорожную сумку. О, этот звук еле сходящейся молнии! Он или радует, возвещая о начинающемся путешествии и новых приключениях – или напротив, как будто отрезает кусок жизни. Вж-ж-ж-жик – и всё.
– Ладно. Доберусь – позвоню, – сказал он и поцеловал Алёну в щёку. Нет, не поцеловал – едва прикоснулся кожей.
Она ответила ему тем же и улыбнулась, закрыла за ним входную дверь. А затем пошла в комнату – посмотреть из окна, как он будет уезжать на вокзал.
Вш-ш-ш-ш-шух – прошелестели шины автомобиля такси, под которыми хрустели камешки, – как бы завершая тему, заданную молнией.
– Вот и всё, – сказала Алёна сама себе, убирая ладонь, которую прижимала к стеклу. На стекле остался след от влаги её руки, – который, впрочем, довольно быстро испарился.
Грусти не было. Что-то другое, чего Алёна не могла для себя сформулировать. Девушка подняла ворот пижамы, закуталась поплотнее и пошла в гостиную, плюхнулась на диван. Теперь муж не будет здесь спать и работать. Можно валяться здесь сколько угодно, не нарушая ничьих границ, не стесняя и себя. Свобода? Новые возможности? Или вата, которой она себя обложила, чтобы не чувствовать боли?…
За минувший месяц Алёна похудела на два с половиной килограмма. Ей не хотелось есть, на мясо смотреть было вообще противно. Девушка решила, что это отголоски ковида, у которого много разных чуднЫх последствий – не до конца ещё изученных. Она заставляла себя съесть омлет или мягкие вафли, но иногда забывала о еде на целый день, ограничившись одним завтраком. Спохватываясь, она выпивала на ночь йогурт с клубникой или полбутылки гранатового сока – но не получала от этого удовольствия, как раньше.
– Вот ещё новости, – сказала бы Маргарита Ивановна, если бы знала об этом безобразии. И напекла бы для дочери блинов и сварила бы жирные щи.
Но мама была в Сибири, а Алёна не считала нужным сообщать ей ничего, что её бы расстроило.
– Всё хорошо, мамулечка, – говорила Алёна по телефону.
– Что у тебя с голосом опять? – спрашивала Маргарита Ивановна.
Это мужчину можно обмануть, наврав про своё состояние, и подруг, и коллег, и даже своих детей. Но маму – никогда.
– Не знаю. Ничего. Просто ещё не проснулась, – говорила Алёна и всхлипывала, убирая трубку от лица.
– Ой, прости! У вас же ещё утро, с нами четыре часа разницы. Володя приехал домой?
– Нет пока. У его тёти Лиды пол провалился на кухне, он делает.
– Чё ж мастера не вызовут?
– Она мастеров боится, чтобы не заразили.
– Охохо, – вздыхала мама и начинала рассказывать про то, что увидела в своём путешествии. Как одни люди боятся вируса и носят не только маски, но ещё и на голове закрепляют прозрачные экраны на манер каски сварщика. Другие «подняли флаги», убеждая всех, что ковид – это величайшая афера тысячелетия. Якобы одна ярмарка в Европе – Маргарита Ивановна забыла её название – проводилась каждый год без перерывов, начиная с середины пятнадцатого века. Центр её был на одной и той же площади старинного городка, и ритуалы сложились за столетия, и жители её ждут с нетерпением, и гости из других городов приезжают. Ярмарка всегда начиналась с выведения телят на площадь. Впрочем, Маргарита Ивановна могла и путать. Главное – что празднику не мешала ни бубонная чума, ни одна из многочисленных войн. А тут раз – и закрыли. До чего дошли мошенники! Маргарита Ивановна заочно спорила с ними, высказывая всё это дочери.
А Алёна прижималась щекой к телефону, слушая и слушая маму. Хоть таким дистанционным способом ей хотелось обнять родного человека.
