Юлия Александровна Бочарова
Любовь на американских горках
Глава 29. Остановка. Осторожно, окрашено!
Володя прошёл ещё несколько вагонов, а на ближайшей станции вышел, чтобы подождать следующую электричку. Она должна была прийти по расписанию через пятнадцать минут.
На платформе стояла влюблённая парочка лет семнадцати-девятнадцати – видимо, они гуляли всю ночь или ехали сейчас домой с затянувшейся вечеринки. Парень курил, спустив одноразовую медицинскую маску под подбородок и отгоняя дым от девушки. Володя «стрельнул» у него сигарету. Сам он бросил курить ещё в двадцать лет, на втором курсе, когда у него полгода не было денег на еду, не то что на сигареты.
Алёну тогда обокрали, и она плакала между парами в институте, обзванивая знакомых и не зная, что делать. А на лекциях она сидела с опухшими красными глазами и шмыгала носом. Девушка взяла из маминого сейфа наличные деньги, чтобы оплатить своё обучение в институте на полгода вперёд. С утра она не успела забежать в бухгалтерию, потом оставила сумку в туалете на подоконнике буквально на минутку (в кабинке её не на что было повесить). Когда Алёна вышла, то не сразу проверила содержимое сумки, потому что начиналась лекция со злобным преподом, а она опаздывала. После лекции денег в сумке не оказалось, и это выяснилось уже в бухгалтерии, когда Алёне выписали приходный ордер на солидную сумму. Могли украсть в туалете или в аудитории…
– А зачем ты наличные таскаешь? Кто сейчас вообще наличными расплачивается? – спрашивали её однокурсницы.
– Потому что если платёжкой, то они комиссию берут, – отвечала Алёна.
– Так уж лучше комиссия, чем теперь ты всё потеряла, – поучали её ребята.
Умники. Нашли как утешить. После кражи это и так уже понятно.
Алёна была в ужасе, потому что вором мог оказаться любой её однокурсник – из тех, кто ежедневно улыбался ей, здоровался, ухаживал за ней. Потерять деньги было тяжело, но пережить подлость – ещё сложнее. Как учиться и общаться с этими людьми дальше, она не представляла. И как верить теперь людям – тоже.
Володя сорвался со следующей пары и метнулся в банк, снять свои накопления с карты и взять «быстрый» кредит на недостающую сумму. Ему дали тысячными купюрами – он потребовал заменить на пятитысячные, чтобы пачка была похожа на ту, которую украли у Алёны. Пришлось дойти даже до старшего кассира, потому что линейный персонал не хотел идти навстречу. Он добился своего.
Володя не хотел, чтобы Алёна считала себя должной ему. Он решил разыграть «представление», якобы нашлись те самые деньги, которые она потеряла.
Но в тот день он уже не застал Алёну в институте, и пришлось действовать перед другими однокурсниками. Они курили у входа в здание, и Володя якобы случайно выкинул в мусорный пакет вместе с окурком свой пропуск в институт, который вертел в руке. Полез доставать – и о чудо! – вытащил пачку денег в бумажном пакете. Как были упакованы деньги, Алёна неоднократно рассказывала ребятам, спрашивая, не видел ли кто, вдруг она случайно выронила. По описаниям всё совпадало. Друзья посмеялись, мол, тупая уборщица подобрала мусор с пола в туалете и выкинула, даже не проверив, что внутри. Неудачница. У одного из ухажёров Алёны загорелись глаза при виде пачки, но Володя быстро его привёл в чувство, взяв за «холку». У них в Воронеже так успокаивали молодых кобелей, которые в подростковом возрасте начинали «борзеть» и пытаться выйти на верхний уровень в иерархии «стаи».
Алёне тут же позвонили и сообщили, что деньги нашлись. Она была счастлива. Девушка так и не узнала, кому была обязана своим спасением.
А Володя потом сидел на жёсткой диете, пока не отдал весь долг. Маме он отсылал деньги в прежнем объёме: не хотел её тревожить. Да и прикольно было – это своеобразный вызов, игра в «выживание» в городских условиях. Ничего плохого с Володей не случилось: молодой организм вполне в состоянии выдержать полгода на «Дошираке» и сладком чае, которым его угощали соседи по общаге, – а вот от сигарет пришлось отказаться. Они были не по карману. Первую неделю его сильно мутило, потом стало легче. А когда появились лишние деньги, сигареты показались Володе уже не обязательными. Так он и бросил.