В середине сентября похолодало. Люди вокруг стали нервозными, ходили слухи о второй волне вируса и новых ограничениях. На новой работе (Алёна уволилась с прежней, раз её так легко променяли на этого прощелыгу Валяева) – так вот, на новом месте надо было доказывать заново свой авторитет и заслуживать уважение сотрудников и руководства. Добиваться дисциплины. Внедрить новые стандарты, которым персонал сопротивлялся. Алёне было тяжело и очень нервно. Да и в целом в воздухе словно витало ощущение слома эпохи. Никола Тесла в своё время мечтал, что электричество можно будет передавать по воздуху и «подпитываться» от него в любом месте, где бы мы ни оказались. Вот так и осенью удивительного 2020 года всё вокруг казалось заряженным и несущим перемены.
Глава 19. Нечаянная радость
Увлекшись новой работой и стараясь отвлечься от мыслей о Володе и своём одиночестве, Алёна лишь через пару месяцев заметила, что с ней реально что-то не так. Она была беременна. До того времени она худела, а теперь вдруг стал выпячиваться живот. За циклом она не следила и ахнула, когда не смогла вспомнить дату последней менструации. Новенькая секретарша громким шёпотом спросила на совещании, есть ли у кого прокладки или тампон – тут-то Алёна и задумалась. Остаток совещания она провела в прострации, с одним-единственным желанием – скорее выйти из-за стола и немедленно поехать в женскую консультацию.
УЗИ подтвердило беременность. Девочка, здоровая – лежит вниз головой и сучит ножками, словно бежит куда-то у Алёны в животе. Или танцует. Или просто ей весело – почему бы и не поболтать ногами человеку, у которого нет пока никаких забот, не надо ни в школу, ни на работу. И никаких страданий от отношений с противоположным полом. Лежи себе и набирайся сил, и слушай мамино сердце.
Алёна заплакала на УЗИ, но быстро взяла себя в руки.
– Оставляете ребёнка? Или направление нужно? – спросила врач.
– Конечно, оставляю! Вы что.
– Ничего, ничего, – сказала врач и протянула ей салфетки, как когда-то протягивала психолог Фаина Ивановна. – Это хорошо, не вы первая так у нас.
– Нет, – ответила Алёна, сморкаясь в салфетку и приподнимая голову, чтобы лучше видеть дочку на экране. – Малышке не надо, чтобы я плакала. Пусть лучше мама улыбается.
Алёна сказала это и заплакала снова – но теперь уже на фоне улыбки, в которую губы сами растягивались.
Как давно она не плакала от счастья!
На работе Алёна никому ничего не сказала. А на совещаниях с тех пор прикрывала живот бумагами и папками – не для того, чтобы скрыть его, а ради защиты дочки от этих людей с их планами, графиками, горящими сроками и разбирательствами, кто прав, а кто виноват. И ещё с делами, которые они норовят свалить друг на друга.
С этих пор Алёна отказалась от переработок и обязательно делала перерыв каждый час на пять минут – выходила подышать свежим воздухом. Начальник отдела снабжения сделал ей замечание по этому поводу (мол, планы не готовы, а она гуляет). Алёна заметила в ответ, что сам-то он со своими сотрудниками выходит покурить каждый час, хотя каждый раз задерживает сдачу авансовых отчётов – и не считает это потерей рабочего времени. Начальник отдела снабжения хотел что-то возразить, но не нашёлся.
Алёна была счастлива. Вот почему её тошнило на колесе обозрения, а затем воротило от еды – вовсе не по вине хот-дога или стрессов. Гормональная система перестраивалась на новый лад. Значит, вот какие перемены несла ей осень две тысячи двадцатого – новую жизнь.
Глава 20. Морской царь
Володя жил в посёлке городского типа в Воронежской области, у тёти Лиды, и помогал ей по хозяйству. Старушка была рада. Старый дом Володи был продан после смерти матери – парень просто не мог войти внутрь после похорон. Жаль, мама не застала его свадьбу. А может, наоборот, хорошо не увидела. Переживала бы за него.
Володя ходил по тем улицам, где играл в детстве, и вспоминал их с Костиком шалости. Вот здесь на углу стоял магазин с большой надписью: «КООП». Там мост через обмелевшую речку – совсем поржавели железные перила, и облупившаяся голубая краска, как чешуя, отходила кусочками и выгибалась одной стороной наружу. Дорога в горку под железнодорожным мостом всё такая же пыльная, а на узком тротуаре едва ли разойдутся два человека, спешащие навстречу друг другу. Одному надо обязательно сойти на проезжую часть, чтобы избежать столкновения. А вот здесь, вдали от дороги, под насыпью, они с Костяном в детстве закопали «секретик». Интересно, сохранился ли он? И помнит ли об этом друг? Володе казалась глупой внезапно возникшая идея раскопать ямку и проверить. Столько лет прошло – и «клад», наверняка, давно сгнил, и место точное он не помнит. Но почему-то Володя всё же взял палочку и стал расковыривать ею землю. Ничего нет… И здесь тоже. Дурак. Почти тридцать лет человеку, борода отросла (Володя первые пару недель не брился, а потом решил так и оставить, лишь подравнивать бороду время от времени) – а он играется, как мальчишка. Стоп. Вот он, их «секретик»! Только глубже, чем он помнил. Наверное, сверху за эти годы нанесло земли и песка, вырос слой почвы. Вот и стекло, под ним что-то есть. Письмо в будущее… От маленьких Володи и Кости к ним двадцатипятилетним. Опоздало письмо…
Володя развернул бумагу. На одной стороне было его послание Костику, на второй – наоборот, от Костика к нему. Это должно было стать сюрпризом для обоих.
На первой стороне было написано:
«Привет, Вован! Поздравляю тебя, чувак!!! Ты наконец-то стал офигенно крутой и взрослый. У тебя я полюбасу уверен есть офигенная девчонка и классное занятие по жизни. Ты написал свою лучшую песню, и её крутят каждый день по радио «Максимум». И ты ездишь на гастроли, стоишь на сцене потный и орёшь в микрофон хэви-метал. А фаны трясут головами. А может, у тебя даже есть своя студия. А если ещё нет – знай, что у тебя всё получится. Не будь вафлей и не теряй время.
P. S. Люся Кондакова в тебя влюблена. Надеюсь у вас там в будущем с ней всё чики-пики».
На обратной стороне было вот что:
«Костян, ты настоящий друг и товарищ. Хоть и балбес. Но я рад, что ты остался живой после падения на рельсы и даже почти нормальный. Надеюсь, в будущем ты стал серьёзнее и не лазишь по деревьям и крышам. А если всё-таки лазишь, надеюсь ты зовёшь меня с собой. Потому что кто ж тебя ещё оттуда снимет, когда ты застрянешь. Помнишь, как мы с тобой порезали ладони и приложили их друг к другу? Мы с тобой одной крови, Костян! Что бы ни случилось мы всегда рядом и поможем друг другу.
Твой друг Володя»
– Вам нехорошо?
Володя очнулся от чтения писем и обернулся. Его трогала за плечо женщина с завитушками на голове, в плаще, синих бахилах поверх ботинок и с большой кожаной сумкой через плечо.
– Вы себя плохо чувствуете? – повторила она.
– Не, спасибо. Наоборот. Клад нашёл.
– Клад?! – глаза женщины заблестели.
Похоже, она не прочь была получить награду за помощь, предложенную незнакомцу. Должно же было ей повезти хоть раз в жизни! Как в сказках говорят: помог бабушке – а она даёт тебе волшебный клубочек, помог черепахе – и вот тебе в награду золотой ключик, помог рыбке – и все твои желания исполняются. Иначе зачем эти сказки придумывают, если в жизни так не бывает?! Увидев, что «клад» состоит из наполовину истлевшей бумажки и стекляшек, женщина фыркнула. Не на Володю – на себя. Сорок лет человеку, а всё в сказки верит.
– А вы сами почему в бахилах? Из поликлиники? – спросил Володя.
– Грязно потому что, – буркнула женщина. – Сами не видите, что у меня обувь замша.