Лишь иногда, ради поддержания дружеской беседы Володя брал изогнутую курительную трубку, сидя на веранде у Насонова и обсуждая с ним житейские дела, но тяги к табаку у него не возникало.
Теперь же Володе нестерпимо захотелось закурить. Электричка не приходила. В кассе сказали, что её отменили, и надо ждать следующую, через сорок восемь минут. Мимо платформы прошёл товарный поезд, загудев и почти не сбавляя скорость. Запахло то ли дёгтем, то ли сажей. А может, так пахли нефтепродукты из проносившихся мимо вагонов-цистерн.
Грохотание тяжёлого состава отдавалось в груди у Володи – так на рок-концертах и на фестивалях музыка «проникала внутрь». Тудух-тудух, тудух-тудух – как ритм тяжёлого металла, на который сама собой ложилась мелодия Володиных ощущений за всё последнее время. Он сел на скамейку и только потом увидел рядом с собой лист с надписью: «Окрашено». Потрогал пальцем дощечки – и правда, липкие. Но вставать было уже незачем: всё равно испачкался, хуже не будет. А так хоть отдохнёт после безумной ночи.
Вспоминать про карантин ему не хотелось, но мысли сами лезли в голову.
Часть третья
Глава 1. Отношения на карантине
Итак, перед самым началом карантина из их квартиры съехал неудачливый художник, которого приютила Алёна. В середине марта ввели первые ограничения в связи с вирусом, а потом была и первая нерабочая неделя, когда Алёна и Володя впервые за долгое время вынуждены были остаться вдвоём, запертые в одном помещении.
Володя привык отвечать за всё, что происходит вокруг него. Он нёс ответственность за своих «бойцов» на работе, вытаскивал друга Костика из передряг, уберегал жену от её же собственных эмоций. Он старался не показывать, как ему самому тяжело и что порой он бывал на грани нервного срыва. Ему нравилось быть надёжным и крепким человеком, которого ничем нельзя поколебать. Он хотел быть той самой каменной стеной, за которой близким ничего не страшно.
Сколько кризисов уже было позади! Может, они и оставили на нём трещины, как на бетонной армированной плотине, которая удерживает невероятную массу воды – но Володя был всё так же крепок (во всяком случае, думал так).
Однако этой весной в мире начали происходить совсем уж странные вещи: вирус, обнуление, опустевшие улицы, приближение кометы, ожидание Апокалипсиса и всеобщая тревога за будущее, – и Володя напряг все свои силы, как атлант, желая оградить от идущего извне стресса всех, кого он считал своими.
Да, Володя старался быть хорошим человеком… И он не понимал, почему всё идёт наперекосяк. Жена на него обижалась, друг называл дураком и подкаблучником, а «бойцы» ошибались, забывая отправить очень важные письма в ЦБ и «зашиваясь» от текущих задач. Володя не «застревал» надолго на какой-то одной проблеме, поскольку голова всегда была занята срочными задачами. Постоянно что-то «горело» или дома, или на работе, или на даче у тёщи, и ему надо было спешить на помощь.
У ключевого сотрудника в офисе в начале марта умерла мать – тот с братом по этому поводу напился и едва сам не умер. Оказалось, что у него сахарный диабет, и алкоголь ему противопоказан. Пока он лежал в больнице, заразился ковидом. Володя поддерживал этого сотрудника и «латал дыры» в рабочем процессе.
Ещё один парень «застрял» в Испании, когда авиарейсы отменили. Его там вместе с семьёй (женой, двумя детьми и пожилой матерью) принудили сидеть в комнате, как под арестом, не отлучаясь ни на секунду, и при этом оплачивая каждый дополнительный день пребывания. Пришлось оказывать парню психологическую поддержку и включать его в работу, чтобы сохранить ему хоть какую-то основу для жизни. На рабочих совещаниях по зуму на заднем плане его дети «ходили на головах», и это было похоже на сумасшедший дом, совмещённый с парком аттракционов.
Несколько девушек в бухгалтерии после пугающих новостей встали в позу и коллективно отказалась выходить на работу – пришлось им срочно организовывать удалённые рабочие места, хоть это и противоречило политике главного акционера. Володя брал на себя ответственность, чтобы работа банка не была сорвана, и люди не потеряли рабочие места в этот и без того сложный период.
Теперь же из-за карантина у Володи появилось свободное время, и он ощутил себя словно подвисшим в безвоздушном пространстве. Первое, что он почувствовал, оставшись дома – это бесконечная усталость и желание лечь пластом и не вставать. У него упала температура до 35,1.
Жена готовила Володе еду и приносила в комнату чай с шиповником и лимоном, чтобы он восстанавливал силы. Но общения с ним она не искала и стала как будто чужой. Словно за прошедшие осень и зиму они перешли в статус соседей по коммуналке или коллег в коворкинге, между которыми принято иногда перекинуться парой слов или вместе пообедать, но не может быть ничего личного.
Володя пытался заговорить с Алёной, но речь как будто рассыпалась, спотыкаясь об её ответные междометия и вежливые фразы: «спасибо» и «пожалуйста», «всё в порядке» и «нет, ничего не нужно».
Алёна успокоилась и изжила свою ревность, перенаправив энергию в благотворительность – но вместе с ней случайно избавилась и от своего либидо. Словно ту часть характера, которая доставила им с Володей столько неприятностей, она ампутировала, отрезав «по живому», – а остального не хватило, чтобы сохранить настоящую близость между ними. А может, Алёна боялась, что если снова открыться – её опять «унесёт».
Володя увидел перед собой глухую стену и растерялся. До сих пор ему казалось, что их семейную жизнь можно восстановить. Стоит ему отдохнуть и набраться сил, стать снова крепким – и он будет нежен с женой, будет давать ей достаточно тепла и внимания, перестанет «взрываться» в ответ на её ревность. В сущности, это даже мило, когда тебя так любят, даже если и ревнуют.
Но к апрелю ему стало страшно.
Алёна заполнила свою жизнь волонтёрской деятельностью и не собиралась с ней расставаться. Она закупала и отвозила на раздаточный пункт одноразовые маски и резиновые перчатки, продолжала ездить в детдом с памперсами и детским питанием. Однажды её задержали на въезде в маленький подмосковный городок, через который она добиралась до детдома, и потребовали пропуск с QR-кодом. Она забыла его заказать. Разобраться на месте не получилось, поскольку уведомлять о поездке надо было за три часа до её начала. Алёне выписали штраф на пять тысяч, а машину развернули.
Алёна зашла в квартиру, усталая и расстроенная.
Володя не ожидал, что жена так быстро вернётся. Он много думал всю последнюю «карантинную» неделю и решил, что быть соседом для своей жены и жить с ней рядом, как чужой человек, он не хочет. Но и порвать вот так, запросто, он не мог – вернее, не хватало смелости взять на себя ответственность за разрыв. Володя хорошо помнил, как прожил без Алёны два года и чуть не сошёл с ума.
Глава 2. Взгляд Володи
После ухода Алёны к Игорю он не стал прыгать с моста – нет, конечно, это было бы глупостью и слабостью для взрослого мужчины (тогда, в свои двадцать три он считал себя очень взрослым). Володя просто начал умирать – постепенно, день за днём, погружаясь в депрессию всё глубже и словно уходя в царство теней и становясь полупрозрачным. В Володю даже стали врезаться прохожие на улице – до того он стал незаметным.
Сначала он был очень зол на Алёну. Потом думал, что она вернётся – очень хотелось в это верить. Но когда она ему позвонила, он сбросил вызов. Она позвонила ещё раз, через несколько дней – и он снова сбросил. Неожиданно для себя он понял, что не хочет слушать никаких объяснений и оправданий. А ещё он понял, что боится. Если Алёна «с барского плеча» предложит ему возобновить отношения и согласится жить с ним, то он не сможет отказаться, потому что очень сильно любит её (сам он думал: «Потому что я слабак»). Она снова будет скучать рядом с ним, придираться по мелочам, вспоминать Игоря и искать кого получше, а Володя – любить её всё сильнее, зная, что никогда не станет для неё по-настоящему любимым. Он не формулировал этого словами и удивился бы, если бы кто-то разложил ему всё «по полочкам» – просто у него было такое ощущение.