Она посмотрела на свои ботинки, а потом кивнула на тропинку под насыпью, которая вела дальше, через заброшенные сады к частным домам. Не дождавшись от него ответа, женщина хмыкнула, подняла подбородок повыше и пошла дальше.
– Подождите, а я вас знаю? – спросил Володя, поднимаясь и кряхтя. Пока он сидел на корточках, затекли ноги.
– На водку не дам, – сказала она презрительно, прижала сумку локтем к себе и засеменила вперёд быстрее.
Володя отряхнулся: он был грязный, перепачканный землёй – не хуже бомжа. Володя не мог вспомнить, откуда он знает эту женщину. Кто вообще ходил этой тропинкой?… Точно! Это же старшая сестра той самой Люси Кондаковой, о которой писал Костик в своём послании.
– Эй, подождите! Вы же Кондакова? – Володя не мог вспомнить, как звали сестру. – Вы ещё на врача уезжали учиться.
Женщина не обернулась. То ли не услышала, то ли не хотела связываться.
Володя пришёл к Кондаковым с коробкой конфет, фруктами и бутылкой вина – навестить старых знакомых. Они так и жили все вместе в двухэтажном частном доме на отшибе. Люся, оказывается, вышла замуж и родила двух дочек. Сама она была поваром в городской столовой №5 и варила обеды в огромных алюминиевых кастрюлях, от которых шёл густой пар с запахом капусты, мяса и комбижира. Посуда у них мылась в огромной машине с лентой-транспортиром, «занавеской» из чёрных резиновых полосок на входе и такой же на выходе. Из этой машины тоже шёл горячий пар, только с запахом моющего средства. Наверное, от этого Люсино лицо было постоянно красным, как будто распаренным.
– Володька! Ты?!
Она бросилась ему на шею и завизжала тоненьким голоском. Но в отличие от голоса, фигура Люсина была далеко не тоненькой. Володя едва выдержал её натиск.
– Хто там? – спросил муж, который ходил по комнате в трусах и майке, разыскивая тренировочные штаны.
Муж был рыжим, веснушчатым и волосатым. Волосы покрывали его лицо, шею и грудь, и плечи у него были в рыжих завитушках, и руки, и спина. Когда этот человек стоял против света, расставив руки, то вокруг него было словно сияние, по контуру оголённых частей тела.
– Я помешал? Извини, – смутился Володя. – Надо было позвонить. Но все телефоны остались в старом сотовом, я его просадил.
– Ничего страшного. Проходи, раздевайся. Сейчас пельмешки будут.
Муж Люси работал вахтёром на складе хозтоваров сутки через трое, и в свои выходные дни отдыхал – то есть пил равномерно и прямолинейно, без запоев и «завязок», бы спокоен и предсказуем. Приносил иногда что-то со склада – и всё в семью, за что был любим тёщей и старшей сестрой Люси. Люся постелила на стол белую скатерть и стала выкладывать лучшие запасы. Она тараторила, тараторила и тараторила без умолку, не давая никому вставить и слова. Все остальные её родственники на «московского щегла» смотрели скептически и с разговорами не спешили. Вспомнив, что гость так ничего и не рассказал о себе, Люся спохватывалась:
– Ой, а чё ты всё молчишь. Хочешь пельмешиков ещё? И ну как ты там в Москве-то? У вас, говорят, театры опять открываются. А у нас… – и опять начинался длинный-предлинный рассказ, на который даже не требовалось реакции.
Володя старался быть вежливым и не одёргивал хозяйку. Остальные домочадцы удивлялись её активности: Люся была всегда сдержанной и зажатой, говорить не любила и вперёд остальных не лезла.
Люсин муж молча налил Володе водки. Он был единственный мужчина в семье и относился ко всему по-философски.
– Женщины, – сказал он и чокнулся своим стаканом о стакан Володи.
– А мне чё не налил?! – возмутилась Люся.
– А от тебя и без этого шума больно много, – ответил муж, но всё-таки плеснул ей на дно чашки.
Когда Володя уходил, Люся вышла его провожать. Она раскраснелась и прижалась к гостю, пока он обувался.