Володя много раз жалел, что сбросил звонки Алёны, особенно когда календарь подсказывал очередную памятную дату. Вот Новый год – у них с Алёной была шумная вечеринка, их однокурсники и друзья заняли всю съёмную квартиру, и Володе с Алёной пришлось спать в ванне, «валетом». А утром их залил водой из душа полусонный гость, который с похмелья не разобрался, кто тут и что делает – просто хотел намочить себе голову и освежиться. А вот тринадцатое марта – они с Алёной поехали за город кататься на лыжах. Температура была уже несколько дней плюсовая, а они за всю зиму так и не съездили покататься, так что сейчас навёрстывали упущенное. Снег был липкий, и они устали, не получив удовольствия. Володя зацепил Алёну длинным шарфом (получилось что-то вроде упряжи) и тащил на себе вперёд. Им надо было перейти через низину, затем подняться на холм, а там уже рукой подать до железнодорожной станции. Но видимо, на солнечном склоне снег сильно подтаял, и вода стекала в низину под толщей снега, подмывая его с «изнанки». Володя шёл первым и провалился в ледяную воду, едва не утянув за собой Алёну. А она вытаскивала его, протягивая палки. Наконец, девушка догадалась снять лыжи и сделать что-то вроде наста, чтобы он лёг на них и не проваливался в снег. Володя тогда сильно заболел и слёг с воспалением лёгких. Но хуже всего была не болезнь, а то, что воспоминания о заботе Алёны мучили Володю. Казалось, что в какие-то моменты она его любила. Володя старался отгонять от себя видЕния.
– Она тебя кинула, уважаемый Владимир Сергеич, – говорил он сам себе. – И не просто так, а ушла к другому мужику. Два раза потом позвонила и больше не стала. Значит, всё. Забудь её.
Справиться со «слабостью» помогали плохие воспоминания: ссор и скандалов в их совместной жизни хватало. А когда тоска отступала, Володя говорил сам себе, что сделал всё правильно.
В летний отпуск и на новогодние каникулы Володя уезжал к маме в Воронеж, и там ему было хорошо. Он даже подумывал остаться у мамы, пусть даже потеряет в зарплате и карьерном росте. Но мудрая мама «выпихивала» его обратно в Москву, чтобы не жалел всю жизнь о потерянных возможностях. Хотя конечно, она была очень рада сыну, и эти пара недель были лучшими для неё за весь год.
В Москве Володя погружался в работу. С Костиком они в то время почти перестали общаться: друг старался вытянуть его из апатии с помощью веселья, алкоголя и шумных вечеринок, а Володю это раздражало. Однажды, когда Костик притащил к нему домой без спроса целую толпу народа, Володя «взорвался» и всех выгнал. Кажется, даже кого-то побил, не рассчитав силу. Костик обиделся.
– Я же для тебя стараюсь, идиот. Так и сдохнешь один и плесенью покроешься у себя дома.
– Тебе-то что?
– То, что я твой друг!
– Друг?!
– Да, Вован. Есть такое слово – дружба, и если ты забыл…
– Тогда оставь меня в покое! Если ты мне друг. По-хорошему тебя прошу. Докажи хоть раз, что уважаешь меня и что я сам в состоянии решить свои проблемы, без шутов и скоморохов, и без того, чтобы меня спасали.
Костик помолчал.
– Ладно. Адьос, – сказал он и хлопнул Володю по плечу.
Костик ушёл, и Володя остался один. Ему, и правда, не хотелось, чтобы его жалели. Хуже всего было выглядеть слабаком в глазах окружающих, а главное – в своих собственных. Пусть ему тяжело, но он справится сам, без унизительной опеки.
После этого случая Володю снова «накрыла» депрессия. Он погорячился, выставив друга в столь категоричной форме, и к сожалениям о неудаче в любви добавилась ещё и вина перед Костиком, и – теперь уже совсем полное одиночество. Контакты на работе держали на плаву, но полноценными человеческими отношениями это не было.
В таком состоянии Володю и застала та съёмка в автосалоне, в которой участвовала Маша. Новая девушка вытащила его из трясины, проявляя тёплое дружеское внимание, ненавязчиво помогая в делах и не наступая на его больные места. Впрочем, в тот момент все его места были больными, и как ей это удалось – загадка. Когда Володе хотелось похандрить, она не приставала. Но в нужный момент появлялась с пирогами с яйцом и луком, которые он любил, а также с таблетками от горла, которые он сам забывал себе купить, оставляла пакет и уезжала. У неё всегда были дела.
– Я у вас проездом, просто забежала навестить, – говорила она.
В какой-то момент Володе стало жаль, что Маша всё время убегает, и у неё нет времени посидеть с ним и попить чаю, съесть вместе пирог. Она не сразу, но стала оставаться.
Володя не знал, любил ли он Машу, но точно был ей очень благодарен. Маша сначала просто жалела его, а затем стала уважать, видя, как он стойко переносит боль, не афиширует её и не ноет. Когда разговор у них заходил об Алёне, Володя отзывался о бывшей девушке только хорошо.
Маша привязалась к этому странному парню, который изображает из себя титана духа, а потом познакомилась и с Костиком, и со всеми их приятелями. Летом они впервые все вместе поехали на музыкальный фестиваль. И хоть в тот год даты мероприятия выпали на дождливые дни, и поле развезло от грязи, но Володя ожил. Друзья ему завидовали, что Маша с ним, и старались перехватить её внимание. Володя решил, что лучшей жены ему не найти, и сделал ей предложение. Маша согласилась, а через месяц уехала в Азию по контракту. Она слала ему каждый день фотки и новости, он скидывал ей смешные картинки и желал доброго утра, когда сам ложился спать (из-за разницы во времени).
Володя скучал по Маше и хотел, чтобы она вернулась поскорее, но почему-то вместо неё ему снилась Алёна. Номер бывшей девушки он стёр из телефона, чтобы не было искушения ей позвонить или написать ночью, после двух банок пива. Поэтому теперь Володя невольно напрягался от звонков с любых незнакомых номеров. Костик его «подкалывал».
В какой-то момент Костик решил, что Володю приворожили, и это настоящее колдовство – иначе как можно столько времени страдать по стерве, которая его бросила? Очередная новая девушка Костика была эзотериком и даже выступала по телевизору в программе «Битва колдунов» (правда, это не помогло ей предугадать, что Костик вскоре исчезнет из её собственного поля зрения, как утренний туман). В тот момент Костик увлёкся новой темой и решил расколдовать Володю. Девушка-эзотерик провела какие-то манипуляции над фотографией друга своего парня, которую тот открыл в телефоне. Телефон после этого «сдох» и больше не включался – наверное, магия была очень сильная. Костику не терпелось узнать результат магического ритуала.
– Ну чё, как дела сегодня? – спрашивал Костик Володю. – Ты чёта почувствовал?
– В смысле?
– В коромысле. Чёнить было сегодня особенное? В районе двух часов дня.
– Ну стошнило. На обед неудачно сходил, – ответил Володя. – Потом тачку поцарапал – ну немного, на бампере. А ты почему спрашиваешь?
– Тьфу, – ответил Костик. – С тобой даже магия бессильна.
После этого Костик стал копить деньги на новый айфон, а с девушкой перестал общаться. С такой телефонов не напасёшься.
Володя не считал их отношения с Алёной американскими горками. Для него это был дремучий лес, через который надо продираться, то вырубая накиданный ураганом валежник, то отбиваясь от москитов, то хромая, попав ногой в прикрытую травой яму – но и выходя порой к прозрачной чистой реке, на берегу которой забываешь обо всех сложностях. Зачерпываешь горсть, чтобы умыть лицо искрящейся прохладой – и отходит на второй план, становится не важным всё, что пришлось преодолеть на пути сюда. Это стоило того. Птицы поют. Травы пахнут невероятно: и терпко, и свежо, и примешиваются какие-то острые запахи. В детстве и юности Володя испытывал такие ощущения, ходя по Воронежским лесам, когда они с родственниками отправлялись за грибами или ягодами. К пяти часам дня солнце настаивало воздух на траве так крепко, что казалось, им можно напиться вместо чая и утолить жажду, и наполнить новой силой уставшее тело. Малина и земляника в таком лесу невероятно сладкие и желанные – не то что садовые «жертвы селекции», крупные, но водянистые и безвкусные. Но в таком лесу надо быть толстокожим (или иметь несколько слоёв одежды, заправив штаны в высокие резиновые сапоги и замотав лицо маминым платком) и не чувствительным, иначе пропадёшь, съедят комары и москиты. И надо хорошо ориентироваться в ситуации и в пространстве, чтобы не сгинуть в чащобе. А если ты ведущий, то надо ещё и сохранить тех, кто поверил тебе и пошёл за тобой.
Они однажды втроём с мамой и тёткой Лидой так заблудились в лесу и ходили несколько часов, начало уже смеркаться. К счастью, Володя набрёл на грунтовую дорогу (ну как дорогу, след от колёс грузовика), и компания пошла по ней – до тех пор, пока не упёрлась в лежащее поперёк дерево. К тому моменту дорога под их ногами почти потерялась, заросла травой. Видимо, шофёры видели препятствие издалека, из своих высоких кабин, и разворачивались обратно. В тот раз дорога всё-таки вывела Володю, маму и тётку Лиду в обратную сторону к станции, и они с полными вёдрами ягод сели на электричку. Аромат разнёсся по всему вагону. Пассажиры им завидовали.
Но блуждать по дремучему лесу после такого больше никогда не хотелось.
А вот в отношениях с Алёной Володя никак не мог найти ту дорогу, которая вывела бы их к счастливому будущему. Он и сам заплутал.