– Я знала, что ты приедешь, – сказала она.
– Тёте Лиде надо было помочь кое-что.
– За мной ты приехал. Я же знаю, что за мной. Я же помнишь когда в тебя влюбилась?
– Люсь, ты выпила.
– Когда ты из-за меня физруку морду чуть не набил. Помнишь, я тогда выросла раньше других, грудь уже была, и он на мне упражнение показывал и лапать стал.
– Не помню. Иди в дом.
Он пытался отцепить от себя её руки.
На самом деле, Люся была сейчас очень красива. Может, если б ей бросить эти кастрюли, уехать в город и жить с хорошем мужем – и она бы снова стала привлекательной женщиной. Володе было её жалко. Но не настолько, чтобы лезть в чужую семью.
– Я теперь никуда не уйду, – сказала Люся. – Вернее, наоборот, уйду с тобой.
– Тебя муж зовёт.
– Да где он зовёт. Он меня в упор не видит, ни слова не скажет, только боком обходит. Как сухарь. Только его даже в чае не размочишь.
Вот, знакомое слово «сухарь» – теперь прозвучало от другой женщины, по отношению к её мужу.
Люся поцеловала Володю и жарко задышала на него. От неё пахло пельменями и водкой. Конфеты она есть не стала и на стол не поставила, убрала за стекло в сервант. Володин подарок она хотела сохранить.
В проёме двери появился муж. Электрическая лампочка сзади подсветила контур его рук и плеч, покрытых пушистыми рыжими волосами.
– Ты приехал мою жену трахнуть? – сказал муж.
– Нет.
– Вы заранее, штоле, договорились?! Ты меня за лоха держишь, пидорок московский?
– Слушайте…
Слово за слово – очнулся Володя в больнице. Ушибы, гематомы и сотрясение мозга. Отвёз его туда сам же Люсин муж, испугавшись последствий.
Из больницы Володя ушёл, не дожидаясь выписки, под свою ответственность. Ну и год… Ни разу Володя и его родные серьёзно не болели (не считая воспаления лёгких после института) – а тут и ожог в сауне, и ревнивый муж бывшей одноклассницы чуть ему голову не разбил, и тёща могла сгореть в доме, и Алёна едва не умерла от вируса…
Алёна-Алёна…
Володя шёл к тёте Лиде, прихрамывая на правую ногу. Его тянуло обратно в Москву, словно там он оставил что-то важное – даже не просто важное, а такое, что может изменить всю его жизнь. Тихое культурное расставание с Алёной перестало казаться ему верным решением. Как будто он чего-то не учёл.
Проходя по мосту через реку, Володя наклонился через перила и посмотрел в воду.
– Что? – спросил он своё отражение.
Оно не ответило, а лишь булькнуло, покачнулось, и от того места начали расходиться круги: это рыбы «играли», высовываясь и хватая ртом воздух.
В сказках такое бывало: едет купец домой, помогает ему водное чудище – морской царь – а за это просит то, что купцу принадлежит, но о чём тот сам ещё не знает. «Безделица какая-то», – думает обычно купец и соглашается.
– Тёть Лид, а что обычно морской царь запрашивает у купца? – спросил Володя, добравшись наконец до её дома.
– Ууу, милый, это где же тебя так разукрасили?! – старушка всплеснула руками и побежала за чем-нибудь холодным, приложить е его синякам.
– Не надо, тёть Лид, всё нормально! – сказал Володя, но было уже поздно: тётя Лида прикладывала к его вспухшим ссадинам обжигающе-ледяной пакет с замороженной цветной капустой. – Так что с чудищем?
– А тебе зачем? Ребёночка он забирает обычно. Наследника этого купца под воду к себе утаскивает.
– Жуть какая.
– А ты чего спросил-то? В сказку, что ли, попал? Это чудище тебя так изукрасило?
– Не знаю, тёть Лид, куда я попал. Но куда-то точно.
Володю немного знобило. Он решил, что не совсем ещё пришёл в себя после потери сознания – потому и лезет в голову всякая муть.